Память прошлого стучится в сегодня все дело в памяти
| Вид материала | Документы |
СодержаниеДрузья наши и союзники Премьер-министр останется в веках. Резцом судьбы был знак его начерчен. В войне с Германией заслуга велика. Народу Англии служил Наш символ |
- Оглавление введение Что мы знаем и чего не знаем о памяти, 981.12kb.
- Главный инструмент нашего разума это память. Память это связь прошлого с настоящим, 65.24kb.
- Урок 1 введение очень часто можно слышать, как люди говорят: "Ему повезло, у него феноменальная, 621.13kb.
- Урок Немного теории Очень часто можно слышать, как люди говорят: "Ему повезло, у него, 511.38kb.
- Индивидуальное развитие памяти у людей, 357.08kb.
- Лекция 12 Устройство памяти Как устроена память?, 211.56kb.
- Лекция 7 – Память Виды памяти, 17.89kb.
- Планы семинарских занятий тема Представления о памяти в доэкспериментальный, 38.06kb.
- Лекция 5 Внутренняя память, 178.2kb.
- Семинар-лекция для родителей на тему «Память», 52.33kb.
ДРУЗЬЯ НАШИ И СОЮЗНИКИ
И в наше время приходится часто слышать слова о личной дружбе между главами правительств различных стран: «дорогой друг Клинтон, дорогой друг Блэр, дорогой друг Буш»… Однако нужно твердо знать: в политике не может быть друзей, в ней есть только партнеры и расчеты. Он нравится тебе, иль нет? Но он судьбой в союзники навязан, за ним идти не нужно точно вслед, но крепкими должны быть сами связи.
Заключая пакт «о ненападении», мог ли верить заверениям Гитлера И.Сталин?
Разве можно допустить, чтобы Сталин был не знаком с книгой Гитлера «Mein Kampf», в которой открытым текстом были изложены планы фюрера относительно будущего России? Согласно ему, Россия расчленялась на куски, в которых самим русским места не находилось. Кстати, этот труд Гитлера прежде назывался и длинно, и претенциозно «Пять с половиной лет борьбы с ложью, тупостью и коварством». Это издатель потом переиначил название на «Моя борьба» (Майн кампф)
Неужели такой прожженный политик, как В.М.Молотов, ничего не знал об истинном положении вещей, подписывая вместе с Иоахимом фон Риббентропом акт о взаимном ненападении? Да и разведка наша была тогда на высоте. Поступала вполне достоверная информация о военных приготовлениях Германии. Поэтому запущенный миф о вероломном нападении фашистской Германии был рассчитан на рядовых граждан, чтобы оправдаться перед ними за грубые просчеты начала войны. Разве это нападение было первым в таком роде? Разве Италия, нападая на мирную Абиссинию, объявила о своем намерении заранее? Или нападение Германии на Голландию и Бельгию сопровождалось предупреждением? Канули в вечность рыцари чести, такие, как Пьер дю Террайль, прозванный Баярдом, или киевский князь Святослав, посылавший своего гонца к неприятелю со словами: «Иду на вы!»
И нечего упрекать союзников в том, что они постоянно нарушали договоренности, если не в размерах помощи, то по срокам ее предоставления. Каждый из них был политиком, в первую очередь служил интересам своего государства. И если он был толковым политиком, то должен был руководствоваться не только временными интересами, но и заглянуть в будущее. Время само выбирало таких политиков.
Сэр Уинстон Черчилль, потомок знатного рода герцогов Мальборо, премьер-министр Англии, с одной стороны, и его противник, Адольф Шиккельгрубер, неудавшийся австрийский художник, неудачник и в военной карьере, но ставший канцлером Германии под именем Гитлер, с другой.
Министр иностранных дел фашистской Италии граф Галеаццо Чиано, министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп, происходившие из знатных дворянских родов, с одной сторогы, и незнатного происхождения В.М.Скрябин, известный под именем Молотова, нарком иностранных дел СССР, с другой.
