Geum.ru

«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35
Глава XV. ПЕРЕСТРОЙКА (1985—1991) И НАШЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ

Первый президент СССР Горбачев М. С. (1990) и первый президент РСФСР Ельцин Б. Н. (1991). Крушение СССР (1991). Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. «Россия— един­ственная страна, прошлое которой непредсказуемо». Ориентация на Запад. «Но на чужой манер хлеб русский не родится» — Пушкин.

Во времени живя, мы

времени не знаем сами.

П. Флеминг

1985 г, вошел в историю России как год начала перестрой­ки, объявленной М. С. Горбачевым, избранным Генеральным секретарем ЦК КПСС. К этому времени в стране все более отчетливыми становились кризисные явления в жизни обще­ства, сопровождавшиеся стабильным падением рождаемости славянского населения, прежде всего русских. Предприни­маемые попытки изменить ситуацию отчетливо выявили факт падения политического влияния КПСС и связанных с ней по­литических организаций, таких, как ВЛКСМ и профсоюзы. В 1988 г. на февральском Пленуме ЦК КПСС впервые в исто­рии Советской России было заявлено о необходимости «сво­бодного соревнования умов», «социалистического плюрализ­ма мнений» (в речи М. С. Горбачева «Революционной пере­стройке — идеологию обновления»).

Как видим, опять упование на идеологию. Но идеоло­гия, пусть даже самая привлекательная, так же как и ис­конная русская духовность, не может служить бесконеч­ным стимулом развития промышленности и сельского хо­зяйства.

Похоже, что и сейчас у нас не осознают, что рычагом раз­вития экономики может быть только реализация экономи­ческого принципа: оплаты по труду, его количеству и качест­ву. А с этим связана хозрасчетная система организации про­изводства и самоуправление на всех уровнях и сферах, де­лающие излишней любую бюрократию. Об этом, кстати, у нас написано во всех учебниках, а на деле осуществлялось только в период НЭПа, обеспечив нашей стране фантастичес­кий рывок из нищеты и разрухи, когда к тому же каждый ощущал себя полновластным гражданином своей Родины.

В 1989 г. в стране появляется независимое рабочее дви­жение, проведены забастовки в различных отраслях промышленности, наиболее массовые — в угледобывающей. А в 1990 г. в результате отмены статьи 6 Конституции СССР о руко­водящей и направляющей роли КПСС в советском обществе впервые после 20-х годов появляются политические партии. Это демократическая, социал-демократическая, либеральная, либерально-демократическая, христианско-демократическая и др.

В целом в 1990—1991 гг. в оппозиционном движении мож­но выделить ряд основных направлений — демократическое, патриотическое и экологически-культурное. Начиная еще с 1987 г. влияние последнего постоянно росло в стране.

В СССР был введен институт президентства, и 14 марта 1990 г. первым президентом СССР стал М. С. Горбачев.

В 1991 г. были проведены выборы во всех союзных рес­публиках. 12 июня 1991 г. в результате прямых и тайных голосований президентом РСФСР был избран В. Н. Ельцин. На XXVII съезде КПСС было заявлено об отказе от принци­пов социалистического интернационализма, т. е. об отказе от социалистических преобразований; выдвижение общечелове­ческих ценностей вместо социалистических.

Приоритетными были утверждены глобальные проблемы:

экономические, социальные, энергетические, проблемы сохра­нения мира.

Комсомол перестал быть собственно политической орга­низацией и постепенно превращался в объединение коммер­ческих предприятий, которые с самого начала перестройки захватили серьезные позиции на зарождающемся рынке СССР. Этому способствовало активное использование капиталов, накопленных в предыдущие «застойные» времена, а также неразборчивость в средствах получения прибыли. Эволюция многих комсомольских вожаков, сколотивших в короткие периоды крупные капиталы, отчетливо продемонстрировала двойную мораль как бывших политических лидеров, так и бизнесменов от номенклатуры.

На фоне убыстряющегося развития стран Запада все бо­лее явственным становится падение темпов роста промыш­ленности РСФСР, так же как и СССР в целом.

Происходит распад СССР (1991), подготовленный идеей Ленина о праве нации на самоопределение вплоть до отде­ления. Напомним, что в царской России никогда не придава­лось значения национальному принципу, деление страны осу­ществлялось только на основе хозяйственно-территориальных связей.

Вслед за Лениным Б. Н. Ельцин предлагает республи­кам России «взять суверенитета столько, сколько кто мо­жет».

А нам лишь остается уповать на действие объективных экономических законов, которые в конце концов приведут нашу страну и республики СНГ к разумному — хозяйствен­но-территориальному принципу государственного устройст­ва, тем более что свыше 60% населения живет не на терри­тории своих республик. Тем временем в экономике прави­тельство взяло курс на политику «шоковой терапии», вы­звавшей резкое падение уровня жизни основной массы насе­ления.

Общество разделилось на кучку богатых и сверхбогатых и огромное большинство обнищавших людей. Социальная апа­тия и неверие большинства россиян политикам сопровожда­ется, с одной стороны, выкачиванием сырья и товаров из Рос­сии по самым низким ценам в бывшие союзные республики, а с другой — обострением национальных проблем, искусст­венным разжиганием политическими деятелями националь­ных конфликтов, вооруженных столкновений. Массовые за­бастовки в различных областях России приобретают затяж­ной и постоянный характер.

Корректируемая сегодня экономическая политика по-преж­нему оставляет в выигрыше бюрократию. Бывшие партий­ные чиновники после запрещения КПСС (как следствие пора­жения путча 19—21 августа 1991 г.) благополучно пересели в кресла руководителей коммерческих структур, многие из которых были созданы на деньги партии еще в период пере­стройки. Коррупция старого и нового аппарата приобрела фантастические масштабы. Все это блокирует любые про­грессивные преобразования в стране. И тем не менее, или во­преки этому, попытки провести рыночные реформы продол­жаются, осуществляется акционирование предприятий, при­ватизация государственной собственности, борьба с инфля­цией и дефицитом госбюджета. К сожалению, пока у нас нет собственной концепции экономического развития нашей стра­ны, пытающейся идти проторенными Западом путями. «Но на чужой манер, — как говорил наш великий Пушкин, — хлеб русский не родится».

Внешняя политика России в целом направлена на укреп­ление отношений со странами «ближнего зарубежья», несмот­ря на обострение ряда проблем (например, статус Крыма и Севастополя, защита государственных границ в Таджикиста­не, вооруженные конфликты в Абхазии, Чечне и др.).

Вернувшийся на Родину в наше безвременье А. И. Солже­ницын активно включился в общественно-политическую жизнь страны. Он стал призывать россиян к развитию преж­него земского движения (РЗД). В ноябре 1993 г. РЗД было зарегистрировано. Великий писатель и патриот так опреде­лил задачи земства: «Активно включить широкие слои наро­да в государственное строительство, содействовать построению местного самоуправления». Как отметил Солженицын, «за минувшие полтора года РЗД открыло отделение в нескольких регионах страны, регулярно издает журнал «Земский вестник», дважды собирало общие съезды РЗД, а также сове­щания по частным вопросам... Земское движение ратует за построение земской школы, чье устройство, учебные програм­мы и деятельность определялись бы сочетанием усилий и го­сударства и местного самоуправления». Не один раз Солже­ницын выступал в средствах массовой информации, в том числе по телевидению, с обращением развивать местное само­управление. На этот призыв пока откликнулся только прези­дент России Б. Н. Ельцин, подписавший летом 1996 г. Закон о самоуправлении.

В 80-х годах в связи с празднованием 1000-летия (1988) крещения Руси при новом руководстве Советского правитель­ства отношение советской власти к церкви изменилось ко­ренным образом, многие древние храмы и монастыри были возвращены церкви. О добром влиянии церкви на нравствен­ную жизнь людей стали говорить в газетах, журналах, по телевидению. И здесь у нас, конечно же, не обошлось без пере­гибов, без попыток реанимировать то, что уже нельзя вер­нуть к жизни.

