Григорий Поздняков

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12

Глава 14.

За этот период времени я стал ненавидеть две вещи – это религию и власть правительства. Наверное, у этих двух структур есть что-то общее. Каждый пытается воспитывать общество. И каждый пытается это делать по-своему. Чудовищная глупость присутствует у них в изобилии. Нетерпимость к инакомыслию заставляет вести непримиримую борьбу церкви и правительства с обществом. Они в какой-то степени дополняют друг друга. Принципы добра и зла у них работают безотказно. «Добро побеждает зло» - а значит, кто победил, тот и добрый?

Генри Луис Менекен, известный журналист, был прав, когда сказал: «Я считаю, что религия, по большому счету, - это проклятие человечества, что

ее скромное и чрезмерно переоцененное обслуживание правительственных норм общества с лихвой перекрывается тем вредом, который она наносит ясности и честности мышления». Той же параллелью можно охарактеризовать власть. «Власть – это зло, любая власть правительства неизбежно вступает на путь борьбы со свободой».

Мне пришлось стоять между двух огней. И те, и другие казались отвратительными структурами, которые пытались привить мне свой порядок и свое отношение к этому миру. Я не принимал ни ту, ни другую концепцию.

Иногда я задумываюсь о жизни после смерти. И не верю в свое полное и безвозвратное уничтожение после нее. Но идею ада и рая, о которой пишется в священных постулатах, я отказываюсь принимать, и, наверное, никогда не приму, считая себя здравомыслящим человеком.

Когда меня встречают на улице доморощенные миссионерские кликуши, и задают вопрос, который меня больше всего бесит: «Вы не боитесь попасть в ад?». Нисколько не боюсь, наверное, потому, что в аду находятся все те люди, которых я уважаю и ценю. Это, прежде всего, Ницше, Шопенгауэр, Фанте, Буковский, Розанов и многие другие, чье творчество заставило меня снять розовые очки с глаз и смотреть на этот мир без лжи и обмана.

Я не боюсь смерти, потому что страшнее жизни уже ничего не может быть в этом мире. И в смерти я вижу лишь избавление от страданий и мучений, которые дарила мне жизнь. Не могу понять, почему люди, из последних сил, цепляются за жизнь, что они в ней находят. Умереть – значит, присоединится к большинству и получить избавление от иллюзорного представления о мире, в котором мы сейчас живем. И единственное успокоение и блаженство я получаю, когда думаю о смерти. Эта дверь всегда чуть-чуть приоткрыта для нас, но, чем дольше мы здесь будем находиться, тем торжественнее и счастливей будет выход отсюда.

Нет, это не пессимизм, а реальное представление о ничтожном мироздании, в котором мы с вами находимся. У Эпикура есть замечательные строки: «Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых». Внушите себе, что смерть надо встречать с радостью, потому что только она превращает жизнь в судьбу. Не бойтесь умирать.

Но, чтобы понять все это, мне пришлось десять лет кружиться в религиозном колесе: петь христианские песни, сочинять стихи и читать проповеди народу. Но, если я и сочинял религиозные песни, то обязательно вносил в них дух противоречия. Послушайте альбомы «Голод» и «Сорванный лист».

По приезду в Ленинград, мы с Димоном узнали о том, что Виктор Цой и группа «Кино» выпустила замечательный альбом, который назывался «Группа крови». Мы слушали с восторгом необычный и интересный текст, неплохая ударная партия драм машины. И качает все это неплохо. Единственное, может Витя переборщил с личностным патриотизмом, но без него, наверное, в проекте бы всплыла излишняя романтика, от которой устала вся советская эстрада восьмидесятых годов.

Как ты думаешь, не пора ли нам познакомиться с Виктором Цоем? –

спросил меня Дима.

У меня три года назад была с ним встреча, он какой-то

«тормознутый».

Но песенки у него «хитовые», - с легкой завистью в голосе говорил

Дима.

Вроде бы они пишутся на студии у Лешки Вишни.
Да, я тоже слышал, что у него.
У меня есть телефон жены Цоя – Марианны, он сейчас с ней живет на

проспекте Ветеранов.

И что ты ему скажешь: «Привет, Виктор, группа «Трубный зов»

желает с тобой познакомиться» что ли? – иронизировал я.

