Память прошлого стучится в сегодня все дело в памяти
| Вид материала | Документы |
- Оглавление введение Что мы знаем и чего не знаем о памяти, 981.12kb.
- Главный инструмент нашего разума это память. Память это связь прошлого с настоящим, 65.24kb.
- Урок 1 введение очень часто можно слышать, как люди говорят: "Ему повезло, у него феноменальная, 621.13kb.
- Урок Немного теории Очень часто можно слышать, как люди говорят: "Ему повезло, у него, 511.38kb.
- Индивидуальное развитие памяти у людей, 357.08kb.
- Лекция 12 Устройство памяти Как устроена память?, 211.56kb.
- Лекция 7 – Память Виды памяти, 17.89kb.
- Планы семинарских занятий тема Представления о памяти в доэкспериментальный, 38.06kb.
- Лекция 5 Внутренняя память, 178.2kb.
- Семинар-лекция для родителей на тему «Память», 52.33kb.
ПОСОБНИКИ
Это слово вошло в наш быт уже после освобождения города, когда стали судить людей за сотрудничество с немцами. По сути своей, это слово соответствовало предательству, измене, выражая только количественную сторону вопроса. Его применяли тогда, когда обвинения не носили определенного характера.
Кто знает, откуда слова те взялись – пособники немцев? Их – сколько? Из воздуха ветром они принеслись, Иль жизнь родила их – и только?
За рубежом нашими союзниками по антифашистской коалиции использовалась замена этому слову – коллаборационизм. Какое из этих слов точнее соответствует сути, я не знаю. Но знаю точно, французы пособников немцев безжалостно казнили. У нас они получали меньшее наказание, но без отправки в исправительно-трудовые лагеря не обходилось. А пребывание там медом не назовешь! Я не знаю, как и где, но, пребывая на оккупированной немцами территории длительное время, не быть пособниками немцев, население не могло. Удовлетворяя свои потребности в материальных благах, оно работало на рейх. Могла ли маленькая Голландия не работать на Германию, будучи оккупированной? Нельзя же назвать всех голландцев только поэтому немецкими пособниками. Не по своей воле они делали это. Немецкая авиация в один день превратила цветущий, второй по величине город Роттердам в груду развалин. И тут же последовал ультиматум: «Окажете сопротивление – следующим будет Амстердам. И голландцы сдались. Раньше было сломлено сопротивление Польши. Но было отличие голландцев от поляков, когда немецкие войска вошли на территорию Советского Союза. Среди поляков нашлось немало таких, кто добровольно пошел в немецкое воинство из чувства мести, которое испытывали к русским. Ненависть передавалась из поколения в поколение. О своем захвате Москвы и разорении России они забыли, а вот о разделе Польши помнили отлично. Помнили и о подавлении восстания в Варшаве войсками А.В. Суворова. И такие останутся врагами, что бы хорошего им Россия в дальнейшем не делала. Позднее ответственность за подавление немцами восстания в Варшаве, поднятое по зову правительства в изгнании, находящегося в Лондоне, они тоже возложат на русских. Видите ли, русские не поспешили с наступлением, позволив немцам утопить восстание в крови. Но почему, спрашивается, кто-то должен отвечать за те действия, которые и не согласовывались с русскими. Польша спешила освободиться от немцев до прихода русских, чтобы не попасть в сферу влияния Москвы. Ну, в общем, отношения такие, о которых говорится в украинской песенке, когда девушка, отказывая в любви нелюбимому, причиной называет «лихими» и мать его, и отца, и даже, наконец, ни в чем не повинных мышей. Ну, что поделать, если так хочется воссоздать Великую Польшу «от можа и до можа», а территории те заняты русскими!
И все-таки больше всего находилось пособников среди своих, советских граждан, не волею своею попавших в неволю к немцам. Я знал немало людей наших, которые, боясь ответственности только за то, что оказались на оккупированной территории, бежали вместе с немцами, боясь ответственности. Каким разумом надо было обладать, чтобы поверить распускаемой немцами сказке о том, что с востока идут не русские, а восточные люди, по-русски не говорящие, и они, эти варвары, режут глотки тем, кто остался и не ушел с нашими на восток. К числу таких относились двое молодых парней призывного возраста, но со слабыми мыслительными способностями. Семья Вертошко была бедной и по меркам советского времени. Грузчику в порту с трудом удавалось содержать семью из семи человек, с прекрасными крепкими зубами и превосходным желудочно-кишечным трактом, утилизирующим все, что можно было назвать одним словом – съедобное. Проживали они по ул. К.Маркса, 35. Говоря о них, я забыл сказать еще об одном свойстве этого племени: все они, за исключением кормильца, были невероятно ленивыми особями рода человеческого. Бездельничая, они даже в квартире не могли навести должного порядка. Хотя внешними данными природа их не обидела, они были прекрасно сложены, приятны на вид. Особенно выделялась старшая из девочек. Она была сущей шестнадцатилетней красавицей. С приходом оккупантов на нее, как теперь принято говорить среди юных, глаз положил сам начальник керченской тюрьмы, почти втрое старше ее. Она стала жить, как никогда прежде не жила. Все голодают, а у Вертошко все есть на столе, только птичьего молока не хватает. В одежды богатые разодета, вся в золоте. Не знает девчушка того, что носит на себе то, что снято с евреев, отобрано у них перед тем, как отправить на смерть. Только радость в семействе короткой была, пришлось бежать – наши десант в городе высадили. Осталась только мамаша в семействе, которую старшие сыновья называли непривычным для слуха моего словом – «маткой», да с нею младшая дочка Тамара, да еще самый младшенький, над которым ни природа, ни общество человеческое трудиться практически не начинали. Летом 1942 года вернулись старшие сыновья, но без главы семейства, сестры и «зятя», оказавшегося, как ни странно, евреем. Разоблачен он был теми, кто его хорошо знал по городу Джанкою. Старших сыновей не тронули немцы, убедившись, что те только физическим развитием напоминали мужчин, достойных внимания.
