Киев Издательство «Київська правда»

Вид материалаДокументы

Содержание


22. Теория относительности
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24

22. ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ


Еще какой-нибудь месяц назад Федор считал себя — и не без оснований — самым несчастным человеком на свете. И вдруг оказалось: все, что с ним произошло — так, ерунда на постном масле. По сравнению с оборвавшимися жизнями сначала Длинного, а потом и Кулака его нары — типа санатория. Кореша теперь в бессрочном плавании. А месяц назад Федор вынашивал планы, как отомстит Длинному. Тоже, блин, лучший друг! Да не каждый враг так бы поступил, мало того, что подставили его, как пацана, так еще на бабках оттянулся в полный рост. На его бабках! И Федору не жалко ведь было — друзья все же, вместе выросли.

Особенно удивило: ни тот, ни другой пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то помочь в тюрьме. Сколько раз Федор ставил себя на их место, придумывал самые невероятные оправдания, все равно не сходились концы с концами. Что-то здесь не так, не связывалось. Оказывается, сами ходили под колпаком.

Длинный всегда не прочь чужое прибрать к рукам, кинуть кого подальше, с ним зевать нельзя! Душа у него с гнильцой, это точно. Тот день рождения Федор ему в жизни не простит. Всегда в роскоши, красавец. Как-то спешил в Борисполь, утром, по снегу, опаздывал на самолет, так два Мерседеса загнал. Смеясь, в депутатской комнате рассказывал ребятам, будто ничего и не случилось. «Что же тебе бабок не жалко?» — спросил Федор. — «Да что их жалеть, у меня в конюшне еще три штуки!» И во всем так: ну скажите, на фига человеку пять мерсов? «А вот и затем — разбил два, а три еще в запасе». Чуял Федор, добром это не кончится. И все-таки до конца не верилось, что Длинный решил таким вот образом от него избавиться.

А Кулак? Да, от сладкой бандитской жизни и баб в кемпинге своем мышей совсем перестал ловить. Разжирел, будто бочку проглотил. За собой перестал следить, в бане с мобильником целыми днями лежал, пил и жрал, да баб щупал. Деньги ему несли сами, никаких забот. Федор удивлялся: да разве это жизнь, на всем готовом? От того же шашлыка, например, ты удовольствия не получаешь, потому что жрешь каждый день по пять штук, только заикнись — тебе уже несут. А ты, попробуй, заработай на шашлык, мяса выбери, купи, приготовь, друзей позови,— тогда и шашлык покажется вкусней. И бабу ту же — не за доллары купи, а чтобы она сама тебя меж других выбрала. Тогда и кайфу больше, а что толку, когда заранее знаешь, чем все закончится. А так забудешь какой вкус у жизни.

Но при всем при том, неплохие в принципе пацаны. Да не способны они на такое, чтобы своего в тюрягу ни с того, ни сего, а деньги, что на троих были, — на двоих решили раздеребанить. Это теперь ясно, что не способны, когда оба отошли в мир иной. Значит, кто-то их использовал, натравил на Федора, нейтрализовал его, а потом убрал, чтобы не путались под ногами. Три вопроса он для себя обозначил. Первый — кто заказал Длинного и Кулака? Второй — что сейчас с их бабками? И третий — что ожидает его самого? Ведь он единственный из их тройки, кто остался жив, хоть и в тюрьме.

Следует ли ожидать такого же, как с ними, устранения? Или пришьют убийство Невиноватого и дадут такой срок — поминай, как звали. Какая, в принципе, разница,— одно и то же, бизнес развалят, перепишут на себя, а его сгноят в камере. И никто ничего не понял. Или — не хочет понимать? Журналисты молчат, как в рот воды набрали. Вокруг вакуум, выжженная пустыня. Даже Лена с ее женской интуицией, и то на свидании сказала: во всем, мол, виноваты Длинный и Кулак, их работа, все кругом говорят, что они подстроили. А сейчас фирмы общие на себя переписывают, своих людей вместо Федора туда вводят. Говорит, сама видела: у Кулака в кемпинге юристов больше, чем бандитов, нотариусов туда-сюда на машинах возят. Вот так.

