Geum.ru

«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   35

Жуковский сам признавал существенную особенность его творческого метода: «Это вообще характер моего творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое».

Переводя западных поэтов, Жуковский, в сущности, на свой лад «пережевал» их, пересоздавал заимствуемый образ, трансформируя (в меру собственного понимания) его общече­ловеческое содержание и национальное своеобразие. Пересо­здавая образы, рожденные на инонациональной почве, Жу­ковский оставался русским человеком, сформированным спе­цифическими социальными и духовными обстоятельствами русской жизни начала XIX в. При всем своем европеизме и образованности в духе просветительства он остро сознавал самобытность русской культуры и высоко оценивал ее воз­можный вклад в мировую культуру.

Вопрос об оригинальности и национальной самобытности поэзии Жуковского — лишь одна из сторон общей проблемы возникновения и развития романтизма в России: «... роман­тизм Жуковского — это индивидуальное, яркое, оригиналь-вое и национально-самобытное проявление европейского ро­мантизма на русской почве».

И если в балладах Жуковский все дальше отходил от совре­менности, если в них запечатлелось «бегство от жизни в идеа­лизм, в субъективное, в мир мечты», то в лирике это погру­жение в психологию объективно означало приближение к тому порогу, за которым начинался психологический анализ в ли­рике крупнейших последователей Жуковского, которые, на­чиная с Пушкина, неизбежно переходили к реалистическому пониманию и отражению внутреннего мира человека.

Пристальное внимание писатели-романтики уделяют иссле­дованию тайн творческого процесса. Художественное романти­ческое осмысление отношения к искусству, к художникам в пер­вую очередь, мы находим не только у писателей-романтиков, но и у писателей-реалистов, отдавших дань этому поистине попу­лярному направлению в мировой и отечественной культуре.

Репертуар русской повести об искусстве, созданной в пер­вой половине XIX в., довольно широк.

Это «Портрет» и «Живописец» В. И. Карлгофа, «Несколь­ко мгновений из жизни графа Т""» Г. В. Станкевича, «Он был убит» А. А. Бестужева-Марлинского, «Любовь поэта» А. В. Ти­мофеева, «Rapsodia sonatina» И. И. Средневского, «Последний квартет Бетховена» В. Ф. Одоевского, «Антонио», «Корделия», «Максим Созонтович Березовский» и «Психея» Н. В. Ку­кольника, «Дочь чиновного человека» и «Белая горячка» И. И. Панаева, «Современники Гете» П. П. Каменского, «При­езжай из уезда, или Суматоха в столице» А. Ф. Вельтмана, «Живописец» Н. А. Полевого, «Художник» А. В. Тимофеева, «Именины» Н. Ф. Павлова, «Египетские ночи» А. С. Пушки-аа, «Вальтер Эйзенберг» К. С. Аксакова, «История двух ка­лош» В. А. Соллогуба, «Портрет» Н. В. Гоголя и др.

В конце 20-х и в 30-е годы существенно выделялась деятель ность романтика Полевого, выступавшего в журнале «Московский телеграф» и «Философская критика»; В. Ф. Одоевского, ч И. В. Киреевского (1806—1858), Н. И. Надеждина (1804—1856); и в 40-е годы — выступления К. С. Аксакова (1827—1860) и близкого к петрашевцам В. Н. Майкова (1823—1847).

Но вернемся хронологически к началу XIX в В 1804—1812 гг. разгорелась дискуссия о русском литера турном языке и стилистике — две крайние позиции заняли Н. М. Карамзин и А. С. Шишков. Н. М. Карамзин «освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу» (А. С. Пушкин), л «Карамзинисты» провозгласили сближение литературного языка с разговорным: «Писать, как говорят, и говорить, как пишут». Их противники (А. С. Шишков, Д. И. Хвостов, С. А. Ширинский-Шихматов и др.) выступали за сохранение старых, книжных форм, ориентацию на церковно-славянекий язык. Они объединились в общество под названием «Беседа любителей русского слова» (1811—1816). Последователи Карамзина создали объединение «Арзамас» (1815—1818). В него входили В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, В. Л. Пушкин, А. С. Пушкин, Д. Н. Блудов, П. А. Вяземский, С. С. Уваров и др.

В 1802—1803 гг. Карамзин издавал «Вестник Европы», где, в критических статьях излагал свою эстетическую программу, способствовавшую формированию самобытности русской литературы, богатству ее словесно-выразительных средств.

