Память прошлого стучится в сегодня все дело в памяти

Вид материалаДокументы

Содержание


Разум требует информации
Рычаг к знаниям
Курганы и вулканы
Богиня свободы пришла
А есть-то хочется!
Море трав. Я с косою. Один. Волнами колышется раздолье. В гости к полю сюда приходил, я в восторге от ее приволья!
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   35

РАЗУМ ТРЕБУЕТ ИНФОРМАЦИИ


До войны в нашей семье газета была редкостью. Даже местная газета, под названием «Керченский рабочий» появлялась не часто. Прочитанная, она использовалась для сооружения головного убора, нечто, напоминающее бумажную пилотку. Ею можно было застелить стол, если не было скатерти. Старики, складывая ее особым образом, отрывали потом прямоугольники газетной бумаги, насыпали в нее махорку или табак-самосад и крутили толстые цигарки, заклеивая слюной край бумаги. Такие цигарки страшно чадили, а у курящих усы на кончиках приобретали желтоватый оттенок. По желтым от никотина пальцам правой руки легко можно было определить курильщика. Люди «состоятельные» покупали готовые гильзы и примитивные машинки и изготавливали себе папиросы сами. Преимущество такого самоизготовления заключалось в том, что можно было использовать тот вид табака, который больше нравился. Сигарет до войны не выпускали. Их впервые я увидел у немцев. Красивые коробки с табаком эрзацем, мелко нарезанная папиросная бумага, сдобренная никотином. Даже во время войны, когда с куревом было крайне трудно, мужики по немецким сигаретам не «тосковали». Не было табака, махоркой баловались! Не было табака, а жизнь продолжалась. Правы, опять же, были старики, говорившие на селе, где я начинал свое движение по жизни: «Семь лет мак не родил, а голоду не было!»

Но вернемся к газете как к источнику информации. Не бил тот источник мощным фонтаном, не было того размаха. Скорее, едва маленьким родничком сочился. Может, потому, что информация была скудной? А коль скудной она была, никто в очередь за ней не становился, тем более не дрался! А может, потому, что информация находилась сама в смирительной рубашке, занимаясь толкованием указов и постановлений, уставов и наставлений в нужном русле? Не мне судить о том времени, когда я пешком под стол ходил и всему верил на слово! Одно твердо знаю, роль информации резко возросла во время войны захватчиками. Теперь газета читалась внимательно, многие строки ее подчеркивались. Прочитанным делились между собой и, понятно, информация в газете теперь дорогого стоила, порой большой крови! Скажем, выпускалась в Керчи в период после высадки керченско-феодосийского десанта республиканская крымская газета (Крым входил в РСФСР и назывался Крымской АССР) – «Красный Крым». Мы на себе узнали, как трудно жить в прифронтовом городе. Естественно, понимали, что фронтовому журналисту трудно было получить информацию о событиях на фронте. Для этого нужно побывать на передовой, а она находилась в 70 км. от города. Потом эту информацию нужно было доставить в город, при том условии, что все пространство днем контролируют немецкие самолеты, охотясь как за транспортом, так и за отдельными людьми. За подобную информацию часто платили жизнями. На передовой по окопам под обстрелом пробираться, а перед этим ползком до них добираться. Информация наблюдением добытая. Это сегодня сел, надергал фактов из Интернета, чуть-чуть обработал и, на, читатель, ешь полусырой бифштекс из суррогата сведений. Немцы, похоже, тоже ценили возможности прессы как средства массового оболванивания. При немцах выпускалась газета «Голос Крыма» – рупор геббельской пропаганды. Но иногда и там можно было выудить нужную информацию. Помню, как-то в «Голосе Крыма» на первой странице был напечатан приказ фюрера, в котором Гитлер благодарил транспортную авиацию за то, что она вывезла из-под Сталинграда 47 тысяч раненых немецких солдат и офицеров. Это было намеком на масштабы происходящих там сражений и величину немецких потерь.