Ведь уже в прошлом веке было отмечено, что изменения, происходящие в религии на протяжении новой истории, т. е. с конца средневековья (с XVI в., если даже не раньше), выра­жают некую общую тенденцию уменьшения влияния рели­гии в обществе и в жизни отдельного человека. Религия ста­новится как бы не очень нужной или вовсе не нужной. Чтобы преодолеть вырастающую «стену отчуждения» между ней и изменившимся миром религия вынуждена вступать с ним в компромисс, становиться на путь приспособления к изменив­шимся условиям, внося коррективы в свое вероучение, соци­альные и этические доктрины, формы организации и деятель­ности. Для выражения явлений такого рода принято два по­нятия: секуляризация — изменения во взаимоотношениях ре­лигии с обществом и модернизация — изменения в самой ре­лигии.

Сам термин «секуляризация» был использован в 1646 г. французским посланником Лонгвилем во время переговоров, предшествовавших заключению Вестфальского мира, и озна­чал возможность удовлетворения интересов победителей за счет конфискаций монастырских владений2. Секуляризация церковного имущества практиковалась европейскими монар­хами, в России, например, Екатериной II довольно широко.

Сейчас понятие секуляризации употребляется для обозна­чения освобождения общества из-под контроля церкви как института или моральной силы, из-под религиозного влия­ния вообще3.

В понятии секуляризации выражается теперь главным образом именно идея самостоятельности мира, освобождения человеческого разума от порабощающих его теологических догм и запретов, освобождение человеческой совести от наси­лия в выборе мировоззрения, убеждений.

Вплоть до XIX в. во всех существовавших обществах ре­лигия служила фундаментом формирования мировоззрения, лежавшего в основе той или иной культуры в целом.

Но язык религии, ее понятия все больше отдаляются от повседневного опыта, реальной жизни, становятся все более чужеродными по отношению к ней. Все меньше становится точек соприкосновения между жизнью современного мира и церковной проповедью. Современное общество тяготеет к вы­работке другого мировоззрения, независимого от религиоз­ных символов и мифов, опирающегося на науку.

Религия превратилась в одну из сфер жизни общества, тогда как прежде она выступала в качестве объединяющей его силы. Теперь она существует в одном ряду с искусством, наукой, философией и т. п.

В искусстве религиозная традиция теперь лишь один из возможных источников, которым может пользоваться худож­ник в зависимости от его личных склонностей. Хотя современ­ная наука не исключает абсолютно религию, она в значитель­ной степени лишает ее значения в объяснении действитель­ности, во многом обесценивая свойственный ей способ объяс­нения и ценность самой религиозной картины мира. Такова институциональная сторона секуляризации общества.

Между тем процесс секуляризации встречает противодей­ствие, возникают движения за «возрождение» традиционных религий, за «религиозное обновление», когда появляются но­вые культы и религии. При этом обращаются и к истории русской философии, рассматривавшей атеизм скорее как от­рицание аппаратной церковности, а не христианских идей. Попытка возвращения религиозности связана с возрастающей сложностью жизни, с поисками стабильности психологичес­кой устойчивости перед лицом проблем, порождаемых совре­менным этапом общественного развития, таких как отчужде­ние от природы, утратой связи с традицией и т. д.

Все чаще церковь рассматривается как «учреждение», все чаще проводится разграничение между «церковностью» и «ре­лигиозностью». Зарегистрирована устойчивая тенденция па­дения интереса к религии молодежи Запада.

Церковная религиозность стала исторически невозможной и уступает место религиозности как субъективно переживае­мому отношению к Богу.

Религия ищет почву не в потустороннем начале, но в эти­ческой стороне жизни человека в этом, посюстороннем мире. И поскольку человек продолжает искать смысл своего суще­ствования в этих новых взглядах на мир, этот взгляд глубоко религиозен. Поэтому процесс секуляризации влечет за собой не ликвидацию самой религии, а изменение ее структуры и роли.

«Религиозный вакуум», образующийся в результате упад­ка христианства, ведет к появлению такой альтернативы, которая выражает возврат к примитивным формам рели­гии — суеверию, магическим ритуалам, мифологии, астро­логии, оккультизму и т. д. Эти верования, своими корнями уходящие в дохристианскую эпоху, достаточно живучи. А в более широком плане — это широкий спектр «заменителей религии», начиная от новых социальных утопий и идеоло­гических мифов и кончая коммерческим культом секса. У нас резко усилилось влияние восточных и западных рели­гий и церквей, как традиционных, так и вновь возникших. Началось повальное увлечение астрологией, экстрасенсорикой и магией. Это зачастую приводит к серьезным негатив­ным явлениям в психической и духовной сферах жизни об­щества.

Новое религиозное сознание стало заметным явлением со­временной «массовой культуры» — от литературно-кинема­тографической до музыкальной. Обнаружилось его влияние и в околонаучной сфере, благодаря чему появились своеоб­разные квазирелигии, в которых как бы синтезируются рели­гиозные представления с определенными научными целями. Новые религиозные построения практически реализуются и в сфере разнообразных терапевтических услуг: растет попу­лярность мистически окрашенного врачевания и чудодейст­венного целительства, обещающих устранение эмоциональ­ного дискомфорта личности и превращение ее в воплощение божества, не говоря уже об исцелении тривиальных недугов.

Все это получило название «Религия Нового Века».

«Поворот к религии» сопутствует и отражает переходное состояние общества, расстающегося с прежними идеологичес­кими устоями и ведущего поиски новых мировоззренческих основ.

В этих поисках есть и тупиковые варианты, соблазнитель­ные своей простотой. Один из них — заимствовать готовый образец извне в виде американского или японского пути раз­вития, понять задачу восстановления разрушенной националь­ной традиции как простую реставрацию прошлого.

Анализ современного общества показывает, что религиоз­ные сообщества — самые слабые и разобщенные из числа тех сил, которые могут способствовать преодолению кризисных ситуаций и решению мировых проблем. Традиционно они были источниками духовности и морали, поддерживали по­зитивные и осуждали негативные социальные установки, дей­ствия, ценности.

В то же время они поощряли войны и преследования, под­держивали разрушительные силы во имя своих святынь.

Возможна оптимистическая перспектива межрелигиозно­го диалога не только в масштабах нашей страны и СНГ, но и в мировом масштабе с целью достижения соглашения и со­трудничества, преодоления религиозной нетерпимости и роз­ни, моральной поддержки другим организациям, действую­щим во имя общего блага. Но нельзя исключать и пессимис­тическую альтернативу, если религии не найдут путей и воз­можностей подчинить свою миссию этим целям, если вместо единства принесут разрыв и конфликты.

Международные контакты современной российской цер­кви внушают оптимизм в отношении будущего, по крайней мере, православной церкви в России. В Москве сейчас нахо­дится 11 подворий, т. е., если выражаться «светским» язы­ком, посольств, представительств различных стран мира.

В Москве есть подворья некоторых поместных церквей и крупных монастырей. Каждое из них является центром мис­сионерской, духовно-просветительской деятельности. При некоторых подворьях работают небольшие издательства, пра­вославные гимназии. Почти все подворья имеют собственные действующие храмы, службы в которых проводят представи­тели духовенства данного монастыря или поместной церкви (в последнем случае богослужения могут проводиться не на старославянском, а на другом языке — английском, гречес­ком...).

Благодаря политике правительства Москвы существуют довольно плодотворные контакты между светской и церков­ной властью. Русская православная церковь ищет нишу своей деятельности в российском обществе и, как и в прежние вре­мена, отмечает наградами особо отличившихся на ниве бла­готворительности.

Высшей наградой русской православной церкви является орден святого апостола Андрея Первозванного4. Этим орде­ном отмечаются заслуги исключительно деятелей церкви. Сле­дующий в иерархии — орден святого Владимира — орден Свя­того равноапостольного князя Владимира. Им могут награж­даться и светские люди, он является высшей наградой право­славной церкви для мирского человека, имеет четыре степе­ни. Этот орден IV степени давался за выслугу лет по государ­ственной службе. Существует также орден Даниила Москов­ского — в честь великого князя московского (начало XIV в.), сына Александра Невского, и орден святого великомученника Трифона трех степеней. Еще одна награда, также имею­щая три степени, носит имя святого преподобного Сергия Ра­донежского. Этим орденом награждают священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений и всех, в том числе светских людей, кто внес большой вклад в дело духов­ного просвещения и религиозного образования, тем более что прозелитизм православной церкви известен.