А давай сделаем его концерт в каком-нибудь ДК и деньжат

подзаработаем.

Неплохая идея, - поддержал я.

Димкин одноклассник работал в клубе при торговом центре метро «Звездная» киномехаником. Мы предложили ему после окончания последнего вечернего сеанса устроить концерт группы «Кино». И он, с радостью, согласился, несмотря на то, что это мероприятие грозило ему увольнением с работы, которую он терпеть не мог.

Ну что, зал нашли, теперь дело за Цоем. Пошли ему звонить, -

скомандовал я.

Мы отыскали у института телефонный автомат и набрали номер. Разговаривал я.

Здравствуйте, мне бы Виктора.

На другом конце провода протяжным и слегка нудноватым тембром ответили:

Я тебя слушаю.
Это Григорий из группы «Трубный зов».
Григория не знаю, а группу слышал.
Ну и как? – поинтересовался я.

Цой сделал паузу:

Не знаю, надо подумать.
Не надо думать, мы совсем по-другому вопросу. Ты не хочешь

выступить со своей группой в одном клубе?

Когда?
На следующей неделе.
Сейчас, подожди, я подумаю и скажу.

Цой положил трубку, и я услышал отходящие куда-то шаги.

Ну, что там? – спрашивал меня Дима.
Я не знаю, он куда-то думать пошел.
Куда думать, у нас последняя двушка осталась, - волновался он.
Может, в туалет. Иди, меняй еще, на тебе десять копеек.

Димка побежал менять деньги. Пауза длилась не меньше пяти минут. Наконец-то, в трубке раздался голос Цоя:

Вы еще ждете?
Последняя монета осталась, говори быстрее, - торопил его я.
А вы что, из автомата звоните? Ой, а я-то не знал, - как-то нараспев

протянул он.

Ну, Витя, пожалуйста, решай быстрее. Будешь выступать или нет? –

торопил я .

Слушай, а вы сегодня чего вечером делаете?
Не знаю, - я сунул еще одну монету в автомат.
Давайте встретимся во Дворце молодежи в 19.00, там есть кафе на

втором этаже. И поговорим. Заодно я узнаю поближе «Трубный зов».

Хорошо, договорились, - я повесил трубку.
Ну, что? Он согласился? – спросил Дима.
Сегодня в 19 часов поедем в ЛДМ и познакомимся с ним. По-моему, он

еще тот «фрукт».

Мы без труда нашли Виктора в левом крыле Дворца молодежи, он тусовался с какими-то рокерами.

Привет, Виктор, мы тебе сегодня звонили.
А, «Трубный зов», ну пошли поболтаем.

Цой был одет в черную ветровку и узкие брюки, на ногах были кеды, мне показалось, что они были явно велики. На шее был завязан черный шнурок, может быть, даже от ботинок.

Мы зашли в кафе. Из динамиков пел свои пародии Минаев на группу «Modern Talking». Виктор в ритм ударника начал кивать головой, и, как-то, слегка, ссутулился.

Вы кушать хотите? – спросил он нас как-то неуверенно.
Да как-то не очень, – сказал я.
Давайте я закажу нам горячих бутербродов, а вы садитесь за столик.

Он пошел к стойке бара и возвратился ни с чем.

Сейчас будет все готово, они подогреваются, - сказал он.
Насколько я помню, вы религиозная группа?
Да, это протестантская музыка в стиле рок.
У вас, наверное, проблемы с милицией и КГБ. Вы же, вроде бы,

сидели, - интересовался Виктор.

Ну, не мы, а наш руководитель Валерий Баринов.
Надолго его упекли за решетку?
Два года, но он под амнистию попал.
Это печально. А сейчас чем занимаетесь?
Даем концерты, которые заканчиваются в следственных изоляторах.
Почему так?

Я рассказал Виктору нашу историю про гастроли в Одессе. Он внимательно слушал и удивлялся нашим мытарствам.

Да, нелегкая у вас жизнь, ребята.

По громкой связи раздался голос буфетчицы кафе:

Кто заказывал горячие бутерброды? Подойдите и возьмите, они

готовы.