Еще раз судьба свела меня с Вертошко, когда мы шли в колонне по пути в концлагерь Багерово. Вот тогда я услышал из уст их удивительные слова.
Самый старший, Анатолий, говорил мечтательно брату своему Алексею, шагавшему в центре небольшой колонны, сопровождаемой немцами- конвоирами: «Придем до места, матка будет блинцы печь!» Меня потрясла глупость взрослого мужчины, предполагавшего начать такую жизнь за колючей проволокой. Вместо блинов, ему пришлось попробовать немецкой баланды. Потом обоих братьев в составе колонны крепких мужчин погнали на Севастополь. Я полагал, что судьба более не сведет меня с ними. Так нет, – в 1966 году я увидел Алексея, приехавшего в Керчь из Аргентины. Встреча была кратковременной, продолжительностью в несколько минут. В умственном отношении Алексей вырос, но незначительно. И мелькнула у меня тогда мысль странная, но вполне реалистичная для наших органов безопасности: «И подобные порой рассматривались как немецкие приспешники?»
Когда обвиняются в пособничестве отдельные люди – одно дело! Одному отбиться от многих невозможно. И другое дело, когда в пособничестве обвиняется целый народ. Тут следует не спеша, серьезно разобраться. Произносимое при этом слово – «депортация» часто звучит условно, если перемещение массы людей происходит в пределах одного государства. Перемещение народа в пределах СССР не является депортацией, в прямом смысле слова, а перемещение их после развала страны на территории образовавшихся государств уже полностью соответствует этому значению. Почему, скажем, перемещение в лагеря лиц немецкого происхождения в период войны в Англии, а японцев в США не осуждается? Почему не осуждается помещение исконных жителей Северной Америки в резервации? Законны ли они были? Имели ли основания для перемещения огромной массы людей у нас? Когда я слышу о страданиях крымско-татарского народа, мне хочется напомнить о греках, итальянцах, армянах, немцах, которых тоже выселяли из Крыма. Разве они не страдали? Я не был в кабинетах, где принимались решения о переселении народов. Я не знаю об истинных причинах переселения турок-месхетинцев, карачаевцев, черкесов, ингушей, чеченцев, калмыков, ибо я никогда не бывал на тех территориях, которые до войны эти народы населяли. А вот о Керчи я могу сказать. Всего полтора месяца немцы находились в городе на берегу Керченского пролив в 1941 году. Кажется, что можно успеть сделать за такой короткий период времени? И все же успели, оказывается, создать общества содействия германской армии. Об этом гласили художественно оформленные вывески: Армянский комитет содействия германской армии, Итальянский комитет содействия германской армии, Болгарский комитет... Кто им разрешил выступать тогда от имени своих народов? Чем они могли содействовать германской армии? Маломощные, малочисленные, они проявить себя ничем не могли. Но заявить о себе вывесками успели. Засветились несвоевременно, из рабского чувства угодничества, полагая, что советской власти конец. Не на ту карту поставили, не просчитали все, не додумали… Не было среди них только русского комитета. И это факт. Полагаю, не только Керчь отличилась греческим и татарским комитетами содействия немцам? Неужели же об этом факте не доложили Сталину? Быть того не может! Не может быть и того, чтобы Советское правительство не знало о том, что крымско-татарским населением, кроме комитетов содействия германской армии, еще было сформировано 14 боевых батальонов. Батальонов, одетых в немецкую военную форму и вооруженных немецким оружием. Считаю ли я действия Сталина правильными? Нет. Нельзя осуждать народы за действия пусть и больших групп их представителей, помогающих врагу! Народы, потом выселенные из Крыма, не проводили съездов, определяющих назначение вышеупомянутых комитетов. Но после освобождения они и не осудили действий их. Означало ли это, что они считали их правильными?.. И ответ Сталина был в духе того времени. Суровы, беззаконны, но не беспочвенны действия «отца народов», и об этом должны знать те, кто считают переселение народов в пределах одного государства преступным. Русские, украинцы, белорусы и другие простые люди не принимали в СССР решений, вины на них нет. Нам было жалко переселяемых, но нам и непонятны претензии вернувшихся их потомков, которые требуют для себя особого отношения. Во время войны непострадавших от несправедливости не было.
СЛОВО О РЕПРЕССИЯХ
Прошлое ушло. Ветром, вихрем закружило его, превращая в прах. Подлежит ли оно возврату?
Сдается мне, не подлежит. Но возвращается памятью о нем, памятью искаженной, в угоду кому-то. Вспомните слова библейского Проповедника: «Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того не следует считать». Не бесцельно копаетесь в прошлом. Хотелось бы только сказать вам: не ворошите прошлое, оно само или подобие его предстанут пред ликом вашим, и вспомните слова Екклесиаста, говорящего: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было».
И еще от благостных слов древнего мудреца: «Если змей ужалит без заговаривания, то не лучше его и злоязычный».
Я ведь тоже пришел из прошлого и не мне ли говорить с теми, кто небрежно к нему относится. Ну, нельзя же говорить только о злом, ибо делается это во имя зла. Зло не рождает доброго!
Слышать со всех сторон: «Преступное единоначалие!», «Злая воля», «Злобный, мстительный характер», «Страх ожидания чистки, ареста, гибели!»
