Киев Издательство «Київська правда»

Вид материала

Документы

Содержание 8. День рождения. славко невиноватий

Подобный материал:

• Виагра Киев "Київська правда", 3556.58kb.
• Тема 31. 10, 212.38kb.
• Відкритий кубок губернатора київської області, 143.85kb.
• Тесты по теме: «Раннее средневековье», 40.1kb.
• По фінансовій звітності товариства з обмеженою відповідальністю “Київська фондова компанія”, 175.99kb.
• Перел І к інформації, що підлягає оприлюдненню в газеті „Київська правда” І на офіційному, 63.86kb.
• Київська міська рада IV сесія XXIV скликання, 1714.14kb.
• Материалы к урокам по литературе в 11 классе Из цикла «Ф. М. Достоевский. Преступление, 74.26kb.
• Лозинского Издательство "Правда", 7796.41kb.
• Київська міська рада V сесія V скликання, 1952.91kb.

8. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. СЛАВКО НЕВИНОВАТИЙ

Славко проснулся, когда дома никого не было. По тому, как разбросаны шмотки и еще по некоторым косвенным признакам, он понял, что вчера опять набухался, пришел поздно и пьяный, дома скандал, никто не разговаривает вторую неделю. «Пора кончать!» — это была первая утренняя мысль, привычная, как горечь во рту, он так всегда думал после перепоя. Посмотрел на командирские часы, дембельский подарок, 20 октября, пятница. Хорошенькое дело, куда же делись четверг со средой, позвольте поинтересоваться? Детей Светка, наверное, отвела в садик, хуже, если отвезла к теще и сама туда переехала. Детей своих — шестилетнюю Веру и четырехлетнего Андрея он не видел уже несколько дней, с тех пор, как вышла вторая его громкая статья, образовались какие-то деньги, подвернулись друзья, и он начал бухать. А ведь думал, что с такими затяжными запоями покончено еще в армии.

Там, в Славуте, где он служил офицером-двухгодичником, как и везде в Советской Армии, пили так, что можно подумать, будто шла война. Кадровые офицеры доходили до белочки — белой горячки, прапорщики разворовывали и продавали со складов все, что там лежало, а они, восемь двухгодичников, гуляли в свое удовольствие, местных красавиц петрушили — только дым шел. Им за это к окончанию службы по третьей звезде кинули, старлеев присвоили. Житуха была — ни фига не делаешь, а по двести двадцать тогдашних рубликов в месяц получаешь. Только и забот, что с прапором и старшиной танковые куртки на учениях местному населению продавать не зевай! Хорошие стихи могли бы получиться про армейскую жизнь, жаль некогда записать. Оно ведь по населению всегда заметно, где и какая воинская часть стоит,— если крыши стратегическим алюминием накрыты, — летная часть недалеко базируется. А когда большинство населения в шлемофонах щеголяет, в солдатских и офицерских бушлатах, танковые куртки — это уже высший шик, трактористы стоят. Да, жизнь была — сам себе завидуешь, ни за что не отвечать, никаких статей заказных писать не надо.

Который, интересно, час, что звонит уже телефон? Без двадцати десять? Елы-палы!

— Алло! Почему хриплю? Не заболел? Нет, кажется. Это вы, Григорий? Узнал. Что-что? День рождения? В три часа… Где-где? Кажется, знаю, там порнофильмы когда-то крутили. Они купили? Нет, не знал. Да я уже на ногах давно, в дверях меня застали, собирался на работу. А какая сенсация ожидается-то? Понятно, не по телефону. Обязательно там буду, вы тоже? Нет, хорошо, сразу позвоню. Ну, пока, до связи!

Ничего себе, история разворачивается как. У Федора Бурщака, оказывается, сегодня день рождения, фракцией отмечают в кафе рядом с Верховной Радой. Григорий Поменяйло еще спрашивает, знает ли он, Славко, то место? Да уж кто лучше него ориентируется в киевских злачных местах! Вся жизнь студенческая, можно сказать, прошла в этом кафе. Фаинка, Слон, Леша Лабух, Анжелка, Лиса, Кроха, Шкрек — их студенческая гоп-компашка просиживала в этом кафе, особенно в заснеженные зимы, все вечера напролет. В карты играли, дурачились, винишко дешевое в непомерных дозах. Вспомнить страшно, сколько они выпили чернила — биомицин, рубин всякий розовый, портвейн молдавский с птичкой за рубль тридцать семь казался аристократическим напитком. Баянист дядя Саша еще был, алкаш беспросветный, пьянь подворотняя, наигрывал фальшиво «Катюшу». Леша Лабух, если хорошо принял, брал у него баян и такой класс закатывал: «Слушай, Ленинград, я тебе спою задушевную песню мою». Честное слово, все балдели.

