Geum.ru

Книга издана при содействии Международного фонда "Культурная инициатива"

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   33
P., 1969. P. 2—3. 55


мыслью единой жив человек, но и сердцем тоже — так думает прежде всего Паскаль-мыслитель, а потом уже Паскаль-писатель. Потому его "литературная техника" строго подчинена духу его миропонимания. Он специально обращает внимание на диалектику формы и содержания, затрагивая вопросы стиля, красноречия, гармонии мысли и слова, мысли и чувства в произведении. Давно стал знаменитым его блестящий афоризм: "Истинное красноречие смеется над красноречием". Но что такое красноречие" Паскаль дает ему развернутую и содержательную характеристику. Красноречие, полагает он, — это искусство говорить так, чтобы нас слушали не только без труда, но и с удовольствием. Стало быть, оно состоит в умении установить связь между умами и сердцами слушателей и нашими собственными мыслями и словами, а это значит, что прежде всего мы должны хорошо изучить человеческое сердце, знать все его пружины, только тогда наша речь дойдет до него и его убедит. Поставим себя на место слушателей и проверим на себе, верна ли избранная нами форма, гармонирует ли она с темой, производит ли на них такое впечатление, что они не в силах ей противостоять. Надо по возможности сохранять простоту и естественность, не преувеличивая мелочей, не преуменьшая значительного. Форма должна быть изящной, но этого мало, она должна соответствовать содержанию и заключать в себе все необходимое, но только необходимое. После этого становится ясно, что парадоксально звучащий афоризм Паскаля направлен против внешнего красноречия, внешней формы, не связанной с содержанием.

Во фрагменте из "Мыслей", посвященном стилю, Паскаль указывает на соответствие формы и содержания произведения убеждениям его автора. "Когда встречаешься в произведении с естественным стилем, то удивляешься и восхищаешься, ибо ожидал увидеть автора, а познакомился с человеком. Но каково удивление людей с хорошим вкусом, которые ожидали найти человека, а познакомились только с автором'". Паскаль сознательно и упорно работал над стилем своих сочинений, добиваясь наиболее выразительной и гибкой формы. Эта работа явно видна в "Мыслях", незавершенном произведении, сохранившем как бы "в разрезе" таинства творческой лаборатории писателя. Паскаль шлифовал и от-

' Le Guern М. L'image dans 1'oeuvre de Pascal. P. 590, fr. 675. 56


тачивал свои афоризмы, стремясь в минимальном количестве слов выразить максимум содержания, отчего многие его мысли имеют совершенную форму выражения и очень емкое содержание. Вот несколько примеров: "Мысль составляет величие человека"; "У сердца свои законы, которых разум не знает"; "Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем";

"Истинная философия смеется над философией" и т. д. Афоризмы Паскаля входят в сокровищницу французского языка, как и афоризмы Ларошфуко и Ла-брюйера.

"Письма к провинциалу", весьма объемистый том, были написаны за очень короткий срок, написаны как будто экспромтом — столько в них живости и непосредственности. Однако и над ними Паскаль кропотливо работал» редактируя, исправляя, переписывая текст. Известно, что письмо восемнадцатое переделывалось не менее 13 раз, а в письме шестнадцатом Паскаль жалуется на то, что "не имел времени сделать его покороче". Первые четыре письма написаны как сатирические комедии с неподдельным юмором, живыми диалогами, психологически достоверными картинами, почему Вольтер и сравнивал их с комедиями Мольера. Зато последние письма, по мнению Вольтера, своим грозно обличительным характером напоминали лучшие проповеди Боссюэ. "В самом деле, — пишет С. Д. Коцюбинский, — по неподдельному красноречию, одновременно пылкому и тщательно взвешенному, последние письма Паскаля явились образцом для развившегося во второй половине XVII века ораторского искусства. ...Бурдалу и Боссюэ обязаны Паскалю пластичностью и выразительностью своих речей и проповедей"'.

Вольтер называл "Письма к провинциалу" Паскаля "первой гениальной книгой, написанной в прозе". Надо отдать должное Вольтеру в этом отношении: недооценив Паскаля-мыслителя, Вольтер неизмеримо высоко ставил его как писателя. "Из всех прошлых полемистов остался один Паскаль, ибо он один был гениальным человеком. Он один стоит на развалинах своего века"2. Сам Вольтер

1 Коцюбинский С. Д. Литературное наследие Паскаля // Записки Ленинградского университета. Вып. 8. Серия филологических наук. С. 67..