Преступление, о преступлении, во имя преступления!.. Рисуется мрачная картина нашей, в том числе и моей, жизни, пострашнее той, что создает перо писателя, повествующего о конце мира. А ведь мы жили, танцевали, веселились, любили, учились добру. Никто в школе не учил убивать, воровать, предавать Да, Советская власть отобрала у моей семьи дом, сад, лес, огромные деньги... Но я не держу зла на нее. Взамен она дала мне образование. Я – первый из рода моего крестьянского, получивший высшее образование из рук Советской власти. Я ею был приобщен к миру искусства и музыки, я купался в безбрежных творениях мировой литературы. Что еще мне надо? Каждый волен выбирать себе дорогу. Я выбрал для себя дорогу добра, созидания и иду по ней, служу только им. Советской власти не стало, стало быть, пора возвращаться к тому, откуда я пришел, долго блуждая. Нет, не руками своими, ибо они стали много слабее, чем были. Мыслями возвращаюсь к истокам, породившим то, что стало причиной победы во Второй мировой войне, а потом и распада державы. Пусть осуждают мой идейный выбор, но я, повторяю, и повторять буду, - приверженец монархического образа правления, поскольку ни один монарх не станет воровать сам у себя, ни один монарх не станет разваливать хозяйство своей державы, он стремится передать наследникам процветающую, богатую страну.
Диктатор ушел, ушла часть жизни моей России, не самой простой и не самой легкой. Ушел тот, кто стоял 30 лет у руля власти. Мы пережили страшную войну, и мы ее выиграли. Не умаляйте значения Сталина в этом!
А что касается репрессий, да, они были. Были так же, как была растущая экономика, когда строились не сотни, а тысячи фабрик и заводов, перекраивалась земля, шло обводнение полей, земля покрывалась лесозащитными полосами, создавались рукотворные водные артерии. И я не могу представить такого, что идут масштабные репрессии, и при этом не страдают невинные.
Присяге пособник тогда изменил, а может, трудился не зная? Но предки поднялись его из могил, за службу врагу осуждая! А может, вины его нет, он не врал, поруганы честь и свобода? И судит военный его трибунал Он – враг «трудового народа!»
И я не могу утверждать, что, если бы вместо Сталина пришел к власти Троцкий или Зиновьев, в стране не было бы репрессий, а была бы только райская жизнь?
Вспомните, какой пласт грязной пены подняла вверх только революция! Что делали всякие Яшки Япончики, Яшки Блюмчики, Левки Задовы, Ляльки Рейснеры? Можно ли было бороться с ними тогда исключительно законными методами? А что происходило с теми, кто попадал за границу и подвергался испытанию богатством, какого тот никогда в своей жизни не видел? Сколько из них пошли на службу иностранных разведок, вы знаете? Вам реестр предателей был иностранцами представлен?..
Да, что говорить, вы сами свидетели тому, сколько преступлений совершается сейчас на Украине на «рыночной» почве! Идут отстрелы конкурентов. Гибнут старики, ставшие жертвами охотников за квартирами! А какие разборки происходили в прошлом, в начале дележа государственного имущества! А ведь это – цветочки по сравнению с тем, что происходило в тридцатые годы прошлого столетия
Был подъем и были репрессии. И был гигантский репрессивный аппарат. Только следует напомнить вам кое о чем…
…Ликует Франция. Танцует на улицах и площадях народ. Без устали работают гильотины, сыплются в корзины головы аристократов и простолюдинов, знатных дам и проституток, короля и творцов революции: Дантона, Робеспьера, Сен-Жюста. Кровью опьянена Франция. Бегут из цветущей страны за ее пределы не только аристократы, но и обладающие умом и известностью. Кто был творцом этой вакханалии? Кто стоял у истоков революции? Да те, кто никогда в руках ничего острее гусиного пера не держали, «энциклопедисты»: Руссо, Дидро, Даламбер. А разве неистовый Вольтер руку к сему не приложил? Кто трибуном революции стал? Горбатый журналист, обладающий острым жалящим языком – Марат.
Казалось, нет такой силы, которая могла бы залить огонь революции, загасить бушующий пожар. И все же сила такая нашлась. Самые неграмотные, самые забитые провинции Франции - Бретань и Вандея родили движение «шуанов», в переводе на русский – совы, поскольку они нападали на отряды республиканцев сначала по ночам, а потом, когда окрепли, и в дневное время. Вандея вернула династию Бурбонов на трон.
А вспомните Парижскую коммуну, когда по состоянию рук определяли врагов и друзей, въелись в ладони металл и порошинки – враг! К стенке его!
И у нас подобное было в послереволюционные годы. Следователями отделов губЧК были рабочие, грузчики. Что им было известно о законах? Они не изучали юриспруденцию, они не знали основ сыскного права. Прежде чем допрашивать арестованного, присматривались к нему: как одет, какова прическа, речь какая? Руки чистые, пухлые, ухоженные, значит, контрреволюционер, враг советской власти! А потом, вспомните, что довлел еще над всем господин план: план поставок, план разверсток, план по борьбе с неграмотностью. Не избежала плана и правовая система, превращавшаяся на местах в полное бесправие.
В одном из районов Тамбовской области райуполномоченный Луковкин, участник гражданской войны, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, в один день арестовывает весь советско-партийный актив района. На вопрос свыше, почему он так поступил, Луковкин ответил: «Раз все арестовывают, что я хуже других?»
