Geum.ru

В. В. Виноградов к изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   20

235


Тот же двукратный крик характерен и для описания, как Аввакум „на Хилке в третьее тонул“.

„Я... полъзаю, а самъ кричю: „Владычице, помози! Упование, не утопи!“

Вполне понятно, что общая обстановка плавания горемычного рисуется лаконическими указаниями на „дождь и снег“ — в символах повседневных: „Осень была, дождь на меня шелъ, всю нощь подъ капелію лежалъ“ 23.

„Сверху дождь и снѣгъ, а на мнѣ на плеча накинуто кафтанишко просто: льетъ вода по брюху и по спинѣ“. 24.

Ср. также картину, рисующую положение протопопа с семьей и обстановку в „зимовье“: „я лежу подъ берестомъ нагъ на печи, а протопопица в печи, а дѣти кое-где; в дождь прилучилось; одежды не стало“... 33 стр. В таком стиле пейзажного рисунка нет места солнцу. Поэтому слово „солнце“ употребляется в житии лишь в метафорическом смысле; „праведное солнце, свѣтъ, упованіе наше!“ 53. И только это Солнце Аввакума греет: „в студеной башне“ Богъ „грѣлъ“ его и „без платья“ 24. Ср. в „посланіи к вѣрнымъ об Антихристе“: „Утро благочестія токмо нача свѣтити еще по вселенной“. (Бороздин. Прилож., 34).

236


На фоне этих образов оживают и такие традиционные, церковно-книжные формулы жития: „дьяволъ паки воздвигъ на мя бурю“ II; „инъ начальникъ воздвигъ на мя бурю“ 10.

В том же направлении двигаются, чередуя реальные и метафорические значения, группы символов, связанных с представлением о „волоките“, о „бродне“. Время „волокиты“ — зима: „два лѣта в водахъ бродили; а зимами чрезъ волоки волочилися“. 25. В соответствии с этим создается цепь тесно ассоциированных метафор для обозначения духовной атмосферы, окружающей протопопа; и опять — она развертывается в символах разговорно-речевых:

„Видимъ, яко зима хошетъ быти; сердце озябло, и ноги задрожали“ 15.

„Зима еретическая на дворѣ“ 43.

Точно так же образ бредущих среди зимы путников, „убивающихся о лед“, нарисованный в красках реальных, превращается в аллегорическую картину: „протопопица бѣдная бредетъ-бредетъ, да и повалится — колско гораздо! В ыную пору бредучи повалилась, а иной томной же человѣкъ на нея набрелъ, тутъ же и повалилъся: оба кричатъ, а встать не могутъ... Я пришелъ — на меня, бѣдная, пеняетъ, говоря: „долъго ли муки сея, протопопъ, будетъ?“ И я говорю: „Марковна, до самыя смерти!“

237


Она же, вздохня, отвѣщала: „добро, Петровичь ино еще побредемъ“... 32.

II. Второй семантический ряд, возникающий в церковно-книжной символике и стягивающий группы слов из разговорно-народной речи, идет от традиционной угасшей метафоры, очень популярной в житийной литературе: мучители — звери, как антитеза людей Божиих („Звѣри Никоніяна кровососы“ — посл. Аввакума к некоему Ионе). В житии инока Епифания писано: „ухватиша насъ, яко звѣріе лютіи суровіи“. 250. В „Отразительномъ писаніи“ тот же образ запечатлен кратко: „мучители озвѣришась“... 9.

Аввакум расчленяет этот образ в книге бесед, перечисляя знакомых ему „зверей“: „сіи нѣсть человѣцы, но... звѣріе: и волцы, и рыси, и львы, и медведи“ (244 стр.).

Это перенесение церковной метафоры в плоскость обыденной символики особенно ярко обнаруживается, когда Аввакум в качестве сравнения начинает пользоваться бранными „звериными“ словами: о дьяволе — „онъ, что бѣшаная собака, бросается на человѣка — тово“. (Кн. Бес., 258). Ср. в эмоциональных воззваниях к никонианам: „враги богоубійцы, бѣшаныя собаки!“ (302, 353); „выблядковъ — тѣхъ ево уже много, бѣшаныхъ собакъ“ (360); „охъ, собаки! что вамъ старина

238


помѣшала?“ (413). О Никоне: „сблудили над церковію съ Никономъ, с носатымъ и с брюхатымъ, с борзымъ кобелемъ“ (366).

В послании к неизвестным „звериные“ образы то из круга церковной символики, то вульгарно-народной, скрещиваясь (...адовы псы... „брюха те у нихъ толсты, что у коровъ“), сопровождаются пояснением в форме двустишия:

„Понеже живутъ по скотски

И ко всякому беззаконію ползки“. (Бороздин. Прил. 33).

Иначе в церковном плане — в толковании на пророчество Исаино: „Грѣхолюбцы, за соединство съ бесами, звѣріе глаголются“. (ibid., 53).

И, вспоминая подвижников древних, в пустыни живших, Аввакум эмоциональным взрывом подчеркивает тяготы жизни со зверьми: „безъ одеждъ наги и безъ пищи человеческія работали Богу, вся земная презрѣвше. Миленькіе голубчики! со зверми витали“.

И в житии прот. Аввакума те же церковно-библейские образы, развиваясь, апперцепируют ряды разговорно-народных символов для обозначения соответствующего круга представлений. Здесь подчеркнута общая антитеза: „людей Божіихъ училъ, а ихъ, пестрообразныхъ зверей, обличалъ“ 51. Перенесены церковно-книжные формулы:

239


„он же рыкнулъ, яко дивій звѣрь“ 22; „онъ же рыкнулъ на него яко звѣрь“. 36.

Дается общая характеристика „суетного“ человека в „звериныхъ“ тонах: „скачетъ, яко козѣлъ; гнѣвается, яко рысь; съесть хощетъ, яко змія; ржетъ зря на чужую красоту, яко жребя“. 42. Ср. в Книге Бесед: „Златоустъ пишетъ, толкуя Дѣяніи святыхъ Апостолъ, во нравоученіи, сице: егда человекъ лститъ, тогда змій бываетъ; а егда чужая похищаетъ, тогда волкъ бываетъ; егда же блудитъ, тогда оселъ бываетъ; а егда гнѣвается, тогда рысь лютая бываетъ“... 244.

В соответствии с этими значениями создаются такие определения и предикаты „врагов Божиих“.

Никон — „адов пес“ (66), „волк“ (58) „лис“ (58).

Никониане бороду у Аввакума „оборвали, что собаки“. 52. Ср. слова Лазаря: „собаки онѣ, вражьи дѣти! пускай мои едятъ языки“. 212.

„Грызлися, что собаки, со мною власти“. 205 (ред. В.).

„Иноземцы, что собаки, завыли“. 35. Ср. „Грызутся еретики, что собаки, а без Божіи воли проглотити не могутъ“ 192 (ред. В).

„Наши, что волъченки, вскоча завыли“ 59; „волки то есть не жалѣютъ овецъ“ 52. Ср. „мотаюсь... посреди волковъ яко овечька или посреди псовъ, яко заяцъ“. 192.