Денисов Ордена Ленина типографии газеты «Правда» имени И. В. Сталина, Москва, ул. «Правды», 24 предисловие вэтой книге собраны очерки и рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Л. толкунов
У. жуковин
М. мержанов
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   38
а драться Валиев пришел за мой пыльный и дым-ный Донбасс.

На его родине, под кипарисами, мирно спят его предки, а умер Сираджитдин Валиев в бою подле шахты и там похо­ронен.

Вся дивизия плакала, когда хоронили Валиева. Таманцы, железные воины, не скрывали своих слез. Полковник плакал, комиссар вытирал глаза. Но горше всех плакала маленькая штатская старушка: у нее на квартире жил Валиев, и она назы­вала его своим третьим сыном.

Она показала нам карточку двух других, и мы увидели ши­рокоплечих, рослых донских парней, и волосы у них были свет­лее ржи, и глаза синее неба. Вот какие у нее были сыны, това­рищ, дрались они где-то на Западном. Но никто из нас не уди­вился, что третьим, названным, сыном она признала невысокого смуглого узбека, с черными волосами и глазами, как горячие угли. Да, он был ей сыном, этот пламенный узбек, и хорошим сыном, товарищ,— он славно дрался за мать!

Товарищ! Ты любишь Родину так, как любил ее Сираджит­дин Валиев. Он дрался за советскую землю, и каждую пядь земли, за которую он дрался, он считал родной. И отдал за нее жизнь.

Мы не забудем Валиева. Мы никому не позволим его за­быть! Отшумит война, зарубцуются раны, задымят заводы, и люди освобожденного Донбасса благодарно вспомнят Сираджитдина Валиева, парня из далекой Ферганы.

Русские, украинцы, грузины, узбеки, мы станем на Дону железной стеной, как стояли те шестеро ночью в донском хуто­ре, станем спина к спине, чтоб бить врага вкруговую, чтоб чувствовать жар товарища, и свяжем себя великой воинской клятвой: ни шагу назад, товарищи! Ни пяди земли врагу! Ни пяди!

3

Товарищ!

Разве не слышишь ты, как стучится месть в твое сердце? Спроси свою совесть: разве расквитался ты с фашистом? Разве простил ты им замордованную Украину? Заплатил за взорван­ный Донбасс? Отомстил ли полной мерой за виселицы в Росто­ве, за руины Киева, за муки Таганрога, за слезы наших жен, матерей, детей?

Не оглядывайся назад, товарищ! Нам отступать нельзя. Смотри вперед, Видишь, снова ползет на нас лавина проклятых гадов. Слышишь, снова в ушах лязг их гусениц. Снова настали грозные дни. Что ж, мы не боимся пороха!

Теперь мы с тобой, товарищ,— воины Красной Армии, на­следники севастопольской славы. На нас теперь с надеждой смотрит вся Родина. Здесь, на донских полях, решается судьба войны. Будем же, как севастопольцы, стойко стоять стеной!

И как для сибирских стрелков-таежников стали родными и дорогими камни Севастополя, на которых соль теплого моря, так и для нас, товарищ, откуда бы мы ни были родом, стала дорогой и родной донская степь и тихая вода Дона. Мы ни на шаг не отступим!

Будем же драться, товарищ, так, чтобы жены нас не высмея­ли, матери не прокляли, дети нас не стыдились; драться так, как положено за родную землю.

Чтобы Дон помутнел от поганой фашистской крови!

Чтобы каждая пядь родной земли стала могилою врагу!

Чтобы, когда спросит тебя сын после войны: «Где ты драл­ся, отец, летом тысяча девятьсот сорок второго года?»,— смело ответить: «На Дону, сынок!» — и услышать, как скажут о тебе люди: «Он дрался в самом горячем месте. Он ни пяди не отдал врагу».

Л. ОГНЕВ

НЕПОКОЛЕБИМЫЕ

Ждать пришлось недолго.

Едва бойцы достигли склона высоты, как со стороны солн­ца налетели двенадцать фашистских бомбардировщиков. Сде­лав круг, они легли на боевой курс, низко прошли над пози­циями третьего батальона и сбросили по нескольку бомб. Взметнулись клубы земли и дыма, раздался полузаглушенный крик раненого. Самолеты развернулись, снова сбросили бом­бы, опять развернулись и кинули вниз последнюю партию ра­зящего металла.

Бойцы лежали в наспех вырытых окопах, плотно прижав­шись к сырой от утреннего дождя земле. То тут, то там вспы­хивали язычки выстрелов: пехотинцы били из винтовок по воз­душному врагу.

Командир полка приказал немедленно углубить окопы до полутора метров. И это было сделано вовремя. Еще не опу­стились лопаты, а воздух вновь завыл гулом моторов. Два­дцать два бомбардировщика снова трижды обрушили десятки бомб на залегших пехотинцев, а затем, пройдя бреющим поле­том, обстреляли из пулеметов. Затем налетело тридцать само­летов, потом сорок два. Такая же свирепая «утюжка» обруши­лась на бойцов второго батальона полка, окопавшихся в по­лутора километрах к востоку, на другой высоте.

Но вот ушли косяки гитлеровских коршунов. Бойцы под­нялись с земли, отряхнулись. Майор Сергей Скиба, невысокий, крепкий, с энергичным загорелым лицом, прошел по траншеям. Потери от бомбежки были незначительны: четверо убитых, семь раненых.

Ну, это все присказка, а сказка будет впереди,— промол­вил майор.

- Танки! — раздался голос наблюдателя.

Из лощины, расположенной западнее высоты, показались башни трех танков. За ними еще, еще. На высоту разверну­тым строем двигалось двенадцать вражеских танков. В око­пах сразу стало тихо.

Впереди, насколько хватал глаз, расстилались невспахан­ные поля. Кругом — ни кустика, ни бугорка. Километрах в двух темнела небольшая роща, из которой гитлеровцы вели мето­дический огонь по обеим высотам.

Танки приближались. Занимался неравный бой нескольких сотен бойцов с бронированными крепостями врага. В распо­ряжении двух советских стрелковых батальонов было четыре полковых, четыре противотанковых пушки и около двух десят­ков противотанковых ружей. Каковы же силы врага?

Грохнули первые залпы полковых орудий. Ползущий впе­реди танк как-то странно запнулся, затем ткнулся вперед и за­мер на месте. Командир первого орудия чуть поправил при­цел — и над танком взвился клуб черного дыма. Вот загорелся второй танк, третий. Остальные, круто повернув, отступили в лощину. Идущий сзади танк пытался зацепить на буксир го­ревшую машину, но точным снарядом и он был пригвожден к земле.

