Книга подполковника запаса, кандидата исторических наук Красноярова Виктора Алексеевича, является своеобразным путеводителем, как по улицам Кронштадта, так и по историографии процесса который получил во всемирной истории название: "Кронштадтский мятеж",

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 18

^¹⁸⁸

Хотя в Кронштадте было не меньше 17 тысяч рабочих (примерно треть гражданского населения), они не были объединены в профессиональные организации. В одной из статей первого номера “Известий Кронштадтского Совета” (17 марта 1917 г.) низкий уровень политической сознательности и организованности кронштадтских рабочих объяснялся тем, что в годы царизма их состав тщательно фильтровался. Кроме того, из этих 17 тысяч рабочих далеко не все трудились на промышленных предприятиях. Работников требовало строительство, транспорт и связь, торговля, коммунальные службы и сфера услуг.

Социальные, национальные, религиозные и другие различия населения Кронштадта приводили к тому, что жители города воспринимали самую различную идеологию. Принято считать, что большевики доминировали, но это вовсе не значит, что в городе-крепости сразу же сложилась однопартийная система. Кроме большевиков, в Кронштадте в 1917 году были меньшевики-интернационалисты и меньшевики-оборонцы, эсеры правые, эсеры центра и эсеры-интернационалисты^¹⁸⁹ (впоследствии левые эсеры), были близкие к кадетам народные социалисты (энесы), существовало два крыла анархистов — анархисты-синдикалисты и анархисты-коммунисты, ничего общего с научным коммунизмом не имевшие.

В первый Кронштадтский Совет вошло только 60 большевиков. Во втором Совете их было 91, эсеров 93, меньшевиков 46, беспартийных – 68. А в третьем: 98 большевиков, 73 эсеров (левых), 12 меньшевиков и 96 беспартийных объявивших себя "максималистами". Даже 17 октября на II Всероссийский съезд Советов от Кронштадта был выбран большевик Флеровский, а также максималист Ривкин и, не смотря на определенную несуразность, под лозунгом: "Вся власть Советам" и "За пролетарскую диктатуру", прошел анархист Ярчук Х.З. - абсолютный противник всякой власти.

Архитектура города способствовала проведению массовых митингов, собраний, уличных шествий: огромная площадь посредине города, широкие прямые улицы, наличие большого числа вместительных помещений, компактное размещение обитателей города. Демократия в Кронштадте приобрела резко выраженный митинговый характер. Якорная площадь задавала тон всей политической жизни Кронштадта и определяла погоду на заседаниях Совета.

Петроградская “Маленькая газета” 16 апреля 1917 года писала: “А митинги в Кронштадте всесильны до того, что они отменяют решение специальной следственной комиссии, посланной Керенским в Кронштадт, снимают с нее полномочия и отправляют обратно в Петроград”.

Эти митинги были как бы живым организмом, навязывавшим свою политическую линию. Город посещали революционные деятели представители всех крупнейших политических партий: ничего не изменили визиты Е. К. Брешко-Брешковской, объявленной эсерами “бабушкой русской революции”, лидера левых эсеров Марии Спиридоновой, командующего войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова. Его матросы даже заставили принять присягу трудовому народу.^¹⁹⁰

На митинг приезжала компания вождей левых эсеров: Калегаев, Камков, Карелин, Трутовский. А также "Почти Марат" – Блейхман И.С., анархист-коммунист, скрывающийся здесь от Керенского. Из эсеров – Брушвит А.М., Филипповский. В Кронштадте оказались анархисты с дачи Дурново, в том числе "знаменитый" Аснин.

Церетели И.Г. и Скобелев М.И. за командировку в Кронштадт получили благодарность от Временного правительства.

Выступали в Кронштадте и такие видные деятели большевистской партии, как А. А. Андреев, В. А. Антонов-Овсеенко, В. Володарский, П. А. Джапаридзе, М.И. Калинин, М. С. Кедров, А. В. Луначарский, Н. И. Подвойский, А. Слуцкий, Л.Д. Троцкий. Но кронштадтцы оказались левее самых левых революционеров.

Нельзя полностью игнорировать и концепцию "вечно бунтарского духа" против насилия власти центрального правительства, как наиболее характерного для исконно-стихийного анархизма Кронштадтцев.^¹⁹¹ Ее корни лежат в дореволюционной обстановке сложившейся в среде кронштадтских моряков.

Как уже отмечалось, Кронштадт далеко не всегда был опорой партии большевиков. Уже не говоря о декабристах 1825г., ведущей и направляющей силой которых были дворяне, духом свободомыслия с момента основания города-крепости были пропитаны самые глубины Кронштадтского общества. Впервые во всеуслышание моряки заявили об этом в декабре 1825г. составив не менее трети военнослужащих, вышедших на Сенатскую площадь, но наиболее ярко это проявилось во время революции 1905-1907гг., которая была вызвана целым рядом не решенных социальных и экономических проблем.

Борьба революционных партий за Кронштадт была далеко не случайной. Основу гарнизона города-крепости составляли моряки. Матросов на Руси с самого основания регулярного флота подбирали, причем в отличие от гвардии не только по физическим, но и по умственным способностям и уровню образования. Кроме того, служба на кораблях, в контакте с современным вооружением и техникой способствовали интеллектуальному развитию.

С другой стороны, посещая в ходе своей службы зарубежные страны, матросы прекрасно видели их различия с царской Россией. По меньшей мере, если они не успевали замечать относительную свободу в странах "традиционной демократии", то видели разницу в материальном положении простых рабочих. Матросы ведь и сами преимущественно комплектовались из рабочих. Они легче других воспринимали идеи и программы политических партий. Многие из них поддерживали отношения с революционной эмиграцией и читали запрещенную, нелегальную литературу.

