Потсдам: финал и новое начало

Вид материалаДокументы

Содержание


А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов
Германия: завершение холодной войны
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов


Одновременно тяжким обвинениям был подвергнут Китай.

Выписка из протокола № 195 заседания Политбюро ЦК КПСС от 8 мая 1980 г.: «...последнее время усиливаются опасные для дела мира тенденции во внешней политике Пекина, <...> делающего все большую ставку (с.439) на политическое, экономическое и военное партнерство с США и другими империалистическими державами. <...> Китайское руководство, действуя совместно с внешнеполитической линией американской администрации, <...> призывает к широкой интервенции против Афганистана, стремится осложнить положение в Европе, подтолкнуть НАТО к дальнейшей гонке вооружений, обострить отношения США с СССР...» О том, как далек от истины был этот анализ, показали все дальнейшие события. Чем закончилась кровавая война в Афганистане — общеизвестно.

К концу 80-х гг., когда перестройка была в разгаре, Варшавский Договор шел к закату, а весь соцлагерь бурлил, война в Афганистане стала полнейшим анахронизмом.

Выписка из протокола № 146 заседания Политбюро ЦК КПСС от 24 января 1989 г.: «О мероприятиях в связи с предстоящим выводом советских войск из Афганистана.... Афганские товарищи высказывают свое понимание решения о выводе советских войск и вновь его подтверждают, но вместе с тем отмечают, что полностью обойтись без нашей военной помощи им не удастся...» [49]

Кровопролитие в Афганистане, означавшее отчаянную попытку спасти политику холодной войны, знаменовало еще один провал этой политики. Это была уже агония. Но на авансцене последнего акта драмы стояла Германия.

Германия: завершение холодной войны


Холодная война завершалась там, где и началась, — в германском эпицентре. Но мир глубоко изменился с тех времен, когда Сталин, Трумэн и Черчилль встретились в Потсдаме. Создать новую единую Германию означало не только окончить холодную войну, но и подвести черту под трагедией европейской истории столетия. Давно стала очевидной невозможность бесконечно разделять великий народ, который нашел в себе силы решительно порвать с нацизмом, и бесперспективность подчинения двух Германий враждебным блокам. Долгий путь к единению с согласия держав-победительниц наметился еще в начале 70-х гг. подписанием в августе 1970 г. Московского договора между СССР и ФРГ с обязательствами уважать все границы в Европе, в том числе между ФРГ и ГДР, с отказом от применения силы: Бонн заявил о своем стремлении добиваться мира в Европе, в условиях которого германский народ путем свободного самоопределения вновь достиг бы единства. Когда от Москвы не последовало прямых возражений на этот счет, В. Брандт мог подтвердить сказанное годом раньше: «Теперь Гитлер окончательно проиграл войну». (с.440)

Путь к германскому объединению не был ни импровизацией Горбачева либо Коля, как иногда считают, ни капитуляцией советского руководства перед США, ни тем более «предательством национальных интересов» СССР, как потом стали говорить у нас радикалы. Единая Германия — это результат закономерного хода истории, который был осознан ответственными лидерами, имевшими смелость сделать шаг вперед вопреки внутреннему противодействию.

Горбачев не только понимал тупиковость положения в Центральной Европе и противоестественность раскола Германии, но и знал, сколь тяжело бремя содержать в центре Европы громадные военные силы, как и ситуацию в социалистическом лагере вообще. Не мог не видеть взаимопритяжения обеих республик, которому немыслимо вечно противостоять.

Но он находился под тройным очень мощным давлением. Во-первых, большинства в собственном руководстве, которое не могло и думать о «разрушении социалистического лагеря», если из него выпадет центральное звено — ГДР. Во-вторых, части военных стратегов, считавших преступлением «отдать без боя» то, что «завоевано» в войне, и лишиться центрального бастиона в Европе. В-третьих, руководства ГДР, которое признавало себя оплотом социализма в Европе и оказывало сильнейший нажим на Москву, хотя одновременно расширяло контакты с ФРГ по все большему числу направлений.

