Содержание: Предисловие
Вид материала | Документы |
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Содержание предисловие издателя содержание вступление, 1900.67kb.
- Содержание в гармонии с жизнью (предисловие), 5658.47kb.
- Абросимов Игорь Дмитриевич. Содержание: Предисловие Перечень программ Содержание тем, 1055.08kb.
- Структурированные кабельные системы содержание предисловие, 10105.96kb.
- Содержание: Предисловие, 5311.58kb.
- Аллан Кардек спиритизм в самом простом его выражении содержание, 4227.55kb.
- Содержание: 1 предисловие, 1023.19kb.
- Название: исо 9004: 2000 Системы менеджмента качества – Руководство по улучшению деятельности, 1362.94kb.
- Содержание: Предисловие, 6357.97kb.
расширения поля интеллектуальной деятельности, обуслов-
ленного появлением переводов греческих, иудейских и му-
сульманских сочинений. То, что он последовательно пытался
синтезировать нехристианскую мысль и христианскую ве-
ру, в каком-то смысле верно; однако такая оценка может
ввести в заблуждение. Если, например, Фома столь полно
опирался на Аристотеля и так широко использовал его идеи,
то это объяснялось его убеждением, что философия Аристо-
теля в основном истинна и, будучи таковой, является мощ-
ным инструментом в построении общего христианского ми-
ровоззрения. Что бы мы ни думали об аргументах Аристоте-
ля в той или иной области знания, мы не можем понять
позицию Аквината, если не осознаем того факта, что он был
движим не просто соображениями целесообразности и вы-
Альберт Великий и Фома Аквинский и
годы. Его главная цель состояла не в таком истолковании и
адаптации философской системы, которые, выхолостив ее
содержание, позволили бы примирить ее с христианской
верой. Конечно, чтобы осуществить последовательный син-
тез, он должен был переосмыслить некоторые идеи. Напри-
мер, едва ли можно было удовлетвориться тем, чтобы про-
сто совместить мысль о высочайшем достоинстве и деятель-
ности человека, содержащуюся в аристотелевской ".Эти-
ке", с христианским представлением о человеке и его дея-
тельности. Фома был убежден, однако, что телеологиче-
ская этика Аристотеля в целом вполне здрава и ход мыс-
ли этого греческого философа образует философский ос-
тов или, если угодно, философский фундамент христианской
этики. Он действительно стремился интерпретировать Ари-
стотеля в духе благожелательности, как это можно было бы
определить с точки зрения теолога. Но если он думал, что
Аристотель был в чем-то не прав, то говорил об этом прямо.
Самое главное было в том, что Аквинат считал Аристотеля
"Философом", поскольку видел в аристотелизме воплоще-
ние философской истины. Веря, что христианство ничего не
потеряет, но только выиграет, если будет черпать истину из
всех возможных источников, и особенно из философии, он,
естественно, пытался не только продемонстрировать согла-
сие философии с христианской верой, но и использовать фи-
лософию, в истинности которой был убежден, для система-
тического развития самой теологии.
Это утверждение нуждается в уточнении. Аквинат счита-
ется, и совершенно справедливо, христианским теоло-
гом, который использовал философию Аристотеля го-
раздо полнее и шире, чем его предшественники. Однако от-
сюда никоим образом не следует, что в его философ-
ской мысли нет никаких заимствований из других источни-
ков. фактически в его мысли есть много элементов, которые
по своему происхождению восходят не к Аристотелю, а к
другим источникам. Наглядным примером являются его рас-
суждения о божественных идеях, безусловно ведущие свое
происхождение от Августина или, если идти еще дальше, от
неоплатонизма. Опять-таки, Аквинат несомненно испытал
влияние не только сочинений Псевдо-Дионисия, но также
мусульманской философии и иудейского мыслителя Маймо-
нида. Он считал Аристотеля Философом par excellence, одна-
ко можно сказать, что он пытался переосмыслить именно
философию вообще (разумеется, какой он ее себе представ-
лял), чтобы создать последвательную систему, - правда, не
всецело самодовлеющую философскую систему, но систему,
определенным образом связанную с христианской верой.
Тот факт, что Аквинат черпал идеи и вдохновение из мно-
гих источников, побуждает думать, что он был эклектиком и не
обладал оригинальностью. Ведь когда мы рассматриваем ту
или иную конкретную доктрину или теорию, очень часто
можно сказать, например: "Это взято прямо у Аристотеля",
"Это уже было сказано Авиценной" или "Это, конечно, являет-
ся развитием аргумента, использованного Маймонидом" Дру-
гими словами, чем лучше мы знаем Аристотеля, мусульман-
скую и иудейскую философию, а также, разумеется, предшест-
вовавшую христианскую мысль, тем больше нам хочется по-
интересоваться, а что, собственно, принадлежит самому Акви-
нату и принадлежит ли ему что-либо вообще. В сущности, мы
можем даже поинтересоваться, не является ли вся возня, зате-
янная томистами вокруг учения их героя о различии между
сущностью и существованием, совершенно отчаянной попыт-
кой найти на многочисленных страницах его трудов то, на что
можно было бы указать как на оригинальную идею.
