Потсдам: финал и новое начало

Вид материалаДокументы

Содержание


Карибский кризис
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

Карибский кризис


Критическими вопросами возникновения Карибского кризиса можно считать: 1) Верил ли Кеннеди, что высадкой в «Заливе свиней» и последующими военными акциями можно свергнуть режим Кастро? 2) Верил ли Хрущев, что тайным размещением на Кубе ракет и авиации можно заставить Вашингтон изменить отношение к Кубе и господствующему там режиму?

Кеннеди верил, что высадка па Кубе эмигрантских сил может стать началом государственного переворота и свержения Кастро. Но он не учел возможной реакции Хрущева в рамках «логики холодной войны». Провоцирующий эффект усиливался и размещением в Турции американских ракет. Когда ранним утром 15 апреля 3961 г. американская т.н. «Бригада 2506» вторглась на кубинское побережье, она была решительно отбита. Это был провал расчетов Кеннеди, имевший для него далеко идущие внутри- и внешнеполитические последствия. Не желая подвергаться новому риску и тем более стараясь избежать конфликта с Советским Союзом, Кеннеди теперь отказывается от прямых военных акций и переходит к тактике секретных операций против Кубы.

Стратегия Хрущева в этом кризисе предстает как внутренне противоречивая. Он исходил из предположения, что новая американская высадка на Кубе неизбежна. А если Советский Союз «потеряет Кубу», то, как он писал в мемуарах, «это был бы большой удар по марксистско-ленинскому учению, и это отбросит нас от латиноамериканских стран, понизит наш престиж. И как на нас потом будут смотреть?» Стала побеждать философия «действия-противодействия»: «Они нас окружили военно-воздушными базами. <...> Нельзя ли противопоставить им то же самое?»

С одной стороны, Хрущев не хотел войны с США. «Нам надо сделать так, чтобы сохранить свою страну, не допустить войны, но и не допустить, чтобы Куба была разгромлена войсками США. <...> Нужно сделать Кубу факелом, притягательным магнитом для всех обездоленных народов латиноамериканских стран. <...> Подогревающий огонь социализма со стороны Кубы будет ускорять процесс борьбы этих стран за независимость» [35].

Но, с другой стороны, Хрущев, если верить его мемуарам, видимо, готов был даже пойти на риск из-за Кубы: «Я-то был против войны. <...> Надо не желать войны и делать все, чтобы не допустить войны, но не бояться войны».

При этом Хрущев сознавал, что такая политика — это авантюра. С подкупающей искренностью он пишет: «Этот шаг, если грубо (с.423) сформулировать, стоит на грани авантюры. Авантюризм заключается в том, что мы, желая спасти Кубу, сами можем ввязаться в тяжелейшую, невиданнейшую ракетно-ядерную войну».

Хрущев и маршал Малиновский послали за 11 тыс. км морем 36 ракет средней дальности «Р-12», бомбардировочный полк и отдельную эскадрилью самолетов-носителей ядерного оружия ИЛ-28, части ПВО флота и 40-тысячную группировку сухопутных сил. Но США располагали гораздо большими силами. Они имели в 17 раз больше ядерных боеголовок (5000 против 300), в 8 раз больше бомбардировщиков, в 5 раз больше межконтинентальных ракет (229 против 44). И при этом Хрущев не исключал возможности риска: «Достаточно четверти, даже одной десятой того, что было поставлено, чтобы бросить на Нью-Йорк одну-две ядерные ракеты, и там мало что останется». Он считал, что это удержит США от военных действий. «Получилось бы в какой-то степени «равновесие страха», как Запад это сформулировал», — писал позже Хрущев [36].

Для Кеннеди решение заставить Хрущева убрать ракеты и победить в начавшемся кризисе было делом престижа и прежде всего внутренней политики. Министр обороны Макнамара заявлял: «Я не думаю, что мы здесь имеем дело с военной проблемой. <...> Это внутриполитическая проблема. Предстояли выборы в конгресс».

Для Хрущева это также была в первую очередь внутриполитическая проблема. Он ощущал нараставшую оппозицию после неудачи внутренних реформ, рост недовольства населения, достигшего высшей точки в Новочеркасском восстании, сопротивление консерваторов политике «оттепели», просчеты политики относительно ГДР, приведшей к массовому исходу ее граждан па Запад, к берлинскому кризису и сооружению стены. Как и Сталину десять лет назад, ему требовался крупный успех, желательно внешнеполитический, чтобы разом поправить внутренние дела. Победа над США в Карибском кризисе решила бы сразу множество горячих вопросов.

