Григорий Поздняков
| Вид материала | Книга |
- Р. В. Щипина Святитель Григорий Нисский, 3701.1kb.
- Красный маршал Григорий Котовский, 100.46kb.
- Григорий Грабовой. Практика управления. Путь спасения, 6183.15kb.
- Григорий Грабовой. Практика управления. Путь спасения. Том, 3245kb.
- физико-математические науки, 1931.12kb.
- Учебная программа по общей церковной истории для 2-го курса Московской Духовной Семинарии, 219.58kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 1808.45kb.
- Григорий Самуилович Фельдштейн: краткие заметки о его научном творчестве, 27801.71kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 2055.97kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
Работа в клубах мне начала надоедать. Заведения были разные, но публика, как мне казалось, была везде одинаковой, может быть, это особенность всех ночных клубов Питера. Денег я заработал достаточно, чтобы жить, не думая о хлебе насущном. И мне захотелось записать какой-нибудь интересный и, ни на что не похожий, музыкальный проект. Этот альбом должен стать не просто очередным проектом группы «Трубный зов», а суперальбом с привлечением известных артистов города на Неве.
Первую кандидатуру я нашел без особого труда. Это должен быть секс-символ Питера Дмитрий Нагиев. А вот со вторым исполнителем я долго размышлял. Сначала я хотел пригласить Сергея Роста, но это бы получился «Осторожно модерн запел». Потом Аллочку Довлатову, но в ней, на тот момент, было столько дешевого пафоса, что я оставил эту идею в покое. Наконец, остановился на красивой актрисе кино Анне Самохиной. Я слышал, что, благодаря своему мужу, она открыла ресторан «Граф Суворов». Это то, что мне было нужно. Известный и непобежденный в диско-битвах мальчик-трансформер, человек и параход Дмитрий Нагиев с сексуально-обворожительной Анной Самохиной в новом проекте группы «Трубный зов» - «Полет в никуда». Звучала вся «кала-баха» неплохо. Это должна быть сенсация года в музыкальном шоу-бизнесе Петербурга. Окрыленный своей идеей, я в тот же день позвонил Дмитрию Нагиеву:
- Привет, Дима, это Григорий, со своим новым безумством. Ты не хотел
бы спеть в моем новом проекте с Анной Самохиной?
- С Анечкой? – он сказал это с таким настроением, как будто я
предложил ему переспать с Венерой Милосской.
- Да, с этой актрисой из ресторана «Граф Суворов».
- А при чем здесь ресторан, она что в нем поет? – интересовался
Дмитрий.
- Нет, ты что не слышал, она открыла ресторан напротив «Гостиного
двора».
- Да? – удивился он. – Я вот на свой скромный гонорар пирожковую не
могу открыть, а люди рестораны открывают.
«Интересно, как бы это звучало: пирожковая имени Дмитрия Нагиева? – подумал я. – И чтобы вы так жили, как прибедняетесь.»
- Ну, ты как, согласен?
- А что петь-то надо?
- Я напишу вам песни, и тебе с Анной только нужно их спеть, вот и все.
Стиль «техно денс».
- А Аня согласна петь со мной?
- Конечно, кто откажется от такого предложения попеть с секс-
символом.
Я нагло ему соврал, потому что Самохина еще и не подозревала, с кем ей придется связаться в ближайшее время.
Следующим вечером я отправился в ресторан «Граф Суворов» делать официальное предложение актрисе театра и кино Анне Самохиной. Будущая исполнительница моих песен встретила меня в гостиной ресторана приветливой улыбкой и провела в подсобное помещение, типа склада пищевых продуктов. Села на стул, закинув ногу на ногу, по подобию Шерон Стоун из фильма «Основной инстинкт».
- Слушаю Вас, Григорий, - важно и размеренно сказала она.
- Я хочу записать музыкальный альбом с участием Дмитрия Нагиева и
вас.
- С Димочкой? Ой, как это пикантно!
- Я вижу, что Вы уже согласны, - прокомментировал я
- Почти. Только, что мне это будет стоить?
- Вам, ровным счетом ничего.
- Вы имеете в виду, что я ничего не заработаю?
- Может, и заработаете.
- Григорий, мне нужно конкретное, деловое предложение.
Я замялся и не знал, что ей сказать.
Удивительные люди актеры, они еще не знают, что петь и как, а думают про деньги. Может быть, так и надо делать, но я в тот момент про гонорары даже и не думал, мне просто был интересен сам альбом и участие в нем известных актеров, и работа с ними.
Я рассказал ей о проценте с продажи кассет, и после этого Анна согласилась участвовать в проекте.
Песни у меня все были написаны для альбома «Полет в никуда», оставалось найти студию и аранжировщика. Я позвонил Александру Гребенщикову, с которым мы записывали мюзикл «Евангелие от ученика» и
предложил ему работу.
- Это будет полная хуйня, - сказал мне Саня.
- Почему? – удивился я.
- Я более, чем уверен, что ни Нагиев, ни Самохина не умеют петь. А этот
доморощенный ди-джей вообще раздражает меня своими эфирами и глупостью, которую он несет по радио.
