Киев Издательство «Київська правда»
| Вид материала | Документы |
- Виагра Киев "Київська правда", 3556.58kb.
- Тема 31. 10, 212.38kb.
- Відкритий кубок губернатора київської області, 143.85kb.
- Тесты по теме: «Раннее средневековье», 40.1kb.
- По фінансовій звітності товариства з обмеженою відповідальністю “Київська фондова компанія”, 175.99kb.
- Перел І к інформації, що підлягає оприлюдненню в газеті „Київська правда” І на офіційному, 63.86kb.
- Київська міська рада IV сесія XXIV скликання, 1714.14kb.
- Материалы к урокам по литературе в 11 классе Из цикла «Ф. М. Достоевский. Преступление, 74.26kb.
- Лозинского Издательство "Правда", 7796.41kb.
- Київська міська рада V сесія V скликання, 1952.91kb.
20. ПАТРОНЕССА
23 ноября, в четверг, Лене предстояло свидание с Федором. Волновалась: еще бы, свидание-то не привычные, на какие бегала с седьмого класса, тайком намазываясь маманиной помадой. Пока предки доблестно вкалывали, Ленка успела переспать со всеми более или менее симпатичными и предприимчивыми парнями на старых Нивках. Когда за услуги стала брать деньги и спуталась с иностранцами, получая по пятнадцать долларов за пистон, пару раз пришлось использовать свою квартиру. С ее счастьем! На третий или четвертый раз батя засек, черт его дернул прийти с работы в два часа! Она как раз с арабом была, только легли, два фужера на тумбочке, бутылка шампанского, плитка шоколада, импортные сигареты. Маманины боты сняла возле дивана, надевала их, когда бегала на блядки. Так и пошло с тех пор: «Сука в ботах!». Выгнали из дома, неделю жила у Томки с Крещатика. Потом вернулась, как раз за неделю до шестнадцатилетия.
Это сейчас проституцией никого не удивишь, за место на Окружной драки, молодняк совсем обнаглел! А тогда на проститутку смотрели, как на зверье в зоопарке. С каким скрипом — и не только старых и допотопных кроватей-сеток доставались первые доллары! Сегодня журнал «Плейбой» в каждом киоске «Союзпечати» лежит, бери не хочу. Кассеты с тяжелым и легким сексом в подземных переходах продаются открыто в переходах и на рынках. А когда она начинала, до всего доходить нужно самой — от одежды до техники секса. Да что, минет мало кто делал, в народе про таких говорили: вафли, вафлистка.
Свидание — в тюрьме, отсюда — прикид, макияж и все такое. Костика не пустили, все равно он настоял, приедет сам к тюрьме, на Дегтяревскую,13. Надо же, и номер себе такой выбрали, совпало. Знает она эти совпадения.
Вчера была встреча с тем самым мужиком, при одном виде которого у нее деревенели ноги. Как всегда, на Горького, он позвонил, но не поздно вечером, как обычно, то есть, не обычно, а от случая к случаю, когда ему требовалась разрядка. В четыре часа дня Лена приехала, сразу поняла: ничего такого не будет. Долго распрашивал про Костика, как да что. Она несмело отвечала, пряча глаза. Он подбодрил: «Да ты не бойся, все правильно делается, по уму. Теперь вот что. Завтра передстоит свидание с Федором, в двенадцать. Передашь сумку, продиктую, что там должно говорить. И деньги. Когда спросит об адвокате, назовешь фамилию. Здесь записано. Скажешь, что с Костиком на каникулы едешь в Эмираты, на десять дней. Будет спрашивать про Кулака, — не видела, говорят в бегах. Отвечать слово в слово, что я говорю тебе сейчас. Давай прорепетируем. Вопрос…»
Лена старательно отвечала, иногда он изменял детали, подсказывал интонацию, переспрашивал, уточняя кое-что о ее прошлом.
— Не устала?
— Да нет, с чего бы, с вами актрисой станешь, когда-то мечтала, — ей показалось, она немного освоилась, нет того животного страха перед ним, что всегда. И тут же получила:
— Почему? А когда по Крещатику в ботах ходила, приходилось много играть.
