AZƏrbaycanşÜnasliğIN

Вид материала

Документы

Содержание Ən yeni nəsrimizdə azərbaycan obrazi Исследование оркестрового письма как один из ракурсов изучения симфонического наследия Восприятие поэзии мирза-шафи вазеха Профессиональная лексика и ее связь с терминологией

Подобный материал:

• AZƏrbaycanşÜnasliğIN, 12064.5kb.

Ana dili və xarici dil vasitəsilə inkişaf etdirilən biliqvistik təhsilin ideyaları və konkret vəzifələrini həyata keçirmək üçün aşağıdakı məsələlərin təkmilləşdirilməsi zəruridir:

• Tədrisin müxtəlif mərhələlərində bilinqvistik təhsilin konseptual əsasları, o cümlədən tələbələrin sosial-mədəni inkişafının fənlərarası əsasları;
  
• Tədris prosesinin metodik təminatı. Buna aşağıdakılar daxildir:
  

- ali təhsil müəssisələrinin müxtəlif növləri (pedaqoji, çoxsahəli (universitet), tərcüməyönümlü və s.) üçün tədris proqramları və tədris planları (karrikulumlar)

- tədris materialları, o cümlədən, tələbələrin ixtisasyönümlü (peşəkar) və ümummədəni biliklərinə və bacarıqlarına nəzarət və özünənəzarət üçün tədris materialları.

Müasir zamanda isə, müxtəlif səviyyəli mütəxəssislərin, xüsusilə xarici dil müəllimlərinin, mədəniyyətlərarası ünsiyyət imkanlarının genişləndirilməsi şəraitində kifayət qədər formalaşnış peşəkarlıq aspektinə ehtiyac duyulur. Beləliklə, pedaqoji kadrların hazırlanmasına dair Azərbaycan biliqvistik təhsilinin vəzifələrindən biri də, göründüyü kimi, tələbələrin ümumi və peşəkar kommunikativ səriştələrinin formalaşdırılmasıdır. Bu, öz növbəsində aşağıdakı amillərin işlənməsini nəzərdə tutur:

• həm “ənənəvi” fənlər (ölkəşünaslıq, mədəniyyətşünaslıq, öyrənilən dil ölkələrinin ədəbiyyatı), həm də “qeyri-ənənəvi" fənlər (məsələn, xarici dilin tədrisi metodikası, pedaqogika, psixologiya) üzrə bilinqvistik təhsil proqramları;
  
• xarici dildə tədris fənlərinin bilinqvistik tədrisi üçün tədris materiallar;
  
• tələbələrin həm əyani bilik və bacarıqlarının, həm də kommunikativ peşəyönümlü bacarıqlarının səviyyəsinin müəyyənləşdirilməsi üçün yoxlama tapşırıqları;
  
• tələbələr tərəfindən özlərinin əyani bilik və bilinqvistik kommunikativ bacarıqlarının səviyyəsinin özünüqiymətləndirilməsi üçün qiymət şkalaları.
  

Belə materiallarının işlənib hazırlanması, eyni zamanda, tələbələr üçün süni bilinqvistik mühitin yaradılmasına da yönəldilərək xarici dil müəlliminin mədəniyyətlərarası peşəyönümlü ünsiyyətinin təhlili və didaktik baxımdan nəzərdən keçirilməsini tələb edir. Bunun məqsədləri aşağıdakılardır:

• xarici dil müəlliminin sosial-mədəni portretinin formalaşdırılması;
  
• xarici dil müəlliminin mədəniyyətlərarası peşəyönümlü ünsiyyəti üzrə vəziyyət diapazonunun müəyyənləşdirilməsi;
  
• xarici dil müəlliminin bilinqvistik peşəyönümlü səriştəsi tərkibinin və səviyyələrinin müəyyənləşdirilməsi.
  

Hazırda mədəniyyətlərarası təhsil müxtəlif etnik və milli mədəniyyətlərə, sosial alt-mədəniyyətlərə və inkişafın müxtəlif sivil modellərinə mənsub olan və geosiyasi cəmiyyətlərə daxil olan ölkələri təmsil edən kommunikativ partnyorların qarşılıqlı fəaliyyəti kimi nəzərdən keçirmək məqsədəuyğundur.

Kommunikativ partnyorlar arasında qarşılıqlı fəaliyyət “həm konkret dilin daşıyıcıları və qeyri-daşıyıcıları arasında, həm də beynəlxalq ünsiyyət dillərinin birində ünsiyyət iştirakçıları (kommunikantları) arasında əhatə olunan vəziyyətləri” (Safonova V.V., 1996, səh.30) əhatə edir.

Bu tərifə yalnız onu əlavə etmək olar ki, mədəniyyətlərarası ünsiyyətin göstəricisi, mədəniyyətlərarası ünsiyyət dilindən daha çox kommunikantlar tərəfindən ünsiyyət vasitəsi kimi istifadə olunan “vahid” dil nəzərdə tutulur.

Beləliklə, yuxarıda deyilənləri ümumiləşdirərək deyə bilərik ki, mədəniyyətlərarası səriştənin formalaşdırılması və mədəniyyətlərarası ünsiyyətin tədrisi, ümumi olaraq, dil tədrisinin məqsədi kimi həmişə olmamışdır. Bu da bir çox amillər, hər şeydən əvvəl, xarici dil tədrisinin sosial-mədəni konteksti ilə şərtləndirilmişdir (bu halda, xarici dilin tədrisi metodikası ilə sıx əlaqəli elmlərin (psixologiya və dilçilik) inkişafı daxil olunur). Müasir zamanda mədəniyyətlərarası ünsiyyətin tədrisi bir çox Avropa ölkələrinin tədris proqramlarında müxtəlif səviyyələrdə, o cümlədən pedaqoji kadrların hazırlanması səviyyəsində üstünlük təşkil edir.


ƏDƏBİYYAT

1. Azərbaycan Respublikası Konstitusiyası, Maddə 21, Bakı 1996, səh.10
   
2. Baker C.A., Types of Bilingual Education // New-Style workshop 5A. Learning and Teaching Languages in Pre-School and Primary Bilingual Contexts. – Strasbourg: Council of Europe, Carmarthen, CC-LANG (92) 5A, 1991;
   
3. Cohen A.D., Speeach Acts // Sandra Lee McKay, Nancy H.Hornberger (eds.) Sociolinguistics and language teaching – New York: Cambridge University Press, 1996. – P. 383-420;
   
4. Cummins J., Swain M., Bilingualism in Education. Aspects of Theory, Research and Practice. – Longman, 4^th impr., 1992. – 235 p;
   
5. Ervin-Tripp S.M., Is second language learning like the first? / TESOL Quarterly, vol. 8 No.2, 1974. – P. 111-127;
   
6. Fishman J.A., Bilingual Education: waht and why? / Trueba H.T., Barnett-Mizrahi C. (eds.): Bilingual-multicultural education and the professional. – Rowley / MA, 1979. – P.121-137;
   
7. Mikes M., The Ways of developing bilingualism at pre-school age // New-Style workshop 5A. Learning and Teaching Languages in Pre-School and Primary Bilingual Contexts. – Strasbourg: Council of Europe, Carmathen, CC-LANG (92) 5A, 1991;
   
8. Rey M., Training teachers in intercultural education? // The work of the Council for Cultural Co-operation (1977-1983). – Strasbourg, 1986. – 54 p.;
   
9. Сигуан М., Макки У.Ф. Образование и двуязычие. М., 1990., 286 с., с.102-116
   
10. Dе Cиллиа Р., Reisigl M., Wodak R. The discursive construction of national identities // Discourse and Society. An International Journal for the Study of Discourse and Communication in Their Social, Political and Cultural Contexts. – 1999. – V.10, No.2. – P.149 – 173.
    
11. New-Style Workshop 5A. Learning and Teaching Languages in Pre-School and Primary Bilingual Contexts, 1991
    
12. Исмаилова Д.А. Методика обучения диалогической речи английского языка на начальных курсах языковых вузов. – Баку: Мутарджим, 2002. – 212 с.;
    
13. Гусейнзаде Г.Д., Обучение речевой коммуникации на иностранном языке. - Баку: Мутарджим, 2001. – 131 с.;
    
14. Гусейнзаде Г.Д., Лингводидактический анализ речевой коммуникации на английском языке. – Дис. Док.пед.наук Баку, 2004. – 326 с.
    
15. Османзаде А.О., Межкультурная коммуникация как методологическая основа подготовки профессиональных переводчиков. / Перевод и транснациональне процессы. Тезисы международной конференции. Баку. 2005. – с.167;
    
16. Верещагин Е.М., Психологическая и методическая характеристика двуязычия (билингвизма) – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1969
    
17. Otten E., Towards a country-specific methodology in bilingual education – integrating language and content learning and teaching // New-Style workshop 12A. Bilingual Education in Secondary Schools: learning and teaching non-language subjects through a foreign language.– Strasbourg: Council of Europe, Soest, CC-LANG (93) 12A-3, 1993;
    
18. Thurmann E., Bilingual Education in Secondary Schools: Learning and Teaching Non- language subjects through a foreign language / second progress reporton the research and development programme of Workshop 12 A. – Strasbourg, 1995;
    
19. Сафонова В.В., Изучение языков международного общения в контексте диалога культур и цивилизаций. – Воронеж: Истоки, 1996. – 237 с.
    