Блин, ну и рожа! Нет, пора завязывать. Или, по крайней мере, не так часто смотреться в зеркало. Хорошо, бриться не надо, мушкетерская бородка спасает. И раздражения не видно, и лицо, опять же не краснеет на второй день, как примешь. И, главное, барышням как нравится борода, они млеют, особенно, когда по груди, ласково так проводишь. Снова звонят, ну что же это такое, зубы почистить не дадут.

— Алло! Да, я, привет. Знаю-знаю, в три часа в кафешке. Нам туда часа в четыре надо, чтобы не к началу, а когда они уже тепленькие будут. А кто кафе выкупил, ты не знаешь? Тоже Федор? Да, дела. А я слышал, Игорь Длинный. Ну ладушки, там встретимся.

Виктор Лень, из руховской газеты, он-то откуда знает? Еще, говорит, ребят обзвонит, чтобы не одни туда пришли, неудобно все-таки без приглашения. Интересно, пожрать Светка хоть что-то оставила? Полный бойкот, неделю ничего не готовит. Яичницу, что ли, себе заделать, так ведь и яиц, блин, нету! Во дожились, давно такого не было. И кофе закончился, надо бы купить И чая тоже. Да когда купить-то? Такая вертушка каждый день, не вздохнуть, не… Нет, блин, надо уходить, опять звонит, задолбали с утра.

— Алло! Привет, Натали! Знаю уже, давай, если хочешь. В часиков одиннадцать, идет? А та квартира по-прежнему свободна? А что, успеем, у нас будет с тобой три часа, вполне достаточно. Да я возьму, бабки у меня есть. Ну пока, целую.

Придется сегодня Наталью трахнуть. А чем еще заниматься? На похмелье очень, кстати, помогает, и проходит хорошо. А Наташка кадр наш, проверенный. Который год исправно служит. Славко поначалу даже боялся, прилипла к нему — не оторвешь. Когда-то, еще до горбачевской перестройки они работали в одной редакции, он переехал из Харькова, а она с самого начала туда попала, после факультета. Эх, вольница, молодость! Они в универе повстречались немного, так, по-студенчески, где придется — то на новый год, то на Трухановом острове, то в какой-то квартире на Воздухофлотском. Ну и в редакции продолжили. У Натальи литсотрудница была — Мышка, как-то Славик и с ней переспал. Одно время так и жил с ними — то с той, то с этой, забавно было. В командировки втроем любили ездить, но что интересно: в одной постели втроем ни разу не спали. Управлялся с ними по очереди, причем, он про это недавно узнал, девки жребий бросали, кому первому идти ложиться.

Компартия почти загибалась, и райком вдруг ни с того ни с сего решил разнарядку в редакцию спустить. То годами отказывали, а здесь — пожалуйста, место ваше, давайте кандидатуру. И оказалось, что первыми в редакционном списке как раз они трое. Сейчас-то он понимает, зря возню затеял, к парторгу бегал, поил, перед шефом унижался, в партию хотелось жутко, партбилет, как пропуск в карьеру, которую он только начал делать — из области перебрался в столицу, хату однокомнатную на Оболони получил, подумывал о женитьбе. Пока же к ним прилип, а что — и перепихнуться, и написать за него, если что надо,— они здорово могли статейку встругнуть, способные, жуть! Куда там Славку с его послеармейской лирикой. И когда редактор возвращал или что-то надо было по-быстрому накатать,— а в газете всегда все на вчера, горит, он просил Наталью, и та за него такие опусы строчила,— Славко Невиноватый в передовики по этому делу вышел, в пример ставили, имя заработал, так Наталья его рукой водила.

Чтобы двигаться дальше, надо было в партию поступать. Тогда-то нервы не выдержали, умолял парторга отдать ту анкету ему, Славку. «Ну что ты, разве не видишь, вафлистки они натуральные, куда им в партию, их дрючат кому ни лень…» — «Тебе виднее,— отвечал парторг Семен Вальшейнбойм, — но я один не решаю, ты с членами бюро переговори, коллективно голосовать будем». Сука маланская. Хорошо, у него хоть ума хватило, не разносить всю эту грязь, не посвящать больше никого в подробности интимные. Так все равно ведь просочилось, в конторе узнали, что он их дрючит, пришлось рубить концы, завязать. С Мышкой навсегда, а с Натальей на время, как выяснилось. Что-то и она прослышала, про вафлистку, когда Славко в постели попросил как-то, напоролся на неожиданно резкий ответ. Неужели это падло, Сема, разболтало? Потом, правда, наладилось.

