А. В. Полетаев история и время в поисках утраченного «языки русской культуры» Москва 1997 ббк 63 с 12 Учебная литература
Вид материала | Литература |
- История языкознания Основная литература, 31.08kb.
- Литература к курсу «История отечественной культуры» основная литература учебные пособия, 95.12kb.
- Жиркова Р. Р. Жондорова Г. Е. Мартыненко Н. Г. Образовательный модуль Языки и культура, 815.79kb.
- Факультет якутской филологии и культуры, 52.03kb.
- План урок: Особенности русской культуры в изучаемый период. Грамотность, письменность., 103.61kb.
- Н. И. Яковкина история русской культуры, 7448.64kb.
- Учебно-методические материалы по дисциплине «общее языкознание», 303.6kb.
- Литература ХIХ века, 303.87kb.
- Литература в поисках личности Роман «Кысь», 114.06kb.
- История история России Соловьев, 43.79kb.
2. Новое время
В современной науке термины «история Нового времени» и «новая история» употребляются как синонимы, обозначая историческое
описание определенного периода, охватывающего примерно 500-летний отрезок времени с конца XV — начала XVI в. до самого ближайшего прошлого — буквально, до вчерашнего дня. Однако смысловое
объединение этих терминов произошло далеко не сразу.
Что касается понятия «новой», в смысле недавней, истории, то
оно использовалось издавна. Например, еще к V — началу VI в. относится сочинение византийским историком Зосимой «Новой истории» в шести книгах, действительно охватывающей новый для него
период от Августа до взятия Рима Аларихом в 410 г. (см.: Martin
1866). Как уже отмечалось, с эпохи Возрождения и до середины XVII в.
началом «новой истории» считали принятие христианства или падение Западной Римской империи, т. е. IV—V вв. (конкретные рубежи начала «новой» истории могли существенно варьироваться в
пределах этих двух столетий).
С течением времени датировка «новой» истории постепенно
меняется — со второй половины XVII в. ее начало переносят на 1453 г.
(падение Византии), а позже начинают датировать рубежом XV—
XVI вв. В качестве конкретных дат начала «новой истории», как
правило национальной, фигурировали 1479 г. — объединение Арагона и Кастилии, 1485 г. — конец войны Роз и начало правления династии Тюдоров (Генриха VII) в Англии, 1492 г. — открытие Америки
Колумбом, 1500 г. — как «круглая» дата, 1517 г. — начало Реформации и. т. д.
От хронологии к историографии 213
Т. Грановский, говоря о «самоуправном» делении истории на
периоды, подчеркивал в то же время, что отделение истории средневековой от новой основано на самой сущности предмета. «Если мы
всмотримся в отличительный характер этих отделов истории, — писал он, — мы увидим здесь глубокое различие, мало — отрицание
новою историей того, что служило содержанием истории средней»
(Грановский 1986 [1849—1850], с. 5). Поэтому постепенно граница
Нового времени стала связываться не с определенной датой, а с неким новым содержательным периодом истории.
Как считает Р. Козеллек, смысл определения «новый» применительно к времени истории имеет три значения:
— период, который считается новым по контрасту со Средними
веками;
— современный (сегодняшний);
— качественно новый, совсем другой, даже лучший, что придает
новому эпохальный, темпоральный характер (Koselleck 1985 [1979], р. 238).
Все эти характеристики в совокупности и определяют содержание концепции Нового времени, в котором, с европоцентристскойточки
зрения, мы живем уже более пяти веков. Ощущение хода и духа
времени настолько характерно для этой эпохи, что само слово «время» (Zeit, time, temps) употребляется преимущественно когда речь идет
о Новом времени. Так, в русском языке Средневековье обозначается
словом «века», в европейских языках словом «возраст» (Mittelalter,Middle
Ages, Moyen age), а «древность» или «античность» вообще не имеют указания на время, но иногда — на пространство или некую целостность пространства-времени. Тогда говорят: Древний мир.
Исходным моментом в генезисе термина «Новое время» является представление о современности, «модернизме» («modernus», «moderni»,
«modernitas»), которой гуманисты противопоставляли «темные» Средние века. Латинское modernus означает «сегодняшний», «современный». Ле Гофф писал, что при изучении употребления терминов,
производных от modernitas, возникает ощущение, что в концепции
времени и в историческом сознании что-то было готово измениться
уже в XII в., знакомом с этим термином. Безусловно, слова эти имели по преимуществу нейтральный смысл. Они обозначали современников, живущих — в отличие от предшествовавших им antiqui — в
настоящее время, которое Уолтер Man определял как промежуток в
сто лет. И хотя тогда эти слова, как и сама новизна, очень часто
вызывали подозрения, «однако modernitas и moderni все больше и боль-
214 Глава 2
ше утверждали себя в XII в. с гордостью, в которой чувствуется вызов прошлому и обещания на будущее. Приближалась эпоха, когда
понятие „новое время" станет программой, утверждением, знаменем»
(Ле Гофф 1992 [1964], с. 164). Действительно, понятие «модернизм»
приобрело со временем ценностный, позитивный смысл и сохраняет
его до нашего времени24.
