Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр род в 1929 г

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 38

рангу и касте. Лепнина - это торжество демократии всевозможных искусственных

знаков, апофеоз театра и моды, в котором выражается способность нового класса к,

любым свершениям, поскольку ему удалось сломать систему исключительно-го

владения знаками. Этим открывается путь к небывалым сочетани-ям, к всяческим

вариантам игры и подделки; прометеевские стремле-ния буржуазии обратились прежде

всего на подражание природе, а уже потом - на производство. В храмах и дворцах

лепнина прини-мает любые формы, имитирует любые материалы: бархатные занаве-си,

деревянные карнизы, округлости человеческой плоти. Лепнина по-зволяет свести

невероятное смешение материалов к одной-единственной новой субстанции, своего

рода всеобщему эквиваленту всех остальных, и она прекрасно подходит для создания

всевозможных те-атральных чар, так как сама является представительной

субстанцией, зеркальным отражением всех остальных.

Но симулякры - это не просто игра знаков, в них заключены также особые

социальные отношения и особая инстанция власти. Лепнину можно мыслить как

триумфальный взлет науки и техноло-гии, но она также, и прежде всего, связана с

барокко, а то в свою оче-редь - с Контрреформацией, с той попыткой согласно

новому пони-манию власти контролировать весь мир политических и душевных

явлений, которую впервые предприняли иезуиты.

Имеется тесная связь между иезуитской покорностью души () и

демиургическим замыслом избавиться от природной субстанции вещей, заменив ее

субстанцией синтетической. Как и подчиненный организации человек, вещи обретают

при этом идеальную функциональность трупа. Здесь уже заложена вся техно-логия и

технократия - презумпция идеальной поддельности мира, ко-торая находит себе

выражение в изобретении универсального веще-ства и в универсальной комбинаторике

веществ. Воссоединить разъе-диненный в результате Реформации мир согласно

единообразной доктрине, универсализировать мир (от Новой Испании до Японии -

отсюда миссионерство) под властью одного слова, сформировать го-сударственную

политическую элиту с единой централизованной стратегией - таковы задачи, которые

ставили себе иезуиты. Для все-го этого требовалось создавать действенные

симулякры - систему организации, систему театральной помпы (сцена, на которой

играют кардиналы-министры и серые кардиналы) и систему воспитания и образования,

впервые систематически направленную на пересоздание идеальной природы ребенка.

Важнейшей системой того же рода явля-

117

ется и лепное покрытие барочной архитектуры. Все это предшеству-ет

продуктивистской рациональности капитала, но в этом уже присут-ствует - в плане

не производства, а подделки - тот же проект все-общего контроля и господства,

социальная схема, уже глубоко демон-стрирующая внутреннее единство системы.

