Geum.ru

Плутишкина сказка

Вид материалаСказка
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   59

8.


Наконец, отряд достиг места, где был назначен общий сбор.

Это была маленькая Застава на дальней гросландской границе. Она стояла на берегу неширокой горной реки, неумолчно шумевшей на покрытых белой пеной перекатах. Реку можно было легко перейти вброд где угодно - кроме тех дней, когда в горах шли дожди. Тогда она вздувалась и неслась, как бешеная, ворочая разбросанные по ее ложу огромные валуны.

В остальное же время реку эту нельзя было считать препятствием для того, кто захотел бы перейти границу. Но таким препятствием был ее гросландский берег - отвесная каменная стена высотой до сотни метров. Лишь кое-где стена эта была рассечена сбегающими к реке ущельями, по которым бежали ручьи. Одно из таких ущелий и перекрывала Застава. При этом важность ее определялась тем, что по этому ущелью проходила одна из немногих дорог, пересекающих границу. Дорога была не ахти какая, безо всякого покрытия и обустройства, но проехать по ней было можно.

Гарнизон Заставы, которой командовал старый знакомый Черного Рыцаря, капитан Черо, был невелик и состоял из одних добровольцев. Никто другой и не смог бы служить на этой Заставе, о которой гросландское правительство, казалось, начисто позабыло. Еду здесь приходилось добывать в основном охотой, а оружие и боеприпасы - чаще всего в боях с теми, кто раз за разом лез через границу. Единственный на Заставе бронетранспортер давно уже был не на ходу - не было запчастей - и стоял у дороги, обложенный мешками с песком, вместо дота.

Черо, встретив отряд, указал Альтерэго, где можно разместиться в полупустой казарме, и в сопровождении двух бойцов уехал куда-то на джипе.

Вернулся он уже затемно, когда прибывший отряд и свободные от дежурства бойцы Заставы сидели у костра, разведенного во дворе под прикрытием стены казармы. Плутишке это вновь напоминало Нисланд...

- Что делается в Гросланде? - спросил, присаживаясь к огню, капитан Черо. –

Мы здесь живем почти как на другой планете, новости доходят крайне

редко. Радио слишком много лжет - поскольку музыку заказывают те, кто

платит, а не продавшиеся газеты попадают сюда не часто.

- Что в Гросланде? - повторил его вопрос Альтерэго. - Гросланд...


Пишу в чумном краю. На гойевских офортах

Такие страны есть. Там все наоборот:

Там соя проросла в ночи сквозь пальцы мертвых,

Небесной манны там ждет свора у ворот.


В отчизне, вкривь и вкось изъезженной рвачами,

Исполосованной бичом гуртовщика,

В стране, истерзанной клещами и когтями,

Где небеса беды взирают свысока.

В стране, чей мягкий грунт лафетом взрыли пушки,

В чьем сердце выбили узлы своих колей,

В стране, обобранной в честь Короля-петрушки,

В отчизне ужасов - добыче упырей.


Пишу в стране, где ров для миллионов вырыт,

Где жажда, немота и голод, и едва ль

Не гекатомбы там, где словно правит Ирод,

И где занять престол сумела мразь и шваль.


Пишу в чумном краю, где пули на погосте,

Где кровь, где каждый шрам зловещ, угрюм, багров,

Где смерть среди руин с утра играет в кости

На выжженном плацу, на торжище ветров.


Я вам пишу в стране ста тысяч ран кровавых,

В стране, искусанной на тысячах дорог

Зубами всех борзых, клыками всех легавых,

Когда выжлятники трубят в холуйский рог.

Я вам пишу во рву, где уж не Даниила,

А весь народ хотят навеки побороть,

Чтобы душа его позора не избыла,

На растерзание отдав живую плоть!...


- И что же народ?... - спросил Черо.

- Народ... - тихо промолвил Альтерэго. - Народ... Негодяи жируют, а

остальные... Есть уже немало мест, где хлеб пекут из корма для скота, и

все больше становится городов, где нет ни тепла, ни воды, ни света. Но

тех, кто уже все понял и готов сражаться, все еще слишком мало.

Большинство все еще продолжает уповать непонятно на что...


Сегодня у людей кругом

Тревожный шаг и взгляд угрюмый,

И за ресницами их думы

Подобны хищникам за рвом.