Мог ли об этом не знать Сталин, пришедший к власти не мирным путем, а через вооруженный захват ее? Не мог не знать он и о роли крестьянства в гражданской войне, когда только лозунг «Земля крестьянам!» был страшнее мощью своей любой бомбы.
И не мог без репрессий обойтись диктатор. Давайте трезво глянем правде в глаза. У русской интеллигенции был всегда неискоренимый изъян: она всегда была недовольна любым правительством – царским, коммунистическим, демократическим. Разница в том, что либералы не любили твердую власть, а консерваторы – слабую. И угодить интеллигенции русской невозможно, она настырно требует от власти действий, но, сообразуясь исключительно с целями и чаяниями самой интеллигенции, которая мнит себя совестью всего народа. Напомню один эпизод из истории нашей: 1825 год, 14 декабря, Сенатская площадь, каре взбунтовавшихся солдат. Выстрел Каховского и смертельное ранение Милорадовича, героя войны 1812 года. Кто подстрекатели? Властители умов – писатели, поэты, просвещенные офицеры знатных и незнатных родов.
Император Николай Второй стал жертвой устремлений своей интеллигенции, им были недовольны и либералы, и консерваторы. Известна и историческая роль генералитета, нарушившего присягу, участвовавшего в устранении от власти последнего императора России.
Где созревает недовольство? И где рождается трибун? Средь тех, кто ближе к руководству, и среди тех, в ком светлый ум. А кто бунтует на Руси? Оружье – колья, вилы, косы! Ты только спичку поднеси, потом пожаром все уносит!
Сталин не мог позволить себе подобного. Вот откуда истоки репрессий, и вот откуда направление острия их. Я не берусь заниматься количественной стороной этого вопроса, поскольку не обладаю необходимым материалом, Но и согласиться с гипертрофированными цифрами заинтересованных «исследователей» просто не могу. Я не могу согласиться с описанием мытарств членов семей репрессированных. Когда я слушаю Новодворскую, описывающую свои страдания и получившую два высших образования в советское время, мне стыдно за этого человека. Есть русская пословица: «Ври, ври, да меру знай!»
Повлияли ли репрессии на борьбу нашего народа в борьбе с немцами? Это вопрос сложный, но думаю, что не будь массовых репрессий, мы бы не вступили в войну со слабым командным составом Красной Армии.
Не пришлось бы расстреливать генерал-полковника Павлова, командующего юго-западного фронта и начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Климовских за сдачу немцам Киева!
Командный состав. Красной Армии лишился всех, или почти всех, кто представлял угрозу бездарному маршалу Советского Союза Ворошилову, о котором пели в песне тогда:
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведет!
Так и рисует память скачущего в черной бурке всадника с обнаженной саблей, того самого, которого видели мои глаза в фильме «Чапаев» И никак не могу себе представить Ворошилова верхом на лихом коне. Ну, а о том, что Ворошилов ловко устранял полководцев, обходивших его в значимости, и тогда, в преддверии войны, мало у кого были сомнения. В устранении талантливых людей не было случайности, за их спиной всегда стояли те, кто рассчитывал на быструю карьеру. И маниакальная подозрительность вождя была только благодатной почвой для этого. Зависть и тщеславие – прекрасные рычаги не для мести, а для доносительства. Слава Богу, что русский народ талантлив по своей природе. Только поэтому война родила множество талантливых генералов. Черняховский, Рокоссовский, Конев, Ватутин, Малиновский, Баграмян и десятки других имен. Жаль о них в сутолоке дней наших забываем Радует мое сердце, все они выходцы из простых семей, в отличие от немцев, где военная служба часто носила наследственный характер.
СЛОВО И ДЕЛО
Мир, как утверждает Библия, словом рожден. И я верю этому, учитывая, какую роль для нас, людей, играет слово, в том числе и слово Божье. Когда мысль человеческая впервые облеклась в слово, одновременно и беда родилась. Если раньше проявлением мысли служили дела, можно было видеть, обонять, осязать их, можно было исправить, наконец. А главное – оценить! За оценкой следовали либо кара, либо поощрение. Теперь же все соответствовало поговорке: «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь!»
Слово и дело в единстве ли, нет? Верю, у Бога – едины! У человека за множество лет, ложь вознеслась господином!
Слово намного опережает дело, и предусмотреть, что из того слова получится, стало невозможным. Предсказание – туманно и расплывчато. К слову стали относиться с опаской, анализируя не только то, что данное слово означает, но и с какой интонацией оно произнесено. Началась дифференциация слов на добрые и злые, дозволенные и недозволенные. Дозволенные, произносимые мягко, с придыханием, с растягиванием слова на слоги – уху приятные. Слышишь такие слова, и по телу тепло, нега разливаются, приятная истома тело расслабляет. Хочется слушать и слушать, глаза закрыв, и душою в вечность радостную улетать. И совсем неважно для слушающего, что слова эти, большей частью, лживы, приятны для слуха – и всего-то!
«Ласковое слово и кошке приятно!» – говорят одни.
«От ласкового слова язык не ломается», – говорят другие.
Ну, а со словом правды как? Всякий, говорящий правду, истину несущий – вредный для лжи государевой или для иных, властью облаченных. Враг он, и никаких разговоров! К такому и отношение самое суровое. Не простительно слово праведное!
Вспомните, за что распяли Иисуса Христа. Нет, не за дела земные, а за слово, что нес он людям от отца своего – Бога нашего!
