Киев Издательство «Київська правда»
Вид материала | Документы |
- Виагра Киев "Київська правда", 3556.58kb.
- Тема 31. 10, 212.38kb.
- Відкритий кубок губернатора київської області, 143.85kb.
- Тесты по теме: «Раннее средневековье», 40.1kb.
- По фінансовій звітності товариства з обмеженою відповідальністю “Київська фондова компанія”, 175.99kb.
- Перел І к інформації, що підлягає оприлюдненню в газеті „Київська правда” І на офіційному, 63.86kb.
- Київська міська рада IV сесія XXIV скликання, 1714.14kb.
- Материалы к урокам по литературе в 11 классе Из цикла «Ф. М. Достоевский. Преступление, 74.26kb.
- Лозинского Издательство "Правда", 7796.41kb.
- Київська міська рада V сесія V скликання, 1952.91kb.
15. ПАТРОН.
Патрон закурил сразу, как ушел Кулак. Усилием воли он сдерживал себя все время, пока говорил с Кулаком, так ему хотелось после завтрака выкурить под чай любимую сигаретку. Кто-кто, а патрон умел терпеть, вот и сейчас не выдал перед Кулаком своей слабости. Оттого и сигарета еще слаще. Пожалуй, только один человек, нет, — двое, знали, что патрон балуется сигаретками. Вот именно — балуется, разве можно назвать это серьезным куревом — две-три штуки в день. Причем, курил исключительно, когда оставался один. В компании не переносил дыма, распекал подчиненных за то, что не могут преодолеть предательскую зависимость от табака. Чужой дым вдвойне неприятен, особенно, если сам воздерживаешься. Может еще потому скрывал пристрастие к табаку, что курил тонкие, длинные темно-коричневого цвета сигареты — слабые, почти дамские, с едва ощутимым медовым привкусом. Оно, знаете ли, не очень гармонирует с утвердившимся мужественным имиджем — аскетичное, строгое лицо много повидавшего в жизни человека, классически вылепленный профиль, хоть на обложку мужского журнала, всепроникающий, требовательный взгляд, тщательно продуманная строгость в одежде, эдакий выработанный годами спортивно-деловой стиль — и тоненькая, почти что дамская, сигаретка-фитюлька. Как-то не гармонирует, знаете, несолидно...
Очень тонко чувствовал запахи. Метров с десяти, например, улавливал вчерашний перегар, так как сам пил очень мало, на людях практически никогда, мог позволить поздно вечером, когда оставался один, чуть-чуть под настроение — красного винца, ликера к кофейку, да еще шампанское по праздникам — полтора фужера. Общаясь с женщинами, усекал, когда была менструация, поближе — даже стадию. Не говоря о таких вещах, как дезодорант или отсутствие оного, туалетная вода, запах пота улавливал на приличном расстоянии. В работе это помогало, а все, что касалось работы, профессионализма, для патрона было свято.
Закурив, приоткрыл форточку, — пусть дым выходит на улицу, да и проветрить после Кулака, чтобы им больше здесь не воняло. Тошнотворный острый запах карболки вперемежку то ли с йодом, то ли его потом. Тьфу, идиот, не может следить за собой, разжирел, как свинья, еще, наверное, и не моется.
Посмотрелся от нечего делать в зеркало. Чистое, нетронутое морщинами лицо, патрон не ленился на ночь накладывать специальные маски, тонкие черты, подчеркивающие решительность и волю, уверенный взгляд темно-агатовых глаз, темные волосы, пока не тронутые сединой, аккуратно уложены феном. Мало кто из однокашников патрона помнил, что в студенческие годы он подрабатывал натурщиком, с него скульпторы лепили профили для бюстов и бюстиков разных. Говорили, он воплощает классический тип революционера. Чего не было, того не было, но он не отказывался. Мало ли кто как и чем зарабатывает. Однокурсники вагоны разгружали и мебель грузили, а он позировал, натурщиком подвизался. Тем более, не стыкуется с профилем борца за свободу тоненькая дамская сигаретка из отходов табака гаванских сигар.