Сын грузинского сапожника Виссариона Джугашвили, собиравшийся стать священником, но ставший непримиримым борцом с религией, известный под именем СталинаС одной стороны, и Дуайт Эйзенхауэр сын руководителя протестантской секты «Речные братья», американец немецкого происхождения, ставший кадровым военным, но глубоко верующий человек, с другой стороны.. Что объединяло их, таких противоположных? Все они обладали одним общим качеством – умом.
И не нужно считать Гитлера бесноватым. Он выражал интересы своей нации, которую возглавлял, и которая ему доверяла. Беда в том, что она слишком ему передоверила. Но основная вина, мне кажется, лежит на руководителях ведущих стран Европы, позволивших Гитлеру нарушить основные положения Версальского договора и давших ему возможность вырасти до масштабов одного из величайших завоевателей, заставившего мир содрогаться от боли и страданий.
Не следует и Сталина представлять кем-то вроде Чингиз-хана на подвластных ему территориях, а всех людей, живущих на них, пребывающими в постоянном страхе за свою жизнь. Будь так, едва ли стала бы страна оплакивать смерть своего вождя. Никого не заставляли тогда публично выражать свое горе. Оно было естественным, оплакивали близкого человека.
Остановлюсь несколько подробнее на характеристике некоторых союзников, с которыми пришлось согласовывать не один политический шаг.
Не нужно удивляться трансформации Эйзенхауэра после смены им военного мундира на штатский президентский костюм. Нужно знать одно, что любой президент США отказывается от выполнения многих предвыборных обещаний после того, как спустится в тайные подвалы «Лэнгли» – Центрального Разведывательного управления для ознакомления с секретной документацией.
Как бы то ни было, этот человек достоин уважения и как генерал, и как президент, хотя многое в нем может и не нравиться.
Дуайт – имя, данное ему матерью потому, что его трудно сократить, а ей не нравились сокращенные имена, так распространенные в Америке: Билл, Дик, Джо, Боб, Мак, Арт…
Как ошиблась Ида Эйзенхауэр: сокращению подверглось не имя, а фамилия. Теперь Эйзенхауэров называли Айками. За будущим президентом закрепилась в детстве кличка – Гадкий Айк. Ребенок был светловолос, некрасив, кожа лица – красная.
Айки, после долгих поисков счастья на чужбине (они были выходцами из Германии), нашли себе пристанище в Абилине – тогдашнем конечном пункте железной дороги, ведущей на Запад. Многие оседали в этом городке. Вокруг Абилина были прекрасные земли, пастбища. Развивалось скотоводство. Каждый год в Абилин гнали со всех сторон скот на продажу. Только за период 1867 – 1871 гг. через городок прошло более 3 млн. голов скота. Соскучившиеся по зрелищам и обществу ковбои, получив деньги за проданный скот, предавались традиционным развлечениям, характерным для Дикого Запада. День и ночь были открыты салуны и публичные дома. Пьянство, перестрелки, поножовщина средь подгулявших гуртовщиков были повседневным явлением и терроризировали жителей Абилина. Избранные начальники полиции не могли установить порядка. Первые маршалы, как называли блюстителей порядка, были все убиты или изгнаны из города. Только один из них – Джеймс Хикок оставил в истории города свое имя. Прозвище ему было дано Дикий Билл. Участник гражданской войны, сражавшийся против рабовладельцев, прибыл в Абилин с большим послужным списком, им было убито сорок три преступника. Искусство владения кольтом новый маршал довел до совершенства. Он никогда не промахивался, стреляя в подброшенную в воздух монету. Стрелял он поразительно быстро сразу двумя руками из двух пистолетов. Обычным зрелищем для городка было появление внушительной фигуры маршала, вооруженного двумя шестизарядными револьверами. В видавшем виды Абилине все были поражены случаем убийства маршалом двух преступников, бежавших в противоположных направлениях, одновременно. Дикий Билл убил в Абилине пятьдесят преступников, не испытывая мук совести. Сам он был убит выстрелом в затылок, когда, сидя в салуне, играл в покер.