Виктор продолжал беседовать с нами и не отреагировал на объявление. Буфетчица повторила еще три раза приглашение за бутербродами. Было ощущение, что он ничего не слышит, кроме нашего разговора. А мне было как-то неудобно говорить ему: «Иди, за бутербродами сбегай». Наконец, наглая и одуревшая от жары буфетчица прокричала в последний раз:

Эй, чукча, вон за тем столиком, - она показала пальцем на Виктора, -

ты будешь жрать свои бутерброды или нет?!

Витя, это она тебя зовет, - сказал я.
Я что, чукча, что ли? – удивленно спросил он.
Нет, но бутерброды заказывал ты.
Ой, я совсем забыл про них. Подождите, я сейчас принесу.

Я слышал, как толстая буфетчица что-то выговаривала Цою. Он просто стоял и пожимал плечами. Потом принес бутерброды нам за столик со словами:

Она какая-то ебанутая, все время что-то орет. А я ее понять не могу.

По-моему, за барной стойкой все какие-то обдолбанные стоят.

Он говорил, залиговывая слова, и, почти не меняя тембра голоса.

Да, не переживай, бывает, - давясь от смеха, сказал я. – Ну как, ты

будешь выступать в клубе?

Буду, мы берем на перевозку аппаратуры сорок рублей, меньше не

можем.

Хорошо, договорились.

Я назвал ему адрес и время проведения сейшна. Мы попрощались и ушли.

«Цой - интересный человек, он живет в своем мире, который выдумал его сам, и песни свои сочиняет для своего, ни на что не похожего состояния», - думал я.

У нас с ним была еще одна встреча в рок-клубе, но описывать я ее не имею права.

Концерт группы «Кино» так и не состоялся по простой причине. О подпольной деятельности киномеханика узнал директор этого клуба, и бедолагу уволили с работы авансом, он даже не успел ничего совершить. Я позвонил Виктору и дал ему «отбой». Он же очень надеялся на этот концерт, наверное, потому что на тот период музыкантам не хватало денег, чтобы прокормить себя и свои семьи.

Мы сделали еще одну попытку провести выступление группы «Кино», но Виктор Цой отказался, потому что к тому времени начались съемки его первого и последнего художественного фильма под названием «Игла».

Позже, я посмотрел эту киноленту, Цой не играл роль, он просто таким и был. У меня было такое ощущение, будто он прилетел с какой-то другой планеты и так и не смог освоиться и привыкнуть к нашей с вами жизни. Да, наверное, так и не получилось у него с этим нелегким занятием. Это всего лишь мое личное мнение об этом человеке.

В коридоре института, когда я спешил на лекцию, меня остановил секретарь партийной организации Соколов. Он взял меня за рукав и отвел в сторону.

Ты что, за старое взялся? – спросил он меня, как дедушка у

провинившегося внука.

Что значит, за старое? – удивленно спросил я.
Я две недели назад слушал «Голос Америки». Заметь не БиБиСи, а

«Голос Америки».

И что?
А то, что по морде тебе в Одессе менты надавали! Было такое или нет?

Ты расскажи, я все равно об этом никому говорить не стану.

Ну, да, было, - шепотом сказал я, опустив голову.
Сильно отдубасили-то?
Тело до сих пор слегка болит.
Знаешь, заканчивай с этим, зачем тебе страдать за каких-то

верующих шизофреников. Хотя, конечно, уже перестройка началась. Но, черт ее знает, может, она не надолго.

Это была чистая и нелепая случайность, - успокоил я его.
Ну, ладно, беги на лекцию, а то опоздаешь.

Я его еще раз поблагодарил за доброе отношение к моей скромной персоне.

Ко мне в общагу залетел Димон. Настроение у него было слегка подавленным.

Привет, «пипл», ты чего такой опущенный? – спросил я.
Мне вчера вечером звонил Валера, он завтра улетает в Лондон, -

немного с грустью и сожалением сказал Дмитрий.

Я сделал небольшую паузу, переваривая это сообщение.

Для меня это новость, я даже не знаю хорошая или плохая. С одной

стороны, дерьма мы с ним наелись порядочно, а, с другой, - остаемся как-то не при делах.

Я так же думаю, как и ты.
Ну, хорошо, уехал руководитель «Трубного зова», но группа-то

осталась, - рассуждал я.