Под таким нажимом Горбачев и его соратники должны были постоянно взвешивать все про и контра, учитывать реакцию на свои шаги с разных сторон, и поэтому решение вызревало медленно. Когда в мае 1985 г. Москву посетил Вилли Брандт, он, понимая ситуацию, не говорил насчет объединения Германии, но прозрачно намекнул: «Мы нуждаемся не в большем количестве и лучшем качестве оружия, а в лучшей политике». Приезд в Москву в 1987 г. президента фон Вайцзеккера также не принес изменений. «Это принадлежит ходу истории», — сказал генеральный секретарь, когда его собеседник упомянул о судьбе двух Германий.

И через год в Кремле канцлер Коль услышал от Горбачева отрицательный ответ на вопрос о воссоединении, Но тогда генсек уже хорошо знал о положении в ГДР, а в различных советских инстанциях шла экспертная работа по германскому вопросу. И Горбачев осторожно сказал канцлеру: возможно, следующее столетие принесет объединение Германии.

Но когда в июне 1989 г. Горбачев посетил Бонн, то во время пресс-конференции на вопрос о берлинской стене ответил: «Ничего нет вечного под Луной. Стена появилась в конкретной ситуации, она продиктована (с.441) была не каким-то злым умыслом. <...> Стена может исчезнуть, когда отпадут предпосылки, которые ее породили. Не вижу тут большой проблемы». И далее о «предпосылках» знаменательное: «Я думаю, что мы вышли из периода холодной войны, хотя есть еще заморозки и сквозняки. <...> Мы просто обречены на новый этап в развитии международных отношений» [50].

Выступая по возвращении из ФРГ на первой сессии Верховного Совета, генеральный секретарь отметил: «Повсюду, особенно в ФРГ, возникло впечатление, будто рухнула преграда, разделявшая нас долгие годы. Интерес и симпатии, доброжелательство — самая широкая гамма чувств, но только — не враждебность и неприязнь. Вот то впечатление, которое я хотел передать вам» [51].

Здесь не было преувеличений. Большинство населения ГДР восприняло политику Горбачева как поворот Москвы в сторону общего потока цивилизации, что способно привести к объединению Германии и окончанию холодной войны. Вместе с тем обнаруживалось нежелание лидеров Восточного Берлина следовать этим путем, ибо он вел к ликвидации ГДР. В ее застывшем политическом пейзаже теперь все сдвинулось с места. Одна часть граждан вышла на улицы, другая — в обход берлинской стены через приоткрытые границы соседних стран двинулась в бегство. И хотя Хонеккер 22 февраля 1989 г. заявил, что берлинская стена будет стоять еще 100 лет, политически она все более становилась лишь символом: венгры, чехи, австрийцы приоткрыли свои границы, и тысячи людей из ГДР стали уходить в эти страны. Именно такое «голосование» простых людей определяло судьбу восточногерманского государства и «германской проблемы». В полночь 11 сентября венгерское правительство уже официально, вопреки договорам с ГДР, открыло свою границу для всех граждан этой страны.

Прага, Будапешт, Варшава через свои посольства в других странах помогают десяткам тысяч беженцев перебраться в ФРГ. Это уже было восстанием всей Восточной Европы против изжившего себя тоталитаризма. Но в Восточном Берлине все еще надеялись удержать ситуацию. 7 октября 1989 г. со всей возможной помпезностью было отпраздновано 40-летие основания ГДР — с впечатляющими военными парадами и речами. Но абсурдность ситуации стала предельно очевидной, и именно здесь, во время торжеств, Горбачев сказал Хонеккеру многозначительное: «Кто опаздывает, того наказывает жизнь». Народные демонстрации против режима, особенно в крупных городах, принимают грандиозный характер. В Лейпциге знаменитый дирижер Курт Мазур в последний момент останавливает кровавую схватку между демонстрантами и полицией. (с.442)

В Москве старались упорядочить ход объединения, учитывая интересы всех, включая ГДР. Горбачев и Коль рассчитывали на некий переходный период с постепенным преобразованием ГДР. 11 ноября Горбачев говорил Колю: «Мне думается, в настоящее время происходит исторический поворот... к другому миру».

