Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 49

отобраны и перекрыты каналы сообщения с быти-

ем, - и главное, человек начинает теряться, что важно

и что неважно. Он скорбит, что нечем уплатить за те-

левизор, и не замечает, что скорбеть-то ему нужно,

что естественные ему дары: зрение, слух, воздух и

свет - благодаря приманке телевизора у него отобра-

ны и что попался-то он не на живца, а на мертвеца -

на механического соловья.

И в этом отличие кожи забот цивилизации, этой

механической матки, о современном человеке от ко-

жи, что создавалась вокруг аристократа из живого

труда: людей и дворовых. Его касались живые руки:

брил цирюльник, а не электробритва, возили лошади -

пахнущие, парные, ржущие, машущие хвостом, а не

бензинная, пластиковая, скрежещущая железяка по-

езда; готовил повар - гастроном, а не закусочная-ав-

томат.

Да что там аристократ! Еще более простой кресть-

янин окружен живым лоном вселенной, и в ней про-

растал, и жизнь проводил в живом соитии: с землей,

огнем, воздухом, рекой,

Единственно еще детям через матерей достается в

живой ткани вселенского вместилища пожить, но

тонка и все тонкостеннее становится и эта кожа. И

сама женщина в наш железный век, стиснув челю-

сти, лезет, торопится ожелезнеть, стать механиче-

ской. Беременная мать, начитавшись ученых книжек,

мнит, что у нее лопнул пузырь и потекли воды, - и

торопится на анализ, кресло и кесарево сечение:

чтоб железом до времени - семимесячного из лас-

ковой тепло-влажной утробной рубашки - изверг-

нуть на холодный свет (не дай бог живые муки ро-

дов перенести!) - и вот еще два самых святых и

неприкосновенных месяца жизни Молохом отвоеваны -

благодаря развращению = цивилизации матерей, А

затем тут что? Торопится сбагрить его со своего мо-

лока - на донорское, среднеарифметическое, меха-

ническое; чуть что - к врачу и на анализ. И не от

злой воли, а от глубоко привитого неверия в себя: я

ничего не могу, а цивилизация - все.

А постыдный самоубийственный торг женщин за ос-

вобождение от <рабства> кухни, пеленок - чтоб уж

ничего живого дитя, войдя в мир, не получало, а все -

механическое!..

Где ж. быть и родиться потом в юноше и девушке

любви - единственной на всю жизнь, когда с детства

он ко взаимозаменимости приучен: материнской гру-

ди - и соски (соска - первое знакомство с ложью

мира), слов воспитателя на зарплате - и игры с отцом,

котлеты домашней - и столовской. Ведь в плоть и

кровь этим вводится - как шприцами противоэпиде-

мических сывороток - неразличение настоящего и

поддельного, живого соловья и механического. Вот и

Потом перенял я часть этого на себя - и только спасибо

жене сказал: вошел и пожил в шкуре матери - и целый мир

открылся мне. 18.1.86 г.

предпосылка для мены жен, разводов: не та - так

другая, все - одинаковы!..

2.111.67 г. - В сравнении с другими народами очень

это была российская драма: когда девушка, пряча грех

или не в силах прокормить, - душит, губит, топит,

засыпает рот песком, живьем хоронит родившегося ре-

бенка. Детородная сфера жизни загнана в подполье, и

когда покажется наверх - косой позора ее срежут.

Но, с другой стороны, характерно, что в убиении ре-

бенка своего русская женщина чуяла меньший грех -

могла себе это позволить и не воспринимала как лич-

ный грех (ибо убивает ребенка не она, а стыд, и позор,

и бедность, и люди злые ее руками), и совесть ее

здесь не так мучала, - тогда как измена мужу мучит

Катерину и Анну, как тяжкий грех на ее совести. Не-

даром и Анна Каренина так ничтожно мало любит де-

вочку - дитя любви: она, девочка, этим уже вино-

вата - и пусть расплачивается; она есть ее наслаж-

дение во плоти, а наслаждение стыдно, и когда тай-

но - еще терпимо, но когда бьет в глаза детородной

плотью - нестерпимо, глаза бы мои не глядели. ...Зато

любовь к Сереже от нелюбимого государственного му-

жа - есть плоть ее совести (а девочка - плоть ее

стыда) - равновесие ее греху и любимой вине.