В лесу, где сказок стерся след,

Бесшумно бродят волчьи стаи,

Чума над Родиной витает,

Жестокость вкралась в солнца свет.


Мы - между славой и бесславьем,

Между надеждой и концом,

В проклятой книге злым слепцом

Баланс возмездия составлен.


Вброд через реку отреченья

Идут живые к мертвецам,

По черным совести мосткам

Плетется смерть в живых владенья.

Между рубашкою и грудью

Есть место только для клинка.

Цель далека или близка?

Все облачилось в тень Иуды.

Дух тирании всплыл опять,

Его повсюду носит ветер.

Кого так ищут люди эти,

Чье ремесло - разъединять?...


Разъединять - вот в чем все дело. О, в этом они весьма преуспели! Надо отдать должное врагу - он действует умело и успешно.

Мы, как всегда, "готовились к прошлой войне" - запасали и совершенствовали оружие, но дело решили вовсе не мечи. Наполеон, один из величайших полководцев, не зря сказал, что одна поганая лживая газета страшнее, чем целая дивизия вражеских солдат.

Обман новейшего покроя...

Нас оглушает дикий вой.

Слова зовут нас за собой,

Но все у крикунов чужое -


Оно заемное, ввозное.

У их призывов - дно двойное.

Их мир - дворец, с торгов идущий.

Его огонь внутри грызет.

И безмятежный небосвод

Лишь полог над бедой грядущей.

Трещат стропила. Дым все гуще,

Сей дом не дом, а пепел сущий.

В дворцовом зале слышен хор.

Поет капелла людоедов,

А ложь, лазейки все разведав,

Цветы бросает на ковер,

И, видя бледный их узор,

Смеется смерть, как наглый вор.

  Пластинка кружится быстрее,

Как солнце в омуте речном.

Бал оборвется. Что потом?

Что будет дальше? Лицедеи,

В самих себя взглянуть не смея,

Прочь гонят эту мысль, как змея.

В окно я вижу трупы, трупы

Детей, убитых наповал,

Деревни черный дым застлал,

Гиены снова скалят зубы,

Покуда с важностью сугубой

В кафе болтают правдолюбы.

Еще не сгинул страшный сон,

Но уж горланят горлодеры

Вслед за заморским дирижером,

Чтоб заглушить планеты стон,

Чтоб не достиг прохожих он.

Окрашен кровью небосклон...


- Это ваши стихи, капитан? - спросила Марина.

- Нет. Это - Луи Арагон, - ответил Альтерэго. - Твоя Милая Франция, когда

она в последний раз была захвачена врагом. Я просто заменил в его стихах

слово "Франция" на другие...

- А еще говорят, что история не повторяется, - печально усмехнулся Черо. –

Разве что в виде фарса. Но в фарсе, который мы сегодня видим, слишком

много трупов и кровь - настоящая, а не томатный соус для актеров на

сцене...

- И все равно - все еще слишком много тех, кто продолжает либо уповать на

чудо, либо думает, что сумеет выкрутиться, выжить в одиночку. Да, они

преуспели, те, чье ремесло - разъединять! - сказал Альтерэго. - И когда я

вижу их, поучающих нас с экранов телевизоров, меня всякий раз душит

желание всадить в экран пулеметную очередь!

Почтенные отцы, о чем вы речь ведете?

Нет больше сил у нас терпеть чужих господ.

Народ мой наг и сир, как мучение в отрепье,

Он стонет под ярмом, - вам легок этот гнет.

Сказавший "Родина" - для вас преступник тяжкий,

Вы имя Родины черните болтовней,

Уже всего лишен герой борьбы вчерашней,

Ему оставлен плащ молчанья ледяной.

Уже вокруг персон могучих и известных

Гримеры славы вновь стяжают барыши.

Какая толчея вокруг могил отверстых:

Скупают честь, платя иудины гроши.

Уже хотите вы с позорным милосердьем

Отцеубийцам дать местечко у стола,

И преступленье здесь опять всем домом вертит,

Измена и палач вершат свои дела.

Солдаты изгнаны учителями пенья,

Преступниками вновь к стене приперт закон.

Эй, жертвы, шляпы снять, здесь дезертиров племя

Речь поведет за вас, отвесьте же поклон!

Они вам говорят, наставники бесчестья,

Что час уже настал, чтоб руку протянуть

Тем, кто, придя в ваш край, открыл годину бедствий,

Рвал ваш жасмин с цветов, топтал посевов грудь.

