Москва Смысл 2001
Вид материала | Документы |
Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии |
- 2001 Утвержден Минтопэнерго России, 1942.6kb.
- Пособие для логопедов Москва 2001 бек 74. 3 Удк 371. 927, 514.36kb.
- Целевая программа правительства москвы " развитие единой образовательной информационной, 432.71kb.
- Для поколения всеобщей интернетизации чтение потеряло смысл, 38.78kb.
- Золотом Кубке Европы семинар, 18.18kb.
- Об административных правонарушениях, 28099.94kb.
- Об административных правонарушениях, 27974.85kb.
- Полный курс Джек Швагер Москва 2001, 2909.89kb.
- Концепции, проблемы, 1204.14kb.
- Идентификационных структур в современной под редакцией Т. Г. Стефаненко россии., 889.1kb.
Последний день перед матчем. День исключительно важный, потому что необходимо решить сразу несколько задач: в последней тренировке уточнить спортивную форму каждого, не перегрузить спортсмена, дать ему достаточно времени для отдыха, чтобы он успел полностью восстановиться, и еще очень желательно, чтобы это свободное время не было пустым.
Я делюсь этими опасениями с тренером, но он успокаивает меня тем, что все продумано. Утром будет трениров-
164
Проклятие профессии
Погоня
165
ка, а вечером — кино. Но кино сорвалось и получилось так, что ребята «проболтались» практически весь день. Ничего не предложили мы им взамен, и постепенно, кто в одиночку, кто — группами, разбрелись кто куда.
Да, это был брак в нашей работе. У нас, и в этом я виноват тоже, не было точного плана проведения этого важного предсоревновательного дня. А план — это порядок в жизни человека и в его психике, которая, как известно, отражает жизнь.
Весь день меня мучило одно — сохранится ли у ребят тот настрой, который был вчера?
День приближается к концу, а как узнать, что происходит с человеком? Что скрыто за невозмутимым выражением лица, за вежливой улыбкой? Сегодня, когда я не видел спортсмена в деле, день малоинформативный для меня. Но впереди опрос, и я очень надеюсь на него. Среди приготовленных вопросов есть такой: «Настрой сохраняем? »
И что бы спортсмен ни ответил мне, я все равно узнаю истину, и основанием для ее диагноза будут на этот раз не сами слова, а то, как они будут сказаны, с какой интонацией, с какой уверенностью в голосе, не отведет ли глаза человек, когда, задав вопрос, я внимательно посмотрю ему в лицо.
И снова Шота Окропирашвили успокаивает меня, когда я слышу от него:
— Максимыч, все в порядке. — Сказал он это спокой
но и уверенно, и не отвел глаз, и еще — успокаивающе
тронул меня рукой за плечо.
Да, ветераны были на месте в час отбоя. И опрос проходил совсем не так, как в первые дни. После обсуждения оценки проведенного дня мы переходили на другие темы — на темы жизни, темы нефутбольных проблем.
Но в номере Мачаидзе тревога вернулась.
— Ну, как, Манучар, сегодня?
- «Четверка», — отвечает он.
- Почему?
- Настроение плохое.
- А что случилось?
Сижу без дела. И мысли всякие невеселые.
Да, это следствие того, что у человека много свободного времени, и он активизирует свой мыслительный процесс. Человек много думает о том, о чем лучше не думать в этот день накопления сил и положительных эмоций.
Но еще более опасным врагом может быть память человека! Многое может приказать себе человек, но не может приказать одного: забыть! Забыть то, что у него на сердце, забыть тех, разлука с кем стоит ему очень дорого. Сколько я видел тоскующих глаз спортсменов, находящихся вдали от дома, особенно тех, у кого далеко жены и дети. Попробуйте успокоить их! Это почти невозможно. Есть один путь — как-то отвлечь. Поэтому и надо было занять сегодняшний, свободный от нагрузки день мероприятиями и — предел мечтаний — провести его интересно.
Но мы не смогли решить эту задачу, и получился отдых, от которого можно только устать.
Мы продолжаем разговор с Манучаром. Говорим о жизни, о религии, о космосе, о вселенной. Футболист говорит:
— Я сейчас читаю Иммануила Канта. Он говорит, что
мир непознаваем. И так же трудно доказать, что Бог есть,
как и то, что его нет.