2 Voltaire F. М. Ouevres completes. V. 31.P. 4.

57


не уставал учиться у Паскаля-писателя, находя у него "все'формы красноречия". Л. Эмери считает, что Паскаль "в совершенстве владел даром философской и сатирической комедии, модель которой следовало бы искать в лучших платоновских диалогах", а "равновесие тонкости и строгости, высокой гармонии, виртуозности в модуляциях соотносят "Письма к провинциалу" с тем, что есть лучшего в диалогах Эразма, небольших картинках Монтеня и даже в игре маленьких отравленных стрел Вольтера..."'.

Наконец, есть у Паскаля-писателя и такой дар, который заставляет исследователей видеть в нем своеобразного поэта в прозе, в силу чего его и называют "Раси-ном в прозе" или "французским Данте". Он умеет не только создать образ или нарисовать картину, но и вызвать соответствующее настроение, впечатление, ощущение — словом, такую напряженность чувств, их динамику и силу или же, напротив, их неуловимость и мимолетность, которые характерны для поэзии. Г. Лансон называет Паскаля "одним из самых великих поэтов в классической французской литературе". Он видит его "поэтическую самобытность... в метафизическом характере образов, которыми пламенеет его стиль" и полагает, что Паскаль более всего становится "поэтом могучим, скорбным или величественным до ужаса, когда подходит к непознаваемому". Лансон отмечает также религиозный лиризм Паскаля, особенно в сочинении "Тайна Иисуса Христа", которое считается небольшой "лирической поэмой". Лансон усматривает заслугу Паскаля в умении выразить "поэзию веры, не внешнюю, а интимную, личную..."2.

Л. Эмери указывает на "великую и возвышенную поэзию" в открытии Паскалем "двух бесконечностей, трех порядков познания и даже в общем наброске истории", в силу чего "открываются необъятные горизонты во всех измерениях и становится очевидным, что Паскаль является одним из самых великих поэтов, озаривших нас"3. Столь же высоко оценивая поэтический дар Паскаля, Жан Менар называет "Мысли" "большой лирической поэмой"4.

' Emery L. L'age classique. P. 66.

1 Лансон Г. История французской литературы. Спб., 1899. Т. 1. С. 114—115.

3 Emery L. L'age classique. P. 89. *MesnardJ. Pascal, 5 ed. P., 1967. P. 183.

58


Влияние литературного мастерства Паскаля очень велико, начиная с его современников (Ларошфуко, Мольер, де Лафайет, де Севинье, Лабрюйер и др.) и кончая нашим временем. Например, Франсуа Мориак, отмечая заслуги Паскаля перед Францией, в числе первых называет уникальный язык "Писем -к провинциалу" и "Мыслей", в котором почитателей языка до сих пор пленяют "изысканность и юношеская сила, наряду с совершенством зрелого мастерства"'.

В заключение еще раз'подчеркну наличие мощного художественно-образного пласта в философском мышлении Паскаля, в силу чего он относится к весьма немногочисленной плеяде философов-художников в европейской культуре (Эмпедокл, Платон, Августин, Ф. Бэкон, Ж.-Ж. Руссо, Ницше и др.). С этой особенностью в значительной степени связаны и феномен паскалевской "философии сердца", и культ любви в его религиозной концепции, и человековедческая проблематика, а также "экзистенциальные мотивы" в его философии. На мой взгляд; Паскаль-философ неотделим от Паскаля-писателя. Первый вносит в художественное видение мира второго глубину и обобщенность, аналитизм и концептуальность, тогда как от второго идет требование конкретности и реальности, нередко реализуемых в философии Паскаля.

3. ФИЛОСОФ "ВНЕ ФИЛОСОФИИ"

Смеяться над философией — значит истинно философствовать.

- Паскаль

Философия не стоит и часа труда.

