Geum.ru

«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35
Глава XIV. 1956—1985 гг. — ХРУЩЕВСКИЕ «ОТТЕПЕЛИ» И ЗАРОЖДЕНИЕ МНОГОЦВЕТЬЯ В ИСКУССТВЕ И КУЛЬТУРЕ

«Поэтический бум» и деревенская проза. Уравниловка на производстве. «Заморозки» брежневского неосталиниз­ма. Диссидентское движение. Культура эпохи «застоя». Русские — первые в космосе.

Что пройдет, то будет мило.

А С. Пушкин

XX съезд КПСС (14—25 февраля 1956 г.) стал во многом переломным моментом в истории страны, хотя далеко не все связанные с ним надежды впоследствии оправдались. Съезд и особенно исторический доклад на нем Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» дали толчок процессу обновления общества, положили начало развенчанию мифов сталинизма, освобождению общественного сознания от догм и идеологических стереотипов. Период в жизни страны, свя­занный со съездом, получил название «оттепели» (по одно­именному роману И. Эренбурга). Особенно этот период по­влиял на молодое поколение, многие представители которого и позднее, в условиях брежневской реакции, остались верны убеждениям, формировавшимся в годы «оттепели».

Стержнем политической системы советского общества в рассматриваемый период, как прежде, являлась КПСС. Все основные решения в государстве принимались при участии и руководстве партии, в соответствии с «генеральной линией» ее политики.

КПСС делилась как бы на три уровня: рядовой состав, который практически не имел возможности влиять на выра­ботку политики партии; партбюрократия, бывшая становым хребтом партии и реально осуществлявшая политику; вер­хушка партии, обладавшая абсолютной реальной властью и принимавшая решения.

В отношении рядового состава изменений в этот период произошло немало. Пытаясь опереться на силу, противостоя­щую партократии, Хрущев стимулировал в некоторой сте­пени внутрипартийную демократию. Повысились значение партсобраний и ответственность перед ними выбранных де­легатов.

В годы «оттепели» заметно повысился уровень жизни со­ветского народа, причем в городе он был по-прежнему выше, чем в сельской местности. Повышалась как зарплата (в сред­нем на 35%), так и общественные фонды потребления, впе­рвые рядовые труженики стали получать отдельные кварти­ры. С 1956 г. продолжительность рабочего дня для рабочих в предвыходные и предпраздничные дни уменьшилась на 2 часа, установлен 6-часовой рабочий день для подростков в возрасте 16—18 лет. В 1956—1960 гг. закончили перевод всех рабо­чих и служащих на 7-часовой рабочий день. С 1957 г. по­вышена заработная плата низкооплачиваемым рабочим и слу­жащим. В 1956 г. в 2 раза и более были повышены размеры пенсий подавляющему большинству пенсионеров. Принятое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 31 июля 1957 г. «О развитии жилищного строительства СССР» поло­жило начало широкому жилищному строительству.

1956—1964 гг. характеризовались ростом социальной ак­тивности. Прежде всего это коснулось самого массового дви­жения — профсоюзного.

Общественная активность, всплеск которой начался с «от­тепелью» и разоблачением культа личности, была особенно характерна для молодежи. В эти годы происходит массовый рост рядов комсомола, составивший за четыре года между XII (1954) съездом ВЛКСМ и XIII (1956) свыше 10 млн чело­век, общая численность этой организации достигла 18 млн.

В то же время конец «оттепели» ознаменовался первыми открытыми, хотя и весьма малочисленными и неорганизо­ванными протестами против политической системы в СССР. В июне 1962 г. в Новочеркасске состоялась демонстрация трудящихся, требовавшая улучшения жизненного уровня. Демонстрация была разогнана с помощью войск.

Подлинной национальной трагедией явилось вооруженное подавление восстаний в Венгрии в 1956 г. и в ГДР в 1961 г., хотя антисоветские выступления более мелкого масштаба имели место и в других странах, прежде всего в Польше (1956 г. — волнения в Познани).

Вслед за «берлинским кризисом» (весна — лето 1961 г. и возведением вокруг Западного Берлина стены) последовал «карибский» или, как его называют в странах Запада, «ра­кетный кризис». Этот кризис поставил мир на грань мировой катастрофы, так как СССР и США, как никогда ранее, оказа­лись у черты термоядерной войны. И лишь благодаря пря­мым переговорам 22—27 октября 1962 г. по трансатланти­ческому телефону между президентом США Дж. Кеннеди и лидером Советского Союза Н. Хрущевым удалось предотвра­тить ядерный катаклизм.

1965—1984 гг. были двадцатилетием наиболее стабиль­ного развития советского общества (в историю эти годы вошли как «застойные»), В этот период при отсутствии внутри-и внешнеполитических катаклизмов были достигнуты наи­высшие уровни в экономической, социальной и культурной областях при советско-бюрократической системе государст­венного устройства. В то же время именно в этот период на­чался всеобъемлющий кризис Советского государства и об­щества, что особенно проявилось уже после 1985 г.

В 1965—1985 гг. завершилось складывание основных ин­ститутов советской бюрократической системы. Одновременно все более отчетливо проявлялись ее неэффективность, пороч­ность самих основ, на которых она была создана.

Согласно новой Конституции СССР, принятой в 1977 г., Советы депутатов трудящихся стали называться Советами народных депутатов. Тем самым подчеркивалась социальная однородность советского общества, провозглашенная офици­альной идеологией. Однако в формально «народных» орга­нах власти по-прежнему все определяли партийные и госу­дарственные чиновники.

Полная бюрократизация общества не означала, что невоз­можно было подняться по социальной лестнице вверх (при­мер М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина свидетельствует как раз об обратном), но подниматься можно было, только приняв правила номенклатурной борьбы и став примерным чиновни­ком. Продвижение наверх в любой сфере возможно было лишь в том случае, если человек был активным членом КПСС. Это было основной причиной, почему в 1965—1985 гг. интенсив­но росли ряды партии. В КПСС был весь бюрократический аппарат и значительная часть карьеристски настроенной бю­рократизирующейся интеллигенции. К середине 80-х годов в КПСС насчитывалось около 19 млн членов и кандидатов. Ис­ключение из партии автоматически влекло за собой снятие со всех руководящих постов.