С XV в. термин modernitas употребляется в значении «Новое время». Но гуманисты и деятели Реформации под «Новым временем»
понимали не историю, а современность, свое настоящее как противоположность прошлому, т. е. «истории Нового времени» для них не
существовало. Потребовалось некоторое время для того, чтобы это
настоящее стало восприниматься как прошлое, сохранив при этом
свое качественное отличие от предыдущего исторического периода.
Со второй половины XVIII в. появляется все больше свидетельств
того, что концепция Нового времени приобретает законченную форму. Уже французские просветители д'Аламбер и Дидро конструировали всю историю в соответствии с временным ритмом этой концепции. Время больше не рассматривалось просто как среда, в которой
происходят все истории, оно приобрело историческое качество. Вследствие этого история теперь происходит не во времени, а как бы проходит сквозь время. Время становится самостоятельной исторической и динамической силой. История обретает целостность и становится
не историей чего-то, а историей вообще. С тех пор как история стала
пониматься как некое единство, ее необходимое отношение к историческому времени было включено в общую концепцию всемирной
истории. В Новое время стало очевидным и пространственное различение новой, средней и древней истории (Грановский 1986 [1849—
1850], с. 8).
Однако еще в первой половине XIX в. диапазон представлений
о начале современности или Нового времени составлял несколько
веков: одни историки связывали начало modernitas с концом раннего
Средневековья, другие считали, что современность открывается Французской революцией.
24 Только ближе к концу XX в., как замечает американский историк
Дж. Лукач, слово «модерн» потеряло свой блеск. Если еще в 1960-е годы,
особенно в Америке, у слова «модернистский» была коннотация позитивного, то сейчас во всех областях жизни, даже в искусстве, это не так (позитивный смысл приобрел термин «постмодернизм»; см.: Lukacs 1994, S. 340—341).
От хронологии к историографии 215
Целостная по форме и по смыслу концепция Нового времени
утверждается только к 1850-м годам (например, она присутствует в
многотомном «Словаре немецкого языка», выпускавшемся братьями В. и Я. Гримм, которые были не только сказочниками, но и крупными филологами), т. е. спустя четыре века после начала того периода,
который она обозначает (Koselleck 1985 [1979], р. 233). С тех пор понятия «Древний мир», «Средние века» и «Новое время» подразумевают
не просто конкретные периоды, а концепцию определенного социального устройства и исторического процесса.
С этого времени можно четко «развести» понятия «Новое время» и «modernitas». Новое время — это время всего мира, всего человечества, диктуемое Европой, независимо от типа или ступени развития того или иного общества. Модернизм (современность) — это
модель конкретного общества, характеризующегося определенными
признаками. Таким образом, Новое время и модернизм на определенном этапе совпадают только в Европе и странах переселенческого
капитализма.
Именно исходя из модели модернизированного общества, начало Нового времени обычно связывают с возникновением современного единого национального государства, капиталистического хозяйства, захватом колоний, а также установлением духовной автономии
научного мышления. Однако Э. Трельч считал, что к этим сущностным чертам необходимо добавить и другие, ибо «подлинное Новое
время родилось из разрыва с абсолютизмом и конфессионализмом...
Гражданское общество, автономия и способность к организации осознанной науки — его признаки... Таким образом, следует различать
Новое время в широком и узком смысле. В первом смысле оно начинается с XV в., с нового военного и бюрократического государства, с
суверенитета по отношению к церкви и империи; во втором — с Английской революции и Просвещения...» (Трельч 1994 [1922], с. 648).
В марксистской историографии содержанием поворота от Средневековья к Новому времени считается переход от феодализма к капитализму, политическим механизмом которого являлись буржуазные революции. В соответствии с этим в 20-х и в первой половине 30-х годов
в советской историографии начало Нового времени связывалось с
развитием капиталистического уклада и первыми буржуазными
революциями в Европе, но решающим событием, обусловившим победу капитализма над феодализмом, называлась Великая французская революция. С конца 30-х годов периодизационная схема, при-
216 Глава 2
нятая в советской исторической науке, полностью подчиняется учению о классовой борьбе и устанавливаются четкие водоразделы, возможные лишь в политической истории. (Нельзя ведь установить год
начала развития капиталистических отношений, а революции датировать можно, хотя свершение Английской революции не означало
конца феодализма даже в пределах Англии.) В результате утвердилась периодизация, согласно которой рубежом между Средневековьем
и Новым временем считалась английская буржуазная революция
XVII в. Однако среди советских историков существовали и другие
мнения о начале Нового времени: его связывали или с XVI в., или с
Великой французской революцией.
