Киев Издательство «Київська правда»

Вид материала

Документы

Содержание 13. Полковник огрызко

Подобный материал:

• Виагра Киев "Київська правда", 3556.58kb.
• Тема 31. 10, 212.38kb.
• Відкритий кубок губернатора київської області, 143.85kb.
• Тесты по теме: «Раннее средневековье», 40.1kb.
• По фінансовій звітності товариства з обмеженою відповідальністю “Київська фондова компанія”, 175.99kb.
• Перел І к інформації, що підлягає оприлюдненню в газеті „Київська правда” І на офіційному, 63.86kb.
• Київська міська рада IV сесія XXIV скликання, 1714.14kb.
• Материалы к урокам по литературе в 11 классе Из цикла «Ф. М. Достоевский. Преступление, 74.26kb.
• Лозинского Издательство "Правда", 7796.41kb.
• Київська міська рада V сесія V скликання, 1952.91kb.

13. ПОЛКОВНИК ОГРЫЗКО

Заместитель начальника киевского главка милиции полковник Николай Федорович Огрызко в эту пятницу, 10 ноября, покидал здание последним. Было полтретьего утра, когда он зашел в дежурку узнать, как дела. Был тот благословенный для милиции час, когда впервые за ночь можно было передохнуть и перевести дух. Все самые громкие происшествия этого дня и ночи были совершены и самое главное — зарегистрированы. По компьютеру дежурный по городу подполковник Саша Литвиненко прокрутил ему сводку — сутки как сутки. 12 угонов, 6 раскрыто. 18 мелких краж и 12 крупных — раскрыто соответственно 7 и 3. 14 ДТП — 4 трупа, три разбойных нападения, раскрыто ноль, три убийства — все на почве бытовухи. Крупных «ЧП» не зарегистрировано.

Николай Федорович попрощался с дежурным и вышел на улицу. Жил он на Печерске, в самом начале бульвара Леси, от предложенной дежурной машины отказался, решил идти пешком, чтобы голова немного проветрилась. От выкуренных с восьми утра вчерашней пятницы сигарет во рту было горько и неприятно. Ноги от долгого сидения затекли и больно сгибались в коленках. «А ведь давал себе слово, что с первого сентября бросает эту гадость и начинает бегать по утрам на стадионе» — лениво проскрежетало в голове. «Да, с такой жизнью только бегать вокруг стадиона только и остается».

Сегодня, вернее уже вчера, Николай Федорович через своего агента, таких во внутренних секретных сводках называют источниками оперативной информации, вышел на весьма любопытное сообщение. Будто бы в следующий четверг,16 ноября, в восемь ноль-ноль утра, на профсоюзной спортивной базе «Сокол», что в Пуще-Водице, состоится встреча известного киевского авторитета Кулака и одного могущественного босса, народного депутата… Нет, фамилию его полковник Огрызко не решался произнести даже в мыслях, поэтому ограничился известным в профессиональных кругах прозвищем — патрон.

Когда майор Огрызко служил в подчинении этого человека и заходил к нему для доклада, он, стыдно сказать, забывал буквы. Такое происходило не только с одним Огрызко. Другие, бывало, под пристальным взглядом-рентгеном и при первых звуках характерного металлического голоса, не могли вспомнить свою фамилию, год и место рождения.

Сколько судеб разломано через колено не за понюшку этим человеком! О его силе воли ходили легенды, как и о самодурстве. Почему-то вспомнилось, как патрон, работая в правительстве, затеял крупное совещание с видными деятелями науки и культуры. По обыкновению, опаздывал к началу. Академики, писатели, прочие культурники, расслабились, ходили туда-сюда, пили дармовую воду, трепались. И вдруг кто-то, вбежав в зал, крикнул приглушенно: патрон! И такая тишина наступила неестественная, лица посерели, вся веселость исчезла, испарилась, как школьники бросились к своим местам, услыхав, что идет училка. Огрызко посмотрел вокруг: академики сидели с подобострастными гримасами, ожидая ЕГО. Вот что такое страх.

Про патрона ходили слухи, будто непокорным и с ним несогласным, он в буквальном смысле вставляет пальцы в двери и медленно закрывает их на паузе. В кругах профессионалов сколько лет передавались из поколения в поколения его заветы. Один из них: никогда и ни в чем не признаваться и не брать на себя чужой вины, а своей и подавно. «Даже если муж схватил вас за болт на его жене, отрицайте все, не признавайтесь. От страха болт у вас упадет, станет маленьким и худым, вы сможете вырваться и убежать».