В 60—80-е годы количество общественных организаций интенсивно увеличивалось. Одновременно нарастал процесс их бюрократизации. Кроме самых крупных и представитель­ных, таких, как профессиональные союзы и ВЛКСМ, появи­лось много новых. Среди приобретших влияние в стране мож­но назвать Комитет советских женщин, советский комитет за­щиты мира, Комитет молодежных организаций. Советский Красный Крест и многие другие. Но эти организации не были, по существу, общественными, они были бюджетными, ими ру­ководили партийные органы, а руководящие посты в них за­нимали представители все той же партийно-государственной номенклатуры. Как профсоюзы, так и комсомол теряли пос­ледние элементы демократизма, шло интенсивное разбухание их управленческого аппарата. Членство в этих организациях постепенно становилось насильственным — любой работник промышленности или сельского хозяйства считался членом профсоюза (в 1985 г. — 137,7 млн человек, в 31 отраслевом профсоюзе), а почти каждый молодой человек — членом ВЛКСМ (общая численность в 1985 г. свыше 40 млн).

Эти и все другие организации были поставлены под пол­ный контроль партийных органов, что привело к потере к ним интереса со стороны общественности, и прежде всего мо­лодежи.

Примерно та же политика полного контроля проводилась и по отношению к церкви.

Облегчение в жизни церкви, происшедшее во время вой­ны, длилось недолго. Советская власть испугалась начинав­шегося религиозного возрождения. В среде молодежи появи­лись верующие, образовывались студенческие кружки. В цер­ковь приходили дети видных советских чиновников — ком­мунистов. При Н. С. Хрущеве началось новое гонение на цер­ковь. Около 15000 храмов было закрыто после 1959 г., анти­религиозная пропаганда усилилась. Уже существовавшие за­коны, запрещающие обучать детей религии, стали теперь тол­коваться как запрещение детям приходить в церковь. Свя­щенник не должен был начинать службу, если в храме были дети. Если родители воспитывали детей в религиозном духе, детей могли у них отнимать и отдавать в приюты.

Уравниловка на производстве, соответствовавшая идеоло­гической установке на сближение социальных групп, приве­ла к падению престижа сложного, квалифицированного тру­да, ликвидировала стимулы роста квалификации и произво­дительности.

Социальная активность трудящихся, рожденная в период «оттепели», проявляла себя, правда, все меньше и меньше и в «застойный период». Кроме того, сам партийно-государствен­ный аппарат был заинтересован в «маяках» производства, что­бы показывать эффективность производительных сил в СССР. Но отдельные успехи и достижения так и оставались отдель­ными успехами, так как бюрократический механизм ни в коем случае не был заинтересован в их распространении.

Несмотря на все негативные явления в экономике, уровень жизни в СССР медленно повышался до середины 70-х годов, а затем более чем пятилетие не снижался. Росла заработная пла­та основных категорий трудящихся, увеличивались обществен­ные фонды потребления, делались серьезные, правда недоста­точные, финансовые инвестиции в медицину, образование, спорт, отдых. Снабжение населения продуктами питания и изделия­ми легкой промышленности достигло своего максимума.

Реальный жизненный уровень стал падать лишь с начала 80-х годов.

Как и в общественно-экономической, так и в сфере науки, образования, культуры время «оттепели» ознаменовалось оп­ределенным подъемом.

Большое внимание было уделено среднему и высшему образованию. В декабре 1958 г. был принят закон, согласно которому вместо семилетнего образования вводилось всеоб­щее обязательное восьмилетнее. Существенно увеличился выпуск специалистов из вузов. В 1958/59 учебном году со­ветские вузы выпустили специалистов почти в 3 раза боль­ше, чем высшая школа США.

В 1959 г. 39% рабочих и 21% колхозников имели среднее и даже высшее образование, тогда как в 1939 г. среди лиц физического труда такое образование имели лишь 4,3%.

В августе 1974 г. сессия Верховного Совета РСФСР приня­ла постановление «О мерах по завершению перехода ко все­общему среднему образованию в РСФСР». Определены три основных пути осуществления среднего образования — сред­ние общеобразовательные школы, средние специальные учеб­ные заведения, средние профессионально-технические учили­ща. В августе 1974 г. Верховный Совет РСФСР принял Закон о народном образовании, направленный на совершенствова­ние деятельности всех учебных заведений. В 1974 г. в сред­ние учебные заведения было принято 92% выпускников 8-х классов общеобразовательных школ всех видов (на 18% боль­ше, чем в 1970 г.).

За годы советской власти создана сеть внешкольных уч­реждений. В начале 1974 г. имелось 2350 дворцов и домов пионеров и школьников, 414 станций юных техников, 228 станций юных натуралистов, 90 экскурсионно-туристических станций, 98 парков системы Министерства просвещения.

В годы «застоя» (60—80-е годы) в школах учащихся ори­ентировали в основном на продолжение образования в вузах, в то время как обществу остро не хватало квалифицирован­ных специалистов среднего звена. Попытками преодоления этой дисгармонии явилось увеличение технической и профес­сиональной ориентации школьников в средней школе, увели­чение ПТУ и техникумов. Но в целом эта проблема не только не была решена, но даже обострилась к концу периода.

Кризисное состояние школьного образования вызвало по­пытку осуществить реформу школы (1983—1984), чтобы со­риентировать ее на нужды экономики. Но неподготовленность, непонимание причин кризисных явлений как в экономике, так и в образовании привели к быстрому отказу от нее. Уже в 1985—1986 гг. реформа была свернута.

Вместе с этим в это время появился целый ряд преподава­телей, которые творчески подходили к школьному образова­нию. Среди них можно назвать В. Ф. Шаталова, Е. И. Ильи­на, Ш. А. Амонашвили и ряд других.