Впоследствии Дикий Билл стал героем многих вестернов. Вот в такой атмосфере проходило детство Дуайта Эйзенхауэра, сохранившего на всю жизнь любовь к вестернам и приключенческим фильмам, с участием ковбоев.
Я назвал здесь того, кто участвовал в сражениях, кого пытаются сегодня сделать основным героем победы над фашистской Германии. Эйзенхауэр был в то время генералом, сделавшим стремительную карьеру. А над ним стояло большое число лиц, делавших историю, в которой ключевой, активнейшей фигурой стал Айк. Так уж случилось, что еще в 1930 году генерал Дуглас Макартур, просматривая бумаги, обратил внимание на один документ. Он ему настолько понравился, что Макартур спросил: «Кто его составил?» Генералу сказали: «Майор Эйзенхауэр!»
Макартур лично познакомился с майором. Не забыл он о нем и в 1932 году, когда стал новым начальником штаба американской армии. Еще через год, Макартур забирает к себе в штаб понравившегося ему майора. Потом Макартур оставляет пост начальника генерального штаба и направляется военным советником на Филиппины. Отправляется вслед за ним и Айк. На Филиппинах Эйзенхауэр увлекся авиацией, налетал там 300 часов и получил диплом на право управления самолетом. Было тогда подполковнику Дуайту Эйзенхауэру 48 лет. Эйзенхауэру хотелось командной работы, а его не отпускали из штабов. Наконец 19 декабря 1942 года он получает должность начальника управления планирования военных операций штаба армии США.
Работая в генштабе под командой генерала Маршалла, Эйзенхауэр трудился над проектом директив по осуществлению операции по форсированию Ла-Манша и высадке во Франции.
8 июня 1943 года он представил свой проект Маршаллу и тот, внимательно ознакомившись с ним, направил Эйзенхауэра в Лондон командовать Европейским театром военных действий. К фигуре Эйзенхауэра еще придется вернуться, поскольку он в послевоенное время два срока пребывал на посту президента Соединенных Штатов Америки. А пока Айку предстояло ехать в Англию.
Там Эйзенхауэр имел возможность познакомиться и лучше узнать ведущего английского политика сэра Уинстона Черчилля.
В разговорах выпивающих в нашем дворе мужчин перед войной больше всего доставалось Черчиллю. Все самые отрицательные характеристики адресовались ему. Что поделать, сказывалось идейное, политическое воспитание трудящихся масс в СССР.
Нам трудно было понять, что каждый народ, выбирая себе правителя, выбирает и судьбу свою. И не должен правитель другого народа думать о благах чуждого ему по духу общества.
Черчилль ненавидел коммунизм. Боязнь оккупации Англии фашистской Германией толкнула его на союз с Россией. Но Черчилль не желал вместо побежденной Германии получить резко возвысившуюся, еще более чуждую ему Советскую державу. И все поступки его следует рассматривать в связи с такой концепцией.
Премьер-министр останется в веках. Резцом судьбы был знак его начерчен. В войне с Германией заслуга велика. Народу Англии служил всегда сэр Черчилль.
Я пытался представить внешний облик знаменитого английского политика, но тщетно. В моем распоряжении были карикатуры на него в журнале «Крокодил». В них фигура Черчилля напоминала многократно увеличенный бурдюк с вином, где над суженной частью красовалась шляпа-котелок, а под ней жирные складки с ротовой щелью, из которой торчала сигара. Ножки тоненькие, ручки маленькие. Будь этих ножек и ручек больше, то и карикатурный паучок вышел бы! От взрослых, да и сам, став взрослым, я слышал мифы о сэре Уинстоне. Что он любит армянский коньяк, а курит только гаванские сигары. Правда, червячок сомнения в душу лез, щекотал ее напоминанием: «А каким образом англичанин пристрастился к советскому армянскому коньяку? А может, речь шла о коньяке, производящемся в турецкой части Армении?» Поговаривали также, что премьер всю жизнь занят строительством. То ли дом строит, то ли дачу. Заканчивает строительство и разрушает все до фундамента, чтобы на нем вновь начинать возводить стены… Нелепость какая-то! Неужели такому человеку время девать некуда?
