Киев Издательство «Київська правда»
| Вид материала | Документы |
- Виагра Киев "Київська правда", 3556.58kb.
- Тема 31. 10, 212.38kb.
- Відкритий кубок губернатора київської області, 143.85kb.
- Тесты по теме: «Раннее средневековье», 40.1kb.
- По фінансовій звітності товариства з обмеженою відповідальністю “Київська фондова компанія”, 175.99kb.
- Перел І к інформації, що підлягає оприлюдненню в газеті „Київська правда” І на офіційному, 63.86kb.
- Київська міська рада IV сесія XXIV скликання, 1714.14kb.
- Материалы к урокам по литературе в 11 классе Из цикла «Ф. М. Достоевский. Преступление, 74.26kb.
- Лозинского Издательство "Правда", 7796.41kb.
- Київська міська рада V сесія V скликання, 1952.91kb.
12. КАТАСТРОФА
В принципе Длинный просчитал все верно, голова варила. Но всех негативных последствий предвидеть и он не мог. Этот день, третье ноября, пятница, с самого начала не сложился. Вернее, не складывал еще с ранней ночи в кемпинге, когда с повернутой набекрень головой он бродил, как лунатик, в поисках Кулака. Ну, ладно, то ночью. Но сейчас уже день. А дела все хуже, не только не поправляются, а разваливаются. Только въехал в город, — очереди у газетных киосков, верный знак: что-то случилось. Послал водителя купить газету. «Возьмешь или «Киевские гадости» или «Факты», наши, без «Аргументов» только.
Огромное фото в «Гадостях»: Невиноватый в больничной палате. И заголовок на полполосы: «Кто убил журналиста? Таинственная смерть на больничной койке». Быстро пробежал текст: «Одна из версий, над которой сейчас работают следственные органы — умышленное убийство, по слухам, три дня назад журналиста Невиноватого, до этого зверски избитого в кафе у Верховной Рады народным депутатом Федором Бурщаком, ночью силой вывозили за территорию больницы, где ему ввели специальный разрушающий нервную систему препарат. По другой версии, журналист скончался от побоев, нанесенных ему Бурщаком 20 октября с.г.»
Вот так новость! Откуда про похищение-то известно? Может, от этой стервы Ленки? Мало ли чего Кулак ей мог сболтнуть? Так ведь только допрашивали, никакой химии не вводили. Аккуратно назад, в больницу, вернули. Читал дальше: «Хотя Федор Бурщак, после снятия депутатского иммунитета, пребывает сейчас в следственном изоляторе, усиленно муссируется слух, что это могли сделать те, с кем он состоит в одной команде, по его указанию». Да что они, козлы, лепят, нам это меньше всех выгодно, подозрение на нас же первым упадет!» Прямо цирк какой-то!
Только приехал в офис, звонок по «десятке».
— Длинный, Игорь Игоревич?
— Да, слушаю.
— Это Сергей Иванович, помните, нас на презентации американской бейсбольной фирмы знакомили?
— Патрон?
— Игорь Игоревич, у меня к вам поручение, не могли бы на минут десять подскочить?
— Если у вас ко мне, почему я должен ехать, давайте вы ко мне
— Да мы-то с радостью, да здесь связано с аппаратурой, техникой специальной, с собой не потащишь, настраивать долго. Поверьте, очень важное дело… И ночные снимки есть, кстати, тоже.
Оперативно работают, суки.
— Запишите, пожалуйста, адресок: Станиславского, 8. Это возле театра Франко, знаете? Через минут двадцать сможете приехать? Мы вас ждем.
Точно, детектив покруче Марининой. Что за идиотизм? Как он, опытный политик, осторожный и щепетильный человек, дал втянуть себя в какую-то лажу, из-за которой теперь придется ехать неизвестно куда и к кому, где над ним, а в этом не приходится сомневаться, готовится расправа?