Если ни каждый матрос, то, по меньшей мере, большинство из них еще до призыва на флот отличались в своей округе. Волей не волей они становились объектом внимания и даже если по складу характера не становились "атаманами" то всегда выделялись из толпы. Матроса заслуженно получившего старшинское звание, можно однозначно считать готовым руководителем.

Поэтому не удивительно, что в годы войн и революций матросов посылали на самые ответственные участки. Своеобразная резко отличающаяся от других родов войск форма одежды лишь подчеркивала их индивидуальность.

Революционная пропаганда среди моряков Кронштадта, находила более благодатную почву, чем в других гарнизонах, так как город был наводнен матросами списанными с кораблей за различные провинности, в том числе и за политическую неблагонадежность действующему режиму. При каждом флотском экипаже были штрафные роты, состоявшие из матросов, отбывавших по суду военно-морскую тюрьму, дисциплинарный батальон, а также множество арестантских рот. Для них условия жизни были хуже тюремных. При этом близость столицы упрощала приезд оттуда наиболее подготовленных агитаторов.

Но эта близость требовала, чтобы гарнизон внешне имел парадный вид. Этим объясняется повышенная, порой непомерно, требовательность командиров. Отчужденность и враждебность между офицерской кают-компанией и матросским кубриком были степенью выше, чем те, что разделяли офицерский блиндаж и солдатскую землянку на фронте. Потери офицерского состава флота были на порядок меньше чем в армии, поэтому он в основном сохранил свой узко кастовый характер, чуждый интересам нижних чинов.

Как писал участник штурма крепости О.Е. Дыбенко: "Вспоминаются мрачные дни властвования в Кронштадте адмирала Вирена. Не изгладились еще из памяти и унижения, издевательства, а подчас нравственные и физические пытки матросов, насаждаемые "высокородными потомственными" дворянами - командирами судов. А можно ли забыть Макаровскую площадь, где перед вратами ярко освещенного собора до полного изнеможения учили моряков парадировать на царских смотрах, а Кронштадтская пересыльная тюрьма? Кто из моряков может забыть те ужасы, которые творились в ней под руководством опытного "заплечных дел мастера" Вандаева?"^¹⁹²

Молодой человек, попадавший на военную службу, всегда испытывал шок. Но и в армии физически крепкому юноше было легче. Другое дело если он попадал в гвардию или на флот. Тут его преимущества в большинстве случаев сводились нонет, а порой просто раздражали старослужащих. На длительный срок из красы и гордости всей округи призывник превращался в самое забитое (порой это выражение следует понимать дословно), самое неуклюжее, самое презираемое существо. И в казарме, и на корабле ему доставалась самая грязная, самая тяжелая работа.

Кронштадт - как известно, был городом преимущественно военным. В городе-крепости были сосредоточены значительные береговые части флота и армии: 1-й Балтийский экипаж, флотский полуэкипаж, минный батальон, тяжелый артиллерийский дивизион, несколько матросских отрядов и рот, два артиллерийских и два пехотных крепостных полка и другие. А военная служба ни когда не была ласковой. К тому же действовала масса ограничений. Устав внутренней службы запрещал “нижним чинам” ездить внутри конок и трамваев, занимать места в железнодорожных вагонах 1-го и 2-го классов. В театре они могли сидеть только на галерке. Не разрешалось иметь книги, не засвидетельствованные ротным командиром, состоять в каком-либо обществе. Эти всероссийские положения ужесточались в Кронштадте дополнительными ограничениями. Главная улица города — Господская (с 1856 года — Николаевский проспект) — четко делилась на две части; восточную —“бархатную”, по которой не могли ходить рядовые, и западную—“ситцевую”. У входа на Екатерининский бульвар красовалась позорная надпись: “Собак не водить, матросам и солдатам не заходить”.

“В царском флоте вообще существовала жестокая палочная дисциплина. Но для Кронштадта специально был создан невыносимо тяжелый режим. В других городах матросы, увольняясь на берег, хоть на время могли вздохнуть свободно, пожалуй, трудно было определить, где тяжелее—на берегу или на корабле. На улицах к матросам придирались офицеры и городовые... Как бы идеально ни выглядел матрос, к нему находили повод придраться и тут же определяли меру наказания".^¹⁹³

Ни чего удивительного в этом не было. Кронштадт всегда был ближайшим пригородом столицы, а потому гарнизон обречен, быть парадно-показательным. Каждый командир наводил порядки, как мог и если адмирал Макаров в обязательном порядке контролировал питание военнослужащих,^¹⁹⁴ особенно приготовление щей, то адмирал Р.Н. Вирен предпочитал проверять нижнее белье, причем прямо на улице, не стесняясь, присутствия дам.

Крайне обидным для матросов занятием была строевая подготовка. Учеба эта прямо скажем не из легких, особенно в гвардии, где порой доходила до отупляющей муштры. Кроме того, пехотному строю и гарнизонной службе матросов обучали армейские офицеры, которых матросы прозвали «Петухами». Они носили морскую офицерскую форму, но фуражка у них была с красным околышем. На флоте с петровских времен прививалось некоторое высокомерие по отношению к сухопутным войскам. Поэтому строевая подготовка и без того занятие для матроса неприятное и считавшееся ими никчемным, под началом таких командиров казалось еще унизительнее.

Дедовщина, с которой много лет боролись как при коммунистах, так и при демократах, фактически была узаконена. В частности каждый молодой матрос имел "дядю"^¹⁹⁵. Отчасти этот полуофициальный наставник помогал вновь прибывшим адаптироваться в суровых условиях, однако найти "доброго дядю", удавалось не всем. Определенную помощь мог оказать и священник. Так как основная часть новобранцев была верующей, опытный батюшка всегда был в курсе настроений его паствы, но, оказывая содействие, приходилось не редко идти на нарушение тайны исповеди. В то же время, было не мало способов оказать помощь, формально оставаясь в тени.