SUMMARY

In this paper entitled "Construction of bilingual education models based upon the Azerbaijani and English languages during teaching cross-cultural communication", the author Mammadova Natella Allahverdi gizi considers bilingual education by taking into account an expedient process of joining the world culture through two languages (native and foreign).

In this process, a foreign language acts as a means of joining a special world of knowledge and acquiring cultural, historic and social experience of different countries and peoples.

In this paper, a definition of bilingualism is given; its models and their peculiarities are considered; a social and cultural context of teaching foreign languages in Azerbaijan is given, and the main factors of formation of bilingual education models and their role in formation of communicative competence of cross-cultural communicants are considered.


РЕЗЮМЕ

В этой статье "Построение моделей билингвального образования при обучении межкультурному общению на основе азербайджанского и английского языков", автор статьи Мамедова Нателла Аллахверди кызы рассматривает билингвальное или двуязычное образование, принимая во внимание целенаправленный процесс приобщения к мировой культуре посредством двух языков (родного и иностранного).

В этом процессе иностранный язык выступает как средство приобщения к особому миру знаний и освоения культурно-исторического и социального опыта различных стран и народов.

В этой статье дается определение билингвизма или двуязычия, рассматриваются его модели и их особенности; приводится социально-культурный контекст обучения иностранным языкам в Азербайджане и рассматриваются основные факторы формирования моделей билингвального образования, а также их роль в формировании коммуникативной компетенции участников межкультурного общения.


Mustafayev Tehran


ƏN YENİ NƏSRİMİZDƏ AZƏRBAYCAN OBRAZI


Müasir Azərbaycanın obrazı; müstəqil, işıqlı, dünyaya açıq; çarpışan-vuruşan, varlığını-özümlüyünü-özəlliyini durmadan tanıdan; digər millətlər içrə yerini-öncüllüyünü-modernliyini isbata çalışan; ya ziddiyyətlər-düyünlər, çıxılmaz durum və problemlər, min bir sınaqlarla üz-üzə xalq-millət-cəmiyyət, vətən-ölkə obrazı. Bu obrazı bu gün biz ən müxtəlif nisbətlərdə birbaşa ətrafımızdan, yaşadığımız həyatdan, gördüyümüz gerçəklərdən, KİV-dən: mətbuat-televizion-internet aləmindən alırıq; ədəbiyyatdan, konkret halda bədii nəsrdən necə, hasil edə bilirikmi? Ən yeni nəsrimiz dedikdə, yaşadığımız əsrin, son on ilin təklif elədiyi roman, hekayə, bədii nəsr nümunələrini nəzərdə tuturam; ideal və real planda, ideya və qayə etibarilə, inikas və təcəssümdə bu nəsrin bizə tanıtdığı, haqqında danışdığı, obrazını yaratdığı Azərbaycan varlığı nədən ibarətdir? Bədii proza oxucusu üçün təzə bir Azərbaycan kəşf edə bilirmi?

Bir model olaraq, ədəbiyyatımızda son Azərbaycan obrazı 1960-80-ci illər təcrübəsi ilə bağlanır; müqayisə olsun deyə: bu obrazı ötən əsrin əvvəllərində milli istiqlal və romantizm hərəkatının, adekvat olaraq romantik və realist ədəbiyyatın yetirdiyi Müstəqil Azərbaycan İdealı və daha sonrakı reallıqların mücəssəmi olan Sovet Azərbaycanı obrazından fərqləndirən cəhətlər var. Bu: milli iftixar və modern həyat mündəricəsini özündə qapsayan bir obrazdır; müstəqillik arzularını eyni zamanda sosial ədalət və humanizm prinsipləri ilə uyarmağa maildir. 1990-cı illərin sərt həqiqətləri, müstəqillik uğrunda çarpışmanın gerçək durumu və çətinliyi milli həyatda həmin obrazın illüziyalarını da ortaya çıxardısa da, ədəbiyyatda hələ uzun zaman yaşayır; və əslində, 1990-cı illər ədəbiyyatı daha çox elə həmin idealın məhvi, iflas və ağrılarının təcəssümündən sıra tapır, o cümlədən ədəbiyyatımızda Qarabağ mövzusu da büsbütün bu müstəvi üzərində qərarlaşmışdır.

Təkcə nəsr faktlarına müraciət etsək, bugünə qədər də davam edən ən xarakterik nümunələrdə: Anarın “Otel otağı”, Sabir Əhmədlinin Qarabağ trilogiyası, Aqil Abbasın “Çadırda Üzeyir Hacıbəyov doğula bilməz” və daha sonralar qələmə aldığı “Dolu”, A.Məsudun “Azadlıq”, S.Alışarlının “Mayestro”, M.Süleymanlının “Erməni adındakı hərflər”, Əlabbasın “Qiyamçı”, S.Səxavətin “Yəhudi əlifbası”, N.Əbdülrəhmanlının “Yalqız” və s. kimi əsərlərdə ya 1960-80-ci illər Azərbaycan idealının iflasından söz açmaq olar, ya da birbaşa bədii ifşasından. Əkrəm Əylislinin “Ətirşah Masan” romanı hətta bu ideala parodiya kimi meydana çıxdı. Daha sonra Elçin “Bayraqdar” povestində asan və əlçatar görünən təsəvvürlərin məhvini sərt boyalarla qələmə aldı. Aqil Abbasın “Dolu” romanında təsəvvüründəki Azərbaycan idealını Qarabağ savaşında dəfn edən qəhrəmanın tragizmi təsvir olunur.

Belə ki, bütövlükdə 1990-cı illər üçün milli ədəbiyyatda ötən əsrin əvvəllərinin romantik milli Azərbaycan obrazı 1960-80-ci illər ədəbiyyatının gerçək olduğu qədər də illüziyalı Azərbaycan obrazından daha səbatlı görünürdü. Yeni Azərbaycan cəmiyyətinin yaradıcısı Heydər Əliyev bugünün Azərbaycançılıq təlimini rəsmi dövlət ideologiyası kimi irəli sürürkən, onun tarixi zəmininə diqqət yönəldir: «Azərbaycan Respublikasının dövlət müstəqilliyi 1918-ci ildə yaranmış ilk Azərbaycan Demokratik Respublikasının ənənələri əsasında müasir tələblərlə, dünyada gedən proseslərlə bağlı olaraq təmin olunmalıdır...”. Yaxın tarixin digər mərhələlərində qazanılmış təcrübədən də yan ötülmədən, başlıca olaraq məhz müstəqillik dövründə qazanılmış dəyərlərə sadiqlik müasir Azərbaycan obrazının təcəssümündə ümdə şərtdir; çün milli varlığın sərbəst-azad ifadəsi yalnız adekvat ictimai-siyasi durumda mümkündür.

Anarın 2003-cü ildə qələmə aldığı “Ağ qoç, qara qoç” əsərində müasir Azərbaycan obrazını 1918-20-ci illərdə C.Məmmədquluzadənin “Anamın kitabı” pyesində təsvir etdiyi situasiyaya adekvat qabartması, həmin təcrübəni dəyərləndirməyin faktı kimi alına bilər. “Ağ qoç, qara qoç” əsərinin predmetini bilavasitə çağdaş Azərbaycanın taleyi üzərində düşüncələr təşkil edir. Əsərin utopiya hissəsində eynən 1960-80-ci illərin Azərbaycan obrazı təcəssüm olunub; intəhası həmin dövrdə birbaşa gerçəkləri, qəhrəmanın həyatının mündəricəsini: inamı-mübarizəsi-idealını ehtiva edən bu obraz hazırda yalnız “utopiya” qismində təzahür edə bilir. Gerçəklər isə Azərbaycanı az qala 70-80 il öncəki situasiyaya sürükləmiş: rus təsiri ilə şərtlənən bolşevizm, İran təsirilə bağlanan dini mövhumatçılıq və Qərb təsirinin təzahürü olan qərbçilik milləti əsaslarına qədər sarsıda-parçalaya bilər; qəhrəmanın heç cür qəbul eləmədiyi bu anti-utopiya əsərdə İdealın məhvi kimi dəyərləndirilir. Əsər təsəvvürlərdəki Azərbaycan obrazının dağılıb, yenisinin yaranmağa macal tapmadığı hüdudları gözəl illüstrasiya edir; və əslində antiutopiya materialları da 1960-80-ci illərin Azərbaycan təsəvvürlərinin – modern həyat düşüncələrinin (Qərbçilik xəttində), sosial ədalət prinsiplərinin (bolşevizm xəttində) müstəqillik sınaqlarından çıxmayıb eybəcərləşdiyini təqdim edir [1].