Единственным светским человеком, удостоенным ордена святого Владимира I степени (помимо II степени), стал мэр Москвы Юрий Лужков (он имеет также орден святого препо­добного Сергия Радонежского III степени — за работу по вос­становлению московских храмов). За помощь в открытии Российского православного университета церковь наградила префекта Центрального округа Москвы Александра Музыкант­ского орденом Даниила Московского, а президента АО «Строй-трансгаз» Арнольда Беккера и президента ОНЭКСИМ Банка Владимира Потанина (это его третья церковная награда пос­ле врученных ему в 1993 и 1995 гг. орденов святого Влади­мира III и П степеней) — орденом Сергия Радонежского III степени. За предотвращение вывоза из страны и возвращение церкви похищенных реликвий начальник Управления по борь­бе с таможенными правонарушениями Государственного та­моженного комитета Михаил Ванин получил орден святого великомученика Трифона III степени.

Такая политика русской православной церкви стала воз­можной только в условиях Закона о свободе вероисповеда­ний.

В сентябре 1997 г. был принят новый Закон о свободе со­вести и религиозных объединений. Он закрепляет светский характер системы государственного образования.

Закон допускает преподавание религий и религиозное вос­питание, но только вне государственной системы образова­ния и без участия государственных органов. В то же время различные круги, как религиозные, так и светские, упорно стремятся изменить ситуацию, толкают учебные заведения на нарушение закона.

Особую активность в навязывании учащимся конкретной религиозной веры проявляют некоторые организации США.

Попытки церкви, с одной стороны, и некоторых школ, с другой, ввести Закон Божий в школу, пение псалмов и чте­ние хором молитв ни к чему не привели. Это еще раз свиде­тельствует о том, как важна продуманность любых мероприя­тий, связанных с воспитанием и формированием личности учащегося, студента.

Важным фактором процесса формирования и самореа­лизации личности является, конечно же, система образо­вания.

Сегодня наша система воспитания и образования пере­живает глубокий кризис, так как вступила в антагонистичес­кие противоречия с волей и интересами субъектов истории — классами, социальными группами, личностью. Идеологичес­кая попытка превратить человека в «робота», «винтик» ме­ханизма социалистической системы, отнять у него права на самостоятельное мышление и решение тех или иных проблем не удалась, хотя сильно исказила сознание поколений, «раздвоила» и олицемерила его. От этого страдает и общество, и человек. Истоки противоречивости концепции воспитания заложены уже в теории.

Нужна новая концепция воспитания и образования (ее в октябре 1997 г. подготовило Министерство общего и профес­сионального образования РФ), способная сформировать демо­кратическую структуру личности в противоположность авто­ритарному типу. Основополагающим принципом новой кон­цепции воспитания и образования должна стать ориентация на общечеловеческие ценности жизнедеятельности, на сво­бодный выбор учащимися целей и путей их достижения, т. е. это должна быть личностно-ориентированная система обуче­ния. В этом заключена сущность нормального интеллекту­ального, нравственного, психологического и физического раз­вития здоровых личностей. И только это может создать фун­дамент потребности в самореализации. Необходимо добивать­ся того, чтобы школьник и студент были лично заинтересова­ны в своей учебе, равно как и наше общество в целом. Для этого нужны предпосылки — гуманизация нашего общества, гуманизация и гуманитаризация обучения. (Гуманизация, как известно, — это цель, а гуманитаризация образования — сред­ство для ее достижения.) Но и здесь у нас были сплошные искажения величайшего гуманистического начала.

До последнего времени идеология практически полностью подменяла общественные науки. Да и ни для кого не секрет, что преподавать общественные науки, избегая классового, зна­чит, идеологического аспекта — практически невозможно. Но, как говорил Шекспир, «и добродетель стать пороком может, когда ее неправильно приложат».

Что же касается гуманитарных дисциплин, то их у нас в отличие от высшей школы Запада, никогда не выделяли из ряда общественных.

И когда у нас говорят о гуманитаризации образования, обычно имеют в виду в отличие от всего цивилизованного мира в основном общественные, несущие основную идеологическую нагрузку предметы, а не гуманитарные дисциплины. В то время как исследования, проведенные американскими уче­ными, показали, что именно гуманитарные иауки оказывают радикализирующее влияние на сознание человека, а естест­венные, особенно технические, — консервативное.

Ведь только собственно гуманитарные яауки стимулиру­ют возникновение и развитие общечеловеческих ценностей и идеалов, о необходимости их мы все время говорим и... в силу привычки в гуманитаризацию процесса обучения включаем в основном общественные науки.

Как известно, все познается в сравнении. Но как мы вы­глядим в области образования по сравнению не с прошлыми эпохами, а с нашими современниками — другими странами нашей планеты? И здесь перед нами встает печальная статис­тика. По коэффициенту интеллектуализации молодежи в клас­сификации ЮНЕСКО с третьего места в мире в 1953 г. СНГ переместился на 42-е. Мы стали страной полупрофессиона­лов.

В настоящее время из 9,2 млн руководителей различных уровней в СНГ лишь 44% получили высшее, а каждый седь­мой не имеет даже полного среднего образования. Если в 60-е годы количество лиц с высшим образованием (в абсолютных цифрах) в США было на 460 тыс. человек больше, чем в СССР, то сейчас —на 6 млн.

Наши прошлые бесспорные успехи в области образования объясняются тем, что эта сфера жизнедеятельности общества рассматривалась как одна из решающих во всех достижени­ях, поэтому и ассигнования на нее выделялись неизмеримо большие, чем в других странах. Но так было, к сожалению, не всегда.

Поэтому неудивительно, что за все время со дня утверж­дения в 1895 г. Нобелевских премий из США было 186 лауре­атов, из Великобритании — 87, Германии (до 1949 г.) — 44, ФРГ — 23, Франции — 43, СССР и России — 15.

Эти данные еще раз свидетельствуют о том, что система образования является едва ли не решающим фактором в при­ращении научного потенциала страны. Велика ее роль и в культурном обогащении общества, и в качественном преоб­разовании самой культуры.

Во все времена система образования была своего рода мо­делью общества. Сегодня она должна вернуть себе роль уско­рителя, катализатора общественного развития, совершенст­вования и обогащения его культуры. Должна стать ведущей силой формирования человеческого фактора, движущей час­тью того механизма, который обеспечит необратимость демо­кратических преобразований общества.

Надо сказать, что сегодня впервые поставлена задача ком­плексной трансформации, обновления системы образования как целостного социокультурного института в тесной, орга­нической взаимосвязи всех его компонентов.

Перед системой народного образования ставится цель обеспечения опережающего развития средней и высшей школы, опережающего даже по сравнению с предстоящей технической реконструкцией народного хозяйства. Для того чтобы достичь этого опережающего развития образования, признается необходимость проблемного, развивающего обра­зования, ориентированного на формирование способности самостоятельного, творческого мышления. С тем, чтобы за­тем на более высоких ступенях образования сформировать в студентах диалектический ум глобального масштаба, пони­мание проблем социальных и окружающей среды, в современном среднем образовании необходимо с самого начала закладывать основы понимания мира как динамически из­меняющегося. Необходимо учить человека гармонии с этим миром, миром людей и природы.

Несмотря на консервативные и бюрократические тенден­ции, российская школа накопила определенный интеллек­туальный потенциал — резерв обновления образования. Стоит упомянуть эксперимент в создании нового, по сути, типа школы таких новаторов, как Шаталов, Щетинин, Ильин, Лысенкова, Палтышев. Они работают новыми методами, ко­торые отвечают законам мозга и детской природе. Методы эти включают в детях образное и логическое мышление, мо­билизуют чувства и рассудок, вводят в строй потайные резе­рвы психики. И эффективность таких методов в 2—3 раза выше, чем у старых. Это значит, что нынешний объем зна­ний можно освоить не за десять лет, а гораздо скорее. Новые методы и новое содержание обучения могут дать школе вре­мя, нужное для труда, физкультуры, искусства, обществен­ной работы.