И потом он спрашивает:
— А у Вас никогда не бывает страха смерти?
И выходя из номера, я сказал себе: «Вот до каких проблем дошел человек в своих раздумьях в день, когда мы ему дали время для отдыха, но об отдыхе не позаботились».
Спешу к другим. Боюсь, что все уже спят, и я не успею опросить их. Все наоборот: двери открыты, никто еще не ложился, а некоторых нет в гостинице. «И это следствие "отдыха"», — говорю я себе.
Теймураз Цнобиладзе лежит и смотрит телевизор. Сегодня перед матчем дублеров я впервые делал ему «сеанс погружения*. Он стал спокойнее и потом, перед началом игры, подошел и сказал:
Я хочу после игры с Вами поговорить. Что-то я вообще нервничаю.
166
Проклятие профессии
Погоня
167
Я помню эту его фразу, поэтому и зашел к нему, хотя дублеров не опрашиваю в конце дня, просто не успеваю. Но к Теймуразу я обязан зайти, хотя бы для того, чтобы сказать:
— Извини, но до завтрашнего матча я занят с основным составом. А потом мы с тобой поговорим. . — Да-да, конечно, — отвечает он.
Около двенадцати ночи, а шесть человек я так и не нашел в гостинице. А ведь завтра такой матч...
Да, снова решающий матч. Утром команда садится в автобус, чтобы поехать в парк на зарядку. Я сижу рядом с Шелия и думаю: «Всех ли я обошел, не упустил ли кого-нибудь?* Я не могу войти в автобус и громко сказать:
— Надо хорошо размяться! Это будет ошибкой, потому что это неадекватно моему образу, который в сознании спортсменов утвердился как образ человека, с которым молено поговорить тихо, поговорить о личном, интимном, и даже о самом сокровенном. И сегодня я вышел на зарядку пораньше, чтобы по очереди успеть каждому тихо сказать:
— Надо хорошо поработать сейчас, ведь вчера нагруз
ки фактически не было.
И поработали хорошо. Вова Шелия, садясь рядом со мной, сказал:
— Даже ускорились несколько раз.
На обратном пути, будь то с игры или с тренировки, мы с ним беседуем. Но когда едем «на работу», я молчу, боюсь «сбить с настроя». Чтобы не обижать и не напрягать его своим молчанием без причины, эту «причину» готовлю заранее. Когда автобус трогается, открываю книгу или журнал и говорю:
— Вова, ты не против, если я почитаю?
И вижу, как он облегченно соглашается.
Да, ему нужно помолчать, но как-то неловко предложить:
— Давайте помолчим.
И чтобы освободить его от этой «нагрузки», я беру инициативу «организации молчания» на себя.
Да, умение молчать — тоже непростая штука.
А сейчас, после зарядки, когда он «сделал свое дело», я предлагаю ему подумать об аспирантуре.
Говорю:
- Институт ты закончил. Обязательно должно быть
что-то кроме футбола. Ты согласен?
- Да, — отвечает он.
Таким образом я строю перспективные отношения со спортсменом. Очень важно для моей работы, чтобы спортсмен не считал меня «временным» человеком в своей жизни.
А с Манучаром мы решили вместе после окончания сезона поехать в Москву на турнир фигуристов, где меня ждет Лена Водорезова, с которой я начал работать в прошлом году. Перспективы отношений имеют большое значение в жизни спортсмена, который постоянно меняется в зависимости от достигнутых результатов. И потому особенно дороги спортсмену люди, с которыми он связан постоянно, прочно, независимо от своих спортивных результатов. Особенно важно это для ветерана, перспективы которого чаще всего не очень ясны.
После завтрака обхожу номера. Начинаю, как всегда, с вратаря и застаю у него компанию играющих в карты.
Спортсмены часто спрашивают меня, как я отношусь к картам? И я не сразу отвечаю, потому что вижу в этом «феномене» и плюсы и минусы.
Я не против карт по двум причинам:
- За картами быстро проходит время, а это, как изве
стно, в день игры немаловажный положительный факт.