Жил в свое время в Арденнах повар на пенсии Камиль Рено, которому изготовление

фигурных тортов и искусство кондитерской пластики внушили гордый замысел

пересоздать мир начиная с той стадии, где оставил его Бог... то есть с природной

стадии - устранив из него всякую органическую спонтанность и заменив ее одним

веще-ством, принимающим разные формы, - железобетоном; из бетона он сделал всю

домашнюю обстановку - стулья, выдвижные ящики, швейную машинку, во дворе

расставил целый бетонный оркестр, включая скрипачей со скрипками; всюду бетон и

бетон - бетонные деревья с настоящими листьями, железобетонный кабан с

замурован-ным внутри настоящим кабаньим черепом, бетонные овцы, покрытые

настоящей шерстью. Он наконец-то нашел первообразную субстан-цию, и в

вылепленных им разнообразных вещах из нее делалось все, кроме кое-каких

<реалистических> нюансов (кабаньего черепа, дре-весной листвы), да и то здесь

демиург всего лишь делал уступку зри-телям... ибо сей восьмидесятилетний

бог-творец с очаровательной улыбкой показывал свое творение посетителям. Он не

оспаривал бо-жественное творение, он просто пересоздавал его, дабы сделать более

ясным для ума. Никакого люциферовского бунта, никаких пародий-ных замыслов,

никакого пристрастия к <наивному> искусству в стиле ретро. Арденнский повар

просто царил над унифицированной ум-ственной субстанцией (ведь бетон есть

умственная субстанция, по-зволяющая, как и понятие, упорядочивать реальные

явления и вычле-нять их по своему усмотрению). Его проект недалеко отстоял от

того, которому следовали авторы лепной скульптуры в эпоху барокко, и, в общем,

состоял в проекции <на местность> той общественной жиз-ни, которая течет сегодня

в больших городах. Подделка работает пока лишь с субстанцией и формой, а не с

отношениями и структура-ми, но на этом своем уровне она уже стремится к контролю

над бес-конфликтным обществом, вылепленным из неподвластного смерти

синтетического вещества; этим нерушимым артефактом гарантирует-ся вечность

власти. Таким же чудесным человеческим изобретением стала и пластмасса -

вещество, не знающее износу, прерывающее цикл взаимоперехода мировых субстанций

через процессы гниения и смерти. Это внециклическое вещество, даже в огне

оставляющее не-разрушимый остаток, - нечто небывалое, этот симулякр воплощает в

себе в концентрированном виде всю семиотику мироздания. Это не

118

имеет ничего общего с <прогрессом> технологии или же рациональ-ными

устремлениями науки. Это проект господства над политической и душевной жизнью,

фантазм самозамкнутой умственной субстан-ции - наподобие барочных лепных

ангелов, обхватывающих руками кривое зеркало.

АВТОМАТ И РОБОТ

Эти два типа искусственного человека разделяет целый мир. Один представляет

собой театральную подделку человека средствами часовой механики, где техника

всецело служит аналогии и эффекту симулякра. Во втором техническое начало

господствует, машина бе-рет верх, а вместе с машинностью утверждается и

эквивалентность. Автомат исполняет роль придворного, благовоспитанного человека,

участвует в театрально-бытовой игре дореволюционного общества. Робот же, как

показывает его имя, работает: театра больше нет, насту-пает пора человеческой

механики. Автомат - analogon человека, он остается его собеседником (играет с

ним в шахматы!). Машина - эквивалент человека, и в качестве эквивалента она

включает его в себя, в единый операциональный процесс. В этом вся разница между

симулякром первого и второго порядка.

Итак, не следует обольщаться их <фигуративным> сходством. Автомат возникает из

вопросов о природе, о тайне души или же ее отсутствия, о дилемме видимостей и

сущности; он словно Бог - что у него внутри, в глубине, по ту сторону? Один лишь

поддельный чело-век позволяет задаваться такими вопросами. Вся метафизика

челове-ка как главного действующего лица на природном театре творения

воплотилась в автомате, а затем исчезла в эпоху Революции. У авто-мата и нет

другого назначения, кроме постоянных сравнений с живым человеком - чтобы быть

естественнее его, образуя его идеальное по-добие. Это безупречный двойник

человека, вплоть до гибкости дви-жений, вплоть до функционирования органов и

ума; возникает даже тревожная мысль, что никакого отличия вообще нет, то есть

что с душой покончено и осталось одно лишь идеально-натурализованное

120

тело. В общем, кощунство. Поэтому отличие приходится специально поддерживать,

как в истории с тем слишком совершенным автоматом, хозяин которого сам изображал

на сцене отрывистые движения, что-бы хоть ценой такого обмена ролями не

допустить их путаницы. Та-ким образом, задаваемые автоматом вопросы остаются

открытыми, а потому его механика - оптимистична, пусть даже подделка и содер-жит

всегда какую-то дьявольскую коннотацию1.