События принимали обвальный характер. Великая драма холодной войны подходила к концу там, где началась сорок пять лет назад, на немецкой земле.

Через 10 дней после торжеств «сорокалетия» Хонеккер был отстранен от всех должностей в партии и государстве. Его преемник Э. Кренц на X пленуме ЦК партии заявил: «Сейчас ясно, что платформа XI съезда СЕПГ была основана на нереальных оценках». Совет министров ГДР и новое Политбюро, пытаясь спасти положение, объявляют реформы. Но воля к единению все более широких масс населения ГДР превращается в нарастающий вал, и 9 ноября открылись проходы в Западный Берлин через «стену».

Это была уже революция, и вопрос состоял в том, чтобы удержать ее в мирных рамках. Ибо если бы на улицах восточногерманских городов появились танки, как в Берлине — 1953, или в Венгрии — 1956, либо как в Чехословакии— 1968, то это означало бы страшное побоище и европейскую, и общемировую катастрофу.

Сейчас об этом можно спокойно рассуждать, но в те решающие, судьбоносные для Европы дни очень многое было неясным, и всеобщее напряжение достигало высшего накала. Но ни один советский солдат или танк не вышли из казарм и парков. Народ решал свою судьбу сам: ситуация и опыт прошлого помогли Москве принять единственно верное решение, хотя внутренняя ситуация требовала для этого немалого мужества. Следовало сделать процесс объединения Германии всеобщей задачей глобального масштаба, иначе быть не могло, ибо «германская проблема» так или иначе многие десятилетия находилась в центре событий холодной войны. В конце января 1990 г. на совещании у Горбачева была выдвинута идея «шестерки» (2+4), которая давала возможность немцам («2») самим выбрать способ объединения, а великим державам-победительницам и гарантам («4») — право обеспечить при этом свои и всеобщие интересы.

В конце мая Горбачев в Вашингтоне согласовывает вопрос о членстве объединенной Германии в НАТО. Затем следуют его встречи с канцлером Г. Колем в Москве и на Кавказе, в Архызе, где уточняются последние детали и принимается окончательное решение. После заключения Государственного договора о единстве Германии наступает исторический день. 3 октября 1990 г. под всеобщее ликование (с.443) в объединившейся Германии провозглашается «День единства». В Берлине перед почетной аудиторией прозвучала грандиозная Девятая симфония Бетховена. Оркестром вдохновенно дирижировал Курт Мазур.

Уроки холодной войны, тяжкие для всех, но особенно для нас, не должны утонуть в реках забвения. Мы знаем, с какой легкостью следующие поколения забывают прошлое, хотя всегда клянутся учиться на его опыте. Мир вступает в новую стадию — информационно-постиндустриального развития, и, возможно, холодная война была завершающей эпохой прежнего мира.

Но значит ли это, что новая эра станет более приемлемой для людей, чем уходящая эпоха? Наверное и да, и нет. Ведь останутся и добро и зло, и нет достаточной страховки от повторения прошлого. Эпоха, названная весьма условно холодной войной, фактически представляла собой завершающую ступень небывалого идеологического противоборства, охватившего все двадцатое столетие, непрерывный кризис, наиболее глубокие истоки которого — в пагубном отставании политического мышления от бурно нарастающих темпов развития технологии. Политика, оставшаяся в рамках категорий прошлого века, вошла в конфликт с наукой и технологией века нового, с массой совершенно новых общественных процессов, которые не смогла предвидеть и последствия которых — верно оценить.