Паскаль

Если значимость научного и литературного творчества Паскаля никогда не подвергалась сомнению, то философский аспект его идейного наследия неоднократно ставился под вопрос. Начали "отлучать" Паскаля от философии французские просветители (Ла-метри, Вольтер, Кондорсе), затем эту традицию продолжили. в XIX в. В. Кузен, в XX в. В. Виндельбанд и др. Этот последний в своей "Истории новой фи-

' Mauriac F. Pascal en France // Pascal et Port-Royal. P.,1962. P. 5. 59


лософии" выносит о "Мыслях" следующее неглубокое суждение: это произведение "привлекает не как философия, а как личная исповедь и производит впечатление не великой работы мысли, а великой личности..."'. Подобного рода мнения время от времени заставляли паскале-ведов отвечать на. вопрос "Философ ли Паскаль?", и, естественно, отвечать положительно, ибо исследование его идейного наследия обнаруживало его философскую глубину и оригинальность, равно как отрицательное решение этого вопроса скорее было связано с простым незнанием его философии. Хотя в настоящее время это давно пройденный этап в паскалеведении, некоторые авторы до сих пор считают своим долгом вернуться к "апологии" Паскаля-философа.

Так, исследователь из США Т. М. Харрингтон в докладе (на международном симпозиуме в 1976 г.) "Паскаль и философия" подвергает анализу известный па-скалевский афоризм "Смеяться (se moquer) над философией — значит истинно философствовать". Он полагает, что Паскаль считал достойной осмеяния не только схоластическую, но и всякую другую философию, которая мнит себя наукой, по существу таковой не являясь. Паскаль и Декарта критикует за проект создания философии как "универсальной математики". Отвергнув традиционную метафизику за абстрактность, Паскаль, согласно Харрингтону, связывает "истинную философию скорее с .чувством и тонким умом, чем с геометрическим разумом и его правилами"2. Подчеркивая то, что философские принципы у Паскаля отнюдь не исходят из религии или теологии, Харрингтон видит в нем прежде всего "великого философа" и лишь потом религиозного мыслителя3.

Другой автор, Флорика Нэго из Румынии, в статье "Блез Паскаль-философ" связывает главную причину его оппозиции традиционной философии с ее догматизмом и систематизацией: в те далекие времена "ему и в голову не могло прийти, что может быть другая философия, помимо догматической и систематической. Именно поэтому Паскаль, который имел абсолютное призвание к философии, устранился от нее, убежденный в том, что

38.

1 Виндельбанд В. История новой философии. Спб., 1908. Т. 1. С. 297.

2 Harrington Т. М. Pascal et la philosophic // Methodes chez Pascal. P.

'Ibid. P. 41.

60


она может быть только догматической". Отсюда она называет Паскаля "философом, который не придавал большого значения философии'". Добавим в этой связи, что лишь спустя 200 лет появятся философы, которые сознательно и с вызовом для всей предшествующей философской традиции заявят о том, что философия не только может, но и должна быть несистематической, если она "хочет" быть ближе к жизни и человеку (С. Кьер-кегор, Ф. Ницше, Л. Шестов и др.).

Правда, Паскаль отвернулся от существующей догматической философии, в том числе и от философии Декарта, ибо он, как ученый, был чужд "духу системы и умозрительности", убежденный в том, что никакая замкнутая философская система не может схватить ни полноты, ни бесконечного многообразия действительности. Он удивляется многообещающим названиям иных философских трудов: "О природе вещей", "Начала философии", "Обо всем познаваемом" и т. д., в чем он усматривал либо необоснованные претензии, либо поверхностные суждения неглубоких мыслителей2. С этой точки зрения понятны и другие скептические высказывания Паскаля о философии. Так, в "Мыслях" он говорит " о суетности разных видов философской жизни, в частности пирронизма и стоицизма"3. Или, уличая в односторонности различные "философские секты", он как будто выносит окончательный приговор философии в другом широко известном афоризме: "Философия не стоит и часа труда"4. Но поверить здесь "на слово" Паскалю — значит ошибиться в оценке его как философа, что и случилось с В. Кузеном, "отлучившим" его от философии.

Нет, Паскаль не отвернулся от философии вообще, что он и выразил в вышеприведенном афоризме. От природы обладая глубокой философской интуицией, он подчас безошибочно нащупывал область "проблематического и вечно проблематического" в философии. Его ищущий и кипучий ум всю жизнь терзался проблемами "предельных оснований" 'бытия и познания, истины и лжи, добра и зла, долга и счастья и т. д. Каких бы вопросов ни касался Паскаль, они неизбежно получали

Neagoe F. Blaise Pascal Philosophe //Revue Roumaine des sciences sociales. Serie des Philosophic et logique. T. 19. 1975. N 2. P. 146, 143. 2 Pascal В. Pensees // Oeuvres completes. P. 526, fr. 199. ЭIbid.P.591,fr.694. 4 Ibid. P. 510, fr. 84.