С роботом - ничего подобного. С ним нет больше вопроса о видимостях, его

единственная истина - его механическая эффектив-ность. Он больше не

ориентируется на сходство с человеком, да его с ним и не сравнивают. Нет больше

того неуловимого метафизическо-го отличия, что создавало тайну и очарование

автомата; робот погло-тил это отличие и усвоил его себе на пользу. Суть и

видимость сли-лись в единую субстанцию производства и труда. В симулякре

перво-го порядка отличие никогда не отменяется: в нем всегда предполагается

возможность спора между симулякром и реальностью (их игра достигает особой

тонкости в иллюзионистской живописи, но и вообще все искусство живет благодаря

зазору между ними). В си-мулякре же второго порядка проблема упрощена путем

поглощения видимостей - или же, если угодно, ликвидации реальности; так или

иначе, в нем встает реальность без образа, без эха, без отражения, без

видимости; именно таков труд, такова машина, такова вся система про-мышленного

производства в целом, поскольку она принципиально про-тивостоит театральной

иллюзии. Нет больше ни сходства ни несход-

1 В подделке и репродукции всегда присутствует элемент тревоги, беспо-коящей

странности: Беньямин сближает беспокойство, вызываемое фотографией, которая

сходна с колдовским трюком, и вообще любой технической аппаратурой, которая

всегда ведь нечто воспроизводит, - и беспокойство от собственного отражения в

зеркале. Здесь уже есть нечто колдовское. А уж тем более если отражение

отделяется от зеркала и его становится возможным по желанию пе-реносить,

хранить, воспроизводить (ср. <Пражского студента>, где дьявол уносит из зеркала

образ студента и в дальнейшем доводит его до гибели с помощью этого образа).

Таким образом, всякий акт воспроизводства предполагает злые чары, будь то

очарованность Нарцисса своим отражением в воде, навязчивые идеи двойничества или

же - кто знает - смертоносный разворот той гигантс-кой машинерии, которую

человек сегодня порождает в качестве собственного образа (нарциссический мираж

техники, по Маклюэну) и которая затем являет ему этот образ искаженным и

испорченным, - бесконечно воспроизводя его са-мого и его власть до самого края

света. Репродукция дьяволична по своей сущ-ности, она подрывает нечто

основополагающее. Это практически не изменилось и у нас: в симуляции (которую мы

характеризуем здесь как оперирование ко-дом) по-прежнему осуществляется

грандиозный проект манипуляции, контроля и смерти, подобно тому как

симулякр-объект (первобытная статуэтка или фото-графический снимок) всегда имел

своей первой задачей какую-то операцию чер-ной магии.

121

ства, ни Бога ни человека - только имманентная логика операцио-нального

принципа.

С этого момента роботы и вообще машины могут бесконечно количественно

умножаться, это даже и есть их закон - в отличие от автоматов, которые

оставались механизмами великолепно-исключи-тельными. Да и сами люди стали бурно

умножать свою численность лишь с того момента, когда благодаря промышленной

революции по-лучили статус машин; освободившись от всяких отношений подобия,

освободившись даже от собственного двойника, они растут вместе с системой

производства, представляя собой просто ее миниатюрный эквивалент. Реванш

симулякров, питающий собой легенду об ученике чародея, не происходил в пору

автоматов, зато он является законом симулякров второго порядка: здесь робот,

машина, омертвленный труд все время господствуют над трудом живым. Такое

господство необходимо для цикла производства и воспроизводства. Именно

бла-годаря такому перевороту эпоха подделки сменяется эпохой (ре)про-дукции.

Природный закон ценности и свойственная ему игра форм уступают место рыночному

закону стоимости и свойственному ему расчету сил.

ПРОМЫШЛЕННЫЙ СИМУЛЯКР

В эпоху промышленной революции возникает новое поколение знаков и вещей. Это

знаки без кастовой традиции, никогда не знав-шие статусных ограничений, - а

стало быть, их и не приходится больше подделывать, так как они изначально

производятся в огром-ных масштабах. Проблема единичности и уникального

происхожде-ния для них уже не стоит: происходят они из техники и смыслом

об-ладают только как промышленные симулякры.