Аналогичные проблемы стояли и перед высшей школой. Несмотря на то что в стране постоянно росло количество ву­зов и университетов (число последних в 1985 г. достигло 69), промышленность и сельское хозяйство страны испытывали все возрастающую потребность в квалифицированных кадрах. Главными причинами этого были нерациональное использо­вание выпускников вузов, понизившийся уровень их подго­товки, связанный с оторванностью от практики, снижение престижа дипломированного специалиста.

Как и в сфере экономики, время «оттепели» (1956—1964) характеризовалось подъемом советской науки и культуры. За это время увеличилось число научных учреждений до 3,2 тыс. В 1958 г. В СССР были созданы или заложены осно­вы таких современных отраслей производства, как атомное машиностроение, космическая техника, микробиологическая промышленность, лазерная техника, разработаны новые эф­фективные материалы и технологические процессы.

В июле 1956 г. в воздух поднялся первый советский реак­тивный самолет Ту-104, в 1957 г. был осуществлен запуск много­ступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты.

Мы стали одной из самых образованных стран мира, обогнав по уровню грамотности и числу студентов высших учебных заведений ведущую страну мира — США. И то, что наша страна первой в мире 4 октября 1957 г. запустила в космос спутник, было отнюдь не случайностью. Этот фактор вызвал буквально шок на Западе.

12 апреля 1961 г. российский летчик-космонавт Юрий Гагарин совершил первый в истории полет человека в кос­мос. Он положил начало освоению околоземного пространст­ва человеком с помощью искусственных спутников земли.

Произошла реорганизация Академии наук, из ведения которой были изъяты учреждения, разрабатывавшие приклад­ную тематику. Одновременно создавались институты и лабо­ратории проблемно-теоретического характера, особенно мно­го в области физико-математических наук. В мае 1957 г. пра­вительство СССР приняло решение о создании на востоке стра­ны крупного научного центра — Сибирского отделения Ака­демии наук СССР. Началось строительство в районе Новоси­бирска научного городка, вскоре ставшего крупнейшим в стра­не исследовательским центром. В 1957 г. в СССР был запу­щен самый мощный в мире ускоритель элементарных час­тиц — синхрофазотрон.

В 1956 г. в г. Дубне недалеко от Москвы был создан круп­ный международный исследовательский центр — объединен­ный Институт ядерных исследований. Всемирную известность получили работы советских физиков — академиков Л. Д. Лан­дау, М. А. Леонтовича, А. Д. Сахарова, И. Е. Тамма, Н. Н. Бо­голюбова и др. Началось производство отечественной вычис­лительной техники. Важное теоретическое и прикладное зна­чение имели работы академиков Л. А. Арцимовича, М. В. Кел­дыша, М. А. Лаврентьева, нашедшие применение в области теории ядерного синтеза, теории поля, гидродинамики, аэро­динамики и других областях науки. Надо сказать, что в фун­даментальных областях науки, в первую очередь в области физики, химии, и конечно же, в космосе, наша страна не только не отставала, но и шла впереди многих западных стран. Постоянный научный прогресс происходил и в военных об­ластях. Что же касается прикладных областей, особенно ком­пьютеризации, то здесь мы безнадежно отставали от Запада.

Книгоиздание в начале 80-х годов приобрело не только массовый, но и многонациональный характер. Треть ежегод­ных изданий книг (по тиражу) составляла художественная литература. Книги издавались на 89 языках народов СССР и 56 языках народов зарубежных стран.

По сравнению с 1913 г. тираж книг и брошюр на русском языке увеличился в 2,5 раза, на армянском — в 23, на гру­зинском — в 29, на казахском — в 90 раз, на украинском — в 153, на узбекском — в 263 раза. Если перед первой мировой войной на 100 человек выпускалось 62 экземпляра книг, то теперь на одного человека приходилось 7 книг, а на семью — более четырех периодических изданий.

По данным ЮНЕСКО, СССР занимал в эти годы первое место в мире не только по количеству книг на человека, но и по количеству и тиражам переводных изданий. За годы со­ветской власти у нас изданы произведения авторов более 100 государств, в их числе более 1200 писателей бывших социа­листических стран, 522 писателя Франции, 325 — США, 316 — Англии, 132 — Италии, около 500 — стран Азии и Африки. Всего за годы советской власти в нашей стране вы­шло 4,5 тыс. изданий писателей Азии и Африки общим ти­ражом свыше 200 млн экземпляров. В Советском Союзе изда­валось переводных книг в 9 раз больше, чем в Англии, в 4 раза больше, чем в США, в 6,5 раза больше, чем в Японии.

Приведем еще один пример. Если в 1976 г. у нас было издано 1587 названий переводной литературы, то в 1982 г. их было уже 2059.

В то же время, также по данным ЮНЕСКО, ежегодно бо­лее чем в 50 странах мира издается около 2500 названий книг авторов нашей страны. К этому можно добавить, что в 1983 г. у нас издавалось 7844 различные газеты на языках народов СССР, их разовый тираж 178 млн. У нас издавалось 108 мо­лодежных и 24 детские газеты, 4859 журналов и изданий журнального типа — годовой тираж более 3 млрд экземпля­ров.

XX съезд КПСС 1956 г. внес изменения в духовную жизнь советского общества. В 1958 г. было принято постановление ЦК КПСС «О исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий», «От всего сердца». Имен­но тогда берут начало тенденции, которые более чем на два десятилетия вперед определили основные течения литерату­ры: деревенская проза (Овечкин, Дореш), военная проза (Си­монов).

Постоянно увеличивались денежные средства на разви­тие культуры (так, они выросли с 55,9 млрд руб. в 1970 г. до 125,6 млрд в 1985 г.). Создаются новые творческие союзы:

Союз работников кинематографии СССР, Союз писателей РСФСР, Союз художников РСФСР, начали издаваться новые журналы. И тем не менее не стоит идеализировать эти годы.

Можно вспомнить и хрущевские разносы творческой ин­теллигенции, описанные, в частности, Тендряковым (1 де­кабря 1962 г. состоялось печально известное посещение Н. С. Хрущевым выставки московских художников в Манеже, за­кончившееся разгромом Э. М. Билютиным руководителей творческой студии), и травлю Пастернака в 1958 г. и его ро­мана «Доктор Живаго», опубликованного за рубежом, а так­же присуждение ему Нобелевской премии, за что Б. Л. Пас­тернак был исключен из Союза писателей, и т. п. Но важно видеть общую тенденцию, которую определяют не эти реци­дивы сталинщины, а обстоятельства совсем иного плана.