Докурив, тщательно вымыл руки, почистил зубы. Так-так. Разговор с Кулаком, как он и предполагал, занял менее сорока минут. Щелкнул тумблером миниатюрного диктофона в форме зажигалки. Кассета, между прочим, рассчитана на два часа, включается с голоса. Прокрутил пленку немного назад. «Вопросы?» — «У матросов нет вопросов!» — «Правильно, так и должно быть!». Запись четкая, техника надежная. Сегодня вечером он прослушает ее внимательно, отметит все нюансы разговора, проанализирует поведение и каждое слово Кулака. Нет ли какого подвоха, не допустил ли он сам какую ошибку, что и как можно было подать по-другому. Собственно, что касается себя, то внимание будет обращаться лишь на тембр голоса, интонации, раскованность, манеру вести разговор, ибо содержание, каждая реплика и даже фраза были тщательно подуманы и прокручены в сознании, спланирован ход диалога.
Заранее, без анализа, по горячим следам можно сделать вывод, что в целом все прошло, как он планировал. Подобно пластилину, Кулак легко гнулся и сворачивался, приобретая любую, удобную для патрона форму. Несколько неожиданным, пожалуй, стало его азартное желание занять место Федора в парламенте, вознестись. Дремал до поры до времени наполеоновский комплекс — все на подхвате да на подхвате, сколько можно шестирить? Бурщак депутатом стал, а он до сих пор трупы по Глевахам да Таращам расчленяет. Чем он, Кулак, хуже? Поэтому так легко принял почти на веру все о Длинном, и так же запросто, как высморкался, согласился убрать его. Хороший друг, ничего не скажешь.
Документы, которые показывал ему патрон, изучал невнимательно, такой любую туфту проглотит, как был мясником с Отрадненского рынка, так и остался. Жизнь ничему не научила. Да и поздно уже учиться, его, Кулака, поезд ушел. Вслед за Длинным собираться и ему в путь-дорожку. Во время разговора патрону пришла мысль, что неплохо было бы записку предсмертную рукой Кулака сочинить, что это он убил Длинного. На этой почве его можно ликвидировать. С исчезновением со сцены Федора, Кулака и Длинного патрон становится единственным наследником их немалого и разветвленного бизнеса. Он недавно прикидывал, когда с Длинным разбирались, получилось где-то в пределах пятисот двадцати миллионов долларов. Солидный плацдарм для будущих выборов. И еще не вечер. Если довести до ума, все, что они начали, привлечь специалистов из-за рубежа, провести сплошной аудит, наладить консалтинг, эти денежки могут принести большие дивиденды.
Много сил уйдет, конечно, на зачистку операции. Кем-то надо заменить Кулака в кемпинге, чтобы держал в руках братву, она всегда пригодится. Это раз. Второе — подобрать и грамотно расставить людей на ключевые места в отошедшем к нему бизнесе. А профессионалов, да еще доказавших делом свою преданность, да не занятых на других участках,— раз, два и обчелся. Катастрофически не хватает кадров, и главное — взять их негде. И чем дальше — тем хуже. А ведь на очереди — разгром комсомольской группировки. Ребятки уверовали в полнейшую безнаказанность, проворовались — не остановить, устроили полный беспредел в энергетической отрасли, скупили станции за копейки, гонят без зазрения совести деньги в оффшоры. Так, пожалуй, года через два Украина и вовсе попадет в кабалу. Парламентский закон о приватизации всем хорош за исключением одной мелочи — не предусматривает ответственности за то, что ты приватизировал. Вот ребята-комсомольцы и вытанцовывают — скупили по смешным ценам, продают втридорога, ничего не вкладывают ни в ремонт, ни в развитие, через два-три года бывшие стратегические объекты превратятся в никому не нужную обузу. Так они их бросят к едреней фене, новые прикупят, им не жалко, и снова станут деньги по оффшорам растыкать. Или взять сахарные заводы — скупили за копейки, большую часть разрезали на металлолом, продали, оставили по три-четыре на область, монопольно владеют, цены диктуют на рынке — полный беспредел!