Слово правды для фарисеев страшней крови пролитой. Они разбойника, убийцу, делами своими по локоть руки кровью испачкавшего, простили, а Иисуса, праведника, на казнь позорную отправили. Но не со времен Иисуса преследование слова правдивого началось. Слово лжи во все времена благоденствовало, и до Христа, и после. Только пророки могли обличать людей, погрязших в пороках, менее других опасаясь за жизнь свою. Иудеи, ненавидя пророков, боялись их, поскольку полагали, что те имели прямой контакт с Богом. А шутки с Богом плохи. Когда веру, заповеди данные через Моисея, стали под законы лукавые приспосабливать, все пророки исчезли. Пророк может говорить тогда, когда у него слушатели есть. Шекели и проповеди пророка ничего общего меж собой не имеют.
Смертью своею Иисус приоткрыл заблудшим путь к спасению. Но изменить отношение к слову не мог. Мало того, те, кто нес слова очищения Спасителя, сами пострадали от тех, кто слова истины зубной болью воспринимали.
…Ряды сидений огромного Collisiuma (Колизея) заполнены людьми. Одежда разных фасонов и расцветок, без лент на подоле туник и с лентами, даже пурпурного цвета, вольноотпущенники и сенаторы, тучные тела знатных матрон и крутобедрые гетеры с тонкими осиными талиями, юные римляне с пушком на верхней губе и украшенные рубцами ветераны войн. Кто-то мелкими глотками пьет фалернское, закусывая вялеными фруктами, кто-то грызет жареные орешки, кто-то ест лепешку с медом, а кто-то такую же лепешку с кусками жареной свинины. Люди, болтая о бытовых мелочах, и не думали обсуждать предстоящее зрелище. Пока арена цирка пуста. Вот император подал знак. Открылись двери ведущие из подземелий и служебных помещений. Как всегда, действо открывали два бойца. Один высокий молодой со светлыми волосами, падающими на плечи, на лбу они стянуты роговым обручем. Вооружен он сетью, похожей на ту, которой принято ловить рыбу. Кроме сети, у него в руках бронзовый трезубец на коротком дубовом древке. Одеждой служила короткая, до колен, полотняная туника. От названия сети (ретум) и название бойца – ретиарий. Второй – среднего роста, крепкий, подвижный. Вооружен коротким мечом и небольшим круглым щитом, обтянутым буйволовой кожей. Из такой же кожи, только более толстой были изготовлены и доспехи его. Противники не спешили нападать друг на друга. С одной стороны, следовало прощупать противника, чтобы найти его слабые стороны. Во-вторых, это было все-таки представление, и зрители должны были получить удовольствие от увиденного кровавого зрелища. Противники двигались почти бесшумно, совершая ложные движения, чтобы противник каким-то образом раскрылся. Когда зрители стали проявлять нетерпение, когда со скамей понеслись оскорбительные выкрики, гладиаторы поняли, что пора приступать к решительным действиям, не ожидая, когда специальные служители, вооруженные раскаленными металлическими прутами, заставят сойтись их почти вплотную. Ретиарий внезапно бросил сеть, да так удачно, что противник, запутавшись в ней, упал. Не давая тому возможности рассечь сеть мечом, ретиарий бросился к упавшему гладиатору и занес трезубец. Передние ряды слышали треск распарываемой кожи. Раздался стон и тело гладиатора вытянувшись во весь рост, замерло. Победитель, подняв вверх окровавленный трезубец, медленно обвел ряды зрителей. Взгляд его остановился на императоре. Тот велел наполнить кубок вином и вручить его победителю.
Потом последовал короткий перерыв, во время которого зрители шумно обменивались мнениями о прошедшем бое, а служители убирали арену.
Теперь на сцене было двадцать гладиаторов: десять галлов и десять германцев. Все они были вооружены короткими мечами. Выйдя на сцену, они четким строем повернулись лицом к императору, подняли вверх левую руку и прокричали: «Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!»
Современному человеку трудно было бы разобраться в действиях бойцов, мелькали мечи, бойцы временами, казалось, повисают друг на друге, затем расходятся, чтобы вновь сцепиться в смертной схватке. Победили германцы, хотя победителей осталось в живых только трое. На арене в самых разных позах лежали мертвые тела. Их металлическими прутьями служители оттаскивали в темные отверстия подземелий. Теперь перерыв был долгим. Зрители были возбуждены предвкушением кульминационного номера цирковой программы.
Не стану травмировать психику читателя описанием деталей кровавой драмы, когда на группу безоружных людей, состоящих из женщин и мужчин разного возраста, в том числе и детей, была спущена стая голодных львов. Животные, кажется, были подготовлены к действию. Он бросились на людей, хватали их за горло, оттаскивали в сторону, рвали когтями и пожирали куски окровавленного человеческого мяса.
Люди не сопротивлялись. Они молились тому, слово которого несли людям. То была смерть во славу Христову!
Времена шли, менялись нравы, но оставалось негативным отношение к слову истины.
Только теперь уже казнили людей именем Иисуса Христа, забывая, очевидно, что тот призывал к всепрощению. Это стало возможным потому, что властители сами приняли христианскую веру и стали ревностными слугами ее. Теперь все, считающие истиной иное, становились врагами, еретиками. Еретизм не просто требовал к себе внимания, он подлежал искоренению. Не веришь в Господа Христа и деяния его – пожалуй на костер! Веришь во Христа, но по-иному исполняешь священные обряды – пожалуй на костер!
И запылали по всей Европе костры с мучениками, привязанными к столбам, и клубились дымы удушающие, с запахом горелой человеческой плоти. Смолились тела, неся наказание за деяния души, за слова по ее указанию произнесенные крамольные, безбожные. Душа бессмертна – не сжечь ее. Но тело само, без души, не творит зла, за что же истязают его? Боль тела слова истины не рождает! Готово тело оговорить себя, страшась боли. Где же истина, если тело лгало, боясь боли? Достигала ли казнь цели, какую на нее возлагали? Исчезает всеобъемлющая власть церкви над светской властью, легче ли слову от этого становится?