Эта установка, хотя она, несомненно, раздражает пре-
данных томистов, совершенно понятна, однако и весьма не-
справедлива по отношению к Аквинату. Своим современни-
кам он казался новатором - отчасти потому, что дал новую
трактовку проблем и ввел в употребление новые линии ар-
гументации, отчасти же потому, что отверг традиционные
подходы к некоторым вопросам. Он не был, однако, охот-
ником за оригинальностью, т. е. человеком, который любой
ценой стремится сказать новое слово. Его оригинальность
состоит скорее в том, что он терпеливо просеивал разные
мнения, стремясь добраться до того, что представлялось ему
Альберт Великий и Фома Аквинский 217
истиной, и систематически объединял разные позиции по-
средством применения всеобъемлющих философских прин-
ципов и категорий. Он был эклектиком, т. е. был открыт для
стимулов и идей из разных источников; однако и не был им,
если считать эклектиком человека, который заимствует раз-
ные идеи из разных философий и позволяет им сосущество-
вать. Он должен был переосмысливать свой материал после-
довательно и систематически и в этом переосмыслении вы-
казывает свою силу как мыслитель.
Фома Аквинский был профессором теологии и не ставил
своей целью создание философской системы. Но он, безу-
словно, проводил различение между теологией и философи-
ей. Их различие, как оно представляется ему, не есть просто
различие их предметов. Разумеется, существуют богооткро-
венные истины (например, касающиеся Троицы), которые
не могут быть доказаны философией, хотя философские по-
нятия могут быть использованы теологом в его попытке
сформулировать эти истины. Существуют и философские ис-
тины, которые не были сообщены Богом в откровении. Од-
нако имеется некоторое, пусть и ограниченное, совпадение
предметов теологии и философии. Например, метафизика
доказывает существование Бога. И Бог, очевидно, является
предметом размышлений теолога. Но в "священном учении"
теолог начинает с Бога, предполагая его существование как
постулат веры и размышляя о его самооткровении и иску-
пительной деятельности, тогда как философ начинает с объ-
ектов чувственного восприятия, с вещей этого мира, и при-
ходит к знанию о Боге только в той мере, в какой его приво-
дит к этому умозаключение. Если мы начинаем с христиан-
ской веры и исследуем ее содержание и импликации, то
мыслим как теологи. Если же вера не является нашей по-
сылкой, но мы полагаемся просто на человеческое разуме-
ние, используя принципы, основанные на обычном опыте,
то мы мыслим как философы.
Поскольку сам Фома всю жизнь был верующим христиа-
нином и, очевидно, не переставал верить и когда предавался
философским размышлениям, то может показаться, что не-
реалистично ожидать от него такого различения. Мы можем
спросить: а разве он не был теологом всегда? Фома мог бы
ответить, конечно, что вера не влечет за собой неспособ-
ность к объективному рассуждению. Далее, о его серьезном
отношении к собственной позиции можно судить по тому,
что он говорит о вечности мира. Он полагал, что христиан-
ская теология включает в себя веру, что фактически мир
имел начало. Однако он утверждал также, что ни одно-
му философу не удалось доказать, что мир не может быть
совечен Богу, и критиковал аргументы, предложенные Бона-
вентурой и другими мыслителями, стремившимися доказать,
что мир должен был иметь начало. Другими словами, Акви-
нат доказывал, что, насколько он понимает, на вопрос, имел
ли мир начало или нет, философ ответить не в состоянии.
Ведь если мы не можем показать, что нечто невозможно, то
должны допустить возможность этого. Конечно, может по-
казаться, что этот тезис - как раз тот случай, когда Фома
склонен мягко отнестись к Аристотелю, вместо того
чтобы заявить, что его теория вечности движения абсурдна,
как и заявляли некоторые теологи. Однако поскольку Акви-
нат верил, что "священное учение" способно ответить на во-
прос о факте, он, несомненно, не считал различение между
философией и теологией нереальным.