В послевоенное время рупором местных властей был «Керченский рабочий». Он остается таковым и сейчас. Прежде он бы поставщиком победных реляций, происходящих на трудовом фронте г. Керчи. Печально, но факт: война прошла, а фронты и битвы остались, только теперь это происходило в цехах заводов и на колхозных полях.

А в общем, городская газета как была серой и скучной, такой и осталась. Она и не могла измениться к лучшему. Как были зависимыми журналисты, такими они и остались. Я не завидую их работе в таких условиях, но и не осуждаю, поскольку по себе знаю, как трудно пробить местечко нужной и полезной информации в редакции газеты. Раньше мне платили за статью, теперь требуют деньги с меня. Прежде «Керченский рабочий» служил советской власти, теперь он служит одному человеку!

Чтобы не умереть, чего только не приходится делать: помещать рекламу, печатать кроссворды и иные «ворды», в которых вопросы и ответы постоянно кочуют из номера в номер. По размышлении, это – хорошо! Все же заставляет обывателя пошевелить серым веществом своим, чтобы не закисло оно в «тыкве» его. Приходится телевизионные программы печатать и анекдоты, от которых больше грустно, чем смешно.

А было ведь время, когда я сам выписывал газеты многих издательств, а за журналы приходилось буквально «биться» с другими претендентами. Я не комментирую причин, они настолько понятны…

Радио в доме до войны было еще более редкая вещь, чем газета. Репродуктор «Рекорд», изделие Воронежского радиозавода, формой напоминал вьетнамский головной убор, повешенный на стенку и широкой частью обращенный наружу. Один-два репродуктора на двор приходилось в городе, в селе – один на всю деревню. Количество радиоточек значения не имело. Была бы информация важной, а разнести ее на всю округу времени большого не требовалось. Беда, конечно, находились словоохотливые, которые не могли не добавить от себя толику-другую своих вымыслов и предположений. Разрастался слух до размеров невероятных и когда возвращался к первоисточнику, там за головы хватались, но опровержений не делали, понимая, что в этом случае полемика превратится в подобие детской игры в испорченный телефон. Современные дети такой игры не знают. Они теперь бегают с «мобильниками», мешающими им и жить по-настоящему, и головой думать. То ли дело радио в те далекие времена. В короткий период с января по май 1942 года радио работало, оповещая нас о приближающихся немецких бомбардировщиках. Только тот, кто ежедневно обсыпаем бомбами был, может оценить его информацию, позволяющую хотя бы подыскать укрытие от осколков разорвавшейся бомбы!

Радиоприемники вещь была настолько редкая, что все радиолюбители на учете в НКВД состояли. С приходом немцев им стало еще хуже. Они были обязаны их сдать военному командованию. Сколько радиолюбителей жизнью поплатились?..

Радио с приходом наших освободителей скоро заговорило. Быстрее, чем газета. Правда, информация была скудной, неинтересной. Даже моя бабушка, которой в ту пору исполнилось 92 года, говорила сыну, живущему в квартире рядом: «Миша, а что ваше радио говорит?» «Да то, что и ваше», – отвечал ей Миша. «Да наше – блевускает!» – возмущалась старуха, направляясь к себе.

Потом наступило время, когда радио находилось в доме только в связи с привычкой видеть его на стене, теперь уже не гостиной, а кухни.

Наступил и такой момент, когда оно стало источником информации о бедах локального, местного характера. Такие, например: «Вода не будет подаваться. Электричество будет выключено. В связи с… движение транспорта будет…»

Когда же из репродуктора полилась потоком чуждая мне речь, я радиоточку удалил!