- Саня, я не спрашиваю твое мнение, мне нужно сделать аранжировки
моих песен.
- Я не могу, у меня в квартире идет ремонт.
- Да, к черту ремонт! Это будет классный альбом, - уговаривал я, - Даже
могу помочь тебе с ремонтом.
На следующий день я отправился к Гребенщикову отдирать от стен старый кафель на кухне, а в это время Александр сидел и клепал аранжировки песен. Что делать! Я жертвовал своим временем ради высокого искусства. За три дня были сделаны две песни. От первой Дмитрий наотрез отказался, и мы стали записывать дуэтную композицию «Прости». Мне удалось написать незамысловатый любовный стишок для музыки, и Самохина с Нагиевым с большим удовольствием приехали на студию «MRecords» для записи. Студию мне тоже удалось найти. Все мечтали заработать на этом альбоме баснословные «барыши», кроме меня. Звукорежиссер студии Сергей Муравьев составил со мной легкий, в произвольной форме договор, при котором я должен буду ему с продажи альбома отдать пятьдесят процентов прибыли. Поэтому к концу договорных отношений все проценты были разобраны артистами, аранжировщиками и студией. Мне не осталось ни четвертинки процента, но я по этому поводу не переживал. Зачем мне было делить шкуру не убитого медведя, да и «кимоно- то было херовато», я понял это позже.
После первого дня записи Гребенщиков сидел за пультом, схватившись за голову.
- Что случилось, маэстро? – спросил я его.
- Это полный пиздец, они вообще не умеют петь! И, самое главное, эти
люди не понимают этого.
- Саша, у них в стране есть большая слава, и их знают все. И мне не
важны их вокальные данные.
- Да, черт возьми, послушай, что они здесь записали! Ты что,
хочешь эту дрянь выпускать в свет? Все будут плеваться от такого вокала.- С этими словами он включил фонограмму.
Я услышал «удивительную, чудную» песню. Любительством это назвать было нельзя. Ни одна нота не была спета правильно. Все шло «по соседям».
- А ты куда смотрел, когда они все это пели? Что не мог сказать им? –
ругался я.
- Да я им пару раз сделал замечание, но Нагиев и Самохина посчитали,
что все круто. Пропели на «отебись» и уехали, - жалобно сказал Гребенщиков.
- Саша, нам нужно из этого что-то сделать. Может, ты в компьютере
отредактируешь их партию?
- Я не знаю, конечно, попробую, но это полный «абзац».
Гребенщиков взял запись и поехал домой работать. Он просидел две ночи за компьютером и выдал гениальную партию наших вокалистов, при этом поверх их вокала, в припевах, наложил свой голос, и получилось все очень достойно.
- Ты можешь представить, что я на нотном стане их по четвертям
раскладывал! Заебался ужасно.
У него, действительно, были красные глаза и очень усталый вид.
- Если они все песни нам так будут петь, я, наверное, с ума сойду от
такой записи, - жаловался он.
- Послушай, а что, если дать им пару уроков вокала? Ты же училище
им. Мусоргского закончил. Может тогда все пойдет быстрее.
Гребенщиков призадумался и сказал:
- Я не люблю работать с непрофессионалами. Очень жалею, что
подписался на все это.
- Ты просто молодец, из дерьма сделал конфетку.
На следующий день песня была в эфире «Радио модерн», ее крутили все ди-джеи радиостанции. Нагиев и Самохина, окрыленные таким сумасшедшим успехом, решили собрать совет в ресторане «Граф Суворов». Анна легкой рукой накрыла стол, пригласив к себе Нагиева и меня.
- Ну, что будем делать, господа? – спросила она.
- Во-первых, за чей счет этот банкет? – спросил Нагиев.
- Ну, не за твой, это уж точно, - ответила Самохина.
Я тихо сидел и жевал салат, под названьем «Шереметьев».
- Уважаемые участники проекта «Полет в никуда», нам нужно
раскрутить этот альбом, и все зависит от вас, - начал я. - При ваших возможностях мы сможем это сделать.
- Я беру на себя радиостанцию и прокрутку песен в эфире «Радио
модерн», - сказал Нагиев.
- У меня есть связи на телевидении, и часть программ осветят это
событие, - хвасталась Самохина.
- Ну раз так, у нас с вами все круто. Мы продолжаем заниматься
аранжировками.
- Григорий, ваша группа называется «Трубный зов», если мне не
изменяет память? – спросила Анна.
- Да, именно так, Ваша память Вам не изменила.
- Мне не нравится это название. И я хочу, чтобы Вы его изменили. Все
это не очень хорошо звучит.
- Почему? – удивленно спросил я.
- Вы можете себе представить: Анна Самохина и «Трубный зов»?
Я сделал паузу и попытался осмыслить эту нелепость.
- Наверное, уже представил и не вижу в этом ничего особенного, - сказал
я.
- Я вам придумала другое название.
- Интересно какое? – спросил я.
- Ваша группа будет называться «Ибо».
- Что? – я чуть не подавился салатом.