Когда-то давным-давно, в 1990-м году, в самый разгар бандитского диктата в Киеве, подразделение, в котором работал капитан Огрызко, вышло на след группы, занимавшейся поставкой оружия для кавказских группировок из диаспоры и крупных киевских бандитов. Схема проста: купленное за символическую цену зерно отправлялось в Россию, там менялось на черную икру с огромной выгодой — Россия стояла на пороге голода, икра прямиком отправлялась в только что объединившуюся Германию, на вырученные деньги покупались оружие, которое тем же путем доставлялось в СССР и продавалось бандитам. Свою нишу в водовороте икры и стволов занимала и только становившаяся на ноги группировка Кулака.

Взяв ее в разработку, Огрызко, опираясь на полученные оперативные материалы, почувствовал, что на этот раз они вышли-таки на след. Все уперлось в задержание, которое должно было проходить в аэропорту «Борисполь», в военном терминале. За содействием пришлось обращаться к патрону. Ознакомившись с документами, патрон выдохнул: «Какие мерзавцы! Действуйте!» — и собственноручно утвердил план мероприятий. Ввиду особой важности, операцию засекретили специальным приказом МВД, КГБ и прокуратуры УССР. А дальше началась чертовщина. После прибытия груза люди патрона, прикрепленные к подразделению Огрызко, сделали все, чтобы сорвать операцию. Они мешали слежке, путали машины, почему-то свои служебные тоже загнали на поле, все перепуталось. Когда же на трассе удалось догнать «Жигули» с грузом, там оказались контейнеры с польскими газовыми баллончиками. Ничего не дали и обыски у фигурантов, с их квартир все, вплоть до мебели, было вывезено в неизвестном направлении. В доме, куда попал Огрызко, не нашлось элементарной табуретки, что говорить о ценностях, документах или оружии. С тех пор при упоминании фамилии патрона Николай Федорович ругается матом. В душе, разумеется.

Итак, лидер одной из последних сохранившихся в Киеве преступных группировок Кулак должен был встретиться с самим патроном. Если информация источника верна, а в профессиональных способностях и порядочности этого человека сомневаться не пришлось ни разу за семь лет его работы, это означает, что они вышли на очень приличного уровня игру. Вот уже на протяжении девяти лет Николай Огрызко безуспешно пытался прищучить Кулака и его группировку. Сколько раз казалось — все, на этот раз достали, будет сидеть. И снова — мимо ворот. Не забыл полковник Огрызко унижений, когда эта жирная свинья смеялась в лицо, а высокие покровители уводили его от ответственности. Однажды полковника даже заставили извиниться в присутствии мелкого жулья, подручных Кулака.

Да майор Жеглов, будь он на месте Огрызко, без лишних слов и доказательств, разрядил бы обойму в этого подонка, и был бы прав. Нет, он, полковник, никогда так не поступит. Но всю свою жизнь положит на то, чтобы засадить Кулака в тюрьму. Он и от сытной должности в министерстве отказался потому, что его злейший враг оставался на свободе. «Нет, еще не пришло время уходить с поля»,— привычно подумал Огрызко. Эта тирада проносилась у него в голове, всякий раз, когда он думал о Кулаке. Но сегодня надо отбросить напрочь эмоции, потому что, он твердо уверен, сегодня — его день и, рыбка, кажется, клюнула.

Что же получается? Если информацию агента принять за верную, то патрон и является той всесильной фигурой, которая всякий раз уводила Кулака от ответственности. Конечно, у того были и другие покровители, их имена хорошо известны. Например, нардепы и коммерсанты Длинный Игорь и Бурщак Федор, который сейчас, к счастью, уже сидит. Не помог и иммунитет. Четыре лимона долларов перевел за рубеж, пользуясь депутатским значком, падло! И журналиста они с Длинным замочили, хотя пока и не доказано, да больше некому. Длинный, правда, соскочил в последний момент, связи использовал в высоких кабинетах, говорят, на колени падал, репутацию подмочил основательно.

Их бизнес теперь под угрозой. Николай Федорович с ребятами пытались через налоговую полицию наехать, да их просто турнули оттуда, дали понять: за Кулаком продолжают стоять могущественные люди. И вот — как подарок, нечаянная радость — эта информация о встрече.