Декабристы, совершившие преступление, осуждены, но более всех пострадал Батенков, дел преступных не совершавший. За что, только за слово, которое ему казалось истиной?
Свергнуты монархи в Германии и России, стало ли слову от этого легче?
Сколько в этих странах пострадало только за слово? Миллионы! Вдумайтесь, миллионы искалеченных судеб только за слово! Таких испытаний, которые вынесли за слово, случайно оброненное, ни одному уголовнику не пришлось пережить.
Реальная власть была до Хрущева не у партийно-советских органов, выполняющих роль надзирателей за народом, а у госбезопасности, милиции, прокуратуры и судов. Вспоминается в связи с этим случай, рассказанный моим другом, военным прокурором Багеровского гарнизона, подполковником юстиции Серовым Петром Михайловичем. Было дело это в 1940 году. Серова направили прокурором в Туркмению. Район по территории огромный, малолюдный. Генеральный прокурор Союза звонит Серову по телефону: «В ваш адрес выслано два автомобиля, по получении – сообщите!» Проходит некоторое время, Вышинский вновь звонит: «Получили?» Прокурор отвечает: «Нет!» Через два часа в его кабинет без стука забежали секретарь райкома партии и предрайисполкома, в один голос кричат: «Забери свои проклятые автомобили!»
Удивительнее всего то, что без всякого участия Петра Михайловича и секретарь райкома, и предрик исчезли. На утро следующего дня ни того, ни другого в районе не было. Куда они делись?..
Мир меняется на глазах и довольно быстро! Говорят, что в лучшую сторону меняется. Только я не верю этому. У нас все так быстро не делается! Не такие мы. В 1998 году Джеффри Сакс, наставник российских «реформаторов» признался: «Мы положили больного (Россию) на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, а у него оказалась другая анатомия». Иными словами: Восток не Запад!
Говорят, у нас сейчас развивается демократия. Но что я слышу? – «Ты не веришь в том, что холокост был – пожалуй в тюрьму! Не веришь в голодомор как геноцид украинского народа? Ату тебя! Ату!.. Взять!»
А пострадали ли те, кто слово использовал для доноса? При царе, тот, который донос учинял, кричал во весь голос: «Слово и дело!»
Его тут же тащили в пыточную, мерами суровых физических воздействий проверяли, стоит ли дело возбуждать? Недаром в прошлом бытовало выражение: «Доносчику – и первый кнут!» В советское время жертвами доносов стали сотни тысяч людей, а доносчики не страдали, мало того, их объявляли патриотами. Донес Павлик Морозов на отца – героем на всю страну стал! Чтобы и остальные предатели родителей знали, что Родина оценит их предательство, их образцом для подражания сделали.
Доносительство стало средством сделать служебную карьеру. 80% всех репрессий в стране, как не велика будь эта цифра, было следствием доносительства.
Не исчезло доносительство и с оккупацией наших территорий немцами. Откуда немцы все знали о нас: кто коммунист, кто еврей, кто красный командир, кто кем работал? Все от тех же, слово, как жало, в ход пускающих.
ШКОЛА
Советская власть самое серьезное внимание уделяла образованию. Неудивительно, что с первых же дней после освобождения в городе принялись восстанавливать школы. Войной полностью были разрушены школы № 10, школа № 23 им. Кирова, школа № 25, располагающиеся на территории между зданием консервного завода и тюрьмой. Были разрушены крымско-татарская школа (в этом здании сейчас располагается городское управление образования), школа № 7 им. Свердлова, школа № 8 (позднее в восстановленном здании этой школы разместится управление «Югрыбпоиска»), школа № 11, школа № 19 им. Шмидта, школы имени Короленко и им. Желябова... Ни одной целой школы, как в Кировском, так и в других районах города.…
В большом количестве школ, которые были до войны, освобожденный город уже не нуждался. Их было бы некем заполнить. И потом, к нам пришла очередная попытка возвращения к отмененной советской властью системе раздельного обучения, практиковавшегося в дореволюционное время. Девочки отдельно, мальчики отдельно. И тут выяснилось, что в мужской школе создать восьмой, девятый и десятый классы невозможно. Всего четыре ученика мужского пола на все старшие классы города! Это объяснялось тем, что все мы продолжительное время, три года, школ не посещали, и за этот период времени те, кто перед началом войны должен был учиться в восьмом, девятом и десятом классах, успели достичь призывного возраста. А четверо, готовых продолжать обучение, – это были пареньки с серьезными проблемами здоровья, не позволяющие им идти на фронт. Пришлось их направить в женскую школу. Взялась городская общественность за восстановление двух школ в центре города № 2 им. Желябова и школы №11. К первому сентября, как ни старались, а подготовить школы не успели. Школьное помещение прежней школы № 11, получившей № 13, занимало лишь треть того, что занимает сейчас школа № 1 им. В. Дубинина, получившая и новый номер, и имя. Классы были оборудованы столами, изготовленными из досок, прежде составляющих основу потолка какого-то здания, на них четко были видны следы рештовки. Ножки были сделаны из половых досок, сбитых крест на крест. Из таких же досок были длинные скамьи. Окна были застеклены литровыми и полулитровыми банками для консервов. Один ряд банок перекрывался доской, на него ставился следующий ряд банок, и так до верха окна. Щели между банками были заделаны цементом. Естественно, ветер не проникал в помещение, но для мороза это не служило большим препятствием. В каждом классе стояла чугунная печь-буржуйка, отапливаемая дровами. Труба выводилась за окно. Стоило лишь повернуть трубу в сторону ветра, и помещение заполнял едкий, перехватывающий дыхание и заставляющий слезиться глаза дым. Этим пользовалась группа «громил», переростков, физической силой устанавливающих власть в классе. Не стремясь к получению знаний, они этим часто пользовались для срыва занятий. Поворот трубы был сопряжен с риском упасть с высоты, так как двигаться приходилось по карнизу, разделяющему первый этаж от второго. Однако несчастных случаев при проведении этих рискованных операций я не припоминаю.