61


философский резонанс. Правильно подчеркивает один польский исследователь, В. Марцишевский, что "Паскаль стремился программно выразить философские идеи во французском течении мысли"'.

Паскаль — парадоксальный философ не только в том смысле, что чрезвычайно противоречив, но и в античном смысле этого термина: своеобразен до странности и неожиданности. Я уже указывала на главное противоречие его мировоззрения — между разумом и верой, наукой и религией. В конечном счете оно многое объясняет в парадоксальном характере его философствования, многое, но не все. Большая или меньшая зависимость философии от религии (хотя бы только в форме деизма) была характерна для многих мыслителей XVII в.

Особое место Паскаля в философии этого периода, его противостояние существующей метафизике обусловлено реальным противоречием, чутко им уловленным, между наукой и традиционной философией. Конечно, по сравнению со схоластикой новая философия была ориентирована на науку, эксперимент и практическое освоение мира. Однако в немалой степени в ней сохранялись и умозрительность, и абстрактность, и априоризм, особенно характерные для рационалистических систем, что как раз вызывало протест Паскаля-ученого, воспитанного в традиции конкретного изучения действительности. Этим вызвана его оппозиция философии Декарта, которую Паскаль называл "романом о природе в духе романа о Дон-Кихоте"2. Таким образом, с одной стороны, Паскаль критиковал существующую философию за ненаучность, а с другой стороны, за своеобразный культ науки в ней, т. е. по существу за сциентизм, если использовать более поздний термин. Так, Декарт (ранее Ф. Бэкон, особенно в его "Новой Атлантиде") наивно верил в возможность достижения человеческого счастья с помощью науки, разума, познания.

Паскаль с его трагическим миросозерцанием подмечает противоречие между прогрессом научного знания и благоденствием человечества. Он с грустью констатирует, что все успехи "отвлеченных наук" не сделали счастливее бедное человечество. В этой связи становятся по-

' Marciszewski W. A. Rationalistic Interpretation of "Reasons of the Heart": a studi in Pascal // Dialectics and Humanism. Vol. VII. N 4. Autumn 1980. P. 158.

2 Pascal В. Pensees // Oeuvres completes. P. 641, fr. 1008.

62


нятными два его критических замечания в адрес Декарта в "Мыслях": "Написать против тех, кто слишком углубляется в науки. Декарт"; "Декарт бесполезен и недостоверен'". Конечно, не вообще "бесполезен", а именно в решении человеческих проблем, равно как и другие философы, предложившие, согласно Паскалю, 288 различных способов решения проблемы Высшего блага человека (он использует классификацию Варрона, взятую им из "Опытов" Монтеня). Подобное многообразие он считает верной приметой того, что философы в действительности не знают, в чем состоит Высшее благо людей.

Развенчав с этих позиций всю традиционную метафизику, Паскаль отмежевался от нее, оказавшись "философом вне философии". Вот один парадокс Паскаля-мыслителя. Сам же он нашел однозначное решение проблемы блага человека в вере в Бога 'и его "спасительную благодать". Изверившись в истинности светской философии и справедливости социального порядка, Паскаль с помощью религии вполне искренне хотел "укротить" свой научный разум, но... не смог этого сделать до конца.

Здесь возникает другой парадокс Паскаля-мыслителя и Паскаля-христианина. В его "апологии христианской религии" слишком много светских, в том числе "каверзных" для веры вопросов. Согласно Вольтеру, в "Мыслях" есть такие "рассуждения, которые как будто служат для того, чтобы плодить атеистов". Чего стоит, например, знаменитый аргумент-пари, в котором "Бог разыгрывается на рулетке", что представляется Вольтеру кощунственным и "не соответствующим важности предмета"2. Жан Менар указывает и на такой парадокс: сам замысел апологии религии, "задача которой состоит в изложении доказательств", резко контрастирует с основным положением паскалевской религии "как далеко от познания Бога до любви к нему"3. В V главе я подробнее исследую феномен веры великого ученого, а теперь лишь напомню об огромной роли Паскаля-христианина в истории свободомыслия в Европе. Правильно подчеркнул Франсуа Мориак: "Письма "к провинциалу" стали арсеналом, из которого черпали все враги церкви в течение трех веков, начиная с Вольтера и кончая нашим временем"4.