Чтобы этого не случилось, он, патрон, и стоит на страже интересов Украины. А кто же еще постоит — больше некому ведь. Да если бы не патрон, она бы, Украина, уже давно бы по миру пошла, вернулась в лоно матушки-России. А так еще держится, все удивляются, откуда только силы берутся? А нечего удивляться, это его, патрона, работа. И не только фиксирует, но и вмешивается, следит, чтобы не заигрывались ребятки, время от времени проводит своеобразную селекцию в санитарных целях, вырубает слишком шустрый молодняк, так ведь, чтобы лес рос! И никому невдомек, что делает это всего-навсего один человек, на свой, как говорится, страх и риск, за свои денежки, по собственной инициативе, по пониманию. Конечно, сейчас никто не оценит, да и лишней рекламы не нужно, но придет время, и оно не так и далеко, когда он выйдет из тени…
В этом самом месте патрон обычно обрывал такое красивое, как он называл его, кино, и шел одеваться. День сегодня обычный, такой, как всегда. Сессии не было, и с утра поедет в свое министерство, именно там он сейчас больше всего нужен. Вообще, министерство — один из главных приоритетов, а, между прочим, дела шли там, как ему докладывали, все хуже. Иван Кузьмович явно не справлялся, еженедельные инъекции патрона уже не помогали. Министерство, которое до избрания в парламент возглавлял патрон, в шутку называли министерством правды. Так во всех странах называют департамент информации. Получив его в разобранном состоянии, кишащее пенсионерами, дотационное на сто процентов, и самое главное — с весьма неопределенными и размытыми функциями, патрон за очень короткое время сумел вдохнуть в дышащее на ладан ведомство новую жизнь. Во-первых, добился присоединения телерадиокомитета, предварительно преобразовав его. Удалось влить и часть бывшего так называемого госкомиздата, особые надежды патрон связывал с главком художественной литературы и книгопечатания. По его задумке, именно эти подразделения должны обеспечить приход живых денег.
Также, как и с департаментом газетной бумаги, при котором, по плану патрона, должны быть созданы десятки малых предприятий по торговле газетной и другой бумагой. Что касается первой, то ее, как известно, в Украине не производят, завозят из России. Существуя под государственной крышей, под ее прикрытием, эти структуры с помощью бартерной цепочки, завозили без таможенного сбора и с применением всяческих государственных льгот (например, отмены НДС), эшелоны дефицитного стратегического сырья. Затем, при продаже потребителям, завышали цену и жили с маржи, разницы между отпускной и закупочной ценой. Само собой, это давало возможность, скажем, при проведении выборов, манипулировать ценой на бумагу, а для «своих» — отпускать ее вообще бесплатно. Кроме того, за два-три года фирмы патрона должны вытеснить с рынка конкурентов — как тем бороться в таких неравных условиях — и стать монополистом. Патрон даже успел, перед самым уходом в парламент, разработать весьма гибкую и подвижную систему цен и тарифов для различных регионов с учетом их специфики. Так, например, в Крыму бумагу можно продавать по одной цене, а на Волыни она будет несколько ниже. Последним его «подвигом» стало включение в состав министерства Жидачевского целлюлозно-бумажного комбината.
Когда-то союзный еще Госплан намеревался там наладить выпуск газетной бумаги, да вовремя спохватились, отменив свое решение в последний момент, привязав комбинат в Соликамске. Все, что касалось стратегии, Москва из своих рук не выпускала. Этим хохлам еще газетной бумаги не хватало, чтобы они совсем отвязались,— заметил Косыгин, когда ему принесли уже завизированный проект. Так и стоял с тех пор комбинат, выпуская туалетную и другие виды бумаги. А ведь, чтобы наладить выпуск «газетки», не доставало каких-то восьми миллионов долларов да линии по выпуску целлюлозы, которую можно было на первых порах завозить из России. Решение вопроса означало бы окончание российской монополии на «хлеб» всей идеологии — бумагу. И этот, и многие другие вопросы оставшийся вместо патрона Иван Кузьмович Рябуха, успешно завалил, утопил в бюрократических отстойниках, затормозил все, что было сделано патроном, после чего стали раздаваться голоса о ликвидации его как ненужного.