Значит, все-таки — они? Тогда, кто и зачем их убрал? Не может же быть, чтобы случайное совпадение. А если им пообещали: уберете Бурщака, и фирмы его — ваши, бабки — пополам. А потом, когда он в тюрьме оказался, — их отшвырнули — зачем лишние свидетели, да и бабки к рукам прибрали. Что-то здесь не так. Все началось, вспомни, со статьи в газете. Длинный тогда еще в Верховной Раде ему выговаривал, мол, это только цветочки, гляди, будут ягодки, провокация серьезная готовится. Откуда он знал? Жаль, у Федора на политику память дырявая. Спроси любую цифру по его делам, моментально даст ответ. «Тебе президентом не быть, в крайнем случае — премьером»,— подкалывал его Длинный. Он и сейчас о них думает, как о живых. Но почему же Лена считает все-таки, что это их рук дело? Дважды повторила на свидании: дружки твои сейчас жируют, а ты, дурачок, здесь сидишь, вместо того, чтобы мной заниматься.

Федор, кстати, заметил, что в камере у него атрофировались все желания насчет баб. Да он и не думает об этом. Обходится без женщины спокойно. Может, что-то не в порядке? Вспомнил, как дома просыпался, полный энергии, простынь до потолка топорщилась. А здесь — хоть бы что. Обстановка, что ли, подействовала, нервный стресс такой, что мужиком себя не чувствует. В армии, они с хлопцами в курилке об этом болтали, потом уже узнали, повар-азербайджанец проболтался: подсыпали им в компот порошок специальный, сбить потенцию. А Федор все удивлялся — село с бабами через забор от части, а лазить лень, разве что два-три энтузиаста-ходока нашлось. Так они, он потом заметил, компот-то как раз и не пили. Видно, знали что-то. Вот и здесь его даже к Лене не тянет. Подсыпают, гады.

Так вот о Лене. Зачем она на Кулака с Длинным грешила зря? Ясно же, что не они, сами пострадали. Что-то здесь не то. А если допустить, что Лену тоже используют? Как? Да вот так вот, запросто! И что она — подсадная? Скорее подложная, под него, Федора. Вспомни, ведь что-то очень подозрительно быстро она с тобой в постель легла. И всегда первая звонила. И появилась аккурат когда неприятности все начались. Откуда она взялась в их компании, кстати сказать? Точно, Кулак ее привел, когда с бухгалтером, этим евреем, все закрутилось. Еще сказал: вот тебе юрист, наш человек, проверенный. И Федор ей все документы по оффшоркам засветил.

Нет, погоди, не сразу. Они сперва в постель легли тогда. А потом — документы. Лена еще сказала: времени нет, я на день их к себе домой возьму. «Какие проблемы! Хоть на десять дней. Главное, чтобы результат был!» — «Не беспокойся, результат будет обязательно!» Но тогда получается, что Кулак и Лена заодно? И это они Федору сплели лапти? Нет, бред какой-то, не может быть. За Кулака он ручается, а вот Лена… Могли же ее через ничего не подозревающего Кулака ввести к ним? Сколько и какие документы они ей показывали? Да все, которые просила. А как выспрашивала все! И про работу, и вообще. Как-то сказала: все про тебя знать хочу, даже, какие у тебя до меня бабы были. Расскажи, как в первый раз это у тебя случилось? И он все, до донышка, все, что было у него в жизни, ей рассказал. Фух, аж потом прошибло. Это, если представить, что она засланная, специально выпытывала, он совсем голяком остался. Полный голяк!