В западной историографии наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой Новое время начинается с Возрождения и Реформации (этот же подход был характерен для российской историографии XIX в. — см., например: Грановский 1986
[1849—1850]; Кареев 1892—1917). Но это мнение, как и сама концепция Возрождения, — тоже итог длительных размышлений и дискуссий.
Возрождение, Ренессанс — термины, принятые ныне для обозначения определенного периода в развитии ряда стран Западной и
Центральной Европы (в Италии — XIV—XVT вв., в других странах —
XV—XVI вв.)25. Утверждение доктрины Возрождения, которое сознательно противопоставлялось Средним векам, и ее включение в
общую концепцию периодизации заняло еще больше времени, чем
становление концепции Средних веков, начавшееся в эпоху Ренессанса. Хотя гуманисты любили использовать глаголы и прилагательные для обозначения обновления или возврата, пробуждения или
расцвета, или для описания повторения, «Ренессанс» (rinascita,
renaissance) как более общее понятие впервые появился лишь в середине XVI в. и использовался очень избирательно (см.: Ferguson 1948;
Ullmann 1952). У Дж. Вазари в «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (Вазари 1933 [1550]) термин
rinascita обозначал всестороннее развитие нового искусства, базирующегося на изучении природы.
25 Существует также хорошо аргументированное мнение, что эпоха Ренессанса была только в Италии. Как полагает, например, Л. Баткин, «в других странах ренессансность — мгновенный и освежающий порыв ветра, тридцать — сорок — пятьдесят лет, жизнь одного поколения, притом этот порыв
захватил только некоторые области духовного производства и на слишком
узкой социальной основе» (Баткин 1995, с. 37).
От хронологии к историографии 217
Как термин, в первую очередь характеризующий эпоху в истории искусства и литературы, «Ренессанс» впервые регулярно стал
использоваться в литературе Просвещения. Такой смысл придавался Возрождению, например, в «Историческом и критическом словаре» П. Бейля (Бейль 1968 [1695—1697]). Но уже Вольтер видел в
Возрождении не только прогресс человеческого таланта и разума, но
и хозяйственный подъем и богатство итальянских городов.
Ж. Мишле в седьмой части своей 17-томной «Истории Франции» выделил Возрождение (La Renaissance) как самостоятельный
период европейской истории и придал понятию «Возрождение» смысл
переворота в мировоззрении (Michelet 1833—1867, v. 7). Мишле, говоря
словами Февра, концептуализировал Возрождение как блистательный период истории Запада, когда «все воспрянуло- сразу: искусство
и литература — безусловно, но еще и науки, космография, география,
анатомия, естествознание. И еще — христианская религия, обретающая новые формы; а также — экономическая активность, богатство
века, удвоившего свой золотой запас, удесятерившего свои запасы
серебра; и, наконец, само представление, которое составляют себе люди
на Западе, — представление о мире, о жизни, о предназначении человека» (Февр 1991 [1950в], с. 378). По хрестоматийному определению
Мишле, эпоха Возрождения дала человечеству два открытия: «открытие Мира» и «открытие Человека».
Таким образом, если Келлер «нашел» Средние века, то Мишле
принадлежала заслуга обнаружения «Возрождения» как исторического явления, обозначающего совокупность материальных, духовных и
эстетических перемен, произошедших в жизни Запада в XV—XVI вв.26.
Я. Буркхардтв работе «Культура Возрождения в Италии» ( Буркхардт 1997 [I860]) утвердил представление об итальянском Возрождении как о времени. Содержательно он характеризовал это время
как период торжества сильной, не признающей никаких ограничений
личности, ниспровергающей средневековые церковные представления
о мире и выдвигающей вместо религиозно-этических критериев гуманистически-эстетические. Из индивидуалистического мировоззрения
нового человека Буркхардт выводил всю культуру Возрождения.
26 Говоря о могуществе понятий, созданных исторической наукой, об их
способности жить своей жизнью и как бы создавать сам феномен, который
они обозначают, Февр резюмирует значение этих двух открытий: «Безымянный педант. Гениальный Мишле. Результат одинаковый» (Февр 1991
[1950в], с. 387).
218 Глава 2
Строго говоря, лишь с появлением теорий Мишле и Буркхардта
Возрождение было включено как содержательный период в общую
систему периодизации истории. Таким образом, определение «Ренессанс» позникло не одновременно с появлением определения «Средние века» и не в качестве его контрконцепции, а сформировалось
позднее как форма историко-хронологической детерминации. Слово
«Ренессанс» изначально было метафоризировано, и процесс «очищения» его значения был очень долгим.