Мы не сможем без него ничего сделать. Вокруг него все вращалось в

нашей тусовке.

Димон был прав, мы всегда оставались на заднем плане у Баринова и были его музыкальным сопровождением, а в центре всегда стоял он.

Послушай, а если записать свой музыкальный альбом и выпустить его

под названием «Трубный зов», тем более Валера всегда нам говорил, что, когда он уедет, здесь останутся его музыканты и будут работать на «Божьей ниве». Ну, так и давай продолжим все это. Найдем студию, запишем альбом и будем выступать. Только мне его стиль никогда не нравился. Давай это сделаем в стиле «диско».

Мы вряд ли сможем все это сыграть сами, - с сожалением сказал Дима.
Можно пригласить музыкантов-профессионалов, и они нам помогут

записать проект.

В принципе, это неплохая идея, у меня живет родственник в городе

Ухта. Он работает с группой «Сталкер». Если я его попрошу, то он приедет на запись.

Можно привлечь Пашку Кондратенко, он недавно купил хорошие

клавиши «Роланд».

Пашка, наверное, занят, он же с «Алисой» гастролирует.
Да, нам он нужен всего-то на пару дней, - успокаивал я.

Обсудив все эти музыкальные дела, и сконцентрировав все наше воображение, мы решили не падать духом и записать свой христианский альбом. Связей у нас к тому времени накопилось предостаточно. Я, конечно, не хотел петь религиозные песни, но для того, чтобы удержаться на плаву в музыкальной индустрии, пришлось придумывать стишки про Бога.

Давай, это событие отметим сегодня. Уход старого «Трубного зова» и

прибытие в город нового «Трубного зова». Да здравствует «Трубный зов»! – рекламировал я.

По-моему, это звучит как-то авантюрно, - заметил Дима.
Все идеи Валерия Баринова – это и есть большая авантюра. Ты что, не

понял, что ли: то, чем он здесь занимался – это фикция. Помнишь, что нам про него рассказывали на Поклонной горе прихожане, которые знали его до создания группы?

Помню, Баринов всегда работал на публику. Ему, конечно, нелегко все

это далось, потому что не было «свободы вероисповедания». Нам будет полегче – началась перестройка.

Все, хватит базарить, пошли выпьем за это, - сказал я.

Я взял Диму за рукав и потащил в свою комнату.

Послушай, а где мы студию найдем? – спросил Дима.
У тех же баптистов-христиан на Поклонной горе, они нам ее с

радостью предоставят, лишь бы мы пели христианские песенки.

Здорово, хорошая идея. И студия у них там отменная, - сказал Дима.

Вдохновленные своим безумством, мы отправились отмечать это достойное событие в нашей жизни.

На следующий день отправились провожать Валерия Баринова в Лондон. В аэропорту собралась огромная толпа родственников и «фанов» группы. Валера был весел, он стремился к этому всю свою сознательную, псевдорелигиозную жизнь. Баринов всем пожимал руки, целовался и кричал: «Аллилуйя!», «Да хранит вас здесь, Господь!». Хотя прекрасно знал, что господь сохранит его куда больше «за кордоном», чем нас здесь, в «Совке».

В аэропорту я увидел человека с бородкой и в очках, он смотрел на все это исподлобья и не подходил к провожающей компании. Я подошел к Баринову и спросил:

Валера, ты знаешь этого типа, который сидит вон на той скамейке?

Баринов повернул голову и внимательно посмотрел:

Да, знаю, это Сергей Тимохин. Мы с ним записывали вместе наш

проект «Второе пришествие».

А почему он тогда не подходит к тебе?
На суде он отрекся от веры и идей группы «Трубный зов» и сейчас

побаивается, потому что здесь в зале аэропорта находится КГБ. Они меня с большим удовольствием провожают.

Да, хороший у тебя соратник был в то время, напуганный какой-то.