РЫЧАГ К ЗНАНИЯМ


Одним из признаков высокой культуры является тяга к книге. Кто бы сегодня и что бы ни говорил о Советской власти, он должен признать тот факт, что за годы этой власти выросла своя интеллигенция. Она заменила ту, что иммигрировала за границу. Откуда она взялась? Да из среды рабочих и крестьян. К примеру, из моего обычного крестьянского рода, без каких-либо видимых талантов, предки которых были большей частью неграмотные, выросли учителя, врачи, инженеры, ученые. Появились офицеры и даже генерал-лейтенант, мой двоюродный брат. У нас не хватало учителей с большим информационным полем, к которым можно было бы обратиться за разъяснением. Не хватало справочной литературы. Поэтому в поисках ответа вслепую перелопачивалось огромное количество литературы, объединяемой не содержанием, а схожестью заголовков. Тот недостаток информации, который, в силу каких-то причин, образовывался, можно было восполнить только самостоятельной работой над книгами. Я помню детство свое, когда я головой не доставал края стола и становился на цыпочки, чтобы меня могла заметить библиотекарша. Картина рассматривания меня напоминала ту, где Гулливер через очки рассматривает лилипута. С каким замиранием сердца я оглядывал глазами ряды книг, стоящих на стеллажах сельской библиотеки крупного села Шехмани Мичуринского р-на Тамбовской области. Как бережно брал в руки залапанную, зачитанную до дыр, с подклеенными листами книгу. Помню, как, уже живя в городе, участвовал в формировании библиотечек для села, из прочитанных мною книг, потерявших для меня интерес. Помню, как я, экономя каждую копейку, бросал их в глиняную копилку, чтобы собрать необходимую сумму для покупки книги. Правда, я еще не знал какой. Одно было ясно – она должна быть толстой и хорошо иллюстрированной. Если бы кто-то мог представить пытки мои, когда я отказывался от сладкого, которое безумно любил (страсть к которому сохранил и в старости), только для того, чтобы отложить деньги на книгу. С какой гордостью я демонстрировал пришедшим к нам случайным гостям свою библиотеку, состоящую из пяти десятков книг, но каких: Фенимор Купер, Вашингтон Ирвинг, Пушкин, Гринвуд, Вальтер Скотт, Лессаж, Шарль Нодье, Байрон, Дюма-отец и Виктор Гюго! С горестным сожалением, таким как встречают весть о гибели близкого человека, я смирился с мыслью об утрате любимых книг во время войны. Ведь это они сделали меня взрослее моих сверстников, это они подготовили меня к взрослой жизни, и это они были причиной того, что в школе я получил кличку «Монах». Мне было лестно, что я участвую в семейном совете на правах взрослого. Помню 1941 год, когда я видел разграбленные библиотеки, без окон и дверей. По помещениям их гулял ветер, занося туда снег и закручивая его в спирали. На грязном затоптанном сапогами полу беспомощно лежали книги Николая Островского «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей», Валентина Катаева «Белеет парус одинокий», детские книжки Корнея Чуковского и Агнии Барто. Еще более жалкими выглядели книги, валяющиеся на грязном снегу. Последняя военная гроза, бушевавшая на улицах Керчи в конце 1943 и начале 1944 года, полностью лишила нас книг. Прощупывая близлежащие развалины в поисках строительных материалов, я нигде не встретил ни одной книги. Создавалось впечатление, что их все извели на костры. И долго еще будет ощущаться голод по хорошей, доброй книге.

Самым отрадным для меня событием стало открытие небольшой научной библиотеки парткабинета. Располагался он рядом с нынешним горотделом милиции. Может, кто-то еще помнит помещение детской фотографии, потом разрушенное при возведении на его месте большого здания. Это и было одно из первых восстановленных зданий, в котором располагался парткабинет. Потом будет построено шикарное здание горкома, функции которого, помимо создания видимости напряженной работы, сводились к контролю за проведением политзанятий на производствах. Во времена Сталина такие занятия не проводились, говорильня не приветствовалась. А в то время, которое я описываю, еще не шиковали, а ютились, и не только ютились, но и работали, не покладая рук. Вот и парткабинет, занимающий крохотную площадь, сумел организовать несколько столов, за которыми можно было заниматься самообразованием, получая при этом необходимую консультацию. Я часто пользовался литературой, работая над темами школьных заданий. Не пойму, чем это было вызвано, но я всегда увлекался историей древних цивилизаций. Мне никогда не отказывали ни в книгах, ни в консультациях. Видя, как аккуратно я с книгами работаю, мне разрешали работать с ними дома. Отрадно было и то, что первым построенным в городе магазином, стоящим на улице Ленина (сейчас это дом № 17) был книжный. Я присутствовал при его открытии, Стеллажи и прилавок еще пахли свежей масляной краской. Полки были почти пусты. На них было несколько десятков политических брошюр и с десяток книг в мягком переплете. Это был роман Аркадия Первенцева «Огненная земля». Стоила книга десять рублей, что равнялось стоимости пачки дешевых папирос. Нужно вообще сказать большое спасибо Советской власти. Она несла огромные затраты на издание технической, научной и художественной литературы, продавая ее за бесценок населению и библиотекам. Школьные учебники учащиеся вообще получали бесплатно. И правильно, нельзя экономить на знаниях и культуре. Я не мог устоять перед соблазном купить эту книгу, положившую начало моей очередной библиотечки. Я покупал и брошюры на политические темы. Мне здорово досталось бы, узнай кто-нибудь, какое я нашел для них применение. Из мягких обложек я сшил себе тетрадь, а листы брошюр стали служить мне материалом для черновиков. Писать приходилось между строк. Вместо чернил использовался химический карандаш, грифель которого я превращал в порошок и растворял в воде.