В это время в литературе появляются тенденции, принци­пиально важные для ее развития. Возвращается в литературу, чаще всего посмертно, целый ряд величайших писателей: Ба­бель, Пильняк, Есенин, Куприн и Бунин, из XIX в. — Досто­евский, из рубежа веков — Сологуб и многие, многие другие. Именно в это время из запасников 30-х годов был извлечен роман «Мастер и Маргарита» Булгакова, который продолжал производить тектонические сдвиги в эстетическом сознании.

Вместе с тем именно в сфере культуры особенно отчетли­во проявились свойственные этому времени прямые рециди­вы сталинизма. Партийные руководители по-прежнему втор­гались своими указаниями в литературу, живопись, науку, пытаясь подчинить идеологическим штампам творческий процесс.

В 1957—1962 гг. проводились «встречи» руководителей партии и правительства с деятелями культуры и искусства, представителями советской интеллигенции, на которых зву­чали крайне резкие оценки таких антисталинских произве­дений, как романы «Не хлебом единым» В. Дудинцева, «Ры­чаги» А. Яшина, «Собственное мнение» Д. Гранина, «Семь дней недели» С. Кирсанова; фильм М. Хуциева «Застава Ильи­ча» был назван очернительским, но начавшаяся борьба со сталинизмом продолжалась, и продолжалось заполнение «бе­лых пятен» и знакомство с западной культурой.

Воспоминание-эссе И. Эренбурга «Годы, люди, жизнь» (1961) впервые для поколения шестидесятников «открыло» М. Цветаеву, М. Волошина, И. Бабеля, О. Мандельштама, М. Шагала, В. Кандинского, А. Таирова. Книга как бы подняла «железный занавес», показав необъятные горизонты вза­имодействия художественно-интеллектуальных сил России и Европы: П. Пикассо, Ф. Леже, Э. М. Ремарк, Э. Триоде, Д. Ривера, Ч. Чаплин, Э. К. Кюри. Калейдоскоп имея и событий со­здавал неповторимую ауру, которая насыщала воздух эпохи особым социокультурным настоем, его жадно вдыхало новое время.

Шестидесятые создали новые связи между культурой и повседневностью, формируя иную политическую и нравствен­ную культуру. Далеко за рамки обычной театральной деятель­ности вышли коллективы «Современника» и Театра на Таган­ке, ставшие центрами инакомыслия и подтекста эпохи. Их по­сещение уже воспринималось как политическое сопротивле­ние надвигающемуся неосталинизму. Общественное сознание созревало именно там, готовясь к новой схватке. Уже были созданы романы «Новое назначение» А. Века, «Жизнь и судь­ба» В. Гроссмана, поэма «По праву памяти» А. Твардовского. Исповедью поколения 20—80-х гг. стали лагерные воспоми­нания Е. Гинзбург и Г. Серебряковой. Однако им предстоял долгий путь к массовому читателю. «Катакомбная» культура стала известной лишь с помощью «Самиздата». Концентратом борьбы с неосталинизмом этого времени стал журнал «Новый мир», руководимый А. Твардовским. В истории культуры со­ветского периода это великое противостояние неосталинизму, особенно после снятия Хрущева, подняло культурно-духовные проблемы журнальной полемики до многоаспектной полити­ческой и идеологической борьбы эпохи.

В 60-х годах одним из следствий временной «оттепели» был «поэтический бум» в вашей художественной культуре. «Оттепель» наступила после долгого перерыва— появились сборники непечатаемых, крамольных Ахматовой, Пастерна­ка, Цветаевой, Заболоцкого... За ними, вдохновленные ими, приходят молодые.

В литературу вошла группа молодых поэтов и писателей, чьи выступления, при всем различии художественного талан­та, отличались активными творческими поисками: Е. А. Ев­тушенко (р. 1933), А. А. Вознесенский (р. 1933), Р. И. Рож­дественский (1932—1994), В. Д. Цыбин (р. 1932), В. П.Ак­сенов (р. 1932), Ю. П. Казаков (р. 1927). Активно работает поэт Эдуард Асанов.

Пьесы В. Розова, книги В. Аксенова и А. Гладилина, сти­хи Е. Евтушенко и А. Вознесенского, кинофильм М. Хуциева «Застава Ильича», сборник «Тарусские страницы» (1961) воспринимались как нравственно-политическая позиция «де­тей-шестидесятников», отторгнувших сталинщину и «чело­века-винтика» .

В 60-е годы выросло целое поколение молодых киноре­жиссеров, сценаристов, актеров. С. Бондарчук, И. Таланкин, Г. Чухрай, В. Адов и В. Наумов, М. Хуциев в тесном едине­нии с мастерами старших поколений— М. Калатозовым, Ю. Райзманом, М. Роммом, С. Герасимовым —создали нема­ло значительных фильмов, ставших событием не только в со­ветском, но и в мировом киноискусстве. «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Летят журавли», «Девять дней одного года» — эти картины покорили сердца многих людей. Но об­щая ситуация была такова, что ничего, кроме разрешенного, подцензурного, появиться не могло, таким образом, и сама смелость в печати проходила сквозь цензуру. Чтобы оставаться благополучным, приходилось ограничивать себя лишь «до­зволенной» смелостью и тосковать по настоящей. Но даже «дозволенная» смелость, если она была чересчур правдивой, народной, вызывала неприятие. Пример с травлей Твардов­ского.

Ностальгическая нота с этого времени — самая искрен­няя и поэтически верная: сожаление о несделанном. Поэзия прихвачена общим похолоданием.

Поэтический бум питался восторженным ощущением от возможности сказать, которая открылась не только потому, что разрешили, но потому, что было осознано величие рус­ской поэтической традиции XX в.