Работа на кухне казалась молодым матросам отдыхом, хотя и была очень тяжелой. А главное, она не была унизительной, не то, что чистка сапог, поясов, медных пуговиц на бушлатах и шинелях взводного и отделенных. Каждый вечер молодые матросы, должны были чистить им обувь и обмундирование своей ваксой, воском, мелом и щетками и стирать им каждую субботу белье и портянки.

Если фельдфебель, взводный или отделенный узнавали, что у молодого матроса имеются деньги, они требовали у него взаймы или заставляли купить у них втридорога старые суконные брюки, бушлат, фланелевку, и матрос вскоре лишался этих денег.

По фамилиям рядовых называть было не принято. Их именовали обидными прозвищами. В ходу были клички — в зависимости от того, откуда матрос родом. Уроженца Курской губернии называли “соловьем”. Владимирской—“богомазом”, Вятской—“толокном” и т.д. За неправильный ответ на занятиях заставляли прыгать по-лягушачьи, осыпая при этом площадной бранью. Сквернословие, оскорбления считались, чуть ли не доблестью, особым ухарством. Н. А. Римский-Корсаков, достаточно наблюдавший эти нравы в Кронштадте, Ревеле и на кораблях, писал: “Командиры и офицеры, командуя ротами, ругались виртуозно-изысканно, и отборная ругань наполняла воздух густым, смрадом. Одни из офицеров славились пылкою фантазией и изобретательностью в ругательствах, другие — зубодробильным искусством”.^¹⁹⁶

Телесные наказания в армии и на флоте были официально запрещены с I7 апреля 1864 года, но их отмена по существу так и не вошла в силу. Как и раньше за малейшую оплошность, а чаще без всяких причин, на солдат и матросов сыпались удары и зуботычины. В начале первой мировой войны телесные наказания снова стали уставной мерой воздействия.

В значительной степени контингент кронштадтского гарнизона состоял из личного состава учебных подразделений, где традиционно поддерживался более жесткий порядок. Там старослужащий был не только старшим по возрасту, но и непосредственным начальником, причем на самых законных основаниях. Самое же неприятное было то, что сама молодежь очень быстро начинала "делить место под солнцем". В результате среди униженных и оскорбленных появлялись самые обиженные и отверженные. Тяжело было всем, но тяжелее всего тем, кто по каким-либо причинам оказывался в самой низшей касте.

На Котлине находились основные учебные заведения флота: Артиллерийский и Минный отряды, школы: Машинная, Водолазная, юнг, фельдшерская, музыкантская, рулевых и сигнальщиков, комендоров. Кроме того, в дореволюционные годы к Кронштадту были приписаны в основном учебные корабли, а также часть тральщиков, транспортных и вспомогательных судов. Известны также районы набора по 4-му отряду молодых моряков к весне 1921г. Так его 1-я рота на 70 % состояла из уроженцев Одесской, Подольской и Волынской губерний, 3-я и 4-я роты, - на 90 % из мобилизованных в Киевской, Черниговской и Полтавской губерниях. А 5-я рота состояла "почти целиком из дезертиров Балтского уезда Одещины".^¹⁹⁷ Примерно такой же состав был и в остальных учебках. Воспитывать в ту пору их было некому.

Перед октябрем 1917г. большевики наибольшего успеха добились в своем воздействии на экипажи крупных кораблей, особенно на нижнюю команду, где были не только кочегары и машинисты, но и прочие трюмные специалисты, в руках которых находилась вся корабельная техника. В значительной степени эта команда комплектовалась из бывших рабочих, именно среди которых и проводилась главная пропагандистская работа большевиков. Кроме того, проводить работу здесь было легче: проще прятать запрещенную литературу, а соглядатаям труднее подслушивать. Офицеры традиционно реже появлялись в трюмах, чем на палубе, где дворянской элите было вольготнее.

Но главное на нижнюю команду выпадала самая черная работа, а потому они были более обездоленными. В частности в кочегары обычно назначали не только тех, кто не мог блистать своей строевой выправкой, но и тех, кто в чем-то провинился, например самых дерзких. Это был последний этап перед списанием на берег.

Списанные же матросы, как правило, оставались в штатах флота. Передать моряка в сухопутные части в Царском флоте мало кто стремился, даже самого никудышного. Не только потому, что страдала честь мундира, но и оттого, что береговые команды по своей сути были резервом дармовой рабочей силы.

В частности, летом 1905 усилилось революционное брожение в гарнизоне, пополнившемся большим количеством запасных и “неблагонадёжных” матросов и солдат, а также агитацией революционеров. Хотя, волнения в Кронштадте начались уже в 1903г. выражались они в следующем: с 1860 по 1912г. пожары в городе возникали 298 раз, в том числе в 1903г. – 35, из которых 23 с 28 ноября до 7 декабря. То есть на лица был проверенный веками жестокий метод протеста именуемый "красным петухом". Но был и другой метод борьбы: в 1902г. возник кружек в минной роте, организованный матросом В.А. Анфиногеновым, а в последствии и другие кружки. Полиция и командование частей активно боролось с крамолой. Если в 1902г. во всем флоте числилось несколько десятков политзаключенных, то на 29 сентября 1903г. только в Кронштадтском порту числилось 270 арестованных по политическим мотивам.

Восстание 26 октября 1905г. началось стихийно. Поводом послужило столкновение матросов, пытавшихся освободить 52 арестованных солдата, с конвоем, во время которого были человеческие жертвы. На ход восстания четкий отпечаток наложило участие в событиях хулиганов и уголовников, к ним присоединились неустойчивые элементы из числа восставших.