Русский язык постоянно обогащался. Расширялась русская научная терминология. В 1804 г. при университетах были открыты словесные отделения.

Создание словесного отделения в Московском университете, усиливающиеся споры о возможности преподавания в стенах университета всех предметов только на русском языке, создание Общества любителей российской словесности безусловно, свидетельствовали о новом отношении в обществе к судьбам национального языка. Н. М. Карамзин начал, преобразование русского литературного языка, «совлекши;

его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины» (Белинский). А. С. Пушкин разрешил проблему форми­рования национального языка, проблему не только литера­турного, но и важнейшего общекультурного значения.

Дискуссии о русском языке были прерваны войной. Отече­ственная война 1812 г., развязанная Францией, прервала и на­чатые реформы, последние никогда не были возобновлены. Со­ставленный Сперанским свод законов погиб, и усилия создать другой, сообразный с русскими традициями не достигли цели.

Война 1812 г. носила поистине народный характер. Она вызвала необычайный размах партизанского движения, с рос­том которого сливались воедино героические усилия армии, народного ополчения и массового движения крестьян.

Неотделимо в народной памяти от Отечественной войны 1812 г. имя зачинателя и одного из руководителей армейского партизанского движения, сыгравшего немаловажную роль в победоносном исходе войны, — Дениса Давыдова (1784—1839).

Судьбу военного предсказал Денису Давыдову великий рус­ский полководец Александр Васильевич Суворов, когда в 1793 г. он посещал Полтавский полк и где его встретил резвый девятилетний мальчик Денис.

Яркая печать самобытности и талантливости лежала реши­тельно на всем, что делал Давыдов. Это был на редкость щедро и разносторонне одаренный человек. Он был вполне оригиналь­ным поэтом, со своим взглядом на мир, со своей художничес­кой манерой, как личность, как характер выделялся из обще­го ряда, был удивительно целен и неповторимо своеобразен.

«Партизанские поиски» 1812 г. доставили Давыдову гром­кую славу, вышедшую далеко за пределы России. О нем пи­сали в европейских газетах, портрет его висел в кабинете Валь­тера Скотта. Однако при всем том Давыдов чувствовал себя человеком несправедливо обиженным, обойденным на служ­бе. Виной были его сатирические стихи, высмеивавшие при­дворную знать и задевавшие самого царя.

Пушкин утверждал, что именно Давыдову был обязан тем, что не поддался в молодости исключительному влиянию Жуковского и Батюшкова. «Он дал мне почувствовать еще в ли­цее возможность быть оригинальным», — сказал Пушкин о Давыдове.

А такие стихи Давыдова, как

А глядишь: наш Мирабо

Старого Гаврило

За измятое жабо

Хлещет в ус да в рыло, —

внесли в поговорку.

Для освещения военных действий в 1812 г. Н. И. Греч основал журнал, в первом номере которого была помещена «Солдатская песня» Ив. Кованько:

Хоть Москва в руках французов:

Это право не беда!

Наш фельдмаршал князь Кутузов

Их на смерть впустил туда.

Переломным моментом в войне с французами за освобождеявше Москвы, а затем всей России была Бородинская битва, остадившая глубокий след в русской душе, искусстве, народном твор­честве. Вот как очевидцы описывают день перед схваткой.

Накануне битвы в русском лагере царствовало глубочай­шее молчание; сердца всех горели пламенной религиознос­тью и патриотическим чувством; войско провело ночь в молитве и надело чистые сорочки. Утром священники окропи­ли святой водой 100 тыс. человек и пронесли по рядам чудо­творную икону Смоленской Божьей Матери. Над головой Ку­тузова парил орел, и войско громким криком приветствовало этого предвестника победы. И вот воспоминания об увиден­ном после боя.

Очевидец Брандт: «Большой редут и его окрестности пред­ставляли зрелище, превосходившее все ужасы, какие только можно себе вообразить. Откосы, рвы, внутренность укрепле­ния исчезли под кучею мертвых и умирающих, наваленных друг на друга в шесть или восемь рядов».

Кутузов отступал в отличном порядке, донося Александ­ру, что войско стояло твердо, но что понесло большие потери.