В протестантской литературе, где теологическая традиция переплеталась с гуманистическим рационализмом, более распространенным стал соотносимый с Ренессансом термин «Реформация». Ф, Энгельс писал об этом периоде: «Это было время, нуждавшееся в
гигантах и породившее гигантов, гигантов учености, духа и характера. Это было время, которое французы правильно назвали Ренессансом, протестантская же Ецропа односторонне и ограниченно — Реформацией» (Энгельс 1961 [1925 (1886)], с. 508; курсив наш. — И. С.,
А. П.). Мишле первым квалифицировал Возрождение и Реформацию как явления одного порядка, хотя в современной науке это представление не считается бесспорным. Так, Л. Баткин вслед за Я. Буркхардом считает, что то, что принято называть «Северным Возрождением», отличалось от итальянского Возрождения, прежде всего тем,
что там «не было возрождения: т. е. не было принципиально нового
и основополагающего обращения к античности. Европейский „Север" в XIV—XV вв. (а затем в решающей степени и в Реформации
XVI в.) выходил из средневековой культуры с опорой на нее же —
постепенно разлагая, перерабатывая ее изнутри», и культурная жизнь
Северной Европы развивалась в зависимости от протестантизма и
иных факторов (Баткин 1995, с. 35—37).
«Реформация» вначале ассоциировалась не с периодом, а с рубежом, началом новой эпохи, но позднее тоже стала концепцией определенного временного этапа. Вместе с тем термин «Реформация»
сохранял и свое нехронологическое, общее значение, связанное с религиозной жизнью, преобладающее и в настоящее время. Наступление эпохи Реформации рассматривалось как заключительный период христианства, одновременно предполагалось, что им закончится и
история (Koselleck 1985 [1979], р. 236).
Выделение Возрождения или Реформации как начального периода Новой истории явилось существенным элементом в формировании общих представлений о ее членении. Поскольку это произош-
От хронологии к историографии 219
ло к середине XIX в., когда эпоха Нового времени длилась уже достаточно долго, возникла потребность выделить в ней определенные
этапы и вместе с тем — отграничить последний период, воспринимающийся как современность. В результате Новое время в исторических исследованиях разделилось на Возрождение (или Реформацию),
собственно Новое время и новейшую историю.
Конечно, существует множество более дробных периодизаций
Нового времени. Так, Ранке в своих «Эпохах» характеризует периоды
Нового времени следующим образом. По его схеме вслед за венчающим Средневековье пятым периодом наступает шестой — период
Реформации и религиозных войн, когда в ходе общей децентрализации постепенно возникает система великих европейских держав, седьмой — период великих держав и восьмой— эпоха революций. Последний период у Ранке частично находился уже в ведении новейшей
истории, как и следующий за ним этап конституционализма (Ранке
1898 [1854]).
В марксистской историографии периодизация эпохи Нового
времени оказалась в значительной мере построенной на основе политических критериев. В рамках Нового времени выделяется эпоха
или период победы и утверждения капитализма в Европе и Америке
(1640—1870 гг.). Событием, определяющим начало этого периода, является Английская буржуазная революция. Следующий период (1871—
1917 гг.) открывается Парижской Коммуной. Внутри первого периода
новой истории выделяются такие этапы, как 1640—1789 гг. — от Английской до Великой французской революции; 1789—1815 гг. — от
Французской революции до разгрома наполеоновской империи;
1815—1849 гг. — от Венского конгресса до поражения революций
1848—1849 гг.; 1849—1871 гг. — до Парижской коммуны; и, наконец, завершает эту эпоху 1871—1917 гг. — «вполне законченный
исторический период, именно: от Парижской Коммуны до первой
Социалистической Советской Республики...» (Ленин 1963 [1920а],
с. 16—17).
В современной историографии нередко выделяется отдельно
период раннего Нового времени (early modern history). Конец этого периода связывают с промышленной революцией, произведшей радикальный перелом в социальной структуре, сознании и культуре
западного общества.
Существует и множество других периодизаций Нового времени,
но последним пределом в них является рубеж, отделяющий новую
220 Глава 2
историю от новейшей, рубеж, который двигается вместе с реальным
временем исторического бытия.
Термин «новейшее время», в отличие от «Нового времени», в
историческом обиходе укоренился быстро. На протяжении всей своей
преподавательской деятельности Л. фон Ранке читал «историю новейшего времени» или «новейшую историю», которую он начинал с
Американской и Французской революций. Только обращаясь к текущей истории, он переходил на традиционное «история нашего времени» (Ранке 1898 [1854]). Работа известного немецкого историка
Ф. Шнабеля, которая с 1924 по 1932 г. выдержала шесть изданий,
называлась «1789—1919. Введение в историю новейшего времени»
(Schnabel 1925 [1924]). Во Франции многие историки именовали весь
период после Великой французской революции современной историей
(histoire contemporaine), в Англии использовались термины contemporary
history, current history. А недавно появилась histoire presente (present history) —
уже совсем сегодняшняя история.