К началу 70-х годов поэтический бум исчерпал себя, хотя его инерция еще долго продолжала сказываться — в медлен­но падающей популярности его творцов.

«Громким» поэтам противопоставляются «тихие» (вводится даже термин «тихая лирика», под который попадают поэты самые разные: от Н. Рубцова до В. Соколова и Д. Самойлова). Тех, кого именуют «тихими», объединяет не характер поэти­ческой культуры (он порой очень разный), но в первую оче­редь поэтическая судьба, в которой обязательно присутствует поздняя иди запоздалая известность.

Эта поэзия не рвется к эстрадному микрофону. Так, 70-е годы стали временем запоздалых, а то и посмертных откры­тий: сначала вологодский поэт Николай Рубцов (1936—1981), потом воронежский Алексей Прасолов (1930—1972).

На протяжении 70-х годов многие поэтические имена не­зависимо от желания самих поэтов сделались объектом кри­тического манипулирования, выстраивались ряды и шко­лы. «Органичным» поэтам (Рубцов и Прасолов открывают их ряд) противопоставляли «неорганичных», «книжных»: А. Тар­ковского, Д. Самойлова, Б. Ахмадулину» Ю. Мориц, А. Куш-нера, хотя у каждого из названных своя «книжность», свое, порой очень резкое отношение к традиции и своя мера ода­ренности.

Период «послепоэтического бума», период во многом не определенный, странный, не лучший для поэзии, но и не вов­се бесплодный, закончился. Остается ожидать, каким будет новое время в поэзии, отсчет которого уже начался — с узна­вания тех, кто не пришелся ко двору, кого за предшествую­щие десятилетия не печатали, но кому не смогли запретить писать, быть поэтом. Мелочная и постоянная опека деятелей культуры со стороны государственного аппарата, и прежде всего Министерства культуры, приводила к снижению худо­жественного уровня произведений. В то же время в этот пе­риод появился ряд кинофильмов, спектаклей, произведений литературы, песен, которые выделялись из основной массы посредственности. Среди писателей можно выделить В. Аксе­нова, А. Витова, Ф. Искандера, поэтов И. Бродского, Н. Коржавина, А. Галича, художников О. Целкова, М. Шемякина, режиссеров А. Тарковского, Ю. Любимова, А. Германа, Т. Абуладзе, С. Параджанова, братьев Михалковых и др.

Такие будоражившие нашу совесть произведения, как «Протокол одного заседания» А. Гельмана, «Сталевары» Г. Бокарева, «Камень чистой воды» Г. Панджикидзе, «Со­весть» А. Якубова, «Гараж» Э. Рязанова, «Змеелов» Л. Каре­лина и ряд других еще в 70-е — начале 80-х годов предвосхи­тили борьбу нашего народа против очковтирательства, про­текционизма, расхлябанности, вседозволенноети, с которой начался революционный по своему духу процесс перестройки нашего общества.

Среди тех, кто обратился к теме о преступлениях против нашего народа, были Лидия Чуковская со своей пьесой «Со­фья Петровна», Юрий Бондарев— роман «Тишина», Юрий Трифонов — документальная книга «Отблеск костра».

Трифонову так и не удалось глубоко осмыслить и понять драму 37-го рода. Трифонов не увидел связи между террором 18—20-х годов и террором 37-го.

Как художник наиболее ярко Трифонов проявился в по­вестях «московского» цикла— в «Обмене», «Предваритель­ных итогах», «Долгом прощании», в историческом романе «Нетерпение.

Драматической оказалась в условиях застоя, когда реаль­ная история была заменена «историей праздников», ритуа­лом заседаний, судьба такого течения 60—80-х годов, как «деревенская проза». В него входили серьезные писатели-реалисты: Б. Носов, В. Овечкин, Ф. Абрамов, ныне работаю­щие В. Астафьев («Последний поклон»), В. Распутин («Живи и помни»), В. И. Бедов («Привычное дело»).

В романах и повестях С. Залыгина, в числе первых обра­тившегося к этой теме, Б. Можаева, К. Воробьева, М. Алек­сеева, М. Скромного, В. Шукшина, И. Акулова показано, как начинался процесс раскрёстьянивавия, как стравливали меж­ду собой зажиточных трудолюбивых крестьян и беднейшие слои деревни, что вызывало новые потоки крови и ненависти. К чему это привело, красноречиво свидетельствуют повести Федора Абрамова, Владимира Крупина, Виталия Маслова, Виктора Потанина, Валентина Распутина.

Русская деревня всегда была сильна своей отзывчивостью и соборностью. Она сумела всем миром не только весело справ­лять свадьбы, но и дружно, с песней браться за важную рабо­ту. Но вот началось постепенное разрушение души: самых трудолюбивых крестьян лишали земли и лошадей. У народа отнимали ощущение хозяина. Эта ломка сознания, быта, хо­зяйственного уклада происходила нелегко.

Писатели-«деревенщики» с ужасом увидели исчезновение русской деревни, обесценивание народной культуры, «рели­гии труда» на земле, трагедию очередного превращения на­рода в молчаливого анонима и социологическую марионетку. Эти произведения — сигнал тревоги и боли.

Валентин Пикуль — последовательно разрабатывал в сво­ем творчестве тему исторического прошлого России. Свыше двадцати романов, охватывающих бытие государства с нача­ла XVIII в. и до нашего времени, создано Пикулем за трид­цать семь лет упорного литературного труда.

В 60-е годы по контрасту с «официальной», но вовсе не в отрыве от нее, начинает складываться «контркультура».

Как Окуджава пел песни по квартирам, но был уважае­мым человеком в Союзе писателей, так часто было и с худож­никами. Многие (как раз те, кто «выжил», не сломался) мог­ли числиться по секции графики, зарабатывать оформлени­ем детских книг, но дома, в мастерских, творили живопись, о которой знали лишь избранные.

