Москва Смысл 2001

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 31

90

91

Проклятие профессии

«Настроение» — 4,4. На четыре десятых больше, чем перед той игрой. Я говорю:

Это очень солидная прибавка — четыре десятых.
И старший тренер говорит:
Согласен.

«Желание играть» уменьшилось на две десятых, и мы оба приходим к общему выводу: это следствие ожидания более трудного матча.

«Готовность к игре» — 4,2, на три десятых выше.

«Жизнь в команде» — на том же уровне.

«Не торопятся поднимать эту оценку», — думаю я. Значит, травма коллективом пережита серьезно и не так-то легко ее забыть.

Я доволен ростом других оценок и говорю об этом Мосешвили.

Но он озабочен и говорит:

Очень боюсь сегодняшнего матча.
И помолчав добавляет:
Как там Тамаз?
За Тамаза отвечаю, — уверенно говорю я.

И я действительно уверен в Тамазе. Все эти ночи он спит полноценно, исчезли синяки под глазами, все чаще он отвечает мне спокойной улыбкой.

* * *

И это был матч на одном дыхании. Причем, судьба его была решена во втором тайме, когда команде пришлось проявить максимум волевой собранности и выносливости.

— Видите, как они могут играть, — сказал я Гураму
Николаевичу Мегрелидзе, когда он подошел поздравить
меня.

Но внутренне я напряжен больше, чем раньше, потому что знаю, как непросто обеспечить цепную реакцию побед. В моей работе рецепт один — ни в коем случае не повторяться, быть всегда интересным в беседах, расширять формы воздействия на душу спортсмена, а этих душ — двенадцать.

И я рад небольшой паузе до следующей игры и на несколько дней исчезаю из поля зрения баскетболистов. Не

Пять месяцев в команде

п

опустить адаптации к себе — моя постоянная забота. И хотя ребят не вижу, но мысленно общаюсь с каждым из них и уже готовлюсь к очередной вечерней беседе с ними накануне матча с новосибирским «Локомотивом»,

■

Матч завтра, и сегодня, как и в те дни, я прихожу на вечернюю тренировку и еду на базу вместе с командой. Затем —~ ужин, просмотр программы «Время» и —- наша беседа, которая состоит из двух частей. Первая посвящена матчу прошедшему, вторая — будущему. С сегодняшнего дня на первую часть времени будет затрачено значительно больше, потому что я решил, что пора от общих тем переходить к конкретным лицам. И первой я называю фамилию Дерюгина, который не знает, что такое критика в его адрес.

Но на моей стороне аргументы, и один из них — его неудачная игра в последнем матче. И я предлагаю Коле вместе со мной вскрыть причины случившегося. И высказываю свою точку зрения:

— Ты после утренней тренировки заезжал домой и
приехал на базу в плохом настроении. Я прав?

Коля отвечает: -Да.

И сразу же обобщаю услышанное, обращаюсь ко всем остальным:

— Это может случиться с каждым. Настроение челове
ку может испортить любой встречный. Поэтому и суще
ствуют у всех команд базы, где вы должны отдыхать от
привычных, каждодневных дел и помех. Накануне матча
спортсмена держат на базе именно по этой причине, а не
потому, что Вам не доверяют.

* * *

Фамилию Дерюгина я больше не называю. Для него и тот короткий диалог был достаточной нагрузкой. Я вижу это по его лицу. Я знаю, что для Коли это — не единствен-

92

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

93

ная причина для переживаний. С каждой игрой лучше играет Бородачев, а он — единственный, кто в будущем может реально конкурировать с Колей за лидерство в команде. И Дерюгин нервничает.

Но я приготовил для Коли идею, содержание которой выскажу ему один на один. Скажу примерно так:

— Коля, у вас с Игорем может образоваться прекрас
ный тандем, равного которому не будет в Советском Со
юзе. И в сборной у тебя будет помощник и верный чело
век. Ты же сам говорил, что в сборной чувствуешь себя
одиноко.

Намек на сборную будет своевременным, так как Коля уже узнал, что в Спорткомитет пришел вызов из сборной на Бородачева. Опасениями по этому поводу вчера поделился со мной Гурам Николаевич Мегрелид-зе, который оказывает мне неоценимую помощь в работе, информируя обо всем, что касается команды. А информация стекается прежде всего в отдел, который он возглавляет.

И Бородачеву я подниму настроение в самый нужный момент. Мегрелидзе так мне и сказал:

— На Игоря пришел вызов, но об этом скажите ему
Вы, когда сочтете нужным.

Я продолжаю разбор готовности к игре каждого в отдельности, и через это оценивается на глазах всего коллектива отношение к делу!

Замечания получают многие. Шалва Синджарадзе — за то» что в день матча сдавал два экзамена. Вова Дзидзи-гури и Кока Джорджикия — за отсутствие серьезного отношения к режиму (поздно легли спать). Нодар Коркия — за то, что слишком эмоционально и долго играл в нарды в день матча.

И подвожу итог впервые прозвучавшей критике:

— В этом матче вы показали, как можете прекрасно играть! Но — эпизодически. И потому выиграть 30 очков вы не можете. Играем все время на грани поражения, нервируем всех и прежде всего себя. А причина

_одна непрофессионально ведем себя на площадке и в

жизни.

Я вижу посерьезневшие лица спортсменов и на этом заканчиваю критическую часть. Хвалю Зураба Грдзелид-зе за самоотверженность в последнем матче и лишь касаюсь «темы» Пулавского, а точнее темы ветерана.