В последствии, я узнал, что Сергей Тимохин организовал в Ленинграде церковь, нашел спонсоров из-за «бугра» и неплохо стал почивать на религиозных предрассудках своих прихожан. Я пару раз был у него на проповеди, и, пожалуй, такую клоунаду я не встречал больше нигде. Он выходил к микрофону, делал многозначительную паузу, дабы в зале была гробовая тишина, а потом мощным басом изо всех сил кричал так, что динамики из колонок выпрыгивали:

Я победил дьявола в своем сердце! Уходи от меня, сатана, в ад! Я

принимаю Христа! – и при этом топал ногами, как солдафон на параде.

Умора. Наверное, у слушающих душа уходила в пятки от такого вопля «Ерихонской трубы».

В принципе, какая разница, на чем человек делает деньги. Если бы мне за это платили, может, я топал бы ногами еще сильней, и точно бы загнал дьявола в ад. После такого цирка, мне захотелось помолиться: «Господи, если ты есть, спаси мою душу, если она у меня есть!»

Любимым коньком Сергея Тимохина была фраза: «Сегодня я думал, и Бог дал мне ответ…» Мне захотелось поправить его: «Сережа, если ты говоришь с Богом - это называется молитвой, но если Бог начинает говорить с тобой, то это называется шизофрения». Наверное, он бы обиделся или пустился бы в богословскую демагогию со мной. Но это уже не мои проблемы, а психиатра.

Мы проводили Валерия Баринова и его семью в самолет, я облегченно вздохнул, сплюнул на пол и закурил сигарету. «Все что ни делается – все к лучшему!» - подумал я и поехал договариваться о студии на Поклонную гору к баптистам, для того, чтобы начать писать свою историю группы «Трубный зов».

Глава 15.

Славик Мулов работал кочегаром в котельной при храме. Он неплохо разбирался в студийной работе и записывал любительские христианские группы, которые обеспечивали музыкальное служение в протестантских церквях.

Мы хотели бы у вас записать новый альбом, - важно и размеренно

сказал я

Как называется ваша группа? – писклявым голоском спросил он.
Ты разве не знаешь «Трубный зов»?
Что без Баринова решили начать работать?
А почему бы нет.

У Славика в глазах мелькнул огонек авантюризма.

Неплохо. Я Баринова никогда не любил. Показухи в нем было много и

пафоса ненужного.

Ну, так что, предоставишь нам студию?
С большим удовольствием, - сказал Славик и улыбнулся, - только у

меня будет к вам предложение.

Какое?
Когда вы запишете свой альбом, и будете выступать, наша

замечательная группа «Ночлег» поработает с вами.

Без проблем.
И еще, вы на нашей студии будете писаться ночью, чтобы руководство

церкви о вас не узнало. Сколько вам нужно времени для записи?

Две ночи.
Всего две ночи? – переспросил Слава. – Мы в неделю одну песню

пишем с нашим «Ночлегом».

Ну, это вы. А у нас все проще: одну ночь делаем аранжировку, а во

вторую – записываем голос.

Наверное, это будет гениальный альбом, - сострил Слава.
Ты разве сомневаешься?
Нисколько.
Девять песен через два дня будут штурмовать ленинградские

звукозаписывающие фирмы.

Мы назначили день и время записи.

К одиннадцати вечера мы приехали в церковь. Моросил дождь и дул сильный ветер. Мы собрали всех известных и не очень известных музыкантов Ленинграда. Идей не было никаких. Нужно было просто за ночь написать музыку, а на второй день мы с Димоном на эту музыку должны были сочинить стихи.

Для того, чтобы оплатить дорогу родственнику Димы из Ухты, мы занялись спекуляцией духовной литературы. Скупая в протестантских церквях оптом библии, продавали их славному православию по розничной цене. Тем самым билет был окуплен в обе стороны.

Что-то погода плохая, как-то ветер тревожно шумит, - сказал Димон,

подходя к храму, - видно Бог на нас гневается, потому что знает, какую мы сегодня срань господню запишем и пустим «гулять» в народ.

Я не буду описывать, как был написан наш первый альбом «Мозг и душа», дабы не ввести в искушение неискушенных читателей. Скажу только одно, - это была жуткая халтура, которую нужно было прямиком отправить в мусорное ведро. Но, тем не менее, студии звукозаписи с большим удовольствием распространяли эту «фигню». Половина Ленинграда плевалась от всей души.