- Самохина и группа «Ибо» в супер-проекте «Полет в никуда»! – Нагиев
перестал есть суп и начал смеяться, комментируя эту глупость, - «Самохина в полете с Ибо в никуда!»
- Нет, извините меня, Анна, - начал я, - но я, при всем уважении к
Вашему творчеству, не буду менять у себя ни пол, ни характер, ни фамилию, ни имя свое и, тем более, название группы. Так как этому названию уже более двадцати лет.
- Ну, Григорий, как хотите. Я же хотела, как лучше.
- Огромное спасибо за предложение.
Мы продолжали обсуждать проект и прибыль с него.
Дмитрий и Анна приложили все свои усилия для раскрутки альбома. Мы давали интервью на радио и на телевидении почти во всех рейтинговых программах. Но в этот проект нужно было вкладывать большие деньги. У меня их не было. А у известных артистов они были, но меценатством они заниматься не хотели. И, как говорится, из ничего и вышло ничего. Хотя проект «Полет в никуда» мне нравился, там было много свежих, ни на что не похожих, идей. Учитывая наши с Гребенщиковым старания, вокальные партии были достойными.
Александр в конце работы предложил мне включить в проект песню, которую он посвятил мне. Она так и называлась «Песня для Гриши». Наверное, мне польстило, что моей скромной персоне была посвящена песня. Она была сыграна и спета великолепно самим автором, Александром Гребенщиковым. За что ему большое спасибо. Саша очень талантливый музыкант и аранжировщик. Я часто ему говорил:
- Почему ты не пойдешь играть к своему брату в «Аквариум»?
На что он мне отвечал:
- Это не мой стиль и не моя музыка. Я хочу делать то, что мне нравится,
а не то, что делает Борис.
Во всяком случае, это было честно по отношению к себе.
После записи альбома «Полет в никуда», мы сняли музыкальный фильм и видеоклип. Клип мне не понравился, а вот фильм был очень классным. Совсем недавно московская студия выпустила его на DVD – носителе. Что ж неплохая память о моей работе над проектом.
Альбом «Полет в никуда» был записан за три месяца непрерывной работы и издан на аудиокассетах. Мы сделали презентацию проекта в клубе «Континент» и больше не давали ни одного концерта. Я написал все песни к этому проекту, но не получил с него ни рубля. Кто заработал деньги, я до сих пор так и не выяснил. Да, честно говоря, меня это мало волновало. Мне была интересна сама идея всего этого, но не больше. Во мне проснулся какой-то нездоровый «альтруизм». Я не хотел зарабатывать деньги на музыке, потому что устроился на высокооплачиваемую работу. А музыка… Это стало хобби.
После этого альбома я записал еще два, но это перестало меня интересовать, как музыканта. Иногда я думаю, зачем все это нужно, быть может, кто-то и зарабатывает на этом деньги, мне этого делать не хотелось. Убеждать людей в том, что моя музыка чего-то стоит, - возьмите, послушайте, при этом заискивающе смотреть в глаза продюссорам, спонсорам… После таких раскладов перестану себя уважать и превращусь в обычного попрошайку-музыкантишку. Я никогда не буду этим заниматься.
Иногда я выступаю в клубах, но не из-за денег, а ради удовольствия. Потому что все заработанные деньги я пропиваю в том же клубе, в баре. Название группы сменил, так как религиозных оттенков там не стало, и группа «Трубный зов» превратилась просто в «Зов». Все стало просто и понятно – название из трех букв.
Я закончил свой роман - «Полет в никуда». Нормальный и здравомыслящий человек, прочитав все это, выбросил бы эту писанину в мусорное ведро или сжег бы. Но так как рукопись очень сыра, гореть она не будет. Это не высокохудожественное произведение, как вы уже смогли определить, уважаемый читатель, а черт знает что. Может быть, наброски для чего-то большего.
Мне бы хотелось еще порассуждать о нашей с вами жизни, но, быть может, за меня это уже сделали знаменитые философы этого мира. Суммировать все это, наверное, нет сил, да и особого желания.
Наверное, надо бы подвести какой-то итог всему этому трактату, или, по крайней мере, сделать какой-то вывод. Умышленно не буду. Я просто положу авторучку на стол и пойду пить пиво в ближайший бар. Это лучший вывод, который я могу предложить вам и себе.
Удачи!
С т и х о т в о р е н и я .
Тысяча церквей.
Боже, как прекрасны эти купола,
отражаются в купели со святой водой.
Боже, как красива эта земля
и русские лица, чистые лица.
Ты родила дурака Ерему крестила и
поила сладким вином, а он молился чужому Богу.
Ветру и солнцу дар приносил.
Мы жили в огне, целовали березу
череп козла, кожа лисицы, а в душе
давно уже черти водились. Вот он я,
А вот праздник синицы.
Пир закатили до самой зари. Напоил
Егор брата Илью, а к утру проснулись,
почувствовав боль, от того, что не
умерли без любви.
Эх, прозвенел звонкий колокол, начали
искать его в темноте, да сломали
впотьмах образ молотом, а теперь его
никак не собрать.