Итак, школы были к 1 октября готовы. Школа № 2, женская десятилетка, и мужская школа № 13, которой из семилетки еще предстояло превратиться в десятилетку (что и случится к лету 1948 г., по мере взросления нас, тех, кто поступил в седьмой класс). Тем, кого сегодня приучили и продолжают приучать к плевкам в прошлое, следует напомнить, что нельзя обвинять в глупости, в беспамятстве то поколение, которое создало авиастроение и химическую индустрию, построило тысячи первоклассных заводов и фабрик, ликвидировало поголовную неграмотность, создало сотни высших и тысячи средних учебных заведений. Происходило это в условиях враждебного внешнего окружения и нередких случаев внутреннего вредительства и саботажа. Не на голом месте возникла борьба с «врагами народа». Беда, что борьба эта часто принимала неадекватно массовый, порою непродуманный характер и затронула судьбы великого множества невинных людей. Да, не гладко шло построение нового общества, но оно шло. И если по уровню промышленного развития мы вошли в число ведущих держав мира, то это не заслуга наших «доброжелателей». Напомню, что это поколение сломало хребет самой могучей военной машине, которая когда-либо существовала на земле.
Шла война, требовавшая напряжения всех сил и средств. Но находились средства и для культуры, и для искусства, и для литературы, и для образования, и для здравоохранения. В освобожденной Керчи были организованы подготовительные классы для тех, кто все эти годы не учился. Но, как ни странно, туда пришли в основном те, кто прибыл из мест эвакуации. Я попробовал освежить в них знания четырех классов, но сорвался на грамматике, не ответив на примитивные вопросы: что такое подлежащее и что такое сказуемое? Посрамленный, красный от стыда и гнева я ушел, считая, что с наукой мои дороги разошлись навсегда. Но желание учиться пересилило и гнев на «бестактность» преподавателя, и стыд за собственное невежество Я был «начитанным» пареньком, но безо всякой, хотя бы и слабой, системы образования. Прекрасно оперируя цифрами отчетности, я совершенно не знал математических законов. Родители пошли мне навстречу и наняли двух учителей для подготовки к школе. Одна из них «натаскивала» меня одновременно по арифметике, алгебре, геометрии и физике. Это была рыхлая малоподвижная старушка, никогда не бывшая замужем, и, как мне кажется, так и не познавшая существа мужчины. Когда она шла по улице, то обращала на себя внимание старинным покроем своей одежды. Можно было подумать, что она извлекла юбки и кофточки из реквизитов театра, готовившего постановку чеховской «Чайки». Ходила она, резко наклонив корпус вперед, что, казалось, легко могло стать причиной падения. Однажды так и случилось, когда Елена Степановна, по кличке «Пончик», упала, разбив себе нос и подбородок. Старыми девами были и две ее родные сестры. Только последние были чуточку моложе и привлекательнее своей сестры. Я стал объектом внимания всех трех сестричек. Подчас они все втроем, одновременно, занимались со мной, в то время как на столе закипал самовар. Мы же, каждый по отдельности, решали задачи из журнала «Математика в школе». Самовар начинал фыркать струями пара. В маленьком чайнике была заварка. Чая не было, но было много мяты и еще каких-то трав. Мне нравился этот отвар, и нравились поучения старушек, высказывавшихся прямо, с элементами серьезного научного спора. Они привили мне вкус к поиску рационального пути решения задач. Они научили меня доказывать теорему своим путем, игнорируя тот, что излагался в учебнике. Я им и сейчас благодарен за это, хотя уже в школе с учительницей математики Пироговой Варварой Павловной из-за моего самостоятельного подхода к математическому поиску у меня возникали конфликты, из которых я выходил основательно потрепанным, но непобежденным. Преподаватели в школе не жалуют тех, кто проявляет самостоятельность мышления. Как хорошо вообще не мыслить, опираясь на приобретенный много лет назад багаж знаний! Власть догм в мышлении, наверное, полезна только в военном деле. Хотя и тут, устав царской армии всегда приветствовал разумную инициативу солдата. И в устав Красной Армии многое разумное было перенесено из царского.
Вторым преподавателем была Екатерина Антоновна, она была вдовой с двумя девочками, чуть старше меня. Ее задача была заложить в мою бессистемную голову знания по гуманитарным предметам, в том числе французскому языку, который она знала блестяще. Учебника не было, и я трудился над книгой для чтения на французском языке, запоминая звучание фраз и перевод их. Ученье быстро продвигалось, но столь же быстро и закончилось – иностранным языком в мужской школе №11 был немецкий! Тем не менее Екатерина Антоновна на славу потрудилась, подготовив меня для поступления в седьмой класс. В 1941 году учеба в школе моя прервалась на первой четверти пятого класса. Материал двухлетней школьной программы я одолел за два месяца. Совсем неплохо, если не считать досадных пробелов. Скажем, в пятом классе проходят занятия по ботанике. Я в пятом классе не учился. Весь материал ботаники прошел мимо меня. Как, впрочем, и зоологии, хотя с элементами ее мне пришлось иметь дело потом, уже в мединституте.