- Карты — азартная игра, и значит, сам процесс игры
этот азарт сохраняет и даже усиливает.
Но я и против карт. Потому, что в большинстве случаев играют на деньги (без денег неинтересно, то есть нет того азарта). И, во-вторых, в картах почти все зависит от карт. А значит, это игра несправедливая.
168
Проклятие профессии
Погоня
169
Эти свои соображения я обычно излагаю в ответ на вопрос о картах. И всегда добавляю, что чисто интуитивно считаю карты чем-то нечистым, по своему духу неблагородным делом, занятием, не украшающим мужчину. И потому сам в карты не играю.
Многого я еще не осмыслил в спорте, но кое в чем убежден абсолютно. В частности, в том, что спорт по своему духу, по самой задумке прежде всего благороден!
И очень хорошо подчеркнул это один никому не известный тренер, когда в моем присутствии он сказал своим ученикам — юным боксерам:
— До соревнований еще два часа. Идите погуляйте.
Поговорите о чем-нибудь постороннем, о женщинах. Толь
ко без пошлостей.
А когда ребята ушли, я подошел к тренеру и спросил:
— А почему Вы сделали акцент на словах: «только без
пошлостей»?
И он ответил твердым голосом человека, абсолютно убежденного в том, что он говорит:
— Потому, что это неблагородно! А боксер должен быть
благородным.
Это было лет пятнадцать тому назад, но я запомнил все в том разговоре: и лицо тренера, и каждое его слово, и его глаза. Это осталось у меня в памяти как воспоминание о встрече с человеческой чистотой. И чем больше я работаю в спорте, тем больше соглашаюсь с ним: прежде всего все должно быть благородно, это — один из источников той красоты, которую я вижу в личности спортсмена, в процессе его борьбы с противником, нет, не с противником, а просто с другим человеком, а в идеале — с другом, ведь в словах «друг» и «другой» один корень.
* * *
Но совсем категорично я против карт, если процесс игры сопровождается курением. Авто не курит, но получает от меня замечание в дружеской форме.
Я приглашаю его в коридор и говорю, когда мы остаемся одни:
. Хы не должен стесняться выгонять посторонних.
Когда ты пропустишь гол, не исключено, что на тебя будут кричать ребята, правда?
Да, — соглашается вратарь.
В этом случае ты же не будешь объяснять им, что в
твоем номере было накурено, и у тебя не было возможности отдыхать?
Да, — соглашается вратарь.
- Авто, — я кладу ему руку на плечо, — запомни
навсегда: все в футболе занимаются командным видом
спорта, один ты — индивидуальным. Как боксер. Бить
будут в тебя, в твои ворота. И ты будешь отвечать за все.
Согласен?
- Да, — соглашается вратарь.
* * *
Опережая события, скажу, что больше Авто Кантария не давал поводов для подобных бесед, и расстались мы с ним большими друзьями.
Итак, я прошел по коридорам гостиницы и все увидел. И иду к тренеру, чтобы успокоить его.
Иду в его номер и думаю: «Каждый тренер — тайна». Как проникнуть в эту «святая святых» — в душу тренера? Туда, где охраняются этой тайной сведения о людях, об их прошлом, которого я еще не знаю, их истинных и мнимых ценностях, о планах тренера в отношении этих людей.
До этих глубин мне добираться и добираться. И это дело будущего. А сегодня меня интересует то, что ближе к поверхности, хотя бы состав команды на сегодняшний матч. И я пришел к тренеру обсуждать этот вопрос, потому что у меня есть свое мнение, которое я считаю долгом сообщить тренеру.
И я говорю:
— Мурад Иванович, Гурам Чкареули рвется в бой, чувствует себя отлично, говорит, что не знает, почему его не ставят.
Тренер задумчиво смотрит на меня, потом говорит:
170
Проклятие профессии
Погоня
171
— Ну а кто, на Ваш взгляд, лучше готов сегодня к
игре: Чкареули или Квернадзе? Обоих я ставить не могу в
нападении, играем на чужом поле.