Это и есть серийность, то есть самая возможность двух или п идентичных объектов.

Отношение между ними - это уже не отноше-ние оригинала и подделки, не аналогия

или отражение, а эквивалент-ность, неотличимость. При серийном производстве вещи

без конца становятся симулякрами друг друга, а вместе с ними и люди, которые их

производят. Угасание оригинальной референтности единственно делает возможным

общий закон эквивалентностей, то есть делает возможным производство.

Все понимание производства резко меняется, если видеть в нем не оригинальный

процесс, во всяком случае процесс, дающий начало всем остальным, - а, напротив,

процесс исчезновения всякого ориги-нала, дающего начало серии идентичных единиц.

До сих пор произ-водство и труд рассматривались как некоторый потенциал, сила,

исто-рический процесс, общеродовая деятельность - таков свойственный современной

эпохе энергетико-экономический миф. Пора задаться вопросом, не выступает ли

производство в области знаков как одна лишь особенная фаза - не является ли оно

по сути лишь эпизодом в череде симулякров: симулякром производства, с помощью

техники,

123

потенциально идентичных единиц (объектов/знаков) в рамках бес-конечных серий.

Баснословные энергетические ресурсы, действующие в технике, промышленности и

экономике, не должны скрывать от нас, что по сути дела здесь всего лишь

достигается та бесконечная репродуктивность, которая хоть и бросает вызов

<природному> порядку, но в ко-нечном итоге является симулякром <второго порядка>

и довольно-таки слабым воображаемым средством для покорения мира. По срав-нению

с эрой подделки, двойников, зеркал, театра, игры масок и видимостей, эра

серийно-технической репродукции невелика по разма-ху (следующая за ней эра

симулятивных моделей, эра симулякров третьего порядка, имеет значительно большие

масштабы).

Важнейшие последствия этого принципа репродукции первым сформулировал Вальтер

Беньямин в <Произведении искусства в эпо-ху его технической воспроизводимости>.

Он показывает, что репро-дукцией поглощается весь процесс производства, меняются

его целе-вые установки, делается иным статус продукта и производителя. Он

показывает это на материале искусства, кино и фотографии, потому что именно там

в XX веке открылись новые территории, свободные от <классических>

производительных традиций и изначально распо-ложенные под знаком

воспроизводства; но, как мы знаем, сегодня в эту сферу попадает все материальное

производство. Как нам извест-но, сегодня именно в плане воспроизводства - моды,

масс-медиа, рек-ламы, информационно-коммуникативных сетей, - в сфере того, что

Маркс пренебрежительно именовал непроизводительными издержка-ми капитала (какова

ирония истории!), то есть в сфере симулякров и кода, обретают свое единство

общие процессы капитала. Беньямин первым (а вслед за ним Маклюэн) стал понимать

технику не как <производительную силу> (на чем зациклился марксистский анализ),

а как медиум, то есть форму и порождающий принцип всего нового поколения

смыслов. Уже сам факт, что какую-либо вещь вообще можно воспроизвести

точь-в-точь в двух экземплярах, представляет собой революцию: вспомнить хотя бы

ошеломление негров, впервые увидевших две одинаковых книги. То, что эти два

изделия техники эквивалентны с точки зрения общественно необходимого труда, в

долгосрочной перспективе не столь существенно, как само серийное повторение

одного и того же предмета (а равно и индивидов как ра-бочей силы). В качестве

медиума техника берет верх не только над <содержанием> [message] изделия (его

потребительной стоимостью), но также и над рабочей силой, которую Маркс пытался

объявить ре-волюционным содержанием производства. Беньямин и Маклюэн ока-зались

прозорливее Маркса: они разглядели, что подлинное содержа-

124

ние, подлинный ультиматум заключался в самом воспроизводстве. А производство как

таковое не имеет смысла - его социальная целе-направленность теряется в

серийности. Симулякры берут верх над историей.