Так, успокойся. Никуда не надо ехать, что за блажь. Подумаешь, патрон. Да кто он такой, в конце концов? Поехать немедленно и все рассказать там, наверху. Совсем обнаглели, пусть поставят на место. А что тебе там сказали последний раз? Облажались с ног до головы, а теперь прибежали, чтоб я вытирал? Мы все вашу жопу защищать не намерены. Ишь, попривыкали! Нет, ехать надо, только ни с каким Сергеем Ивановичем дела не иметь, говорить только с патроном. В конце концов, надо же выяснить, чего они добиваются, что хотят? Сначала Федора залободали, теперь его, Длинного. Может еще журналиста на него цеплять будут? Полный беспредел!
Какие еще варианты? Уехать за рубеж недели на три, пока все устаканится в этом гадюшнике? А, может, лучше насовсем, это и есть их главная цель — выдавить их, как клопов, по одному из страны? Выступить по телевидению или в прессе, разоблачить всю их игру? Чтож, неплохо могло получиться. Опять же таки, ты не знаешь, чем они располагают. И какие у тебя факты — никаких. А у них? Баба — фигня, а вот, если Федор растриндел ей, как журналиста вытаскивали, тогда конец, никто не поверит, что они ничего ему не впрыснули, чтобы окочурился. А ведь укололи Невиноватого люди патрона. Но как докажешь? Остается одно: замочить этого патрона. Да на это бабок и времени ухлопать надо столько, что не доживет никто из исполнителей.
Значит, надо ехать, другого выхода пока не вижу. Батя покойный иногда так говорил, когда пацаном он его никак в шахматы обыграть не мог. Старик упорно не хотел поддаваться. Старик, да он был моложе, чем ты сейчас, погоди, сколько же ему было в восемьдесят первом? Точно, сорок четыре, как тебе сейчас! И когда Игорь все-таки загнал его в угол, отец долго размышлял вслух, бурчал что-то, ему одному понятное и, наконец, громко произнес: «Другого выхода не вижу!» и после паузы: «Сдаюсь» — и короля положил на доску, и руку впервые сыну пожал. Как он радовался тогда, как гордился той победой — настоящей, точно знал, что батя не поддавался. И как запомнилось: «Другого выхода не вижу», да что — интонация батина до сих пор в ушах стоит.
Ну чтож, поехали! Он крикнул бригадира охраны. Вошел не Юра, которого он собирался специально проинструктировать, а Витек, рядовой боец.
— А Юра где?
— Позвонил, что заболел, бронхит, температура.
М-да, вот это уже плохая действительно примета. В девяти из десяти случаев заказные убийства совершались в отсутствии начальников охраны. Так получалось, что заболевал в самый ответственный момент шеф безопасности — то отпрашивался по своим делам, то еще что-то. «Ну, ты уж совсем не соображаешь. Да если бы они тебя грохнуть хотели, разве так действовали бы?» И все же необходимые инструкции отдать надо. «Витек, пацанов позови сюда всех!»
Длинный хорошо знал этот район. Здесь, на бывшей Карла Марла, жила его зазноба Витка Белякова, они долго встречались, ее батя был замминистра чего-то, она не знала. Да тогда заместитель министра — фигура, не чета нынешним. Уж если человек садился в кресло, только вперед ногами его выносили, на всю оставшуюся жизнь должность давалась. Надо было прослыть редким мудаком, чтобы тебя в шею выгнали или сняли. Так ведь и льготы какие! Одна эта квартира чего стоила, пятикомнатная, с огромным холлом, тремя балконами, потолками по четыре двадцать, закоулками и коридорами бесчисленными. Они, если оставались одни, всегда блудили в ней, аукали, как в лесу. Эх, Витуля, первый поцелуй!