 

  Мораль читают вам, на ваши встав могилы,

Забыв, что вами был свободы свет зажжен,

Читают с алтарей, где клятвы приносили

Отмстить за смерть детей и поруганье жен...


- Солдаты изгнаны "учителями пенья"... - повторил Черо. - Все, все

повторяется! Вспомните, с чего все это, среди прочего, начиналось - как

болтуны, "учителя пенья", на всех углах поливали помоями солдат! Они

объявляли преступниками нас и наших мертвых, никчемным и гнусным –

все, за что мы сражались, и бессмысленными - все наши жертвы.

- Но самым поразительным было повальное безумие тех, кто во все это

поверил, - сказал Альтерэго. - Без-умие. Без ума... Что ж, в итоге мы

имеем то, что имеем.

Мука у нас теперь прескверного помола

И на ступень еще спустились мы во мрак,

И все вокруг как есть острижено и голо,

И учат каждого затягивать кушак.

Возглавил это все делец из подворотни,

Макака в маклерах, блудливая строка,

Готов он все продать за ради лишней сотни

И получить барыш с гвоздей гробовщика!

Послушайте, как он болтает, этот парень!

Как, подыграв врагу, отнюдь не смотрит вниз,

Как он кичится тем, что так непопулярен,

Предательства адепт, поганый блюдолиз!...


Это просто какой-то апофеоз подлости и грязи. Все самое мерзкое, что есть на свете, что обычно таят - сегодня нагло лезет вперед и вверх, утверждая себя, как самое высшее, что может быть.

Но у этих старых стихов есть продолжение!

Он тщится попросту развязку чуть отсрочить,

Он знает, что ему спасенья не обресть,

А власть его пьянит, калечит и морочит,

Ведь логика своя у преступленья есть!

Пора ему постичь, что бремя жизни хрупко,

Что в пекле надобно за все держать ответ:

Пусть катится его никчемная скорлупка

По тем же колеям, другим каштанам вслед!

Ты сдохнешь и сгниешь - и о тебе ни слова

Не скажет никогда История всерьез,

Легенда о тебе не сочинится снова,

Исторгнут будешь ты, как шелудивый пес!

Ты балансируешь над гибельным обрывом,

Но знаешь ли, упырь, что канешь ты во тьму,

И строгий судия пребудет молчаливым,

Не ставя памятник убийце твоему!


А народ...

Паяцы, ваш секрет вы спрятали, как лисы,

Но у зеркал вокруг есть тоже свой язык,

Как в лужах крови, в них ваш отразился лик

И нити, что от вас тянулись за кулисы.

Народу, как всегда, нет места в ваших планах,

Но помните, что гнев таит он до поры.

Он может к вам прийти в любой момент игры,

Чтоб отвести под душ пройдох не в меру рьяных.

Терпенье велико, он вас изумляет,

Вам кажется, что все опять сойдет вам с рук,

Но бойтесь, чтоб народ не грянул песню вдруг,

Какую он порой в работе напевает!...


Либо народ вспомнит эту песню, вспомнит, что он - Народ, либо погибнет.

- Мы и сражаемся сегодня для того, чтобы дать ему время вспомнить. И ты, и

я... - сказал Черо.

- Послушайте, капитан, - обратилась к нему Плутишка. - Вы и ваши солдаты...

Вы сражаетесь здесь, на этой Заставе... Но есть ли в этом смысл? Ведь те,

кто правит сегодня Гросландом, служат его врагам и сами раздают на

разграбление все богатства страны. И губят голодом и болезнями больше

людей, чем иная война. Так для чего защищать эту Заставу?...

- Для чего? - промолвил Черо. - Да, ты права - мы преданы и проданы

сегодня. Но все равно будем стоять здесь до конца, будем драться. Потому

что должен быть кто-то, кто не сдается не смотря ни на что. И потом - здесь

не просто Застава. Эта дорога, что тут проходит... Ты знаешь, что такое

героин?

- Да, конечно. Это наркотик. Он уводит в мир иллюзий и галлюцинаций...

- Верно. И чем хуже становится жизнь в Гросланде, тем больше тех, кто

стремится спрятаться в этот мир от реальности. Особенно много

молодых...