Из школьных новаторов дальше других в развитии раз­носторонности ушел, пожалуй, М. Щетинин. В его «школе 2000 года» были как бы слиты воедино пять школ — обыч­ная, спортивная, хореографическая, художественная, музы­кальная, да еще бригады земледельцев, садоводов, животно­водов, клубы юных техников и натуралистов. В школе Щети­нина проводятся такие постоянные занятия, которые разви­вают душу и тело, мозг и мускулы, здоровье и совесть. В школе, ее атмосфере царствует один из самых гуманных идеа­лов — потребность в труде, «работать не только головой, но и руками». Ручной труд, развивающий человека, должен бы становиться нашим постоянным спутником с самого начала жизни. Но мы далеко еще, к сожалению, не добились этого в большинстве наших школ, особенно городских ... а жаль.

Демократизация нашей системы образования ставит пе­ред средней школой задачу — растить и выявлять таланты, поддерживать неординарно мыслящих учеников. Ведь имен­но такие личности не просто способствуют реализации науч­но-технического прогресса, но творят его.

Научно-технический прогресс, в свою очередь, требует целостности видения мира, принципиально иного подхода к содержанию образовательного процесса. Его необходимо стро­ить не только в высшей, но и в средней школе на междисцип­линарном принципе, синкретическом обучении.

Примером может служить экспериментальная программа обучения в средней школе, одобренная Министерством обра­зования РФ для повсеместного распространения в школах нашей страны, во всех ее регионах.

Итак, содержание образовательного процесса:

I. Человек. Часть программы и методов обучения направ­лена на понимание учащимися человеческой жизни как само­ценности, человека как вершины эволюции со всем многооб­разием его свойств.

Такое обучение дает среднему образованию гуманистичес­кую, личностную ориентацию.

II. Общество. Самостоятельность мышления учащихся должна включать в себя развитие следующих ценностей: гло­бальная общность. Родина, гуманизм, демократическая ат­мосфера и демократические структуры, открытость, свобода, узаконенная государственность, семья, труд и гражданская ответственность.

III. Природа. Понимание взаимоотношений человека с природой как неотъемлемой части природы, саморазвитие и самосовершенствование. Это включает в себя экологическую культуру, ответственность перед будущим поколением за со­хранение и улучшение окружающей среды.

IV. Ноосфера. Включает в себя: глобальные и этнические культуры, контакты между культурными системами, прогресс в науке и технологии, знание истории, сохранение и продол­жение культурных традиций.

Такая программа буквально захватывает воображение. И многие наши учителя-новаторы, действительно обладающие высокой культурой, уже сегодня ведут занятия, следуя ос­новным направлениям этой программы.

Что касается высшей школы, то и здесь нужны подобного рода кардинальные изменения. Бурный рост естествознания и техники требует сегодня от специалистов не только глубо­ких узкоспециальных знаний, но и методологической подго­товки, знания не только точных, но и гуманитарных и обще­ственных наук, что делает деление высшего образования на гуманитарное, естественно-научное и техническое в извест­ной мере условным, а узкую специализацию в ряде случа­ев — неприемлемой, особенно в отраслях с высокими темпа­ми научно-технического развития.

Поэтому выпуск высококвалифицированных специалис­тов для подобных отраслей хозяйства диктует необходимость введения особых программ подготовки, основанных на меж­дисциплинарном принципе обучения. Образование в наибо­лее передовых российских вузах новых структурных подраз­делений, и в первую очередь междисциплинарных объедине­ний, наиболее полно отвечает задачам, стоящим перед совре­менной высшей школой. Это дает большую свободу студен­там в выборе дисциплин .для обучения, а также объединяет усилия профессорско-преподаватедьского состава, в резуль­тате способного обеспечить необходимую многопрофильность подготовки студентов, более широкую и разностороннюю их образованность.

Отрадно отметить также, что взаимозависимость культур­ного, гуманитарного, гуманистического и экологического ас­пектов образования, их оценка с позиции этики и под углом зрения глобальных процессов и проблем вызвали к жизни появление в ряде вузов России новых курсов, таких как эко­логия человека, экология культуры, инженерная экология. Эти курсы связаны с концептуальными и моральными аспек­тами естественных наук и построены на междисциплинар­ном фундаменте. Междисциплинарный подход вообще свя­зан у нас с определенной экологизацией образования и дела­ет возможным создание новой ситуации во всех звеньях сис­темы образования «конца XX века», «порога нового тысяче­летия», когда образование и воспитание в духе высокой куль­туры, борьбы за мир и дружбу между народами, заботы об охране здоровья и т. п. станут со временем основой учебного процесса во всех учебных заведениях России.

Эти и другие изменения в нашей системе образования внушают оптимизм, хотя пока нельзя отрицать общее ухуд­шение ситуации, вызванное как нежеланием и неспособнос­тью учителей и преподавателей перестроиться в духе со вре­менем, так и переход наиболее энергичных в сферу зарож­дающегося бизнеса, обеспечивающего более высокую опла­ту труда. Необходимо принимать во внимание и отток наи­более квалифицированных специалистов за рубеж в более благоприятные условия для жизни и работы. И несмотря на это, в стране продолжаются поиски новых форм и средств обучения.

Широкое распространение в последние годы у нас в Рос­сии получают так называемое альтернативное образование и дистанционное обучение, возможное с использованием совре­менных компьютеров, подключением к международным сис­темам информации Internet.

В Москве и ряде других городов нашей страны открыва­ются гимназии, лицеи, колледжи и университеты, работаю­щие на хозрасчетной основе. Они предлагают большой спектр нетрадиционных программ и дисциплин для изучения. От­личительной и привлекательной особенностью всех этих учеб­ных заведений является их поистине богатая и глубокая гу­манитарная программа. В этом плане, несомненно, они со­ставляют здоровую конкуренцию для государственной систе­мы образования, которая пока за недостатком материальных средств и преподавательских кадров не способна решить эту актуальную животрепещущую проблему подготовки наших кадров. Что же касается дистанционного обучения, то эту форму развивают и государственные вузы, так как за ней бес­спорное преимущество и большое будущее, не отменяющее тем не менее значимость и ценность стационарного очного обучения.

В связи с системой образования в России нельзя не затро­нуть один жизненно важный вопрос — вопрос языка, на ко­тором ведутся занятия в школах, вузах и других учебных заведениях России.

Как известно, Россия — многонациональная страна, ее населяют более 140 различных народов и народностей. Ис­торически сложилось так, что языком их общения был рус­ский язык. Именно он объединял людей и был основой их сближения. Но в последние годы процесс самосознания на­ций во многом» приобрел деструктивный характер. В быв­ших союзных республиках, а теперь суверенных государст­вах государственным языком объявлен язык данной респуб­лики. Такие же процессы начались и в республиках нынеш­ней России. В то время как по статистике известно, что только 60% жителей бывшего СССР живет на территории своих рес­публик. Так чем же хуже в таком случае язык других ма­лых народов, проживающих в этих республиках? Тем, что их меньше? Да и вообще, правомерна ли сама постановка такого вопроса?

Корни этого явления кроются в господствовавшей долгие годы над нашими умами марксистской философии. Один из ее догматов о том, что язык и культура, так же как и язык и мышление, — тождественны, что только родной националь­ный язык может быть носителем и выразителем националь­ного самосознания, национальной культуры.

Но ведь язык — это всего лишь инструмент мышления, и его выбор очень часто зависит от обстоятельств, а не от наци­ональной принадлежности. Многочисленные примеры, в том числе поселений русских в США, украинцев в Канаде, броса­ют вызов нашей теории. Они в большинстве своем давно ут­ратили свой родной язык, но чтут свои обычаи и традиции. Так что, как это ни парадоксально для нашего стереотипного мышления, мистический национальный дух никак не связан с языком.

Знаменательно, что во многих странах Запада при офор­млении на работу, например, даже нет вопроса о националь­ной принадлежности человека. Так и должно быть в циви­лизованном обществе, поскольку сама постановка этой про­блемы, мягко говоря, несостоятельна ни с научно-теорети­ческой, ни с практически-политической точки зрения: на­родность и нация — понятия не биологически-генетические, но социально-исторические. Что же касается языков обще­ния, то тут надо отметить экономный исторический закон интеграции, который в будущем приведет к тому, что чело­вечество будет обходиться всего лишь двумя-тремя языка­ми. (По данным ООН.)