Отсюда не следует, что Фома не видит связи между фило-
софией и теологией. Но легчайший способ понять такую связь,
как ее представляет себе Фома, состоит в том, чтобы посмот-
реть на эти разные науки в свете его убежденности в сверх-
природной цели и сверхприродном призвании человека. Он
считает, что человек призван достижению - с помощью
божественной благодати и благодаря весомой им богоугод-
ной жизни - прямого или непосредственного созерцания
Бога на небесах. Достижение этой цели требует определен-
ного знания о Боге и о его воле относительно человека. Неко-
торое знание о Боге достижимо в философии, посредством
человеческого мышления. Действительно, "почти вся филосо-
фия нацелена на познание Бога". Иными словами, фило-
софская теология является высшим выражением философ-
Альберт Великий и Фома Аквинский iig
ской рефлексии и не обходится без других частей философии.
Философией, однако, в любом случае занимаются немногие,
тогда как к познанию Бога призваны все люди. Кроме того,
философское познание Бога, пусть и подлинное, чрезвычайно
ограниченно; им не охватывается самооткровение Бога во
Христе. Следовательно, откровение морально необходимо, ес-
ли людям вообще суждено достичь цели, для которой они
были созданы. Теология и есть наука, которая рассматривает
вопрос о самооткровении Бога во Христе и через Христа. Ес-
ли говорить о человеческом поведении, то разум действитель-
но способен постичь основные этические принципы. Одна-
ко философская этика, если понимать ее как полностью са-
мостоятельную, ничего не ведает о сверхприродной цели че-
ловека и о жизни во Христе, которая ведет к ее достижению.
Поэтому хотя философская этика, показывая разумные ос-
нования нравственной жизни, сама по себе и состоятельна,
она все же ограниченна во многих отношениях и должна
быть подчинена христианской этике. Наконец, знание о Бо-
ге, будь то философское или теологическое, подчинено опыт-
ному познанию Бога и телеологически ориентировано на не-
го, на то непосредственное знание "посредством знакомст-
ва", которое достижимо в несовершенной форме в мистиче-
ских состояниях, а в совершенной - в созерцании Бога на
небесах.
Эта общая схема не является, разумеется, характерной
особенностью Аквината. Она обычна для теологов и мо-
жет быть найдена, например, у Бонавентуры. Однако Акви-
нат гораздо лучше многих других теологов понимал как цен-
ность философских и научных исследований, так и то, что они
имеют свои собственные методы или приемы, в которых об-
ращения к авторитетам не имеют решающего значения. Тео-
логия, "священное учение", предполагает Писание и собор-
ные определения и обращается к ним; но в философии обра-
щение к авторитету является слабейшим из аргументов.
Средневековые мыслители много писали о познании с
психологической точки зрения, однако не терзались вопроса-
ми вроде того, можем ли мы вообще что-то знать. Для Акви-
ната было очевидно, что мы знаем некоторые истины и зна-
ем, что знаем их. В контексте обсуждения вопроса о позна-
нии души самой себя он замечает, что "никто не восприни-
мает, что он разумеет, кроме как благодаря тому, что он разу-
меет нечто, ибо разумение чего-либо предшествует разуме-
нию того, что некто разумеет". Сходным образом именно
благодаря знанию чего-либо мы знаем, что знаем. И именно
зная, что мы знаем нечто, мы в состоянии признать способ-
ность ума к знанию. Аквинат посчитал бы ошибочным пред-
положение, будто мы могли бы с пользой для дела начать с
вопроса о том, способны ли мы вообще что-то знать. Конечно,
мы можем думать, что знаем нечто, когда на самом деле мы
этого не знаем. Ошибочное суждение, несомненно, возмож-
но. Однако есть и способы исправить ошибку. И весь процесс
распознавания и исправления ошибочных суждений предпо-
лагает, что мы можем понимать и понимаем истинные
утверждения и знаем, что способны к этому.
Способность ума к познанию не означает, конечно, что
он вступает в жизнь с запасом врожденных идей или врож-
денного знания. Согласно Аквинату, ум изначально представ-
ляет собой способность к познанию; и, во всяком случае в
том, что касается естественного порядка вещей, он не мо-
жет достичь познания чего-либо, кроме как благодаря опыту
или в зависимости от него, изначальная же форма опыта -
чувственный опыт, или чувственное восприятие. Это не
означает, что ум является пассивным восприемником чувст-
венных впечатлений. Например, если ум посредством опы-
та узнал конкретные причинные отношения, существующие
в окружающем мире, и образовал абстрактные идеи при-
чины, вещи и начала существования, то он понимает связь
между началом существования вещи и его причинной обу-
словленностью. Таким образом он может прийти к форму-
лированию универсально и необходимо истинных суждений,
например суждения о том, что все начинающее существо-
вать обязано этим действию внешней причины. Поэтому он
способен выйти за пределы видимого мира, т. е. соотнести
объекты чувственного опыта с тем, что запредельно чувст-
Альберт Великий и Фома Аквинский 121
венйому опыту. Однако даже в этом случае наше рациональ-
ное знание "может распространяться лишь настолько, на-
сколько ему позволяет (размышление о) чувственно воспри-
нимаемых вещах"T. И "когда мы разумеем нечто о нетелес-
ных вещах, мы вынуждены обращаться к образам тел"".