Я тоже задумываюсь и говорю себе: «Отбрось личные симпатии, которые вызвал за эти дни Гурам». И я отбрасываю их, но все равно я — за Гурама. Но мой вывод построен не на интуиции, а на основе логических компонентов анализа, сформировавшихся в процессе наблюдения за этими людьми.
И я отвечаю тренеру:
- Думаю, что на Чкареули можно положиться, потому,
что он более серьезно ждет матча. А Квернадзе не о том
думает, где-то гуляет каждый день до позднего вечера.
- Я посоветуюсь с самими ребятами, — принимает
решение тренер.
Потом мы обсуждаем сегодняшние оценки ребят и тренер говорит:
- Наверное, это очень хорошо, что по сравнению с
Одессой оценка готовности выросла до 4,7?
- Да, конечно!
- Что это значит, — продолжает тренер, — улучши
лось состояние?
- И уверенность, — отвечаю я, — которая не могла не
усилиться после такой трудной победы в Одессе.
Тренер изучает лист с оценками и медленно произносит:
— Да... и уверенность.
Потом, как бы приняв решение, говорит:
- Знаете что? Я хочу использовать эти данные по
установке. Скажу: «Молодцы, ребята!..* Вы приходите
тоже.
- Нет, Мурад Иванович, я не приду, потому что я не
был на установке в Одессе. Ребята все это замечают. А
лист с оценками я оставляю Вам.
- Спасибо, — говорит тренер, провожает меня до ко
ридора и там говорит тихо:
- Скажите Вы Гоче, что ему надо прибавить в трени
ровочной работе. Он в плохой форме, а мне неудобно ска
зать ему об этом, ведь мы с ним — ровесники.
И снова автобус, который отвезет команду на матч. Я прихожу первым, смотрю на пустой пока автобус с открытыми дверьми и вспоминаю слова из рассказа Юрия Власова: «И штанга ждет как бессердечие целого мира!»
Как метко замечено, вернее испытано великим штангистом: «Штанга ждет». Да, это для большинства людей она не ждет, а просто лежит. А Юрия Петровича Власова она ждала как живая, как живой противник.
И сейчас я тоже не вижу, а чувствую, что этот металлический автобус тоже не просто стоит, а ждет! Ждет нашу команду и меня тоже ждет. Я тоже имею право сказать, что я это чувствую, а не вижу. Я тоже отвечаю за результат того, что случится сегодня. Отвечаю перед руководством, перед ребятами, перед собой. И мне вдруг показалось, что автобус не просто стоит и не просто ждет, а больше того — знает что-то о нас и о том, чем все сегодня кончится. И даже может каким-то таинственным образом на это повлиять. И, наверное, на уровне подсознания человек опасается каким-нибудь нарушением отрицательно повлиять на этого неодушевленного свидетеля и участника предстоящего испытания. Не потому ли строжайше соблюдается молчаливо установленный порядок при посадке в автобус, и каждый занимает в нем свое место? Доказать здесь что-либо трудно. Но я уважаю приметы спортсмена, а приметы победы тем более. Их желательно сохранять, потому что они напоминают спортсмену об удачном дне его жизни. Приметы, которые складываются в стереотип поведения человека, в его отношение к своему делу — это не суеверие, а в первую очередь, столь необходимый в любом серьезном деле порядок в форме жизни, которая обязательно связана с ее содержанием.
В раздевалке снова изучаю лица ребят и сейчас, в отличие от Одессы, вижу в этих лицах волнение. А может быть, дело в том, что еще три дня назад эти лица, этих людей я просто плохо знал и потому они казались мне бесстрастными. Но сегодня я знаю всех не только по именам и чувствую, что внутренне готов подойти к любому и сделать то, что считаю нужным.
172
Проклятие профессии
Погони
173
Да, сегодня во многом решающий матч, потому что и «Локомотив» играет на выезде, где играть всегда трудно, а ничья очков им не принесет. Мы же, если сделаем ничью, приблизимся на целое очко, а после Львова будем играть у себя дома, где наверняка возьмем все. Но взять сегодня очко будет очень трудно, потому что команда Ивано-Франковска находится в опасной зоне и у себя дома сделает все, что может.