Процесс интернационализации объективен и никакие уси­лия не остановят его. Таков ход истории. Зачем же нам загонять историю вспять? Лишать людей межнационального об­щения, возможного только с помощью и через посредство русского языка. (О деятелях культуры здесь вообще не при­ходится говорить, об их выходах на международную арену, в частности.)

Надо, наконец, открыто и всенародно признать, что поло­жение о языке и культуре как форме и содержании — это анахронизм, отжившая и пагубная, как анчар, догма. Застав­лять же в школах и вузах изучать язык республики, на кото­рой оказалось данное учебное заведение, — это значит ущем­лять права и национальное достоинство других малых наро­дов, живущих в этой республике.

Дети — наше будущее и нельзя отравлять их сознание ядом национализма. Выбор языка обучения должен быть аб­солютно свободным. И делать этот выбор должны сами школь­ники и студенты. И никакого предательства своей нации и своего народа в этом нет.

Сегодня нам нужна новая образовательная этика — обра­зование без границ, основанное на мире, социальной спра­ведливости, братстве и дружбе между народами.

В продолжение так называемого национального вопроса, чтобы и здесь внести некоторую ясность, необходимо отве­тить на вопрос о том, кто же в наше время является русским? Кто же он? Прежде всего, он либо живет в России, либо ро­дился в ней сам или его предки, главное — она остается для него духовной Родиной. Конечно же, он, в той или иной сте­пени, владеет русским языком. Русский независимо от его происхождения, которое, особенно в наше время, зачастую вообще трудно определить, вырос и воспитывался в духе рус­ской культуры, либо сознательно делает ее своей, принимает национальный уклад жизни русских, их обычаи, традиции, праздники и т. д. (Большую роль в русификации в определен­ные исторические периоды нашей Родины играло, как мы знаем, крещение, принятие православной веры.)

Итак, «русская нация —это духовно-историческая целост­ность, образующаяся в едином пространственно-временном континууме природной, культурной, религиозной и континентально-государственной структуры, имеющая свои особые национальные и морально-этические особенности...». «Это культурологическое самоопределение русских, исключающее всякий биологический национализм и шовинизм, позволяло русским веками играть соборную, сплачивающую роль в се­мье народов Великой России» (I Всемирный Русский Собор. Российская Соборная мысль. М. 1993. С. 103, 169).

В нашей системе образования, как и в обществе в целом, происходят определенные изменения: в общественном созна­нии начинает утверждаться приоритет человеческих ценнос­тей, признание права человека на инакомыслие, возможность сосуществования плюрализма мнений и взглядов. Знамена­телен указ президента Ельцина, подписанный им летом 1996 г. о реабилитации в нашей стране Зигмунда Фрейда, о призна­нии и о возрождении психоанализа (наши серьезные ученые никогда не отказывались от психоаналитических исследова­ний, но были далеки от абсолютизации идей Фрейда).

Фактором правомерности различных концепций и подхо­дов к истории России, ее культуры явилась публикация в 1989—1990 гг. трудов историка, гуманиста и мыслителя Л. Н. Гумилева: «Этногенез и биосфера Земли», «Древняя Русь и Великая Степь». В 1992 г. опубликована его работа «От Руси до России»: очерки этнической истории России, где дается ана­лиз становления Руси вплоть до монголо-татарского владыче­ства включительно. Опираясь на этнологические принципы своей теории, Л. Н. Гумилев дает удивительно цельную карти­ну тех лет, развития народов, стран в их взаимодействии. По­добно Н. К. Рериху, он утверждает единство Человека и При­роды, призывая к национальной и духовной терпимости.

Повествование о нашем веке и нашей русской культуре, очевидно, было бы неполным, если бы мы не обратились к имени нашего современника, замечательного русского уче­ного-энциклопедиста Алексея Федоровича Лосева (1893— 1988). В жизни и творчестве этого выдающегося философа, как в фокуее, отразился весь наш XX в., ведь А. Ф. Лосев прожил 95 лет и до конца дней своих оставался на трудовом посту.

С 1911 г. А. Ф. Лосев посещал Религиозно-философское

общество памяти Владимира Соловьева, где познакомился с философами «серебряного века» русской культуры (Н. А. Бер­дяев, Е. Н. Трубецкой, С. Л. Франк, И. А. Ильин, С. Н. Бул­гаков, П. А. Флоренский и др.). После запрета этого общества вскоре после Октябрьской революции Лосев участвовал в ра­боте Вольной академии духовной культуры, основанной Н. А. Бердяевым и закрытой в 1922 г., когда большая группа философов-идеалистов, литераторов, не принявших советской власти, быа выслана за границу. В 1916 г. вышли из печати одна за другой три работы молодого Лосева. Первая из них — «Эрос у Платона» — связана с античностью, а две другие по­священы философии музыки: «О музыкальном ощущении любви природы» и «Два мироощущения». В самые трудные голодные дни А. Ф. Лосев был избран профессором Нижего­родского университета (1919), куда ездил читать лекции по классической филологии.

20-е годы оказались далеко не лучшими для таких наук, как философия и классическая филология. С энтузиазмом насаждалась «пролетарская культура», звучали призывы сбро­сить с «корабля современности» Пушкина и Чайковского, а заодно и всю русскую классику, процветало вульгарное социологизирование в духе Вл. Фрича, насаждался упрощенно понимаемый классовый подход к явлениям культуры, и даже Московская консерватория была переименована в Высшую музыкальную школу им. Феликса Кона. Филологи-античники становились экономистами, профсоюзными деятелями, уходили в юриспруденцию — ни греческий, на латинский языки никому не были нужны. В 1921 г. был закрыт историко-филологический факультет Московского университета (от­кроется филологический факультет в МГУ во время войны, более чем через двадцать лет).

Тут-то Лосеву а пригодилось его музыкальное образование. В 1922 г. он стал профессором Московской консерватории.

Но не так-то просто было писать в те годы книги по чис­той философии и по истории античной философии. Еще труд­нее было их печатать, приходилось прибегать к разного рода ухищрениям.

За кратчайший срок с 1927 по 1930 г., т. е. всего за три года, Лосевым было издано восемь философских работ, в ко­торых не без влияния Платона, неоплатоников Гегеля, Шел­линга, Гуссерля ученый стремился построить методами чис­той диалектики универсальные модели бытия и мышления («Античный космос и современная наука», 1927; «Филосо­фия имени», 1927; «Диалектика мифа», 1930, и др.). С этих идейных позиций он подвергал критике материалистические взгляды и теорию социализма, считая их своеобразными про­явлениями мифологического сознания. Высказать свое мне­ние о происходящем можно было, только обращаясь к антич­ности. Она совершенно необходима в те времена, когда пере­осмысляется фундамент культуры, когда нигилизм пытается оторвать человека от его естественной почвы. Именно в анти­чности залегают корни позднейших жизненных основ.

Книги А. Ф. Лосева были теснейшим образом связаны с со­временностью. Он писал не просто об античном космосе, но о достижениях современной науки, самых последних, наиболее интересных, хотя и опасных в 20-е годы, да и не только тогда.

Своими книгами Лосев осуществлял ту самую связь вре­мен, которая грозила распасться в 20-е годы и в конце кон­цов в ряде гуманитарных наук, в том числе в философии и классической филологии, была уничтожена.

Как всегда, он видел перед собой задачу бороться с пред­рассудками механицизма и позитивизма, конечно же, с по­мощью «универсального метода» диалектики, которая есть для учения Лосева об имени последняя конкретность.

Единство философии, математики и музыки стадо пред­метом особого труда А. Ф. Лосева «Музыка как предмет ло­гики». В эту книгу вошли очерки, написанные с 1920 по 1928 г. Сфера математики идеальна, к этой чисто идеальной сфере относится и музыкальное бытие, значит, музыка и математика — одно и то же в смысле идеальной сферы. Таков взгляд философа на сущность и связь музыкальной и мате­матической сфер.