Но, тем не менее, наше творчество набирало дешевые обороты популярности. У нас даже появился свой директор – редкостный прохвост и пройдоха по имени Жора. Впрочем, наверное, все музыкальные директора

шоу-бизнеса должны быть именно такими, как Жора. Он с восхищением слушал наше песнопение, вставляя реплики: «Гениально!», и активно стал работать по раскрутке этой программы, потому что почувствовал, что «нос в шоколаде» у него точно будет вымазан.

Сегодня Жора – депутат законодательного собрания С-Петербурга. Я же всегда говорил, что власть и религия – две ягодицы одной большой задницы.

Он организовал нам пару выступлений по местному телевидению, и мы сняли дешевый видеоклип, который крутился в музыкальных программах Ленинграда.

И вот, наконец-то, наш первый концерт во Дворце культуры пищевиков. В той самой «Пышке», в которой когда-то, пять лет назад, выступала группа «Аквариум». Мы должны сделать не просто концерт, а настоящую сенсацию в Ленинградском шоу-бизнесе. Выступление должно было произвести фурор и оставить незабываемое впечатление у публики.

Для осуществления этой цели, каждое исполнение песни продумывалось основательно. Было задействовано три отряда пионеров в белых рубашечках и два танцевальных шоу города. Дым, свет и взрывы – все должно было сыграть свою роль на нашем первом выступлении.

На концерт были приглашены все известные журналисты города, популярная передача «600 секунд», музыкальные критики.

Я хотел на концерте объединить консервативную религию и новые течения отечественной эстрады. Идея была безумной – совместить несовместимое.

За день до концерта прибежал администратор Жора, весь взволнованный и запыхавшийся от переполняющих его чувств:

Все пропало, концерт запретили! – еле дыша, сказал он и перевел дух.
Почему? – удивленно спросили мы с Димоном.
Ваши тексты должны пройти цензуру.
Какую, твою мать, цензуру?! Ты что, с ума сошел, все цензуры

отменили! Демократия же в стране!

Ничего не могу поделать, директор Дворца не дает разрешения на

проведение мероприятия до тех пор, пока вы не залитуете ваши тексты.

А где их нужно залитовать? – интересовался я.
В доме народного творчества, в рок-клубе у них есть такая печать, -

объяснил Жора.

Мы сидели и думали, как нам решить эту дурацкую проблему.

Может, к Гребенщикову сходим, он, наверняка, знает, как это делается,

предложил я.

Через сорок минут мы были у дома Б.Г.

Борис, ты бы не мог нам помочь, - жалостливо и заискивающе сказал я.
А что у вас случилось?

Мы рассказали про наш концерт и регистрацию текстов. Боря посмотрел на нас, как на древних ископаемых.

Решили возобновить деятельность группы? – покуривая

«Беломорканал», сказал он. – Это что же, опять будет рок?

Нет, мы решили попробовать нести в массы религию в стиле «диско» и

с танцевально-эротической группой.

Гребенщиков начал смеяться:

Как же это возможно? Вы выставите на сцену голую бабу, а потом

будете петь о том, что это плохо, что ли?

Ну не совсем так, но мыслишь правильно.
Мне бы на это очень хотелось посмотреть, жаль, что я завтра занят

буду. А с литовкой ваших текстов я вам помогу.

Он набрал номер рок-клуба и позвал к телефону Веселову. Б.Г. попросил ее, чтобы она проштамповала наши тексты.

Ну, вот и все, - облегченно вздохнул Борис, - вашу проблему я решил,

езжайте в рок-клуб.

Мы поблагодарили Б.Г. и побежали в рок-клуб. Нам проштамповали всю нашу богословскую писанину, не читая.

Концерт был назначен на семь вечера. Большинство ленинградских газет опубликовали анонс нашего выступления. Известный музыкальный критик Михаил Садчиков взял у нас интервью для новой газеты «Час Пик» и поместил наши фотографии в прессе.