Итак, погубив чадо свое, русская женщина не стра-

дает так, как когда отдается греховному наслаждению.

Недаром Анна позволила себе, при двух детях, покон-

чить с собой - это могло совершиться лишь при том,

что она забыла, что она мать, и помнила лишь, что она

жена-нежена, неверная и нелюбимая - т.е. отвергну-

тая государством (светом, законом о браке) и народом

(тем, с кем <бросала по любви>).

Отсюда, естественно, выводится формула: в сюже-

тах литературы для русской женщины, как правило,

необходимы два и больше мужчин: для мужчины -

две и меньше женщин. В самом деле: для женщины

(=России) органично было иметь минимум две мужские

ипостаси: Государство и Народ (законный добропоря-

дочный супруг и хмельной возлюбленный). В чистом

виде это: Татьяна, Тамара в <Демоне>, женщины Гон-

чарова: Ольга Ильинская, Вера в <Обрыве>, тургенев-

ские женщины, Аглая в <Идиоте>, в <Братьях Карама-

зовых> Катерина Ивановна, Анна Каренина, Китти, да-

же Катюша Маслова (Нехлюдов и Симонсон), Маша

из <Трех сестер>. В развернутом: Земфира, Елена из

<Накануне>, вокруг которой хоровод: Инсаров, Шубин,

Берсенев; Настасья Филипповна, Грушенька, Наташа

Ростова, Аксинья в <Тихом Доне>, Лушка в <Поднятой

целине> - все с хороводами.

Для русского же мужчины естественны две, не бо-

лее, а то и менее - одна - или ни одной. Две -

это варианты небесной (чистой, истинной) и земной

женщины: или у Достоевского - инфернальной и ра-

ционалистической. Мария и Зарема для хана Гирея:

Татьяна - Ольга (для мужского дубля Ленский - Оне-

гин, ибо и в сне Татьяны недаром ей Ленский и Онегин

рядом снятся вместе с эротическим символом кинжа-

ла-фалла; так что вокруг Татьяны практически 3 муж-

чины, да плюс автор - Слово русское, что признается:

<Я так люблю Татьяну милую мою>); старуха Пиковая

дама и Лиза - для Германа; Ольга Ильинская и Агафья

Пшеницына - для Обломова; Марфинька и Вера -

для Райского; жена и Лиза - для Лаврецкого: Элен и

Наташа - для Пьера Безухова; жена и Наташа - для

князя Андрея; Аглая и Настасья Филипповна - для

князя Мышкина - Гани Иволгина (пара: ангел - бес);

Грушенька и Катерина Ивановна - для Мити Карама-

зова; Аксинья и Наталья - для Григория Мелехова.

Такие же, как Онегин и Печорин, казалось бы, свет-

ские волокиты, - имеют по сути одну - и прочих,

остальных (для Печорина) это Вера - княгиня Литов-

ская, а Бэла, княжна Мери, и та, что в Тамани, - это

ипостаси одной, с которой играют). Так же, как изве-

стно, говорил о себе и жене Блок: для меня есть одна

- жена и - остальная, которой (как рыбы) может

быть множество (по-французски использовали бы здесь

партитивный артикль: de la femme, а по-английски: a

piece of woman).