Однако в цехе историков изучение текущих событий считалось
не особенно почетным. Постепенно сложилось убеждение, что только
временная дистанция позволяет писать «объективную» или «научную» историю. Серьезные историки считали, что требуется существенный разрыв во времени, «историческая давность», чтобы соблюсти требуемую научную беспристрастность. Приступая к исследованию
царствования императрицы Екатерины II, В. Ключевский писал:
«Вопросы того времени для нас простые факты: мы считаемся уже с
их следствиями и думаем не о том, что из них выйдет, а о том, как
быть с тем, что уже вышло... Значит, счеты потомства с Екатериной
II сведены. Для нас она не может быть ни знаменем, ни мишенью;
для нас она только предмет изучения» (Ключевский 1989 [1921],
с. 284).
В канонической форме этот подход был сформулирован А. К. Толстым в «Истории государства Российского»:
Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
(А. Толстой 1981 [1868], с. 263)
Текущей историей занимались, как правило, политически ангажированные историки и философы (см. работы К. Маркса о рево-
От хронологии к историографии 221
люции 1848 г. и о Парижской Коммуне, Л. фон Штайна о Прусской
конституции, а также труды представителей так называемой «малогерманской» школы — Г. фон Зибеля, И. Дройзена, Г. фон Трейчке и
др.)- Их отличительной чертой была склонность к прогнозированию, и
импульсом для исторических сочинений о событиях современности,
написанных этими авторами, служило будущее. Интерпретация события всецело подчинялась представлению о направленности всемирно-исторического процесса (см. ниже, гл. 3) и политическим
предпочтениям. В целом же занятия современной историей считались чем-то второсортным и были передоверены журналистам.
В XX в., по мнению Коллингвуда, в подходе к изучению прошлого появился «новый дух отрешенности». Историки стали думать
о прошлом «как о предмете, наиболее подходящем для беспристрастного, а потому и подлинно научного исследования, об области, в
которой дух партийной пристрастности, хвала и порицание должны
быть запрещены. Они стали критиковать Гиббона не за то, что он
принял сторону противников, например, христианства, а за то, что он
вообще стал на чью-то сторону» (Коллингвуд 1980 [1946], с. 141).
Мы уже отметили, что термин «новейшее время» в западной
исторической науке имел не столько содержательное, сколько временное, хронологическое значение. Иначе обстояло дело в советской
историографии. Она отказалась от ассоциации новейшего времени с
текущей историей и утвердила в качестве начала новейшей истории
незыблемую дату — 1917 год. Эпохальный характер этой даты несомненен — ее нередко приравнивали к началу новой эры. Эта идея
восходит к ленинской характеристике Октябрьской революции как
начала новой эпохи всемирной истории, основным содержанием которой является переход от капитализма к социализму27. Соответственно
в отечественной историографии период «новейшей истории» обладал
не менее содержательным характером, чем период «новой». Справедливости ради следует признать, что 1917 г., положивший начало раз-
27 «Уничтожение капитализма и его следов, введение основ коммунистического порядка составляют содержание начавшейся теперь новой эпохи
всемирной истории» (Ленин 1963 [19206], с. 425). Советские историки начали следовать указанной схеме с конца 1930-х годов. По-видимому, данная
периодизация была введена неким декретом, однако борьба с культом личности во времена Хрущева совершенно стерла следы этой истории (story), и
нам не удалось выяснить, в каком именно постановлении ленинская мысль
сбреда императивный характер.
222 Глава 2
делению мира на два лагеря, в основе которого лежали враждебные
политические системы и идеологии, действительно многими признавался эпохальным, но западная историография никогда не рассматривала его в качестве символического конца Нового времени.
3. Власть схемы
Шпенглер назвал схему «Древний мир — Средние века — Новое
время» «невероятно скудной и лишенной смысла» и в то же время
признал ее «абсолютное владычество над нашим историческим сознанием» (Шпенглер 1993 [1918], с. 49).
И действительно, триада «Древний мир — Средние века — Новое время» в известной степени является искусственной конструкцией,
к тому же она в своей значительной части возведена на европейской
почве. Историкам постоянно приходится преодолевать несовершенство
этой схемы, и процесс «внесения поправок» с годами становится все
более интенсивным.
Прежде всего нельзя не упомянуть о существовании четвертой,
«доисторической» эпохи, которая формально не относится к сфере
интересов исторической науки, но активно участвует в формировании современных исторических представлений. История «открытия»
этой эпохи также не лишена интереса.