Позже он часто приходил сюда на занятия по кик-боксингу, в клуб, на Марии Заньковецкой, место, известное в Киеве. Он и сейчас, кажется, функционирует, кстати, самая первая охрана отсюда была, мужики оторви и выбрось! Рядом их кафе «Карамболь», у Федьки, кажется, до сих пор акции остались с кем-то на троих делят. Да, места знатные! Сколько не был здесь, будто не в Киеве живешь. А как иногда хочется с утречка пройтись по Крещатику пешочком, по заветным всем местам, поторчать у витрин, посидеть где-нибудь под зонтом пиво попить или кофеек с ликерчиком, покурить не спеша сигарету, полистать лениво, от нечего делать, журнальчик какой. И сколько лет так мечтает, а все не удается. Иногда мысль шальная: что ты все крутишься, бегаешь, деньги колотишь? А на фиг они, если пойти никуда спокойно без охраны нельзя, посидеть с друзьями просто так, потрепаться. Телку когда-никогда трахнешь, так и то неприятностей потом не оберешься. Так, вот и Станиславского, 8. Ничем неприметный домик, ни машин, ни охраны, дверь, тем не менее, заперта, бронированная. А внутри что? О, даже автоматчики в камуфляже и масках, это оригинально и впечатляет.
— Игорь Игоревич, рады вас приветствовать! Сергей Иванович, честь имею. Чайку-кофейку? Присаживайтесь, пожалуйста, патрон будет с минуты на минуту, звонил только что, выехал из генпрокуратуры. Чайку?
— Спасибо. Вы знаете, у меня правило: как из дому вышел, считай, что в пустыне.
— Так вы же дома совсем не бываете, как же, и ничего не пьете? Сутками?
«Хороший запев для начала, они что и за домом следят? А что, с них станется…»
— Под словом «дом» я имею в виду работу, так как всегда, вы правы, нахожусь на работе.
Запиликал мобильник. Сергей Иванович аж вскочил, докладывая: «Вас понял, есть. Понял!» — и рукой Длинному на потолок: мол, сам, лично позвонил. Если бы это был Папа Римский, вряд ли столько преданной радости светилось в лице Сергея Ивановича. — «Будет через две минуты!» — отрапортовал по инерции он Длинному. — «Так точно!» — подхватил Длинный. — В смысле: никак нет!». Посмеяться не успели, послышался шум в коридоре, чьи-то такие же бодрые голоса, и в комнату в сопровождении двух охранников, причем, в милицейской форме, — последний писк — стремительно вошел патрон.
— Прошу прощения, не скучал, Игорек? — почти дружески спросил он, энергично пожимая руку, обаятельно извиняясь, как перед своим в доску человеком, товарищем давним: «Извини, мол, что поделать с этой дурацкой работой…» И обращался на «ты». А что, ведь патрон тоже — нардеп, а в их среде давно заведено, все между собой общаются на «ты». Но Длинный не представлял, как он станет «тыкать» патрону. «Ну, пойдем ко мне, хорошо, что приехал, молодец! — и патрон, чуть поддерживая Длинного под руку, увел его в комнату напротив. «Чайку? Ну и правильно, незачем нам чаем наливаться, мы потом можем и покрепче чего выпить. Идет?»
«Уж не клофелинчика ли?» — подумал Длинный, а вслух сказал:
— Да мы и не пили с вами ни разу, кажется.
— Ничего, надо же когда-нибудь начинать, тем более, что и повод подходящий есть. Ты вот это, Игорь Игоревич, сперва посмотри — и он протянул Длинному альбом фотографий. Кровь ударила в лицо сразу же. Все, чем они занимались вчера вечером с Кулаком, начиная от его приезда в кемпинг «Только одна ночь», и до самого утра, когда бродил по номерам, в поисках Кулака. Ну и конечно, ночь любви с Ленкой, во всех позах.
— Профессионально сработано,— буркнул Длинный.
— Так ведь стараемся, — патрон развел руками.