Она почувствовала, как внизу живота разливается та самая проклятая прохладная жидкость, как киселем по телу. «Он знает и про это? Откуда? Она думала, кроме тех девок типа Томки, неизвестно куда схлынувших, делившихся в парадном на Свердлова презервативами, никого уже не осталось, никто и не знает. Что отвечать?
— Да ты не тушуйся. Касательно тебя — большие планы. Ты сейчас мне помоги, все, как следует, сделай, что я тебе говорю, и будешь в высшей лиге играть, я тебя туда переведу. Поняла? Лично. Завтра встречаемся в шесть вечера. Подойдешь к гостинице «Украина», там будет «Джип» стоять номер легко запомнить, только тройки, черный. Водитель Валентин Борисович, ты его видела, как-то подвозил. Он знает, куда, я буду ждать. Все ясно?
— Пока да.
— Теперь главное. Запомни, здесь прокола не должно быть. Скажешь ему, когда никто не будет слушать: привет от Кулака, он велел молчать и уйти в несознанку. Повтори. Так. И еще: следователю доверять стопроцентно не стоит, пусть говорит только то, что проверить невозможно, валит все на Длинного. А с адвокатом — один на один, говорить можно все. Но только после того, как три недели пройдет, до этого — ни слова, в несознанку. Поняла?
И в этот момент зазвонил телефон. Мобильный, один из двух, лежавших у него на журнальном столике. Лена перевела дух, пока он разговаривал. Недолго, правда.
— Ну вот,— он посмотрел на часы. — Семнадцать десять. Завтра Федор об этом будет знать уже, телевизор в камере есть. С этого и начнется разговор. В общем, дело такое. Только что сообщили: в Венеции умер Длинный, перепил и сердце не выдержало. Подробностей никто не знает, везут домой. Так и Федору скажешь. Сама Игоря Длинного давно видела?
— Давно, еще когда Федор на свободе был.
— Видишь, как получается…
Лене казалось, что не только низ живота заморозило, как после наркоза, но и все тело, до кончиков ногтей. Если бы сейчас он сказал ей: «Ложись в постель!», она бы ничего не смогла, сто процентов! Хорошо, ничего не было этого. Она не помнила, как выходила от него, и только в машине немного пришла в себя. Одна мысль не давала покоя, с ней она легла, с ней и встала: «Длинного тоже Он убрал?» и еще: «Что Он со мной хочет сделать?»
Костик ждал ее у проходной, было ветрено, противно, как-то промозгло, несмотря на то, что температура приемлемая для этого времени года в Киеве. Градусник на Крещатике, когда они ехали, показывал всего минус четыре. Зима какая-то странная — без снега, но от этого еще больше мерзопакостная. Попробовали пройти вместе с Костиком, но его, конечно, не пропустили, и он остался в машине, в которой и приехал. Разболтанные «Жигули», шестерка, за рулем — Андрей, или правильно Анзор, начальник охраны Кулака. Последнее время Костик жил у него. Отвернувшись от Лены, она успела заметить, как мелькнула сизой паутиной слеза,— то ли от ветра, впрочем, вряд ли, Костик, отвернувшись, сунул сумку. Лена пыталась поднять ее, куда, от земли не оторвешь. Она попросили одного из прапорщиков выйти. «Помогите сумку донести, я отблагодарю», — Лена сунула ему в руку двадцать долларов. Нести всего ничего, можно и «десяточкой» обойтись.
В комнате, где она осталась ждать, было душно и жарко,тошнотворно воняло гуталином и потом. Двое молоденьких прапорщиков и один старый мент с большой полосой на погонах, с седыми усами, закрученными вверх и оловянными блестящими от пьянки глазами, таращились на нее, как черножопые на Крещатике. «Дэвушка, дзвушка,— начал кадрить ее прапорщик, что посмелее, со смешливыми глазами и длинным носом, под которым сидела огромная бородавка, — дэвушка,— он косил под грузина с Бессарабского рынка,— нэ скажэтэ, который час?» — «Без пяти, как украли, кацо, — ответила ему Лена. — «Дэвушка, может встрэтимяся вэчэром?»