Поток издаваемой литературы нарастал. И это в то время, когда шла война. Книжный голод пока не утолялся. Напротив, он рос. Народ истосковался по книге. Позднее, учась в Воронежском мединституте и занимаясь переплетом книг для библиотек всех вузов города, я уже не удивлялся огромному количеству выпускаемой литературы, особенно в мягком переплете. Мне приходилось переодевать эти, еще нетронутые рукой читателя книги в одежду из картона и коленкора, а иногда и дерматина.

Да, я знал цену книгам, когда выстаивал ночи перед зданием магазина «Подписные издания» по ул. Свердлова г. Керчи, чтобы подписаться на сочинения отечественных и зарубежных писателей. Наверное, не я один покупал нужную мне книгу с довеском самой настоящей макулатуры, выполненной на прекрасной бумаге и одетой в богатый переплет. И пусть не лгут украинские националисты, говоря о том, что притесняли при советской власти украинскую мову. Полки от книг, издаваемых на украинском языке, буквально ломились. Я часто был вынужден покупать книгу на украинском языке, не имея возможности достать такую же на русском. Беда в том, что творчество многих украинских «письменников» было откровенно слабым. Не пеняй на зеркало, коль рожа крива – не греши на язык, если им не умеешь пользоваться…


КУРГАНЫ И ВУЛКАНЫ


Исчез известный всему миру Керченский археологический музей, когда-то называвшийся музеем древности. Я уже упоминал о его развалинах. Здание можно построить, здание под музей можно приспособить, как это сделают позднее в нашем городе, но восстановить утраченные музейные экспонаты невозможно. Я хорошо помнил внутреннее расположение экспонатов в довоенном здании.

Устроено оно было так, что все его внутреннее помещение заливал солнечный свет. В центре, под стеклом, в саркофаге находился коричневого цвета скелет. Кому он принадлежал, я уже и не помню. Помню, что была пояснительная табличка, а что в ней?.. Исчезло многое за годы войны. Тайной станет исчезновение скифского золота из керченского музея. Путь золота прослежен до Армавира, а дальше – след утерян... Такое произошло с музейными ценностями во второй раз. Первый раз во время Крымской войны, когда экспонаты керченского музея оказались в Британском музее и французском Лувре. Наступит время и вновь возникнет музей, но в другом здании и без того, что так долго собиралось, и так быстро было утрачено. А ценные находки из драгоценных металлов, результат археологических раскопок, будут отправляться в Ленинградский Эрмитаж.

Керчь славилась и до войны, и после нее своим лапидарием, самым крупным хранилищем каменных надгробных плит. Сюда со всего Союза приезжали ученые работать над каменными свидетелями античности. Размещались они во дворе музея, у дромоса Царского кургана, в церкви Иоанна Предтечи. Теперь их можно увидеть на зеленых лужайках, газонах, скверах. Удивительное архитектурное решение: превратить улицы города в античное кладбище...