Нам казалось, что весь мир, потихоньку, начинал вращаться вокруг нас. И от такого вращения кружилась голова. Но мне почему-то тогда казалось, что я лечу в какую-то пропасть и выбраться оттуда уже никогда не смогу. Легкая слава начала впитываться и менять мое мировоззрение. Я готов был сделать все, что угодно, лишь бы меня признали тем, кем считал себя сам. Глубоко внутри я понимал, что делаю неправильные шаги, что своим действием я могу разрушить внутренний мир многих людей и подорвать их веру в Бога. Но, охваченный безумной страстью дешевой популярности, сметал все на своем пути. И чем больше я понимал в себе это, тем лучше узнавал Валерия Баринова. Хотя, быть может, мои цели были несколько благородней, потому что я не обманывал себя. А что он думал о своей вере, известно было только одному ему.

Перед концертом в гримерную забежал Жора:

Мужики, программа «600 секунд» приехала, с ведущей Светланой

Сорокиной. Пойдемте интервью давать.

Я важно потянулся в кресле, закурил сигарету и сказал:

Жорик, иди сам давай интервью, мне что-то не хочется.

Администратор подпрыгнул от радости и побежал залезать в ящик телевизора. Что он там наплел про нас, я узнал из вечернего выпуска программы. Но этот день навсегда остался траурным для группы «Ночлег» и церкви Евангельских христиан баптистов.

Кто будет выступать первыми, вы или мы? – спросил у меня Мулов.
Конечно вы, мог бы об этом меня и не спрашивать, - сказал ему я.
Это почему же такая несправедливость? – мямлил он.
А ты что, хочешь, чтобы «Трубный зов» у тебя на раскачке был, что

ли?

Мы тоже очень известная группа среди христианской молодежи, -

хвастался он.

Славик, я не хочу с тобой базарить. Либо ты идешь на сцену со своей

группой первыми, либо вовсе идете на хуй. Понял? Да, кстати, там Сорокина приехала с программой «600» секунд, пойди, засвети свое творчество, я думаю, отцы церкви останутся довольны.

Славик ничего не сказал и побежал мелькать в камере.

А где наши музыканты, которые должны стоять на подставе с

инструментами? – обратился я к Диме.

Жорик должен был их привести.
Мы же ему длинноногих девиц заказали с инструментами.
Я сейчас узнаю.

Через пять минут Димон был с пятью «мочалками»

Ну, что, барышни, нам нужно два музыканта, а вас пятеро, важно

проговорил я. – Давайте делать отбор, вы все в каких-то длинных шубах, а мне хотелось бы увидеть ваши ноги. Наша программа-то эротическо-религиозная. Быстренько раздевайтесь, на сцене нужно будет стоять в одном нижнем белье. Понятно?

Они, в ответ кивнули головами и начали, не спеша, снимать свой гардероб. Я отобрал двух девиц, объяснил, что им нужно делать и как перебирать струны на гитаре.

Послушай, ты что их в таком виде хочешь выпустить, - настороженно

спросил Димон, разглядывая женские прелести

А почему бы нет. Мы должны нести «благую» весть всеми

доступными и недоступными способами, - объяснял я Диме. – Согласись, классных «бабцов» отхватил, - хвастал я.

Да, телки, что надо.

Девушки сидели в сторонке и, съежившись, посматривали в нашу сторону.

Отряд пионеров стоял в коридоре со свечками и ждал своего часа. Они должны были выйти в проходы зала во время концерта и освещать зрителей в темноте, как ангелы в аду.

Ну, как, Жорик, дал интервью? – спросил я у администратора.
Да, все классно. Сегодня увидите меня по телевизору.
Как дела в зале?
Зал переполнен, сидят даже в проходах. Билетов нет. И еще столько же

стоят на улице.

Это круто! Мы звезды! Да здравствует «Трубный зов»! - с этими

словами мы откупорили две бутылки водки и принялись расслабляться перед выступлением, поглаживая по голым ляжкам наших подставных музыкантов.

В дверь постучали, я открыл:

Здравствуйте, я корреспондент газеты «Вечерний Ленинград». Здесь

группа «Трубный зов» находится?

Он зашел и слегка обалдел, широко раскрыв глаза. За столиком сидели две полуголые девицы с тремя лохматыми мужиками и жрали водку из бумажных стаканчиков. Эта компания носила название христианской группы.

Давай, забегай. Интервью хочешь взять у нас? Бери! – скомандовал я.
Лучше я попозже зайду, а то вы здесь, я вижу, переодеваетесь, - сказал

корреспондент, поглядывая на девиц.