Две-три дозы - и ты уже раб наркотика, ты без него не можешь. Те, кто

везет его в Гросланд, убивают сразу трех зайцев. Во-первых, люди,

попавшие в это рабство, уже не сражаются против негодяев, что правят

сегодня страной. Во-вторых, они еще и вымирают быстрее, чем другие,

облегчая этим "окончательное решение вопроса". Ну а в-третьих - это

огромные деньги. Самый прибыльный "бизнес" на планете.

Так вот дорога у нашей Заставы - одна из тех, по которым удобнее всего

ввозить эту отраву в страну. Но пока здесь стоим мы - этот путь закрыт. Да,

есть и другие дороги, но все же мы мешаем этим негодяям - не зря они все

время стараются выбить нас отсюда. Не знаю, сколько жизней и судеб мы

спасаем в Гросланде, но даже если всего одну - и тогда мы стоим тут не

зря...

Черо поднялся.

- Пройдусь до ребят в бэтээре... - и он скрылся в темноте.

- На этой Заставе погибла его семья, - тихо сказал Альтерэго. - Жена и сын.

При отражении одной из атак мина попала в окоп, где они набивали

пулеметные ленты. Он никогда не уйдет отсюда...

Некоторое время все молчали.

Потом Королева взяла свою гитару.

- Я помню еще одну из тех баллад, капитан, - сказала она, и пальцы ее легли на струны...

Вчерашних дней напев храним душой моею

И новым ариям той песни не прогнать.

Кто пел ее хоть раз, споет ее опять

Сегодня, как всегда - на сердце легче с нею.

Когда был черен день и жизнь была горька,

Звенела эта песнь под небом запрещенным,

И будущее нам являлось озаренным

Надеждой, несмотря на страшный лик врага.

"Вам дальше не шагнуть, - та песня говорила, -

О варвары, ваш след сотрется в свой черед,

Как те следы в полях, что оставляет скот.

Наш отчий край для вас - преграда и могила.

Вам дальше не шагнуть, судьба карать умеет.

Вам дальше не шагнуть, здесь наших предков дом.

Здесь воздух чист для нас - вы задохнетесь в нем,

Вы смерть несете нам, но смерть - над вами реет.

Вам дальше не шагнуть. Пехота вязнет в глине,

К подножью радуги она не доползет.

Медведь, вломившись к нам, из ульев выкрал мед,

Но улей цел и есть еще цветы в долине..."

 

  То песнь моей земли, то песня свежих ран,

Ее не оборвать, она всегда пробьется,

Она прочна, как цепь, как солнца свет, что льется

И красит в алый цвет могилы партизан...

О чем поет сейчас народ моей страны?

Что в отдыха еще не знавшем сердце носит?

Что говорит сейчас, когда войны колеса

Не бороздят поля и явной нет войны?

Он говорит, что день грядущий с углем сходен

И без труда его не выдать на-гора,

Что Родину свою мы там всегда находим,

Где трудимся и где сражались мы вчера.

Когда настал наш час идти громить врага,

Не торговались мы, все были в трудном деле,

Сейчас враги страны другой наряд надели,

Должны ль мы потому валяться в их ногах?!...

 


9.


Плутишка долго не могла уснуть.

Ночь за окном была безлунной и беззвездной, потому что небо было затянуто ползущими из-за реки тучами, и мысли в голову Плутишки тоже лезли довольно мрачные.

...Боже мой, как хорошо было раньше! Какой замечательной и веселой была Сказка, где можно было кататься с речной плотины верхом на зеленых ветках и потрогать руками радугу, где Медведь угощал ее Лучшей в мире Малиной, Волк пел с ней под гитару, а Бормоглоты Его Светлости пылкали на нее пирожками с яблоками! И даже Госпожа Черной Долины... Если разобраться спокойно - душевная, в общем-то, особа, с дорогим плутишкиному сердцу философским уклоном...

А как прекрасно было в замке Герцога Бульонского и Паштетского!

Теперь, глядя на Его Светлость, хоть и грузного, но подтянутого, в ладно сидящей на нем полевой форме, трудно поверить, что когда-то он жил в замке из сыра и шоколада, застревал там в дверях и мучился вопросом, похудеть ли ему или еще раз пообедать.

Как все изменилось... Если раньше бывали сражения - это были обычные сказочные битвы, после которых было так здорово пировать в "Толстом Карлсоне"...