Proza elə bir janrdır ki, həyat materiallarını dolayısı ilə olduğu kimi, bilavasitə də əsərə daxil edir. Hər hansı bir milli nəsr nümunəsində hadisələrin hansı dövrdə, hansı Azərbaycanda cərəyan elədiyini duymaq-görmək-anlamaq elə də çətin deyil; eləcə də “Ağ liman” povestinin qəhrəmanı Nemətlə, “Ağ qoç, qara qoç”un qəhrəmanı Nemətin başqa-başqa zaman və məkanda yaşadığını ayırmaq mürəkkəb məsələ deyil. Amma məsələ də bundadır ki, dövrün-zamanın nəfəsini mətndə birbaşa həyat materialları yox, məhz dolayısı təsvir-təqdim-yanaşma, yəni Obrazlar verir. “Ağ qoç, qara qoç”dakı kimi, yuxarıda sadalanan əsərlərin hər birində 1990-cı illər Azərbaycanından gərəyincə həyat materialı var; amma yeni epoxanın-zamanın, yeni Azərbaycanın obrazı yoxdur hələ bu nəsrdə; bir qayda olaraq, qəhrəman içində daşıdığı (öz) Azərbaycan xəyalı-təsəvvürü-idealı ilə girir əsərə, eləcə onun da obrazı-təcəssümünü: pafosu-tragizmi-dramatizmini, yaxud satira-ironiya-parodiyasını verir. Yeni həyat materialı yeni də yanaşma-təqdim, xarakterini-obrazını istəyir nəsrdən.

Kamal Abdullanın “Yarımçıq əlyazma” romanında yeni Azərbaycanın obrazı var; bu yeni olduğu qədər də köhnədən köhnə Azərbaycandır; sadəcə onu gərəyincə tanımağımız lazımdır. Birbaşa bugünün Azərbaycanı yoxdur əsərdə; amma 1990-cı illər Azərbaycanına və ümumən də milli cəmiyyət obrazına parlaq ayna tutur roman. Əsərin postmodern estetika ilə ərsəyə gəlməsi qənaətində olanlarla tam razıyam [2]; bu faktor onu həm də dünya oxucusu üçün aydın-maraqlı-oxunaqlı etdi. Bir yazımda “Yarımçıq əlyazma”nı mədəniyyət romanı kimi səciyyələndirirəm; yaxın tarixi, günü birbaşa gerçəklərin içindən yozmaq çətindir, xüsusən də gerçəklərin strukturca mürəkkəb, namüəyyən, hüdudsuz biçimlər aldığı hazırkı çağımızda; postmodern estetika bəşər təcrübəsini, mədəniyyətləri müvazi görmək imkanı verən kitabxana obrazını gətirib ədəbiyyata; bu, bir qədər kənarlaşıb günün kitabını yüzillərin rəflərindən alıb-oxumaq şansı qazandırır çağdaşımıza. “Yarımçıq əlyazma”da da belədir; qəhrəmanın ardınca Əlyazmalar İnstitutuna girib, ordan milli cəmiyyət və dövlətçilik tariximizin iki mühüm dövrünə: Oğuz cəmiyyətinə – Səfəvilər xanədanına... adlayan oxucu roman boyu yazıçının ona yaşatdığı həqiqətlərdən keçib, sonda günün obrazını da hasil edir əsərdən.

Postmodern estetika günün-çağın dünyaduyumudur [3]; müdaxilə elədiyi ərazilərdə uğurla günün obrazını da təqdim edə bilir. Milli nəsrin bu və ya digər qədər yiyələndiyi postmodern təcrübə çağdaş cəmiyyət mənzərələri, müasir düşüncə, çağdaş insan obrazlarını gətirir ədəbiyyata. Kamal Abdullanın (“Adaşlar”, “Xaron, mərhəmətli Xaron”, “Parisin seçimi”), Rafiq Tağının (“Parlaq quş”, “Anna Karenina ilə məhkəmə çəkişmələri”, “Qatilə didaktika dərsləri”), Murad Köhnəqalanın (“Gümüş kuzə”) , Fəxri Uğurlunun (“Fərhadın Xosrovu öldürməsi”, “Leylinin məcnunluğu”, “İskəndərin qanunu”) müəyyən hekayələri sitat poetikası, özgə zamanlarla söhbət, ünləşmə üzərində qurularaq, bugünün obrazını təqdim edir. Həmid Herisçinin “Nekroloq” əsərində (“Damğa” , “Dəli Kür”) milli ədəbiyyatın əvvəlki nümunələrini dekonstruksiya cəhdi zaman dəyişmələrini kəskin duymağa xidmət edir.

Yeni Azərbaycan bilavasitə çağdaş insanın yaşam-duyum-düşüncəsi, obrazı ilə gəlir ədəbiyyata. Bu daha çox müstəqillik illərində ədəbiyyata gəlmiş nasirlərin əsərlərində təzahür edir. Məqsəd Nurun silsilə-hekayələri (“Tərs kimi”, “Ero-gigiyenik”, “Katastrofiklər” və s.) bu barədə danışmağa imkan verir. Etimad Başkeçidin “Min yol mənə söylər” hekayəsində qəhrəman birbaşa zamanla dialoqdan arınır-durulur. Bu, dünyaya açıq insandır. Şərif Ağayarın qaçqınlıq mövzusunda hekayələrini (“Anaxanım”, “Evimiz”, “General”, “Kərpickəsən kişinin dastanı”) kimsənin mətnləri ilə qarışdırmaq qəti mümkün deyil; bu, əlavə yozumlara hacət duymadan sərt Azərbaycan həqiqətlərinin prozasını qeydə alan mətnlərdir.

Müstəqillik illərinin Azərbaycanı yaradıcılığı məhz bu dövrdə yetkinləşmiş yazarların əsərlərində də təcəssüm tapır. Aslan Quliyevin acı həqiqətlərlə romantik fantaziyaların arasında gəzişən qəhrəmanı (“Mavi səma, ağ buludlar”) sərbəstlik ruhunu məhz yeni epoxadan alır. Əjdər Olun günün ritmlərindən rəngarəng təfsir tapan hekayəçiliyi (“Ölümlə zarafat”, “Börüsoy”, “Fa...” və s.) müasir insan və cəmiyyət mənzərələrini panoram edir. Rasim Qaraca hekayələrində (“Əgər ən yaxın dostun”, “Kim yatmış, kim oyaq”, “Dünyanın ən qorxusuz yeri”) israrla obrazını arayır.

Yeni Azərbaycan cəmiyyəti dünyaya açıq olduğu kimi, həmin dalğa üzərində milli nəsrdə qadın dünyası mövzusu məxsusi qabardı; həm də aktiv şəkildə qadın nasirlərin qələmində özəllik qazandı. Sevda M. (“Almadovarın qadınları”), S.Çılğın (“Çərənçinin məktubları”), G.Mövlud (“Bir nəfər üçün fit konserti”), Eluca Atalı (miniatür), Ş.Əbil (“İç işığı”, “Həmlə”) və s.-in hekayələrində təkcə həyat materialı deyil, obrazlar da təzədir, ən müxtəlif zümrə və fərdi insan həqiqətlərini təcəssüm etdirir. Fəallığı ilə seçilən S.Pərvanə qadın həqiqətlərini “Şəhər” əsərində hətta romanlaşdırmağa cəhd edir; sanki açıq-aşkar Gender problemlərini illüstrəyə köklənən əsər ədəbiyyat faktı kimi zəif olub, natura bədiiyyatı üstələmişdir.

Milli həyatda müstəqillik eyforiyası ilə gələn mücərrəd ideallar arxada qaldıqca, nəsrdə yeni cəmiyyətin zümrəvi səciyyəsinə də diqqət yönəlir; küçə insanını, həyatın dibindəkiləri birbaşa naturallığında ədəbiyyata gətirmək ehtirası qələm təcrübəsi gərəyincə olmayan təzə yazarları cəzb edir. S.Baycanın (“Körpüsalanlar”), Aqşinin (“Göləqarğısancan”) cəhdlərində ədəbiyyatımız üçün təzə olan bu həyat materialının hətta hədsiz istismarına rast gəlirik. Zümrəvi mövqeyin kultlaşdırılması qorxuludur; qəzəb yaradır və bu da həmin yazarların bir qayda olaraq parlaq obrazlar yaratmaq əvəzinə, bir priyom kimi antiestetikaya uymaları ilə nəticələnir. Əksinə, Nərmin Kamalın hekayələrində (“Yatmaq”, “Fəsillər”) həyatın dibində də eynən bərq vuran, insan içinə aydınlıq gətirən işığı görürük; zümrəvi insan cəmiyyətinin tragizmi də yalnız bu zaman görünür.