Вот хлебнул вина, вина сладкого, понеслась
по степи воля вольная. А в душе пожар,
неспроста видать. Ты, Россия-мать, жизнь
соленая.
Да простит нас Отец, бесноватые мы.
Ищем богов, да они не те.
Не хочу ничего, только дай любви.
Научи нас видеть тебя в темноте.
Тысяча церквей и везде пожар.
Тысяча церквей, надо тушить.
Тысяча церквей сгорят дотла.
Тысяча церквей. Чума, чума.
Земля русская.
Ты моя земля. Земля русская.
Ты несла на себе ношу тяжкую.
И неслась по лесам песня грустная.
То не песня была, а молитва твоя.
И вставали отцы на небесный поклон.
Седой ветер носил колокольный звон.
И сходились на звон братья веры одной.
Жены верные провожали их в бой.
И беда бедой, словно крик степной,
Не успел сказать, захлебнулся волной,
Но пришли не все, плач стоял у ворот,
Доносился он до седьмых высот.
Сирота ворон – на красный снег.
Белого поля в помине нет.
Где же вы, братья? Вам больше не жить.
Вы нашу святыню смогли сохранить.
Ты, моя Россиюшка-мать, – святая земля.
Ты у нас одна.
Ты, моя родная земля, - православия мать.
Ты нам Богом дана.
Воскресенье.
Солнце сегодня не светит,
Время поста, время молитвы.
Добрый телец приветствует братство
Это наш день. День воскресенья.
Ангел рисует знаки на небе,
Ведьма, луна уходит до срока.
Мудрый орел знает свободу.
Славный день. День воскресенья.
Звезды устанут пить слезы.
Русский ветер крест поцелует.
Грозный лев встречает радость.
Это наш день. День воскресенья.
Екатерина.
Искаженные лица под гримасой судьбы.
Это год лихолетья, это смех сатаны.
Усыпи наш пыл, заступница-мать.
Владыка вселенский снимает печать.
Замоли отца, укажи нам путь.
Дай нам чашу эту испить до дна.
В храме наша душа – в этом русская суть.
Мы не вправе сегодня менять имена.
Упроси его задержать хоть день.
До конца столетья остался лишь час.
Но народ твой не может сбросить черную тень.
Пробуди, Екатерина, веру русскую в нас.
Мы не видим его за серым дождем.
Слишком мало прощенья за такую вину.
И пугай, не пугай нас адским огнем.
Помоги, Екатерина, мы уходим ко дну.
Зажгите лампаду в стареньком храме,
Батюшка, громче пропой свой псалом.
Братец-звонарь, ты в хорошем ударе.
Окружили нас черти со всех сторон
Что приуныли, сучье племя, может,
Не нравится вам наша победа,
Что ты не весел, падший брат-ангел,
Вот оно, видел русское небо.
Екатерина, небесная странница,
Екатерина, святая душа,
Екатерина, мы все такие разные,
Екатерина, наша взяла.
К Ангелам.
День за днем проповедует прах старый хорон.
День за днем прожигаем года, как бумагу огонь.
А я нем и не молчу, я молюсь и я пою
Но почему?
Я бы рад поднять свой бокал за мир и любовь.
Я бы рад, но в бокал налили свежую кровь.
И я бросаюсь к его ногам, поднимаюсь с колен сам.
Только сам.
Осиновый кол вбивают в погост вместо креста.
Тому кто когда-то плевал на распятье Христа.
А я падаю и встаю, тороплюсь, но не спешу
К ангелам.
Значит, буду жить, если силы нашел, чтобы встать.
Значит, буду идти, чтобы вновь когда-то упасть.
Упаду и вновь поднимусь, не спешу, но тороплюсь
К ангелам.
Полет мечты.
Птицей полететь и забыть мелочи обид
И тревог.
Душу распахнуть и парить в небесах
Не пройденных дорог.
И понять, что жизнь всего одна.
А винить судьбу не хватит слез.
Но тропа надежд еще жива. Пробиваясь
В дебри сладких грез.
Радость пригласить к себе домой,
И печаль забудет свою тень.
Ветру прокричать: «Сегодня – я твой!»
Ночи рассказать, как светел день.
Город во сне.
Город смеялся и пел
огнем белозубых реклам.
Содом и Гоморра – печальный исход,
но город об этом не знал.
Кто-то во сне зажимает кулак -
значит, завтра будет война.
Нужно будить, нужно срочно будить,
это лишь стадия сна.
Груда тел у старого морга,
память родных исчезла до срока.
Мать, спасая свою невинность,
в детском доме бросила кроху.
У тротуара сидит старуха,
а хлеба кусок – великое счастье.
От детей давно нету слухов.
Ну, как пожить ей в годы ненастья?
В больничных палатах – грязь и смрад,
все санитары сами больны.
Но скажите, кто вырубил сад,
чтобы посеять семя чумы?
А в кулуарах белых домов –
время веселья и пир горой,
чистая скатерть, обильный стол.
Ну, кто стоит за твоей спиной?
Дорога плах.
Сражаясь с грешными ветрами,
Цеплялся за бушлаты крест.