БОГИНЯ СВОБОДЫ ПРИШЛА

Я уже описывал в книге, посвященной городу Керчи день Победы. Мы о нем услышали спель ночи. Радости той и передать трудно. Мы заслужили муками и кровью своею право называться победителями. Почему же дети и внуки наши от этого права, не подумав, отказываются.

Я напомню слова, сказанные профессором Венского университета Крамершом на митинге в центре освобожденной советскими воинами Вены: Я обращаюсь к тебе, Европа, Не тебя ли спасли славяне от всех диких нашествий? Так случилось и сейчас, когда поработил тебя Гитлер. Так будем благодарны и низко поклонимся тебе, Россия!»

Действительно Русь, жертвуя тысячами, миллионами жизней, не раз спасала Европу, европейскую цивилизацию от захватчиков.

И чем отвечала всякий раз Европа? Только черной неблагодарностью. Сколько раз «цивилизованные» ее народы пытались извести Русь, Россию, поработить наш народ, искоренить ее веру.

Основным препятствием для любителей мирового господства была и остается православная Русь, Россия и русский народ.

Уважаете ли Сталина, ненавидите ли его, но слова его сказанные во славу русского народа я хотел бы напомнить:

«Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города, покидала потому, что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства, он пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!»

По-видимому, в благодарность за все вынесенные страдания русского народа, во всех паспортах исчезло упоминание о национальности. Безродными мы стали!


А ЕСТЬ-ТО ХОЧЕТСЯ!


«Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко».

(Из притчей царя Соломона)


Голод слишком часто брал нас за горло. Недаром поэт «скорби и печали» Некрасов в поэме «Железная дорога» пишет: «В мире есть царь! Этот царь беспощадный – голод названье ему»! Причины были разные, но самая главная – недород! Правда, к нему могли добавиться и иные, косвенные. Ну, скажем, в начале 1921 года продразверстка выкачала все запасы продовольственного зерна. Власти показалось и этого мало, они объявили еще «боевой наряд» на фураж. А лето выдалось жаркое и засушливое, да еще и по многим областям России. На юге хоть бы дождинка упала с весны! И молитвы к Богу не помогали, и крестные ходы! Кто виноват? Одни говорили, что грехи наши тяжкие Бога прогневили, он-де и слушать нас не хочет. Другие во всем винили большевиков. А в принципе, и то, и другое имело место. Только масштабы потрясающи - миллионы Богу душу отдали! Можно ли было этого избежать? Думаю, что можно! А, если это природное явление устраивало власть? Использовать естественные, стихийные потрясения для достижения цели?.. «Нужная, потрясающе простая, а главное – надежно укрывающая твои тайные желания причина, ну, что может быть лучше?

Подобное и в 1933 году повторилось опять. Главная причина: два года подряд неурожайные. Но, к ним присоединялись и другие: осмысленное уничтожение крестьянства как класса, превращение крестьян в пролетариев, стремление к поголовной коллективизации, сведение крестьянского подворья (вступающие в колхоз резали скотину), разорение «кулацких» хозяйств, основных поставщиков товарного зерна… И вновь голод – на Украине, черноземных областях России, Поволжье. Крестьянин уходит, на смену ему появляется сельхозрабочий, с мизерной оплатой труда, к тому же натуральными продуктами! Крестьянину при царе оставалось 80 процентов производимого им продукта, теперь его доход едва ли равняется 20%

Наступал 1946 год, когда голод опять напомнил о себе: засуха, сокращение посевных полей, недостаток техники на полях и рабочих рук.

Так не хотелось власти взять хотя бы часть вины на себя за смерть миллионов людей, что даже в истории Коммунистической партии Советского Союза ничего об этом не говорится! Замалчивание всегда порождает слухи. Разговоры на тему голодомора 1933 года на Украине рождены молчанием тех, кто внес лепту в эту трагедию.

Мы относимся к усредненному представителю социального общества, пытаемся сами себя сохранить для будущего.