Roman janrı konseptuallıq istəyir; təqribən eyni materialda: ictimai-siyasi savaş müstəvisində ərsəyə gələn üç romanın yığcam müqayisəsini verməklə, Obraz yaradıcılığında bu məqamın nə dərəcədə vacib olduğuna diqqət edək. S.Alışarlının “Maestro” romanı (2001) bütün müəllif istəyinə rəğmən, hələ ki 1960-80-ci illərin Azərbaycan idealı üzərindədir; 1990-cı illər həyat materialından alınmış romanda qəhrəman – ziyalı-sənətçi obrazı tarixi hadisələrin məhz onun istəyincə (İdeala uyğun) cərəyan etməməsinin yükünü daşıyır; odur ki, roman konsepsiyası oxucuya gerçək Azərbaycan obrazından çox, tarixin təkərləri altda qalıb-sızlayan ziyalı obrazını təqdim edir. Pərvizin “Yad dildə” romanı (2009) ictimai-siyasi savaşı şərti bir məkanda təsvir edir; bir qrup gənc asi hansısa bir xuntanı devirməyi qarşısına məqsəd qoyur; Azərbaycanın da içinə girdiyi müasir dünyadan tanış bir mənzərədir; amma romanın bədii konsepsiyasında müəyyən qarışıqlıq, bulanıqlıq, hətta yanlışlıq (həyat materialına yanlış yanaşma) var; bu isə mətnin bütövlükdə nə demək istədiyinə, hansı obrazı yaratmaq istədiyinə mane olur. Bu baxımdan Taleh Şahsuvarlının “Canlanma” romanı (2009) daha uğurludur. Gənc qəhrəmanların antik Azərbaycan fəlsəfəsinə köklənməsi – babəkiliyin canlandırılması ideyaca müəyyən yanlışlıq doğursa da, bədii konsepsiya daxilində verilir.

Beləliklə, ən yeni Azərbaycan nəsri müasir Azərbaycanın obrazını gərəyincə təcəssüm etdirir. Bu, milli, demokratik, plürastik rəngarəngliyə malik müstəqil Azərbaycanın obrazıdır.


ƏDƏBİYYAT

1. T.Əlişanoğlu, Proza önə çıxdı. 525-ci qəzet, 25 oktyabr 2003-cü il
   
2. Bax: Rüstəm Kamal, “Yarımçıq əlyazma” – postmodernist roman, 525-ci qəzet, 24 fevral 2005-ci il; Niyazi Mehdi, Kamal Abdullanın dekonstruksiyasından açılan izlər – 525-ci qəzet, 26 oktyabr 2004-cü il; Eyvaz Taha, Postmodernizm qaranlığında “Yarımçıq əlyazma”, Tənqid.net, № 5, s. 143-159
   
3. Постмодерн. Энсиклопедия. Минск., 2001, s. 601-605
   

РЕЗЮМЕ

Актуальна проблема образа Азербайджана в новейшей прозе. В статье прослеживается идея резкого отличия данного образа от образа Азербайджана 60-80-х годов. Новейшая проза дает богатейший материал рассмотрению данной проблемы.


SUMMARY

The image of Azerbaijan in the modern prose is actual problem. The paper traced the idea of the sharp difference between this image from an image of Azerbaijan 60-80-ies. Contemporary prose gives a wealth of material consideration of this problem.


Мамедова Арзу


ИССЛЕДОВАНИЕ ОРКЕСТРОВОГО ПИСЬМА КАК ОДИН ИЗ РАКУРСОВ ИЗУЧЕНИЯ СИМФОНИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ

АЗЕРБАЙДЖАСКИХ КОМПОЗИТОРОВ


Симфоническая музыка – богатейшая часть культурного наследия нашего народа – яв­ляет­ся приоритетной сферой композиторского творчества Азербайджана. Поэтому вполне закономерно, что ­ начиная с этапа своего становления, эта область вызывает неослабе­вающий интерес музы­коведов-исследователей.

Изучение оркестрового письма представляет специфический, необычайно важный ракурс исследования феномена национального симфонизма так как «оркестровая культура всегда была показателем компози­тор­ского мастерства, зрелости той или иной национальной музыкальной культуры» (1, 3). Однако на сегодняшний день эта область является недостаточно разработанной в отечественном музыковедении. Между тем оркестровый язык, непос­ред­ственно отражая искания азербайджанских композиторов в области симфонической музыки, является своеобразным индикатором различных аспектов эволюции нацио­наль­ного симфонизма, дает ключ к пониманию ее глубинных про­цес­­сов, рас­­­кры­вая интересную его грань, выявляет его своеобразие и художественную само­быт­ность.

Оркестровое письмо, реализуясь в нераз­рыв­ном единстве со всем комплексом выразительных средств, является своеобразным индикатором индивидуальной трак­тов­ки образ­но-содержательной, композиционной, жанрово-стилевой музы­кальнo-язы­ко­вых сис­тем. Поэтому рассмотрение оркестро­вого письма азербайджанских компози­торов позволяет внес­ти дополнительные штрихи к их портретам, представляет новые параметры понимания и исследования индивидуальных авторских стилей. В свою очередь, детализация харак­те­рис­тик раз­личных композиторских почерков, касающаяся и специфи­чес­ких черт оркестровой манеры, расширяет спектр аналитических обоб­­щений при построении целостной па­нора­мы развития азер­байджанской симфонической музыки.

Сложный процесс формирования оркестрового мышления, развития оркестрового нача­ла в Азербайджане шел параллельно развитию композиторского творчества, вы­яв­ляя ряд спе­ци­фических особенностей, связанных с монодийностью исконных музы­кальных традиций. Этот процесс отличает относительная историческая краткость. Уже сочинения 40-50 годов, такие как, «Лейли и Медж­нун» К.Караева, симфо­нические мугамы «Шур», «Кюрд овшары», симфо­ния «Памяти Низами» Ф.Амирова, «Раст» Ниязи, «Караван» С.Гаджибекова, «За мир», Четвер­тая симфония Дж. Гаджиева и др. свиде­тель­ствуют о свободном владении оркестровой техникой, вы­со­ком уровне ее претво­рения.

Чрезвычайно интересным, поворотным этапом в истории не только азербай­джанской музыки, но и в целом, в истории азербайджанской культуры явились 60-80-е годы. В разви­тии азербайджанского музыкального искусства намечаются качест­вен­но новые тенден­ции, связанные, прежде всего, с необы­чайным расширением информационного поля.

Общественно-исторические условия в конце 50-х – начале 60-х годов сделали воз­мож­ным знакомство с огромным пластом современной музы­ки, что, в свою очередь, оказало вли­яние на эстетические взгля­ды, музыкальную лексику, технику композиции и оркестровки азербайджанских композиторов. Оркестровое письмо, выявляет, что это был период, изме­нив­ший саму парадигму музыкального мышления, что привело к коренной перестройке сложившихся представлений о содержании музыкального творчества, эстетических уста­но­вок, привычных навыков слушателей. Поэтому прослеживая преломле­ние различных стилис­тических течений, технические новации, от­четливо отразившиеся в оркестровом письме, мы осмысливаем те новых явления и тенденции, которые на­блю­даются в симфонической музыке азербайджанских композиторов того периода. В связи с этим, исследование оркест­рового письма представляет не только узко специфический, но и музыкально-истори­ческий, а также эстетико-культурологический интерес.

Освоение, преломление новой музыкальной инфор­мации способствовало необычайной плюрализации панорамы компози­тор­ско­го творчества в исследуемый период. При построении целостной кар­ти­­ны раз­вития бросается в глаза стилистическое многообразие, своеобразная по­ли­стилистика, сосуществование как академических, так и новаторских тече­ний музыкального творчества, несомненно, отразившееся на особенностях ор­кест­ро­вого письма. Эти особенности связаны как со стилевой принад­леж­ностью, так со спецификой воплощаемой техники сочинения.

Новой страницей, подлинно радикальным сочинением в истории азер­бай­джанской музыки явилась Третья симфония К.Караева, открывшая перспек­ти­вы обновления интонационно-гармонического языка, композиционной и ор­кест­ровой техники. Это пер­вое со­чи­нение в азербайджанской музыке, основанное на серийном принципе орга­ни­зации материала, что в свою очередь повлияло на выбор камерного состава ор­кестра. В ряде исследований этого сочинения отмечаются некоторые отступления от специфических «ограничений», обусловленных использованием серийной техники, каса­ющи­еся как стро­ения са­мой серии, так и особенностей ее реализации. Анализ оркестрового письма выявил подобные отступления и в сфере оркестровки, связанные, в первую очередь, с использованием дублирования голосов, позволяющего добиться «большей расчлененности музыкальной ткани и созданию в ней многоплановости» (2, 498). Для исследуемого периода характерно ис­поль­зование серийности как одного из средств в богатой «палитре красок», в арсенале «приемов» для построения концепции симфонических полотен. «Аван­­гардные способы письма в чистом, беспримесном виде, претендующие на универсальность, утрачивают свое значение. Серийный принцип – не иск­лю­чение» (3, 418). Так, в Четвертой симфонии А.Меликова серийность – одно из средств наряду с атональностью. В его Шестой симфонии «Контрасты», воп­ло­щая драматургическую идею сочинения, «уживаются» додекафония и модаль­ность, тональная и атональная сис­те­мы. Соответственно, выстраивают опреде­лен­ные свя­зи, «отношения», различные типы оркестровой фактуры. В «Tristessa I», «Tristessa II» Ф.Караева свободно трактованная серийная система исполь­зу­ет­ся с тональ­ной музыкой прелюдий К.Караева, и данное «сосуществование» в едином музыкальном пространстве с соответственной дифференциацией ор­кест­ровых средств – основа драматургии сочинения.