Идем дальше. Зарубку только сделаем. Темно, жалко, света нет, он бы на бумаге схему начертил. Федор привык все представлять графично, на схемах, тогда яснее получалось. Но может, и хорошо,— заберут при утреннем шмоне, что тогда будешь делать? Итак, завяжем узелок для памяти: Кулака со счетов не сбрасываем совсем, это он Лену привел и ему подставил. Кто мог все организовать, чтобы и Длинного, и Кулака убрать, Федора на ровном месте скомпрометировать, всему парламенту лапшу на уши навесить, статьи этого пидара Невиноватого фабриковать? Вот именно, разве какой журналист мог сам раскопать те документы и копии платежек, которые в газете его фигурировали потом? Кстати, и Лена все эти документы смотрела. Вот так детективчик закручивается!

Кто же, кто? Гриня Поменяйло, про которого говорили, что он с журналистами нечистыми на руку якшается? Но Гриня — что? Шестерка, холуй. Хотя тоже мог какую-то роль сыграть. Не главную, конечно. Чтобы так раскрутить — кишка тонка, масштаб не тот. Здесь ведь такая рука должна быть, что и Длинного как бы запросто подмяла, переиграла. А уж Игорек, знаете ли, в политике не последний человек … был, да, был. И его согнули, а ведь такие связи! Сколько бабок он заслал на самый верх, сколько услуг оказал бесплатных! И его, как мусор ненужный, с дороги убрали, да так умело, докажи что теперь.

Что-то ты, Федя, все кругами ходишь. Давай сначала. Кто-то весьма нехилый в политике, раз голосование по тебе организовал, и Длинного переиграл, используя журналиста и Кулака с Леной (маловероятно, но допускаем пока), уничтожил их группу, устранив главные фигуры. Уничтожил финансово — бабки в лучшем случае «зависли». Наконец, уничтожил морально,— оставшийся (пока?) Федор сломлен, и пребывает вне игры.

Что это за человек такой, нехилый и, видать, не очень бедный, кому оказалось под силу расправиться с двумя нардепами, не мальчиками, много пережившими и прошедшими через все, и их, так сказать, отрядом охраны в лице Кулака? Допускаем, что один из них — либо Кулак, либо Длинный вели двойную игру. Правильно, только один из них, ведь если бы оба,— зачем их обоих ликвидировать, а так Кулака оставили еще на некоторое время. Прибавь сюда историю с Леной,— получается — все-таки, Кулак? Мозгами точно можно тронуться. Сейчас доверять никому нельзя. Ну и что, подумаешь, вместе росли? Да теперь человека за день перековать можно. Жизнь такая, что за пару тысяч баксов, иномарку или компромат какой — пойдет на все, что угодно. Убивают за сто долларов, а здесь — десятки миллионов. Ни в ком нельзя быть уверенным. И ни в чем. Твоя история, кстати, этому наглядное подтверждение. Всю жизнь из-за своей наивности страдаешь, и выводов никаких не делаешь.

Поехали дальше. Как считаешь, из какой среды может быть этот человек? Из ментовской? Вряд ли, служба там хоть и поставлена системно, но обслуживают они только себя, о своей шкуре пекутся. Ну, еще двух-трех человек на самом верху. На серьезные дела не способны, до макроуровня не дотягивают. СБУ? Там вообще развал полный, собой люди заняты день и ночь, у них руководство раз в год меняется. Кабмин? Президентская администрация? Отмести можно сразу, для них норма — топорная работа, которая характеризует уверенных, зажравшихся людей. Гонору много, гонораров мало, на подножном корму ходят озабоченные, рыщут, где бы что пожирнее урвать. Их понять можно, ставка замминистра — 240 гривень. Пообещай сто долларов, так они целый день под столами кукарекать будут. Такие вряд ли осмелятся выйти на сведение счетов с Длинным, Федором и Кулаком, смешно! Кроме того, большинство прикормлено, влачат сыто-спокойное существование, сон на посту называется!