Что делать, если работой праведной не прокормить себя? Работа дает право на лишние 100-200 граммов хлеба. Точно рассчитан характер труда и затраты энергии на него. Мы живем на пределах возможного. Отец работает один. Мать на работу не пошла. Находясь дома, она больше приносит пользы семье, умудряясь готовить пищу из того, на что сегодняшний человек даже смотреть не станет. Куда тому солдату, варившему кашу из топора! Отец делает все возможное, чтобы что-то добавить к зарплате, на которую можно купить только несколько буханок хлеба. Он берется за годовые отчеты других предприятий и легко с ними справляется благодаря своему профессионализму. Он работает в горархиве. Он занимается и незаконной деятельностью: варит хозяйственное мыло на дому, продавая его через государственную торговую сеть. Иногда ему удается прилично заработать. Это случается при поездках в Симферополь. Тогда за бесценок удается привезти полмашины яблок. Мать выносит их на рынок и продает. Мы не знаем о том, что наша мать экономит каждую копейку, откладывает. И в один прекрасный момент отложенное ею заявляется во двор ведомое на поводу. Это корова, коричневой местной породы. Маленькая размером, она дает много молока. Правда, корова облагается налогом, в год нужно сдать 300 литров молока государству, для этого напротив колхозного рынка образован приемный пункт. Там же проверяется и качество молока, его жирность. К нашему придирок нет, оно вполне соответствует стандарту. Коровка добавляет работы нам с братом: пока еще не возникло стадо в нашем квартале, мы по очереди пасем свою буренку. Место выпаса – многочисленные развалины, заросшие травой, из которой наиболее подходящей является лебеда. Корове нужен запас сена на зиму. Отцу удается получить разрешение косить траву на просторах бывшего и будущего аэродрома, вблизи Багерово. В воскресный день мы с отцом оказываемся в ровной, как стол, степи. Трава по пояс. Ее давно не касалась рука человека. Отец где-то раздобыл две косы, научил меня и косить, и затачивать этот славный инструмент. На просторах аэродрома сооружается шалаш, крытый тонким душистым сеном. Такое же сено служит постелью. Мне оставляют воду, хлеб, сало. Под вечер каждого дня на велосипеде отец привозит два литра молока и уезжает, оставляя меня одного. На расстоянии видимости глаза – никого. Дорога от меня в километре, но по ней редко что движется. Этот необычный сенокос остался одним из лучших воспоминаний моей жизни. Работаю не под надзором, работа нравится. Встаю ранним утром, только-только птицы в небе запели. Капельки густой росы свисают с кончиков трав. По росе косить лучше всего, травы стоят, как солдатики на плацу. Взмах косы – и они валятся на землю, подкошенные, и издают запах весенних огурцов. Ровно ступаю босыми ступнями, загрубевшими, не чувствительными к колючкам, таящимся среди трав. Взгляд мой устремлен только вперед, туда, где мелькает острое жало моей косы. Я и не помышляю о еде, пока солнце не поднимется высоко, а тело не покроется бисером пота. Тогда только отставляю косу в сторону, и сажусь завтракать. Насытившись молоком и краюхой хлеба, беру в руки вилы. Теперь нужно перевернуть скошенное и уже подсохшее сено, а потом собрать его, окончательно высушенное солнцем, в копички. К обеду управляюсь. Солнце в зените. Пью молоко и забираюсь в шалаш. Сон охватывает меня, сплю без сновидений. Ближе к вечеру копички сношу в одну копну, размером с целую грузовую машину. За сеном приезжает отец с двумя мужчинами, двое на вилах подают, один утаптывает, потом вдоль кладется длинное бревно и все увязывается веревками. Сено увозят, а я остаюсь. С тех пор я навсегда полюбил вечера в степи. Зной уходит, легкий ветерок холодит кожу, запахи трав даже не с чем сравнить, трескотня насекомых, тысячи шорохов невидимой, бушующей вокруг жизни. И ты один в этом огромном и удивительном мире, ничто не мешает любоваться им, слышать и ощущать его. А дышится-то как! После города, попадая в степь, я пьянею от запахов ее, как от самого прекрасного вина.

Море трав. Я с косою. Один. Волнами колышется раздолье. В гости к полю сюда приходил, я в восторге от ее приволья!

