Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр род в 1929 г

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 38

формами. Здесь и <возвратный ход> истории, реутилизирующей (наподобие моды, но

уже в <серьез-ном> государственно-идеологическом регистре) собственное про-шлое

- от помпезного 200-летнего юбилея Французской революции до ретроспективных,

запоздавших <на одну войну> попыток расчета с прошлым вроде судов над

коллаборационистами и военными пре-ступниками. Здесь и полная отмена реального

развития и реальных событий в <реальном времени> современных систем информации -

феномен, который позволил Бодрийяру в 1991 году объявить <несос-тоявшейся> войну

в Персидском заливе, от начала до конца демонст-рировавшуюся в режиме

виртуальной реальности телекамерами Си-Эн-Эн28. Можно критически относиться к

подобным суждениям - слишком частным, слишком поспешным, слишком связанным с

поли-тической злобой дня и, разумеется, труднодоказуемым; как бы то ни было, в

них с провокативностью газетной эссеистики выражена пара-доксальная

темпоральность, в которой асимптотический вариант вре-мени симулякров

(современная жизнь как <послежитие>) подчиняет себе даже такое катастрофическое

событие par excellence, как Апока-липсис, - это Апокалипсис <уже состоявшийся>.

Бодрийяр даже предлагает... наслаждаться подобным оборотом вещей:

Наш Апокалипсис не реальный, а виртуальный. И он не в будущем, а имеет место

здесь и теперь [...]. Такое обращение знака катастрофы является исключительной

привилегией пашей эпохи. Это избавляет пас от всякой будущей катастрофы и от

всякой ответ-

27 Jean Baudrillard, Le paroxyste indifférent, Grasset, 1997, p. 47.

28 См.: Jean Baudrillard, La guerre du Golf n'a pas eu lieu, Galiliie, 1991. К

числу подобных симулякров современной истории относится и <разморозка Востока> в

90-е годы, по мысли Бодрийяра - псевдоисторическое псевдособытие, лишь

имитирующее восстановление демократического строя с многолетним запозданием.

См.: Jean Baudrillard, L'illusion de la fin, Galilée, 1992, p. 49-55.

24

ственности на сей счет. Конец всякому превентивному психозу, до-вольно паники,

довольно мучений совести! Утраченный объект ос-тался позади. Мы свободны от

Страшного Суда29.

Итак, <состояние постмодерна> по Бодрийяру - это постапо-калиптическое

состояние, когда <приходит конец> историческим ин-ститутам, привычным

человечеству по стадии <политической эконо-мии>, - производству, политическому

представительству, революци-онному движению, диалектике...30; они не разрушаются

насильственно, но незаметно заменяются подобиями, обозначающими их <в

натуральную величину> и <в реальном времени>. Порядок си-мулякров одерживает

полную победу над реальным миром, поскольку он сумел навязать этому миру свое

время симулякров, свои модели темпоральности.

Символическая альтернатива

<В <Символическом обмене и смерти> вы, если можно сказать, еще были социологом>,

- заметил журналист Филипп Пети в беседе с Бодрийяром. Тот живо возразил:

Нет, я никогда не был социологом в таком смысле. Я очень быстро отошел от

социологии институтов, права, общественных структур, от всех тех подходов,

которые зиждутся на понятии ка-кой-то воображаемой социальности, трансцендентной

настоящей со-циальности. Моим предметом является скорее общество, теряющее

трансцендентность, где исчезает социальность и само понятие соци-альности...31

В этом диалоге хорошо схвачен проблематичный дисциплинар-ный статус

Бодрийяра-ученого. Социолог по образованию, он сделал себе имя научным анализом

потребления - объекта, который зачас-тую оставлялся в стороне серьезной,

академической социологией и отдавался на откуп <прикладным>, коммерческим,

маркетинговым ис-следованиям. Но так было только у раннего Бодрийяра; его

по-зднейшие занятия гораздо труднее охарактеризовать в рамках тради-ционной

классификации наук, и за осторожно-извиняющейся оговор-

29 Jean Baudrillard, L'illusion de la fin. Galilee, 1992, p. 166, 169.

30 <Конец линейному характеру времени, речи, экономических обменов и накопления,

власти>; <Конец труда. Конец производства. Конец политической экономии>; <Конец

линейного измерения дискурса. Конец линейного измерения товара. Конец

классической эры знака. Конец эры производства> (наст. изд., с. 42, 52, 000), и

т.д. и т.п.