— У тебя женилка стоит плохо, чтобы со мной встречаться, да и баксов не хватит. Его дружки радостно заржали. «Как она тебя, а Морс, а?» — «Дэвушка, ты кто такая, а? Откуда взялся?» — «Именно оттуда, откуда ты уже один раз на свет вылез, понял. Я — Сука в ботах с Крещатика, слыхал, может? Так что сиди тихо, мальчик, если неприятностей не хочешь». Опять его спутники заржали, как кони. Лена почувствовала, что готова на скандал. На нее что военная, что ментовская форма действовали, как красная тряпка на быка. Сколько крови попили мусора сраные!
Ввели Федора. Она вскочила, позабыв и про тюрьму, и где находится, и про этих пидаров, бросилась к нему. «Куда прешь!»-мент в погонах макаронника ловко выставил барьер, отделявший заключенного от гостя. Они залыбились, но уже как-то тихо, по-уставному, служебно, не похабно. Она все равно перегнулась и чмокнула Федора в губы, вдохнула спертый запах не то залежалого белья, какой бывает в химчистке, когда сдают старые вещи, не то прокисших бочковых соленых помидор. Слезы брызнули сами.
Лена могла все вытерпеть, выдерживала любую боль, даже зубную, когда-то аборт в пятом цехе на «Арсенале» подпольно чуть ли не гвоздем, терпела, ни звука не проронила, хотя два раза теряла сознание. Но запахи были ее слабым местом. Она чувствовала их так остро, различала, и помнила, жутко страдала. На некоторые у нее вообще аллергия. «Это у тебя не на запахи,— сказал ей как-то Федор,— на жизнь нашу собачью аллергия!. От своей слабости она вывела теорию, по которой любовь, то есть влечение мужчины к женщине. основывалось как раз на притягательности знакомых запахов, так собаки обнюхивают друг друга, перед тем, как продолжить род. И сейчас, едва учуяв родной запах сквозь густую тюремную вонь и Федора робы, и этой комнаты, и ублюдков ее населяющих, все-таки добралась до его родного запаха. Не выдержала, и слезы переполнили глаза, так что все вокруг перевернулось и поплыло почти вверх ногами. Да, именно, пропала резкость, будто в старом кинотеатре забарахлил проектор, и все вокруг начали орать и свистеть со всей силы, так, что у нее заложило уши, и она оглохла, и не слышала, как подскочивший и разом ставший серьезным смешливый охранник помог ей сесть, ловко приподняв барьер и сразу же его захлопнув. «Как ты похудел, Федя!»-первые ее слова, после которых все, находившиеся в комнате, поспешно вышли, разминая сигареты и ноги.
Когда вечером ее привезли в Пущу-Водицу, на базу хоккеистов, где ждал ее патрон в двухэтажной сауне с баром-рестораном и сервированном на двоих огромным овальным столом, она не могла толком ничего вспомнить. Вернее, когда рассказывала, все виделось в густом тумане, потому она неожиданно замолкала, пытаясь восстановить не то, чтобы подробности свидания — их ей как не старайся, не выстроить, но хотя бы хронологию, все вопросы Федора и ее ответы. Такое случалось с ней всего несколько раз в жизни, когда напивалась, себя не помня, но чтоб по трезвянке…
Патрон, уже прослушавший аудиокассету, выглядел несколько озадаченно. Неужели так волновалась? Но отчего? В принципе, все сделала правильно, есть мелкие шероховатости, но задание выполнила. Это главное, игра продолжается, теперь все зависит от следователя, его заглавная партия должна решить судьбу этого толстого борова Бурщака.
— Ты чего такая рассеянная?
— Да нет, наверное, устала.
— Сейчас будем с тобой отдыхать. Сначала шампанского выпьем, для разминки и перейдем в сауну, погреемся немного. Там и бассейн есть небольшой. Любишь сауну?