В основном события 1905г. в Кронштадте носили стихийный, не организованный характер. "Пошли повальные пьянство и грабеж". По мнению начальника полиции "в течение двух дней город был во власти бунта… ". В результате 18 человек было убито, а 8 скончалось от ран; ранено два офицера и 81 нижних чинов, пропало без вести 34 человека. Причем значительное число жертв оказались случайными лицами. Было сожжено 5 домов и 68 татарских лавок. Разбито 75 магазинов, 9 казенных винных лавок и 6 офицерских квартир.^¹⁹⁸ Кронштадт был объявлен на военном положении; матросы и солдаты разоружены. 1 ноября Петербургский совет рабочих депутатов постановил начать всеобщую забастовку солидарности с повстанцами Кронштадта. Правительство вынуждено было судить участников восстания не военно-полевым, а обычным военным судом. В декабре 1905 суд приговорил 10 матросов к каторжным работам, 67 человек — к различным срокам тюремного заключения, 84 человек были оправданы.

Восстание 1906 проходило почти одновременно с Свеаборгским восстанием. Наличие в городе организаций разных революционных партий внесло несогласованность в их действия.^¹⁹⁹ Большевики были поставлены в известность об условном сигнале только утром 19 июля, при этом эсеры ультимативно заявили: “Присоединяйтесь к нам; если не присоединитесь, то мы начнем одни”^²⁰⁰. Восстание оказалось не совсем подготовленным. Обнаружился катастрофический недостаток оружия. Так, например, у команды Учебно-артиллерийского отряда на 120—130 человек было 30 винтовок и всего.... 5 патронов. Во 2-й дивизии было 50 винтовок. Не лучше обстояло дело и в 1-й дивизии, где у незначительного числа матросов, имевших оружие, было не больше двух-трех патронов на каждого.

Первую дивизию возглавил член Государственной думы трудовик Ф. Онипко,^²⁰¹ а вторую—матрос-эсер Н. Егоров.^²⁰² Эсер Петрушкевич оказался предателем. Поэтому Енисейский полк поднят на восстание не был.^²⁰³

Подразделения 94-го пехотного Енисейского и лейб-гвардии Финляндского полков ружейным и пулемётным огнем рассеяли плохо вооруженные отряды матросов и рабочих.

За участие в восстании были осуждены 1417 человек, из них 36 суд приговорил к смертной казни, 130 — к каторжным работам, 316 — к различным срокам тюремного заключения, 935 — направил в исправительно-арестантские отделения.

Подавление революционного движения в 1905-1907гг. лишь на короткое время заглушило противоречия в армейской и флотской среде. Напряжение постоянно нарастало. Немаловажным фактором, явилось то, что во время войны в отличие от сухопутных войск на флоте линия фронта понятие весьма условное, а Кронштадт за линией минно-артиллерийских позиций, по своей сути являлся глубоким тылом.

Восстания 1905-1906гг. были как бы тренировкой к революции 1917г. Она в Кронштадте происходила на много организованнее, чем в Петрограде и чем предшествующие выступления. Не смотря на это элемент стихийности, как и в восстаниях 1905-1906гг. имел место и на это следует обратить самое пристальное внимание. Дело в том, что 1 марта 1921г. взрыв возмущения вспыхнул лишь на Якорной площади и не вышел за ее пределы. А ведь обстановка в 1921г. была более взрывоопасной чем в 1917г., да и призывы к самосуду на площади слышались. Очевидно, расчет был на психоз толпы. Но всплеск негодования 1 марта 1921г. так и заглох у стен Морского собора. Дальше все развивалось совершенно по иному, хорошо спланированному сценарию.

Однако, недовольство зрело давно и этого нельзя было не заметить. Началось это задолго до марта 1921г. "Зима самое неудобное время для обучения. Но в 1917 году это обучение проходило в особенно сокращенном и упрощенном виде, за недостатком ружей, пулеметов, орудий, а главное из-за недостатка в офицерах". Солдат набивали в казармы "как сельдей в бочку". Им приходилось жить в душных и темных помещениях! Нары сколачивали до самого потолка. Казармы кишели клопами, вшами и блохами. "Это был прекрасный бульон для культуры революционных бактерий".^²⁰⁴

Кронштадт единственный город России, в котором двоевластья в 1917г. не было. В день приезда комиссара Пепеляева в Кронштадт, 12 (25) марта 1917 года ему было объявлено “под расписку” постановление Исполкома, в котором указывалось, что “руководящим учреждением в гор. Кронштадте является Сов. раб. и Солд. Деп.” 16 (29) мая Кронштадтский Совет поименным голосованием постановил, что он “По делам государственного порядка вступает в непосредственные отношения с Советом Р. и С. Д. города Петрограда”. Пепеляев официально подал в отставку. Таким образом, лозунг "Вся власть Советам", имеющий в то время лишь теоретическое значение, приобрел в Кронштадте материальную основу. Солидная “социалистическая” газета “Новая жизнь” и менее солидная кадетская “Речь” в сравнительно приличных тонах писала об “анархическом акте” Кронштадтского Совета. А другие желтые, бульварные газетки начали заполнять свои столбцы “конкретным” выявлением кронштадтской “анархии”.

Однако, не смотря на многочисленные требования центральных властей и представителей различных партий, первоначально непокорность заключалась, лишь в отказе выпустить из тюрем офицеров арестованных 1 марта. Не решен был этот вопрос и после приезда в Кронштадт министров Временного правительства Церетели и Скобелева.

Отпущены были лишь те офицеры, за которых ходатайствовали их подразделения. В Кронштадте имелись Минные и Артиллерийские офицерские классы, у слушателей которых подчиненных в Кронштадте не было. Кроме того, были прикомандированные офицеры, работники штабов, а также находящиеся на излечении в госпитале или в отпуске. После ареста ходатайствовать за них было некому. Не смотря на обращение командующего Черноморского флота контр-адмирала Колчака, они были переданы властям "для суда" лишь в июле месяце. Да и погибших из их числа не сразу хватились, большинство из них так и остались без вести пропавшими.