31 Jean Baudrillard, Le paroxyste indifférent, p. 76-77.

25

кой интервьюера (<вы, если можно сказать, еще были...>), за отмеже-ванием самого

Бодрийяра от <социальности> как чего-то <трансцен-дентного> обществу скрывается,

с одной стороны, изначальная двой-ственность социологического подхода к

пониманию общества, а с другой стороны - конкретная политико-идеологическая

ситуация 60-70-х годов, в которой работал автор <Символического обмена и

смерти>.

В социологии еще с конца XIX века, с зарождения этой науки, сосуществуют две

тенденции, сравнимые с реализмом и номинализ-мом в средневековой философии.

Согласно одной из них, представ-ленной теориями Эмиля Дюркгейма, <индивид

возникает из общества, а не общество из индивидов>32, то есть общество

существует как пер-вичная инстанция целого, через которую осуществляются,

которой санкционируются любые индивидуальные представления и поступки его

членов. Согласно второй тенденции, основоположником которой может считаться Макс

Вебер, <ни общество в целом, ни те или иные формы коллективности не должны

рассматриваться в качестве субъектов действия; таковыми могут быть только

отдельные индиви-ды>33 . Средневековый вопрос о бытии общих понятий

(универсалий) конкретизируется здесь в форме вопроса о бытии социума: является

ли общество реальным субъектом исторического действия или же только условным

исследовательским конструктом?

В 60-е годы эта абстрактно-научная проблема получила новое звучание в идеологии

<новых левых>. В <Символическом обмене...> Бодрийяр цитирует один из главных

текстов этого идейного тече-ния - <Одномерный человек> Герберта Маркузе, - где

обрисован новый модус существования социальной инстанции, ее полное господ-ство

над сознанием современного человека, не допускающее никакого критического,

диалектического преодоления:

[...] возникает модель одномерного мышления и поведения, в которой идеи,

побуждения и цели, трансцендирующие по своему содержанию утвердившийся универсум

дискурса и поступка, либо отторгаются, либо приводятся в соответствие с

терминами этого универсума [... ]34.

Не пользуясь этим словом, Маркузе фактически описал здесь ре-альность симулякра

- абстрактной модели, подчиняющей своему гос-

32 Раймон Арон, Этапы развития социологический мысли, М., Прогресс-Уннвсрс,

1993, с. 320.

33 П.П.Гайденко, <Социология Макса Вебера>, в кн.: Макс Вебер, Из-бранные

произведения. М., Прогресс, 1990, с. 13.

34 Герберт Маркузе. Одномерный человек, М., REFL-book, 1994, с. 16.

26

подству вполне реальные силы протеста и отрицания35. Это всеобъем-лющая

реально-фиктивная власть, которую англоязычные теоретики <новых левых>, включая

Маркузе, обозначили словом <Истеблишмент>, а Жан Бодрийяр, ближе связанный с

традицией структурализма, - тер-мином <код>. Код, истеблишмент, система

симулякров - это и есть <трансцендентная> социальная инстанция нашего времени.

В условиях, когда <реализм>, вернее псевдореализм социальных симулякров

становится фактором тоталитарного господства, для кри-тического, ангажированного

социолога, каким был Бодрийяр, неиз-бежным оказывается воинствующий

<номинализм>: он должен не просто отстаивать, а вырабатывать, проектировать

такие формы соци-ального действия, которые бы не проходили через инстанцию

<соци-ального>. У этого действия имеется и своя темпоральность - темпо-ральность

обмена.