Но оставим в стороне проблемы мальчика, опаленного войной, в послевоенной Керчи и вернемся к «общегосударственным». Обучение в школе было поставлено на серьезную идеологическую и материальную основу. Школа получила новенькие учебники по всем школьным предметам, из расчета один учебник на двух учащихся. С тетрадями, правда, было туго. Пришлось писать на газетах между строк, а для контрольных и самостоятельных работ использовать бланки документов, если оборотная сторона их была свободна от типографских знаков. С учителями дело обстояло сложнее. Работа с переростками требовала знания особенностей психологии тех, кто за три года основательно растерял не только школьные знания, но забыл и о существовании таких «материй», как школьная дисциплина и порядок, привыкнув к почти полной бесконтрольности. Следовало учесть и пестроту возрастного состава класса. Многих, начавших обучение свое в пятом, шестом и седьмом классах, посылали на фронт. Были и те, кто приближался к этому возрасту. Были и те, кто вернулся из эвакуации, и не прерывал во время войны обучение. Откуда было взять преподавательские кадры? Институты на освобожденных территориях еще не были созданы. Принимали на работу всех, кто желал трудиться на ниве просвещения. Но выбор был невелик. Учитель в описываемое мною время не получал приличной зарплаты. Того, что он зарабатывал, хватало на покупку… трех буханок хлеба. Очень многие, поработав некоторое время, уходили из школы. Уходили невежды, понявшие, что это не их амплуа; уходили и те, кто мог бы многому научить нас, но…
Школа, класс – не толпа, а собрание судеб! А не видишь того, то понять хоть изволь, что тогда уважение будет, коль стоит пред тобой человек, а не ноль!
Некоторые оставили в кладовой моей памяти информацию о себе. Не более месяца учителем математики в нашем седьмом классе был Кашин. Я забыл его имя и отчество, но хорошо помню его внешний вид. Это был солидный, широкий в плечах мужчина. Черты лица крупные, подбородок квадратный. Кисти рук большие, красные. Голос резкий и басистый. Он часто кашлял, прикладывая платок ко рту. Думаю, что это у него осталось от ранения в грудную клетку. Ходил он в серой офицерской шинели и обычной солдатской шапке-ушанке. Кажется, он когда-то работал в институте. Был он крайне нетерпим в отношении нарушителей дисциплины. Голос его тогда гремел: «Марш из аудитории!» И не продолжал преподаватель занятия, пока нарушитель не выходил за дверь. Некоторых лоботрясов веселило само слово «аудитория», они азартно похохатывали, когда Кашин краснел от гнева и резко повышал голос. Как-то один из «камчадалов» (отстающие предпочитали сидеть на задних партах), физически крепкий парень Тютюник отказался выходить, нагло глядя в лицо Кашину. Тот попробовал его вытащить из-за стола. Но нарушитель мертвой хваткой вцепился в парту. Тогда Кашин вытащил его в коридор вместе со столом. По-видимому, это было последней каплей, переполнившей терпение преподавателя. Больше Кашина мы не видели и более двух недель у нас уроки математики заменяли всем, чем угодно. На место Кашина пришел невысокого роста мужчина, представили его нам по имени Виктор Васильевич. Этот человек знал математику и знал, как ее преподавать. Стоя у доски с кусочком мела, он постоянно раскачивался взад и вперед. Это тоже показалось многим смешным. Но смешки оставили после того, как узнали, что у Виктора Васильевича отсутствовали все пальцы ног. Раскачивание было единственной возможностью его сохранять равновесие. Он покинул нас из-за интриг Пироговой Варвары Павловны, инспектора городского отдела народного образования, которая приглядела это место для себя. Что поделать, я не мог справиться со своими чувствами по отношению к властолюбивой женщине, вытеснившей уважаемого мною учителя. Я старался, чем мог, досадить ей. Для этого я стал очередные разделы программы осваивать до того, как к ним приступали в классе. В подготовку входило привлечение дополнительной литературы, в том числе и материалов журнала «Математика в школе». И экзекуция над Пироговой начиналась, ко всеобщему удовольствию класса! Публичные издевательства над несчастной закончились тем, что Варваре Павловне пришлось основательно готовиться к урокам. А я, по ходу процесса, познакомился с элементами высшей математики, позволявшей мне быстро расправляться с задачами. Математика, таким образом, стала самым любимым моим предметом. Преподаватель истории, женщина крупная, неплохо сложенная, но очень неряшливая, стала мишенью для моих «артобстрелов». И не потому, что ее черные волосы были слишком жирными и тусклыми, не потому, что ее оголенная верхняя часть груди была часто украшена засосами, а потому, что в погоне за наслаждениями, она совершенно не готовилась к занятиям, перевирала исторические события и факты, к тому же трактовала их как попало. На ее беду, я всегда интересовался историей, не потеряв к ней интереса и на склоне своих лет. Наверное, тяга ее к наслаждениям перевесила обязанности учителя, и она ушла из школы
Но было и немало преподавателей, к которым я относился благоговейно. Среди них была учительница географии Анна Ефимовна, женщина молодая, стройная, красивая, знавшая свой предмет и умевшая привлечь учащихся к его изучению. Преподаватель немецкого языка Иллария Дмитриевна Введенская, старенькая учительница, всегда аккуратно и со вкусом одетая. Никогда не повышавшая голоса на учащихся, но своими вежливыми и одновременно язвительными вопросами ставившая на место самого беспардонного ученика.