Длинный не знал, что говорить. Да ему нечего и сказать было. В шахматах это называлось патом. Когда ходить некуда, ни пешкой, ни фигурой, ни королем. Но шахматы игра справедливая, если попадешь в такую ситуацию — не проигрыш твой, — ничья. А вот в шашках, если попадаешь в «сортир», — сразу проигрыш, как в боксе нокаут. Во что сейчас играют, ему не сказали. Может, в «Чапаева?» Игру не сказали, правила неизвестны, а играть заставили. Результат предрешен до того, как… Молчание затягивалось, он посмотрел на патрона. «Ну не тяни же ты!»— хотелось крикнуть.— Так и на «ты» перейдешь запросто. Патрон встал, обошел стол, открыл сейф:
— Есть еще и ягодки. Мои люди поработали хорошо, на совесть. Я люблю, когда профессионально. В любом деле. Согласен со мной? Погляди сюда…
Длинный успел заметить, что патрон сначала достал четыре папочки разноцветных, потом одну бросил обратно в сейф, желтую. Из трех он протянул голубую, а оранжевую и красную оставил у себя. Интересно, что в той, последней? В голубой он увидел несколько листочков, написанных от руки разными почерками, еще подумал: объяснительные, что ли? И самое главное — фотографии, нерезкие, размытые, как под водой. Да, собственно, он этого опасался больше всего — похищение Невиноватого из больницы, допрос, на трех снимках, есть и его физиономия. Дальше — Федька, Кулак, два пацана с охраны… «Бабы тогда не было, хоть и говорит, что подсадная, но не она, по крайней мере, в этом эпизоде… Боже, какие только глупости не лезут в голову, когда задницу надо прикрывать, чтоб не оторвали, шкуру спасать, а не об этой блюди думать!»
— Есть аудиозапись, две кассеты, хотите послушать?
«Видео, значит, нет, надо бы это запомнить, может пригодится. Впрочем, вряд ли, наше дело — труба. Чего же он хочет?»
— Нет, и так все ясно.
— Как хотите. Мы считаем, что улик более чем достаточно, и от обвинения в организованном убийстве вряд ли удастся отвертеться. — Патрон говорил, как всегда, четко произнося каждое слово, почти не пользуясь слэнгом. На сессии — теми же словами, что и в курилке. Иногда Длинному казалось, что патрон читает заранее заготовленный текст с электронного суфлера, как на телевидении. Когда приходилось выступать, Длинный ловил себя на том, что начинал говорить интонациями патрона, будто заведенный механический патефон. Рассказывали, что в университете, на историческом, хотя и было это давным-давно, но запомнилось и передавалось из поколения в поколение,— патрон был круглым отличником. А о его памяти ходили легенды. Любую, только что открытую наугад страницу Маркса или Ленина из полного собрания сочинений, через минуту шпарил, как по писанному, абзацами. Да с такой памятью, как у патрона…
— Зачем вы шьете нам убийство, вы же прекрасно знаете, что мы его живим и здоровым, ну в смысле… В общем, сами знаете, не убивали, на хрен он нам нужен.
— Да ни один суд вам не поверит, Игорь Игоревич, у вас нет ни алиби, ни единого факта оправданий в вашу пользу. Бесполезно, не стоит тратить силы.
— А что же, плыть по воле волн, молча идти ко дну прикажете?
— Еще раз повторяю: вы только прелюдию прослушали. Теперь — симфония, то есть, документы. — И он передал Длинному оранжевую папку.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в папке — копии основных учредительных документов его с Федором фирм, зарегистрированных на оффшорах. Здесь же — платежки, телеграфные валютные переводы, факсимиле договоров. Теперь понятно, откуда ноги растут, и почему в статьях Невиноватого столько фактуры. Раньше надо было догадаться. Да что толку? Разве можно бороться с машиной? Кто сильнее — человек или на полную мощность работающая машина? И ничего здесь не поделаешь. Короче говоря, надо сливать воду.
— Есть еще одна папочка. Хотите взглянуть?
— Да что же вы жилы из меня тянете?
— Прошу.
Чего угодно ожидал Длинный, только не того, что увидел «Какие мы дети все-таки, по сравнению с такой вот работой, такими кадрами, в сравнении со старой гвардией, которую представлял патрон. В папочке красного цвета аккуратно подшиты безукоризненно подготовленные документы о передаче всех их предприятий, акционерных обществ, фирм, приватизированных объектов, счетов, короче, всего, в управление патрона и его соответствующих структур, доверенных лиц. Все заверено нотариусом, с печатями, соблюденными формальностями.
