Geum.ru

Диалог культур и цивилизаций

Вид материалаДокументы

Содержание


У.Е. Головачёва Уральский госуниверситет, магистрантка
Подобный материал:
1   ...   69   70   71   72   73   74   75   76   ...   125

У.Е. Головачёва

Уральский госуниверситет, магистрантка




ОБ ОДНОМ ИСТОЧНИКЕ СТАТЬИ О КРЕСТЬЯНСКОМ ОТКАЗЕ СУДЕБНИКА 1497 г.



В наши дни российская теория государства и права определяет в качестве основного назначения современного закона, прежде всего, внесение изменений в уже существующие правоотношения [5. С. 62]. Не так просто дело обстоит со средневековыми законодательными памятниками. Средневековый закон, нередко базирующийся, в том числе, и на обычно-правовой традиции, нацелен на то, чтобы адекватно зафиксировать постепенно развивающуюся и, соответственно, постоянно меняющуюся юридическую практику. Этими процессами определяется еще одна задача, которая стоит перед разработчиком нового закона – минимизировать различные конфликтные ситуации, возникающие в рамках определенных правоотношений.

Как представляется, наиболее ярко описанную выше особенность средневекового закона иллюстрирует такой русский законодательный памятник, как Судебник 1497 г. Являясь первым законом недавно образовавшегося единого русского государства, Судебник был призван, с одной стороны, соединить в себе наиболее распространенные нормы права, действовавшие в разных частях нового государства, а, с другой, зафиксировать новые правовые отношения, возникшие в результате развития феодализма, а так же, выработать некие механизмы предупреждения конфликтов, порождаемыми феодальными взаимоотношениями.

Очевидно, что у законодательного памятника, созданного в подобных условиях, существует две основных группы источников – это, во-первых, законы территорий, вошедших в новое государство, и, во-вторых, реальная юридическая практика, прецеденты, зафиксированные документально. И если работа с первой группой источников помогает проследить отбор и заимствование в новую синтетическую правовую систему норм права, самостоятельно выработанных и действующих на узко ограниченных и ныне присоединенных территориях, то вторая группа источников отражает реальную нормоприменимость, актуальность для юридической практики новых законодательных установлений. Остановимся подробнее на второй группе источников одной статьи Судебника 1497 г. – статьи о крестьянском отказе.

Основное содержание статьи может быть сведено к двум положениям: устанавливался строгий промежуток времени, в течение которого был возможен переход крестьянина от одного господина к другому – за неделю до Юрьего дня осеннего и неделю после; урегулировался размер пожилого (платы за пользование постройками, двором, и, возможно, хозяйственным инвентарем) в зависимости от местных условий – близости, и, соответственно, цены леса [6. С. 61]. Очевидно, что вторая часть статьи является попыткой предупредить конфликты между зависимым крестьянином и его господином. Более интересен вопрос о складывании традиции крестьянского перехода только в Юрьев день. Соответственно, закономерным является предположение и о существовании другого времени для крестьянского отказа. Вероятно, ответы на эти вопросы могут быть получены в результате обращения к различным жалованным и указным грамотам.

Всего актов, отражающих такое явление, как ограничение права крестьянского перехода и относящихся к периоду до 1497 г., насчитывается семь. Изданы они в промежутке от 1448 до 1481 гг. В пяти грамотах непосредственно упоминается недельный срок до и после Юрьева дня осеннего в качестве временного промежутка, в который возможен крестьянский переход. Две остальные грамоты просто фиксируют ограничение права зависимых на смену господина. Из всех грамот четыре – это жалованные, остальные – указные.

Примечательно то, что все они адресованы двум крупным монастырям – Кирилло-Белозерскому и Троице-Сергиеву. Скорее всего, во всех случаях причиной издания грамот стали челобития игуменов монастырей. В ряде грамот на это есть прямые указания. Так, в самом тексте указной грамоты верейского и белозерского князя Михаила Андреевича белозерскому наместнику, боярам, детям боярским [3. С. 81 – 82] и связанной с ней жалованной грамоте великого князя Василия Васильевича Кирилло-Белозерскому монастырю [3. С. 61 – 62], которые устанавливают единый срок выхода из вотчин монастыря – в Юрьев день, напрямую говорится, что грамоты являются результатом челобития игумина Кассиана. Аналогичны причины издания грамоты с прочетом великого князя Ивана Васильевича ярославскому наместнику об отказе крестьян из вотчин Троице-Сергиева монастыря только в Юрьев день и о возврате из великняжеских деревень всех крестьян, вышедших из вотчин монастыря в какой-либо другой срок – грамота все так же была дана как реакция на челобие игумена монастыря [2. С. 245].