• Pascal В. Pensees // Oeuvres completes. P. 580, fr. 553; p. 615, fr. 887.

2 Voltaire F. Remarques sur les Pensees de Pascal // Oeuvres completes. P., 1879. Т. 22. P. 33.

3 Pascal В. Pensees // Oeuvres completes. P. 546, fr. 377.

4 Mauriac F. Pascal en France // Pascal et Port-Royal. P. 6.

63


Как личность, так и творчество Паскаля как бы "окутаны" парадоксами. И сам он чрезвычайно привержен парадоксам, выражая через них свои наиболее сокровенные мысли или противоречащие общепринятым мнениям идеи. Нетрадиционный характер его философии, "свежий" взгляд на вещи, умение видеть истину с разных сторон и через противоположности, склонность к афоризмам создают благоприятную почву для "игры парадоксов" в его произведениях. Паскаль хотел донести истину не только до разума людей, но и до "сердца", обращаясь к их чувству, воле, воображению. Для него были важны не только строгая логика изложения и доказательная сила аргументов, но и простота, доходчивость, эмоциональная яркость в сообщении истины. В "игре" паскалевских парадоксов нет ничего показного, вычурного или надуманного:

они призваны более выпукло оттенить истину. Так, например, подчеркивая противоречивость человека, он говорит об его "величии в ничтожестве" и "ничтожестве в величии" или о бесконечности человека в самой его ограниченности ("бесконечность в малом") и т. д.' За эту приверженность парадоксам любил Паскаля Ф. Ницше и считал его своим учителем, кстати, не только в этой области, но и в других (в критике рационализма и сциентизма), развенчивая его, однако, за религиозный пиетет2. Но если у Ницше "игра парадоксов" зачастую превращалась в "игру парадоксами" и носила вызывающе-бравирующий характер, то у Паскаля парадоксы обычно трагически серьезны.

Важно отметить также у французского мыслителя связь парадоксов с его диалектикой. Ряд его парадоксов выражает диалектические противоречия, равно как эти последние принимают форму парадоксов. Таковы вышеприведенные парадоксы о человеке. Конечно, диалектика Паскаля исторически специфична и, на мой взгляд, не следует ее "притягивать" к более поздним типам диалектики (антитетике Канта или диалектике Гегеля), но скорее поставить ее в связь с диалектикой Николая Кузанс-кого, о чем подробнее речь будет ниже. Если глубинную суть паскалевской диалектики составляет совпадение противоположностей, то формой ее выражения нередко оказывается парадокс. Условно говоря, "парадоксалистская

1 Pascal В. Pensees // Oeuvres completes. P. 513, fr. 116, 117.

2 Leveille-Mourin G. Pascal — Nietzsche. Le langage chretien, antichretien de la transcendance. P., 1978; Dionne J. R. Pascal et Nietzsche. Etude historique et comparee. N. Y., 1974.

64


диалектика" Паскаля является характернейшей особенностью его философии наряду с понятиями "сердца" и бесконечности, а также ее "экзистенциальным измерением" и принципиальной несистематичностью. Даже традиционное религиозное содержание его философии (идеи первородного греха, божественной благодати, искупительной миссии Иисуса Христа) как бы "тонет" в оригинальном философском контексте и приобретает нетрадиционное "звучание". Скорее Паскаль-философ "ведет" Паскаля-христианина, а не наоборот, равно как ученый в нем иногда превалирует над философом. Я уже обращала внимание на тесную связь его философии с новым временем и по ряду проблем ее устремленность в будущее, а также на значение его научной и литературной деятельности для формирования его философских взглядов. Теперь рассмотрим философско-теоретические истоки его мировоззрения, которые также обнаруживают специфику идейных симпатий и антипатий, "проблемное поле" его исканий.