Но оставим мысли-домыслы и предоставим возможность высказаться самому знаменитому английскому политику, оставившему яркий след в политике времен Второй мировой войны.
«Мечта моей жизни, – говорил сэр Черчилль, потомок знатного рода герцогов Мальборо, – увидеть германскую армию в могиле, а Россию на операционном столе!»
И поэтому ничего удивительного не нахожу в том, что, видя возросшее техническое оснащение Красной Армии, 18 июля 1942 года Черчилль известил Советское правительство о прекращении отправки военной помощи Северным морским путем. Но ведь знал премьер, что иного пути транспортировки тогда не было! А впереди были еще почти три года войны... Над Англией, как и над Москвой, висели в великом множестве аэростаты заграждения. Так как конвои больше не ходили в Мурманск, на территории Англии скопилось такое огромное количество военной техники, поставляемой из-за океана, что англичане, грустно улыбаясь, говорили: «Если бы не аэростаты, Англия бы от тяжести военной техники затонула!»
Отказ открыть второй фронт в 1942 году, как это было оговорено предшествующими соглашениями, представляло собой ничто иное, как желание обескровить Советский Союз, ослабить его в экономическом и в политическом отношении, и, тем самым, создать выгодные для себя условия в послевоенном мире. И опять в этом нет ничего дикого!
Политические причины, определявшие выбор направления главного удара западными союзниками, раскрывают биографы Эйзенхауэра: «Черчилль и англичане стремились пересечь Средиземное море и высадиться в Италии для того, чтобы получить плацдарм для послевоенной борьбы за политический контроль в Восточной Европе».
И далее по этому же поводу. Оливер Литлтон, один из английских министров того времени писал позднее: «Черчилль настойчиво обращал внимание на преимущества, которые могут быть получены, если западные союзники, а не русские освободят и оккупируют некоторые столицы, такие, как Будапешт, Прага, Вена, Варшава, составляющие часть самой основы европейского порядка».
Черчилль считал себя выдающимся военачальником, поэтому считал уместным давать наставления и подробный инструктаж командующему английскими вооруженными силами в далеком Египте. Эйзенхауэр, будучи главнокомандующим всеми союзными вооруженными силами, в том числе и английскими, со всей откровенностью сказал: «Будь я на месте английского генерала, то не принял бы этих указаний и отказался бы от командования!»
Когда наступил момент принимать конкретное решение о плане операции «Оверлорд», то есть открытия второго фронта, Черчилль выступил против плана Эйзенхауэра нанести комбинированный удар по противнику с севера и с юга Франции, настаивая на Балканском варианте, что свидетельствовало о том, что английский премьер не меняет своих взглядов, оставаясь скрытым врагом России.
Это не мешало Черчиллю обратиться лично к Сталину, когда в Арденнах возникла ситуация угрозы провала задуманной операции «Оверлорд».
По мере приближения конца войны активность Черчилля нарастала. Он заявлял Эйзенхауэру: «Я полагаю, что исключительно важно, чтобы мы обменялись рукопожатиями с русскими как можно дальше на Востоке».
Давая характеристику такой крупной и колоритной фигуре, как английский премьер времен Второй мировой войны, следует сказать и о том, что он уже не мог влиять на положения дел. Война шла, и уже начался процесс заката Британской империи. Уже само назначение Эйзенхауэра на должность главнокомандующим всеми союзными войсками, служило сигналом того, что Черчилль помимо своей воли становился не только свидетелем, но и участником событий, которые и привели к крушению Британской империи. Распад ее привел к тому, что Англия превратилась в союзника, плетущегося в кильватере американской политики...