Во время июньского, а затем июльского кризиса Кронштадтцы также оказались наиболее непримиримыми оппонентами Временного правительства, что было заметно во время демонстраций 18 июня и 4 июля в Петрограде. Следует сказать, что как практическая реализация лозунга: "Вся власть Советам!", так и активное участие кронштадтцев во время демонстрации 4 июля в Петрограде были явно преждевременны и оказались намного радикальнее действий большевиков. Однако во время мятежа генерала Корнилова Керенский вынужден был обратиться к ним за помощью, и она была оказана.

При этом вполне понятно: расстрел демонстрации 4 июля 1917г. показал, что мирному развитию демократии пришел конец. Поход генерала Корнилова на Петроград окончательно развеял эти иллюзии. То, что моряки оказались на острие этих событий далеко не случайно. Они не были инициаторами этих событий, но обойтись без их участия уже было невозможно. Как знать какую роль в действительности сыграл "вечно бунтарского духа", но, рассуждая логически, Гражданская война началась и закончилась в Кронштадте. После подавления мятежа война продолжалась лишь на окраинах.

После июльской демонстрации в Петрограде и обвинения большевиков в содействии Германии по ним был нанесен серьезный удар. Но эффект был временный, ибо это обвинение уже использовали против царицы и ее окружения, Петроградского Совета после опубликования Приказа №1 и таких политических деятелей как Распутин, Гучков, Чернов и даже Керенский. После не удавшегося мятежа Корнилов то же получил ярлык германского агента. К тому же громче всех большевиков в шпионаже обвиняли, самые не популярные политики, а официального правительственного заявления так и не последовало. В Кронштадте авторитет большевиков только возрос, так как самих Кронштадтцев давно обвиняли во многих грехах.

В октябре 1917г. германский флот, не смотря на большое превосходство в силах не смог добиться решающей победы. Революционные моряки, стойко сражаясь с неприятелем, Примечательно что, сражаясь в едином строю, офицеры-аристократы и матросы-большевики заставили противника отказаться от прорыва флота в Финский залив. Новую страницу в историю Кронштадтские моряки вписали во время и после октябрьского вооруженного восстания.

Как бы его не называли: Октябрьский переворот, Октябрьское вооруженное восстание или Великая Октябрьская социалистическая революция, просто так вычеркнуть его из человеческой памяти невозможно. Несомненно, большую роль в успешной победе сыграли кронштадтцы - 2700 моряков и 940 солдат в составе Сводного кронштадтского отряда.

Есть у водителей негласное правило: "Дай дураку дорогу". Тот, кто его не соблюдает в принципе прав, пока жив. В октябре 1917г. большевикам в Петрограде фактически никто не сопротивлялся. Очевидно, их оппоненты, считали, что большевики уйдут сами. Когда этого не случилось, разгорелась Гражданская война. Но есть и иное мнение.

Какое событие положило начало Гражданской войны? Ученые к единодушному решению прийти пока не могут. Сейчас в угоду определенных политических сил все громче звучат голоса, что этому виной Октябрьская Социалистическая революция или Октябрьский переворот. На самом деле, это лишь смена вектора противостояния политических сил. Сама Великая Русская или Февральская Буржуазно-Демократическая революция в отличие от Октябрьского переворота оказалась воистину кровавой. В то время как 26 октября в Петрограде с утра весело звенели трамваи.

В феврале успокоение пришло далеко не сразу. Ведь революционные партии не передали, а обрушили власть на голову стремящейся к ней, но совершенно не готовой ею воспользоваться буржуазии. Уже в апреле возник первый правительственный кризис, а расстрел демонстрации 4 июля 1917г. показал, что мирному развитию демократии пришел конец. Поход генерала Корнилова на Петроград окончательно развеял эти иллюзии.

Это ли не начало Гражданской войны? Страна неотвратимо катилась к диктатуре и то, что ее установила наиболее организованная, спаянная железной дисциплиной партия закономерность.

В ночь с 25 на 26 октября Зимний дворец был взят и Временное правительство арестовано.

В числе кораблей, прибывших на Неву: минный заградитель "Амур" - со сводным отрядом моряков, учебное судно "Верный" - с двумя ротами матросов Учебно-артиллерийского отряда. Затем минный заградитель "Хопер" с ротой учеников Учебно-минного отряда и 19 матросами с заградителя "Терек", посыльное судно " Зарница" - с отрядом врачей и медсестер кронштадтского морского госпиталя и матросов - учеников фельдшерской школы. Учебное судно "Африка" и минный тральщик "Заградитель", доставивших минёров 1-й и 2-й кронштадтских крепостных рот, тральщик №14.

В Морском канале встал линейный корабль "Заря свободы", отрядом которого была занята станция Лигово и взята под контроль железная дорога Ораниенбаум - Петроград.

Боевые позиции на Неве заняли: крейсер "Аврора", эсминцы из Гельсинфорса "Самсон" и "Забияка", сторожевое судно "Ястреб" из Фридрихсгамма с оружием, тральщик №15.

Таким образом, линкоров “Петропавловск” и "Севастополь" в октябрьских событиях 1917г. не просматривается. В то же время участие кронштадтцев в восстание явилось необходимым, а быть может и достаточным условием его победы. Дело в том, что власть болталась на волоске.

Судите сами. В 1917 г. сменилось четыре состава Временного правительства. Они были созданы 2 марта, 5 мая, 24 июля и 25 сентября. С 1 по 24 сентября существовала т. н. Директория из 5 человек. Министерские посты в общей сложности занимали 38 человек, представлявших 10 партий, а также беспартийных; 60% из них входили лишь в один из составов правительства, т. е. исполняли свои обязанности 1—2 месяца. Это министерская чехарда говорит, что популярность правительства была даже ниже чем при царе. (За 30 предыдущих месяцев сменилось 4 председателя Совета Министров, 6 министров внутренних дел, 4 военных министра, 4 министра юстиции и земледелия). Начиная с мая правительство, было коалиционным, в него входили, в том числе и представители меньшевиков и эсеров. Это не только не принесло им популярности, но и исключило своевременное проведение намеченных ими мероприятий (социализация земли, созыв Учредительного собрания и т.д.).