Альтернативная культура как нечто целостное и совсем автономное создается позже. Ситуация, о которой писал Воз­несенский, что поэты уходят в дворники и в истопники, — это 70-е годы. Тогда появляется много людей, которые прин­ципиально не хотят идти в общей упряжке, выбирают пол­ную свободу от официальной культуры. Они не читают газет» не смотрят телевизор, но зато им доступны свежие видеофиль­мы и западные журналы, старые книги и современные рок-ансамбли; они формируют свое альтернативное культурное пространство, со временем сформировавшееся и выразившее­ся в инакомыслии, а затем и в диссидентстве. К диссидент­ству относилось издание «Самиздатовской» литературы, на­пример журнала «Синтаксис» (редактор— поэт Е. Гинзбург, осужденный в 1960 г.), деятельность «антисоветчиков» первого поколения диссидентов — В. Гананскова, В. Буковско­го, Э. Кузнецова и др.

Диссидентство имело ряд специфических черт. Во-первых, оно создало новую социокультурную и политическую ситуа­цию в открытом поединке с системой, а не только с ее край­ностями. Во-вторых, диссидентство отказалось от идеализа­ции культуры 20-х, близко подошло к их объемной оценке,ипреодолевая романтизм «шестидесятников»; в-третьих, дис­сидентство активно политизировало катакомбную культуру, придало ей статус «главной», «гонимой», сделало ее извест­ной на Западе. В этом были свои «плюсы» и «минусы»: Запад не знал и не знает до сих пор нашей культуры «в тени» офи­циоза, которая оставалась негромкой, человечной, традици­онно русской, лишенной политизированной шумихи и полу­скандальной славы. Для нее и по сей день русская культура и Россия — неразменная монета. Критерием диссидентства стало отрицание, разоблачение, неприятие, перечеркивание всего, что и в сложные годы семидесятилетий спокойно и твердо было традицией русской идеи и культуры. Диссидентская «пена» сыграла дурную роль в обновленческих процессах и в 80-х. Уроки культурного диссидентства 60-х показали, что одно отрицание вне национальной традиции и идеи не может быть позитивным, а способно активизировать люмпенско-мар-гинальные представления о культуре инакомыслия в целом. Культура дивсидентства создала особый социальный тип «шес­тидесятников». Один из них, поэт В. Окуджава пишет о сво­ем поколений, что оно баррикад не строило, бомб не бросало, оно выполнило свою задачу — разбудило общество, заставило его думать. 8а уходящей «оттепелью» начиналось время му­чительных испытаний и проверок шестидесятников — совес­тью, долгом, чувством Родины, пониманием народных нужд. Не все это выдержали: наступал фарсовый и трагический пос­ледний акт тоталитарной драмы брежневского застоя. Помпезные празднования на высшем уровне, которые так любил Брежнев, сочетались с тайным усилением репрессий и борь­бы с инакомыслием. Развернувшееся в 70-е годы диссидент­ское движение имело две стороны: I) выезд за рубеж части граждан (эмигранты) и 2) попытки индивидуальной борьбы против тоталитарного режима (диссиденты). Если эмиграция в целом завершалась успешно, то представители второго на­правления, правило, попадали в тюрьмы, психбольницы и только в лучшем случае высылались, за рубеж. Мощным толчком к повороту «верхов» вправо стали события 1968 г. в Чехословакии, которые внутри СССР обернулись «закручи­ванием гаек» в идеологий и культуре, преследованиями дис­сидентов, проработками и усилением догматических тенден­ций в общественных науках, изменением всей общественно-политической атмосферы в стране.

И как начало «оттепелей» было связано с искусством, так и их окончание связано е социокультурньми реальностями: процесс над А. Синявским и Ю. Даниэлем (февраль 1966 г.) означал новую фазу неототалитаризма брежневского застоя. С 10 по 14 февраля в Москве происходило действо, кото­рому было суждено войти в историю под названием «процесс Синявского и Даниэля». Разбирался беспрецедентный в истории, литературе и юриспруденции случай — литературове­ду Андрею Синявскому и переводчику Юлию Даниэлю, опуб­ликовавшим за границей свои произведения, написанные в жанре «фантастического гротеска», в духе Гоголя и Салты­кова-Щедрина, было предъявлено обвинение по статье 70.1 УК РСФСР (антисоветская пропаганда и клевета на государ­ственный строй). По меркам же нынешних времен эта проза не содержала резких нападок на существующий в СССР ре­жим, в ней не было даже прямого реалистического отраже­ния действительности. Вероятно, сработал принцип «не вы­носи сор из избы». А. Синявский и Ю. Даниэль были осужде­ны на 7 и 5 лет лагерей строгого режима.

Так было положено начало духовной реакции в стране. Интеллигенции, всему народу ясно давали понять, что идеи XX съезда уходят в прошлое. Из газет, журналов увольня­лись прогрессивно мыслящие редакторы, журналисты. Ужесточилась цензура. Конец 60-х — начало 70-х годов ознамено­вались травлей многих советских историков, чьи работы не вписывались в утвержденные каноны официальной идеоло­гии, все более напоминавшей постулаты «Краткого курса». Литературные произведения, неугодные режиму, не публи­ковались, кинофильмы оставались на полках, не доходя до широкого зрителя,

Жесткому контролю Министерства культуры подвергалась театральная деятельность. В таких условиях многие творчес­кие личности уходили в себя, в частную жизнь, другие эми­грировали. В разное время были лишены гражданства и оказались за границей будущие лауреаты Нобелевской премии поэт И. Бродский и писатель А. Солженицын, писатели В. Войнович, Г. Владимиров, В. Некрасов, режиссер Ю. Любимов, кинорежиссер А. Тарковский, художник О. Целков, музыкант М. Ростропович. С принудительного лечения в психиатричес­кой клинике начался путь в эмиграцию известного художни­ка М. Шемякина. Через тюрьмы, ссылки, пеихлечебницы про­шли И. Чабай, генерал П. Рригореико, академик А. Сахаров в др. Преследованиям подвергались сотни деятелей культуры, науки, искусства, осмелившихся мыслить неугодным «систе­ме» образом и так или иначе проявлявших свои взгляды.