Обмен между социальными агентами всегда, еще со времен Макса Вебера, выдвигался

как альтернатива привязанности индивида к системе, как возможность прямых,

немистифицированных обще-ственных отношений. В современной социологии радикализм

понима-ния обмена прямо зависит от того, насколько учитывается в нем временное

измерение. Так, Клод Леви-Стросе в своей структурной антропологии, генетически

связанной с идеями обмена у племянника и ближайшего последователя Э.Дюркгейма

Марселя Мосса, разверты-вает систему обменов (словами, дарами, женщинами),

образующих пер-вобытное общество и происходящих в структурно-логической сфере,

вне непосредственно переживаемого времени; с этим связана резкая критика,

которой подвергает его Бодрийяр в своем <Символическом обмене...>, чувствуя, что

за интеллектуалистскими и гуманистически-ми установками лидера французского

структурализма может скры-ваться подчинение индивида социальной инстанции и

редукция, упро-щение и обуздание обменных процессов. Напротив, Пьер Бурдье в

книге <Практический смысл> (она вышла несколькими годами позже бодрийяровской)

оспаривает <объективистскую модель> Леви-Стросса и подчеркивает темпоральный

аспект обмена даже в тради-ционных обществах, где никакие его институциональные

схемы не действуют автоматически:

35 Новая императивная сила <магически-ритуального языка> этой систе-мы,

заключающаяся в том, <что люди не верят ему или даже не придают этому значения,

но при этом поступают в соответствии с ним> (Герберт Маркузе, цит. соч., с.

135), в точности соответствует феномену <логики Деда Мороза>, описан-ному у

Бодрийяра в <Системе вещей> как механизм действенности рекламы -важнейшего

социального института современной системы (см.: Жан Бодрийяр, Система вещей, с.

137-138).

27

Ввести фактор неопределенности - значит ввести фактор времени с его ритмом, с

его необратимостью, заменяя механику мо-делей диалектикой стратегий [...]36.

При <объективистском> подходе непреложными считаются, на-пример, три

обязанности, связанные с обменом дарами, - <давать, по-лучать, возмещать>37, на

самом же деле индивид может и уклониться от принятия дара (если считает его

недостойным себя), и промедлить с его возвратом (<чтобы не стать оскорбительным,

[дар] должен быть отсроченным и иным, - ведь немедленно отдариться в точности

та-кой же вещью будет с очевидностью равнозначно отказу от дара>)38, то есть в

реальном обществе, пронизанном отношениями власти и че-сти, обмен представляет

собой сложно ритмизованный процесс, и от чуткости человека к этому ритму зависит

устойчивость его социаль-ного положения.

Именно такие субъективно переживаемые обмены, чреватые вызовом и риском для

участников, ставящие их в конфликтно-сило-вые отношения между собой, и

обозначаются у Бодрийяра термином <символический обмен>. <Радикализируя>

антропологию Марселя Мосса (<побивать Мосса самим же Моссом> - наст. изд., с.

42)39, осуществляя по отношению к ней свое <теоретическое насилие> (наст. изд.,

с. 42), он связывает символический обмен с процессами противоборства, ставкой в

котором и возможным результатом кото-рого является власть:

[...] символическое насилие выводится из особой логики символического [...] - из

таких явлений, как обращение, непрес-

36 Pierre Bourdieu,Le sens pratique, Minuit, 1980, p. 170. В отличие от

Бодрийяра Бурдье, как видим, не считает необходимым отказ от диалектики.

37 Марсель Мосс, Общества. Обмен. Личность. М., Издательская фирма <Восточная

литература> РАН, 1996, с. 146 след.

38 Pierre Bourdieu,op. cit., p. 179. Ср. сходное рассуждение в поздней книге

Бодрийяра, где ритуальное время обмена противопоставляется <реальному времени>

современных средств коммуникации, с их установкой на мгновенную реакцию:

<Правила коммуникационной сферы (интерфейс, незамедлительность, упразднение

времени и дистанции) не имеют никакого смысла при обмене, где правилом является

никогда не возвращать немедленно то, что подарено. Дар нужно возместить, но ни в

коем случае не сразу. Это серьезное, смертельное ос-корбление. Взаимодействие ни

в косм случае не является мгновенным. Вре-мя - это как раз то, что разделяет два

символических момента и задерживает их разрешение> (Jean Baudrillard, Le crime

parfait, Galilee, 1995, p. 55).