Возьмите, люди, бога ради.
Душа, сквозь зубы: «Нету мест!»
И вот хороним близких, уют едва ль даем,
Чтоб не забыть о месте, мы метим холм крестом.
Но трупы оживают и сняться ночью нам:
«Христа, Креста, Христа, Креста!» -
Вопят с могильных ям.
Рука Иуды дает, любя, но, с каждым мигом,
Прочь, голова.
Из уст младенца – благая весть: «Кто слышит сердцем –
Спасется здесь».
И свято небо, но тьма в глазах, идущих слепо
Дорогой плах.
И гром не грянет, и жизнь мила, пока не хлынет
Кровь с топора.
Голод.
Кто ты, скажи, -
ужас или таинство в ночи?
Слышишь, я прошу, не молчи, -
день или свет?
У нас нет сил
признать эту жизнь –
скопление бед.
Как мне понять
этих детей, бросивших старую мать
в дальний приют.
Где ты теперь,
благодарная дщерь?
Как ты живешь?
Смотри мне в глаза.
Врач мог спасти
тело от тленья, семью от забот,
но не стал.
Как твои сны?
Видишь ли призрак?
Знай, он верил и ждал.
Вот ваш малыш,
он сдан, как ненужная вещь.
Совесть, молчишь?
Слезы сирот
возьми и попробуй на вкус
и все поймешь.
Голод, это голод
человеческой души.
Голод, это голод
я прошу, меня отпусти.
Тоска по небу.
Струны умолкнут, не сплетая песнь до конца.
Мы растворяем мечты и надежды в смертях.
Сыграна роль и старости пыль на лице.
Пройден наш путь в беспечной мирской суете.
Старый корабль пришел и последний причал
Светлый наш берег сходить, он долго нас ждал.
Но возвратились из дальней дороги не все.
В бурю попал, остались в морской глубине.
Моя тоска по небу. Теплому небу, светлому небу.
Моя тоска по дому. О, как давно я там не был.
Возьми меня.
Я долго брел по свету. Искал любовь и лето.
Но не нашел, а значит, не судьба.
Мне подарили крылья, я ангел от бессилья.
Я потерялся в этом мире навсегда.
Дорога будет длинной, конца ее не видно.
А если не дойду, то, значит, быть беде.
И я прошу у Бога, ну, помоги немного.
Я потерялся в этом мире навсегда.
Возьми меня туда, где голубые города,
Где небо чисто манит нас крылом.
Возьми меня туда, где радость и мечта,
Где алая заря светит нам с тобой.
Лабиринт вечности.
Ветер гулял по полю, пыль поднимая
ввысь.
Долго мы шли с тобой в лабиринте
с названьем «жизнь».
Души слились воедино на перекрестке
миров.
Смерть нам дышала в спину, не оставляя
следов.
Тайна забытых религий, гибель седых
городов.
Сила великих обрядов. Мудрость магических
слов.
Мы обретали веру на склоне ушедших
времен.
Колокол древнего храма ожил и дал
перезвон.
Посмотри.
Посмотри на небо глазами луны.
Посмотри на море светом звезды.
Посмотри на дым жаром огня.
Посмотри на миг жадностью дня.
Поцелуй землю губами травы.
Посмотри на лето скукой зимы.
Посмотри на жизнь глазами из сна.
Поцелуй вечность слабостью дня.
По утру.
Свет и тьма – все пополам,
то, что было вчера, то, что будет потом,
на двоих жизнь делили с тобой.
Не считая года и минутный покой.
Все не зря, да только опять,
наши письма жгли, как свои.
Наши чувства в ночь выметали прочь.
А потом днем – выжигали огнем.
Что же нам, любовь пополам,
да мир - на двоих, не заметен штрих.
Так для себя я вижу порой.
Там, где любовь, я жил с тобой.
Черный день – света ночь.
Грязь небес, да земли крест.
Страх – удел тем, кто не смел.
Боль и бой – тем, кто живой.
Что ни слепой – так всегда поводырь.
Что ни чужой – под рубахою штырь.
Мордой - в грязь, ногами – в живот.
Так отдыхает, веселиться народ.
В пьяном угаре и разорванным ртом.
Водкой братанье идет потом.
Рясой прикрой, батюшка, шрам.
Руки умой и, айда, в храм.
А по утру, а по утру мы собирали и пили росу.
А по утру, а по утру своей судьбой ты разделила мою.
А по утру, а по утру мы начинаем другую игру.
Кто лезет вверх, кто прямо вниз летит
И кроет нашу жизнь.
Первый снег.
За окном первый снег говорит мне о том,
Что зимы первый день наступил.
Глубина бурных рек наслаждается сном,
Сединой украшая мосты.
Я бреду по тропе бесконечной такой,
Только пеший здесь может ходить.
И уже не могу, но великий покой
За рекой продолжает светить.
И, как хочется петь, и, как хочется жить
В той далекой наивной мечте,
Только шелест ушедших времен, как всегда,
Ставит свечи свои по следам.
Пустота.
Сколько осталось снов до великих побед.
Сколько осталось слов, чтобы встретить рассвет.