Войдя в правительство, меньшевики и эсеры невольно уступили протестное поле большевикам. С июля министром-председателем стал трудовик Керенский. Лавирую между интересами мелкой и крупной буржуазии, он потерял доверие обеих.

Однако, Керенский взял и провозгласил, что с 1 сентября Россию объявляется республикой. Никто всерьез не возмутился, не сказал, что это должно решать учредительное собрание, выборы которого никто не отменял. Это доказывает то, что всем было наплевать и на учредительное собрание, и на государственное устройство. Керенский начал искать выход в установлении диктатуры, он был замешан в мятеже сначала Корнилова, а затем Краснова. Оба раза неудачно. Представители меньшевиков и эсеров теоретически давно могли взять власть в свои руки на законных основаниях, но не сделали этого, предоставив заниматься грязным делом большевиков, а власть получить из рук Учредительного собрания. Но к ликвидации этого парламента приложили свою руку кронштадтцы.

В России впервые требование созыва Учредительного собрания (Великого собора) выдвинули декабристы, идея У. с. (Земского собора) пропагандировалась членами “Земли и воли”, в 1860-х гг., вошла в программные документы “Народной воли”. Лозунг созыва Учредительного собрания был включен в 1903 в программу РСДРП. Широкое распространение получил он в период первой русской Революции 1905–07. После победы Февральской революции 1917 идея была популярна среди широких масс. Однако Временное правительство под давлением буржуазии препятствовало созыву его из-за боязни, что У. с. “... в современной России даст большинство крестьянам более левым, чем эсеры”.^²⁰⁵

Выборы, проведенные в ноябре-декабре, показали, что это не так. Более того, они показали, что правящая партия большевиков эти выборы проиграла. Но эти выборы не выиграла ни одна из партий. Из 715 делегатов: эсеров (всех мастей) было — 412. Формально эсеры победили, однако они были разобщены, за лидером правых эсеров В. М. Черновым могло пойти не более трети депутатов. На открытии из 715 депутатов присутствовало около 410, из них большевистских депутатов только 120. Тем не менее, в этот момент собрание было правомочным. Хотя “из Постановления ВЦИК” 3 (16) января 1918 г. принятого по предложению В. И. Ленина мы видим: "...Вся власть в Российской республике принадлежит Советам и советским учреждениям. Поэтому всякая попытка со стороны кого бы то, ни было или какого бы, то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваться как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы".^²⁰⁶

Но не устраивало собрание и правых. Вот мнение писателя Р. Гуля, белогвардейца, участника "Ледяного похода", в сочувствии к большевикам обвинить его трудно: в день созыва Учредительного собрания "о котором полвека мечтали русские революционеры, зал Таврического дворца напоминал камеру уголовной тюрьмы. Дворец был заполнен революционным народом: густо висела площадная матерная брань; по залам с пулеметными лентами крест-накрест, увешенные гранатами и наганами, ходили пьяные матросы и солдаты в заломленных набекрень папахах, лузгали семечки; стучали прикладами винтовок об пол. Революционный народ был не трезв: в буфете перегруженные алкоголем, облегчались, блюя на пол; уставшие спали, раскинув ноги, на мягких креслах и диванах стиля Империя".^²⁰⁷

Неудивительно, что заседание Учредительного собрания при такой обстановке превратилось в балаган. Свист, хулиганские выкрики сопровождали все время его проведения. Но авторитет народных избранников был подорван не этим. За ходом собрания внимательно наблюдали гости, а их было не мало и для них было безразлично, кто дебоширил в зале. Они были свидетелями этого безобразия, а отрицать очевидное труднее всего.

Писатель Илья Амурский приезд гостей описывал так: "К Таврическому дворцу, прорезая морозный воздух сиренами, ежеминутно подкатывали автомобили, подлетали с храпом стройные рысаки. Мелькали богатые шубы с меховыми воротниками…

К трем часам дня с высокими сводами круглый зал заседаний бывшей Государственной думы был переполнен. Кроме делегатов сюда пришло много сот «гостей», которых привели с собой представители буржуазных партий".^²⁰⁸

Между тем, правые разогнать собрание не могли, не было сил. Несомненно, разогнали левые, но не большевики. Вот мнение известного английского советолога Эдвадра Карра высказанное в капитальном труде "История Советской России…". "Большевистская декларация была отвергнута 237 голосами против 138… Большевистская фракция покинула заседание. Через час ушли и меньшевики".^²⁰⁹ Т.е. теоретически можно даже прийти к заключению, что разогнали большевиков. Но суть демарша большевиков иная. Как видно из результатов голосования, число делегатов еще поубавилось и любая из фракций даже самая малочисленная, покинув зал, лишала Учредительное собрание легитимности.

Итак, разгонять собрание не было необходимости. После ухода большевиков из зала оно и так потеряло юридическую силу, ввиду отсутствия кворума. Депутаты оставались на свободе, могли дождаться кворума и собраться в другом месте, ведь в Петрограде сотни дворцов. Этого они не сделали, да и не пытались. А кворума сторонники Учредительного собрания так никогда и не собрали, даже лишив мандатов большевиков и левых эсеров, что, собственно говоря, было вопиющим нарушением всех норм демократии. Комитет Членов Учредительного собрания - правительство, созданный в Самаре 8 июня 1918 г., после захвата города чехами, первоначально состояло из 5 членов Учредительного собрания (председатель – эсер В.К. Вольский). В начале августа 1918 г. в КОМИТЕ́ТЕ ЧЛЕ́НОВ УЧРЕДИ́ТЕЛЬНОГО СОБРА́НИЯ (Комуч) было 29 человек, в начале сентября – 71, а в конце сентября 97 человек.