Трагедия узнавания правды о репрессированной культуре оборачивалась драмой для тех, кто представлял тоталитарное «мы», кто был и жертвой и проводником ала одновременно, разделяя с народом и страной ее крестный путь... Таким ста­ло самоубийство А. Фадеева. Однако его осознанный приход к покаянию был скрыт партчиновниками: предсмертное пись­мо стало известно лишь через тридцать четыре года! В нем писатель говорит о невозможности дальше жить, о загублен­ном поколении талантливых людей, самоуверенно-невежест­венном руководстве партией культурой...

Началом переворота в сознании, новой ступенью инако­мыслия стали рассказы А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «Матрении двор», «Случай на станции Кречетовка». Они явились не только дверью в «круги» сталинского лагерного ада: это был набат, обращенный к народной совес­ти. Личности такого масштаба, как А. Солженицын, и такие публикации не могли никого оставить равнодушными. Они придавали смелости многим, ускоряли процессы самосозна­ния личности, народа и еще раз убедительно свидетельство­вали о том, что культура советского периода — это сложная диалектическая целостность, что она никогда не была еди­ным монолитом. Противоречивость присуща и всей системе, и ее элементам. Живое, общечеловеческое в них причудливо соседствовало с тоталитаризмом.

Чтобы получить более полное представление о культуре рассматриваемого периода, небесполезно было бы ознакомить­ся с рядом цифр и фактов.

В начале 60-х годов в более чем в 600 тыс. различных коллективов художественной самодеятельности участвовало около 10 млн человек. Официально признанное искусство в стране стало действительно достоянием всего народа.

В 1975 г. в РСФСР работали: 42 музыкальных театра, в том числе: 15 тейтров оперы и балета; 18 — музыкальной комедии и оперетты; 1 — музыкально-драматический; 8 му­зыкальных театров; 24 симфонических оркестра; 8 оркестров народных инструментов и духовых оркестров; 34 камерных оркестра и инструментальных ансамбля; 19 профессиональ­ных хоровых коллективов. Подготовкой музыкальных кад­ров занимаются 13 консерваторий и других высших музы­кальных учебных заведений; 114 музыкальных училищ; 10 училищ искусств; 2 хоровых училища; б средних специаль­ных школ, около 3000 детских музыкальных школ. В 1960 г. организован Союз композиторов РСФСР. В городах РСФСР провод ятеэдимногочисленные музыкальные фестивали, в том числе «Московские звезды» и «Русская зима» (в Москве), «Белые ночи» (в Ленинграде) и музыкальные конкурсы.

Особое место в системе распространения духовных цен­ностей занимала культурно-массовая просветительская ра­бота, получившая широкие масштабы. Но и здесь нерешен­ных проблем, как ни в одной другой сфере средств массовых коммуникаций, было много.

Во-первых, выдвигалась задача существенной перестрой­ки подготовки руководителей художественной самодеятель­ности, любительских объединений и студий.

Во-вторых, была необходима экономическая поддержка. Например, у нас на основе самодеятельных коллективов было создано свыше 1000 народных театров, но далеко не все из них могли функционировать из-за отсутствия помещений.

По данным Центрального статистического управления (ЦСУ), в результате сокращения материальных ресурсов и капитальных вложений в сферу культуры во второй полови­не 70-х годов сложилось такое положение, когда более 4 тыс. сел не имели клубов, в 500 районных центрах не было домов культуры, вся сеть профессиональных театров была сосредо­точена в 230 городах, где проживает около трети населения страны.

Созданный в эти годы Советский фонд культуры — новая общественная организация — ставила своей целью спо­собствовать приобщению к культурному строительству раз­личных слоев населения, использованию их материальных возможностей и творческих усилий в интересах дальнейшего развития художественной культуры.

Благодаря средствам массовой коммуникации, тиражиро­ванию современных художественных произведений (книги и журналы, кино, звукозапись, деятельность сельских клубов, наконец) появлялась возможность преодоления вековой от­сталости целых слоев населения, эстетического воспитания в невиданных ранее масштабах.

НТР открыла доступ для обозрения многих сокровищ ми­рового искусства. В нашей стране развивались туризм и прак­тика передвижных и специализированных выставок, миллио­ны людей непосредственно знакомились с шедеврами искус­ства, о которых знали только из литературы. Повседневной становилась практика гастролей театров, музыкальных кол­лективов. Росла осведомленность людей о сегодняшней по­вседневной художественной жизни, которая перестала проте­кать в замкнутом узком кругу центров. Все это, несомненно, завоевания культуры, явившиеся результатом научно-техни­ческого прогресса, благодаря которому стало возможным ду­ховное освоение сокровищницы мировой и отечественной куль­туры.

В середине 80-х годов разгорелись острые дискуссии по поводу метода социалистического реализма в искусстве. Мно­жество критических статей на эту тему и различных, порой прямо противоположных, точек зрения посвящались самому важному вопросу: был ли этот метод всего лишь искусствен­ной догмой, партийной директивой и имел ли он какое-либо отношение к советскому искусству?

Вот что, предваряя эти дискуссии, писал по этому поводу А. Я. Зись:

«Творчество Горького и Маяковского, А. Толстого и М. Шо­лохова, Твардовского, Леонова, Фадеева, Симонова, Паустов­ского, Эренбурга — выдающихся советских писателей, — рав­но как и фильмы Эйзенштейна, Пудовкина, Довженко, бра­тьев Васильевых, Козинцева, Герасимова в искусстве кино, спектакли, поставленные Станиславским, Немировичем-Данченко, Мейерхольдом, Таировым, Товстоноговым, а также творчество более молодого поколения деятелей современного искусства несомненно дают не только художественную исто­рию эпохи строительства социализма, но и выражают фило­софию искусства, в особенности в литературе, как и в худо­жественном творчестве других эпох наличествует течение, фи­лософское содержание которого обозначено особенно явствен­но. Так, например, в прозе Ч. Айтматова, Э. Межедайтиса, в интеллектуальном театре Б. Брехта, философское течение ху­дожественной мысли приобрело характер либо прямых (Брехт, Межелайтис), либо метафорических (Айтматов) философских раздумий и суждений».

Главный принцип социалистического реализма — «прав­дивое, конкретно-историческое изображение действительнос­ти в ее революционном развитии» (из Устава Союза писате­лей, 1937).