И я принимаю решение действовать сейчас, когда еще есть время усилить мотивацию каждого человека. Ребята разминаются, а я выбираю момент, когда футболист делает паузу между упражнениями, и тогда подхожу. Всего на несколько секунд, но успеваю сказать то, что задумал:
— Дуру, давай посвятим матч твоей будущей семье.
Он поднимает голову, смотрит на меня вопросительно
и серьезно, потом молча кивает. Губы его плотно сжаты, и смотрит он куда-то вдаль. Почему-то я был уверен, что попал в цель. Он не так уж молод, а живет один. Во всяком случае, принял он это серьезно. И сказано это было ему тоже серьезно.
- Шота, посвящаем матч твоим детям, хорошо?
В ответ капитан широко улыбается и говорит:
- Как раз у одного из них сегодня день рождения.
- Тогда ему — сегодняшний, а второму — матч во
Львове.
- Спасибо, — ответил капитан.
И вроде бы удалось найти слова для каждого. Я не стал подходить только к Манучару, потому что поднимать его мотивацию в этих играх не нужно. Помочь команде войти в высшую лигу — последняя цель в его спортивной жизни. И никакой — ни моральный, ни материальный — дополнительный стимул ему не нужен.
Вижу, что его брат чем-то встревожен. Он подходит ко мне и говорит, показывая на незнакомого человека в нашей раздевалке:
— Доктор, у этого человека несчастливая нога. Как он
приезжает, так мы проигрываем. Сделайте что-нибудь, Вы
умеете.
По одному ребята выходят на поле. Один Манучар задерживается, жонглируя мячом в углу коридора. Подхожу ближе, но ничего не говорю. Он чувствует мой взгляд, смотрит на меня и говорит:
- Нужно два очка.
Я отвечаю:
- Все будет в порядке, ребята настроены предельно.
Какой это был тайм! Первый тайм этого матча!
— На поле была команда высшей лиги, — так я скажу завтра в разборе. Но гол забить не удалось. А во втором тайме уступили инициативу, и мы уже мечтали о ничьей. Ноль — ноль. Мы получили очко и напряженно ждем программу «Время», в которой регулярно оповещают общественность о делах московского «Локомотива».
Но и там ничья. А значит, мы еще больше сократили дистанцию. Теперь только бы не проиграть во Львове.
Поздний вечер. Не в лучшем настроении сел я за свой дневник подвести итоги прошедшего дня. Весь день наблюдал за ребятами и к вечеру опять вернулось никогда не обманывающее меня чувство тревоги. Я не получил сегодня той информации, которая бы «разгрузила» меня. Я опять не видел ребят в деле. А что было? Затянувшийся завтрак, неорганизованный, с опозданием, отъезд, тяжелый путь в автобусе, долгое и суматошное устройство во львовскую гостиницу. Это и есть цена «чужих стен». Вот почему труднее выступать на «чужом» поле! Дело не только в зрителях и в менее привычных условиях незнакомого стадиона. Человека выматывает дорога! И чем больше трудностей испытывает он в ней, тем чаще вспоминает уют дома, привычные условия своей базы. А потом уже добавляется предельно настроенный противник, недоброжелательные зрители, и, к сожалению, как правило,
174
Проклятие профессии
Погоня
175
судьи. Бее это суммируется и отнимает у спортсмена силы, у одного — десять процентов, а у другого — все пятьдесят. Вот почему на чужом поле мы часто не узнаем свою команду. Вот почему даже киевское «Динамо» придумало свою осуждаемую прессой «выездную модель».
А что касается нашей команды, то перед матчем с «Карпатами» против нас работает еще один фактор — длительность этой поездки. Обычно на выезде команда играет два матча, а в этой поездке нам предстоит третий матч подряд. Виновен в этом только календарь, но от этого не легче.
Но что же делать? Смириться и ждать неминуемой расплаты за это смирение? Нет. Путь один — сделать наш быт еще более организованным. Должен быть четкий распорядок дня, обязательно интересные тренировки и, главное, никакого пустого времяпрепровождения.
Но я пока мало что могу сделать в этом плане сам. Могу одно — поделиться своими сомнениями с тренером. После обеда я подошел к нему и сказал:
- Боюсь пустого вечера.
