Диалог культур и цивилизаций

Вид материалаДокументы

Содержание


М.В. Каиль Смоленский госуниверситет, аспирант
Подобный материал:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   125

М.В. Каиль

Смоленский госуниверситет, аспирант




ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ КАМПАНИИ 1922 г. ПО ИЗЪЯТИЮ ЦЕРКОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ



Исторические последствия кампании по изъятию церковных ценностей были столь значительны, что позволяют говорить о начале с 1922 г. качественно нового этапа в истории Православной церкви. В ходе кампании изменились условия функционирования религиозных организаций – была создана новая правовая система (законодательная основа преследования верующих как контрреволюционеров), оформилась система органов по осуществлению антицерковной политики, появилась четко осмысленная, планируемая вероисповедная политика, начала действовать система антирелигиозной пропаганды, в конечном итоге была предпринята масштабная акция по смене руководства церкви и ее дискредитации, расколу единства православных.

Одним из важнейших итогов кампании 1922 г. А.Н. Кашеваров считает «складывание системы органов центральной власти по проведению религиозной политики»: «Во главе этой системы стояло Политбюро ЦК партии, Антирелигиозная комиссия ЦК РКП (б) координировала и направляла антицерковную деятельность различных ведомств и учреждений, непосредственным исполнителем карательных мер и проводником религиозной политики в основном были органы ГПУ – ОГПУ – НКВД. Все это позволило Советскому государству от осуществления различных антицерковных кампаний перейти после 1922 г. к планомерному и последовательному вытеснению Церкви из всех сфер общественной жизни…» [6. С. 247].

О резком изменении политики региональных властей в отношении церкви после 1922 г. убедительно свидетельствуют материалы работы агитпропа Смолгубкома партии. С этого времени в практику входит проведение действительно масштабных агитационных акций: комсомольского рождества и пасхи [1. Д. 2230. Л. 50 – 53], готовятся и распространяются специальные материалы для агитаторов, существенно расширяющие знания последних по церковным вопросам [1. Д. 1227] (при этом критика церкви строится по-прежнему на естественнонаучной основе). Издается специальная литература атеистического содержания, предназначающаяся как ответственным работникам, так и широким массам. Прежний центр атеистического книгоиздания при VIII отделе Наркомюста переходит в ведение ГПУ [10].

Эти изменения свидетельствуют о повышении внимания партии и правительства к «церковному вопросу»: именно в ходе кампании 1922 г. Складывается практика решения вопросов о судьбе церкви во властном центре – Политбюро ЦК [8. С. 42 – 52], а с 1922 г. направления политики в отношении церкви определялись именно Политбюро и лишь затем облекались в законодательную форму. Постоянный интерес партии к судьбе церкви, формирование и работа органов, призванных постоянно контролировать положение религии и реализовывать государственные антирелигиозные установки (Антирелигиозная комиссия, Секретариат по делам культов при председателе ЦИК, затем Постоянная Комиссия по религиозным вопросам при Президиуме ВЦИК), свидетельствуют о появлении государственной политики в отношении церкви в полном понимании этого термина (как комплекса мер, направленных на реализацию идеологических установок, учитывающих реалии социально-экономического и политического положения в стране). С начала 1920-х гг. религиозный фактор играет немалую роль во внешнеполитической линии Советского государства, которому в ближайшие годы не раз приходилось корректировать свою антирелигиозную практику, ориентируясь, в том числе, на позицию зарубежных государств.

Что касается содержания государственной вероисповедной политики, она неизменно воплощала в жизнь идейную атеистическую партийную установку, но увязывала ее реализацию с конкретным положением дел: на протяжении 1920-х гг. воздействие «мирных» средств борьбы с религией заметно усиливается, репрессивная практика переходит от стихийной агрессии времен гражданской войны к преследованиям в соответствии с адаптированным к решению антирелигиозных задач законодательством.

Качественное изменение характера взаимоотношений государства с Православной церковью, формирование линии государственной антирелигиозной политики, создание системы органов по ее реализации было важным историческим последствием кампании 1922 г. Но изменения затронули и само религиозное общество – произошел один из самых масштабных и болезненных расколов религиозного единства в Православной церкви – обновленческий раскол: предыстория и история его в России рассмотрена подробно [9; 11]. Нам же важно подчеркнуть значение его в судьбах православного общества провинции.

Догматическая и даже политическая сущность раскола осталась вне понимания провинциального общества, а переход в обновленчество совершался зачастую формально. Сама же государственная идея обновления церковной жизни (в плане смены руководства церкви) была чужда православным провинции – раскол развивался здесь при активном воздействии, давлении партийных органов, при активном участии ГПУ [5. С. 40 – 57]. При этом за несколько лет он достиг значительного размаха: к 1929 г. в губернии действовала 1041 церковь патриаршей ориентации и 525 приходов обновленцев [2. Д. 811. Л. 10], в самом Смоленске в 1924 г. обновленцам принадлежало только две еркви, одна из них – кафедральный собор [3. Д. 7]. Но «кризис непонимания» сущности обновленчества предопределил массовое покаяние и возвращение раскольников в лоно патриаршей церкви. При этом долгое время епархия была обновленческой: епархиальное управление находилось в руках обновленческих ставленников – архиепископа Алексия Дьяконова и Димитрия Крылова [7. С. 226 – 227].