Что, собственно, общего может быть между двумя господами — патроном, чье имя не сходит со страниц газет и одним из некоронованных королей Чоколовки и всего Киева? Час назад Огрызко закончил составлять досье на Кулака. На схеме структура преступного сообщества Кулака была изображена в виде ветвистого дерева с многочисленными коммерческими ответвлениями, уголовными и административными корнями . Чрезвычайно, надо сказать, плодоносного дерева. Сам Кулак в последнее время все больше дистанцируется от криминальных элементов своей же структуры. Не ездит, как раньше, на разборки со стрельбой, не засиживается допоздна в принадлежащих ему казино, старается не конфликтовать с правоохранительными органами. Передвигается скромно по Киеву на стального цвета шестисотом Мерседесе с двумя «джипами» охраны, вооруженной помповыми ружьями. Кого этим сейчас удивишь? Одевается скромно, не шикует костюмами за десять тысяч долларов или платиновыми часами за семьдесят тысяч. Время проводит в основном в кемпинге «Всего одна ночь», это его база, лежбище. Завязал и с торговлей фотомоделями в Эмираты и другие мусульманские страны. Вместо этого в последнее время начал активно инвестировать средства в создание и развитие коммерческих структур, причем, не только в Украине, но и в дальнем и ближнем зарубежье. Как ни парадоксально, но с Кулаком не брезгуют иметь дело солидные западные фирмы и коммерсанты. С человеком, в подчинении которого пребывают более 300 бойцов и 100 единиц автотранспорта, 16 летучих, подвижных бригад, сфера деятельности которых зависит конкретного расклада сил в криминальном мире Киева почти все бойцы вооружены огнестрельным, газовым и холодным оружием.

Николай Федорович Огрызко от таких горьких мыслей решил перекурить на скамеечке в полицейском садике. В этом городе скоро житья совсем не будет. А ведь раньше он его любил, с каждым местом, улицей было что-то хорошее связано, теплое, ласкающее душу. Взять этот садик, например, в двадцатые годы называвшийся полицейским. Известно почему, напротив Владимирской, 15, в этом трапециевидном доме всю жизнь была милиция-полиция. Допросы, задержания, накачки, бессонные ночи. А когда-то, в студенческие годы, эта домина ни с чем для него не ассоциировалась. В садике они часто сидели с мужиками выпивали втихаря, когда в универе на юрфаке еще учились. Расчет простой: не станут менты у себя под носом пьяниц выискивать. Здесь он впервые поцеловался, возвращаясь с «жабы», что на Владимирской горке. Теперь же, по прошествии многих лет, когда Огрызко и сам стал ментом, полицейский садик вспоминался только в связи с убийством известного авторитета Хвороса, которого ночью подрезали в двух шагах от лавки, где сидел сейчас полковник. А, скажем, дом кино на Саксаганского — со сходкой двух крупнейших группировок, когда они, впервые уложили бандюгов лицом в асфальт. Так же, как кафе «Львовское»-с апрельской 1993 года сходкой лидеров преступных группировок, где произошло окончательное закрепление их за районами. Такая жизнь, такая судьба, скоро уже некуда деться будет, одни места боевой славы, едри его в корень!

Вернемся, однако, к патрону. Что известно о его времяпрепровождении на профсоюзной базе хоккеистов киевского «Сокола»? Приезжает он сюда два раза в неделю по четвергам и субботам ровно в шесть тридцать. «Крыша» — игра в теннис и плавание в бассейне. Корты крытые, в спортзале, одни из лучших в Киеве бассейн с подогревом. Но все дело в том, что патрон обожает прохладные купания, при температуре не выше 20 градусов. Раньше он посещал бассейн лечсанупра четвертого управления, на улице Верхней, где приписаны все депутаты и номенклатура. Но в перестроечные времена, когда демократы потребовали закрытия Феофании и прочих лечсанупров, пришлось в элитную поликлинику пустить — поначалу думали временно — ветеранов, пенсионеров и прочих «лыжников» с «хоккеистами», то есть, с палками и цепляющимися подошвами за асфальт. Иначе объект невозможно было сохранить. Но, как известно, все временное — наиболее постоянно.

Энергично поплавав в холодном бассейне, патрон снисходительно кивал пенсионерам, которые материли его в хвост и гриву (за глаза, естественно), потому как им приходилось ожидать минут по сорок, а то и час, пока вода опять нагреется. Ветераны сочинили жалобу в газету, возник скандал, делать нечего, и он перебрался в Пущу-Водицу, где помешать ему в такую рань принимать бодрящие ванны никто не мог. Нечего и думать, чтобы Кулак с его жирпромкомбинатом составил компанию патрону на корте или, тем более, в бассейне.

База, стоявшая в лесу, в отдалении на пять с половиной километров от дороги, в сорока минутах езды от центра города, была идеальным местом для конспиративных встреч. Подъехать к ней незаметно невозможно, последние минут двадцать надо добираться по односторонней дороге, шум машины слышно задолго до того, как она предстанет перед воротами, охраняемыми, кстати, весьма надежно. К тому же, нельзя исключать, что патрон там не установил специальное приспособление, позволявшее определить марку и скорость машины задолго до появления ее на стоянке.

Так что, примитивная наружка с «ведением» и «передачей» машин по цепочке исключались. Не могло быть и речи о заезде на базу заблаговременно — людей здесь мало, все свои, друг друга знают, появление незнакомого человека, да еще оставшегося на ночь, вызвало бы подозрения. К тому же директор базы — старинный приятель патрона еще со студенческих времен.