Но он ответил:
- Пусть отдохнут от нас. Мы им тоже надоели.
Частично он прав. Они устали, точнее — не от нас, а от
постоянного напряжения всех этих игр, каждая из которых теперь имеет все большее значение. И они с удовольствием отдохнули бы и от нас, и от футбола. Но как отдохнешь, если послезавтра такая игра? То самое постоянное напряжение и не даст возможности отдохнуть, переключиться, забыть о футболе. И спортсмен вместо полноценного отдыха, который невозможен, начинает «болтаться». И это «болтание» началось еще вчера после игры. Человек не может сосредоточиться на книге, на экране телевизора, не может просто полежать (мешает та самая доминанта предстоящего испытания) и начинает ходить. Ходит из номера в номер, спускается в холл гостиницы посмотреть на людей, выходит на улицу, постоит там минут пять—десять и возвращается в гостиницу, чтобы продолжить это «болтание». И в результате опустошается и еще больше устает.
В «военной обстановке», в которой оказалась наша команда, свободное время должно быть только в одной фор-ме — б форме небольшой паузы между запланированными заранее мероприятиями. Тогда в свободное время сохраняется нужное для основного дела рабочее состояние и настроение. В этом случае можно не бояться «отельной» болезни, или, как еще более сильно сказано — «смерти в отеле».
И я спрашиваю тренера:
— Может быть, собрать команду после ужина?
Но он тоном человека, убежденного в свое правоте, отвечает:
— Завтра.
И его уверенность успокаивает меня. Я говорю себе: «Ты еще недостаточно знаешь ребят, да и саму ситуацию тоже. Ведь тренер, в отличие от тебя, видел свою команду в такой ситуации десятки раз».
И с небольшой группой ребят ухожу в кино. Мы стояли в холле кинотеатра в окружении людей, и ребята рассматривали этих людей. Действительно, в каждом городе люди какие-то особенные.
Но я смотрел на лица футболистов. Они интересовали меня больше, чем жители города Львова, с которыми я через два дня надолго расстанусь.
И постепенно тревога вернулась. Не видел я того, что хотел бы увидеть. Не видел внутренней бодрости, запаса энергии, которая прячется внутри глаз, но выдает себя в желании человека в любой момент улыбнуться, пошутить и ответить на шутку. Ребята молчали. И я вспомнил Константина Ивановича Бескова, который однажды сказал мне:
— Футболист — это человек без праздников. Он посто
янно травмируется, когда за общим ужином в ресторане
видит танцующие пары.
И, проследив за некоторыми взглядами ребят, я согласился с ним. Мне и самому было нелегко видеть проходящую мимо счастливую пару людей.
Ближе всех ко мне Дмитрий Гоголадзе. И я спрашиваю его:
Проклятие профессии
Погоня
177
- Ну, как, Дима, оценим твою вчерашнюю игру?
Он думает, потом доверительно-тихо говорит:
- Не очень.
- Почему?
- Во втором тайме устал и хуже все получилось.
Но сейчас мне хочется сказать футболисту что-нибудь хорошее, и я говорю:
- Но ты играл лучше, чем в Одессе. Это не только мое
мнение. Согласен?
- Да, — отвечает Дима.
И я чувствую, что сам не выдерживаю этого внутреннего напряжения и задаю спортсмену вопрос, который, по-моему, не задавал никогда раньше. И признаюсь себе, что обращаюсь к спортсмену за помощью.
Вздохнув (мне нелегко задать этот вопрос), говорю:
— Ну что, Дима, как сыграем с «Карпатами»?
Но он не удивляется вопросу, и, как бы войдя в роль психолога, тихо, но с твердостью в голосе отвечает:
— По-моему, выиграем.
И мысленно я поблагодарил его.
А перед сном повторил этот вопрос в комнате, где живут Авто Кантария и Гурам Чкареули. И снова услышал уверенное:
— А что «Карпаты»? Сейчас это слабая команда. Лишь
бы мы были серьезными.
И я пошел спать в свой номер. Спортсмены успокоили меня.
И еще один долго тянущийся день. И снова к вечеру у меня тревожное предчувствие. И это опять результат