Впрочем, эта стадия серийной репродукции, стадия промышлен-ного механизма,

конвейера, расширенного воспроизводства и т.д., длится недолго. Как только

мертвый труд берет верх над живым, то есть с завершением первоначального

накопления, серийное производ-ство уступает первенство порождающим моделям. И

здесь происхо-дит переворот в понятиях происхождения и цели, ведь все формы

меняются с того момента, когда их уже не механически воспроизво-дят, а

изначально задумывают исходя из их воспроизводимости, из дифракции порождающего

ядра-модели. Здесь мы оказываемся среди симулякров третьего порядка. Это уже не

подделка оригинала, как в симулякрах первого порядка, но и не чистая серийность,

как в симулякрах второго порядка; здесь все формы выводятся из моделей пу-тем

модулирования отличий. Смысл имеет только соотнесенность с моделью, и все теперь

не происходит согласно собственной целенап-равленности, а выводится из модели,

из <референтного означающего>, образующего как бы опережающую целевую установку

и единствен-ный фактор правдоподобия. Перед нами симуляция в современном смысле

слова, по отношению к которой индустриализация образует лишь первичную форму. В

конечном счете основу всего составляет не серийная воспроизводимость, а

модуляция, не количественные эк-вивалентности, а различительные оппозиции, не

закон эквивалентностей, а подстановка элементов - не рыночный, а структурный

закон ценности. В технике или экономике не надо искать секретов кода - наоборот,

самую возможность промышленного производства надо ис-кать в генезисе кода и

симулякров. Каждый новый порядок симуляк-ров подчиняет себе предыдущий. Подобно

тому как подделка была поставлена в серийное производство (а искусство всецело

перешло в <автоматизм>), так и весь порядок производства сейчас оборачивает-ся

операциональной симуляцией.

Исследования Беньямина и Маклюэна располагаются на самом рубеже репродукции и

симуляции - в точке, где производство, утра-тив референциальное оправдание,

оказывается объято головокруже-нием. В этом они знаменуют собой решительный

прогресс по сравне-нию с Вебленом и Гобло. Последние при описании, например,

знаков моды все еще исходят из классической конфигурации: знаки образу-ют

социально-отличительный материал, направляются и применяются в целях престижа,

статусной дифференциации. Разрабатываемая здесь стратегия исторически

соответствует стратегии прибыли и то-

125

вара у Маркса, когда еще можно говорить о потребительной стоимос-ти знака или же

рабочей силы, когда вообще еще можно говорить об экономике, потому что еще

сохраняется Оправдание [Raison] знака и Оправдание производства.

МЕТАФИЗИКА КОДА

<Лейбниц, человек математического ума, видел в мистическом изяществе бинарной

системы, включающей только нуль и единицу, прообраз божественного творения.

Единичность Верховного существа, по его мысли, способна путем бинарных операций

вывести из небытия все сущее>.

(Маклюэн)

Основные симулякры, создаваемые человеком, переходят из мира природных законов в

мир сил и силовых напряжений, а сегод-ня - в мир структур и бинарных оппозиций.

После метафизики су-щего и видимого, после метафизики энергии и детерминизма -

мета-физика недетерминированности и кода. Кибернетический контроль, порождающие

модели, модуляция отличий, обратная связь, запрос/ ответ и т.д. - такова

новейшая операциональная конфигурация (промышленные симулякры были всего лишь

операторными). Ее метафизический принцип (Бог Лейбница) - бинарность, а пророк

ее - ДНК. Действительно, <генезис симулякров> обретает сегодня свою завершенную

форму именно в генетическом коде. В результате неуклонного истребления

референций и целевых установок, утраты подобий и десигнаций обнаруживается

бинарный знак программиро-вания, чисто тактический по своей <значимости>,

располагающийся на пересечении других сигналов (частиц информации/тестов) и по

Blog

Начав свою карьеру как социолог, Жан Бодрийяр род в 1929 г