Хотя, утверждает Фома, изначальными объектами человече-
ского познания являются материальные вещи, но ум не
ограничен ими в потенциально открытой для него сфере по-
знания. В то же время собственными силами ум может
узнать о существовании чисто духовных сущностей, лишь по-
скольку материальные вещи раскрываются перед деятель-
ным и мыслящим умом как зависимые от того, что им запре-
дельно. Далее, мысля или представляя себе духовные сущно-
сти, ум, согласно Аквинату, не может не использовать обра-
зы, зависящие от чувственного восприятия. Причиной этого
является статус разумной человеческой души как "формы"
тела. Человеческая душа по своей природе является жизне-
творящим началом в организме; и благодаря этому обстоя-
тельству ее мышление и познание как бы окрашены соответ-
ствующим образом.
Подчеркивая зависимость человеческого познания от чув-
ственного восприятия, Фома, естественно, должен был счи-
тать, что изучение физики, или естественной философии,
предшествует изучению метафизики. Ведь метафизику увен-
чивает выводное знание о том, что далеко от чувственного вос-
приятия. Другими словами, естественный порядок таков, что
надлежит изучить движущиеся тела, прежде чем перейти к
исследованию предельной причины движущихся тел, или
мира становления. Изучение логики, однако, предшествует
изучению философии, а изучение математики предшествует
изучению естественной философии. Трудно сказать, насколь-
ко, по мнению Фомы, философ должен быть знаком с наукой
своего времени. Он не считал, что философу надлежит быть
сведущим в медицине Но медицина не рассматривалась как
часть философии, тогда как общие принципы астрономии
подпадали под рубрику физики, или естественной филосо-
фии. Уместно отметить, однако, тот факт, что хотя Фома
был убежден в существовании таких истинных высказываний
о телесных вещах, какие можно счесть философскими прин-
ципами, он знал и о том, что эмпирические гипотезы, которые
"объясняют явления", не являются в силу этого необходимо
истинными, поскольку явления с равным успехом могут быть
объяснены и с помощью других гипотез. Он относит эту мысль,
например, к птолемеевской теории эпициклов и аристотелев-
ской теории гомоцентрических сфер. Иначе говоря, хотя бы-
ло бы анахронизмом искать у Аквината сколько-нибудь четко-
го различия между философией и науками, как мы понима-
ем их сегодня, он предоставляет некоторый материал для
проведения такого различия.
С точки зрения Фомы, все конечные вещи в мире, будь
то телесные или духовные, являются примерами основопола-
гающего различия между сущностью и существованием. В
ранней работе он замечает: "Я могу понимать, что такое че-
ловек или феникс, и все же не знать, существуют ли они в
природе""'. Если различие между сущностью и существова-
нием выражено таким образом, оно может показаться до-
статочно ясным. Ребенок способен усвоить значения терми-
нов "кит" и "динозавр", не зная, что киты существуют, а
динозавры, насколько нам известно, не существуютT. Дру-
гими словами, из понятия возможного вида конечной вещи
нельзя заключить, что это понятие применимо к конкрет-
ным примерам или образчикам. Однако хотя это рассужде-
ние может служить своего рода приближением к тезису Ак-
вината, с его именем ассоциируется различие между двумя
неразделимыми, но различимыми метафизическими состав-
ляющими, или компонентами, конечной субстанции. В То-
ме Смите, действительном человеческом существе, мы мо-
жем провести различение между тем, чтб он есть (его чело-
веческой природой), и его существованием. Аль-Фараби, на-
пример, говорил о существовании как об "акциденции". Но
Аквинат тщательно избегает нелепого утверждения о том,
что существование есть акциденция, привходящая к уже "су-
ществующей" сущности. Когда вещь обретает бытие, она
обретает бытие в том, что касается как ее сущности, так
Альберт Великий и Фома Аквинский 22
и ее существования. Они не предшествуют друг другу во
времени. Но именно благодаря акту существования сущность
обладает бытием.
Рассуждение о сущности и существовании порождает
разнообразные проблемы. Однако главное состоит в том, что,
согласно Аквинату, ни одна конечная вещь не существует
необходимо благодаря своей сущности. Всякое экзистенци-
альное высказывание, субъектом которого является конеч-
ная вещь, есть случайное высказывание. Только в Боге сущ-
ность и существование тождественны. 06 одном лишь Боге
верно будет сказать, что он не может не существовать. Все
конечные вещи являются отличными от Бога благодаря сво-
ей экзистенциальной неустойчивости.
Различие между сущностью и существованием является
основной формой отношения между потенцией и актом,