Напомним высказывание С.Савенко о твор­честве А.Шнит­ке, которому свойственна «идея смешанных техник», от­кро­вен­но проявляющаяся со второй половине 60-х – начале 70-х годов. Мож­но при­вести в пример и творчество В.Еки­мовского, представителя более моло­дого поколения русских композиторов, с именем которого связаны новые экспе­риментальные направления российской музыки. Для его сочинений не ха­рак­тер­на «се­рийная техника в ее ортодоксальном варианте», в сочинениях 80-х годов автор «растворяет серию… и все, связанное с ней, в сложном поли­тех­ни­чески выстроенном музыкальном пространстве» (4, 146).

Воздействие открытий, достижений нововенской школы оказалось необычайно плодо­твор­ным, обнаружилось в произведениях, не связан­ных с методом нововенцев, отразившись в новых типах фактурной органи­за­ции, новом отношении к отдельному темборово окрашенному звуку, музы­каль­ному пространству, тем самым расширив, обогатив выразительные воз­мож­ности ор­кестрового письма, способствующие созданию многогранных, многомерных образов, решению сложных драматургических задач.

Неоклассицизм, как нельзя более ярко передающий идею плюрализма худо­жественной культуры прошлого столетия, с ее мозаичностью, много­об­ра­зием сти­левых направлений, течений, оставил яркий след в азербайджанской музыке. Интересный пласт азербайджанской музыки периода 60-80-х годов определяется неоклассицистской тенденцией (Вторая симфония А.Ализаде, Кон­церт для фортепиано с оркестром Ф.Караева, Увертюра, Концертино, «Ме­мо­риал» памяти И.Стравинского И.Гаджибекова и др.). Возможность диа­лога с различными музыкальными эпохами воплощается, наряду с апел­ли­­рованием к устой­чивым интонационно-гармоническим, ритмическим форму­лам, определяющим стилевую модель, также через специфику фактурно-темб­ро­вого моделирования, благодаря чему опознавательные жанро­во-стилис­ти­че­ские качества модели претворяются с наибольшей наглядностью и рельеф­ностью.

Присутствие неоклассицизма в орбите интересов азер­бай­­­джан­с­ких композиторов оказало чрезвычайно важное воз­де­йст­вие, проя­вив­шись, с одной стороны, в организующей силе тра­ди­­­ции, так и в возможности ее «оживления», обновления. С дру­гой­ стороны, оно сказалось в самой парадоксальной во­змож­ности­ «совмещения несовмести­мого», получив продолжение в по­ли­сти­листике, расширив смыс­ловые границы художественной фо­р­мы.

Полистилистичность в произведениях азербайджанских авторов связана не только с конкретным стилевым явлением, основанном на сочетании резко разнородных стилис­ти­че­ских элементов методом цитаты или аллюзии как, например в «1791» Ф.Караева. В большей степени наблюдаем более широкое, «ме­та­­форическое» понимание стилистического «плюрализма». Это претво­ря­ется свободным оперированием различными композиционными техниками, обра­ще­нием к разным системам, наблюдающимся как в общей картине компо­зи­торского творчества, но также и в рамках одного отдельно взятого сочи­не­ния, что становится средством обогащения арсенала технических средств, вырази­тель­но­го аспекта.

Как в развитии национальной композиторской школы, так и нацио­наль­но­го музыковедения всегда особое значение занимал вопрос национального сво­­е­об­разия, которое на данном этапе помимо прямых форм проявления часто но­сит опосредованный, скрытый характер. Оркестровое письмо оказы­ва­ет­ся сферой отражения эволюции понятия национального в музыкальной культуре.

Диапазон проявления национального своеобразия в оркестровом письме достаточно широк – от включения тембров народных инструментов в контекст звучания симфонического оркестра, имитации их тембров до самых различных фактурных мо­­ди­фикаций «монодийного инварианта» с применением средств­ современной оркестровой техники.

В 60-80-е годы использование приемов, оркестровых средств, берущих начало от национального наследия или избранных из богатейшего интер­на­ци­о­нального арсенала, их соотношение, характер взаимопроникновения вытекают из сущности музыкального материала, его выразительных возможностей, зави­сят от функциональной роли той части музыкального целого, где реализуется его применение. Это в конечном итоге имеет целью подчеркнуть, сделать рель­еф­нее суть воплощаемых ими образных сфер, заострить драматургическую действенность произведения.

Исследуемый период характеризуется, в целом, преобладанием интел­лек­туально-психологического начала над жанрово-колористическим. Поэтому при­ме­ров воспроизведения тембров инструментов, их характерной манеры ис­полнительства как самоценности не так много. Гораздо более широкий диапазон воплощения национального связан с областью фактуры, а именно того ее типа, который определен монодийным мышлением и реализует различные варианты его обогащения, моди­фика­ции.

Этот тип фактуры представлен как в гетерофонном сопряжении голосов, под­чиненных единой энергии горизонтального развертывания (например, «Му­гам­ная» симфония А.Ализаде ц.16), так и воспроизводящий изложение сле­ду­­ющего строения – мелодическая линия на фоне бурдона, протянутого устоя. Последний вид получил наибольшее рас­прост­ранение и развитие. При этом в отличие от сочинений пред­шест­ву­ю­щего периода, например, симфонических мугамов Ф.Амирова, Ниязи и др., наб­­лю­дается усиление глубинной координаты в данном фактурном изло­же­нии. Кроме того, чрезвычайно интересны примеры сонорного обогащения данного типа фактуры, ярким подтверждением чего могут служить фрагменты Третьей, Четвертой симфоний А.Ализаде, Второй, Четвертой симфоний А.Меликова, Увертюры для зурны с симфоническим оркестром Дж.Кулиева и др. Оригинальны и примеры сонорных аллюзий в вос­соз­дании состояния мугамной медитации, особенностей фоники ашугской музыки, исполненных средствами самой современной техники письма.

Отметим сонор­ное прочтение, коснувшееся таких сторон национальной музыкальной тра­ди­­ции, как темброво-гармоническая специфика народного инстру­мен­тария, исполнительская манера национального инструментализма, приоб­рет­ших благодаря новой интерпретации на современном этапе еще большую рель­­ефность и многокрасочность.

Стремление осмыслить и обобщить практику оркестрового письма азер­бай­джанских композиторов 60-80-х годов, рассмотрение явлений, наиболее характерных для того исторического периода, позволяет внести некоторые дополнения к картине развития музыкальной культуры Азербайджана.


ЛИТЕРАТУРА

1. Али-заде Ф.А. Оркестровая стилистика в произведениях азербайджанских композиторов. Методическая разработка к курсу «История оркестровых стилей». Баку, 1987, 41с.
   
2. Денисов Э.В. Додекафония и проблемы современной композиторской техники / Музыка и современность, вып.6. М. Музыка, 1969. с. 487-525.
   
3. Савенко С.И. Послевоенный музыкальный авангард /  Русская музыка и
   

ХХ век. Под редакцией М.Арановского.М.: Композитор, 1997, с. 407-432.

4. Шульгин Д.И. Современные черты композиции В.Екимовского. М.: Государственный музыкально-педагогический институт им. М.М. Ипполитова-Иванова, 2003, 571 с.
   

XÜLASƏ

Arzu Məmmədovanın məqaləsi Azərbayjan bəstəkarlarının yaradıjılığında aparıjı sahələrdən biri olan simfonik musiqinin maraqlı tədqiqat rakursunu təqdim edərək, bəstəkar­larımızın orkestr yazısının araşdırılmasına həsr olunmuşdur. Simfonik musiqinin inkişafının parlaq bir mərhələsində (60-80-ji illəri) Azərbayjan bəstəkarlarının orkestr axtarışlarının ümumiləşdirilməsi milli simfonizmin təkamül yolunun, onun bədii özünəməxsusluğunun daha dərin anlanmasına yeni imkanlar açır.


SUMMARY

Arzu Mammadova's article represents а specific perspective of research of the Azerbaijani symphonic music which is a priority field of composer’s creativity in Azerbaijan and is devoted to the study of the orchestral writing of the Azerbaijani composers. Generalization of the orchestral searches of the Azerbaijani composers on one of bright, original stages of development (in the 60-80^th) of the Azerbaijani symphonic music represents new possibilities of comprehension of its evolution and art originality.