А решилось все так: Наталья отказалась поступать в партию, то ли недостойная, то ли соскочила, чтобы не портить биографию участием в преступной организации — «Московские новости» и «Огонек» зачитывала до дыр. Умненькая, да что-то не везло ей в жизни, все одна и одна. Замуж выскочить никак не могла. «В партию надо было тогда вступать, и вышла бы замуж» — это Славко так шутил с ней. Она не обижалась. «Черт с ним,— думала. — Только все равно он со мной в конце будет. От жены точно уведу, блядью буду, если не покалечу его семью!» Потом все рухнуло, партия накрылась, так что, кто не успел,— тот опоздал. А Вальшейбойм Сеня его еще долго шантажировал, сука.

Ну что ж, дома есть и пить нечего, пора в поход. Хорошо бы сегодня пораньше прийти, да трезвым, помириться со Светкой, с детьми побаловаться. Ох, не верится, что так будет, день-то обещает сюрпризы покруче вчерашних. В кафе на Чеховском девушки быстро приготовили картошечку-фри, пару сосисочек, горчичка, сок. Славко подумал, и пиво традиционное заказывать не стал. «Сто коньячку, пожалуйста!» — «Ого, Слава, не много ли с утра?» — « А что, на работу сегодня не идти!». Елы-палы, он ведь совсем забыл, надо же шефа предупредить. Здесь на кухне телефон, кажется есть, для своих. А он кто?

— Алло! Виктор Афанасьевич! Это Славко Невиноватый. Я сегодня не появлюсь, с вашего позволения. Тут такая штука: у Федора нашего именины, так мне позвонили, ну те самые люди, попросили поприсутствовать обязательно. Там что-то намечается. Ну, ладушки, пока, до завтра. Если что серьезное, я позвоню или появлюсь, в крайнем случае. Всего доброго!

Фух, ну теперь все, да здравствует свобода! В магазине взял, как всегда, когда шел к Наталье, бутылку коньяка, шампанское, коробку «Птичьего молока», два банана и четыре мандарины. Плюс бутылка сладкой — и весь джентльменский набор.

— Ты что, с ночевкой собрался? — спросила Наталья. — Мы же всего на пару часов!

— Так здесь как раз на столько и хватит!

Как-то он задумался, почему у него с Натальей так долго тянется резина? Ведь она не лучше ничем многих. С ней легко, это раз. Она умело подыгрывает ему, щекочет самолюбие, он в ее глазах — если не первый красавец, то уж супермужчина точно. И всегда его жалеет, когда что-то случается. И позволяет ему все делать, ничего не запрещает вообще. Например, курить в постели. Попробуй, дома закури, выгонят в момент. Да еще веником вслед запустят. И пей с ней сколько хочешь, ни слова упрека никогда. Да просто она его понимает, как никто. Вот и сегодня:

— Ну, Славко! Твои последние материалы — просто блеск, я так рада за тебя, утер ты им всем нос! И откуда только ты фактуру берешь, и когда все успеваешь!

— Военная тайна! То ли еще будет, спасибо тебе, ну иди сюда.

Уж он-то сегодня себя превзошел в постели! Наталья сначала стонала, а потом и вовсе кричала, он ей рукой рот закрывал, «Еще, еще, милый!» — шептала в изнеможении. Все получилось классически, она кончила три раза, а он, как настоящий мужчина, один, такой, значит, сухостой наблюдался. После душа лежали изнеможенные, не было сил вставать. Бутылку таки прикончили. Всегда пили коньяк вперемежку с шампанским, сто на сто, когда вместе работали и бегали тайком на угол в винный, им Царица Тамара с трех ступенек этот коктейль делала. Развозит, конечно, что поделаешь, вот если бы никуда не идти, можно было бы еще.

— Да почему в будущем времени — шепчет Наташка,— мы и сейчас еще успеваем.

Мысли мои она читает, что ли?

— Нет, мысли читать не умею, мы просто думаем об одном и том же. Мы ведь знаешь как похожи?

— Похожи?

— А ты как думал? Сколько мы вместе — лет шесть? И сколько за это время я твоей спермы получила? А это же — гены, ну не совсем гены, но что-то в этом роде. Ты замечал, что к концу жизни муж и жена становятся похожими, с чего бы это? Вот именно с этого. Я хоть таблетки и принимаю, но они только от беременности защищают, а от законов генетики спасения нет.

Черт возьми, вон как завернула.

— Да ты не беспокойся, я ведь хочу сама быть на тебя похожей. Я ведь люблю тебя!

Ну как не трахнуть такую?

— Погоди, давай сначала за это выпьем!

Вообще-то он хотел прийти в «Буйную голову» пораньше, чтобы посмотреть, как она изменилась с тех пор, как он здесь не был. Буйная голова, или головушка — так они называли эту кафешку, сейчас в «Бычью кровь» переименована. Собственно, в их студенческой молодости было несколько таких мест, где они просиживали с утра до вечера, слоняясь по Крещатику, переходя из одного кафе в другое. Многих уже нет, посносили, Щербицкий со своими придурками. Понастроили арок да баб с Пугачеву Аллу размером, изуродовали Киев похуже, чем чернобыльская катастрофа.