Но меж Народом и Государством: в этой дистанции

огромного размера, в этом грандиозном вакууме - для

их сообщения между собой - этих мужчин-соперни-

ков (а не для России-женщины, которая их и так всех

мужиков внимала и понимала), для взаимного изъясне-

ния и торгов - и возникло Слово: литература, интел-

лигенция, как <прослойка>. И недаром она также носит

женское имя - почему-то пристало оно этому вооб-

ще-то мужскому духу Слова. По своему положе-

нию - всевнимания: и голоса власти и голоса народе -

она сродни их всех общей подоснове - России. По-

тому естественна аберрация: интеллигенция = сама Рос-

сия, ее соль, ломовая лошадь, жертвенница и т.д. Но,

во всяком случае, для русской интеллигенции харак-

терны эти женские черты: мягкости, жертвы и само-

пожертвованья, неустойчивости. Потому так легко в

нее входили женщины и работали в ней. В то же время

русский мужчина-интеллигент - женственен и никак

не может удовлетворить русскую женщину, хотя оба

попадаются вначале на удочку взаимного понимания и

сродства (см. паническое бегство Инны Ростовцевой от

Алпатова - в <Кащеевой цепи> М, Пришвина: хоть

оба революционеры, нигилисты-курсисты, но чует она

его женскую душу и бежит от мужской русалки).

СТОЛБ КАТЕРИНЫ

16.111.67 г. Женщина ощущает в ходе соития (не

после) крылатость: кажется, что птицей летит: и это

основной мотив и мечта в женской лирике - <полечю

зигзицею> (Ярославна к Игорю); у Катерины в <Грозе>

лейтмотив: птичка. О себе в родном дому до брака

рассказывает она: <Я жила, ни о чем не тужила, точно

птичка на воле> (1, 7), А в последнем монологе -

перед тем как броситься в омут, собирает в узел все

ей отвратительное и то, что бы ей хотелось иметь как

жизнь вечную. Отвратительно ей помещение: дом, сте-

ны, люди. Любо - пространство (мужчине, напротив,

в соитии любо найти место, неприкаянному - точку

опоры, приютиться, куда голову приклонить боль-

шую - на колени, на лоно, как Гамлет: любимая на-

чальная предварительная поза):

<Катерина (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет,

мне что домой, что в могилу, - все равно'. Да, что

домой, что в могилу! Что в могилу! (повторение = пре-

образование идеи. - Г.Г.). В могиле лучше... Под де-

ревцом могилушка... как хорошо!.. (Видите: начинает об-

раз искомой вечной жизни рисоваться, и распахивается

могила вверх - в пространство, и рисуется греза веч-

ной русской женщины = матери-сырой земли! - Г.Г.).

'Домострой, заперевший женщину в помещение, дом, ут-

робу - под замок, ощущался русской женщиной так, как будто

она полость в полости (как матрешка в матрешке), и смертельно

и зверски усиливал птичьи порывы, жажду вырваться. Но не-

даром он подошел Руси...

Солнышко ее греет (= объятие - обогрев, тепло, муж-

чина - окутывает как облако, пальто, шинель. - Г.Г.),

дождичком ее мочит (= дождь с неба - оплодотворе-

ние семенем - Г.Г.)... весной на ней травка вырастет

(травка - раскупорка пор, выход земли из себя нару-

жу - и умножение своей поверхности. Ласкаться на

ветерке, загребать его в себя - весь вобрать. - Г.Г.),

мягкая такая (нежиться и гладиться, телом своим лю-

боваться - женщине присуще. - Г.Г.)... птицы приле-

тят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки

расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие... вся-

кие (задумывается), всякие... Так тихо, так хорошо!

Мне как будто легче! А о жизни и думать не хочется>

(<Гроза>, V, 4),

Конечно: жизнь отменена - не смертью, но жиз-

нью вечной - вечным, непрекращающимся слиянием.

Да, но что это напоминает греза Катерины? Могилу

Базарова? Да, Но еще что-то! Ах да! Это же <Когда

волнуется желтеющая нива>, <Я б хотел забыться и

заснуть...> Дуб, голос, в груди жизни силы, чтоб взды-

малась (расширенное пространство). Вот ключ к рус-

ской литературе и к ее расширяющей грудь духовно-

сти: это греза русской женщины = Матери-сырой зем-

ли, России. Только в ней, в отличие от мечты собст-

венно женщины - Катерины, - нет идеи плодоноше-

ния, живорождения: птички, птенцы, цветочки - это-

го-то нет в грезе Лермонтова. Зато, раз нет продолже-

ния рода и есть мечта прервать цепь рождений (ср.