Чтобы узнать, где выпадет снег,
Чтобы пробиться в следующий век.
Ты глотаешь воздух, взгляд – в никуда.
Ищешь выход наверх, но дверь заперта.
В искалеченных мечтах – страх,
А до неба – лишь один взмах.
Это не вопрос и ответ.
Это не может, а могу.
Это не небо и земля
Только пустота.
Магдалина.
Время приходит полной луны.
Звезды дают последний урок.
Семя зла видны плоды.
Сладкого яблока вышел срок.
Женщина с кубком делает шаг.
Знак Астарты расцвел на груди.
Ты в ее власти, где твой страх.
Напиток любви украдкой возьми.
Сны Атлантиды будят тебя.
Тайны Изиды нарушат покой.
В танце закружат духи огня.
Песни Сирены – девы морской.
Камень дафнит, Гамагей талисман,
Шелест кувшинок, плакун-трава.
Все смешалось и твой фимиам
Стелет землю, сжигая дотла.
Магдалина – ты птица ночная,
Ты – холод Полярной звезды.
Магдалина, мечом красоты поражая,
Печатью смертной игры.
Звезда.
Ночь. Ветер тушит свечи.
Падший ангел взвился козлом.
Печка-галанка сушит травы.
Окна покрыты льдом.
Час полнолуния – время веселья.
Холодом дышит лютая смерть.
Вместо причастия – горькое зелье.
Вместо креста – осины жердь.
Гимны мертвых, запахи тленья.
Древний пентакл, прерванный круг.
В душной избе догорают поленья.
Вот она порча, из первых рук.
А утром просим землю.
Да тверда она. Не расступается.
Белое поле все замело.
Укажи звезда дорогу каяться.
Склеп.
Фонарный свет не заменит день.
Остается только ждать. Но ночь не ночь,
если огонь горит среди призрачной тьмы.
Старый склеп спасет тебя, он не боится лживого дня.
Здесь вечный мрак, закрой глаза, они тебе не нужны.
Не бойся, тут, хоть не тот уют, что остался там наверху.
Но ты не один, повсюду они – забытые жизнью гробы.
Пройди вперед, открой ту дверь, не бойся скрипа петель.
И, если смел, то посмотри в глазницы умерших людей.
Все позади, прошел ведь ты дорогу, ведущую в ад.
Забудь поскорей ушедших дней мираж и дорогу назад.
Время ушло. И в вечный покой тебя пропустила земля.
Плоть умерла и сгнила дотла, но жизнь получила душа.
Переход.
Дождь беседует с ветром.
Спорят. Погоды веселье.
Тело лежит под иконой.
Ждет своего погребенья.
Все, что томило и все, что манило, -
исчезло в едино мгновенье.
Свечи и голос, читающий стих псалма
о нашем успенье.
Выносят средь шума людского.
Минута молчанья у дома родного.
Вот старый наш тополь стоит безучастно.
И плакльщиц хор – труды их напрасны.
Вот эти сады проходим мы мимо.
Где детство провел я, играя ретиво.
Все в этом мире как будто застыло.
И кладбище нас встречает могилой.
Гвозди впиваются, словно пиявки,
В мокрое дерево нового гроба.
Да, я покинул этот мир. Удивительно скоро.
Удивительно скоро.
Слезу вытирает женщина в черном,
Но ваша печаль уйдет до застолья.
Мне не смеяться и песен не петь.
Я в гроб заколочен.
Здравствуй, смерть!
Ветер.
Сон терпеливо ждет свой час
Мутным приходом закончить день.
Ночь из звуков окутала нас,
Смело отбросив минорную тень.
И я мечусь в своей постели.
В ногах то холод, то тепло.
Избитость фраз, лукавость мнений.
Кольцом мой разум обнесло.
И душит острыми когтями,
На шее оставляя след.
Тоска слепая, вверх ногами,
Бормочет полуночный бред.
Через сомненья и обиды,
Срезая в сотый раз петлю,
Открытый газ в своей квартире
Я в сотый раз закрыть спешу.
Опять встаю на подоконник.
И снова, снова – камнем вниз.
Прокручивать во сне паденье.
И сплевывать души каприз.
Каждый раз идти, как на смерть.
Только не искать тропы вспять.
Завершу свою круговерть.
С верой, то, что можно снова начать.
Но этот ветер, возьми меня с собой.
Ты слышишь, ветер, сегодня я – твой.
Ветер, ты мой ветер, побудь со мной.
Исход.
Скоропостижна смерть среди отходов
Свернуть бы лабиринты в темноте.
Достану, разверну себе свободу.
И сплюну все мирское в суете.
Я - раб страстей, я - раб желаний,
Я - истукан несбывшихся надежд.
Я сдвинул горы человеческих познаний.
Я зарываю свинство людских невежд.
А что с того, что был я в поре.
Петлю на шею или камнем – вниз.
Мне неподвластны слезы ваше горе,
Я жизнь смогу сыграть еще «на бис».
И пусть хлопки нелепы на прощанье.
Аплодисментов скупость – это ваш восторг.