39 И чуть ниже: <Принцип обращения (отдаривания) следует обращать против любых

экономических, психологических или структуралистских толкова-ний, которым

открывает дорогу Мосс> (наст. изд., (. 42), - подразумеваются, конечно,

концепции Леви-Стросса и вообще тенденция объективистской, атемпо-ральной

трактовки обмена.

28

танная обратимость отдаривания и, наоборот, захват власти путем одностороннего

одаривания [...]. Первобытный символический процесс не знает бескорыстного дара,

ему известны лишь дар-вызов и обращение обменов. Когда эта обратимость

нарушается (именно в силу возможности одностороннего одаривания, каковая

предпола-гает возможность накопления и одностороннего перемещения цен-ностей),

то собственно символическое отношение гибнет и возникает власть; в дальнейшем

она лишь развертывается в экономическом механизме договора (наст. изд., с. 96).

Здесь видна вся сложность бодрийяровского понятия <символи-ческое>. Оно является

социальной характеристикой, особым типом со-циального действия - и этим сразу

отличается от лакановского терми-на <символическое>, обозначающего определенный

регистр психичес-кой деятельности (при том что два других, коррелятивных термина

- <реальное> и <воображаемое> - употребляются у Бодрийяра в доста-точно точном

лакановском смысле). С другой стороны, оно отличается и от того смысла, в

котором Леви-Стросе пишет об <эффективности символов>, имея в виду символы,

санкционированные социальной ин-станцией, структурами коллективного сознания

(<Фактически символи-ческое просто принижается до воображаемого>, - негодует по

его ад-ресу Бодрийяр. - наст. изд., с. 244). Символическое - это особая

не-устойчивая, конфликтная, еще-не-обретшая формы стадия знаковой деятельности,

где обращению (в обоих смыслах этого русского слова, соответствующих французским

circulation и réversion, то есть <непре-рывное движение> и <обратный,

возвратный

ход>) еще не поставлены препоны типа власти, цензуры, принципа реальности:

В первобытных культурах знаки открыто циркулируют по всей протяженности <вещей>,

в них еще не <выпало в осадок> оз-начаемое, а потому у них и нет никакого

основания или истинного смысла (наст. изд., с. 180).

Когда свободная <циркуляция> знаков закупоривается, то об-разуются <тромбы>,

сгустки власти, возникают феномены накопле-ния и ценности40. В этот момент

<символическое отношение гиб-нет>; его механизмы корыстно-односторонне

используются властью,

40 Valeur - один из универсальных терминов, который у Бодрийяра (как, впрочем,

уже и у Соссюра) работает в разных семантических полях: это и <сто-имость> в

Экономикс, и <ценность> в философии, и <значимость> или <смысл> в применении к

языку, и даже <эффект> в эстетических конструкциях, таких как живопись...

По-русски нет термина,-который был бы <общим эквивалентом> всех этих значений; в

переводе данной книги, чтобы хоть как-то отметить их не-прерывный взаимопереход,

иногда приходилось использовать искусственные гиб-ридные образования - например,

<смысловая ценность>.

29

социальной инстанцией, своими дарами она блокирует возможность ответного дара,

включая высший дар, дарование жизни: <[...] власть, вопреки бытующим

представлениям, - это вовсе не власть преда-вать смерти, а как раз наоборот -

власть оставлять жизнь рабу, кото-рый не имеет права ее отдать> (наст. изд., с.