<Дума> - насмешка сына над отцом: зачем меня сде-

лал? - и <Крейцерова соната>, и Федоров: воскресе-

ние отцов - значит, нерождение детей, глаз вспять,

и оттого в русской литературе изображения смертей

подавляюще преобладают над зачатиями и рождениями,

а страдания и муки изображать много лучше умеют,

чем радости), то весь мир останавливается на мне, и

моя личность расширяется до всего бытия и может

становиться совершенной, т.е. завершенной - вот идея

Кириллова: убить Бога через самочинное завершение

бытия.

И русская интеллигенция в основном из жертвен-

ных служителей Слову, из аскетических бессемей-

ных людей (Ломоносов, Чаадаев, Лермонтов, Белин-

ский, Гоголь, Гончаров, Щедрин, Чехов и т.д.) - это

и есть женственный мужчина (недаром в России

привилось слово <интеллигенция> - женского рода,

тогда как в Англии - множеств, число intellectuals, а

во Франции: hommes de lettres, подчеркивая пол) -

инок, посвященный России (одну ее любя в сердце,

как рыцарь бедный) - и ее волю в Слове-Логосе

творящий.

Но вернемся к женщине в соитии. На Катерине

особенно явно, что эротическая страстность в женщине

может символизироваться религиозной экзальтацией,

что есть возвышение (ex-halt = вы-дыхание), просвет-

ление и одухотворение. Ведь что она видит, приходя

отроковицей в церковь! <И до смерти я любила в цер-

ковь ходить (помните: <Ибо Иго Мое благо и бремя

Мое легко>. А Христос - всеобщий жених, и с ним

соединение - во храме <се грядет жених!> - и воз-

несение в воздух. И недаром <до смерти> любила в

церковь ходить: опять слияние как превозмогание раз-

личений жизни и смерти - как якобы жестоких -

Г.Г.). Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого,

и время не помню и не слышу, когда служба кончится

(вот - исчезновение отдельных предметов, растворе-

ние в первичном мареве пред/сверх бытия. И нет сро-

ков, ни начала, ни конца. - Г.Г.), Точно как все это

в одну секунду было.

Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на ме-

ня, что со мной делается! (Она, как избранная, особо

чувствительная натура - по влекущей страстности, и

призвана и просветлена, как жрицы в храмах Астраты.

Как Ифигения под ножом - жертвенная овечка. Кста-

ти, весь мир Ифигении: нож занесенный и похищение

ее из-под ножа и перенесение в Тавриду = в царство

Черномора - точно женский... - Г.Г).

А знаешь: в солнечный день, из купола такой свет-

лый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно

облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе

летают и поют> (<Гроза>, 1, 7). Это мировой луч,

взгляд солнца с неба всевидящий и пронзающий. Тот

сноп лучей, столп, что видит Катерина, имеет какой

состав из стихий? Там - свет ослепительный, жар

жгучий (огненность, огненный змий) - и от него дым:

переход от огня к воздуху - и разнообразная воздуш-

Отдельные на-личные вещи растаяли, все о-пределения,

грани и формы; зато вместо них то, что под ними, через них;

живая всерастопляющая и всепроницающая сущность бытия. И

для женщины это: свет, столп огненный в воздухе.

ность: огненная (дым), сыро-тельная (облака), душами

летающими - птицами населенная (ангелы - с кры-

лышками, летают). И нет никакой тяжести, земли, твер-

ди. Так что это для мужчины фалл восставший набухает

всей его тяжестью и массой - вся она туда сгущается;

для женщины же ОН - луч: бестелесен - как раз

пробивает купол, ее закупоренность в подкупольном

существовании - и дает ее существу вспорхнуть и

взлететь. ОН для нее не тело, а духоотвод, труба в

небо.

Но еще у Катерины кое-что вычитаем: <А какие

сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы зо-

лотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют

невидимые голоса и кипарисом пахнет, и горы, и де-

ревья будто не такие, как обыкновенные, а как на

образах пишутся. А то, будто я летаю, так и летаю по

воздуху> (<Гроза>, 1, 7).