Я не смогу, мне не подвластно мщенье.
Моя гримерка – мой пустой холодный морг.
Сорванный лист.
Ветер срывает листья.
Крики семейных драм.
Мысли, как серые мыши,
Душу скребут по углам.
Глаза сохнут без слез.
Им нечем рыдать над могилой.
В окружении тихих берез.
Голошу последними жилами.
Я готов порвать себе нервы.
Спиртом разрушить свой мозг.
Но не в силах забыть о первом,
Испытавшем исчадие розг.
Я сдался владыке судьбе.
Я устал жить надеждой.
Распятие, сжав в кулаке.
Молю бога, возьми – я твой.
Сколько еще осталось.
Ну, сколько свой крест нести.
Большое кажется малым,
Если взглянуть с высоты.
Меня завтра покинет дух.
Вам останется грязное тело,
Что сегодня молится вслух,
А вчера от радости пело.
Я упаду на колени
Перед распятым Христом.
Здравствуй, мое смиренье,
Здравствуй, души моей дом.
Вот и зовут в поднебесье.
Слышу родных голоса.
Все. Окончена песня.
Ну же, встречайте меня.
Небо и земля.
Птица знает свободы полет. Власть дается всегда мечом.
Дым - младший брат огня. А пряник едят с длинным кнутом.
Золото нужно для алчных глаз. Смотри и увидишь скупости блеск.
Век запомнит прожитый год. А блажь, как всегда, проходит тест.
Колокол – будто с неба гром. Хитрость всегда знает, где лесть.
Нищий с надеждой ищет свой дом. А наглость подошвой топчет честь.
Рану мучает едкая соль. Слабый ищет слюнявую милость.
Время тушит страшную боль. А тело идет в свою могилу.
И скован я по рукам и ногам. Мою любовь съел за завтраком быт.
Не трогай меня, я должен сам. Ну, а постель забыла свой стыд.
Под одеялом словно серая мышь. Несешь «пургу» для своих дураков.
Держу в кармане толстый шиш. На всякий случай, для врагов.
Но эта земля и это небо -
Древний вопрос, вечность проблемы.
Как я устал от этого спора.
Семя вражды, вечность раздора.
Две тысячи лет.
Мы нашли ночью потерянный ад.
Мы сломали ограду в заоблачный сад.
Мы топтали молча твои цветы.
Где же был ты?
Я искал воду, я хотел пить.
Я ждал смерти, но хотелось пожить.
И стучал молот из недр земли.
Это был ты?
От избытка чувств говорит душа.
Но моя любовь была еле жива.
Она не дотянет до новой весны.
С нами был ты?
Я – ангел ночи, я – дьявол дня.
Я твой образ, смотри на меня.
Но кто-то смеялся с той стороны.
Может быть ты?
Распахнулась завеса, и открылась дверь.
Там стояли цифры, а за ними зверь.
Он дал мне крылья и сказал: «Лети!»
Это был ты?
Две тысячи лет крест – на земле, небо – в огне.
Две тысячи лет его с нами нет.
Две тысячи лет.
Полет в никуда
или раздвинь пошире … свое сознание.
Мы летели вниз, как птицы, на земле дремал туман.
Макияж из трав на лица вечность ставила канкан.
Я не знаю, где был выход, ты не видела, где вход.
Мы пошли святую реку, но не встретили восход.
И, вонзив порока стрелы, нервы, натянув на гриф,
Я услышал зов Венеры: «Жив, он жив».
Мы открыли двери ада, дым съедал рассудок наш.
И по всем законам стада, глупость целовала блажь.
Вот свобода! Мы, как ветер, только память тянет вниз.
Ты теперь один на свете, повтори судьбу «на бис».
Что осталось, только тело, да осколки чувств вины.
Слишком рано, слишком смело проиграл удачу ты.
Город Д.М.
Потушим свечи и встретим ночь.
Откроем веки из города прочь.
Мы чувствуем цвет, мы слышим звук.
Танец двух тел под сердца стук.
И, вновь, напрягаем вены свои.
Мы проскользнули к началу игры.
Значит, все снова, ну дай же мне знак.
И пусть будет плохо, но пусть будет так.
Духи огня подарят мотив.
Ты им почитаешь бессмертия стих.
А если захочешь, то можешь идти.
Но душу оставь в нашей сети.
Кто охраняет величия бред.
Мы солнцу давали священный обет.
Но ты же нарушил клятвы свои.
И должен исчезнуть во мраке земли.
Каждый из нас бессильем силен.
Ты руки опустишь, где вопль! Где стон!
Ведь мы проиграли, а, значит, конец.
И в свалках осколки разбитых сердец.
Дым сигарет, пепел у ног.
Странное время, без времени срок.
Но, если твой сад не похож на Эдем,
То я приглашаю вас в город Д.М.
Сон.
Взгляд назад, полшага вперед.
Шепот в ночи – нас кто-то зовет.
Время в тумане окутал сон.
Это страх души, любви приговор.
Я взял отраженье в чистой реке.
Я видел, сердце горело в огне.
То, блеск в глазах – он ярче звезд.