Мамедханова Наида


ВОСПРИЯТИЕ ПОЭЗИИ МИРЗА-ШАФИ ВАЗЕХА

ПОЭТАМИ НЕКРАСОВСКОЙ ШКОЛЫ


Говоря об истории восприятия и освоения твор­чества поэтов некрасовской школы в Азербайджане, следует особо подчеркнуть факт двусторонности этого процесса. Действительно, поэты-некрасовцы также обращались к азербайджанской литературе, переводя ее лучшие образцы. Речь, в частности, идет о лирике известного азербайджанского поэта XIX века Мирза Шафи Вазеха.

Трудно представить себе поэта, чьи произведения во второй половине XIX – в начале XX веков так охотно читали и заучивали наизусть любители евро­пейской поэзии, независимо от национальной принад­лежности и языка. Достаточно отметить, что единс­твенный сборник стихов азербайджанского поэта – "Песни Мирза Шафи", переведенный на многие евро­пейские языки, стал в то время подлинной сенсацией.

Возрождение в Европе интереса к Востоку было замечено в русском обществе, вновь начинающем ув­лекаться ориентализмом. Географическое соседство России с Кавказом, Турцией, Персией играло немало­важную роль в постоянном обращении русского об­ществе к Востоку. Начальным этапом освоения в Рос­сии темы Востока оказался именно век Мирзы Вазеха, XIX век, когда уже за два первых десятилетия Россия по-существу открыла для себя Восток! На русском языке появились первые прозаические пересказы об­разцов восточной поэзии - произведений Саади, Гафиза, Фирдовси, Джами, Низами, Руми и других поэтов Востока, выполненные с языков-посредников (анг­лийского, французского, немецкого, латыни).

Необходимость налаживания различных связей с восточными народами, подсказанная уже самой жиз­нью, явилась толчком для проведения на государс­твенном уровне ряда мер по изучению восточных язы­ков. В крупнейших российских университетах были открыты кафедры восточных языков, что в конечном итоге способствовало возникновению русского восто­коведения. Среди крупных русских востоковедов вы­деляются А.Болдырев, Н.Коноплев, М.Коркунов, Н.Моисеев, С.Соловьев и др., благодаря которым сти­хотворения корифеев восточной поэзии, переведен­ные с оригиналов, в 1830-е годы зазвучали на русском языке, быстро завоевав популярность у читательской публики.

Ориентальная тема, таким образом, стала к концу 1830-х годов неотъемлемой частью русского литера­турного процесса.

"Тема Востока давала возможность русским писа­телям обходить цензурные ограничения и через ино­национальный колорит высказывать злободневные мысли и идеи. Не случайно тема Востока находит в первой трети прошлого столетия отражение в твор­честве таких виднейших деятелей русской литературы, как А.С.Пушкин, А.С.Грибоедов, писатели-декабрис­ты, М.Ю.Лермонтов" [5, 6].

Однако, в последующем развитии русской литера­туры в 40-50 годы тема Востока как бы отступает на задний план и в творчестве представителей гоголевс­кого направления и некрасовской школы встречается все реже (за исключением стихов Я.П.Полонского).

Смерть Николая I в 1855 году и события, связан­ные с подготовкой крестьянской реформы 1861 года, привели к революционной ситуации. Характерно, что именно в эти годы русские читатели открывают для себя поэзию Мирзы Вазеха и лучшие литературные силы тогдашней России активно берутся за перевод немецких изданий "Песен Мирзы Шафи". Надо отме­тить и тот факт, что еще до первого издания перево­дов Ф.Боденштедта стихи Мирзы Шафи были извест­ны далеко за пределами Азербайджана и Грузии. Нап­ример, журнал "Сын Отечества" в апрельском номере 1850 года писал от имени одного из своих сотрудни­ков в анонимной статье "Заметки о Грузии": "...Один из собеседников тут же... почти экспромтом перевел стихи знаменитого Мирзы Шафи, нынешнего Хафиза Востока". Затем журнал опубликовал этот перевод на русском языке. А газета "Кавказ" опубликовала в то время статью известного журналиста И.А.Сливицкого об этом переводе 13 сентября 1850 года. Еще при жиз­ни Мирзы Шафи И.Григорьев опубликовал переводы его афоризмов (1848-1849). Высоко отозвался о Мир-зе-Шафи известный русский литературовед Н.Весе-ловский в книге "Официальные сведения о преподава­нии восточных языков в России" (СПб., 1879).

Общеевропейская популярность стихов Мирзы Шафи, бурный успех "Песен" вызвали огромный инте­рес к его поэзии в России. Стихи азербайджанского поэта не только имелись во многих библиотеках Рос­сии, но они и перепечатывались на страницах русской прессы. Много сведений о нем имеется в журналах

"Сын Отечества", "Современник", "Вестник Европы", "Русский вестник", "Русская старина" и др. Мудрая и глубокая поэзия Мирзы Шафи сразу привлекла внима­ние многих русских поэтов и переводчиков.

Известный русский журналист и литературовед М.И.Семеновский писал в 1887 году в журнале "Русс­кая старина", что в короткий срок Мирза Шафи был признан не только в Германии, но и всеми народами, имеющими свою литературу.

Среди русских дореволюционных переводов Мир­зы Шафи Вазеха поэты некрасовской школы - револю­ционер, приговоренный к каторжным работам М.Л.Михайлов, и С.Я.Надсон, поэт и критик П.Ф.Яку­бович.

Характерно, что М.Л.Михайлов и П.Ф.Якубович отбирали для своих переводов в основном протестанские и бунтарские стихотворения азербайджанско­го поэта.

Рассматривая вопрос об обращении к поэзии Мир­зы Шафи Вазеха поэтов некрасовской школы, подроб­нее остановимся на переводах М.Л.Михайлова. Нужно отметить, что диапазон переводческой деятельности М.Л.Михайлова широк. Он охватывает произведения Эсхила, Анакреона, Руми, Саади, Мура, Беранже, Бай­рона, Гете, Шиллера, Петефи, Шевченко и др. На не­разрывную связь переводческой деятельности М.Л.Михайлова с его революционными взглядами указывал в свое время чиновник особых поручений министерства внутренних дел граф П.И.Капнист, от­носящий М.Л.Михайлова к авторам, которые "...обра­тились к переводам с иностранных языков тех именно лирических пьес, в которых изображены яркими крас­ками неудовлетворительные стороны общественной жизни на западе со всеми язвами пролетариата, а в этих переводах стараются внешними формами стиха, выражений или переделкой содержания напомнить некоторые явления из нашей жизни" [2, 419].

Песня Мирзы Шафи Вазеха "Распахни покрыва­ло!" находится в непосредственной связи со взгляда­ми на эмансипацию женщин М.Л.Михайлова, посвя­тившего этому вопросу ряд статей, после которых он был провозглашен современниками "творцом женско­го вопроса". И поэтому сокрушения переводчика вместе с Вазехом естественны:


Распахни покрывало! Не прячь ты себя! Ведь не прячутся розы в саду у тебя... Красота тебе богом, как розе, дана,

Ты, как роза, на радость очей создана [3, 13].


В оригинале:

Tulla gəl çadranl...görünsün üzün,

Gül də, gizlədərmi də, bağda özün?

Səni qadir allah ey incə çiçək,

Yaratmış dünyaya yeməkçin bəzək [1, 76].


Перевод:

Откинь чадру назад, откинь чадру!

В своей чадре идешь ты, как в чаду.

За тучу прятаться не должно звездам,

Не должно розам прятаться в саду.


Найдя точные эквиваленты в родном языке для типично восточных антитез, сравнений, Михайлов су­мел сохранить весь смысл и лиричность оригинала.

Заканчивается перевод, так же как и стихотворе­ние, жизнеутверждающим аккордом, во славу красоты женщины.


Не тумань же чадрой лучезарных очей,

Торжества красоты и блаженства людей.


У Вазеха.

Aç qara gözünü, çadranı tulla!

Həyatda cəsur ol, yaşa qürurla


Перевод:

Откинь чадру назад на радость людям,

Откинь для собственного торжества!


Другое стихотворение, к которому обратился М.Л.Михайлов, "Мирза Шафи! Пчелой прилежной..." хотя, и короче предыдущего (всего 8 строк), но содер­жит размышления о жизни, о ее смысле:

Мирза Шафи! Пчелой прилежной

Ты долго по свету летал,

Тебя поили влагой нежной

Фиал лилеи белоснежной

И розы пурпурной фиал [4, 13].

В оригинале:

Qoy sən həqiqəti söyləyən zaman,

Qopsun min təhlükə, qopsun min tufan.

Gəl baxma bunlara, ey Mirzə Şəfi!

Uca tut daima arı, şərəfi! [1, 44].


Перевод.

Мирза Шафи! Трудолюбивый шмель,

Ты улетал за тридевять земель.

Ты собирал нектар, в себя вбирая,

И сладкий хмель цветов и горький хмель.