И этот исторический конфликт привел не только к мировым войнам, к невероятным жертвам, но и на последнем этапе — к противостоянию средств всеуничтожения, которое не завершилось новой мировой войной, во-первых, из-за инстинкта самосохранения, а во-вторых, — и это главное — потому, что не имелось никаких причин кому бы то ни было начинать такую войну из-за идеологического раскола. В том мире, где началась холодная война, она была неизбежной, как и неотвратим стал ее исход, подготовленный всем ее течением в уже изменившемся мире, где тоталитаризм не мог победить демократию, доказавшую, что будущее — за ней, какими бы массами оружия ни обладал тоталитаризм. Крах идеологии и политики тоталитаризма — главный ее итог и урок.

Не хотелось бы завершать работу банальностями, но нельзя не сказать, что, вероятно, еще один урок холодной войны — в бесплодности идеологических догм, на которых многие в XX веке пытались базировать общество и политику. Догмы XX века рухнули, не выдержав испытания временем, в том числе холодной войной. Придут ли на смену новые? Опасность в том, что в нашем, казалось бы, просвещеннейшем XX столетии, с его поражающими разум открытиями, политика многих государств была пропитана и скована старыми мифами, не только (с.444) идеологическими, но и военно-силовыми, синдром победы и всемогущества, исключительности и мессианства. Гордыня военной победы, примитивная вера, что массы сверхоружия позволят победить отжившей идеологии либо спасут самостоятельность государства и всеобщий мир, затрудняли реально оценивать возможности — свои и чужие. Мифы делали политику там и тут — силовой. Общество рушилось под тяжестью военно-промышленных комплексов, которые для своего существования постоянно воспроизводили все новые и новые мифы в виде «образов врага» и переоценки своих сил и возможностей. Это касалось прежде всего руководителей Советского Союза. В этом — тоже исторический урок.

Реанимация старых мифов в новом мире была бы гибельной. Холодная война должна в конце концов научить всех, что демократия и открытость, безусловно, сильнее тоталитаризма и замкнутости. «Стены» и блоки могут задержать поток истории, но он все равно смоет эти преграды. В ходе холодной войны лидеры в большинстве своем с трудом осознавали, что разумная гибкая политика сильнее самой могущественной военной силы, политические возможности которой постепенно девальвировались под собственной сверхтяжестью. Не количество силы, но качество экономики, технологии и жизни людей при необходимом минимуме силы определяет величие современного государства. И это также урок холодной войны.

Нельзя навязывать свои политические представления, системы, свой образ жизни другим странам и народам, если они того не хотят. Танки на улицах Берлина, Будапешта, Праги, Кабула не укрепили социализм, но разрушили его. И это тоже мифы, и тоже урок холодной войны. Наивно преувеличивать свое могущество, подчеркивать его перед миром, запугивать мир. Как и в случае с отдельным человеком, который стал бы постоянно твердить «я очень сильный», это имеет обратный эффект. Тезис «боятся — значит уважают» — устарел. Современный мир прекрасно знает цену каждому. Накопленными в холодной войне гигантскими массами ненужного оружия человечество создало самому себе западню, стало его заложником: и применить нельзя, и уничтожать дорого. Пытаются продавать туда, где его пока меньше. Но тем создают себе новую западню, новые мифы. Пагубны неумение предвидеть результаты своих политических и военных решений и действий, плохая информированность о других народах и странах, об их психологии, традициях, религии, культуре. За некомпетентность в этих вопросах приходится очень дорого платить. Очень опасны мифы и в этой области, которых было предостаточно в холодной войне. И в этом тоже ее урок. (с.445)

Нельзя искусственно ужесточать внешнюю политику, чтобы пытаться «образами внешнего врага» крепить власть и стабильность внутри собственного государства. Изжили себя методы «сплочения путем войны» либо уступок внутренней реакции, требующей «врагов» вовне и внутри. Наша страна выстрадала сполна этот урок за всю свою историю в этом столетии, и любые новые попытки такого рода будут пагубны. Мир становится все более объединяющимся и открытым, попытки снова его «закрыть», отгородиться могут дать лишь временный успех с большими издержками для тех, кто пытался бы это сделать. И это — урок холодной войны.