Несколько минут передышки. Из лощины на поле выдви­нулись двадцать танков. Они шли вперед медленно и осто­рожно, как бы прощупывая каждый метр ощетинившейся зем­ли. Их орудия и пулеметы вели непрерывный огонь по высоте.

Брустверы дымились от пуль. Разорвавшийся поблизости снаряд вывел из строя расчет орудия Грищенко. Оставшись один, командир расчета продолжал вести огонь. Бойцы из бли­жайших окопов кинулись ему на помощь и начали подносить снаряды. Грищенко заряжал, определял ориентиры, стрелял. В течение получаса он подбил пять танков.

Атаки 'следовали одна за другой. До вечера батальоны вы­держали семь атак, в каждой из которых принимало участие от 15 до 25 танков. Орудия стреляли почти без умолку, но гу­стота залпов несколько уменьшилась. Из четырех полковых пушек стреляли только три, из четырех противотанковых бой вело столько же. Сухо трещали выстрелы противотанковых Ружей. Бронебойщики подпускали вражеские машины на пол­тораста — двести метров и хладнокровно били по ним, вы­искивая наиболее уязвимые места.

Откуда бы танки ни пытались прорваться, они натыка­лись на сплошную стену огня и вынуждены были поворачи­вать обратно. Но двум машинам удалось проскочить к команд­ному пункту полка. Мгновенно оценив опасность, лейтенант Дегтярев кинулся вперед с противотанковой гранатой. Его за- метили, и стрелок передней машины перерезал путь лейтенан­ту длинными очередями. Затаив дыхание, все следили за нерав­ным поединком. Вот Дегтярев уже близко. Он заносит назад руку с гранатой и в тот же миг падает замертво, сраженный пулей.

Красноармеец Бондаренко почти в упор бьет по врагу из противотанкового ружья, но в горячке боя промахивается. За­метив слева пушку, танк повернул к ней. К противотанковому ружью бросился лейтенант Василий Горячев. Оттолкнув Бон­даренко, он мгновенно прицелился и выстрелил. Пуля попала в мотор — и танк вспыхнул. Вторая машина пыталась уйти, но ее кто-то подбил гранатой, и она застыла, накренившись на левый бок.

На поле боя воцарилась тишина, прерываемая лишь неча­стым» разрывами снарядов да приглушенными стонами ране­ных. После многих часов почти непрерывного лязга и визга металла, грома пушек и бессчетного треска выстрелов эта тишина давила своей необычностью и тревожным ожида­нием.

Было ясно, что гитлеровцы не примирятся с крушением своего плана и попытаются во что бы то ни стало сломить в конце концов упорство горстки людей.

— Началось!..— вдруг пронеслось по окопам.

Из той же проклятой лощины на поле боя снова выходили танки. Они шли очень компактно, почти сплошной колонной, с интервалами не более десяти метров. На танках сидели ав­томатчики, а сзади тянулись бронетранспортеры с пехотой. Майор Скиба медленно, с нарочитым спокойствием подсчиты­вал силы противника.

— Восемьдесят четыре танка,— объявил он негромко.— Идет девятый вал. Ну, держитесь, ребята!

Бой разгорелся сразу на всех участках. Разбившись на две группы, танки, стреляя из орудий, ринулись на обе высоты. Солдаты, сидящие на танках, выставив из-за башен дула своих тупорылых автоматов, строчили без умолку. Снаряды ложились дождем. Выбиты расчеты еще двух пушек, на всех колесах сгорели шины, побиты и погнуты щиты. Уцелевшие орудия продолжали вести ожесточенный прицельный огонь, стреляя по танкам прямой наводкой. Командир батареи уже стоял за наводчика у одной из пушек. То там, то тут клубились дымки подожженных машин, недвижно стояли подбитые танки. Но фа­шисты вопреки обыкновению не поворачивали, не отступали, а продолжали упрямо лезть вперед.

Несколько машин прорвались сквозь передний край, и бой перешел в глубину обороны. Но, как и раньше, ни один боец не покинул своего места. Пропустив танки через окопы над своей головой, пехотинцы начали вслед закидывать их грана­тами и бутылками с горючей жидкостью. Красноармеец Кац, израсходовав все гранаты, вскочил на проходивший мимо око­па танк, заткнул штыком дуло пулемета, с маху бросил бутыл­ку в моторную часть и спрыгнул в ближайший окоп. Танк пы­лал. Экипаж его пытался выбраться, но был немедленно уни­чтожен.

В это время со стороны рощи показалось еще двадцать два танка с автоматчиками. У артиллеристов уже кончались бро­небойные и зажигательные снаряды, и они перешли на шрап­нель. При первых же разрывах вражеских автоматчиков как ветром сдуло с танков. Но танки продолжали идти вперед. Одновременно противник подтянул батареи на опушку ро­щи, и они били по окопам частым шквалом осколочных сна­рядов.

Заметив, что огонь наших пушек ослаб, гитлеровцы энер­гичнее рванулись вперед, и скоро в глубине нашей обороны действовало уже до двух десятков вражеских танков. Бой, продолжался с нарастающей яростью. Артиллеристы повер­нули израненные орудия и били в упор по прорвавшемуся вра­гу. Бронебойщики, сняв маскировку, стреляли, приподнявшись на колени. Пехотинцы подползали к танкам на десять метров и бросали под гусеницы гранаты.

Старший политрук Наумченков все время находился впере­ди своих бойцов. Его ранило. Он побледнел, но не покинул своего места. Его ранили вторично. Но он снова не ушел. Рядом разорвалась мина. Наумченкова унесли. Врачи потом насчита­ли у него двадцать шесть осколочных ран.

Гитлеровцы рвались вперед. Рота наших автоматчиков с боем пробилась к командному пункту полка и своими телами закрыла путь врагу. Командир роты лейтенант Упдин появлял­ся в самых горячих местах. Его ранили, он наскоро сделал пе­ревязку и снова продолжал косить вражескую пехоту из ав­томата.

Левый фланг второго батальона неожиданно атаковали два вражеских танка. Сидевшие на броне гитлеровцы уже готови­лись спрыгнуть на землю. Наша артиллерия молчала. Танки двигались неотвратимо. Пулеметчик Григорий Васильев облиз­нул сухие, потрескавшиеся губы, тщательно прицелился в щель идущего впереди танка и дал короткую очередь. Танк замер. Но второй, тяжелый, продолжал двигаться прямо на окоп.