Национальный триумф, пережитый всей Россией в 1812 г., блистательные победы русского оружия, освободившего от нашествия Наполеона не только Россию, но и народы Евро­пы, вызвали необычайный подъем национального самосозна­ния русского народа28. Эти факторы, в свою очередь, способ­ствовали возникновению исключительного интереса к про­блеме самобытности культуры, выдвинули в качестве перво­очередного вопрос о необходимости развития русской культу­ры на народно-национальной основе. В центре внимания дея­телей культуры России, ее ведущих писателей, журналистов оказались проблемы их отношения к истории народа, к его языку и поэзии.

«Со времени возвращения домой русских войск, — гово­рит Н. Тургенев, — начали распространяться в России так называемые либеральные идеи. Независимо от регулярных войск, значительные массы ополчения также были за гра­ницей; ополченцы, по мере возвращения в отечество, отправ­лялись на родину и там рассказывали о том, что видели в Европе. Сами события говорили громче всякого человечес­кого голоса. Это было настоящей пропагандой». Это повлек­ло за собой обостренные дискуссии по многим вопросам, ка­савшимся прежде всего жизни народа, тяжкого бремени кре­постничества, дальнейшего политического устройства Рос­сии. Иными словами, в недрах общественной и культурной жизни того времени вызревали идеи декабризма, которые явились программой первого этапа освободительного движе­ния в России.

Для становления самосознания русского народа примеча­телен, например, и такой факт: если в XVII в. из недворян только единичные, самые богатые купцы успели завести себе фамилии, так их и называли «именитое купечество», то по переписи 1816 г. в 11 слободах Москвы из 2232 купеческих семей уже почти 25% имели фамилии, а у многих, имевших фамилии, было записано, например: «прозвищем Сорокованова позволило именоваться 1817 года июля б дня», «фамилию Серебряков позволено именоваться 1814 года января 17 дня». Вот их-то и решило облагодетельствовать правительст­во, преследуя цель охраны державы от иностранного влия­ния, как промышленного, так и духовного.

Очевидным результатом такой политики было расшире­ние торговли отечественными товарами, сопровождаемое до­вольно своеобразными обычаями и нравами. Очень долго в России удерживался, например, обычай зазывать покупате­лей в лавки. Многие торговцы держали для этого мальчиков, а более крупные — посылали приказчиков, которые станови­лись возле лавок и громко зазывали покупателей. При этом выкрикивались рифмованные приглашения: «Пожалуйте, у нас есть для вас атлас, канифас и прочие шелковые товары!» Зазывание служило чем-то вроде живой рекламы. При этом нередко оно превращалось в средство навязывания товара. «Когда на площадь попадал какой-нибудь покупатель-провин­циал, приказчики-зазывалы подхватывали его и начинали таскать из одной лавки в другую, так что он не знал, как вырваться от них», — писали современники29.

Литература Этой эпохи отличается резким антифранцуз­ским характером, национальные трагедии Крюковского и Озерова, патриотические оды Жуковского, комедии и басни Крылова, периодическая печать с ее представителями: Глин­кой, Гречем, Батюшковым, Шишковым,— все дышит нена­вистью к Наполеону, к новой Франции.

Самым ярым галлофобом той эпохи был граф Растопчин около 1807 г. он издал свою новую сатиру: «0х Французы!» и комедию «Вести, или Живой мертвец», в которой сильно нападал на алармистов и отъявленных сторонников запад­ных мод. Заимствуя из Франции понятия о моде, роскоши и т. п., говоря на французском языке, выписывая воспитате­лей для своих детей — французов, русское дворянство было против Франции.

Особую линию литературного развития образовало в пер­вой четверти XIX в. творчество И. А. Крылова и А. С. Грибо­едова (1795—1829). Обращаясь к эпическим и драматичес­ким жанрам, они разрабатывали тот подход к действитель­ности, который составил в дальнейшем эстетическую основу критического реализма.

Сатирическая направленность творчества этих писателей выражалась в обостренном интересе к реальности, в стремле­нии выявить и обличить ее отклонения от норм разума, кото­рыми она изобилует. Принимая различные формы, этот про­цесс приближал к объективному пониманию жизни. Основой басенного стиля Крылова стала стилистика разговорного на­родного просторечия. Он создал басню, свободную от услов­ностей классицизма, идущую от жизни, выражающую свое­образие народного мышления и «здравый смысл» народа.

В комедии Грибоедова «Горе от ума» (1824), сочетающей завоевания классицизма и реализма, психологическая и бы­товая конкретность, характерность языка, житейская коло­ритность сюжетного материала приобрели решающее значе­ние. Исходную «посылку» комедии составлял типичный для, просветительской сатиры обличительный прием — столкно­вение нормы разумного миропонимания с реальностью обще­ственных нравов, основанных на предрассудках. Это сближало «Горе от ума» е идеологией декабризма. Вместе с тем от­крывались противоречивость движения истории, многознач­ность жизненных явлений, происходило усложнение харак­теров и ситуаций.