Возьмем парламент. Здесь есть достойные фигуры, дяди с солидными бабками, укрывшиеся в Верховной Раде от различных катаклизмов на пять лет. Депутатский иммунитет надежнее любой бандитской крыши. Федор сам бы триста лет не лез в политику, да жизнь заставила, и Длинный за руку привел. Что говорить, в парламенте есть много достойных людей, которые и вес имеют, и материально независимые, и влиятельные, и амбиции политические при них. На следующие парламентские, а затем и президентские выборы, придут во всеоружии. Сейчас сохраняют нейтралитет, не высовываются, наращивают экономическую мощь, активно участвуя в приватизации.

С одним из таких Федор как-то схлестнулся, когда рудник в Желтых Водах покупали. «Ничего, мы с вами еще продолжим, это не конец футбола,— сказал он тогда Федору. — Только первый тайм». Так что же это,— пророческие слова, сглазил он его, что ли? Федор даже привстал на нарах, ток по телу пробежал, вот оно что! Оказывается, ключик от этой двери спрятан на самом видном месте!

Если за всем этим стоит патрон, тогда им действительно, хана. Этот шутить не будет. Двое в земле, трава на могилах не выросла еще, он в тюрьме, убийство шьют, которого он не совершал. А патрон в теплом депутатском кресле, их бизнес подминает под себя. Не зря же его еще тогда Длинный предупреждал: уступи ему, не связывайся! Да уж больно красиво по схеме все получалось — и карьер, и рудник, и ГОК, и огромный стан-комбинат, и завязка прямая на Сибирь. Будет теперь тебе, Сибирь! Не послушал тогда Длинного, да и тот не шибко-то настаивал, понимал ведь всю стратегию Федора.

Стратеги, так вашу перетак! Что делать будем? Почему «будем»? Он ведь теперь один остался. Только еще Костик. Была Лена, но оказалась подсадной уткой. Технично с ними расправились, как с пацанами. Зачем он-то сюда влез? Сколько раз говорил себе: хватит! А что, разве мало было всего? Когда приватизация началась, как с цепи сорвались. Заглатывали так — через нос лезло. Вот и нарвались. Не выучили, как следует, правила игры. Сунулись со своим любительским уставом во взрослый монастырь, их оттуда и поперли. Что теперь делать, когда такое вдруг раскрылось?

Первая мысль — самоубийство. Он где-то слышал или читал, как из ложек зэки приспосабливали острые заточки и вонзали себе в живот, падали и наваливались всем телом. Лучше так, чем гнить в камере, не ведая, какую подлянку тот патрон тебе готовит. Уж он доведет до ума начатое, ни перед чем не остановиться. Нечего и думать, чтобы отбить у него что-нибудь. Лучше самому удавиться. Тем более, что Федор вряд ли сможет пику выточить из ложки и прикончить себя. Что-то другое попробовать надо. Что? И вообще, надо ли этим все заканчивать? А какой выход? Патрон ведь все равно выйти отсюда не даст.

Доказать, что он не убивал, не удастся. Никто разбираться не будет. А что такое суды в незалежной Украине Федор знает хорошо. Сколько бабок передали туда, покупая нужное решение. Федор больше имел дело с арбитражным, гражданскими судами занимался Длинный, но котел-то общий, деньги отстегивал Федор. А теперь кто за него даст? Пока ребята живые были, он хоть и злился на них, все же надежда теплилась: выручат, не бросят совсем, сколько раз чужих спасали, покупая судьей, что ж, дадут ему заживо сгнить в тюряге? Теперь их нет, кто заступится? Нуль шансов, сплошная безнадега.