Наконец, в 1930 г. вышла книга, определившая судьбу ученого на всю дальнейшую жизнь, — «Диалектика мифа».

Он стал исследователем античного мифа и античного мифомышления уже после того, как ему было запрещено зани­маться мифом современным, которому и была посвящена «Диалектика мифа».

«Миф есть само бытие, сама реальность, само конкретное бытие». Миф есть в словах данная личностная история. Он есть чудо, как чудом и мифом является весь мир.

Древнее представление о слове-мифе как жизненной ре­альности9 оказалось у Лосева спроецированным в современ­ную действительность именно потому, что современность была чревата рядом идей, которые утверждались вопреки всем другим," естественно развивавшимся. Известно, что пре­тензии на абсолютную истину какой-либо одной идеи вопре­ки другим всегда грозят догматизмом, отсутствием свобод­ного, непредвзятого взгляда на миф, науку, на любые миро­воззренческие категории.

Миф заставляет целое общество жить по законам мифо­творчества, и никакая наука не убедит и не разуверит челове­ка в созданном им личностном или общественном мифе. Чис­тая наука предполагает гипотетичность. В мифе же всегда господствует единственно значимая идея. Миф опирается на факты и бытие, понимаемые абсолютно, непререкаемо, поис­тине догматически. Это ведет, в свою очередь, к тяжелому извращению нормального восприятия науки, искусства, ми­ровоззренческих теорий, философии, экономики, личного и общественного сознания.

Весьма убедительно А. Ф. Лосев показывает, каким об­разом идеи пролеткульта, РАППа и других «творческих» объединений повлияли на создание мифа о том, что пролетарию-коммунисту искусство чуждо, так как оно немысли­мо без феномена гениальности, а гений — это неравенство, неравенство же означает эксплуатацию. Широко распростра­нявшиеся через газеты, журналы, лозунги идеи об усиле­нии классовой борьбы при успехах социализма порождают миф о страшном мире, в котором «где-то копошатся гады контрреволюции», «воют шакалы империализма», «оска­ливает зубы гидра буржуазии», «зияют пастью финансо­вые акулы».

Добавьте к этим острым и опасным мыслям о новом мифо­творчестве дерзкий и совершенно свободный стиль, обильное роскошество примеров из Ф. Достоевского, Ф. Тютчева, А. Бе­лого, Ц, Флоренского, 3. Гиппиус, В. Розанова — и перед чи­тателем рождается мир идей, ярко, талантливо выраженных.

Однако эта талантливость дорого обошлась автору «Диа­лектики мифа». Автор был арестован, попал в тюрьму, а за­тем и в лагерь. Та же участь постигла и его жену Валентину Михайловну Лосеву, так как она занималась всеми делами, связанными с изданием этой книги. 18 апреля 1930 г. А. Ф. Лосев оказался вначале на Лубянке, а потом ему объ­явили приговор — десять лет лагерей (его жене дали пять). Покинули они лагерь в 1933 г. досрочно в связи с инвалид­ностью и ударной работой, благодаря чему в ОГПУ им был выдан документ, разрешающий жить в Москве и снимающий судимость.

В 1933 г. А. Ф. Лосев возвращается к своей научной рабо­те, но печатать книги по философии ему запрещено. Прихо­дится заниматься переводами.

Профессору Лосеву дорого стоило напечатание книг 30-х годов. Он вынужден был молчать 23 года, работая «в стол». Но преподавать он не переставал даже в 1942 г. в Москов­ском университете, где его прочили на должность заведую­щего кафедрой логики. В этом же году он получил звание доктора филологических наук (дать ему звание доктора фи­лософских наук не решились)10.

Но тем не менее снова раздались обвинения в идеализме (благодаря проискам бывших «друзей» и бдительных идеоло­гов) и состоялся его перевод в Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина, где Лосев про­фессорствовал как филолог до конца своих дней.

Печататься он начал после смерти Сталина в 1953 г. и необычайно интенсивно. Им было издано около 500 работ, в том числе несколько десятков монографий. Ждут своего из­дания новые труды, оставленные ученым в завершенном виде.

Нельзя упускать из виду и деятельность Лосева в качестве переводчика, издателя, интерпретатора и комментатора та­ких философов, как Платон, Аристотель, Секст Эмпирик, Плотин, Николай Кузанский. А. Ф. Лосев прожил долго и оказался тем русским философом, который не устрашился мифа о несокрушимости сталинской системы, а с молодым задором и зрелой мудростью создавал свод трудов, замеча­тельных по глубине мысли и размаху творческих замыслов.

Делом жизни А. Ф. Лосева являлась его «История анти­чной эстетики», первые шесть томов которой (1963—1980) были удостоены в 1986 г. Государственной премии. В 1988 г., уже после его кончины, вышел том седьмой (в двух книгах). О сигнальном экземпляре этого долгожданного тома Алексей Федорович Лосев узнал накануне своего ухода из жизни.

На страницах этого уникального сочинения античная эс­тетика рассмотрена как учение о выразительных формах единственно сущего космического целого в ее предельной философской целостности с позиций науки XX в. Понятие «античная эстетика» трактуется автором в широком исто-рико-культурном и историко-философском смысле. Следует отметить, что такой подход характерен для всех книг позд­него Лосева.

Энциклопедическая эрудиция А. Ф. Лосева дополнялась всеохватывающей комплексной диалектической разработкой предмета исследования. Это приводит в конечном итоге к конструированию в трудах Лосева внушительных картин це­лостных типов таких великих культур, как античность, эпо­ха Возрождения.

Последний труд, который вышел при жизни Лосева и, где помещены две его работы, так и называется: «Античность как тип культуры» (М., 1988).

Незадолго перед своей смертью, когда Россия отреклась от социализма, крупнейший русский мыслитель современнос­ти, прошедший через ГУЛАГ, сказал: «Куда дальше движет­ся человечество? А дальше идет то, что противоположно ин­дивидуализму. А именно: общественность и коллективизм. То есть социализм».

Ну а мы — отдаем себе в том отчет или нет — движемся пока назад к капитализму. Но может быть, это будет вариант гуманизированного нравственного капитализма, о котором говорили наши русские философы Соловьев, Бердяев, Фло­ренский?

Но и это лишь только предположение. Как тут не вспом­нить древний парадокс:

«Единственное, в чем можно быть уверенным, так это то, что ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Если это поло­жение истинно, то оно тем самым и ложно».

Во всяком случае, мы стараемся все-таки двигаться к граж­данскому обществу с базовыми демократическими ценностя­ми, учитывая опыт прошлого, в том числе и нашего дефор­мированного социализма.

Можно говорить о сложившемся течении в современном русском искусстве, творческой доминантой которого стало художественное постижение вопросов общечеловеческих, глобальных. Так, в художественной литературе исследуется проблема войны и мира, предотвращения термоядерной вой­ны (произведения А. Чаковского «Победа» и «Неоконченный портрет», В. Степанова «Громовержцы»).

Продолжая традицию «Русского леса» Л. Леонова, мно­гие русские писатели стремятся средствами литературы най­ти решение проблем гармонизации взаимоотношений чело­века и природы, сохранения природы как естественной среды обитания человека и важнейшей не только вещественной, но и нравственно-духовной ценности. Это такие произведения, как «Царь-рыба» В. Астафьева, «Прощание с Матерой» И. Ра­спутина, «Не стреляйте белых лебедей» Б. Васильева, «Комиссия» С. Залыгина. Все более пристально и углубленно ху­дожественная литература исследует вопросы освоения духов­ной культуры, необходимости бережного отношения к духов­ному опыту прошлого (романы Д. Гранина).

Такие социально-мировоззренчески значимые проблемы, как становление, социализация личности, ее духовный мир в условиях ускорения научно-технического прогресса, стали предметом художественного анализа в последних повестях В. Каверина, В. Тендрякова, А. Алексина. «Женский вопрос» приобретает особое звучание в романе Евгения Воеводина «Эта сильная слабая женщина».

Критика констатирует «взрыв» исторической и историко-революционной темы в русской литературе (С. Бородин, И. Ка­лашников и многие другие).