Он вышел, аккуратно закрыв дверь.

Испугался, писака ебаный, - сказал захмелевший Димон.

Все стали ржать, давясь от смеха.

Ну, что, пошли. «Ночлеги» уже последнюю песню поют. После

небольшого антракта наш выход, - сказал Жорик.

Телевидение в зале?
Да, они будут снимать до конца.
Тогда полный порядок, - сказал я, снимая ботинки, потому что на сцене

мы должны были стоять босиком, это был наш «кич».

Мы вышли в зал. Сцена была освещена прожекторами голубого и красного цвета. Публика была к нам неравнодушна и осыпала шумными аплодисментами. Я посмотрел на Диму и обомлел. Он снял один носок, а второй забыл. И вышагивал по сцене, как полный придурок в одном носке. Шаги его были неровные, и зрители сразу поняли, что мальчик перепил. Но никто не подавал никаких знаков. На сцене я подошел к нему и шепнул на ухо:

Долбаеб, иди, сними второй носок.

Димон моментально среагировал и побежал за кулисы. Но выскочил через пару минут не в лучшем виде. Вместо того, чтобы снять носок, он надел второй, но, видно, перепутал в спешке и натянул мой, который был другого цвета. Пока выступал танцевальный дуэт, я опять подбежал к нему и сказал:

Ты христианский музыкант или клоун в цирке. У тебя на ногах один

черный носок, другой синий.

Дима стал нервничать и заорал мне на ухо:

Перестань во время концерта надо мной издеваться, у меня просто ноги

мерзнут, я очень волнуюсь.

Я оставил эту идею - приведения в порядок моего музыкального коллеги. Пускай зрители думают, что группа очень сильно страдала от властьимущих, и в казематах КГБ им отбили последние мозги.

Концерт был окончен, зрители бурно реагировали, и даже, кто-то подарил нам цветы. Мы также, как и они, были рады своему первому выступлению.

После концерта мы поехали в общагу продолжать отмечать наш праздник, прихватив с собой двух гитаристок. Нам нужно было успеть к выходу передачи «600 секунд», и не терпелось посмотреть, как мы выглядели со стороны.

Включив телевизор и увидев наш концерт, я чуть со стула не упал. Симпатичная ведущая программы Светочка Сорокина милейшим голоском

говорила:

Перестройка и демократия коснулась и нашей русской церкви. Сегодня

в ДК пищевиков состоялся концерт известной баптистской группы «Трубный зов».

При этих словах видеоряд был таким: крупным планом показали полуголую жопу нашей гитаристки, в профиль камера медленно ползла вверх и, дойдя до ее смазливого лица, остановилась на нем. Шлюшка поняла, что ее снимают, вынула изо рта сигарету, высунув язык, провела им по верхней губе. Было такое ощущение, что она готова трахнуться, хоть с чертом. Потом мелькнул Славик с группой «Ночлег», показали Димона в разных носках и меня, берущего у зрителей цветы. Комментатор сказал:

Приятно осознавать, что церковь идет в ногу со временем.

Вы не представляете, какой был переполох на следующий день. Мне об этом рассказывал администратор Жора. На телевидении, в течение всего дня, раздавались звонки. Звонили со всего северо-запада России. В то время ленинградское телевидение охватывало очень много регионов бывшего СССР. Свое возмущение, по поводу увиденного, высказывали почти все христианские религиозные конфессии северо-запада. В программе «600 секунд» был устроен большой скандал.

А всему виной был этот прохвост Жорик. Это он госпоже Сорокиной дал неверную информацию о выступлении. И она , с его слов, все записала и, не проверив данные, дала в эфир.

Церковь Евангельских христиан хотела предать бедолагу Славика анафеме. Но, учитывая его большущие заслуги перед Богом, передумала делать это. В следующем выпуске Александр Невзоров извинился за свою коллегу. Он сказал:

Видеоряд, который вы, уважаемые зрители увидели вчера, не имеет

никакого отношения ни к церкви, ни к Богу, ни к вере. Я прошу прощения за допущенную ошибку.

Таким громким скандалом мы закончили наш первый, но далеко не последний концерт.

Blog

Григорий Поздняков