Таким образом, с обеих сторон речь шла не о ядерной войне, но о политике путем демонстрации силы, доведенной до крайних пределов. Правда, с обеих сторон некоторые военные склонялись к мысли о «нанесении ударов». Но мнения ястребов были отклонены там и тут. Риск слишком велик, и никто не хотел провоцировать мировую войну. Макнамара, изучив разработанные в Пентагоне планы, пришел к выводу, что они содержат элементы авантюризма и не обеспечат выживания общества. Члены Комитета национальной безопасности пришли к выводу: этот кризис вряд ли приведет к войне, и Хрущев скорее всего отступит. Надо установить морскую блокаду Кубы. Макнамара отдает (с.424) приказ о блокаде и о мобилизации вооруженных сил для войны. Только в этом случае блокада станет убедительной.

Первые результаты стали обнаруживаться очень скоро. 18 октября в Вашингтон прибыл министр иностранных дел Громыко. В беседах с Кеннеди и Раском он заявил: ракеты на Кубе могут рассматриваться не только как оборона острова, но и как ответ на размещение американских ракет вблизи территории Советского Союза, в частности в Турции и Италии. Раек ответил: Москва переоценивает значение американских баз. Вскоре появились компромиссные предложения: «обменять» американские ракеты «Юпитер», размещенные в Турции, на советские «кубинские» ракеты. И гарантировать неприкосновенность Кубы: чтобы и Хрущев увел с острова свои войска и оружие. Тем более что ракеты «Юпитер» устарели и будут заменены на «Полярисы» на подводных лодках.

Между Хрущевым и Кеннеди началась переписка. Ее первоначально жесткий тон менялся по мере того, как стороны убеждались в бесплодности взаимного силового давления и запугивания. И вскоре был достигнут компромисс.

27 октября Хрущев пишет Кеннеди: «Я думаю, что можно было бы быстро завершить конфликт и нормализовать положение. <...> Мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными средствами. <...> Ваши представители сделают заявление о том, что США <...> вывезут свои аналогичные средства из Турции. И после этого доверенные лица Совета Безопасности ООН могли бы проконтролировать на месте выполнение взятых обязательств» [37]. Кеннеди, 27 октября: «Приветствую заявление о Вашем стремлении искать быстрого решения проблемы».

Хрущев, 28 октября (по радио): «Выражаю свое удовлетворение и признательность за проявленное Вами чувство меры и понимание ответственности, которая лежит на Вас за сохранение мира во всем мире» [38].

Кеннеди, 28 октября: «Я приветствую Ваше послание и считаю его важным вкладом вдело обеспечения мира. <...> Я согласен с Вами, что мы должны срочно заняться проблемой разоружения в ее всемирном аспекте, а также в аспекте критических районов».

Тем временем на Кубе шел демонтаж советских ракет, и 30 октября Хрущев в устном послании просит Кеннеди снять морской карантин вокруг Кубы, чтобы можно было начать вывоз оружия с острова. «Мы нашли разумный компромисс, взаимно уступив друг другу, и на этой основе ликвидировали кризис, который мог бы разразиться катастрофой термоядерной войны», — говорил Хрущев. (с.425)

Теперь, в качестве «награды за напряжение нервов народов всех стран, — предлагал он, — было бы очень полезно договориться о прекращении испытаний ядерного оружия. <...> Уже сейчас надо было бы приложить больше усилий к проблеме разоружения. Мы ликвидировали серьезный кризис. Но чтобы в будущем предвидеть и не допустить возникновения нового кризиса, надо было бы сейчас убрать все то в наших взаимоотношениях, что могло бы породить новый кризис» [39]. Карибский кризис означал поворот в политике и стратегии: СССР и США не могут победить друг друга военным путем. Единственно приемлемой формой их взаимоотношений может быть согласие. Угрожать друг другу термоядерной войной бессмысленно и глупо, ибо такая война невероятна, что уже давно понимали мало-мальски нормальные и ответственные люди, тем более лидеры. Преимущество в числе раке и боеголовок не создает возможности использовать его и начать войну. Авантюризм в политике и военной сфере стал абсолютно неприемлемым. Военная победа одной крупной державы над другой оказалась немыслима. Архаичным провинциализмом оказались идущие из прошлого попытки обмануть, скрытно накопить крупные военные силы, да еще перевозя их за многие тысячи километров морем, где господствуют флот и авиация другой стороны. Ибо в конце XX века особенно актуальна старая истина: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным».

Ракеты и другая техника были убраны с Кубы. США вывели ракеты из Турции и дали гарантии Кубе. Поворот в холодной войне, ставший итогом кризисов на рубеже 50—60-х гг., открыл многим глаза и просветлил умы, доказав, что теперь можно делать в сфере военной политики, а что уже нельзя. И это определило дальнейшую стратегию холодной войны, течение истории, но отнюдь не означало, что следующее поколение политиков не совершит подобного. Ибо в XX столетии все клялись уроками истории, но мало кто учился на них. И очень скоро мир снова убедился в этом.

Тем не менее, исход берлинского и карибского кризисов дал стимул переговорам о мире и ограничении вооружений и заключению крупных договоров на эту тему между СССР и США.