Особенно обидно сейчас, когда он знает, догадался, сам догнал, кто закрутил все дело, виноват в смерти пацанов. Да что толку, посчитаться все равно не сможет. Стоп! А если использовать этот шанс? Он — единственный человек в мире, кто разгадал патрона. И Лену, эту сучку, которая так к нему ластилась, облизывала и отсасывала, а он, дурак, поверил, и его, оказывается, как наивняка какого, облапошили почем зря. И Федор тоже хорош. Купился на ее ноги длинные, растаял, как пацан пятнадцатилетний, бабу, что ли не видел никогда? Да не о том сейчас разговор! Что можно выжать из этой ситуации, из того, что он знает? Во-первых, рассказать все следователю, добиться, чтобы отражение нашло все дословно в протоколе. А какие, собственно, факты, чем он может доказать? Ничем. Но это в данном случае неважно, сейчас надо нажимать на все кнопки, стучать во все двери, чтобы шума побольше. Второе: передать через адвоката письма во все редакции газет, в «Интерфакс», УНИАН, на телевидение. Он должен всем раскрыть глаза на эту гадину. Адвокат пусть подготовит заявления на имя генпрокурора, спикера, премьера и президента. Ясно, что ничем не помогут, но шум поднимется большой. В его ситуации — чем громче,— тем лучше. В огласке — его единственный шанс.

Следующее. Передать письмо патрону, ультиматум, вопрос ребром: если его требования не будут удовлетворены в недельный срок — угроза огласки. Пусть подумает. Нет, отставить, этот план не годится. С патроном нельзя вступать ни в какие переговоры и сделки. Ты — мальчик против него. Он вымочит, выстирает и развесит тебя на первом попавшемся дереве, пока ты будешь ждать ответа на свои предложения. Твоя сила — во внезапности, пока он не знает, что ты в курсе, единственный человек, кто его раскусил. Если пронюхает,— отравят или прибьют в тюрьме. У него — возможности широкие. Если он до Длинного добрался в Венеции, что говорить о тебе, да еще за решеткой? Действовать неожиданно и внезапно, пока он ни о чем не догадывается, и не останавливаться, дожимать до конца. Используешь свое преимущество,— останешься живой. Ведь после поднятых в прессе и обществе шума, патрон вряд ли пойдет на то, чтобы убрать Федора в тюрьме. Тогда всем ясно станет, чьих рук дело — и не только ликвидация Федора. Но и Длинного, и Кулака, а может, и журналиста Невиноватого, смерть которого пытаются пришить Федору.

Итак, завтра встреча с адвокатом. То есть, уже сегодня. Федор посмотрел в сторону заваренного наполовину окна, где зияла небольшая, размером со стандартную доску, темная щель. Его единственная связь с миром. Он научился ориентироваться, который час по насыщенности светом этой щели. Да, уже сегодня, и скоро утро, начало светать. Если бы удалось соснуть на часа два, после шмона, на свежую голову можно написать образец письма и передать адвокату для доработки.

Впервые за время пребывания в камере Федору приснился сон. Вернее, целых два. Сначала ему снилось, будто они компанией в бане. Заводилой, конечно, Кулак. И банька знакомая, у него в кемпинге, люксовая. Пар так держит, что ты! Кулак его веником обрабатывает. Сначала они в лес заехали, на Мерседесе Федора, Кулак еще кричал, пьяный: «Что за лимузин такой у тебя хреновый! Бабу не посадишь, в лесополосу не заедешь, не развернешься!». Что-то такое Федор вспоминал сквозь сон, кажется было на самом деле так, а во сне повторяется. А Кулак веником, ну так орудует, стервец, сил уже никаких нет, он просит его: «Кочумай, чувак, финиш, кончай!» А тот чечетку веником на спине выделывает, и они бегут, хлопая дверью тяжеленной, так что сами еле уворачиваются, и на полном ходу в бассейн — шарах! А вода у них в бассейне — всегда ледяная. Иначе — нельзя, контрасту не будет.