Что касается жанровой природы пьесы, то в ней сливались черты сатирической комедии и лирико-психологической дра­мы («Сценической поэмы»), по определению Грибоедова.

Стремясь опереться на «новых» людей из придворного окружения, Александр приблизил к себе ряд молодых и де­ятельных дворян незнатного происхождения. Особо удачли­вым среди них оказался Алексей Аракчеев. Играя на чувст­вах болезненного честолюбия царя, он достиг неограничен­ного доверия и сосредоточил в своих руках все средства уп­равления страной. Человек недюжинных задатков, волевого и изворотливого характера, Аракчеев становится поборни­ком военно-полицейского деспотизма и ужесточенного кре­постничества.

Так началась иное время, иная эпоха, вошедшая в исто­рию как «аракчеевщина». Противники Сперанского получи­ли важные должности; любимцем, настоящим временщиком, особенно последние годы правления Александра I, становит­ся Аракчеев, грубый гатчинский капрал, заклятый враг вся­кой новой идеи и всякой мысли о реформе.

После французского влияния началось английское и про­тестантское; закрыли французские театры и открыли библей­ские общества. В столице основались «Британское и иностранное библейское общество», «Российское библейское общест­во», «Казачье библейское общество». В эту эпоху Александр I усвоил мистицизм госпожи Крюднер, принял квакерскую депутацию, молился и плакал вместе с нею. Не только сам император, но и весь царский двор был охвачен мистицизмом — таково было реакционное влияние Аракчеева. Рели­гиозные настроения после войны 1812 г. усилились в общест­ве в целом. Во главе местных отделений Библейского общества нередко стояли генерал-губернаторы. Постепенно в 20-е годы Россия вновь вернулась к традиционному образу право­славной державы.

Перипетии восточной политики и протесты православной церкви привели к закрытию масонских лож (1822) и «опале» Библейского общества (1824).

Опасаясь влияния европейского революционного движе­ния, правительство усилило слежку внутри страны. В 1821 г. а столице одновременно действовали тайная полиция Минис­терства внутренних дел, агентура петербургского генерал-губернатора, личная агентура Аракчеева, военная полиция для наблюдения за гвардейским корпусом.

Наступление реакции разрушило надежды сторонников преобразований на возможность проведения реформ сверху и радикализировало их деятельность.

Усиление охранительной пропаганды не обошло стороной и учебные заведения. В 1817 г. Министерство просвещения было переименовано в Министерство духовных дел и народного просвещения. Министр князь А. Н. Голицын (одновре­менно обер-прокурор Синода и глава Библейского общества) предложил закрыть все университеты, кроме Московского. До этого дело не дошло, но в 1819 г. в университетах нача­лись гонения. Из Казанского университета были уволены одиннадцать «неблагонадежных» профессоров, из библиоте­ки изъяты «вредные» книги. В 1819 г. в университетах учре­дили богословские кафедры. Инструкция 1820 г. для управ­ления университетом ставила одной из главных задач образо­вания убеждение студентов в незыблемости и божественном происхождении монархического правления. В 1821 г. был «очищен» Петербургский университет.

Профессору политической экономии вменяется в обязан­ность настаивать преимущественно на добродетелях, которые превращают материальное благо в духовное; «соединяя та­ким образом земную низшую экономию с высшей, истинною, он создает наконец истинную науку в политико-нравствен­ном смысле». Профессор геометрии Никольский видит уже в треугольнике символ Троицы, а в единице — единство Бо­жье. Начинаются обвинения в безбожии преподавателей фи­лософии, читающих философию Шеллинга, и т. п.

Воспрещено на будущее время приглашать в профессора лиц, обучавшихся за границей, и посылать в Европу русских студентов.

Аракчеев основал военные поселения. Солдаты помога­ли крестьянам в полевых работах; дети и тех и других пред» назначались для военной службы. Крестьяне были недовольны. Начались бунты, и Аракчеев, виня во всем грубое невежество и черную неблагодарность мужика, усмирял их со зверской жестокостью.