— Ложись на дно! — крикнул командир взвода.

— Чуть повременю, еще не все успел сделать,— ответил скороговоркой боец.

Он снова приник к пулемету и скосил сидевших на башне четырех гитлеровцев. Танк приблизился почти вплотную. Ва­сильев сбросил на дно окопа ненужный больше пулемет, схва­тил последнюю оставшуюся у него гранату и метнул ее под левую гусеницу. Танк завертелся на месте. Васильев взял у соседа бутылку, чуть высунулся вперед и сильным взмахом ки­нул ее на мотор. Дым, взрыв, огонь. Васильев лег на дно око­па. Рядом послышалось еще два взрыва. Это политрук Зубилин поджег бутылками еще два танка.

К ночи бой затих. На поле битвы темнели неподвижные остовы нескольких десятков гитлеровских танков. Около поло­вины из них было подбито воинами двух батальонов, стойко державших оборону на скате невысоких задонских холмов.

Л. ТОЛКУНОВ

ГВАРДЕЙЦЫ ИДУТ ВПЕРЕД!

Гвардии майор, плотный, здоровый мужчина лет тридцати пяти, разорвал пакет, прочел бумагу и обернулся к начальнику штаба. Лицо его было сосредоточенно.

— Приказ взять село и прорвать последний узел враже­ской обороны получен. Схему наступления утверждаю. В пят­надцать ноль-ноль атака. Нас поддерживают танки, авиация и артиллерия. К вечеру село должно быть нашим!

Командир встал и вместе с комиссаром вышел из блинда­жа. Командный пункт части расположился на небольшом хол­ме, где еще три дня назад стояли батареи противника. Отсюда раскрывалась панорама недавнего боя. Командир с комисса­ром прошли мимо трофейных орудий и по ходам сообщений при­близились к передовым подразделениям. Гвардейцы окопались в пятистах метрах от села и крепко держались за этот рубеж. Отсюда были видны гитлеровцы, лихорадочно подтягивающие подкрепления, их танки и пушки, занимающие выгодные по­зиции.

Чувствовалось, что враг намеревается нанести отсюда контрудар по нашим вклинившимся частям. Командование поручи­ло гвардейцам расстроить планы врага, стремительным броском вперед смять и опрокинуть его силы.

Артиллеристы подготовились вести стрельбу с новых огне­вых позиций. Им пришлось на руках перекатывать свою техни­ку ближе к передовой. Беспрерывные дожди размыли дороги, и колеса пушек уходили глубоко в грязь. Тракторист Муртазан третьи сутки не покидал своего стального коня. Осколок сна­ряда угодил ему в плечо, но Муртазан продолжал управлять трактором. Бревнами, ветками бойцы устилали дорогу пушкам, тянули их канатами, толкали плечом. Дружное «взяли!» гулко раздавалось в лощине.

И вот орудия снова рядом с пехотой. Муртазан подвез по­следнюю партию снарядов. За двадцать минут до начала атаки батареи открыли огонь. Тишина сменилась грохотом канонады. Столбами черного «дыма и поднявшейся земли обозначились места разрывов. В воздухе появились наши бомбардировщики и штурмовики. Пикировщики камнем кидались вниз и забра­сывали бомбами боевые порядки противника. «Илы» с брею­щего полета били по блиндажам и окопам.

В пятнадцать часов атака. Вперед вырвались танки. Прой­дя через болотце, они достигли огородов. Но вражеская артил­лерия открыла ураганный огонь, и наши машины не могли продвинуться дальше. Батареи офицеров Никитина и Новико­ва засекли огневые позиции противника и дружным залпом по­давили несколько орудий. Танки снова ринулись вперед. За ними — автоматчики, саперы, стрелки. Гитлеровские минометы усиливают огонь и устилают землю тысячами осколков. Тогда огонь нашей артиллерии обрушивается на минометы.

Упорное сопротивление врага преодолевается умением ар­тиллеристов быстро, в зависимости от обстановки, выбирать цель. Орудийный расчет под командованием сержанта Сергея Океанова вступает в дуэль с вражескими минометами. За пол­часа орудие разбило три миномета.

Попытка фашистов заградительным огнем отрезать нашу пехоту от танков не удалась. Вот уже бронированные громады ломают проволочные заграждения и врываются на северную окраину деревни. По пятам за танками следуют автоматчики. Первым в село пробился взвод под командой младшего лейте­нанта Толстикина. Засевшие в домах фашисты, простреливали улицу из пулеметов, и по ней нельзя было проползти. На взвод Толстикина пошло четыре вражеских танка. Младший лейте­нант расположил бойцов в отбитых у противника окопах и от­крыл огонь из противотанковых ружей. Два танка были подо­жжены, два других ушли за сараи.

Командир части был в это время на своем командном пунк­те. С самого начала обстановка была ему ясна. Он понимал, что в лоб деревню взять трудно. Командир знал, что если он даже и овладеет селом, то с оставшимися силами не сможет удержать его. Поэтому, разрабатывая план боя, он решил на­править одно подразделение вдоль речушки в обход деревни с задачей ворваться на южную окраину селения и ударить вра­гу в тыл.

Но гвардии майор не хотел сразу раскрыть врагу свои кар­ты и поэтому начал бой лобовой атакой, чтобы ввести в заблуж­дение противника и оковать его. Фланговое движение вдоль се­ла он предпринял в разгар боя. Артиллерия накрыла берег реки и тем самым отняла у противника возможность выставить заслон перед обходящим подразделением. Бойцы с хода ворва­лись на южную окраину села.

Гвардейцы дрались смело. Чувствуя искусное руководство боем, они преисполнились уверенностью в успехе штурма, в возможности овладеть сильно укрепленным пунктом против­ника. Сочетание воли и творческой мысли командира с непреодолимым напором гвардейцев привело к разгрому вра­жеского гарнизона.

В этом бою, поучительном во многих отношениях, ярко проявилась отличная боевая выучка нашей гвардии. А выучка и мастерство дают, в свою очередь, веру в собственные силы, а значит, и большую стойкость, железную выдержку.

Эта стойкость дала победу гвардейцам во втором бою, на­чавшемся через два часа после занятия деревни. Гитлеровцы срочно подтянули на этот участок танки и мотопехоту. Но гвардейцы за время короткой передышки сумели приспособить для боя окопы и блиндажи противника, подтянуть противотан­ковую артиллерию.