И вроде, уже не бассейн это, а речка, и Кулака нет, и они с Костиком на рыбалке удочки распутывают. Теплоход еще проплыл — волну принес, откуда взялся — непонятно. Их совсем сейчас не стало, а ведь Федор помнит, как по Днепру регулярно курсировали маршрутные теплоходы и прогулочные трамвайчики. Тетка в детстве катала, так его укачло и стошнило прямо в Днепр — не надо было эскимо покупать перед посадкой. И то эскимо белое в шоколаде, не глазури, как сейчас, а в шоколаде натуральном, на сладкой палочке, он облизывает ее всю, тетка Оксана силой со рта выдирает, выбрасывает в Днепр. А там — рыбы навалом, почему-то селедки, как в баньке, когда они закусывать садятся, всегда — селедочка с картошечкой в мундирах, с маслицем подсолнечным домашним, хлеб черный туда макаешь, и солькой, солькой поверх его, и рюмочку водчонки холодненькой, а потом уже сальцо и огурчик нежинский, маленький, хрустящий, только откусил, а он вдруг упал, закактился на пол, убежал под стол…

Федор проснулся в этом самом интересном месте, огурец проворонил, растяпа, зато, кажется, выпил! Эх, жалко, сон кончился! И он, смахнув клоповник с себя, опять сунул голову под покрывало дранное, в слабой надежде, что сон продолжится, ведь про Костика совсем мало показали. Здесь как раз удочка за дерево зацепилась леской, распутывать надо, а не спать. Они ловили с берега на два спиннинга и две закидушки. Костик еще предложил «телевизор» забросить, да Федор отговорил — возни много, да и в холодную воду лезть не охота. А ветрено, однако, поплавок, белый с красным, так и сносит, переворачивает в воде. Никак зацепиться не удается. Когда уже отчаялся, как это часто бывает, не веря, что получится, он почти физически ощутил, как что-то дернулось в руке, удилище напряглось, Федор подождал, пока поплавок уйдет под воду и подсек со всей силы. И почти сразу же — приятная тяжесть на удочке, вот и карась, величиной с полладони, блеснул на солнце, как будто был завернут в фольгу. «Ура!» закричал Костик и подставил жестянку, чтобы забрать рыбу с крючка. Но вместо рыбы на крючке вдруг оказалось что-то завернутое в старый мокрый плащ-дождевик, темный, как брезентовая плащ-палатка. Перекошенное лицо патрона, и его крик, когда он сорвался с удочки и шлепнулся в воду: «Урою, сука!» И звук покатившейся вниз, с берега в воду, жестянки, которую бросил вслед Костик.

Но нет, конечно же, это не жестянка издала такой специфический звук, а открывшаяся тюремная дверь. «Да она и мертвого разбудит» — пронеслось в голове у Федора, который впервые за все время здесь проспал подъем, надзиратель хриплым голосом кричит. «Выходи из камеры!» — заорал, перепонки чуть не лопнули, а у Федора оборвалось сердце. «Это же надо, спросить бы тебя, идиота, за такой крик и мат в тюрьме доплачивают, что ли?»

— Лицом к стене! Руки за голову! Утренняя проверка!

Стоя с высоко поднятыми руками, Федор блаженствовал, вспоминая сон. Костик, как живой, в вельветовых джинсах и футболке итальянской «Ромы», которую он привез ему из Италии в прошлом году, с надписью на спине «Тотти» и двадцатым номером. Тогда того парня еще мало кто знал в Европе, а после чемпионата в Голландии все заговорили. И Костик часто спрашивал: «Скажи, Федор, откуда ты знал, что Тотти станет знаменитым?» Да ничего он не знал, понравилась футболка, и все. Кто же думал, что все так повернется, и «Рома» через год станет чемпионом Италии, а Тотти — лучшим игроком, а удачливый бизнесмен и нардеп, один из тех, кого украинская пресса называет олигархами, будет просыпаться в тюремной камере? Он вздрогнул, как ужаленный. О чем это он думает, однако? Ему же надо срочно письмо адвокату с инструкциями сочинить и проситься к следователю на допрос, чтобы рассказать все о патроне. А он сны, холера ясная, вспоминает…