Дело в том, что едва ли не до середины XIX в. абсолютно все
историки (а тем более неспециалисты) твердо верили в библейскую
хронологию истории человечества. Как отмечалось в предыдущем
параграфе, в соответствии с этими представлениями Сотворение мира
произошло примерно за 5500 лет до Рождества Христова (в рамках
иудаистической традиции история человечества была еще короче —
ее начало относилось на 3761 г. до н. э.). Начало «реальной» истории связывалось, впрочем, не с Сотворением мира, а со всемирным
потопом, который и служил исходной точкой для упорядочения и
хронологической систематизации всей информации о прошлом.
Для определения даты потопа обычно использовалась библейская хронология смены поколений, в соответствии с которой потоп
случился в 1656 г. от Сотворения мира28. Таким образом, вплоть до
28 Согласно Книге Бытия, Адам родил Сифа, когда ему было 130 лет,
Сиф родил Еноса в 105 лет, Енос родил Каинана в 90 лет, Каинан родил
Малелеила в 70 лет, Малелеил родил Иареда в 65 лет, Иаред родил Еноха в
162 года, Енох родил Мафусаила в 65 лет, Мафусаил родил Ламеха в 187 лет,
От хронологии к историографии 223
середины XIX в. история человечества в представлении любого образованного европейца начиналась примерно в 3800—3900 гг. до н. э.
Заметим, что известные к, середине прошлого века исторические
факты и датировки в целом не выходили за эту границу. Единственным исключением была хронология правления фараонов, составленная Манефоном в III в. до н. э. и начинавшаяся с 4241 г. до н. э. До
XVIII в. эта хронология просто отвергалась как недостоверная. Лишь
в первой половине XIX в., после египетской экспедиции Наполеона,
возрастания интереса к египетским древностям и расшифровки
иероглифов Ж. Ф. Шампольоном в 1822 г. хронология Манефона
снова привлекла к себе внимание историков, но и ее вначале пытались уложить в библейскую схему. Полагая, что сроки жизни первых потомков Адама были несколько завышены, равно как и возраст, в котором у них рождались сыновья, и предполагая средний
период смены поколений (до рождения первенца мужского пола) равным 30—35 годам, можно было считать, что охватываемый девятью
поколениями — от Адама до Ноя — период составлял около 300 лет,
т. е. потоп произошел примерно в 5200 г. до н. э.
Активизация археологических исследований в первой половине XIX в. не изменила этих представлений. Найденные в 1830—
1840-е годы датскими археологами К. Томсеном и Е. Ворсо орудия,
изготовленные из разных материалов, послужили основой для распространения схемы «каменного—бронзового—железного веков» истории человечества, но периодизация каменного века еще вписывалась ими в библейскую «послепотопную» историю.
Открытие древнейшей истории человечества связывают обычно с именем французского археолога-любителя Ж. Буше де Перта
(1788—1868), который в 1837 г. обнаружил при раскопках на берегах Соммы орудия каменного века. Буше де Перт выдвинул гипотезу о том, что люди, изготовившие эти орудия, были современниками
мамонтов и других вымерших животных. Впрочем, и в этом случае
речь все еще шла о библейской хронологии — Буше де Перт полагал,
что им открыты следы «допотопных» людей, живших в период между Сотворением мира и потопом. Но даже эта скромная гипотеза не
получала признания вплоть до 60-х годов прошлого века.
а Ламех родил Ноя в 182 года (Быт. 5); от момента же рождения Ноя до
потопа прошло 600 лет (Быт. 7,11). Суммируя, получаем, что от Сотворения
мира и Адама до потопа прошло 1656 лет.
224 Глава 2
По существу, переход к современным представлениям об истории человечества начался только после выхода в свет в 1859 г.
«Происхождения видов...» Ч.Дарвина. В последовавших затем работах французских археологов Э. Ларте (Sur 1'anciennete geologique de
1'espece humaine dans 1'Europe occidentale, 1860) и Г. де Мортилье (Le
prehistorique antiquite de 1'homme, 1869), а также английского археолога
Дж. Леббока (Prehistoric Times, 1865) начало человеческой истории было
впервые отодвинуто за пределы библейской хронологии.
Если отвлечься от предыстории и постистории, явно лежащих
за пределами триады «Древний мир — Средние века — Новое время»,
то очевидно, что модель эта весьма произвольно базируется на совершенно разных критериях. Один критерий — политический (падение Западной Римской империи, падение Восточной Римской империи, Великая французская революция и т. д.). Другой критерий —
религиозный (утверждение христианства — Реформация). Третий —
культурологический (утверждение христианско-религиозной культуры — появление светской культуры, основанной на гуманистических
принципах). Четвертый — экономический (аграрный, индустриальный). И это еще не все: можно добавить правовые, коммуникационные, технологические и другие критерии. Конечно, все они взаимозависимы, но в то же время и достаточно самостоятельны в претензиях
на установление собственных временных рубежей.