Обычно патрон раздевался или в «своем» номере, угловом на втором этаже, без балкона, выходящим окнами в лес, либо у директора в комнате отдыха. После тенниса и бассейна следовал подводный гидромассаж, затем десять минут отдыха в разогретой к тому времени сауне, завтрак — сырники со сметаной и кофе без сахара, здесь же, в сауне, и отъезд в город. Ровно в девять сорок утра патрон открывал массивную дверь парламентского дома со стеклянным куполом на улице Грушевского. Полковнику Огрызко предстояло сейчас точно и безошибочно вычислить, где именно будет происходить встреча патрона с Кулаком.

Отмести сразу же корты и бассейн. Партнером по теннису был глава администрации местного сельского района, который устраивает патрону на площадке вырванные годы. С таким спаррингом не то что отвлечься для беседы, анекдот свежий не успеешь рассказать, который час не спросишь. В бассейн Кулак не полезет. Очень плохо, если где-то в лесу пересекутся, на трассе, поговорят в чьем-то автомобиле и разъедутся. Более подходящие: в номере патрона, где он раздевается, в сауне или в кабинете директора. Могут еще на ходу, встретятся как бы случайно, и будут неторопливо прогуливаться туда-сюда. Тоже сложный вариант.

Полковник посмотрел на часы: без пятнадцати пять. Какой смысл идти уже домой, если в половине восьмого придет машина, начнется привычная гонка, тем более, что предстоит сделать, как он называл, закладки, ведь завтра будет уже поздно, и они с ребятами опять проворонят патрона. Как говаривал когда-то любимый комментатор Николай Озеров, к сожалению уже покойный, такой возможности может больше и не быть. Ужасно хотелось позвонить Валере Козлу, но Николай Федорович вовремя одумался, потому как за такие штуки можно очень даже запросто по мордасам схлопотать. Пусть выспится, у него тоже сегодня вертушка будет та еще! Делать нечего, да и зусман берет, пойдем на родную работу. Будь она неладна! А что — кофейку вскипятим, зубы почистим, побреемся, чтобы выглядеть более или менее, за день мало ли что случится. Даст Бог, может и домой попадет, пообедает, горяченького супчику похлебает, с крупой и сальцом поджаренным, м-м-м, вкуснотища какая! Да и душ принять, переодеться… Ишь, размечтался! Проходя мимо дежурки, не выдержал, заглянул в последнюю сводку. «В минувший вторник,— прочел запись от руки,— покончили с собой четыре человека. 60-летний сторож лодочной станции и 48-летний безработный повесились, двое душевнобольных выбросились из окон своих квартир. Всего с начала года покончили жизнь самоубийством 503 человека». Ну зачем же с самого утра такую чернуху читать? Так, неровен час, психом станешь. Ну ладно, душевнобольные. Но лодочник-то зачем? Служба — завидовать не перезавидовать: сиди себе, в журнал записывай, кто лодку взял, ногами в воде болтай туда-сюда…

В кабинете полковник Огрызко первым делом достал не электробритву, а самопальные, сконструированные Валеркой Козлом, не больше спичечного коробка, два диктофончика. Покруче японских, пашут как звери, с двадцати пяти метров любой не то что звук — шорох берут. Вот когда пригодились, родимые! Никому другому их не установить, только ему, Валере. Блестящий технарь, светлая голова, умница, а какой товарищ! Один не побоялся выступить против засилья бандитских заступников в органах, когда еще в министерстве работал. Кишнули его без выходного пособия и с волчьим билетом, перебивался случайными заработками, бедствовал, почти нищенствовал. Кенты к нему били клинья, пошевели он только пальцем, продай им свои изобретения, — а здесь и подслушка, и охрана машин, и фотоаппараты, вмонтированные в мобильники, — богатым человеком мог бы стать…

Он снова посмотрел на часы — четверть седьмого, можно, уже, кажется, звонить. Ладно, пусть еще поспит, пока приведем себя в порядок. Считанные дни оставались до того времени, когда патрон подъедет к хоккейной базе. Спустя сорок минут туда же притрясется разболтанная «Волга» Кулака, которую он для такого случая, чтобы соответствовать требованиям конспирации, зафрахтовал эту колымагу у директора маленького ремонтного заводикыа на Чоколовке. Говорили в сауне, где никого не было, охрана патрона внимательнейшим образом осмотрела все помещения на предмет «жучков». Кто же мог подумать, что диктофончики Валеры Козла, во-первых, не фонили, а, во-вторых, находясь под диваном, где сидели Кулак с патроном, все очень точненько записали, так что ни шум воды, ни удаленность от дивана не помешали. «Куда техника шагнула, это ж только подумать» — восхищался полковник Огрызко.