Переводчик увеличил объем, представив вместо двух четверостиший пять, дополнив свой перевод "молодой подругой", которой в оригинале нет:


Пора из рощи благосклонной

Мирза Шафи, тебе домой,

С своею ношей благовонной,

На крыльях песни легкозвонной

Лети к подруге молодой.


У Вазеха назидание себе самому более философское:


Cəzadan, təqibdən olmaq üçün uzaq,

Bəzən sözlərini söyləmə çılpaq.

Asta ol, özünü daim gözlə sən,

Acı sözünü də, de xoş sözlə sən [1, 44].


В переводе:

Мирза Шафи, довольно, видит бог,

Взлетев с цветка искать другой цветок.

Лети назад, пусть сладкий хмель и горький

Переродятся в хмель медовых строк.


Обаяние наследия Мирза Шафи привлекло также внимание и поэта С.Я.Надсона, переведшего одну из песен Мирза Шафи о Зулейхе:

Ни ангелов, сияющих в лазурных небесах,

Ни роз, благоухающих в задумчивых садах,

Ни неги ослепительных, полуденных лучей

Я не сравню с Зулейхою, красавицей моей.


В оригинале:

Göy üzünü bəzəyirsə al günəş necə,

Qəlb evime bəzəyirsən sən də, eləcə.

Yetişmişəm sayəndə mən bu səadətə,

Könlüm bil ki, düçar olar sənsiz zülmətə [1, 31].


Подстрочный перевод:

Ты как золотое солнце украшаешь небо,

И украшаешь также мой внутренний мир,

До этого счастья я дошел благодаря тебе,

Моя душа окажается во мраке без тебя


Перевод охватывает только одну сторону оригина­ла – это сравнение прекрасной Зулейхи с солнцем, ро­зой, но не передается любовь и переживания влюблен­ного поэта. Но надо отметить и тот факт, что надсоновское переложение, как и само стихотворение мело­дично, стих идет как бы нараспев.

Общеизвестно, что поэзия Мирзы Шафи жизнера­достна в своей основе. Она полна жизнелюбия, прав­дивости, свободного излияния чувств и идей нового человека, формирующегося в условиях Азербайджана XIX века. Всей своей чувственно-идейной устремлен­ностью, своими лирическими антиклерикальными и социальными мотивами она направлена против всего злого, несправедливого, лживого, нереального, фан­тастического, лицемерного, ханжеского, реакционно­го, что характеризовало идеологию господствующих кругов этой эпохи. И потому обращение поэтов-некрасовцев, которые своими стихами также взывали к добру и справедливости, к творчеству Вазеха не было случайным.


ЛИТЕРАТУРА

1. Вазех М.Ш. Песни. - Баку: Детюниздат, 1961. (на азербайджанском языке).
   
2. Капнист П. Сочинения. - М., 1901.
   
3. Михайлов М.Л. Распахни покрывало//Песни Мирза Шафи. - Ба­
   ку: Язычы, 1988.
   
4. Михайлов Л.М. Мирза Шафи! Пчелой прелестной//Песни Мир­за Шафи. - Б., Язычы, 1988.
   
5. Песни Мирзы Шафи (вступительная статья проф. А.Гаджиева). - Баку: Язычы, 1988.
   

XÜLASƏ

Məqalə Azərbaycanın böyük şairi M.Ş.Vazehin əsərlərinin Nekrasov məktəbinin şairləri tərəfindən rus dilinə tərcüməsindən bəhs edilir. Nekrasov məktəbinin şairləri Azərbaycan ədəbiyyatına müraciət etmiş və Azərbaycanın XIX əsrin görkəmli şairi M.Ş.Vazehi rus dilinə tərcümə etmişlər.

Məqalədə M.Ş.Vazehin rus dilinə tərcüməsinin əsas səbəbləri açıqlanır.


SUMMARY

The article deals with the translation of Azerbaijan great poet M.Sh.Vazeh’s work into the Russian language by the poets of Nekrasov’s school. The poets of Nekrasov’s school addressed to Azerbaijani literature and translated the creative work of Vazeh’s into the Russian language.

In the article are analyzed the reasons of translating Vazeh’s work into the Russian language.


Мехтиев А. М.


ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЛЕКСИКА И ЕЕ СВЯЗЬ С ТЕРМИНОЛОГИЕЙ


Начнем с того, что в современной лингвистической науке проблема изучения термина и терминологической системы приобретают первостепенное значение в связи с бурным развитием науки и техники, широким международным обменом и постоянно увеличивающимся объемом научной информации [5, 4].

Термин – это, прежде всего элемент определенной научной области [3,13]. Более описательно это, единица какого-либо конкретного естественного или искусственного языка (слово, словосочетание, аббревиатура, символ, сочетание слова и букв-символов, сочетание слова и цифр-символов) [1, 45]. В результате стихийно сложившейся или особой сознательной коллективной договоренности оно обладает специальным терминологическим значением, которое может быть выражено либо в словесной форме, либо в том или ином формализованном виде и достаточно точно и полно отражает основные, существенные на данном уровне развития науки и техники признаки соответствующего понятия. Любой термин - не всенародное достояние, а составная часть понятийного аппарата, которым пользуется ограниченный круг специалистов [4,77]. Семантика термина не принадлежит данному языку. Она формируется в области специального знания [6,98]. Являясь совокупностью специальных терминов, фраз и аббревиатур, дипломатические термины служат, прежде всего, для обозначения понятий, принятых в международной практике. В этом контексте дипломатическая терминология составляет определенный пласт лексики, и ее типологический анализ, проводимый нами, позволяет выявить как сходства, так и различия между языками.

Стоит отметить что, дипломатическая терминология также занимает немаловажное место в лексической системе современного азербайджанского языка [6,264]. До получения своей независимости Азербайджанская Республика не имела тесных дипломатических связей со многими независимыми государствами; как следствие этого вопросы лингвистического исследования дипломатической лексики на материале разно-системных языков не проводились.

Профессионализмы это слова и выражения, используемые в различных сферах производства, техники, не ставшие, однако, общеупотребительными. В отличие от терминов - официальных научных наименований специальных понятий, профессионализмы функционируют преимущественно в устной речи как “полуофициальные” слова, не имеющие строго научного характера. Профессионализмы служат для обозначения различных производственных процессов, орудий производства, сырья, выпускаемой продукции и т. п. [8,43]

Подвергая лингвистическому исследованию, язык профессиональной сферы деятельности, я считаю рациональным подвергнуть аналитическому рассмотрению именно такую совокупность слов и выражений, которая реально обслуживает актуальные ситуации профессионального общения. Такая лексика, в целом, традиционно составляет корпус стандартного специализированного словаря.

Например, в речи азербайджанских дипломатов можно встретить профессионализм “памятная записка”. Это документ, который обычно вручается лично с целью усилить значение или подчеркнуть во время беседы важность сделанного во время беседы устного заявления или просьбы, облегчить дальнейшее продвижение дела, предупредить возможность неправильного толкования или понимания беседы устного заявления. Или, к примеру, давайте разберем профессионализм “случайная беседа”. Когда один дипломат говорит другому: “У меня была случайная беседа с Джоном Рингутом”. Для обычного человека, состоялось случайная беседа дипломата с Д.Рингутом. Но на самом деле дипломат произвел сбор информации по неопределенной тематике. “Случайная беседа” это – беседа, которая не случайно, а целенаправленно создается в ходе дипломатических приемов, цель которой направлена на сбор и передачу сведений. В этом случае, конечно трудно точно предугадать, кто и о чем будет говорить, хотя сама обстановка в стране и текущие события могут подсказать возможную канву беседы. По причине того, что на данном этапе Азербайджанская дипломатия не может “дышать с полной грудью” этот профессионализм в языке азербайджанской дипломатии пока не наблюдается. Хотя адекватную передачу семантического поля для данного профессионализма целесообразно было бы передать выражением “ani görüş”. Выражение “ani görüş” уже существует в профессиональной лексике оперативников. На русском языке это выражение передается словом “моменталовка”. Для филолога нетрудно заметить что, выражение “ani görüş” на азербайджанском языке было образовано путем описательного перевода семантической лексемы с русского.

А вот еще одно, в речи американских дипломатов можно встретить выражение “Short-Timer” – a diplomat whose assignment at a foreign post is nearing its close. A phrase borrowed from the military 7, 138. Одним словом это – дембиль. Обратите внимание что, оба слова перешли в дипломатическую лексику путем заимствования с военной сферы.

Все же проблему описания профессиональной лексики в языкознании можно назвать “лакунарной” - и это при очень большом числе замечательных работ, как теоретических, так и описательно-прикладных, в том числе – словарных [2, 8]. Никакого противоречия или парадокса здесь нет. Причина своеобразной “неуловимости” профессионализмов - в их природе. Попытаемся привести ряд соображений, подтверждающих высказанную мысль.