— Да вы что?! Это исключено!
— Не рубите с плеча, хорошо подумайте. Мне надо по «сотке» позвонить, я буду в соседней комнате.
Ушел, даже не закрыв сейф. Что делать? Выход один — вырваться отсюда, если выпустят, и к папе в ноги! Да что же это за беспредел творится? Для того они «косили» десять лет подряд, чтобы патрону передать за бесплатно? Он стал листать документы. Да, практически здесь все. Ну, есть у них одна компания в Гонконге, четыре, кажется лимона, с Федькой на двоих. Не засекли люди патрона. Толку? Бежать туда в сорок четыре года, чтобы объявляли розыск по Интерполу? Нет, кажется, это тот самый случай, когда есть что терять. Да и что делать там, чем заниматься? Сколько таких уже было «энтузиастов», не выдерживали больше года-двух от силы, возвращались. Лучше в родном болоте дерьмом захлебнуться, чем в мнимой роскоши на островах доживать. Патрон жизни не даст, это точно. Бабки можно заработать, какие он выдвигает условия по мне конкретно?
Ага, вот и моя расписочка, патроном же заблаговременно и составленная. Так-так, ничего себе заявочка! Всего-то делов — получил у Кривокрасова Л.М.. (кто такой, наверное, «шестерка» патрона) 150 миллионов в обмен на то, что он, зная о том, что Длинный Игорь Игоревич, похитивший и убивший журналиста Невиноватого, обязуется хранить эти сведения в строгой секретности взамен на полученную сумму. Нотариус опять же, печать и все прочее. 150 миллионов долларов — все, что у него есть. Все, что нажито ими. Теперь выложи за одну секунду и отдай патрону. Да еще и кровью повязывают, чтоб не рыпнулся больше. Плюс отдельные поручения выполнять! Да это хуже, чем рабство, блин! Сексотом у патрона и без бабок, обобрали, как липку. Может, попросить за Федора? Да он же мне все кости переломает. Нет, Длинный, выход у тебя один, соглашаться и немедленно, бабки дело наживное, а жизнь одна. И потом, кто знает, как все может обернуться через год, два, пять, десять? С поля уходить рано, начинается новый виток. Сколько их было уже, а вон как повернулось неожиданно.
Первое: как быть с пацанами, тем же Кулаком, например? Второе: как строить работу во фракции с учетом того, что переходим под знамена патрона? Все же надо выторговать что-то, не все же ему отдавать! С этого и начать надо: да, принимается, готов все подписать, но мою долю просил бы оставить. Только на таких условиях. Ему тоже деваться некуда, если не скостит, понимает же, что буду всю жизнь дулю в кармане держать против него. Патрону же лучше, чтобы все на доверии строилось, на сознательном исполнении. Молодец, Длинный! Быстро ты переметнулся. Так ведь что поделаешь: политика — искусство возможного, наука компромисса, еще в академии ЦК КПСС этому обучали.
Выслушав его, патрон поморщился:
— Не надо ставить нам условий, Игорек. Сегодня условия ставим мы. В том числе, а может и в первую очередь — финансовые. Но если ты со всем согласен и больше тебя ничего, кроме денег, не тревожит, и готов работать, а мы всегда ценим прагматический подход,— согласны удовлетворить часть требований. За вами остается оффшорная кампания «Антигуа инкорпорейшен» со всеми филиалами. Это еще плюс три с половиной миллиона. Теперь, если не против, обсудим некоторые принципальные моменты…
За семь лимонов купили, суки! Еще и удивляются, наверное, что не слышат слов благодарности, никто руки не целует! Обобрали, как липку, теперь подставлять будут на всех углах, попрекать своими же деньгами. Ты рассуждаешь, как пессимист, а есть же еще и другая сторона. Оптимист бы сказал: благодари Бога за то, что живой остался, а ведь запросто мог, как Федька Бурщак, на нарах оказаться, никто б и не пикнул. И скандала удалось, кажется, избежать, репутация не пострадала публичная. Просто как в детской игре — не та цифра выпала, и все очки сгорели. А у тебя не все даже, осталось чуть-чуть, но игра-то продолжается. Тем более, что патрон рекомендует за глаза все оставить, как было, и фракцию, и их отношения, и встреч частых пока не будет. Переоформят пока документы финансовые, то-другое, пятое-десятое, поживем, словом, там видно будет.
