Geum.ru

В. В. Виноградов к изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

213


освещает его в форме торжественного сравнения: „на пути крестили (Прокопия), яко же Филипъ каженика древле“ 11; „под сосною и жить стали, что Авраамъ у дуба мамврійска“ — 181 (ред. В). В других случаях, напр., в повести о гибели отряда по молитве Аввакума изложение развивается в контрастном сопоставлении с евангельским рассказом о братьях Зеведеевичах, предложивших свести огонь с неба, что опять таки как бы бросает стилистический отсвет на сказ о самом эпизоде.

Но гораздо чаще, чем использование библейских образов в качестве одного из членов параллелизма, в житии прот. Аввакума происходит незаметное внедрение библейских текстов в речи действующих лиц. И совершается как бы подмен одних героев другими.

Раскаявшийся Евфимей Стефанович „вопитъ неизреченно“ словами „блудного сына“ евангельской притчи: „прости, государь, согрѣшилъ пред Богомъ и пред тобою“ —13. Те же речи произносит исцеленный Аввакумом келарь Никодим: „прости, Господа ради, прости, согрѣшилъ пред Богомъ и пред тобою“ — 54.

Пашков — мучитель протопопа говорит словами Иуды: „Согрѣшилъ окаянный, пролилъ кровь неповинну“ — 36, ср. Матф. XXVII, 4.

214


Сам Аввакум, избитый Пашковым, разрешается тирадой из речей праведного Иова: кто дастъ Судію между мною и тобою?“ — 23, хотя тут же обличает себя за такое сопоставление.

В картине суда над прот. Аввакумом явственно выступают стилистические детали евангельского рассказа о суде над Христом1). На фоне его воспринимается крик: „возьми его!“ Впрочем Аввакум сам же и раскрывает здесь второй план: „Христосъ и лутче ихъ былъ, да тожъ ему, свѣту нашему, было от прадедовъ ихъ, от Анны и Каіафы, а на нынѣшнихъ и дивить нѣчева: с обрасца дѣлаютъ!“ — 60.

Также „с обрасца делал“ свою повесть и прот. Аввакум.

В ряде повестей действующим лицом является Пилат. 62, 64.

Отрекшиеся от веры Аввакума „сыны его родные два“ сопоставляются с „другом ближним“ апостолом Петром посредством буквальной цитации евангельского текста. — 622).

215


Таким образом, на протяжении всего сказа происходит как бы сплетение двух эмоционально-символических рядов, двух форм стиля.

Но ведь „книга живота вѣчнаго“, излагая жизнь и чудеса Аввакума в аспекте библейском, в то же время сопровождает их, как я упомянул выше, религиозно-моральным комментарием. От этого стилистический рисунок становится красочнее и богаче эмоциональными впечатлениями. В формулах морального назидания торжественно-книжный слой стиля выступает в наиболее чистом виде. Им прежде всего формуются краткие концовки, замыкающие отдельные повести (напр.: „Такъ-то Богъ строитъ своя люди“! 12; „Такъ то Господь гордымъ противится, смиреннымъ же даетъ благодать“ — и др. под.).

Вполне понятно, что эти нравоучения могут оттеснить сказ и развиться в целую проповедь. В первоначальной редакции, принадлежащей Аввакуму, во внедрении этих ораторских речей, обращенных ко „всем православие блюдущим“, замечается далеко не случайное расположение. Если оставить в стороне зачин, то сохранятся две проповеди Аввакума: одна — сопровождает первое совершенное им чудо исцеления бесноватого (29—30 стр.: на тему о причащении, которое было главным лекарством „врача“ Аввакума); вторая —

216


завершает житие в собственном смысле (после идут самостоятельные „повести“ о бешаных).

Все эти морально-назидательные комментарии образуют обособленный стилистический пласт, который очень часто выделяется даже самим Аввакумом. Возвращаясь от проповеди к продолжению рассказа, он вступительной формулой, подражая „книжнику — летописцу“, старается вновь фиксировать внимание слушателей на прерванной повести:

„На первое возвратимся“ 12, 37, 41; „паки на первое возвратимся“ — 53.

„Полно тово; на первое возвратимся“. 28.

„Полно про то говорить. И сами знаете, что доброе дѣло. Стану опять про бабъ говорить“. 31.

„Полно о томъ бѣсѣдовать... На первое возвратимся... Паки реку московское бытіе“ — 49 и др. под.

Из этого общего морфологического анализа жития прот. Аввакума следуют выводы:

I. Основу его составляет „вяканье“1), сказ, т. е. разговорно-речевая стихия с яркой эмоциональной

217


окраской и обусловленным ею частым перебоем интонаций.

II. В частях повествования она органически сплетается с элементами церковно-книжного, главным образом, библейского стиля.

III. В замыкающих сказ поучениях этот торжественно-риторический слой стиля обнаруживается в наиболее чистом виде.

Описание этих форм стиля исчерпывается отделами — символики и композиции.

3. Символика жития прот. Аввакума.

§ 1. В символике жития Аввакума прежде всего выступают элементы церковно-книжные. И внешнее

218


строение их и господствующие принципы их объединений при анализе резко обособляют их от вульгарной разговорно-речевой стихии, в которую они погружены в житии.

В „повестях“ Аввакума нет „извития словес“.

Поэтому в житии очень слабо представлены слова сложные и сочетания с торжественными эпитетами1) — в противовес тяготению к ним других писателей той же эпохи.

Для церковно-книжной символики Аввакума существенно то, что она почти целиком слагается из наиболее употребительных церковно-библейских фраз, т. е. групп слов почти сросшихся, связанных тесно привычными нитями психической ассоциации по смежности. Этим определяется и характер соединенных с ней эмоций и представлений: заученные торжественно-книжные сочетания не расчленяются, а, как готовый ярлык, символизируют ряды сложных представлений. В силу этого церковно-архаический слой стиля не детализирует воспроизводимых