— Кто же ее не любит.
— Ну и отлично. Давай, знаешь, за что выпьем? За новый этап в твоей жизни, который я тебе хочу подарить. И за окончание старого твоего блядского периода. Больше ни под кого ложиться тебе не придется. Патрон открыл бутылку Новосветского шампанского. — Твое здоровье, Елена Юрьевна!
Лена была уверена, что это все ей снится. Когда Он ее назвал по имени отчеству, она снова почувствовала, как холодный кисель разливается внизу живота. Между тем патрон вышел в другую комнату, ненадолго, правда. И вернулся с красивой панбархатной миниатюрной коробочкой, в таких хранятся обычно драгоценности.
— Примеряй.
Это было роскошное кольцо белого золота с сапфиром, каких в Киеве насчитать можно разве что с десяток. Да и то у тех, кто взял себе за моду Новый год проводить где-нибудь в юго-восточной Азии, в районе Сингапура, поближе к Брунею. На пальце кольцо выглядело обалденно. К нему прилагалось такое же ожерелье, клипсы и браслет на руку. Набор такой, что самую распоследнюю блядь превратит в Мерилин Монро.
— За твою новую жизнь! За то, что Суки в ботах с Крещатика уже нет!
Она прижалась к нему и почувствовала жесткую упругость.
— А можно — за нашу новую жизнь? — Лена проделала глазами коронную комбинацию. Мужики особенно любили этот взгляд, называли «полный торчок». Она почувствовала, что настал именно тот момент, когда надо перехватывать инициативу. Не будешь же сидеть бревном бесчувственным. И, обняв его за шею одной рукой, застыв в долгом поцелуе, она правой свободной рукой скользнула вниз, к зиперу, сжала его, он уже был готов, она медленно опустилась на колени, расстегивая молнию. Как-то получилось, что они перешли в боковую комнату, легли поперек огромной кровати, едва успев сбросить на пол атласное покрывало, но так и не успели расстелить этот шикарный сексодром.
В постели он спешить не стал, медленно продвигаясь все дальше и дальше. Это тебе не суетливый кент с Креста, у которого темно от спермы в глазах, стручок озабоченный, только дорвался и сразу кончил. Патрон работал со знанием дела, чувствовался большой опыт, совешенная техника. Иногда он делал паузы, но с ритма не сбивался, у нее перехватывало дыхание, чтобы не кричать закусила руку, а он ввинчивал свой бур все глубже, умело, проворачивая по оси. Лена уже несколько раз успела кончить, а он и не думал прекращать, доводя ее в очередной раз до потери рассудка. Она не помнила, сколько прошло времени, и как оказалась сверху. Он, привстав чуть, передвинул ее так близко к себе, что, казалось, еще немного и его бур прошьет насквозь все тело и вылезет наружу через горло. Наконец, и он, кажется, кончил, перед этим перевернув ее спиной вверх и поставив на четвереньки. Лежали обессиленные на смятой постели,— то ли час прошел, то ли больше.
— Быть тебе с сегодняшнего дня Патронессой. — Он отхлебнул шампанского прямо из горлышка, передал ей бутылку. — За новую нашу жизнь!
И понеслась душа в рай. Таких ночей за всю свою жизнь человек не может прожить несколько, или даже хотя бы две. Разорвутся все вены, аорты, кровь хлынет отовсюду, сердце зайдется в обмороке, не выдержит. Некоторые моменты она вообще не помнила. Утром, например, он рассказывал, как в три тридцать они поссорились. Она убежала на первый этаж спать на банкетке, голая, даже без покрывала, а он поливал ее со второго этажа, где была их спальня, шампанским, и оно пролилось даже на рояль, о чем свидетельствуют липкие пятна на его крышке.
И сколько было выпито , никто точно не может сказать. Среди ночи он учил ее пить текиллу, посыпая перед этим тыльную сторону ладони левой руки солью, чтобы, выпив, слизать ее вместо закуски, и вглядываться в темноту, ожидая явления Бога в душе. Пробовали они и прекрасный кубинский ром, обжигающий все внутри, как шомполом, проникающий в душу. Становилось тепло-тепло, и в душе всходило солнце. Он говорил, что женщина хорошеет изнутри.