Патриаршее (тихоновское) и обновленческое течения остро конфликтовали – за храмы, сферы влияния. Подобные конфликты, к которым подключались и представители власти, серьезно отягощали религиозную жизнь провинции, не способствовали доверию к церкви. Расширение влияния обновленцев вело к переходу под их контроль органов епархиального управления, что существенно ограничивало права и возможности тихоновцев. Обновленцы порою становились объектом агрессии православных – есть сведения о погромах и поджогах приходов и домов обновленцев. Эти явления, дестабилизирующие религиозную жизнь провинции, также были прямым следствием событий 1922 г.

Реформирование государственной антирелигиозной политики и инспирирование властями обновленческого раскола (акции, направленной прежде всего на смену руководства церковью) существенно изменили условия существования провинциального православного общества. Большевистская атеистическая идея получила реальный план и механизмы его воплощения в жизнь. Под влиянием импульса кампании по изъятию церковных ценностей 1922 г., обнаружившей стойкость религиозных убеждений и оппозиционность атеистической идее государства широких масс, была сформирована система органов по атеизации общества – по «воспитанию нового советского человека». При этом, по мнению американского исследователя В. Хасбанда, религиозность рассматривалась как один из «артефактов отсталости» [12. P. 23]. В ходе событий 1922 г. стало ясно, что религиозность более сильный враг режима, чем предполагалось ранее. Как ответ, власти приводят в движение аппарат антирелигиозной пропаганды, ищут способы превратить церковь в институт, хоть и чуждый, но лояльный генеральной политической линии правящей партии. Одна из таких попыток – подготовленная акция по расколу церкви, существенно изменившая обстановку религиозной жизни, добавившая внутренних конфликтов, деформирующих церковное единство.

Многие последствия произошедших в 1922 г. глобальных идейных и практических изменений ощущались вплоть до 1943 г., что бесспорно порождает особый интерес исследователей к сущности событий 1922 г., выявлению их особенностей на локальном, территориальном уровне.

Кампания по изъятию церковных ценностей 1922 г. планировалась в недрах Политбюро ЦК партии исходя из экономического положения страны (поводом к ней явился голод в Поволжье), задачи борьбы с церковью решались параллельно. Для их решения были выбраны жесткие методы, поддержанные большинством членов Политбюро и руководством ГПУ. Резкость и жесткость «атаки» на церковную собственность были восприняты православным обществом как масштабное наступление на церковь и веру [4. С. 73 – 92] – на защиту ценностей встали широкие слои верующих, готовых к противостоянию ценою собственной жизни. Активность, инициативность смоленских верующих, интеллигентный состав лидеров сопротивления в Смоленске ярко характеризуют состояние православного общества провинции начала 1920-х гг., определяют региональную специфику событий 1922 г. на Смоленщине. Сопротивление верующих тогда носило антигосударственный оттенок – изъятие ценностей стало ареной борьбы против атеистической власти, не признающей право на существование традиционных ценностей.

Результат противостояния – жертвы со стороны защитников ценностей. Государство ответило на сопротивление модернизацией законодательства и институтов, способных реализовать планы идеологической модернизации, судебными репрессиями и еще большим сокращением реальных прав верующих.

Кампания 1922 г., протекая в переходный после гражданской войны период, показав властям заметный очаг общественного сопротивления, имела значительные исторические последствия. Оперативная мера по инспирированию обновленческого раскола обернулась для церкви масштабным многолетним расколом единства сообщества православных, массой внутренних распрей, необходимостью выбора пути, приведшей церковь к попыткам диалога с властью 1927 г., в свою очередь породившим новые расколы. Государство сделало серьезные выводы из неудач кампании – активизировало свои структуры на борьбу с церковью, оцениваемой теперь только как потенциальный источник контрреволюционного сопротивления.

Последствия кампании были, как видим, многоплановыми: отразились на психологическом климате в сообществе православных, определили жесткость государственной политики в отношении церкви. Характер произошедших событий, оцениваемых властью исключительно как проявление классовой борьбы, определял политику государства в отношении церкви, по крайней мере, на протяжении двух десятилетий, что дает возможность рассматривать 1922 г. как поворотный пункт в истории государственно-церковных отношений в Советской России.


1. ГАНИСО. Ф. 3. Оп. 1.

2. ГАНИСО. Ф.5. Оп. 1.

3. ГАСО. Ф.161. Оп. 4.

4. Дейли Дж. Штурм последней крепости: большевистская атака на церковь в 1922 г.// Ученые записки Российского православного университета ап. Иоанна Богослова. Вып. 6. М., 2000.

5. Каиль М.В. Власть и верующие в российской провинции начала 1920-х гг. Голод. Изъятие церковных ценностей. Раскол. Процесс смоленских церковников на Смоленщине. Смоленск, 2008.

6. Кашеваров А.Н. Православная Российская церковь и советское государство (1917 – 1922). М., 2005.

7. Короткая Н.Г. Обновленческий раскол на Смоленщине в 20-е годы ХХ в.// Церковно-исторический вестник, 2005 – 2006. № 12 – 13.

8. Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922 – 1925 гг. Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и подчинение духовенства. М., 1997.

9. Обновленческий раскол (Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики). Сост. И.В. Соловьев. М., 2002.

10. Степанов И. О «Живой церкви». М., 1922.

11. Шкаровский М.В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви ХХ в. СПб., 1999.

12. Husband W. «Godless Communists». Atheism and Society in Soviet Russia, 1917 – 1932. Illinois, 2000.