Был ли такой метод насилием над искусством и личнос­тью? Факты массовости участия народа в создании подобного искусства доказывают обратное: новаторскую природу ново­го метода. Искусство, основанное на его принципах 1917— 1933 гг., появилось задолго до официального принятия доку­мента об этом методе и его формулировки.

Насильное внедрение «диалектико-материалистического метода» в сферу творчества теоретиками РАППа явилось на­чалом вульгаризации нового метода, продолженной партий­ным руководством искусством и культурой, но и это не могло заглушить его новаторства. Оно проявилось в том, что в ис­кусстве на поприще истории явился народ. Он внес в художе­ственное творчество свое самосознание, материальную стихию жизни, сочный, красочный язык. Именно это качество новой литературы получило высокую оценку многих мастеров ми­ровой культуры.

Это была поистине революция в сознании, материализо­вавшаяся в многообразнейших художественных формах. В традиционных реалистических романах и повестях, включав­ших фрагменты репортажей и документов: «Вор» (1928) Л. Ле­онова, «Танкер «Дербент» (1936) Ю. Крымова, «Люди из за­холустья» (1939) А. Малышкина и «Погорельщина» (1928) Н. Клюева. В неожиданных формах жесткого натурализма — такова поэма П. Васильева «Соляной бунт» (1934) или по­весть, напоминающая о голоде в Поволжье в 1924 г. и о по­ездке двенадцатилетнего мальчика за хлебом «Ташкент — город хлебный» (1923) А. Неверова, трилогия Ф. Гладкова о деревенском детстве — «Лихая година» и др. М. Горький, пре­красно знавший степень оторванности былой элитарной поэ­зии символистов от реальной народной жизни, первым высо­ко оценил это качество новой литературы. Он писал в 1926 г. историку литературы Я. Я. Цинговатову: «Думается мне, что вами недостаточно подчеркнута «народе- и жизнебоязнь», свойственная многим людям поколения Блока, поколения, отравленного дедами и отцами, которые изображали народ огромным и страшно требовательным нищим».

Бесспорно, в эпоху культа личности Сталина и застоя были также искажены и представления о народе, и идея революци­онного развития. История превратилась в историю «праздни­ков», а развитие — в разного рода эксперименты «над наро­дом», в частности крестьянством. Сейчас мы называем это «раскрестьяниванием», т. е. отрывом крестьянина от земли, от собственного таланта. Но это, отнюдь, не значит, что все наше искусство, вся культура заключались только в этом. И жизнь была неизмеримо богаче, богаче была и культура.

Русский филолог М. М. Бахтин в одной из работ выдви­нул плодотворный взгляд на литературу как самостоятель­ную, самодвижущуюся и даже саморегулирующуюся систе­му. Он говорил об активном реализме, в частности романе, как «жанре, строящемся в зоне непосредственного контакта со становящейся действительностью, жанре, «вынужденном освобождаться от всего условного, омертвевшего, надуманно­го и нежизненного».

В свете этой идеи сейчас очень понятны многие творчес­кие подвиги художников, сохранивших тайную свободу не участвовать в спектакле «должного», уйти из театра масок к общечеловеческим ценностям и идее спасения человечности в человеке. Среди них был и В. Некрасов с романом «В око­пах Сталинграда» (1946), и Л. Леонов с «Русским лесом» (1954), и Вас. Гроссман с романом «Жизнь и судьба» (1980), где подвергнут критике тоталитаризм всех видов. Среди них и ныне здравствующий, к сожалению, мало известный у нас «тихий» драматург Виталий Раздольский, чья пьеса «В коль­це тишины» также тихо задолго до перестройки и пересмотра правды о войне идет на сцене Московского театра им. Мая­ковского. Многое из написанного Раздольским, в том числе и из «ленинианы», так пока и не увидело свет, так как было написано отнюдь не в духе М. Шатрова.

Социалистический реализм как метод искусства, как «мо­дель сознания», фактор социально-культурной динамики, действовавший в течение всей советской истории, если не способствовал, то, во всяком случае, не препятствовал созда­нию произведений в различных видах и жанрах искусства, ставших поистине гордостью нашей культуры.

К этому можно было бы добавить также, что советское искусство и искусство социалистического реализма не совпа­дают. Возвращение в советскую культуру неопубликованных «задержанных» в 20—60-е годы произведений Б. Пастернака («Доктор Живаго»), А. П. Платонова («Котлован»), М. А. Бул­гакова («Мастер и Маргарита»), А. А. Ахматовой («Реквием»). О. Мандельштама («Воронежская тетрадь») и др. отчас­ти подкрепляет эту точку зрения.

К числу несомненных достоинств искусства социалисти­ческого реализма можно отнести его преодоление длительно­го европоцентризма, характерного для нашей культуры, по сути, с самого начала ее становления — со времен принятия крещения на Руси.

Но, может быть, в этом также проявилась закономерность искусства — оно не могло отражать то, чего не было. Наша страна долгие годы находилась в изоляции от всего мира. Запад, Европа были закрыты для нас «железным занавесом».

Таинство культуры этого времени еще и в том, что в усло­виях цензуры, идеологического давления она давала обиль­ные самобытные всходы во всех ее областях. Продуктивен был и диалог культур народов бывшего СССР, сплачиваю­щую роль играл и русский язык как «мост» для националь­ных культур в мировую. Имена Р. Гамзатова, Ч. Айтматова, К. Кулиева, Э. Межелайтиса, Д. Кугультинова олицетворяли феномен советской культуры. Кинокартины этого времени неизменно занимали призовые места на международных смот­рах. Культура советского периода — сложное, многообраз­ное явление состоялась, она внесла много яркого, неповто­римого в мировую культуру прежде всего потому, что по рос­сийской традиции поставила человека в центр своих поисков и надежд.

Новая ориентация конца 90-х годов наиболее полно во­площена в течении «евразийцев», которое сейчас привлекает к себе все больше внимания с теоретической и практической точек зрения, деятелей современной науки и культуры как в нашей стране, так и за рубежом.