Но в том-то и дело, что патрону министерство было необходимо позарез! Оно давало прямой выход к президенту. Под его крышей можно не только завязывать и развивать внешнеполитические связи со всем миром, но и проворачивать другие полезные дела. Кроме того — и это, наверное, самое главное — он практически в одиночку контролировал все государственное радио и телевидение, ряд центральных всеукраинских газет. Надо ли говорить, какой это плацдарм накануне выборов — и парламентских, и президентских! Такое место упустить — равносильно самоубийству. Поэтому сегодня, собрав коллегию, патрон готовился к решающему разговору. Предстояло обосновать и провести в жизнь кадровое решение — сменить Ивана Кузьмовича на молодого и энергичного руководителя Укррадио Святослава Мальшина, с которым у патрона накануне состоялся обстоятельный разговор. Патрону понравился его проект компьютеризации отрасли, предложенной на коллегии, он попросил Святослава подготовить по аналогичной схеме министерский. Охочий до всего нового, патрон, тем не менее, даже в самых смелых мечтах не мог представить, какие горизонты открывает глобальная компьютеризация.
В кадрах он разбирался, умел не только разглядеть толкового работника, но и воспитать подающего надежды, двигая его от простой задачи к более сложной, проверяя на конкретных делах. В мертвую когда-то теорию коммунистического строительства и кадровой работы, известную патрону не только из догм высшей партийной школы, он сумел вдохнуть живое начало. Особенно преуспел, когда после перестройки пришлось руководить областью. Там патрон развернулся во всю широту своей натуры, о его методе подбора, воспитания и расстановки кадров ходили легенды. Не обошлось, правда, и без перегибов. Как и все гениальное, система была проста, как угол дома. Кандидата на выдвижение патрон приглашал к себе на дачу, внимательно наблюдал, как тот ведет себя в неофициальной обстановке, общается с родственниками и супругой начальника. Насколько льстит и заискивает, умеет ли сидеть за столом и говорить тосты, насколько при этом естественен. Особая статья — отношение к выпивке, сколько и как пьет, как держится. Главное испытание ждало во время прогулки на катере патрона, когда они оставались тет-а-тет. Он усаживал гостя на специально оборудованное кресло без ручек и начинал выделывать на воде свои фирменные виражи и «патроновские восьмерки» на предельной скорости. Если кандидат на выдвижение не выдерживал и выпадал за борт, патрон считал, что потеря невелика, ибо машина выбрасывала ненужные части, то, что не годится. Если же испытуемый боролся как мог, цеплялся за кресло руками и ногами, а иногда и зубами, экзамен ездой выдерживал, патрон склонялся к положительному решению, резонно полагая, что такого человека не так-то просто будет вышибить из седла и на работе. Нередко после такой езды испытуемый слышал: «Прекрасно, сработаемся!» — высшую похвалу в устах патрона.
Зимой, когда речка Сула покрывалась льдом, кадровый экзамен принимался верхом на верблюде. Слава о верблюжей ферме патрона, так же, как и о страусиной, распространилась в короткое время по всей Украине. Одногорбый верблюд патрона тоже, кстати, Патрон, мог развить скорость до 60 — 70 километров в час. Кандидата взгромождали на Патрона, и патрон давал отмашку. Верблюд набирал скорость, условие все то же — удержаться, не упасть. «Куда его двигать,— часто говорил патрон,— если он на элементарном верблюде усидеть не может?».
Той же цели — проверке деловых и политических качеств руководящего состава — служил и открытый по инициативе патрона областной «Дворец любви», укомплектованный отборными проститутками. Среди клиентов его были не только местные чиновники и депутаты, начальство из Киева не брезговало посетить первый в Украине легализованный бордель. Мало кто знал при этом, что проститутки составляли подробные отчеты о проделанной работе, а все ходоки со своими подвигами запечатлялись на видеокамеры и пополняли досье патрона. Иногда достаточно было мнения бандерши Катерины Ильиничны: мол, мужчина никудышный, чтобы карьера того или иного претендента была законченной. Жаль, не удалось воплотить другие эксперименты на областном полигоне. Публичный дом поставили ему в вину, когда упавший с верблюда киевский гость скончался по дороге в Феофанию, тогда все патрону припомнили его недруги, с которыми он теперь только начал потихоньку рассчитываться.