Так, если понимать античность и Средневековье как противостояние языческого и христианского мира, то очевидно, что последний утверждается раньше Средневековья, а первый отнюдь не исчезает в IV—V вв. Если же видеть в этих эпохах истории прежде всего
воплощение рабовладельческой и феодальной формации, то ясно, что
феодальный способ производства складывается гораздо позже начала Средних веков. Наконец, если рассматривать историю с точки
зрения государственной и ставить во главу угла политические события, то можно, пожалуй, поставить и точную дату.
Еще сложнее с водоразделом между Средневековьем и Новым
временем. Эти эпохи можно трактовать с помощью дихотомий: аграрное и индустриальное общество, традиционное и современное,
феодальное и капиталистическое, религиозное и светское и др. Хотя,
безусловно, основной пласт времени у перечисленных типологий общий, границы их никогда не совпадают. Все эти структуры утверждались и сдавали свои позиции в разное время.
Отдельно следует сказать о пространственном аспекте схемы
трех эпох. В сопоставлении с античностью Древний Восток — это и
От хронологии к историографии 225
период, и одновременно отдельный географический ареал. (Вот один
из ярчайших примеров взаимосвязи времени и пространства в историографии.) Это — цивилизации, открытые намного позднее античности, и к тому же цивилизации, чуждые Европе. Поэтому Древний
Восток, существуя до античности и вместе с нею во времени, существует всегда отдельно, в собственном географическом и цивилизационном пространстве. Но несмотря на указанное пространственновременное размежевание, Древний мир — в большей мере временное
понятие, чем Средние века. Включая в себя в качестве автономных
единиц и античность, и Древний Восток, термин «Древний мир» для
всего исторического мира подразумевает весь отрезок времени до
начала Средневековья. Смысл этого термина заключает в себе все
разнообразное содержание исторической жизни.
Если история Древнего мира в силу своей неоднородности действительно охватывает весь мир или по крайней мере все его главные
цивилизации, то Средневековье в содержательном плане — это всетаки понятие, применимое только к ограниченному региону, включающему Европу и частично Ближний и Средний Восток. Попытки обнаружить Средние века в других местах (например в Китае) представляются
надуманными. Видимо, в ряду многих задач, стоящих перед историками, существует еще и задача создания концепции Средневекового Востока и других ареалов, которые «нарастят» концепцию Средних веков,
подобно тому как Древний Восток «нарастил» античность29.
В свою очередь, одной из главных черт эпохи Нового времени
является процесс глобализации. В эту эпоху возникли система национальных государств, мировая капиталистическая экономика, мировой военный порядок, международное право, международное разделение труда; произошло распространение почти по всему миру
григорианского календаря; были введены временные зоны; установлено телеграфное и воздушное сообщение. При этом все происходящее в Европе приняло всемирно-историческое качество, базирующееся
уже не на универсализации священной истории, а на той роли, которую начала играть Европа в мире. Эти претензии распространялись и
на пространство, и на время, т. е. на прошлое, настоящее и будущее. С
наступлением капитализма все страны оказались в Новом времени,
независимо от того, на какой стадии развития они находились.
29 И. Дьяконов считает, что Европа имела в период Средневековья «как
раз своеобразное развитие, азиатские же пути развития были типичными»
(Дьяконов 1994, с. 65).
226 Глава 2
Акцентируя роль пространства в членении исторического времени, русский социолог Л. Мечников в работе «Цивилизации и великие исторические реки» предложил весьма любопытное, на н"ш взгляд,
деление всемирной истории на три эпохи по географическому признаку: период «древних речных цивилизаций», сложившихся в долинах великих рек, «средиземноморскую эпоху» и океаническую
цивилизацию. Соотнося эту схему с общепринятой, легко увидеть,
что период «древних речных цивилизаций» примерно соответствует
истории Древнего Востока. «Средиземноморская эпоха» объединяет
вторую часть истории Древнего мира, т. е. античность, со Средневековьем. (Правда, здесь возникают проблемы с норманнами, которые никак не вписываются в «средиземноморскую эпоху».) Начало
перехода к «океанической цивилизации», соответствующей эпохе
Новой истории, Мечников видел в географических открытиях XV—
XVII вв. (Мечников 1924 [1889])30.
Очевидно, что главным недостатком триады «Древний мир —
Средние века — Новое время» является ее предельно общий характер. Но, видимо, это тот недостаток, который переходит в достоинство,
позволяя историкам свободно интерпретировать свой материал, несмотря на заданные этой моделью ограничения. Наверное, именно
поэтому по вопросу об исторических эпохах уже на протяжении нескольких веков существует консенсус и лишь самые одиозные историки оспаривают наличие таких эпох в истории человечества. Но
как только начинаются попытки концептуализации больших исторических периодов внутри самих эпох, согласие кончается и временные границы расползаются в разные стороны.