Есть в истории Второй мировой войны фигура рангом помельче, но известная нам по встрече советских войск с союзниками на Эльбе. Речь идет о главнокомандующем английскими войсками, генерале Монтгомери.
Английскому генералу не нравилось сокращение его фамилии на американский лад – «Монти», хотя он знал, что так его называют в американских военных кругах. Был ли он, в противоположность своему премьеру, человеком тощим, я не знаю. Мне в юности хотелось представить его худощавым, светловолосым и обязательно с пробковом шлемом на голове. Почему с пробковым шлемом? Да потому, что лучше всего генерал проявил себя, сражаясь в Северной Африке. Хотя, признаться по совести, особенно блестящих побед там не было, мешал этому гитлеровский генерал Роммель.
Совместные действия американцев и англичан простыми не назовешь. Несмотря на сходство языка, чопорного англичанина трудно было заставить дружить с открытым, простого нрава американцем. Всплеск национальных страстей вспыхивал то тут, то там. Притирка друг к другу шла сложно, порою требовала жертв, тогда приходилось вмешиваться командующему объединенными силами генералу Эйзенхауэру. Одному американскому полковнику после его резкой ссоры с английским офицером генерал сказал: «Я согласен с Вашими аргументами и признаю Вашу правоту в этом споре. Вас можно даже извинить за то, что Вы его обозвали сволочью. Но Вы его назвали английской сволочью. За это я отправляю Вас домой!»
И у самого Эйзенхауэра до самого празднования дня Победы отношения с Монтгомери оставались натянутыми. Началось это с первого приезда американца в Лондон. Дуайт Эйзенхауэр был приглашен на лекцию Монтгомери. После начала выступления Дуайту, заядлому курильщику, захотелось сделать две-три затяжки. Сразу раздался громкий раздраженный голос докладчика: «Кто курит?» «Я». – ответил Эйзенхауэр. «Я не разрешаю курить в моем кабинете!» – строго заметил Монтгомери. Осадок в душе американца остался неприятный, но он продолжал считать Монти решительным, энергичным, обладающим большими профессиональными достоинствами.
Когда обстоятельства того требовали, между обоими генералами царило согласие. Так было 3 и 5 июня 1944 года, когда в небольшой деревушке близ Портсмута собрались Эйзенхауэр, Монтгомери, главный маршал английской авиации Теддер и другие. Настроение у всех было скверное. Высадка соединенных войск на берег Франции была назначена на 5 июня, а на море был шторм, волны с белыми гребнями равномерно накатывались на берег с тяжким гулом. Дул пронзительный, не по-летнему холодный ветер.
Откладывать операцию, к которой так долго готовились, не хотелось. Решено было вопрос о начале высадки перенести на следующий день. Но следующий день не принес изменений в погоде. Настроение у всех было мрачное. Прилетели на совещание Черчилль и де Голль. Выслушали Эйзенхауэра. Тот сказал прямо: «Затягивать вопрос с высадкой десанта не следует, метеорологи в ближайшие 48 часов обещали незначительное улучшение погоды, а позднее опять резкое ухудшение, штормы, напоминающие декабрьские бури! Я предлагаю десантирование начать рано утром 6 июня!»
Со своего стула поднялся Монтгомери: «Я поддерживаю это решение, хотя в нем имеется и риск. Сложнее всего будет воздушно-десантным войскам. Здесь следует ожидать огромных потерь, до 80% личного состава. Нам придется встретиться с трудностями, но я надеюсь на то, что противник не ожидает начала операции. А это облегчит высадку!»
И действительно, немцы не ожидали, что противник рискнет высадку войск в такую отвратительную погоду. Элемент внезапности был достигнут. Мало того, новый командующий немецкими войсками генерал Роммель выехал в Германию. У его жены был день рождения, и он решил провести его в семейном кругу. Этот шаг немецкого генерала внес определенную дезорганизацию в оборонительные усилия гитлеровцев.