Нет, министерство терять никак нельзя, и Святослав здесь пригодился очень кстати. После удачного дебюта патрон поручил ему более сложную задачу, — разработать в обстановке строжайшей секретности программу свертывания российской прессы на украинском рынке. Однолинейный Иван Кузьмович за то время, что пребывал у руля, ничего, кроме идеологической бредятины и примитивных конфликтов, связанных с неупотреблением российскими изданиями в Украине «рыднои мовы», предложить не смог. Понятно, толку от идеологических распрей с российскими соседями и нагнетания нервной истерии внутри страны, никакого. А внимание к министерству правды со стороны общества и президента, причем, внимания со знаком «минус», прибавилось и достигло критической отметки.
Святослав Мальшин, после трехнедельного анализа, предложил патрону остроумный вариант. Никто не собирался объявлять войну России, или конфликтовать — наоборот. Проведя через парламент (нелегко, но возможно), ряд поправок к уже действующим законам, они добивались коренного изменения ситуации, причем сугубо экономическими методами. Оказавшись в экономической яме, российские газеты вынуждены будут демпинговать, чтобы выжить. Но как долго, вот вопрос. Здесь бы и пригодились структуры, торгующие бумагой под крышей министерства. Потихоньку-полегоньку, они, в обмен на дешевое сырье, скупили бы акции, находящихся в Киеве редакций российских газет типа «Комсомольская правда в Украине» и им подобных. В настоящее время те получали бумагу из Москвы, по бросовым ценам, почти бесплатно, да и все налоги платили в России. После принятия ряда изменений в законодательстве, они оказывались не в состоянии конкурировать с украинскими изданиями. От финансовой зависимости до идеологической — один шаг, дело техники.
Предусматривался еще ряд мер, в том числе и налогового свойства, уже без поддержки парламента, так что за год-два цель будет достигнута, и российские издания либо уйдут с украинского рынка, либо, что еще лучше, плавно перейдут к новым украинским владельцам. Словом, и здесь открывалось широкое поле для маневра. После представления газетного проекта патрон окончательно убедился, что Святослав Мальшин способен в его отсутствии руководить и не как-нибудь, а с максимальной эффективностью, министерством. Оставались привычные детали: собрать на него досье и проверить по всем линиям, найти взаимопонимание с Иваном Кузьмовичем, предложив ему уйти с почестями и на хорошую работу. Возможно, на сегодняшней коллегии этот вопрос вряд ли решится, но до нового года в министерстве должен быть новый человек.
И все это, как и многое другое, что делал каждый день патрон, — а сегодня у него было запланиравны еще три важные встречи, две из которых связаны с решение крупных финансовых вопросов, а одна — с судьбой уникального предприятия в Запорожской области,— все подчинено одной цели. Ее патрон поставил перед собой сразу после того, как вышел из изолятора предварительного заключения четыре года назад — после того неудачного случая с верблюдом и трагической гибелью приезжего замминистра. Враги раскрутили по полной, так что его судьба запросто могла бы сложиться и по-другому, не пройди патрон в тот год в парламент. Его, скорее всего, осудили бы, дали бы лет пять, и он навсегда ушел в политическое небытие. Да, все тогда висело на волоске, на нем поставили крест и враги, и друзья. Оставалась последняя надежда — зарегистрироваться кандидатом в депутаты. Власть, бросившая патрона на нары, могла бы запросто не пустить и вычеркнуть из списка, да то ли не доглядели, прохлопали, то ли слишком были заняты устройством своих судеб, то ли еще что-то.
В общем, в один прекрасный день случилось чудесное превращение: из нар — в нардепы. К тому времени его из Киева перевели в Сумскую область, условия ужасные, сидел с уголовниками. Когда узнали, что избран, гуляла вся тюрьма. Через неделю он уже принимал присягу в здании со стеклянным куполом. Присяга — присягой, но еще по дороге сюда, куда его уже не сопровождал конвой, он поклялся памятью родителей, что совершит две вещи во что бы то ни стало. Во-первых, и в главных, — отомстит обидчикам, накажет всех, кто так или иначе был причастен к его «посадке». Спешить не станет, по одному будет «подсекать», месть может настигнуть и через год, и через два, и через пять. Но настигнет обязательно. И второе — осуществит восхождение на олимп власти. Для этого у него — две попытки в его пятьдесят один год. С ликвидацией Длинного и Кулака, позорным изгнанием Бурщака воплощение задуманного только начиналось. По его подсчетам, так или иначе виновными в злоключениях были 15 человек, и все они должны заплатить по счетам… Что касается второй части, то каждый день его жизни становился очередной ступенькой, на которую надлежало подняться.