У специалистов нет и не может быть единого мнения относительно рубежей, разделяющих эти эпохи во времени. Кроме того,
внутри исторических эпох и между ними существуют размытые с
точки зрения временных границ зоны перехода, которые во времени
могут растягиваться на несколько веков, а в пространстве как раз и
создавать эффект одновременности неодновременного. Размышляя
о границах между периодами, «какой историк не ломал головы над
проблемой: „еще" или „уже"?» (Баткин 1995, с. 22).
30 Отклики этой концепции можно найти, в частности, в работах представителей французской школы «геоистории» — Ф. Броделя с его «Средиземноморьем», а также П. Шоню и др., изучавших историю освоения Атлантики (см. выше, раздел «История и география» в гл. 1, § 4).
От хронологии к историографии 227
На наш взгляд, различие в датировках эпох является объективно обусловленным. Совершенно очевидно, что хронологические границы между древней, средней и новой историей размыты в пределах
неких переходных периодов, которые еще сохраняют черты предшествующей эпохи, но уже приобретают очертания последующей. Поэтому, с одной стороны, античники и медиевисты, как правило, продлевают «свои» эпохи «вперед», обнаруживая в последующих веках
хорошо известные им черты «старого». С другой стороны, в поисках
времен начала «своей» эпохи специалисты по античности, Средним
векам и Новому времени отодвигают временные границы «своих» эпох
«назад», находя признаки новой эпохи в недрах старой.
Например, по мнению Ж. Ле Гоффа, традиционное отнесение
начала Нового времени к периоду Возрождения объясняется тем, что
историки Нового времени, проникнутые идеей прогресса, изучали
города, торговлю, подъем бюргерства, зарождение представительных
форм правления, — словом, все те явления, в которых прорастало
новое буржуазное общество. Однако специалисты по средневековой
аграрной истории, труды которых стали особенно многочисленными
в XX в., сконцентрировав внимание на особенностях эпохи безотносительно к индустриальному будущему, обнаружили, что дух Средних веков сохранялся в консервативных и традиционных аграрных
(численно преобладающих) слоях европейского общества гораздо
дольше, чем это представлялось историкам-урбанистам.
Интенсивное накопление нового исторического знания на протяжении последних полутора столетий постепенно все больше расшатывает сложившуюся схему трех исторических эпох.
Одним из ответов на этот вызов являются попытки предложить некие нетрадиционные способы временного членения истории.
Например, простейшую «арифметическую» периодизацию эпох, которая грубо корреспондирует с важными поворотными пунктами
истории, предложил не так давно А. Г. Франк. Он рассуждает предельно просто: «Начинаю с 1500 г. и иду вглубь от периода к периоду. Для удобства я делю историю на тысячелетия и подразделяю
далее на периоды по 500 лет». Таким образом-» по Франку, Новое
время начинается с 1500 г., Средневековье охватывает период 500—
1500 гг., античность или поздняя древность — 500 до н. э. — 500
н. э., ранняя древность — 1500 — 500 до н. э., и так далее вглубь
времен. Каждую из этих датировок можно оспорить, но нельзя не
согласиться с А. Г. Франком в том, что «это удобное деление» (Frank
1990, р. 164).
228 Глава 2
Другой вариант состоит в придании «промежуточным» или «переходным» периодам статуса самостоятельных. В первую очередь
это относится к периоду Возрождения. Л. Баткин по этому поводу
пишет: «Если „переходность" действительно успевает составить эпоху
в истории культуры, выработать неповторимый способ мировосприятия и собственную полнокровную классику, так что продуктивность,
цельность и величие переходной эпохи кажутся в известном отношении недосягаемыми последующим, пусть и непереходным временам, — то сумеем ли мы основательно и тонко понять такую эпоху,
делая „переходность" (в тривиальном смысле) ее ключевым определением? Если же мы прилагаем огромный исторический масштаб,
интересуясь не столько тем, что собой представляет Ренессанс „изнутри", сколько его ролью водораздела между средневековой и новоевропейской цивилизациями, то можно и Средневековье истолковать
как переход от античности к Ренессансу и Новому времени. Все это
равные величием эпохи и все они, в конце концов, переходные» (Баткин 1995, с. 33).
Но так или иначе, схема трех исторических эпох, несмотря на ее
очевидные недостатки, продолжает доминировать в историографии
и по сей день. Сохранение этой схемы закрепляется, в частности,
институциональными механизмами, действующими в профессиональном историческом сообществе. В соответствии со схемой «Древний
мир — Средние века — Новое время» делятся научные школы, кафедры, специализации, диссертации, научные журналы и т. д. На ее
основе осуществляется профессиональная идентификация историков — специалистов по древней, средней и новой истории. Мог ли
Келлер подумать, что он определит институциональную структуру
всей исторической науки на три столетия вперед?!