Видите, как душа - существо Катерины - все но-

вые вариации, орнаменты основного любовного образа

вышивает: золото - солнце, огненный жгучий свет,

что не только светит, но и греет ( в отличие от сереб-

ристости русского обычного света - и лунного, что

светит, но не греет). Храмы - райские сады - висячие

(недаром): сады Семирамиды, куда творится вос-хище-

ние; там - все усеяно, рябит глаза от символов: горы,

деревья, кипарисы - и запах жгуче-теплый, дурманя-

щий (кипарис - запах и смерти: надгробное растение),

И наконец, непрерывный полет. Еще мечта у нее: ра-

зогнаться, подбежать к высокому берегу, обрыву над

Волгой, расставив руки, - и броситься, полететь, как

птица. Это видение и ощущение - и что это возмож-

но - до осязательности материально охватывает и под-

хватывает русских дев, женщин: вот почему многие в

омуте свою у-часть находят (буквально: самоубийства

русских женщин в большинстве - в омут, утопленни-

цы, и переносно: именно страстные и чистейшие, как

Катюша Маслова, - оказываются в <падших> женщи-

нах, блудницах). Вот ведь и Катерина все время на

краю обрыва себя чует: <Точно я стою над пропастью

и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за

что> (<Гроза>, 1, 7).

И это ощущение кануна: вот-вот, на краю (ужасной

бездны - помните: <Есть упоение в бою, // И бездны

мрачной на краю> (Пушкин)), на пороге - характерное

для русского духа мироощущение: душа России так се-

бя в бытии самочувствует и в Слове русской литера-

туры проска(ль)зывается.

ЗЕМЛЕДЕЛИЕ КАК ЛЮБОВЬ

17.111.67 г. <Здесь, где так вяло свод небесный //

На землю тощую глядит...> (Тютчев). Вот ведь какой

здесь Эрос между Небом и Землей. В Греции, <пылая

любовным жаром>, Уран на Гею нисходит. Именно -

издалека. А здесь - вперемежку земля и небо низкое,

серенькое, как и серозем, нависло: а зимой вообще в

метели земля-небо сходятся, да и в частой серости ча-

стого дождичка осеннего, да и в измороси и слякоти

света не взвидишь. Тоже - тотальность.

На Юге, где высоко и отчетливо небо и отдельны

женская и мужская половина, не спят привычно вме-

сте, - там разность потенциалов меж мужским и жен-

ским началами велика, там супруг посещает женщину

редко, но священно, мощно, и метко, и равномерно. А

тут небо-пространство = супруг и мать-сыра земля -

все время рядком, словно на одной широкой кровати

лежат: небо тоже - сы-ыренькое, как и земля - се-

еренькая... Тотальность и смешение ремесел и между

небом и землей.

Так что отделенность мужчины от женщины (по со-

ставу, а не по месту) как раз и есть проблема для

России. Она б и обеспечила как раз более прочную

семью (ибо на полярности 6 и влечении зиждилась),

сов-мест-ную жизнь, и людей не надо было бы силой

власти сверху пальцем прижимать, как булавкой гер-

бария, - к земле и этому месту. А то ведь любовь

русская не на влечении страстном именно этого к этой

(это лишь от резкой разносоставности мужчины и жен-

щины возможно) основана, как правило, но на жалости:

любить = жалеть. Она - жалеет его. <Пожалел бы ты

меня, Вася>, - просит русская женщина. <Пожелал>

заменено на <пожалел>. А этот даже и жалеть-то не

хочет: нервно-хлестаковски вздыбливается: <Жалость

унижает человека!> Горький чуял и передал эту надоб-

ность мужчине выпрямиться, стать самцом, - но все

это нервно, как вспышка Достоевского Ипполита: от

язвящей неполноценности.

А Эрос, что было стал поднимать голову и вставать

на ноги в русской литературе начала XX века (Горький,

Blog

Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Содержание