Упоминания о челобитиях монастырей в жалованных и указных грамот отражают существование и других сроков крестьянского перехода. Так, обращение игумена Кирилло-Белозерского монастыря Кассиана к верейскому и белозерскому князю Михаилу Андреевичу, приводимое в соответствующей указной грамоте, содержит информацию о фактах перехода крестьян не только в Юрьев день, но и в Рождество Христово, и в Петров день [3. С. 82]. Еще более интересна окружная грамота великого князя Ивана Васильевича суздальскому и юрьевскому наместникам по челобитию игумена Троице-Сергиева монастыря Спиридония о сыске и выводе обратно крестьян монастыря, покинувших его земли накануне Сборного воскресения (т.е. первого воскресения Великого поста [7. С. 562]), которая предписывает «посадит их [крестьян] по старым местом, где хто жил, до Юрьева дни до осеннего» [1. С. 263 – 264]. Очевидно, что переход зависимых накануне начала сельскохозяйственных работ и в самый разгар страды – в Сборное воскресение и в Петров день – был не так неудобен для землевладельцев, как переход в период за неделю до и после Юрьева дня. В тоже время, переход крестьян в ноябре осложнялся еще, как правило, не выполненной повозной повинностью, которая представляла собой, по сути дела, предоставление продуктов питания для непосредственного потребления господином (см., например, грамоту с прочетом верейского и Белозерского князя Михаила Андреевича рыбникам о выдачи рыбы Кирилло-Белозерскому монастырю на мирские праздники [3. С. 108]). Реализация повозной повинности была возможна лишь в условиях установления стабильного санного пути, которое происходит в центральной части России, как правило, лишь к середине декабря [4. С. 62]. Тогда логичным было установление сроков перехода крестьян накануне Рождества Христова. Однако монастыри были заинтересованы в закреплении крестьян в течение длительного времени на одной территории, о чем свидетельствуют, например, жалованные грамоты великого князя Василия Васильевича Троице-Сергиеву монастырю на право не выпускать крестьян из своих вотчин, расположенных в Бежецком Верхе и Угличском уезд [2. С. 112], выданные в ответ на челобитие игумена Вассиана великому князю. Поэтому в конечном итоге, в качестве периода, в который возможен крестьянский переход, был выбран Юрьев день осенний.

Очевидно, что первоначально крестьянский переход осуществлялся по согласованию с господином накануне наиболее важных православных праздников, о чем свидетельствуют челобития игуменов о запрете крестьянского перехода не в Юрьев день. К середине XV в. постепенно сложилась практика отказа только в Юрьев день, которая сначала была узаконена лишь на некоторых территориях жалованными и указными грамоты, а позднее получила и общегосударственное законодательное оформление в рамках Судебника 1497 г.

Однако, при исследовании актовых источников статьи о крестьянском отказе Судебника 1497 г. возникает еще один закономерный вопрос: почему челобития об установлении Юрьева дня как единственного срока для крестьянского перехода исходят только лишь от двух наиболее крупных монастырей, и, следовательно, почему жалованные и указные грамоты, устанавливающие Юрьев день как рубежную точку крестьянского отказа, адресованы только крупным монастырям? В данной ситуации совершенно не проявляет себя формирующийся слой служилых землевладельцев, которые, как кажется, были заинтересованы в закреплении на принадлежащих им территориях зависимых на длительный срок. Попробуем дать некое логичное объяснение этой ситуации.

Начать стоит с того, что монастырские архивы лучше всего сохранили свою документацию, касающуюся прав владения недвижимым имуществом и зависимыми людьми. Однако, однозначно все объяснять особенностью сохранности источников по русской средневековой истории невозможно. Факт остается фактом: нет ни одной челобитной, ни одной жалованной или указной грамоты, которая давала бы служилому землевладельцу право отпуска крестьян только в Юрьев день. В тоже время, большинство жалованных грамот, предоставляющих поместья служилым людям, дают земли со всем «что потягло», «что тянет», т.е. не просто землю, а уже населенную крестьянами [1. С. 7, 9, 169, 196] . Поместья, пожалованные служилым людям, во второй половине XV в. – значительно меньше по своему размеру, чем монастырские вотчины. Соответственно, служилые землевладельцы еще не испытали дефицита рабочих рук для обработки своих поместных земель, что, напротив, двигало монастыри на ограничение права крестьянского перехода введением Юрьева дня.

Необходимо сказать и о еще одной особенности актового материала, относящегося ко второй половине XV в. Значительную часть среди актов этого периода занимают различные разъездные и отводные грамоты, которые составляются по приказу великого князя. Все это свидетельствует о политике, нацеленной на единовременный учет всей земельной собственности на территории государства, наводящейся в частных руках. Чем был вызван комплекс подобных мероприятий центральной власти? Скорее всего, подобная ревизия связана с формированием системы администрирования и складыванием класса служилых землевладельцев. Государство стремиться понять, сколько земли находится в частном владении, а сколько – свободно, чтобы затем использовать эту землю в целях поддержки своих служилых людей путем предоставления поместий за службу. В этом контексте, кстати, могут быть рассмотрены и писцовые описания конца XV – первой половины XVI вв., правда, нацелены были они, прежде всего, на учет не земли, а крестьянства.

В таком случае, совершенно закономерно напрашивается вывод, что ограничение права крестьянского перехода был выгоден, прежде всего, крупным монастырям.

Подведем некоторые итоги. Очевидно, что статья о крестьянском отказе Судебника 1497 г. является лишь фиксацией уже сложившейся юридической практики в области взаимоотношений между зависимым крестьянством и крупным землевладельцем. Такой источник этой статья, как жалованные и указные грамоты, позволяет проследить процесс формирования традиции крестьянского отказа. Первоначально отпуск зависимых был возможен в наиболее важные православные праздники, однако постепенно к 1450 гг. устанавливает постоянная и единая для всех дата перехода – Юрьев день. На протяжении второй половины XV в. игумены наиболее крупных монастырей постоянно обращаются с челобитиями к великому князю по поводу узаконения периода за неделю до и после Юрьева дня осеннего в качестве единственного возможного времени для осуществения крестьянского отказа., что и выразилось в соответствующей статье Судебника 1497 г. Таким образом, статья о крестьянском отказе является результатом длительного, почти пятидесятилетнего, взаимодействия великокняжеской администрации и монастырей.


1. Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. В 3 т. Т. 3. М., 2002.

2. Акты социально-экономической истории северо-восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. В 3 т. Т. 1. М., 1952.

3. Акты социально-экономической истории северо-восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. В 3 т. Т. 2. М., 1958.

4. Веселовский С.Б. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978.

5. Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права. СПб., 2002.

6. Российское законодательство X – XX веков. В 9 т. Т. 2. М., 1985.

7. Христианство. Энциклопедический словарь. В 3 т. Т. 3. М., 1995.