Зеркало духа в каплях слез.
Я забыл боль рядом с тобой.
Ты поливала плечи росою живой.
Но догорали свечи, и ночь выходила,
Неся свой покой нам.
Я держал в руках рождение дня.
Ты отпустила птиц из вчерашнего сна.
И, долетев до небес, быть, может, святых,
Они камнем на сердце падали вниз.
Это вещий сон в летнюю ночь,
Это запах цветов, малиновых роз,
Это ветра вуаль и свежесть луны.
Это сладкие грезы вечерней зари.
Когда-нибудь.
Как странно, что мы здесь одни, а мне казалось иное.
В осколках нашей любви мы видели только плохое.
Ты помнишь, небо из звезд, призраков облачный мост.
Не будет прекрасней тех грез, что видели вместе.
Ты помнишь, как в свете луны, мы шли по тропинкам тесным.
Под шелест нежной листвы наслаждались звуками леса.
Но, вновь, предрассветный блик приближал прощания миг.
И вновь, петушиный крик прерывал нашу встречу.
Но, когда-нибудь, - время неведомо мне,
Ты вспомнишь меня и я вспомню о тебе
По звездной дороге приду к тебе сам,
Назначу свиданье по звездным часам.
Березы мечтали во сне. Земля проливала слезы.
Росою на смятой траве рассеялись тайные грезы.
Ты сказала мне о любви, но ветер играл словами.
А после твой силуэт растаял в тумане.
Но когда-нибудь, - время не ведомо нам,
Ты вспомнишь, и вечность уступит векам.
По звездной дороге придешь ты ко мне.
Назначишь свиданье на звездной волне.
Прости.
Опять сдавило грудь. Твой голос и слова.
Опять не смог заснуть, я вспоминал тебя.
Я вновь хочу придти, открыть обмана дверь.
Вернуть свои мечты, скажи, где ты теперь.
Я вспоминал твой взгляд, но видел лишь слезу,
Когда ушел искать сестру побед – беду.
Устал я прясть твоих ошибок нить,
Ее, сумев порвать, я продолжаю жить.
Прости, меня за плач,
Прости, меня за смех,
За то, что больше неудач.
Прости, меня за боль,
Прости, меня за грех,
Но я играю свою роль.
Ангел мой.
Я устал от дня и ночи, от несбывшихся надежд,
От бессилия, что просит позабыть толпу невежд,
От безумства мирозданья, я кричу тебе: «Постой!»
О, ангел ты мой!
Я смотрел на небо с грустью. Я забыл, где счастья миг.
А в душе легко и пусто. Тишину прощает крик.
От всеобщего прощенья, я кричу тебе: «Постой!»
О, ангел ты мой!
Оглавление.
Глава 1 …………………………………………………………… 3-11
Глава 2 ……………………………………………………………11-20
Глава 3 ……………………………………………………………21-23
Глава 4 ……………………………………………………………23-31
Глава 5 ……………………………………………………………31-33
Глава 6 ……………………………………………………………33-40
Глава 7 ……………………………………………………………40-46
Глава 8 ……………………………………………………………46-52
Глава 9 ……………………………………………………………53-60
Глава 10……………………………………………………………60-63
Глава 11……………………………………………………………63-68
Глава 12……………………………………………………………68-78
Глава 13……………………………………………………………78-91
Глава 14……………………………………………………………92-99
Глава 15…………………………………………………………..99-105
Глава 16…………………………………………………………105-106
Глава 17…………………………………………………………107-122
Глава 18…………………………………………………………122-123
Глава 19…………………………………………………………124-129
Глава 20…………………………………………………………129-135
Глава 21…………………………………………………………136-140
Тысяча церквей……………………………………………………...142
Земля русская………………………………………………………..143
Воскресенье………………………………………………………….144
Екатерина…………………………………………………………….145
К Ангелам……………………………………………………………146
Полет мечты…………………………………………………………147
Город во сне…………………………………………………………148
Дорога плах………………………………………………………….149
Голод…………………………………………………………………150
Тоска по небу………………………………………………………..151
Возьми меня…………………………………………………………152
Лабиринт вечности………………………………………………….153
Посмотри…………………………………………………………….154
По утру……………………………………………………………….155
Первый снег………………………………………………………….156
Пустота……………………………………………………………….157
Магдалина……………………………………………………………158
Звезда…………………………………………………………………159
Склеп………………………………………………………………….160
Переход……………………………………………………………….161
Ветер………………………………………………………………….162
Исход………………………………………………………………….163
Сорванный лист………………………………………………………164
Небо и земля………………………………………………………….165
Две тысячи лет………………………………………………………..166
Полет в никуда
или раздвинь пошире…свое сознание………………………………167
Город Д.М. ……………………………………………………………168
Сон……………………………………………………………………..169
Когда-нибудь…………………………………………………………..170
Прости………………………………………………………………….171
Ангел мой………………………………………………………………172
1 «Ксива» - сумочка для документов
2 Гражданка – Гражданский проспект, окраина Ленинграда.
3 «Европа» - самый дорогой ресторан в городе.