Нельзя не отметить высокую нравственную направленность таких произведений последних лет, как «Все течет» и «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Игра» и «Выбор» Ю. Бондарева, «Дети Арбата» А. Рыбако­ва, «Зубр» Д. Гранина, «Рукописи не возвращаются» А. Ар-канова. Это выдающиеся произведения, обогатившие русскую литературу.

В одном русле с «Архипелагом» написаны «Колымские рассказы» В. Шаламова, роман «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского и книга О. Волкова «Погружение во тьму».

Правда, произведения подобного рода вызывают у нашей критики далеко не однозначное к себе отношение. Напри­мер, молодой критик и прозаик Виктор Ерофеев считает, что «серьезной проблемой русской литературы всегда был гиперморализм, болезнь предельного морального давления на читателя. Ее можно найти уже у классиков XIX века, Достоевского и Толстого, но ее зачастую воспринимали как отличительную черту русской словесности, и, верно, для за­рубежного читателя это забавно и занимательно, это что-то другое, по-моему, это другое, при чрезмерной развитости кон­цепции социальной ангажированности слишком часто раз­ворачивало русскую литературу от эстетических задач в об­ласть однозначного проповедничества. Литература зачастую мерилась степенью остроты и социальной значимостью про­блемы»3.

Одной из ведущих тем российской драматургии, способст­вующей формированию у зрителей социальной ориентации, была и остается тема преобразования деревни, любви к зем­ле, сельскохозяйственному труду.

Последними постановками этого плана конца 80-х годов являются такие совершенно разные, непохожие спектакли, как «Тринадцатый председатель» Абдулина и «Печка на ко­лесе» Семеновой, «Птицы нашей молодости» и «Святая свя­тых» Иона Друце.

В центре этих спектаклей стоит герой, сделавший профес­сиональную честность и требовательность своим повседнев­ным оружием в борьбе за необходимые перемены.

Театр не проходит равнодушно мимо зла, мещанства, расхищения общественного добра, т. е. всего того, что не­совместимо с устоявшимся идеалом, что противоречит эле­ментарным чувствам чести и порядочности. Здесь в первую очередь можно упомянуть такие остросоциальные пьесы, как «Гнездо глухаря» и «Кабанчик» В. Розова, «Таблетка под язык» А. Макаенка, «Пена» С. Михалкова, «Говори» А. Буревского и др.

И часто в борьбе с этими и подобными явлениями наш театр обращается к мировой классике, например пьеса фран­цузского драматурга Мольера «Тартюф». Заставляя смеяться вместе с героями Мольера, актеры ведут к обновлению, к ис­целению от зла, от пороков, от недостатков.

Тема нравственных исканий занимает достойно большое место в репертуаре наших театров. Она звучит в таких по­становках, как «Закон вечности» Н. Думбадзе, «Наедине со всеми» А.Гельмана, «Деньги для Марии» В. Распутина, «Мария» Салынского, «Она в отсутствии любви и смерти» Э. Радзинского и др. Эти пьесы красноречиво свидетельст­вуют о том, что глубоко заблуждаются представители фор­малистической эстетики, утверждающие, что область ис­кусства—это область только чистой, изолированной от всякого общественного содержания красоты и прекрасной формы.

Непреходящим источником вдохновения для мастеров культуры России остается подвиг народа в Великой Отечест­венной войне. Этой теме посвятили свои произведения писа­тели В. Быков, Б. Васильев, Г. Бакланов, поэты Ю. В. Друни­на, Е. Исаев, А. Межиров, Д. Самойлов, композиторы А. Пахмутова, Д. Тухманов.

Пьесы Васильева «В списках не значился» и «Завтра была война», «В кольце тишины» Раздольского, «Эшелон» Рощина, «Отпуск по ранению» Кондратьева вызывают чувство не­нависти к войне, фашизму.

Никого не оставляют равнодушными мемориальные ком­плексы в Волгограде, Новороссийске, Хатыни, Санкт-Петер­бурге, Бресте.

Проблемы сталинщины с особой силой звучат в драматур­гии Виктора Коркия, в частности его спектакле 1988 г. о по­хоронах Сталина. Это горькая комедия-пародия, где, смеясь, мы прощаемся со своим прошлым. Он был поставлен на мос­ковской сцене театра МГУ (Московского государственного университета).

Спектакль Коркия 1991 г. «Сен-Симон, или Ночь Святого Лаврентия» в обобщенных образах живописует нам смерть наших идеалов и с болью ставит вопрос: «А что же ждет нас впереди?» И все-таки общее звучание спектакля можно вы­разить мудрым советом Омара Хайяма:

 

Не оплакивай смертный, вчерашних потерь.

Ни былой, ни грядущей минуте не верь.

Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!

 

Прогрессивная современная зарубежная драматургия за­нимает также достойное место в наших театрах. Среди поста­новок последних лет можно вспомнить: «Крамнегел» Питера Устинова, «Продавец дождя» Теннеси Уильямса, «Двери хло­пают» и «Жизнь и смерть Хоакииа Мурьеты» Эдуарде де Филипс и др.

Велика роль в развитии художественной культуры Большого театра в Москве, с его деятельностью связан расцвет балетного и оперного искусства нашей страны. Не будет преувеличением сказать, что наш балет полу­чил всемирное признание и является гордостью отечест­венной культуры14.

Достойное место в нашей художественной культуре за­нимает музыка.

Самая обширная сфера действия музыки — домашний быт, куда она входит и как феномен высокого искусства, и как фактор развлечения, и как вид самодеятельного творчества. Замечательная традиция домашнего музицирования — факт устойчивой популярности домашних «бардов» и «менестре­лей» (из их среды выросли такие мастера, как Галич, Высо­цкий, Окуджава, Визбор, Ким).

Но конечно же, сегодня со всей остротой встает про­блема «музыкального загрязнения» общественной фоносферы.

И наконец, настало время поговорить о том, с чего, может быть, и стоило начинать, — с нашего будущего — о наших детях, а вернее, искусстве для детей.

Самой высокой оценки заслуживает деятельность Детско­го музыкального театра, основанного Н. Сац Центрального детского театра. К сожалению, замечательный пример Мос­квы пока еще не нашел поддержки в других городах нашей страны.

Издательству «Детская литература» недавно исполнилось 50 лет. Оно выпускает большое количество книг для детей и юношества.

Временной, тематический, жанровый, географический диапазоны книг поистине необъятны.

Еще одна, очень важная грань работы редакции — выпуск серии «Школьная библиотека для нерусских школ».

Сейчас редакция сдает в печать том «БМЛ» западноевро­пейской драматургии, где представлены всемирно известные пьесы Лопе де Вега, Шекспира, Мольера, Гольдони, Шерида­на, Гете, Шиллера. Готовятся к изданию и произведения про­грессивных зарубежных писателей.

Художественным помыслам мастеров изобразительного искусства России последних лет присуще стремление под­няться над бытовизмом и описательностью, найти кон­кретно-зримый образ, несущий в себе возможность в од­ном значительном событии, в одной ситуации раскрыть многосложность действительности в ее полноте и драма­тизме. Здесь образ становится художественным воплоще­нием философского миропонимания художника, его раз­думий о вечном движении жизни. Таковы работы Ната­льи Нестеровой, Александра Петрова, Ирины Старженецкой, Олега Вуколова, Татьяны Назаренко, Ксении Нечитайло, Андрея Волкова, которых можно было бы назвать основоположниками «нового реализма» в нашем изобра­зительном искусстве.

Живописцы Москвы, проявившие себя за последние се­зоны (1994—1997), принесли с собой примеры нового на­правления в живописи. В их числе можно отметить блиста­тельный колоризм картин Натальи Нестеровой с их метафо­рами отчуждения людей в современном мире, который, не­смотря на всю трагичность, остается исходно прекрасным и манящим. Александр Петров увидел и показал с каких-то неожиданных позиций новые ритмы и краски будней на­ших дней. Ирина Старженецкая все свои пейзажи, портре­ты, сюжетные сцены пронизала тончайшей одухотвореннос­тью, являющей собой несвойственные нам ранее черты ду­ховного самосознания. Странное, причудливое, таинствен­но-призрачное раскрывается в своей загадочной сути в кар­тинах Олега Вуколова. А как интересно соединяют разные времена персонажей настоящего и прошлого полотна —прит­чи талантливейшей Татьяны Назаренко. На новой основе возрождают фольклорные начала композиции Ксении Нечитайдо, свидетельствующие о переменах в нашем жизнепо­нимании, образной речи.

