Geum.ru

В. В. Виноградов к изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   20

230


— „На нем-же камень падетъ, сотрыетъ его“. Слушай, что пророкъ говорить со апостоломъ, что жерновъ дурака в муку перемелетъ“ 175 (ред. В.). Ср. в толковании на Премудрости Соломони чтение: „Окаянне и безумне... прилеплѣется бесомъ молодой вѣрѣ, глупостію младенческою одержимъ. Таковый и дѣлъ благихъ не имать, — тако глупъ, яко робенокъ: по землѣ прилѣжай, и щепу и говно поемля, в ротъ себе пихаетъи падая с лавки и с полатей, язвы себѣ отъ безумія пріемлетъ“. 47 (А. К. Бороздин. Приложения, 47 стр.). Эта черта детально раскроется при анализе народной разговорно-речевой стихии жития Аввакума.

Из предложенного описания книжной символики ясно, какую роль в ее семантическом преобразовании играют вульгарно-речевые элементы. Они создают эмоциональные диссонансы своими внедрениями в церковные словосочетания. В этих случаях они чаще всего являются по своему конкретно-вещественному смыслу эквивалентами ожидаемых (вследствие прочности ассоциаций по смежности) книжно-церковных символов. Естественно заключить, что разговорно-речевая символика жития в ее основной части обусловлена определенными нормами смыслового соответствия книжной стихии.

231


На этой линии соприкосновения необходимо искать и путей перехода в область народной символики самой по себе, широкий влив которой в житийный жанр составляет оригинальное своеобразие Аввакума1).

§ 2. Символику разговорно-речевую в житии Аввакума надо описывать, исходя из тех церковно-библейских образов, которые создают апперцепционный фон для народных символов. Наиболее устойчивы и характерны для жития следующие семантические ряды.

232


I. В раскольничьем кругу XVII в. была очень любима традиционно-церковная метафора, которая представлялась одним из самых подходящих символов при описании положения „ревнителей древняго благочестія“: они — утопающие пловцы на корабле среди бурного моря в лютую зиму и бедные странники на земле. Братья Плещеевы в „послании своем“ писали духовному отцу Иоанну Неронову: „ей в правду ныне люта зима и горько истопление... Ныне о церкви... множайшыя волны: есть бо мнози ревнители церкви Христовой в корабли на подлежаніихъ лежатъ и плачютъ и истерзаются“. (Бороздин. Приложения, 5 стр.). В „Отразительном писании“: „воста буря и возшумѣ вѣтръ с вихромъ... бысть возмущенние и между тонимыми не мало“... (9 стр.). Аввакум в книге бесед признается: „мы же еще в морѣ, плаваемъ пучиною и не видимъ своего пристанища“... 250; ср. 365: „двадесять два лѣта, плаваю и такъ и сякъ“. И в тех же почти словах он рисует общее положение в житии (ред. В): Добро, онъ уже скончал свой подвигъ; какъ то еще мы до пристанища доедемъ? Во глубинѣ еще пловемъ, берегу не видѣть, грести надобе прилѣжно“... 204; ср. ibid.: „мы со Христомъ ладно до пристанища доедемъ“.

233


По отношению к земле „пловец“ превращается в „бродягу“, „волокиту“. Напр., в толковании Аввакума на книгу премудрости Соломона: „егда же постигнетъ скончатися... добрелъ, до краю, старикъ бѣдной!“ (Бороздин. Приложения, 47); в послании к Ионе: „азъ же человѣкъ волокита!“ (ib., 19).

И эти образы, сталкиваясь с реалистическим описанием действий Аввакума и его детей духовных, которые „волочатся“ (13, 25, 26, 42, 32, 47 и др.), „бродят“ (11, 25, 14, 31, 28, 55 и др.), „таскаются“ (11), „плавают“, нейтрализуют житейски-конкретный смысл этих слов и создают метафорические картины.

Так в зачине жития Аввакум, наметив главные этапы своего духовного пути, — в качестве мотивировки своих мучений и своего отлучения от детей духовных, повествует о падении своем, раскаянии и бывшем ему видении. Рисуется образ Аввакумова корабля, „не златомъ украшенъ, но разными пестротами: красно, и бело, и сине, и черно, и попелесо“. „И я вскричалъ: „чей корабль?“ И сидяй на нем отвещалъ: „твой корабль!“ На, плавай на немъ с женою, и детьми, коли докучаешь!“ И я вострепетахъ... „Что будетъ плаваніе?“

И, отправляясь в изгнание, Аввакум напоминает о том же корабле: „Таже сѣлъ опять на корабль

234


свой, еже и показанъ ми, что выше сего рекохъ“, — 20 стр. Ср. также указания: „четвертое лѣто от Тобольска плаванію моему“. — 28.

В Житии показываются и другие два корабля — „златы“ — детей духовных Аввакума — Луки и Лаврентия, которые „наставили его на путь спасения“. И, комментируя гибель юродивого Федора („Вечная ему память и с Лукою Лаврентьевичем“ — 56), Аввакум убеждает себя и „старца“: „Грести надобно прилѣжно, чтобъ здорово за дружиною в пристанище достигнути“ (204).

Так церковно-библейский символ развивается в цепь реалистических картин. Вместе с тем он как бы апперцепирует воспоминания Аввакума о действительных событиях из его „плавания“, определяя характер их стилистического воспроизведения. В соответствии с основным заданием Жития — сюда примыкают описания бурь, топивших корабль протопопа, и его чудесного тройного спасения от гибели.

„В воду загрузило бурею дощеникъ мой совсѣмъ... Парусь изорвало, одны полубы надъ водою, а то все в воду ушло. Жена моя на полубы изъ воды робятъ кое-какъ вытаскала, простоволоса ходя. А я, на небо глядя, кричю: „Господи, спаси! Господи, помози!“ 21 стр.