Прекрасно пошлел и приготовленный патроном на специальной спиртовке, которую он поставил на тумбочке у кровати, горячий виски. Этот рецепт, а оказывается патрон коллекционировал рецепты приготовления экзотических спиртных напитков, он подсмотрел у бармена аэропорта Шеннон. Тот самый Шеннон, который когда-то по пьянке проспал Ельцин, и в котором делают посадку все самолеты, летящие из Киева в Нью-Йорк. Что, на первый взгляд, могло быть более парадоксальным, чем подогретый, воняющий самогоном виски? Но патрон так искусно его приготовил, что она попросила добавку. Классный напиток, пьется, как компотик, но в голову шибает, что ты!
Время от времени они грелись в сауне, потом переходили в теплый неглубокий и круглый бассейн, плавали, восстанавливая силы, занимались любовью, она обхватывала его за шею руками, а ногами — за бедра, под водою. Как-то само собой, к ночи, они перестали стесняться, и ходили голыми. А то в самом начале, после первого раза, он вошел к ней в спальню в плавках, каких уже и на пляжах не ходят. Оба потом так смеялись! А сколько раз он полностью овладевал ею, прошивая насквозь! Неутомим, как восемнадцатилетний! Да что там, те лишь бы всунуть, кто о партнерше думает. После второй ночи с патроном, уже вечером следующего дня, когда смыла в ванной все грехи этого загула, лежала, разбросав ноги в стороны на своем любимом диване, тупо глядела в экран, посетила обычная для нее в таких случаях мысль: а что, может, после патрона она больше никого не захочет? Каждый раз, когда Лене было так хорошо, она думала, что все, предел, это и есть ее вершина, и каждый раз перед ней открывалась новая, и она покоряла и покоряла все новых мужиков, сама удивляясь, откуда только силы берутся.
Завтракали в десять утра, она вспомнила, — сегодня уже пятница! Официантка оставила столик с дымящимся кофе и омлетом с беконом в той комнате, где вчера все начиналось, и он подарил ей кольцо с сапфиром. Патрон вкатил столик в спальню, и они завтракали в постели. Играл джаз, он разлил шампанское по фужерам, поцеловавшись, выпили до дна. Потом — бассейн, сауна, джакузи, и через два часа они — такие же счастливые, но трезвые. Пить больше не хотелось, но заниматься любовью — по-прежнему не надоело. И было удивительно легко, воздушно и безоглядно. Если бы сейчас у Лены Широковой спросили, кого она любит больше: Федора, о котором она еще несколько часов назад так рыдала, или патрона, с которым ей так хорошо, она бы очень удивилась. Что значит больше? Каждого по-разному любит. И Федора, и патрона. Разве можно так спрашивать, и почему она должна любить больше кого-то одного, вот вопрос!
Перед тем, как она уходила, патрон отдал ей загранпаспорта, авиабилеты в Эмираты, путевки, пачку долларов и дорожных чеков, банковские бумаги, разрешающие провоз через границу.
— Ты все поняла? В Шардже тебя встретят, с табличкой, будут стоять на выходе из аэропорта. Места в отеле и виза бронированны. Футболиста, за которого ты потом замуж выйдешь, зовут Юрий Доля. Тебя с ним познакомят, они в той же гостинице живут.
— А можно не выходить замуж?
— Нет выходить обязательно. Тебя легализовать надо. Не будешь же ты выдвигаться в депутаты как Лена Широкова, известная в узких киевских кругах… А вот жена футболиста Елена Доля — это солидно, другое дело. А о том, что ты думаешь, — не беспокойся, им некогда сексом заниматься, атлетизм, физические нагрузки такие, — слон не выдержит. Футболисты, как правило, импотенты. Ну все, увидимся через две недели. Давай присядем на дорожку.
— А может, лучше — приляжем?
— Можно и прилечь, тоже правильно, как это я сразу не сообразил…