И все же это была хоть и важная, но все же, как он называл про себя, суетливая часть работы, не требовавшая интеллектуальных сверхусилий. Если говорить устаревшим партийным языком, то условно можно сравнить с оргработой, для которой вполне достаточно быстрых ног, проворной оперативной памяти и старательности. Суть, наполнение содержанием, выработка стратегии предполагали больших умственных затрат, работу не ног, но головы. Кроме того, надлежало тщательно, осторожно и скрупулезно выбрать верное направление, ошибка здесь исключалась, так как предопределяла бы заведомую неудачу по результатам всей работы. Не одну бессонную ночь провел патрон, размышляя над выбором вектора движения, определяя направление своей и предвыборной программы, и политики Украины в целом, если ему выпадет стать президентом.
Парадокс заключался в том, что вариантов-то у Украины немного, выбирать не из чего. Первый — тесное единение с братьями-славянами, акцент на Россию плюс реверанс в сторону Белоруссии как вечного ее хвостика. В перспективе — это присоединение к их уже оформившемуся союзу. Короче, о создании некоего монстра, пугала Европы, голодного, холодного и с ядерным оружием в зубах. Неплохая перспективка — страна без мало-мальского намека на демократическое общество, вытолкнутая с европейского рынка, исключенная со всех демократических институтов, распределяющая скудные блага свои, типа стирального порошка «Ариэль» и тракторов «Беларусь» по талонам и карточкам с предъявлением паспорта и справки с места работы. Украина в российско-белорусском анклаве могла бы претендовать на место аграрной вотчины. Сюда также можно свозить отходы атомных электростанций, благо есть опыт сооружения саркофагов.
Второй вариант выглядел предпочтительней, по крайней мере, внешне. Ориентация на дядю Сэма со всеми его прелестями типа валютного фонда, кредитов и прочая и прочая, с неизменными обещаниями протекции при принятии в НАТО, Евросоюз и всемирную футбольную лигу. Заманчиво, конечно, да верится с трудом. Можно еще попытать счастья, скрестив ежа и ужа, то есть, объединив пути, синтезировав все лучшее, но такой шаг можно рассматривать разве что теоретически, сидя где-нибудь на зеленой лужайке, потягивая пивко отечественного производства. Если продолжить аналогию с футболом, то на лужайке отменно будет смотреться форвард-технарь, против которого в таких условиях нельзя сыграть по-мужски, на грубую силу. На большом же поле его сметут натасканные костоломы соперника и не заметят. В политике гибриды не приживаются, не принимаются.
Кроме всего прочего, выбор правильных ориентиров гарантировал успешное прохождение предвыборной гонки, успех в этой страшной мясорубке, что подтверждал опыт 1994 — 1999 годов. Взвесив все «за» и «против», патрон остановился на первом варианте, на России. Решающим стал фактор резко увеличившихся долгов перед Москвой, в результате чего страдал имидж Украины как независимого государства, начали блокироваться инвестиции, усложнилась работа с международными финансовыми организациями. Усугубило ситуацию начало строительства газопроводов в обход Украины. Пока гром не грянул, а в том, что это случится, нет сомнений, патрон считал, что политическое заигрывание с Россией необходимо, и чем быстрее и откровенней оно будет, тем лучше для Украины.
Он решил действовать в нескольких направлениях одновременно. Лично встретился с влиятельными руководителями коммерческих структур, от которых исходила для Украины главная опасность и провел с ними тайные переговоры, «засветив» свою позицию. В то же время группа лучших аналитиков, работавших с патроном много лет, лихорадочно сидела в санатории на Житомирском шоссе, вычисляя, чем можно заманить Россию. И с того, и с другого предприятия толк вышел небольшой. Конечно, хорошо, сказали его переговорщикам в Москве, что вы придерживаетесь близкой нам позиции, но ведь выборы у вас только через три года, а в парламент — через год. Так что, давайте, братья-хохлы, побеждайте и будем работать.