Охранник ожидал в специальной комнате, по характерному звуку угадывалось, что там гоняют шары, на руке у него виднелся след от мела, не успел стереть, так меня охранял. «А пошли они все к такой-то и такой матери! Да они мизинца моего все не стоят! Чтобы я за кого-то еще переживал! Тот же Федор, фраер рваный, кашу заварил с заводом изотопным, журналюгой, в прессу попали из-за него, козла, бабу опять же где-то эту зацепил. А Кулак? Он же ее мне и сбросил, привык всю жизнь на шару, так им и надо!»
Патрон в принципе остался доволен таким исходом. Да по-другому никак и быть не могло. Он ожидал большого сопротивления и несколько других условий, думал, честно говоря, Длинный попросит за своих — Бурщака там, чтобы вынуть из тюрьмы. Его люди даже разработали мероприятия по взаимодействию с генпрокуратурой на этот предмет. Но Длинный даже не заикнулся о Бурщаке. А ему докладывали другое: друзья детства, и все такое. Тоже мне Герцен с Огаревым, на самом деле Длинному вся лирика оказалась по барабану, кроме бабок ничего не интересует.
С таким феноменом, отметил для себя патрон, приходится встречаться все чаще. Он, конечно, спросит с сотрудников, которые готовили аналитическую разработку Длинного, укажет на просчеты в составлении морально-психологического портрета. Вместе с тем, надо бы поручить толковым молодым сотрудникам из института политики, пусть пораскинут мозгами, проследят эту старую, как мир, но возродившуюся на новой основе сегодня связь: деньги — свобода — душа. Деньги от дьявола, понятно. Свободу телу могут дать, но на душу, психику человека действуют разрушающе, испепеляют ее. В чем мы могли только что убедиться. Предал товарища, а когда представилась возможность облегчить его участь, попросил для себя денег.
А сколько, если разобраться, человеку надо для полного счастья? Наверное, ровно столько, чтобы о них не задумываться, не отказывать себе в мелочах. Предположим, миллион долларов хватит с головой не только тебе, но и детям. Нет, давай еще! Черпай побольше! Пусть оседают на островах, в Штатах, где угодно, но пусть только пополняются счета, набиваются кошельки! Такие, как Длинный, если вы их спросите, зачем вам столько, примут вас за сумасшедшего, но на этот вопрос так никогда не ответят, потому что и сами уже не способны уяснить, зачем вся эта валютная лихорадка. Очень интересная тема, не забыть бы. А вообще, пообщавшись с этими олигархами, можно очень легко, но надолго потерять веру в человечество, как говорил один литературный герой. Что ж, еще штришок к его портрету. Учтем.
В рации патрона что-то щелкнуло, зашипело и знакомый голос старшего наружки произнес:
— Первый! Я 30-й. Объект сел в машину и едет в сторону Конча-Заспы.
«Вычислили правильно, — подумал патрон,— после такого стресса решил отъехать к себе на дачу, поразмышлять над жизнью, а нам теперь остается только его сопровождать».
Он подошел к окну — еще неделю назад пылавший пожар бабьего лета стремительно затухал, обильно смоченный ноябрьскими дождями. А отсюда до белых мух рукой подать. Как раз на зиму патрон питал большие надежды. Все, что он делал сегодня, сейчас, было только подготовительной работой к тому главному, что предстояло совершить этой зимой. «И подумать над развязкой еще раз. Каждый уход со сцены должен быть мотивированным и закономерным, просчитанным до мелочей. Особенно же — уход Длинного. Тем более, что он покинет сцену одним из первых».