Во первых, зададимся простым вопросом; кому нужно изучать те или иные профессионализмы? Самим членам профессионального цеха? Но они их знают и так. Это тот воздух, которым они дышат ежедневно. Окружающим, другим, тем, кто не имеет отношения к данной профессии? А зачем? Здесь нет мотива, стимула. Существуют, конечно, лингвисты, берущиеся за это дело, так сказать, из “любви к чистому искусству”. Но подобные исследования, согласимся, погоды не делают. Каковы же могут быть серьезные мотивы, которые бы побудили исследователей в массовом порядке фундаментально взяться за какой-нибудь “жаргон рыбаков и журналистов” или “профессиональную лексику дипломатов и разведчиков”. На мой взгляд, основных мотивов три.

Первый - это выход профессиональной лексики за обычные рамки ее употребления. Скажем, хорошие писатели написали романы о спецслужбах. Люди с интересом читают, но наталкиваются на сугубо “оперативные слова” и их не понимают. Надо их растолковывать, написать словари, диссертации. То, что профессионализм часто выходит, выражаясь тем же профессионализмом, “на большую воду” национального языка, входит в повседневную речь и т. п., это хорошо известно. Вот тут-то он и попадает в мудрый лингвистический объектив. Но здесь мы уже имеем дело с неким “бродячим” профессионализмом, “словом (выражением) эмигрантом”. Слово вне своего социоландшафта. Фрагмент вне контекста. По нему составить целостный лингвистический портрет профессионального цеха нельзя.

Второй мотив, побуждающий языковедов заострить свое внимание на том или ином профессиональном языке, - это актуализация самой профессии. Либо “мода” на нее. Либо чисто прагматическая необходимость ее освоить обществом. Часто прагматика и мода идут рука об руку. К примеру, в конце XX века во всем мире и конечно же в нашей Республике бурно развивается все, что связано с компьютером. Появляется новая профессия программист, компьютерщик, профессиональным языком скажем “айтишнтк”. Эта профессия стала одной из самых престижных, “модных” и актуальных. Ясно, что появляется работа о языке программистов. Появляется “Словарь компьютерного жаргона”, в аннотации к которому, в частности, говорится: “Предназначается для оперативных работников, следователей и сотрудников правоохранительных органов, участвующих в выявлении и расследовании преступлений в сфере компьютерной информации”. То есть актуальность изучения компьютерного жаргона обусловлена, помимо всего прочего, необходимостью борьбы с хакерами.

Наконец, третья причина, по которой тот или иной профессиональный язык может заинтересовать лингвистов, историко-филологическая, т.е. необходимость сохранять культурную преемственность народа и его языка. Исследователи видят, к примеру, что отмирают старые профессии с их неповторимым укладом, особым бытовым, “вкусом и запахом”. И хотят сохранить сведения о них для будущего. Как правило, этим занимаются подвижники бытописатели, часто - диалектологи, фольклористы, этнографы. Итак, можно натолкнуться на профессионализм вне его обычной сферы бытования, органической “среды обитания” - и заинтересоваться, и, таким образом, “потянуть за ниточку” профессионального языка. Можно заняться данной профессиональной лексикой, потому что она у всех на слуху, актуальна, современна, престижна и даже прибыльна. Можно любить свою культуру, историю и изучать язык той или иной профессии как неотъемлемую часть этой культуры и истории. Получается, что нас по преимуществу интересуют профессиональные языки либо когда они только-только родились, либо когда умирают или уже умерли. Далее: столкнувшись с профессиональным языком, исследователь-лингвист неизбежно встречает на пути ряд почти непреодолимых препятствий. Прежде всего - это терминология. “Профессионализм”, “профессиональный язык”, “профессиональное арго”, “профессиональный жаргон”, “профессиональный сленг”, “профессиональный диалект”, “тайный язык”, “условный язык”, “специальный язык”, “искусственный язык”, “профессионально-диалектное просторечие” и т. д. и т. п. - все эти и многие другие термины можно встретить в изобилии в литературе. Не будем вступать в терминологические баталии. Попробуем разобраться для себя в сути проблемы. В чем причины путаницы? И скорее даже не путаницы, а, говоря красиво и уважительно, “терминологической полифонии”. Основная причина, как это ни просто звучит, в том, что профессии бывают разные. Профессии бывают городские и сельские (а бывают еще и смешанные). Отсюда - бесконечные контаминации, наложения терминов собственно социолингвистики, изучающей по преимуществу так называемые “социальные диалекты”, или языки “страт общества”, и терминов диалектологии и лингвоэтнографии, изучающих так называемые “территориальные диалекты”, местные разновидности языка. Профессиональная лексика может варьироваться от местности к местности. Диалект может подвергаться воздействию профессионализмов. “Социальная вертикаль” и “территориальная горизонталь” очень подвижны, постоянно взаимодействуют друг с другом и дают множество “кривых” и “ломаных” лектов, миниязыков. Например “рыбацкая лексика” является, безусловно, профессиональной, но в зависимости от местности она будет порой до неузнаваемости изменяться, поэтому, описывая “рыбацкую лексику”, исследователь должен неизбежно давать “местный маркер”, “территориальную помету”. Мы можем вести речь, как о диалектных разновидностях профессионального языка, так и о профессиональных разновидностях диалекта. И все это будет в равной мере верно и - сложно.

Бывают профессии в узком смысле слова и профессии в широком смысле слова. Например, военный - это профессия. Но у военных собаководов есть свои слова, а у работников внешней разведки - свои. Поэтому можно говорить о некоем “макропрофессиональном поле” языка и “миниязыке” узкого профессионала. “Миниязыки” “макропрофессионального поля” неизбежно связаны с “миниязыками” других “макропрофессиональных полей”. Скажем, охранники в местах заключения напрямую контактируют с представителями преступного мира и перенимают элементы “воровского”, “тюремного”, “лагерного” и др. языков маргиналов.

В отличие от терминов - официальных научных наименований специальных понятий, профессионализмы функционируют преимущественно в устной речи как “полуофициальные” слова, не имеющие строго научного характера. Профессионализмы служат для обозначения различных производственных процессов, орудий производства, сырья, выпускаемой продукции и т. п. Например, в речи полиграфистов используются профессионализмы: “концовка” – графическое украшение в конце книги, “усик” – концовка с утолщением в середине, “хвост” – нижнее наружное поле страницы, а также нижний край книги, противоположный головке книги.

Другой пример, в речи иностранных дипломатов часто встречается профессионализм “памятная записка”, документ который обычно вручается лично с целью усилить значение или подчеркнуть во время беседы важность сделанного во время беседы устного заявления или просьбы, облегчить дальнейшее продвижение дела, предупредить возможность неправильного толкования или понимания беседы устного заявления.

Профессионализмы можно сгруппировать по сфере их употребления: в речи спортсменов, шахтеров, врачей, охотников, рыбаков, дипломатов, разведчиков и т. д. В особую группу выделяются техницизмы - узкоспециальные наименования, применяемые в области техники.

Профессионализмы, в отличие от их общеупотребительных эквивалентов, служат для разграничения близких понятий, используемых в определенном виде деятельности людей. Благодаря этому профессиональная лексика незаменима для лаконичного и точного выражения мысли в специальных текстах, предназначенных для подготовленного читателя. Однако информативная ценность узкопрофессиональных наименований утрачивается, если с ними сталкивается неспециалист. Поэтому профессионализмы уместны, скажем, в многотиражных отраслевых газетах и не оправданы в изданиях, ориентированных на широкие читательские круги.

Отдельные профессионализмы, нередко сниженного стилистического звучания, переходят в состав общеупотребительной лексики: штурмовщина, текучка. В художественной литературе профессионализмы используются писателями с определенной стилистической задачей: как характерологическое средство при описании жизни людей, связанных с каким-либо производством.

Профессионально-жаргонная лексика имеет сниженную экспрессивную окраску и употребляется только в устной речи людей одной профессии. Например, инженеры шутя называют самозаписывающий прибор ябедником, в речи летчиков бытуют слова недомаз, перемаз, означающие “недолет и перелет посадочного знака”. У профессионально-жаргонных слов, как правило, есть нейтральные, лишенные разговорного оттенка синонимы, имеющие точное терминологическое значение. Например, в дипломатии очень часто используется профессионализм “вербальная нота”. Это наиболее распространенный в настоящее время документ в Министерстве Иностранных Дел Азербайджана. С помощью этого документа МИД и дипломатические представительства ведут специальную переписку в основном путем направления вербальных нот. Вербальные ноты используются для рассмотрения и решения широкого круга вопросов. В них излагаются политические, экономические, научно-технические и другие проблемы как двустороннего, так и многостороннего порядка.

Профессионально-жаргонная лексика не приводится в специальных словарях, в отличие от профессионализмов, которые даются с пояснениями и часто заключаются в кавычки (для их графического отличия от терминов): например в азербайджанской дипломатии существует профессиональный жаргон “фантастическое предложение”. Фантастическое предложение – это предложенная дипломатом идея, которую во время активных мероприятий невозможно воплотить в жизнь по отсутствию на то реальных возможностей, условий и финансовых средств.


ЛИТЕРАТУРА