Нет «Лады», что у самого входа на Владимирскую горку, сравняли с землей, когда строили музей Ленина (теперь там т.н. украинский Дом). А где русский дом, позвольте спросить? Какая точка была замечательная! Мало того, что на столах пепельницы стояли, по тем временам считалось немыслимой вольницей, так еще и шашлыки подавали с томатной пастой, острые, горячие, в меру съедобные. Сюда они приходили, когда денег было больше, чем обычно. И все равно, ведь на шашлыки почти всегда не хватало. И стоили, смешно сказать, копеек по восемьдесят. Ага, 80 коп.! Да за такие деньги они гулеванили день напролет, редко когда находилось в кармане больше рубля. А если и заводилось — проматывали моментально. На какие ухищрения только не пускались, чтобы раздобыть бабки, и сразу, немедленно их пропить. Такого легкого отношения к деньгам он не испытывал больше в жизни.

А знаменитый «Слоник, погребенный под аркой дружбы украинского и российского народов? Идиоты! Товарищи-коммунисты тогда прощались с остатками ума, решили увековечить память о себе уродливыми гигантскими скульптурами типа Бабы Фроси с мечом и щитом над Днепром. На «Слонике» была самая демократичная обстановка, дешевое студенческое вино проливалось сквозь хилое дно бумажных стаканчиков, заливая все вокруг. Колбасы по сто граммов на рыло, теплая сайка, три бутылки на двоих — их рацион на целый вечер. Но вдвоем никогда посидеть не удавалось, то и дело подходили такие же, как и они, с бутылкой и колбаской докторской по 22 копейки сто граммов. Ужасно обижались, если кто приносил ветчинно-рубленную по 21 коп. Что тут начиналось! «Сам будешь есть эту гадость!».

Но больше всего фестивалили на «Кукушке», там справлялись все свадьбы и дни рождения, отмечали дипломы и прочие торжества. Здесь их знала каждая собака, приятно было где-нибудь в Крыму летом встретить ребят с «Кукуна», да это ближе, чем родственники. Что могли родственники понять в их жизни? А со своими ребятами, киевлянами, можно было, как минимум, взять бутылку в складчину, вспомнить Крещатик, киевское «Динамо», загадать, как кончится лето, и в сентябре они снова встретятся на «Кукушке», или «Ладе», или в «Буйной голове», чтобы посидеть за бутылкой «Билого мицного». Сколько ребят поспивалось в таких точках, дали себя опутать этими пленительными узами киевского раздолбайства! Он, Славко Невиноватый, их разорвал, освободился, выбился в люди. Да он в отличие от многих, всегда верил в себя, в свое предназначение. Теперь уже всем ясно: не ошибся! Наталя ушла, он допил шампанское, половина четвертого, пора двигать.

Еще на подходе к «Буйной голове» он увидел Гришу Поменяйло.

— Ты чего это такой пьяный?

— Да развезло после вчерашнего, пройдет сейчас.

— Пойдем в «Петушок», выпьем кофе.

— Отличная идея! Мы в студенческие годы туда частенько захаживали.

В кафе Григорий рассказал, что сегодня, буквально полчаса назад, генпрокуратура прислала в Верховную Раду представление о лишении иммунитета и разрешении на арест Федора Бурщака.

— Почему так быстро?

— Ума не приложу. Наверное, подействовала сила печатного слова!

Ну, дела, блин! За такое и выпить не грех, да Григорий не даст, ладно в кафешке наверстаем.

Больше всего его возмутило, что в кафешке на него-то и внимания особого не обратили. Будто и не по его, Славка Невиноватого, статьям возбуждалось дело против этого сытого и довольного собой хлыща в костюме от Кардена и платиновых часах за шестьдесят тысяч баксов. А этот зеленый рубиновый перстень, точно, лимон потянет. Нет, бляди, били мы вас, бьем и будем бить! Официантки как ему в рот заглядывают, хозяин жизни, долбанный!

— Ты что мне, дура, принесла, я сегодня водку не пью, с утра коньяк один, поняла, подстилка чуева! Получай, гранату, чтобы помнила! Теперь меня долго будете вспоминать, на «вы» и шепотом! Вон идет балбес жирный, как будто бочку проглотил, постыдился бы столько жрать. Ничего, скоро на нарах похудеешь!

Темно-зеленая рельса со всей дури обрушилась на голову, терракт, что ли, взорвали, кафе рушится, собакой не проверили, террористов проморгали, теперь все погибнем и не узнаем, чем закончится…