Выводы аналитиков также ничем не порадовали. Они предложили непопулярный вариант расчетов с российской стороной частью газо— и нефтетранспортной системы в виде акций, которые отдаются партнеру в счет погашения долгов. Зато система бы не загнулась так, если бы за нее стояли до упора, декларируя патриотические лозунги типа: «Ни шагу назад, ни пяди земли!» Все это было и по-коммерчески понятно, но как с такими лозунгами выходить на предвыборную гонку?
При этом патрон все время держал на контроле тот факт, что как только он даже пунктирно очертит поворот в отношениях с Россией, последует грубый окрик из-за океана. Эти ребята не любят церемониться, особенно после утверждения США как единственной супердержавы. Потому-то он привлек еще одну группу аналитиков, американистов, которые просчитывали возможные последствия и разрабатывали рекомендации. Не исключал он и досрочных выборов, как парламентских, так и президентских. Впрочем, о каких-то сроках говорить еще рано — патрон-то сам не был готов к ним.
… Поздно вечером, вернее, ночью, в первом часу, уже следующего дня, 17 ноября, в пятницу, патрон по обыкновению заехал в свой офис на Горького, 18. Это была одна из конспиративных квартир, оформленная на партию — большая, трехкомнатная,с высоченными потолками и старинной мебелью. Как всегда, — ужин накрыт в гостиной, мигал телевизор, свет мягкий, но только в холле, на столе горели свечи. Под негромкий рокот новостийных программ патрон отужинал — фаршированная щука и греческий салат — помидоры, овечий сыр и маслины, запивал белым «Шабли». На десерт — фрукты, он, не спеша, очистил яблоко, выпил рюмку «Курвуазье» — предпочитал французские напитки, а машинам отдавал предпочтение немецким. Затем выбрал в хрустальной вазе самый большой и красивый апельсин, очень профессионально, не хуже любого проворного официанта из дорогущего кафе на углу Монпарнаса, освободил от кожуры, но лишь наполовину, так, что другая половина оказалась как бы уложенной в звездообразную вазу из этой самой кожицы, очень аппетитно и соблазнительно.
Закурив вторую за день сигарету, все такую же — тонкую и длинную, из сигарного табака, патрон решил вызвать сегодня Лену. «Гулять так гулять!» — подумал он, набирая знакомый номер телефона. Патрон допивал вторую рюмочку ликера, когда пришла Лена. «Раздевайся!» — сказал вместо «здрасьте» ей патрон. — «Танцуй!». Сидя в огромном кресле бельгийского гарнитура, он наслаждался ее танцем. А Лена действительно классно танцевала, не только со времен ночного клуба «Мичман», куда как-то завез компанию российских нефтяников патрон. Но еще раньше, с самой школы, когда ее, маленькую, возили в ансамбль во дворец пионеров на Печерске, возле памятника Славы. На Лене был абсолютно прозрачная воздушная накидка, какую, она знала, патрон очень любил, и она в этот вечер очень старалась, призывно улыбаясь и смело глядя в темно-агатовые глаза шефа. У Лены в этом доме была своя цель, она очень хотела оказаться поближе к патрону, уложить его в постель. Пока, а танцевала она перед ним уже больше года, это ей ни разу не удавалось. Может быть, сегодня? Увы, после танца, когда она подошла к патрону, и он усадил ее на ковер, она поняла, что и сегодня не получится.
Став на колени, она аккуратно расстегнула молнию на брюках и стала массировать его член. Сначала руками, потом губами, патрон держал ее за уши, чуть поглаживая. Запахло чем-то незнакомым, и она, приоткрыв глаза, увидела, что он закурил тоненькую дамскую сигарету, Лена продолжала работу, вскоре она имела дело уже с настоящей вещью, еще немного, и она почувствовала, как ей на язык стекла первая капелька. Крупная и сладкая, она всегда ей напоминала клейковитую массу весной на фруктовых деревьях, когда в апреле выглянет солнце, они в детстве слизывали эти капельки языком прямо с коры, с толстого ствола. Патрон застонал, и Лена принялась энергично работать губами, заглатывая сладковатые его сливки, стараясь не расплескать ни капельки и не подавиться, чего доброго — закашляться, чтобы пролилось на ковер, как первый раз, когда она здорово волновалась, хорошо он простил, нет больше невозможно, нельзя, нет-нет…