Народные волнения побудили передовых дворян, прошед­ших через горнило войны и побывавших в ряде европейских государств, начать борьбу против самодержавия и крепост­ничества в России. Декабристы пришли к мысли, что в сол­датском движении может быть найдена главная опора для осуществления государственного переворота. Массовое дви­жение крестьян их пугало.

Дворянские революционеры были высокообразованными людьми своего времени, увлекавшимися философией, историей, литературой, естественными науками. Многие из saxs.'s оставили глубокий след в культурном развитии России. В этом можно убедиться, обращаясь к стихам Рылеева, полит-экономическим сочинениям Пестеля, патриотическим размышлениям М. Бестужева-Рюмина и С. Муравьева-Апостола. Многие из них принимали участие в дискуссиях, актуальных для России того времени, как бы нейтрально они не звучали.

Вопрос о поэтическом содержании и философском смысла русской истории (а в связи с этим и о субстанциальных чертах характера русского народа) был в особенности важен в идеологическом отношении, и именно здесь выявились противоположные направления эстетической мысли, выражавшие сущность двух пониманий национальной культуры Славянофилы призывали возвратиться к патриархальной старине и, «не замышляя нового», взять за образец заповедав праотцов, среди которых важнейшими признавались следую­щие: не мечтать о «несбыточном равенстве» и «почитать уваже­ние к вере», «почитать власть» (С. Глинка).

Именно в «приверженности к православной вере и любви подданных к государю» видели они «нравственные причи­ны» успехов русского воинства в Отечественной войне (архи­мандрит Филарет). Призывая художников прославлять тако­го рода «доблести» и уберегаться от опаснейшего влияния «чужеязычных прелестей», они старались оградить русское общество от проникновения идей, порожденных «чудовищной революцией» (А. С. Шишков). Так были сформулирова­ны те охранительные принципы, которые затем легли в осно­ву концепции «официальной народности».

Декабристы были убеждены, что «слепое подражание» ев­ропейским образцам неуместно и бесплодно, но при этом вы­ступления их не имели ничего общего с пренебрежением к культуре других наций. Требование самобытности культуры связано в их представлениях с ее назначением быть носи­тельницей освободительных идей. Полагая, что для всех на­родов общим является стремление к свободе, они считали, что обмен достижениями прогрессивной художественной мысли способствует обогащению собственной культуры каж­дого народа (В. Кюхельбекер).

Наряду с понятием национальной самобытности шло ста­новление понятия народности искусства.

С творчеством и деятельностью декабристов связан не­обычайный подъем прогрессивной общественной мысли в России. В этой связи можно обратиться к именам не только Кюхельбекера и упоминавшихся К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, М. Бестужева-Рюмина, С. М. Муравьева-Апостола, но и И. М. Муравьева, Н. А. Бестужева, А. А. Вестужева-Марлин-екого, В. Ф. Раевского, Н. А. Крюкова, А. П. Баратынского, Я. Д. Якушкина. В их социально-политических и философ­ских воззрениях переплетались просветительские идеи (от­рицание самодержавия, крепостничества и феодальных привилегий, идеи естественного права, суверенитета народа, свободы политической и экономической деятельности) и роман-этические (ориентация на аграрное и торговое развитие России, критика мануфактурно-промышленной цивилизации, французской буржуазной революции XVIII в., идеализация отдельных форм народного быта, «вольностей» Древнего Новгорода и др.).

В 1825 г. Александр I выехал из столицы для обозрения южных губерний и для поправления своего здоровья. Грустные предчувствия овладели им перед отъездом. В Александро-Невской лавре он просил отслужить заупокойную обедню среди белого дня в его комнате оставили две зажженные све­чи. Бывшее перед тем в Санкт-Петербурге страшное наводнение сочтено народом за Божью кару, ниспосланную в наказа­ние за преступное равнодушие России к восточным христиа­нам. В Таганроге Александр получил самые подробные сведе­ния о заговоре Южного общества и об умысле на цареубийст­во; к этому, может быть, прибавились и другие печальные воспоминания. В Крыму он нередко повторял: «Что бы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем». 19 ноября (1 декабря) император скончался в Таганроге на руках импе­ратрицы Елизаветы.

Благородный спор о престолонаследии между братьями

Константином (второй сын Павла I) и Николаем (третий сын Павла I) едва не обошелся дорого империи. Воспользовавшись ситуацией, члены тайных обществ — Северного и Южного — устроили 14 декабря мятеж на Сенатской площади. Выступ­ление было подавлено. Из 579 человек, привлеченных к след­ствию, 289 были признаны виновными.