Не дрогнули ряды гвардейцев при атаке вражеских тан­ков. Их подпустили на расстояние двухсот метров. Из-за укры­тий бронебойщики открыли огонь. Красноармейцы Маканов, Лосев и Писаревский подбили по одной машине. Остальные танки стали отходить обратно, и фашистская пехота, потеряв их поддержку, попала под губительный огонь наших пулеме­тов и минометов. Метко стреляли пулеметчики-гвардейцы Кон­стантин Царев и Семен Рогов. Они уничтожили несколько де­сятков гитлеровцев. С флангов били другие пулеметные расче­ты. Атака противника захлебнулась, и его пехота повернула вспять.

При отражении контратаки тяжелое ранение получил по­литрук Кидин. Но он отказался оставить роту.
  • Я тоже никуда не пойду,— сказал раненый красноар­меец Гусев.— Вот подойдет подкрепление, тогда и мы напра­вимся в медсанбат!
  • Товарищи, сейчас фашисты снова пойдут в атаку,— промолвил политрук Кидин.— Нам надо выстоять несколько часов. Умрем, но не отдадим ни пяди завоеванной земли!

Немало раненых гвардейцев осталось в строю. Автоматчик Нурпиев уже после ранения — при второй контратаке гитле­ровцев — подстрелил семь фашистов. А Гусев принял коман­дование взводом и в рукопашной схватке вместе со своими бой­цами уничтожил еще несколько десятков гитлеровцев. При отражении второй контратаки противника артиллеристы и бро­небойщики подбили шесть танков.

Вечером гвардии майор по полевому телефону докладывал о выполнении приказа. Усталым движением руки он вытер пот со лба и указал начальнику штаба основные данные для раз­работки плана следующего наступательного боя.

Человек он был неприметный и в кругу товарищей почти ничем не выделялся. Низкого роста, широкоплечий, уже немо­лодой, с руками, загрубевшими от работы, с лицом, испещрен­ным морщинками времени и невзгод, танкист, техник-лейте­нант Михаил Бушмакин был как тысячи других.

Разговаривать он не любил и чаще всего отделывался мол­чанием или короткой репликой. Только Зеленову — комиссару, молодому, голубоглазому человеку, с волосами, в которых гу­сто пробивалась седина,— рассказывал Бушмакин о своей жиз­ни, полной скитаний, борьбы, жизненных неудач.

Очень рано Михаил остался без отца и без матери. Беспри­зорничая, переезжая из города в город, маленький бродяга иногда с завистью наблюдал жизнь своих сверстников, обласканных нежными заботами матерей. Но у него никого не было, и он не знал, что с ним будет. Он мечтал тогда обре­сти дом и счастье, стать настоящим человеком, он хотел рабо­тать и учиться, чтобы стать хозяином своей жизни.

И его мечты исполнились. Советская власть помогла Михаилу Бушмакину достигнуть своей цели. Бывший бес­призорный стал рабочим, а затем техником. Он познал радость труда, научился уважать людей, как говорят, вышел в люди.

Когда фашистская орда вероломно напала на нашу землю, он стал воином. С болью в сердце покидал он родную Бело­руссию — зеленую страну лесов и полей. Пылали пожарами села, и под артиллерийскую канонаду по земле, изрытой во­ронками, шел он на восток. Каждый километр пройденной зем­ли больно ранил в самое сердце. В те суровые дни Отчизна стала ему еще милее, еще дороже, и в нем родилась тогда не­нависть к врагам. С тех пор потерял покой Михаил Буш­макин.

А потом он увидел кровавые следы врага в освобожденных нами селах, страдания людей, потерявших свой кров и близ­ких. Газеты он читал с каким-то нервным напряжением и пос­ле этого становился еще более мрачным. Лишь немногие зна­ли, что в Минске осталась у техника-лейтенанта жена, которую он горячо любил. Однажды какими-то путями Бушмакин узнал, что гитлеровцы убили его жену. Известие это он внешне при­нял довольно спокойно, но в тот день на его лице прибавилась еще одна морщинка.

Больше всего Михаила Бушмакина беспокоила неотступная мысль: как отомстить врагу? Он нес службу в танковой роте техником и непосредственно на поле боя с врагом не соприкасался. Много сил он отдавал тому, чтобы машины работали бесперебойно. Иногда, рискуя жизнью, ему приходилось вы­таскивать подбитый таик с поля боя. Он делал это старательно и бесстрашно, и когда его хвалили, хмурился и был недоволен собою, недоволен тем, что ему опять не удалось участвовать в настоящей, боевой схватке.

Взбудораженный этой мыслью, истосковавшийся по мести, мрачный, иногда даже злой, уходил офицер в сторону, ложился на землю, клал руки под голову и, не мигая, смотрел в небо. Так Бушмакин лежал подолгу, не шевелясь, не разговаривая и, казалось, не думая. Над ним было чистое, синее, высокое небо, и, может быть, сквозь эту глубокую синеву он видел свою зе­леную Белоруссию, шумный Минск, поля и реки, которые так любил. А может быть, ему вспоминалось, как он, молодой, силь­ный, счастливый, идет с любимой подругой по городскому пар­ку, переполненному праздничным весельем.

Танкисты свыклись с молчаливым, хмурым техником, и не­которые даже считали его черствым человеком. И, кажется, только один раз они увидели Бушмакина иным, каким-то осо­бенно добрым, чистосердечным и мягким. Было это теплым, летним вечером. Солнце уходило к закату. Пахло сосной, све­жим сеном, тянуло медовым ароматом полевых цветов. Непо­далеку тихо раскачивалась на ветру высокая, золотистая, со­зревающая рожь. Танкисты, расположившись на опушке леса, пели. Бушмакин, занятый своими мыслями, сначала тихо под­певал, потом увлекся и запел громче. И тут все заметили, что у него не сильный, но чистый, грудной тенор; казалось, что это поет не он, а что-то широкое, большое бьется там, в груди, и вырывается наружу.

Вскоре после этого вечера роте пришлось участвовать в тя­желом бою. Противник, стянув на этот участок большие силы, остервенело лез вперед, пытаясь во что бы то ни стало про­рваться сквозь "линию нашей обороны. Танки роты были вы­двинуты на окраину села, в засаду. Здесь был огромный ябло-невый сад, поросший высокой травой и кустами стройной ака­ции. И сразу же после сада начиналось поле, шумевшее спе­лой рожью. Поле уходило в гору, и мягкие волны золотистой ржи, медленно перекатываясь, убегали к горизонту.