Теперь все иначе. Столько страданий и крови вокруг, и конца этому не видно. А какие подлецы тут и там! Боже мой, ну откуда же берутся такие люди на земле? Почему им не живется без того, чтобы другие не страдали?

Ей вспомнился Плутишкоед Обыкновенный. Да он был просто душка по сравнению со всеми этими Де Маликорнами! И даже умер от горя, когда узнал, что жил неправильно. Не так ел... Хотя это, наверное, как раз в духе Де Маликорнов...

Да, все изменилось. Раньше Сказка была частью ее собственного маленького мира, куда можно было сбегать, например, от поучений Мамы Плутишкиной. А теперь Сказка все время уводит ее из маленького мира в Большой. В обычной жизни от него еще можно как-то спрятаться - выключить телевизор и читать умные книжки, а потом обсуждать их с Плутишом, а в Сказке ее теперь все время хватают за шиворот и заставляют видеть то, о чем и подумать бывает страшно. И всякий раз оказывается, что все это не где-то за тридевять земель, а совсем рядом, порою на тех же улицах, по которым она ходит.

Плутишке вспомнилась одна из ее подруг - Зайка. Та все время изучала очень умные науки, бегая и прыгая в перерывах, и любила жаловаться, как ужасно то, что она уже два месяца не может посидеть в своем любимом кафе-мороженом. О том, что по большому счету творилось в Городе, Зайка всегда узнавала задним числом. При этом глаза ее делались большими-пребольшими и она в ужасе восклицала: "Что вы говорите! Какой кошмар!"

Сюда бы сейчас милую Зайку... Как бы посмотрел на нее, скажем, капитан Черо?...

Черо. Он такой же, как Альтерэго и Каспар, как Радужный Кот. Часто кажется, что они сделаны из железа. И в то же время в них нередко проскальзывает такое, что сама она кажется себе холодной железякой по сравнению с ними. Как это в них уживается?...

Что пел Черо со своими солдатами, когда вернулся к костру и попросил у Королевы ее гитару?...

Беспощадно солнце печет,

Обрываются горы круто,

И ведет пулемет отсчет

Гильзам стреляным и минутам.

Здесь иная цена часам,

Человеку цена иная,

Чем когда-то казалось нам,

Чем иные дома считают.

Здесь, на этом горном плато,

В перекрестьях чужих прицелов,

Не заменит тебе ничто

Силы духа и главной цели -

Той, единственной на земле,

За которую жизнью платят,

Не задумываясь о цене,

Даже если жизни не хватит.

Тот, кто был здесь, узнал сполна,

Что такое - жизнь человека.

Нет, совсем не пикник она -

Это камень в здание века.

Только тот, кто сумел понять

То, что жизнь - Большая Работа,

До конца сумеет стоять

И не дрогнет у пулемета...


Она, Плутишка, такие песни не знает. Они не ее...

Но уже через пару минут тот же Черо пел совсем о другом...

Опрокинулось небо дождем,

Словно осень пытается смыть

Все, что в сердце было моем,

Все, чего вовек не забыть.

По асфальту рекой вода...

Осень, осень, напрасный труд!

От себя не уйти никуда,

Даже если годы пройдут.

Чем впустую время терять -

Лучше выткать закат огнем.

Осень, мне самому решать,

Что там будет - в сердце моем.

Я хочу, чтобы были в нем

Боль и радость, печаль и свет,

Потому что в сердце моем

Лишь отчаянью места нет...


Надо будет попросить у Черо слова и аккорды...

Как все это в них сочетается? Или так и должно быть у настоящих солдат? Потому, наверное, и остается столько хороших песен после даже самых страшный войн...

Вот интересно: если бы тут был Плутиш - что бы он по поводу всего этого сказал? Может, стоит как-нибудь взять его с собою? Хотя кто его знает, как тут на него посмотрят. Они тут совсем другие...

А ведь живут на одной и той же земле, совсем рядом...

"В стране, обобранной в честь Короля-петрушки, в отчизне ужасов - добыче упырей"...

В такой стране, наверное, только так и можно жить - либо ничего не зная и не желая знать, либо сражаясь. Иначе можно просто сойти с ума, думая обо всем...

 


Марина и Королева тоже не сразу смогли заснуть.