Что касается демонстраций в поддержку Учредительного собрания, то их было несколько. Уже 28 ноября в Петрограде в поддержку Учредительного собрания вышло на демонстрацию больше 200 тысяч человек. Разгонять ее никто не пытался, это факт. Интересно другое: сразу после демонстрации, вечером 28 ноября 1917 года, появился декрет Совета Народных Комисаров, объявлявший кадетов партией «врагов народа». В канун Учредительного собрания демонстрация повторилась, уже не столь многочисленная, но весьма сомнительно, что бы тысяча матросов смогли разогнать шестьдесят тысяч демонстрантов. Конечно, среди Кронштадтских моряков были и те, кто помнит расстрел грандиозной полумиллионной демонстрации 4 июля, и готов был отомстить за своих друзей, а потому списать стрельбу на них проще всего. Но стрельба, во время демонстрации еще не означает расстрел. В худшем случае демонстрацию обстреливают, но не расстреливают. НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК было убито, но кто они были? "Мирные демонстранты", "стражи порядка", "случайные прохожие" или "вооруженные заговорщики"? Попробуй, разберись, особенно если учесть, что накануне автомобиль Ленина был изрешечен пулями и только швейцарский социалист Платтер спас его.^²¹⁰ Кроме демонстрации приветствовавшей открытие Учредительного собрания серьезных манифестаций в Петрограде не было. Его закрытие не вызвало всплеска забастовок.

Отчасти большевиков можно обвинить в том, что они как администрация больницы выписали тяжело больного пациента из клиники. И клиент не умер от малокровия. Как уже сообщалось Комуч, после захвата города Чехословацким корпусом (т.е. иностранцев приписанных к французской армии) в июне — сентябре 1918, образовал в Самаре свое правительство. Но Комуч уступил власть Уфимской директории. Колчаковцы пригласили членов Учредительного собрания к себе в Омск и расстреляли на берегу Иртыша. Вот это уже факт. Но почему большевики так упорно приплюсовывали себе то, что сделали за них Кронштадтские моряки? Очевидно, сами хотели, но не решались.

Тем не менее, уход из зала вполне парламентская форма борьбы и применяется в нашей Думе поныне, ее никак нельзя квалифицировать как разгон. Да большевики этого поначалу и не утверждали. Не трудно заметить, что оставшиеся делегаты уже не имели легитимности, по причине отсутствия кворума. Разумеется, власть в лице караула можно обвинить в неэтичности, по отношению к уважаемым депутатам. Заседание Учредительного собрания было закрыто в 5-м часу утра 6 (19) января по требованию караула.

Начальник караула матрос Железняков вскоре был встречен аплодисментами делегатами Третьего Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов - законодательного и представительного форума, одобрившего разгон "Учредилки". Что подтвердило легитимность ликвидации этого учреждения.

Однако, вошедшая во всемирную историю фраза: "Караул устал!" - в устах анархиста А. Железнякова – скорее просьба, чем ультиматум. Матросы ведь в выражениях не стеснялись. Были ли они анархистами? По своей партийности, скорее всего, нет, но то, что они опять оказались левее большевиков, несомненно.

С началом Гражданской войны это достаточно быстро сказалось. Лучшие ушли, остались худшие. Это выражение нужно понимать не дословно, а с точки зрения Советской власти. Даже самый прекрасный специалист может оказаться ярым антисоветчиком, а пламенный революционер не обязан быть большевиком. Направлять же сомнительную личность в действующую часть – опасно.

Передать моряка в сухопутные части практически невозможно до сих пор, но в экстренных ситуациях такое случается. Кроме того, пришли новобранцы с "анархо-бандитскими" настроениями.^²¹¹ Если до первой мировой войны Балтийский флот в основном комплектовался их рабочих, то уже в ходе войны он в значительной степени пополнился из не пролетарских слоев города, главным образом мещан. В ходе Гражданской войны на многочисленные флотилии, фронты и партийную работу в первую очередь уходили именно рабочие, как основная опора большевиков. Их место заняли представители других социальных слоев, главным образом крестьяне. Особенно это было заметно в учебных подразделениях.

Т.к. моряков в первую очередь отбирали по физическим качествам, то естественно, что если они даже не были из зажиточных крестьянских семей, то в потенциале должны были стать "крепкими мужиками" уже благодаря своей силе и флотской закалке. Ведь в те времена, основой производства в деревни был физический труд.

В самом отборе по физическим качествам на генетическом уровне заложено то, что их родственники с определенной долей вероятности тоже должны были быть физически крепкими, а, следовательно, и более состоятельными, чем их соседи. Поэтому утверждение, что в 1921г. в составе Кронштадтских моряков была значительная прослойка кулацких элементов, имеет под собой вполне реальную основу. В значительной части это были родственники если не кулацких, то, по меньшей мере, зажиточных крестьян. Уравнительное землепользование в деревне и продразверстка больнее всего била, не только по кулакам, но и по зажиточным крестьянам вообще. А потому степень недовольства среди моряков должна быть на много выше, чем среди солдат.

Несомненно, даже среди физически крепких крестьян, волей судьбы одетых в матросскую робу, могли быть и бывшие бедняки. И причин тому может быть множество, однако, при равных стартовых возможностях у демобилизованных моряков было больше шансов наладить хозяйство, если они, конечно, не были разгильдяями, пьяницами, дебоширами, тунеядцами, лодырями и пр. Среди этой публики попадались также воры и грабители. Поэтому такие "бывшие бедняки" в матросской среде были опаснее бывших кулаков.