101-102). Сталкиваются два темпоральных механизма обмена: время свободного,

неограни-ченного, хотя и ритмизированного <обращения> слов, поступков, да-ров и

т.д., и отрицательная темпоральность остановленного времени, закупоренного

обмена. А при современном, третьем порядке симулякров образуется еще и третья

темпоральность, связанная с новей-шим вариантом инстанции власти, - безразличная

циркуляция симулятивных знаков, очищенных не только от референциальной

при-вязки, но и от личностной <инвестиции>. Это <прохладная> (Бодрийяр

пользуется английским словом cool) манипуляционная деятельность, не чреватая

более страстями, вызовом и риском; приме-ром ее может служить манипулирование

потребительскими вещами или же механизм современной моды:

[...] мода являет собой то уже достигнутое состояние уско-ренно-безграничной

циркуляции, поточно-повторяющейся комби-наторики знаков, которое соответствует

сиюминутно-подвижному равновесию плавающих валют. В ней все культуры, все

знаковые системы обмениваются, комбинируются, контаминируются, образу-ют

недолговечные равновесия, чья форма быстро распадается, а смысл их не

заключается ни в чем. Мода - это стадия чистой спекуляции в области знаков, где

нет никакого императива коге-рентности или референтности, так же как у плавающих

валют нет никакого устойчивого паритета или конвертируемости в золото; для моды

(а в скором будущем, вероятно, и для экономики) из та-кой недетерминированности

вытекает характерная цикличность и повторяемость, в то время как из

детерминированности (знаков или же производства) следует непрерывный линейный

порядок (наст. изд., с. 176).

Следует подчеркнуть: <ускоренно-безграничная циркуляция> представляет собой не

символическое состояние, не возврат к без-властной, до-властной исходной стадии,

по противоположное ей со-стояние симуляции: здесь власть кроется уже не в

отдельных сверхценных, сакральных знаках, изъятых из свободного символического

обращения, а в самом процессе <безумного становления> симулякров, подчиненных,

однако же, формальному коду. Символический обмен, противоположный как властным

запретам, сдерживающим обраще-ние знаков, так и пустой, безответственной

комбинаторной свободе, образует промежуточное, неустойчивое состояние

социальности,

30

вновь и вновь возникающее в конкретных процессах взаимодей-ствия людей и вновь и

вновь разрушаемое, поглощаемое системой.

В своей следующей книге <О соблазне> Бодрийяр прямо обо-значил это

неуловимо-конкретное отношение как игру:

Создаваемая сю обязанность - того же рода, что при вызове. Выход из игры уже не

является игрой, и эта невозможность отри-цать игру изнутри, составляющая все ее

очарование и отличие от порядка реальности, вместе с тем и образует

символический пакт, правило, которое следует непреложно соблюдать, и обязанность

в игре, как и при вызове, идти до конца41.

Роже Кайуа предложил классифицировать все многообразие человеческих игр на

четыре разряда: Agôn (состязательные игры), Aléa (случайностные,

<азартные>),

Mimicry (подражательные) и Ilinx (экстатические)42. Ясно, что символический

обмен представляет собой, по Бодрийяру, <агонистическую> игру, состязание,

чреватое не-шуточным противоборством, сравнимое с дуэлью. В то же время эта игра

способна доходить до крайних пределов, до экстаза, оборачива-ясь

катастрофическим <истреблением> законов и установок социаль-ной инстанции,

самозабвенным головокружением от неостановимого и разрушительного обмена,

подобного исследованному Моссом потлачу (жертвенному обмену у североамериканских

индейцев). С другой стороны, порядок симулякров ведет против человека другую

игру - <мимикрическую>, подменяя реальности условными подоби-ями (даже

капитализм, по мысли Бодрийяра, <всегда лишь играл в производство> - наст. изд.,

с. 95), а в современной цивилизации - также и <алеаторную>, по только из нее все

более улетучивается азартность межсубъектного отношения, как в электронных

cool-иг-рах с безличным компьютером43. Таким образом, исключительно час-тые в

тексте <Символического обмена...> и несравненно более ред-

41 Jean Baudrillard, De la séduction, Galilée, 1979, p. 181.

42 См.: Roger Caillois, Les jeux et les hommes, Gallimard, 1967. Книга Кайуа,

по-видимому, является важным источником бодрийяровской концепции символического

Blog

Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр род в 1929 г