Был полдень. Палящий зной не «давал людям покоя. За­маскировав машины, танкисты смотрели вперед, на высотку. Но у горизонта, там, откуда должен был появиться враг, стоя­ла необычная тишина. Утром гитлеровцы предприняли здесь атаку, которая захлебнулась в самом начале. Потерпев неуда­чу, фашисты готовились к новому, более сильному удару.

Техник-лейтенант Михаил Бушмакин обходил танки, чтобы еще раз убедиться в их готовности к бою. Легко перепрыгивая канавки, минуя кусты, с автоматом за плечами, он быстро переходил от машины к машине. Лицо его было оживленно, и весь он, невысокий, ладный, повеселел.

Незаметно для себя техник-лейтенант отдалился от това­рищей. Глубокая канава срезывала угол сада. Бушмакин спрыг­нул в нее и посмотрел в поле. Сначала он ничего не увидел, но вот в одном месте рожь колыхнулась, и на поверхности золо­той волны показался зеленый мундир. «Фашист!» — понял Бушмакин и снял автомат с плеча. Минуты через две рядом с этой ползущей фигурой появились новые. С каждой секундой их становилось все больше и больше, и скоро зеленые спины вражеских солдат заняли обширный участок поля. «Как свиньи в чужом огороде!» — мелькнуло невольное сравнение.

Михаил Бушмакин, не отрываясь, смотрел вперед. Глаза его налились кровью, под кожей щек бегали жесткие желваки. Все нараставшая, неудержимая ненависть захлестнула его. Вот он, подлый, коварный враг, подумал техник, он идет с другой стороны, чтобы застать нас врасплох.

«Не выйдет! Не выйдет!» — повторил про себя Бушмакин. В это время он услышал выстрелы, доносившиеся со стороны наших танков. «Наши вступают в бой,— подумал он,— мое ме­сто здесь, не дам врагу ударить с фланга».

В этот миг он забыл о себе. Ему не пришло даже в голову, что он один, а гитлеровцев много. Охваченный боевым поры­том, техник-лейтенант не успел подумать об опасности. Он ви-дел перед собой врага и решил драться с ним. Он оглянулся вокруг: сад, небольшой участок поля и синее небо. Как никогда раньше, всем существом своим Бушмакин вдруг ощутил, что , этот сад, это поле, это небо, этот небольшой клочок земли и есть его Родина. Каждая травинка, каждый колосок приобре­ли теперь для него невыразимое значение, и он решил от-

стоять этот угол сада во что бы то ни стало.

Между тем гитлеровцы приближались. Они двигались мед-

ленно, молча, стараясь не шуметь. Техник-лейтенант прижался к краю канавы, выставил вперед автомат и стал ждать. Секун­ды проходили долго и томительно. От напряжения и зноя ру­ка, лежащая на автомате, вспотела, на лбу выступила испа­рина.

И когда зеленые мундиры были уже совсем близко, Михаил Бушмакин нажал спуск. Короткая очередь отчетливо прозве-нела в воздухе. Два идущих впереди солдата скрылись во ржи. Остальные вскочили на ноги и что-то гортанно закричали. Вос-пользовашись мгновенным замешательством противника, тех-ник-лейтеант дал еще две очереди. И еще несколько гитле-ровцев упали в рожь.

Вражеские солдаты опомнились. Уперев автоматы в животы, они открыли беспорядочную стрельбу по саду и двинулись вперед, прямо на Бушмакина. А он перебежал по канаве на другое место и выстрелил еще два раза. Затем опять мгновенно переменил позицию и обжег «наступающих новой порцией огня. Так, перебегая по канаве с места на место, обманывая против­ника, Бушмакин стрелял, стрелял, стрелял. Сраженные гитле­ровцы один за другим падали в рожь, и это еще больше во­одушевляло Бушмакина. Фашисты, потерявшие за несколько минут неравного боя более двух десятков солдат, дрогнули и, отстреливаясь, отступили.

Техник-лейтенант вытер рукавом мокрый лоб и улыбнулся. Не успел он передохнуть, как гитлеровцы опять пошли в атаку. И опять он стал перебегать по канаве, расстреливая фашист­ских захватчиков. И еще несколько вражеских солдат полегло на поле.

Патроны в диске подходили к концу, и, воспользовавшись перерывом, Михаил Бушмакин помчался на другой конец сада. Подбежав к одному из наших танков, стоявших на ремонте, он взял два диска и так же быстро скрылся. Но когда о<н прибли­жался к канаве, ее уже заняли гитлеровцы. Бушмакин зло вы­ругался и побежал назад. Вдали, под яблонями, он увидел группу наших бойцов. Их было человек десять. Все саперы. Бушмакин подбежал к ним и, размахивая автоматом, хрипло закричал:

- Фашисты заходят с фланга! Если мы их не перебьем, они зайдут нам в тыл. За мной!

И десять бойцов пошли за ним, почувствовав в этом низ­корослом офицере железную волю. Они залегли в кустарнике. Михаил Бушмакин полз впереди. Выбрав удобный момент, гор­сточка советских храбрецов, ободренная смелостью и отвагой техника-лейтенанта, бросилась на врата. Но и противник про­явил упорство, чувствуя свое превосходство в силах. Несколько раз бросались одиннадцать воинов в атаку, несколько раз па­дали па :землю, залегали, но своего достигли — выбили гит-леровцев из канавы и изгнали их из сада. Нужно было видеть, как повеселел Михаил: ведь это была настоящая победа!

Теперь оборону па фланге занимал не один Бушмакин, а це­лая группа советских воинов, поверивших в свои силы и в сво­его командира. Угол сада превратился в небольшую крепость, на штурм которой врат потратил много сил. Четыре раза ходи­ли гитлеровцы в атаку, и всякий раз их атаки захлебывались, и они, понеся большие потери, отходили назад. Рожь на рас­стоянии пятисот метров была вытоптана, подбитые, переломан­ные колосья свесились к земле. Фашистские трупы чернели во ржи.

День клонился к вечеру. Солнце скрывалось за садом, окра­шивая яблони в розоватый цвет. Гитлеровцы продолжали оже­сточенно атаковать. Усталость сковывала войной, но техник-лейтенант Бушмакин, охрипший, вспотевший, ободрял това­рищей.

На вечерней заре вражеские солдаты снова пошли в атаку на позицию храбрецов. В этой напряженной схватке Бушмакин был тяжело ранен. Одна пуля попала ему в ногу, другая — в живот. Он не хотел уходить с поля боя. Товарищи подняли его и отнесли к танкам. Офицер посмотрел на танкистов долгим взглядом и тихо проговорил:

- Наконец-то я отомстил им за все. Будут помнить!