Кронштадтский моряк 1921г. в большевистской литературе в худшем случае – аморальный, деморализованный мужлан, недисциплинированный, сквернослов, любитель карт и выпивки. В лучшем случае "крестьянин в морской форме", обычный деревенский парень, носивший "пышные панталоны клеш и прическу сутенеров", чтобы привлечь женское внимание.^²¹² Т.е. "клешники" (широкие клеши), "жоржики" - разряженная деревенщина и самый примитивный из них "иванмор" т.е. пародия на военмора.^²¹³

Старых моряков, проходивших старую царскую выучку, в учебных подразделениях было чрезвычайно мало. Да и зачем их туда направлять? На кораблях их было больше, но и там были свои проблемы. К 1921г. значительную прослойку среди специалистов, составлявших нижнюю команду, представляли уроженцы западных российских губерний: поляки и финны, а в особенности много представителей прибалтийских губерний, в том числе эстонцев и латышей,^²¹⁴ которые достаточно часто традиционно связывали свою судьбу с морем.

С дореволюционных времен сплавляли их отцы командиры в темные трюмы по двум причинам. Во-первых, они были грамотнее коренных российских новобранцев, во-вторых, потому, что там нужно больше работать руками, чем говорить. Для кочегара, например, это главное. К тому же значительную прослойку среди флотских офицеров составляли немецкие бароны из тех же самых прибалтийских губерний, а видеть своих земляков на верхней палубе им слишком не хотелось, они успели им надоесть на родине. Да и недостатки земляков, например, медлительность эстонцев, невольно ассоциировались с их хозяевами. Вот и направляли они земляков в бездонные трюмы, чтобы знали свое место. Но отчасти откомандировывали их как раз для присмотра за русскими сослуживцами.

Вольно или невольно прибалтийские специалисты, составлявшие нижнюю команду, оказались вовлечены в революционный процесс, а отчасти даже стали большевиками. Но даже революционно настроенные матросы, не все годились для агитационной работы, хотя бы в силу языкового барьера. Вот их и оставляли на местах охотнее, чем красноречивых агитаторов. Да и революционеры бывают различных направлений. В результате уже к началу девятнадцатого года прибалтийские специалисты составляли значительную прослойку среди нижней команды. Они просто остались на своих местах, в то время когда другие оказались, востребованы на многочисленных фронтах.

Среди чекистов было не мало здравомыслящих людей, которые видели в концентрации прибалтийских специалистов потенциальную опасность. Особенно подозрение в отношении к ним усилились, когда в "Свободной Эстонии" обосновался генерал Юденич, а агентурная разведка докладывала о концентрации в ее портах кораблей сначала британского, а затем и французского флота, об усилившемся потоке в ее направлении военных грузов.

Достаточно серьезно встал вопрос: "Можно ли доверять этим специалистам?" С другой стороны очень многие чекисты были выходцами как раз из западных губерний, а потому не слишком терроризировали своих земляков. В частности Кронштадтскую Чрезвычайную Комиссию возглавлял депутат Кронштадтского Совета всех созывов, бывший кочегар, Кришьян Кришьянович Дулькис.

За время революций и Гражданской войны многое изменилось, но традиции явления вещественные они существуют долгие годы, а порой и столетиями и искоренить их в одночасье просто невозможно. Так начальник 1 Специального отдела ВЧК докладывал, что в Кронштадте "имеется так называемая штрафная рота, куда попадают дезертиры, мелкие воры и пр."^²¹⁵ Не говоря уже о том, что кронштадтские тюрьмы ни до, ни после 1917г. не пустовали.

Кроме того, за годы фактического бездействия флота произошли качественные изменения и в психологии личного состава в целом уже к 1920г. на первый план во флотской массе выдвигается фигура т.н. "клешника" – крикуна, демагога, лодыря, не имевшего ничего общего с участником октября 1917г.^²¹⁶

И началось это давно. Бывший царский генерал Бонч-Бруевич М. Д. в книге "Вся власть Советам!" так описывал свою встречу с революционными моряками в феврале 1918г.:

"Рядом с теми моряками, которые были и остались наиболее надежными и стойкими бойцами социалистической революции, нашлись матросы Балтийского флота, докатившиеся ко времени немецкого наступления на Петроград до организации анархистских, а то и заведомо бандитских групп.

Разложение это чуть не погубило анархиствовавшего в то время матроса Железнякова, являвшегося председателем комитета части. Погибший позже на юге России и стяжавший себе бессмертную славу, Железняков нашел в себе, как и большинство его товарищей, нравственные силы порвать со скатывавшейся в прямую уголовщину «братвой», и отдать себя вооруженной борьбе с контрреволюцией.

Отряд Дыбенко был переполнен подозрительными «братишками» и не внушал мне доверия; достаточно было глянуть на эту матросскую вольницу с нашитыми на широченные клеши перламутровыми пуговичками, с разухабистыми манерами, чтобы понять, что они драться с регулярными немецкими частями не смогут. И уж никак нельзя было предположить, что такая «братва» будет выполнять приказы «царского генерала» Парского".

Позднее как докладывал уполномоченный особого отдела ВЧК: "Развернувшиеся на Балтфлоте события являются следствием целого ряда причин, из коих главная и основная та, что большое количество военморов было привязано при неподвижной точке и в течение трех с лишним лет, не принимая непосредственного фактического участия в военных делах; искусственно группировалось не вокруг живого здорового организма, не у флота, которого фактически не существует, а объединялось въевшимся в их сознание "морским патриотизмом"… "Являя из себя обособленную, кастовую группу, военморы оторвались от пролетариата в целом и под влиянием бездействия выродились в паразитический элемент, причем бессознательно идеологию пролетариата подменили непоколебимой уверенностью в том, что они «краса, гордость и авангард революции»".^²¹⁷

* *

*

Blog