Общепризнанным в западном паскалеведении считается влияние на Паскаля Монтеня, Декарта и Августина. В качестве истоков тех или иных его взглядов называют также идеи Платона, Эпиктета, Фомы Аквинского, Дунса Скота, Пьера Шаррона, Гуго Греция, Гоббса, К. Янсе-ния, аббата Сен-Сирана. Наконец, в ряде размышлений Паскаля видят реминисценции идей Николая Кузанского и Ф. Бэкона, хотя о них он нигде не упоминает. Второй ряд источников лишь отчасти достоверен, ибо трудно сказать, читал ли Паскаль Платона, Дунса Скота, Греция или знал об их концепциях из вторых рук. Кроме Платона, никто из них не упомянут Паскалем. Собственно, не в упоминании дело, а в действительном влиянии. Скажем, на Фому Аквинского Паскаль ссылается в "Письмах к провинциалу" и в "Сочинениях о благодати", но в учении о Боге следует скорее за Августином, не разделяя концепции Аквината о гармонии веры и разума. Впрочем, у Фомы Паскаль ищет поддержки в пользу необходимости божественной благодати (против Л. Молины и моли-нистов вообще) и, разумеется, находит ее, ибо в понимании роли благодати в деле спасения людей Фома не так уж противостоит Августину, на которого сам Паскаль опирается'. Кстати, Аристотеля иногда упоминает Па-

' Pascal В. Ecrits sur la grace (Premier ecrit) // Ouevres completes. P. 316—317.

3 Заказ № 4951 65


скаль (например, в "Мыслях" или в четвертом письме к провинциалу), но никто не говорит о его влиянии на французского философа.

Что же касается реминисценции идей в философии Паскаля, то это явление — совсем необязательно результат прямого или косвенного влияния, но скорее идейных и общекультурных веяний времени и некоторых философских и религиозных традиций, избежать которых, разумеется, не мог Паскаль. Так, о влиянии Ду.нса Скота говорят лишь в связи с францисканской традицией с ее культом воли и любви в богопознании в противовес томистской традиции с ее рационализмом в богословии. Поскольку орден францисканцев (или ми-норитов) имел свои ответвления во Франции XVII в. (М. Мерсенн был монахом-миноритом), то влияние этой традиции на Паскаля считается если не вполне бесспорным, то и не слишком сомнительным'. Однако интересно то, что в некотором отношении Дунс Скот был отдаленным идейным предшественником Паскаля (различение актуальной и потенциальной бесконечности, теология откровения, нерационалистическая трактовка человека, отказ от рационалистической этики), что нисколько не подтверждает факта его влияния на последнего. Между прочим, на великое множество идейных предшественников Паскаля указывает А. Д. Гуляев в своей книге "Этическое учение в "Мыслях" Паскаля", что тем не менее не проясняет вопроса о философских источниках его мировоззрения.

Чтобы покончить с проблемой всяких "малых влияний" на Паскаля, к тому же зачастую весьма сомнительных, отмечу вкратце, что концепция "естественного права" (если ее связывать с Гуго Гроцием) подвергается им резкой критике в "Мыслях". Влияние П. Шаррона вполне покрывается влиянием Монтеня, ибо первый в своем "Трактате о мудрости" реализовал лишь часть обширного содержания "Опытов" второго. Правда, он иначе кое-где расставил акценты и превратил скептицизм Монтеня из оружия борьбы с религией скорее в средство ее апологии, что могло быть воспринято Паскалем. Впрочем, и это идет от Монтеня, который внешне уничижал разум и человеческое знание якобы в угоду Богу и религии, а по существу сокрушал теологизирующий разум

' Ferrier F. Peut-on rapporocher Pascal de Duns Scot? // Methodes chez Pascal. P. 427—431.

66


и схоластическую ученость. Был этот заряд и в книге Шаррона, но значительно меньшей силы, чем у Монтеня.

Луи Лафюма допускает возможность прочтения Паскалем книги Гоббса "О гражданине", изданной во Франции в 1647 г., и видит его влияние в представлениях французского философа о роли силы в обществе, "праве шпаги", развиваемых в связке "Основания действий", а также в умении извлекать из одного принципа или предложения все возможные следствия и в требовании исключать лишние слова'. Другие авторы присоединяют к этому идеи общественного договора (якобы реализованные Паскалем в "Трех рассуждениях о положении знати") и вражды людей в естественном состоянии по причине природного эгоизма2. На мой взгляд, все это достаточно проблематично. Незачем возводить к Гоббсу то, что вытекало из собственных научных занятий Паскаля и его личной проницательности. К тому же в "Мыслях" он развивает отнюдь не договорную концепцию общества (см. подробнее гл.