Он слабо улыбнулся и потерял сознание. Его наскоро пере­вязали и положили на танк, подбитый в бою. Этот танк нужно было вывести в тыл. Танк двигался медленно, часто останавли­вался. Бушмакин с широко открытыми глазами беспомощно ле­жал на броне, на грязной, замасленной куртке и смотрел в не­бо. Сумерки сгущались, небо опускалось все ниже и ниже. Ше­вельнув отяжелевшей головой, техник-лейтенант опрашивал:

- Что там у вас случилось? Почему стоим?

Танкисты докладывали ему причины остановки, и он, поте­рявший столько крови, полуживой, находил еще в себе силы и объяснял, как сделать, чтобы танк пошел.

На другой день многие танкисты, узнав о подвиге техника-лейтенанта Бушмакина, говорили:

— И кто бы мог подумать, что он способен на такие дела?

И это говорилось не столько с удивлением, сколько с гордо­стью и теплотой.

У. ЖУКОВИН

В БОЯХ ЗА РОДИНУ

1. Расшифрованная сводка

Оперативная сводка лаконично сообщала: «В течение дня часть вела упорные бои, медленно продвигаясь вперед, преодолевая сильное огневое сопротивление противника...». Это был

обычный день стрелковой части. Но сколько мужества, стойкости и умения показали в этот день ее бойцы, командиры и политработники!

...Бой начался с рассвета. Утреннюю тишину взорвала оглу­шительная канонада. Это наши артиллеристы и минометчики приступили к обработке переднего края вражеской обороны. Со свистом пролетают снаряды. С наблюдательного пункта видно, как вздымаются столбы огня и земли, разлетаются в разные стороны обломки орудий, 'пулеметов.

Наконец орудийный гул смолк. Сразу же подразделения с возгласами «ура» ринулись в атаку. Застрочили пулеметы и автоматы, защелкали винтовки, засыпая противника градом пуль. Сперва гитлеровцы молчали и, лишь когда бойцы вплот­ную приблизились к их позициям, открыли бешеный огонь из орудий, минометов и пулеметов. Но ничто не могло остановить советских воинов. Они неудержимо шли вперед.

Вот ведет в атаку свое подразделение командир Лобой. Путь ему преграждает вражеский пулемет. Надо немедленно разделаться с ним. Лобой берет с собой группу бойцов, бросает­ся с ними на огневую точку врага. В ход пошли гранаты и шты­ки. Храбрецы в одно мгновение перебили пулеметный расчет. Путь для атакующих расчищен. Вражеские солдаты не выдер­живают натиска и беспорядочно откатываются назад.

В это время на другом участке группа красноармейцев во главе с младшим лейтенантом Старцевым незаметно подкра­лась к двум вражеским блиндажам и забросала их гранатами, уничтожив всех засевших там солдат. Оборона противника тре­щит. Под напором наших бойцов гитлеровцы пятятся все даль­ше, неся потери.

Однако на отдельных участках гитлеровцы предпринимают яростные контратаки. Еще сильнее ведут они огонь по нашим боевым порядкам. Тогда на помощь пехотинцам приходят ар­тиллеристы. Метко бьет по врагу орудийный расчет под коман­дой сержанта Жули. Погасла одна вражеская огневая точка, затем вторая. Еще несколько снарядов — умолкла миномет­ная батарея противника. Заметив еще в одном месте скопле­ние вражеской пехоты, артиллеристы накрыли ее метким залпом.

Хорошо действовали минометчики. Их мины точно ложи­лись в цель. Минометный расчет под командой сержанта Чува-шова в течение нескольких минут подавил пулеметную точку противника. Минометный расчет под командой сержанта Бел-тилова также вывел из строя вражеский пулемет.

Контратака противника захлебнулась. Спускались вечерние сумерки. Бой медленно затихал. Всюду валялись трупы враже­ских солдат, исковерканные орудия, пулеметы. Наша часть про­двинулась вперед, заняла новый рубеж.

Успех этого боя не случаен. Тут сказалась выучка бойцов, их стойкость, мужество, зрелость командиров и политработни­ков. Перед атакой все было взвешено, рассчитано до мелочей. Успех боя решило четкое взаимодействие воинов всех родов ору­жия. Хорошо показали себя связисты. Несмотря на ураганный огонь противника, они быстро исправляли повреждения линии связи, обеспечивая управление боем. Не было недостатка и в боеприпасах: их подвозили своевременно.

В этом бою выявились новые герои Отечественной войны. Среди них первое место занимают коммунисты. Пулеметчик-коммунист Клюев огнем своего «Максима» уничтожил два пу­лемета противника вместе с прислугой. В разгар боя тяжело ранило политрука подразделения Кончанова. Ему предложили отправиться в медсанбат, но он наотрез отказался.

- Пока еще могу держать в руках автомат, я буду сражаться вместе с бойцами,— заявил он.

...Кончился бой. Заняв новый рубеж, подразделения сразу же стали окапываться, приводить в порядок оружие. Завтра новые схватки с противником.

2. В населенном пункте

Два с лишним месяца назад ценой огромных потерь врагу удалось захватить этот населенный пункт. С лихорадочной бы­стротой гитлеровцы стали возводить на окраинах укрепления, зарываться в землю. Все каменные дома были превращены в дзоты. Подступы к пункту простреливались артиллерией и ми­нометами.

Наша часть заняла оборону на берегу реки. Но отдельные подразделения удерживали в своих руках небольшой участок луга по ту сторону водного рубежа. Чего только не предприни­мал противник, чтобы очистить западный берег от наших войск! Но все его усилия оказались бесплодными. Каждая попытка прорвать оборону обходилась гитлеровцам очень дорого. Ос­тавляя на поле боя горы трупов, фашисты откатывались назад. За два месяца активной обороны наши части основательно по­трепали и обескровили врага. Настало время нанести ему со­крушительный удар.

И вот приказ получен. На рассвете начался штурм враже­ских укреплений. Сотни снарядов, мины и бомбы обрушились па головы фашистов. Позиции противника заволокло облаком огня, дыма и пыли. На много километров вокруг стоял страш­ный гул.

Под прикрытием артиллерийского и минометного огня ри­нулась в атаку наша пехота. Завязалась ожесточенная схватка. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Бойцы расстреливали их из винтовок, автоматов, кололи штыками. Наконец фашисты не выдержали и начали в беспорядке отступать.