Часто встречаются змеи. Немного пошипев для острастки, они уползают прочь. Змеи мне не страшны, а с ужами вообще можно играться, положив их за пазуху майки. Часто встречаются «подарки», оставленные войной, То целая невзорвавшаяся авиабомба, то целые штабеля зажигательных снарядов. Я обхожу их стороной, насмотрелся на эту гадость…

Мой незабываемый сенокос заканчивается через три недели. Никогда бы не подумал, что способен накосить 14 машин первоклассного сена! Во дворе, на возвышении, среди развалин, красуется огромный стог сена. Отец часть сена продает, окупая расходы на транспорт и грузчиков. Время идет, у нас прибавление: сначала бычок, потом телочка. Работы тоже прибавляется. То воды натаскать, то убрать коровник. Из навоза мы делаем лепешки, подвешивая их к стенам сараев и двора. Высохшие складываем в кучу и накрываем куском брезента. Зимой этими «кизяками» будем топить – они отлично горят.

Но работа по дому не имеет ни конца, ни краю. Чтобы сбегать на море и окунуть свое тело в воду, приходится долго упрашивать мать. Вспоминаю прошлое, оно все прошло в труде и заботах. Как началось оно в 12 лет, так и до сегодняшнего дня не прекращается.


1946 год определил не только возможности заполнения наших желудков? Он стал определять направление внешней политики прежних участников антигитлеровской коалиции. У многих в США закружилась голова от военных успехов, для достижения которых американцы принесли жертвы в основном материального порядка, причем и они были весьма относительными.

Учитывая огромные потери Советского Союза, трудности восстановительного периода и сложности с недостатком продовольствия, многие американские лидеры считали, что наконец-то наступил настоящий «американский век, который откроет перед монополистическими кругами США невиданные ранее перспективы. Союзов долгих просто нет. Найти союзников надежных, чтоб были в дружбе много лет, с единой целью – не возможно.

Начались первые, еще небольших размахов авангардные бои «холодной войны на тех рубежах, где Восток и Запад пришли в непосредственное соприкосновение. Это были – Германия, в частности – Берлин. Товарищи по оружию расставались. Появились первые легкие заморозки в отношениях между ними. Если в конце 1945 года Эйзенхауэр много писал теплых слов о русских союзниках, подчеркивал значимость их вклада в победу, то теперь тон резко изменился. Что повлияло на взгляды Айка? 5 марта 1946 года (еще года не прошло от дня победы) в небольшом городке Фултон в штате Миссури Черчилль произнес свою знаменитую речь, ставшую началом «холодной войны» Он призывал Соединенные Штаты применить силу против «Советов», пока Вашингтон располагает монополией на атомное оружие. Трумэн, бывший в ту пору президентом США, с упоением слушал речь своего союзника. Возможно, произошло бы непоправимое, если бы не мировая общественность и стойкость позиции Сталина. Для борьбы с СССР создается НАТО, военно-политический блок. Его руководителем назначен Эйзенхауэр. Правда, Дуайт недолго возглавлял НАТО. Но и за непродолжительный срок он успел проявить себя, как активный исполнитель агрессивного внешнеполитического курса этого блока. В 1952 году он включается в борьбу за президентское кресло. На должность вице-президента баллотировался Ричард Никсон. Борьба выиграна и Эйзенхауэр становится президентом Соединенных Штатов на два срока. Политика США была политически сдержанной по отношению у «Советам», хотя в мире свергались антиамериканские деятели, готовились и совершались покушения на государственных зарубежных деятелей, совершались шпионские разведывательные полеты над территорией СССР, один из них закончился печально, был ракетой сбит самолет-разведчик, пилотируемый американским пилотом Пауэрсом, который был потом обменен на советского разведчика, попавшего в руки ЦРУ. Было, правда, одно отрадное явление – прекращение войны в Корее. Дорого обошлась США эта бесперспективная война - 398 тысяч человек, что значительно превышает потери американцев во Второй мировой войне.

То, что Эйзенхауэр стал противником «Советов» - естественно, иначе и быть не могло, важно то, что он понимал, военной силой сломить идейного противника невозможно.