Исход холодной войны открыл путь к глубокому преобразованию мира, контуры которого пока скрыты за горизонтом. Если уроки прошедшего будут осознаны и разумно использованы, обновленная Россия может стать союзником и партнером Запада, настоящим другом Германии, к чему мы присуждены историей. Если нет, если новое поколение забудет ошибки отцов, то, как сказано, «злоба его обратится на его голову и злодейство его упадет на его темя» (Пс. 7, 17). Германия потерпела тотальное поражение в развязанной нацистами второй мировой войне. Но затем возродилась на основе точно проведенных реформ и стала одной из самых процветающих стран. Советский Союз, хотя и был в лагере победителей той войны, но заплатил за победу неимоверно высокую цену. А затем проиграл холодную войну, рухнув под непосильной тяжестью военно-экономического соперничества со всеми передовыми странами мира в бессмысленной гонке вооружений, которая истощила его силы и ресурсы. В этом и состояла «большая стратегия» Запада, которой поддалось наше руководство. Это, вероятно, и есть самый главный урок холодной войны для нас и для всех на будущее. (с.446)

1 Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С.86.

2 Там же, с. 90.

3 Nolte E. Deutschland und der Kalte Krieg. München, 1974. S.165

4 Ibid., S. 169.

5 АВП РФ, ф. 059, оп.18, пап.39, д.250, л.207.

6 Там же, л. 315.

7 Внешняя политика Советского Союза. Т.2. М., 1976. С.188, 189.

8 Там же, с. 205.

9 Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С.110.

10 The World that came in from the cold. G. Rartos, 1993. P.55.

11 Комсомольская правда, 1989, 11 августа

12 РЦХСД, ф.89, д.2, оп.2, л.2.

13 Там же, л.3.

14 Там же.

15 Там же, л.4.

16 Там же, л.10.

17 Там же, л.2.

18 Там же, л.5.

19 Там же, л.30.

20 Там же, ф.5, оп.49, р.8875, л.81.

21 Там же, л.83.

22 Там же, р.9444, ф.5, оп.51, ед. хр.1, лл.8, 9.

23 Там же, л.10.

24 Die Auswärtige Politik der BRD. Köln, 1972. S.390

25 РЦХСД, p.8875, ф.5, оп.49, ед. хр.82, л.585.

26 Там же, л.586.

27 Там же, л.527.

28 Die Auswärtige Politik der BRD, S.391.

29 РЦХСД, p.8909, кор.606800, ф.5, оп.49, ед. хр.184.

30 Там же.

31 Там же.

32 Хрущев Н. С. О внешней политике Советского Союза. М., 1961. С.211.

33 Там же, стр.62.

34 Вопросы истории, 1993, №7. С.93.

35 Там же, стр.96.

36 Там же, стр.97.

37 Военно-исторический журнал. 1993, №1. С.9.

38 АВП РФ, ф.059, оп.46, пап.89, д.437, л.1.

39 Там же, лл.30, 32.

40 Там же, л.48.

41 РЦХСД, ф.5, оп.61, ед. хр.27, р.9848, лл.18—31.

42 Горшков С. Г. Морская мощь государства. М., 1979. С.408.

43 Аргументы и факты, 1989, №5.

44 Горбачев М. С. Октябрь и перестройка. М., 1987. С.27.

45 РЦХСД, ф.89, пер.66, док.4, лл.1, 2.

46 Там же, пер.42, док.44, л.4.

47 Там же, л.4.

48 Там же, док.48, лл.3—7.

49 Там же, пер.10, док.16, л.2.

50 Известия, 1989, 16 июня.

51 Правда, 1989, 2 августа.