Марина лежала и думала о том, насколько, оказывается, разные могут быть Франции. Ее бароны и виконты с обожающими их крестьянами, фрондерствующие против кардинала Мазарини, совсем не похожи на тех, о ком были стихи, что читал Альтерэго. И что такое Мазарини в сравнении с теми подлецами, с которыми им приходится сражатся сегодня? Так, грошовый интриган...

Да, это тебе не Фронда с изящным звоном шпаг. И песни совсем другие.

...То песнь моей земли, то песня свежих ран,

Ее не оборвать, она всегда пробьется,

Она прочна, как цепь, как солнца луч, что льется

И красит в алый цвет могилы партизан...


Все это гораздо больше похоже на то, что было в ее первой книге, которую она писала, кажется, тысячу лет назад. Кем был тот гнусный "Пиноккио" в генеральском мундире? "Макака в маклерах"... А Сэмюэль К. Барабас, которому он продался? Он же один из Дома Де Маликорнов. И значит, в этом походе они будут сражаться и против ненавистного ей "Пиноккио"...

Пишу во рву, где уж не Даниила,

А весь народ хотят навеки побороть...


Даниил, кажется, был пророком, которого бросили в ров ко львам, за то, что он не хотел отрекаться от своей веры... Да, эти сволочи именно этого и хотят - чтобы мы отреклись от всего, что с детства было для нас свято. Но поддаваться им нельзя, ни за что нельзя...

Потом мысли Марины приняли другой оборот. Как там ее неустрашимая Хунта? Капитан Альтерэго говорил, что группа прикрытия, в которой следует Хунта, тоже прибудет сюда, на Заставу капитана Черо...

 

Что касается давно привыкшей к военным походам Королевы, то философские вопросы ее не мучили. Она думала о Ее Высочестве, Маленькой Принцессе. Как она там? Здорова ли? Слушается ли Дворецкого? Не ободрала ли коленки?...

 

Долго не засыпала и Кузя.

Она лежала в темноте, закинув руки за голову, и думала о Его Светлости Герцоге Бульонском и Паштетском.

Где он сейчас? Как он? Что там с ним делают эти сволочи Де Маликорны?

Ей представилось, как он стоит, прикованный цепями к каменному столбу в каком-то подземелье, и разные отвратительные рожи над ним издеваются. Кормят его всякой гадостью...

Она даже засопела от ненависти. У, сволочи! Она еще доберется до них, они у нее побегают! Лично каждого - сковородкой! И - в отбивную! В рубленый шницель! В котлету по-киевски!

Милый Анри... Раньше, когда Три Толстяки были в сравнении с ним жалкими дистрофиками, он был для нее только объектом приложения ее кулинарных способностей...

Зато каким Мужчиной он стал теперь! Настоящим! А как он командовал их заставой! Никто не скажет, что в бою он прятался за чужие спины, а в рукопашной он один стоит трех бойцов.

И при этом - всегда идеально выбрит и с чистым подворотничком, который всегда пришивает сам! Он полагает - и правильно! - что все это вовсе не мелочи, солдат должен быть подтянут всегда и во всем, иначе он и драться будет кое-как.

Однако при всем при том, никто не скажет, что Анри формалист и солдафон, как он был душа общества - так и остался, и для друзей всегда готов на все.

Да за таким Мужчиной, как Его Светлость, любая нормальная женщина пойдет куда угодно - если только она не кисейная барышня или страждущая развлечений фифочка!

Да... Где-то он сейчас и что с ним?...

Тут Кузя вспомнила о Джинне. Наверняка, эти сволочи держат его в бутылке безвылазно! Ни попрыгать ему, ни побегать... А ведь джиннам тоже вредно долго не гулять - от этого у них портится характер. Вот тогда они и выскакиваю из бутылок и кувшинов злющие-презлющие, как брат Хоттабыча, Омар Юсуф, и начинают вытворять черт знает что.

Ну, погодите, ворюги поганые! Ух, что она с ними сделает, когда доберется! Жаль, что нет такой большой сковороды, чтобы всех - разом!

 

Что касается Черного Рыцаря, то он вообще не стал ложиться. Поговорив о чем-то с Черо, Альтерэго верхом на своем черном коне спустился к реке, пересек ее в стороне от дороги и осторожно двинулся вглубь вражеской территории.

Забрало его шлема было поднято, глаза, для которых эта беззвездная ночь была не темнее поздних сумерек, внимательно поглядывали по сторонам...