Было ли в действиях Монтгомери такое, что могло бы сделать его самостоятельной, независимой фигурой? Возможно, так как были у Монтгомери и свои стратегические планы, и планы наступательных операций в Европе. Он исходил из убеждения, что если бы ему дали право эти планы осуществить, то Германия капитулировала уже в 1944 году, и этим было бы предотвращено освобождение Восточной и Юго-Восточной Европы Советской армией. И мне, пусть и с отсутствием военного опыта, кажется, что генерал Монтгомери был прав. Но в оттяжке решительных действий были виноваты не американцы, как думал английский генерал, а сам сэр Уинстон Черчилль.
Дискуссии между Айком (Эйзенхауэром) и Монти (Монтгомери) продолжались. Монти, в отличие от Айка, был замкнутым, малообщительным человеком. Замкнутость его после смерти жены значительно усилилась, он часами просиживал в немецкой трофейной палатке, захваченной в Северной Африке, ни с кем не общаясь. Это уединение старался нарушить Эйзенхауэр, часто без приглашения посещая палатку «отшельника». Монтгомери публично игнорировал мнение главнокомандующего. Наконец, терпение Айка кончилось, и он со свойственной ему простотой сказал: «Монти, я Ваш босс! Разве можно обращаться так со мной?!» Результат такого заявления оказался неожиданным: конфликты между ними прекратились.
Потом было присвоение Монтгомери звания фельдмаршала, была еще и Победа, была работа в Контрольном Совете по Германии, членами которого, кроме Монти, были Жуков, Эйзенхауэр, де Голль. Потом, как говорят на Востоке, пришла Разрушительница жизни и удовольствий, и ушел Монти, оставив свое имя во многих исследованиях прошедшей войны.
Оставил он свое имя и в моей памяти. Пусть и немногое мне известно о нем. Просто ушел человек, хорошо знавший свою работу.
НАШ СИМВОЛ
Сталин уходил от нас с отступлением наших войск, но он продолжал оставаться в нашем сознании не только как символ прошлого, но и как символ победоносного завершения такой долгой и такой ужасной войны.
В чем только сегодня его не обвиняют! Обвиняют, ссылаясь на документы государственных архивов, словно так просто получить к ним доступ каждому, пожелавшему с ними ознакомиться? Обвиняют огульно, чаще со слов обиженных. Словно обиженный всегда и во всем прав?
Обвиняют его в том, что к 22 июня 1941 года советские войска имели приказ уничтожать нарушителей границы, но огонь по вражеской территории не открывать и не преследовать нарушителей за пределами кордона. Если бы они открыли огонь по немцам, то те б не рискнули перейти границу? Какая наивность! Это ничего бы не решило. Кстати, эта установка, не пересекать границу, была дана еще в 20-е годы, и назвать ее следует мудрой. Скольких бед нам удалось избежать, когда мы были слишком слабыми и находились в кольце врагов, только и ищущих предлог для развязывания войны. С натяжкой такую политику можно еще отнести к трусливой, но никак не к агрессивной. А ведь вспомните, Сталина обвиняют не в трусости, а в агрессивности!
Часто говорят о преступности мирного договора между СССР и Германией 1939 года, так называемого «Пакта Молотова-Риббентропа». Сколько проклятий шлют в его адрес.
Но, по здравому размышлению, что получила Россия по этому договору? Только то, что ей принадлежало по праву, она возвращалась в границы того государства, которое было до заключения позорного Брестского мира!
И потом, если границы были определены в 1939 году несправедливо, что мешает после развала СССР пересмотреть их и вернуться к границам прежним?
Брюзжат в сторону Москвы и только. Пустое брюзжание по смыслу. При пересмотре этих границ территории «обиженных» станут значительно меньшими, чем сейчас! Скажем, Украина потеряет более двух третей своих территорий.
Так что вместо злопыхательства сторонникам «самостийности» следует во всю глотку кричать: «Хайль Сталин!»