Выставка картин Андрея Волкова открывает нам совре­менный город в его суровой прозаичности и особой поэзии, с новым ощущением пространства, скрытой грустью, непонятостью, затаенной надеждой. Как свидетельствует критика, такой впечатляющей «урбанистики» у нас в искусстве не было со времен Мстислава Добужинского.

Подобные произведения убедительно свидетельствуют о том, что если еще в 70-е годы связь личного — всеоб­щего осознавалась в живописи главным образом через на­стойчивое обращение художников к своему собственному внутреннему миру, то во второй половине 80-х годов художники с такой же настойчивостью идут к осмыслению «большого мира», исторических традиций и через них осознают свое собственное творчество, свой мир. Такая эпичность, стремление к познанию «состояния мира» присущи творчеству и В. Нечитайлова, А. Слепышева, Э. Грубе, С. Дудника.

Незримая связь внутреннего мира личности с беспредель­ностью мира природного, история и современность, худож­ник и время, традиционные духовные ценности и последст­вия научно-технического прогресса — все эти вопросы стали идейдо-смысловыми образующими в творчестве Н. Андропо­ва, Д. Жилинского, В. Попкова и др.

Фактом нашей культуры был фильм, созданный грузин­ским художником Т. Абуладзе «Покаяние», прошедший на всех экранах России.

С большой философской глубиной и вместе с тем с поис­тине публицистической остротой он поставил проблему соци­ально-психологических корней деспотизма, вырождения де­мократии, прикрытой трескучей демагогией тирании, отчуж­дения частных граждан от механизмов власти и превраще­ние последней в иррациональную репрессивную силу, дейст­вующую от имени народа.

Всеобщее признание у нас получили такие произведения последних лет, как фильмы «Иди и смотри» Э. Климова, «Частная жизнь» Ю. Райзмана, «Вкус хлеба» А. Сахарова.

Глубоким проникновением в жизнь народа, в помыслы и заботы современников отмечены фильмы Э. Рязанова, Н. Ми­халкова, Т. Океева, Л. Шепитько и др.

Последние годы (1996—1997) в лучах заслуженного по­клонения находится и как кинорежиссер, и как актер Вик­тор Мережко. Знаменательно, что созданные когда-то в годы «застоя» произведения, появившись спустя десятилетия на наших телеэкранах, становятся вновь популярными. К та­ковым относятся историко-революциониые эпопеи А. Ива­нова «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов», фильм «Белое солнце пустыни» режиссера Мотыля, а также филь­мы с участием талантливого актера и барда Владимира Вы­соцкого, рано покинувшего этот мир, Юрия Никулина и др.

Итак, несмотря на различные ситуации в общественно-по­литической жизни России, в ней состоялся расцвет творчества талантливых писателей, поэтов, художников, режиссеров, со­ставивших гордость национальной российской культуры.

В центре внимания этих художников — проблемы войны и мира, предотвращения термоядерной войны, гармонизация взаимоотношений человека и природы, социализация личнос­ти, ее духовный мир в условиях научно-технического про­гресса.

Наряду с «традиционным», развивающимся в реалисти­ческом русле искусством перестройка и теперешний период безвременья дали импульс иногда противоречивым поискам альтернатив командно-административной системе, ее социаль­ному мышлению и эстетике. Порой они приобретают харак­тер глубокого разрушительства (в частности, снос памятни­ков В. И. Ленину, Ф. Э. Дзержинскому и объявления изна­чально «грешными», первородно преступными всех деяний Октября).

В искусстве, в литературе прежде всего, перестройка по­родила вначале целую систему приемов «шоковой терапии», а проще говоря, свирепого натурализма, свое искусство кош­маров, очерков, фильмов о лагерях, о терроре 30-х годов, о насилии в годы коллективизации, об истреблении Сталиным своего ближайшего окружения в партии и т. п. Критик А. Ла­тынина назвала ее «невыдуманной прозой». Документ надол­го заменил вымысел даже в романе («Дети Арбата» А. Рыба­кова, «Делые одежды» Дудинцева) и тем более в мемуарах очевидцев и жертв, создавших серии продолжений «Архипе­лага ГУЛАГ» А. Солженицына16: таковы упомянутый роман «Погружение во тьму» О. Волкова, очерки «Непридуманное» Л. Разгона, повесть «Черные камни» А. Жигулина, докумен­тальный фильм «Россия, которую мы потеряли» Станислава Говорухина. Это произведения, в которых жизнь, впечатле­ния явно... сильнее публицистического текста!

Этот же свирепый натурализм повествует и о современ­ности. Французский ученый Клод Фриу заметил, что совет­ские натуралисты «отказываются от традиционной русской сдержанности и пишут со всеми подробностями о таких со­временных пороках, как пьянство, разврат, преступность» (журнал «Эроп», июнь—июль 1989 г.). Вся эта проза словно хочет, споря с Горьким, сказать: «Человек вовсе не звучит гордо!»

Но это искусство «сырых впечатлений», «черных» фактов при всей оправданности своего разоблачительного пафоса ис­черпало себя. Кроме, пожалуй, яркой прозы и поэзии Варлама Шаламова («Колымские рассказы» и «Очерки преступно­го мира»), восходящих к традициям «Записок из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского. В сущности, вся серия невыду­манной прозы и кинофотодокументалистики — крайний пре­дел очередной конъюнктурной политизации.

В условиях же возвращения в культурный обиход множе­ства прекрасных произведений русской эмигрантской куль­туры (прозы, философии, материалов религиозных дискус­сий) искусство факта и документа не могло быть художест­венной альтернативой былому помпезному монументализму. Она генетически вне кода великой культуры. Она сама, как и «порнокультура», тоже хлынувшая на нашего зрителя с экранов кино и видео, остается вне многих традиций культуры. В народе эту продукцию затянувшегося митинга с пренебре­жением называют чернухой, и она явно выходит за рамки социалистического реализма, который, кстати, сейчас вызы­вает к себе у многих чисто негативное отношение. В горячих спорах и дискуссиях вместе с методом пытаются зачеркнуть и все искусство, создававшееся у нас в советский период на­шей истории. Раздаются и возмущенные этим голоса. Извест­ный русский прозаик Виктор Астафьев резонно задает вопрос:

«Зачем же с такой категоричностью выносить смертный при­говор целому направлению нашей культуры?»

В последние годы русская поэзия также изменила свои пространственные границы: в них было включено Зарубе­жье — все три волны русской эмиграции. Напечатано еще не очень много в наших изданиях тех, кто составляет третью волну. Однако большими журнальными подборками представ­лены Юрий Кублановский, Вахит Кенжеев, Лев Лосев... Но главное, конечно, — явление Бродского. Сначала в журна­лах — едва ли не во всех сразу, а теперь уже и первыми сбор­никами: «Осенний крик ястреба», «Назидание», «Часть речи» (все в 1990 г.). О лауреате Нобелевской премии 1987 г. Иоси­фе Бродском (умер 28 января 1996 г. в США) у нас начали спорить, кажется, даже прежде, чем его внимательно про­чли. У одних был заготовлен для него восторженный прием, у других — столь же решительное неприятие, вплоть до отка­за ему в праве считаться русским поэтом.

Эти споры, прямо противоположные и исключающие мне­ние друг друга, прекрасны в одном: они свидетельствуют о том, что мы вновь оживаем, пытаясь освободиться от всего наносного, ненастоящего, «ненашего». Мы пытаемся найти... самих себя.

Россия переживает сейчас очень интересное время, эмо­ционально насыщенное поисками нового, самобытного, не проторенного никем, время сомнений, попыток правдивого анализа политических событий прошлого и настоящего, а также их отражания во всех жанрах и видах русского искус­ства и культуры. Этот дух времени в День защиты Отечества (23 февраля 1998 г.) хорошо выразил, обращаясь к опыту прошлого, поэт А. Петров:

Даруй мне эту мудрость —

Себя пересмотреть,

перекроить...