Вот и окраина населенного пункта. Вырвавшись вперед, группа бойцов под командой сержанта Калашникова атакует крайний дом, где засели фашисты. Путь им преграждают вражеские огневые точки. Бойцы забрасывают их гранатами. Вражеские автоматчики ведут из окон дома сильную стрельбу. Пробираясь ползком, бойцы подкрались к зданию. Короткая схватка. Часть автоматчиков истреблена, остальные взяты в плен.

Другая группа атаковала соседний дом и выбила оттуда фашистов. Разъяренные гитлеровцы пошли в контратаку. Бойцы Встретили их огнем из винтовок, автоматов. Пулеметчик младший сержант Калачев, пристроившись у окна магазина, поли­вал наседавших гитлеровцев горячим свинцом. Потеряв свыше двадцати солдат, враг отошел.

Бой крепчал. Из всех домов строчат гитлеровские автомат­чики. Рвутся снаряды и мины, осыпая бойцов осколками и об­ломками кирпичей. Но они шаг за шагом продвигаются вперед, действуют смело и решительно.

Невзирая на шквальный огонь, подразделение под командо­ванием офицера Гуторова овладело важным рубежом, захватив миномет, три пулемета, автоматы и винтовки.

Боевыми подвигами прославил себя в этот день автоматчик Алексей Хромов. Он шел впереди своего подразделения. За до­мом Хромов заметил минометный расчет противника. Подкрав­шись к нему на близкое расстояние, Хромов дал очередь из ав­томата. Четырех гитлеровцев он уложил на месте, пятого—еф­рейтора — взял в плен. Вскоре отважный автоматчик обнару­жил в другом укрытии семерых фашистов. Стрелять в них из автомата было бесцельно. Хромов метнул туда гранату.

Умело руководил уличным боем старший лейтенант Мяг­ких. С группой стрелков и автоматчиков он атаковал вра­жеские позиции па важном участке и обратил гитлеровцев в бегство.

И этот день был насыщен славными делами советских вои­нов. Повар Саликов, раздав горячую пищу бойцам, возвращал­ся к своей походной кухне. По дороге он заметил вылезающего из подвала фашистского ефрейтора. — Сдавайся! — закричал Саликов.

Фашистский вояка от неожиданности выпустил из рук авто­мат. С унылым видом шагал он в штаб, неся посуду повара.

На старшего сержанта Тараканова напали из засады четы­ре гитлеровца. Вступив в неравный поединок, он троих застре­лил в упор из винтовки. Четвертый гитлеровец сдался в плен.

3. Дорога наступления

Впереди — заснеженный, скованный льдом Дон. На том бе­регу — враг. В его руках — высоты, холмы, господствующие над местностью. В гористых берегах реки оборудованы дзоты и блиндажи. Шесть месяцев вражеские войска возводили здесь укрепления. Кропотливо, изо дня в день бойцы Н-ской части готовили удар по врагу.

Перед атакой во всех подразделениях состоялись митинги и собрания. Десятки солдат и офицеров подали заявления о приеме в партию. Все они заканчивались словами: «В бой хочу идти коммунистом». Бойцы еще раз проверили готовность ору­жия, каждый из них хорошо знал свое место в предстоящем бою. Над Доном спускались вечерние сумерки. Скоро начнется штурм высоты. В белых маскировочных халатах бойцы ждут сигнала атаки. Они напряженно всматриваются в темноту.

Орудийные залпы возвестили о начале штурма. На головы фашистов обрушился шквал снарядов и мин. Они рушили вра­жеские дзоты, блиндажи, гасили огневые точки. Сотрясалась от грохота земля. Под прикрытием артиллерийского и мино­метного огня бойцы подразделения офицера Середенко рину­лись по льду на противоположный берег Дона.

Первыми достигли правого берега автоматчики. Стреми­тельным броском они прорвались к линии дзотов, на ходу рас­стреливая засевших в них гитлеровцев. Путь пехоте был расчи­щен. Бойцы устремились к высоте.

Противник оказывал яростное сопротивление; он не жа­лел ни мин, ни патронов. С соседней высоты фашистские ба­тареи открыли огонь. Положение наших подразделений услож­нилось. Тогда на помощь пришли минометчики под коман­дованием офицера Николаева. Меткими залпами они по­давили вражеские огневые точки. Залегшие было бойцы снова бросились вперед. Несколько перебежек — и они уже у скатов высоты. Ничто не могло сдержать их наступательного порыва.

В разгар сражения тяжело ранило командира роты Хакимова. Но он не покинул поля боя и продолжал руководить ата­кой.

К утру высота была полностью очищена от гитлеровцев. В течение дня фашисты несколько раз предпринимали контратаки, но едва только они поднимали головы, как их настигал губительный огонь наших стрелков. Исключительно храбро вел себя в бою старшина четвертой роты коммунист Фролов. С группой красноармейцев он первым забрался на гребень высоты, преследуя удиравших фашистов. Когда у подразделения прервалась телефонная связь с наблюдательным пунктом части, он вызвался доставить туда донесение. Под сильным огнем противника Фролов перебрался через Дон и, получив указания от командира, вернулся на высоту.

Автоматчик Петр Струков, красноармейцы Григорьев и Горфиянов, переправившись одними из первых через Дон, ворвались в окопы противника. По ходу сообщения им удалось вплотную приблизиться к дзоту. Из него выбежало шесть гитлеровских солдат. Один из них бросил гранату. Вслед за взрывом он закричал: «Рус, сдаюсь!» Но это была вражеская уловка. Подняв руки, он в тот же миг бросил еще одну гранату, Струкова ранило. Обливаясь кровью, он застрочил из автомата. Два вражеских солдата были убиты па месте, остальные скрылись в дзоте, по и их постигла та же участь. Высота прочно стала нашей. На ней развевается красный флаг. Окрыленные первым успехом, бойцы продолжают гро­мить врага. По заснеженным равнинам идут они в наступле­ние.

Весь следующий день наши части вели активные наступа­тельные бои. Подразделение старшего лейтенанта Демкина по­лучило задание выбить противника с высоты, которую против­ник основательно укрепил, соорудив множество дзотов.

Ранним утром без артиллерийской подготовки цепи наших бойцов незаметно приблизились к боевому охранению против­ника. Враг был застигнут врасплох. Спохватившись, он открыл беспорядочную стрельбу, но его боевое охранение было уже смято.

Преследуя удиравших гитлеровских солдат, подразделение ворвалось в глубь обороны противника. Завязалась жаркая схватка. Фашисты предприняли контратаку, но в это время на помощь нашим пехотинцам пришли артиллеристы и ми­нометчики. Они открыли меткую стрельбу по расположению противника. Враг не выдержал огня советских батарей и от­ступил.

...Крепкий удар нанесла врагу другая наша часть. В боях за одну из деревень ода захватила двадцать минометов, столь­ко же станковых пулеметов, много винтовок, складов боеприпа­сов и продовольствия. Пленные, захваченные в этих боях, со­общают об огромных потерях. Особенно большой урон врагу наносят наши артиллеристы и минометчики. Их огонь отли­чается исключительной меткостью.

Героически дрались пехотинцы. Младший сержант Николь-чук, прыгнув во вражеский блиндаж, вступил в рукопашную схватку с фашистами и вышел из нее победителем. Метко ра-знл врпгов пулеметчик Гордов. В разгар боя вражеская мина повредила его пулемет. Гордов тут же, под огнем, испра­вил его и снова стал поливать свинцом наседавших гитле­ровцев. Своей меткой стрельбой он обеспечил действия штур­мовой группы, дал ей возможность ворваться во вражеские окопы.

Советские танкисты, летчики, артиллеристы, пехотинцы не дают врагу передышки. Они наносят ему сокрушительные удары, теснят его все дальше на запад. Особенно хоро­шо действуют танкисты под командованием тов. Полу-боярова. Прорвав линию обороны противника, они далеко продвинулись вперед и перерезали важнейшую коммуникацию врага.

...Дорога наступления советских войск усеяна трофейной техникой. Преследуя отступающего противника, наши части продвигаются вперед.

М. МЕРЖАНОВ

ТЕРЕК ШУМИТ


В высоких горах Кавказа, окутанных пушистыми облаками, берет свое начало Терек. Маленьким, извилистым ручейком он быстро сбегает вниз, сплетается с другим потоком и уже бур­ной рекой врывается в Дарьяльское ущелье. Стиснутый гигант­скими скалами, он бьется о кремнистое русло, рвется вперед, гремит, беснуется, разбрасывая сверкающие брызги. Кажется, что ни один звук не может нарушить своеобразной песни гор­ной реки и ничто не может остановить это сумасшедшее вечное движение. Терек шумит...

Позади осталось Дарьяльское ущелье, крутые обрывы гор, поросшие кавказской пихтой, строгий, суровый Казбек, голова которого всегда обвита белой шалью снега.

Терек, вырвавшийся из теснин и успокоенный равниной, ки­пящей, светлой лентой уходит в Каспий. Он течет мимо кудря­вых садов Осетии, пирамидальных тополей Чечни и шумит, шумит...

По Тереку плывет труп. Голова разбита, руки торчат, как весла. Зеленая намокшая куртка с медными пуговицами рас­стегнута. Босые синие ноги торчат из воды. Труп прыгает на волнах, его бросает из стороны в сторону. На мгновение он задерживается у прибрежного камня, затем снова плывет по течению.

Гитлеровские бронированные полки — с пылью сальских степей на танках и с пятнами человеческой крови на мунди­рах — подошли к Тереку. Они совершили длинный путь. Мно­гие из них пришли прямо из Булони, Саарбрюккена, Парижа. Их послали завоевывать Кавказ и сказали: «Баку — пароль окончания войны». И они бросились вперед с необычайной яро­стью и злостью.

На берегах Терека и Баксана, в аулах Кабардино-Балкарии, в станицах Сунжи поднялись народы. Рядом с русскими вста­ли горцы. Им на помощь пришли армяне, грузины, азербайд­жанцы. Народы Кавказского хребта в гневе подняли мечи. Они поклялись отстоять родную землю, не пустить на священную землю тевтонский сапог.

Тревога ветром пронеслась по Кавказу. Из хутора в хутор,

аула в аул, по ущельям, по горам слышен клич:

— Отобьем!

...Гребень Терского хребта. Внизу огромная долина. Словно большой, искусно вытканный ковер, она легла здесь по берегу реки и играет на солнце всеми цветами южной осени. Кругом пшеница, кукуруза, клевер, люцерна, большие черные пятна

вспаханной земли, рыжие, красные, зеленые квадраты живого цветущего ковра, а за ним — изгибы Терека.

Эта долина уже давно служит местом самых ожесточенных боев. Именно сюда рвались через реку бронированные полки, здесь, у этой долины, они хлебнули терской воды, и трупы в зеленых мундирах поплыли отсюда к морю. Недаром этот цвет­ной ковер гитлеровцы прозвали «долиной смерти». Десятки раз яростно, шквальным огнем и массами танков они обрушива­лись на нее, пытаясь прорваться к Терскому хребту. И каждый раз откатывались назад, к Тереку. Тогда фашистский генерал Брант снова бросал на долину танки, задумывал новые планы и снова подсчитывал подбитые машины.

А однажды стремительной фланговой контратакой наших войск вражеские танки были отсечены от Терека и окружены. Тогда среди фашистов началась невероятная паника. Многие стали подымать руки и молить о пощаде, офицеры стреляли им в спину, а потом сами стрелялись, приложив пистолет к виску. Много врагов тогда полегло на мягком ковре долины. Но генерал Брант не успокаивался.

Вот и сейчас перед нами, забравшимися на высоту у Малгобека, видно поле сражения. Вдали сверкает белыми домика­ми Моздок, правее — хутор и совхоз, левее — стрелой уходя­щая дорога, а за нею снова хуторок по имени Терский.

Утром я был в этом хуторке. Впереди под солнцем лежала эта же долина, истерзанная снарядами прошедших боев. От­сюда все это было видно лучше, чем с высоты у Малгобека. На улицах почти никого не было. Грузовые машины стояли, прижавшись к стволам деревьев, и шоферы дремали в тени ака­ций, невзирая на визг летящих мин и свист одиночных пуль. Изредка промчится по улице верховой или прошумит автомо­биль; пройдет связист, разматывая катушку провода; взволно­ванно пробежит девушка с красной повязкой на рукаве, и вновь пустынно на улице красивого хуторка почти у самого Те­река.

Стояла типичная перед боем тишина. Командир батальона Дмитрий Григорьевич Коваленко обошел роты и взводы, рас­положенные у противотанкового рва, и пошел отдыхать.

В комнате, где расположился штаб саперного батальона, мы услышали короткий разговор..

— Значит, вы пойдете на взрыв моста? — спросил комбат
Василий Зубков.

- Да,— не задумываясь, ответил сапер.

Это был невысокого роста молодой человек. Черные кудря­вые его волосы были прикрыты выцветшей пилоткой. Глаза го­рели.

- Задачу знаете?