Говорю:

Юрия Пулавского выпустили всего на несколько

минут и даже я, не разбирающийся в баскетболе, увидел большого спортсмена. Какое хладнокровие, понимание ситуации. Таким вещам нужно учиться, пока Юра играет.

И темы тренера я тоже обязан коснуться. Хвалю Мо-сешвили за то, что он хорошо вел игру.

И подвожу итог:

— Работать есть над чем. Во-первых, умение настро
иться и сохранить настрой до конца матча. Задача завтра
— не удовлетвориться победным результатом, а сделать
разрыв в 30 очков. И эту задачу сохраним до январских
матчей с ЦСКА и московским «Динамо», в которых тоже
победим.

Игорь Бородачев спрашивает:

— Как у ЦСКА можно выиграть?
И я отвечаю:

— Выиграем, вот увидишь. Но для этого вы должны
поверить мне. Великий врач древности Гиппократ гово
рил больному: «Нас трое: Вы, я и болезнь. На чью сторо
ну Вы встанете, та и победит». Ты понял меня, Игорь?

И, рассмеявшись, Игорь отвечает:

— Понял.

Предлагаю разойтись, но ребята просят рассказать что-нибудь, и в этом я вижу отсутствие в их сознании «фактора противника», то есть завтрашний противник не волнует спортсменов.

Да, команда из Новосибирска занимает последнее место и мобилизующим фактором быть не может. И я начинаю опасаться завтрашнего матча. Но боюсь не за окончательный результат, а за качество игры и вложенную в нее отдачу каждого игрока, а это меня интересует в первую

94

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

95

очередь, потому что борьба за изменение психологии людей только началась.

Обхожу комнаты, и никто еще не лег. Слушают музыку, весело разговаривают. Один Коля Дерюгин серьезен. Я сажусь на край его кровати, и мы продолжаем начатый на собрании разговор.

Я спрашиваю:

Коля, ты правильно меня понял? Домой не стоит
заезжать в день матча, правда?
Но я всегда заезжаю за формой.
Форму же можно привезти заранее.
Правильно, но неужели даже мелочи могут вывести
из равновесия? . .
Коля, уугаких людей, как ты, мелочей »-авизная, не
бывает. Ты — лидер, звезда. На тебя все рассчитывают.
Поэтому всем нам, и мне и ребятам не все равно, с каким
настроением ты едешь на матч.

А потом, когда я зашел к Нодару Коркия, его сосед Леван Гулдедава сказал:

Мы вместе с Колей заходили к нему домой, и он
пятнадцать минут разговаривал с девушкой по телефону.
И больше ничего не было.
Пятнадцать минут с девушкой, — отвечаю я, — это
много в день матча.

Работы прибавляется. И происходит это за счет информации, которую раньше ты собирал сам, а сейчас она сама идет к тебе.

Пулавский подошел после завтрака:

— Максимыч, я плохо спал сегодня.

— Я зайду к тебе после обеда.
Нодар Коркия ждет, пока я останусь один и «по сек
рету» говорит:

— Зайдите к нам в комнату, Леван простужен, а сам стесняется к Вам обратиться.

И болен Бородачев. Так всегда бывает, когда спортсмен слишком уверенно ждет матча и менее строг к са-

мому себе: где-то выпьет воды из холодильника, постоит на сквозняке, легко оденется и по дороге в столовую замерзнет. Иногда спортсменов хочется назвать большими

детьми.

Лечу Гулдедаву и предупреждаю Нодара:

— Ты выздоровел, и сегодня на тренировке почувству
ешь прилив энергии и желания тренироваться. Но сдер
живай себя, вечером — матч.

Так заболел и Бородачев. Вчера на тренировке его было не остановить. Я дважды подходил к нему и говорил:

Сдерживай себя. — Но он отвечал:
Я восстановлюсь.

Тренировка, обед, опрос, послеобеденный отдых. Все как обычно в соревновательный день, за исключением одного — на базе нет Синджарадзе.

Я спрашиваю Вову Дзидзигури, и он отвечает:

А он не приедет. Не будет сегодня играть.
Это чье решение: его самого или тренера?

Его самого, — отвечает Вова, — он сказал, что все
равно его не поставят.

Я спускаюсь к Мосешвили, и он говорит:

— Завтра же отчислим из команды.

Обсуждаем оценки, и хотя их динамикой можно быть довольным, я все же опасаюсь недостаточного настроя ребят на игру. И тогда мы вместе с тренером на основе анализа оценок и другой информации о спортсменах пытаемся предвидеть настрой каждого. И сходимся во мнении, что по крайней мере три человека из основного состава независимо от силы противника сегодня будут мобилизованы полностью. Это Дерюгин, которому надо сыграть лучше Бородачева. Это Чихладзе, который своей улучшающейся игрой возвращает авторитет у болельщиков и игроков. И это Бородачев, который проверяет себя перед отъездом в сборную.

Сначала он обрадовался, когда после тренировки услышал от меня о поездке во Францию. Сказал:

Париж!.. — Но потом уже тише добавил:
Вообще-то, я боюсь сборную.

96

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

97

— Естественно, — ответил я, — все сначала боятся.
А потом появятся друзья, Коля будет рядом. Но глав
ное — не ставь сверхзадач, будь самим собой. И не каз
ни себя за неудачи. Тебя же берут в сборную не по игре,
а за твои прекрасные данные. А эти данные — рост, дли
на рук — всегда с тобой. А твою игру пусть подождут.

Итак, трое, и это немало, — приходим мы к общему выводу и видим приехавшего на машине Синджарадзе. И я подумал: «А вот и четвертый.

— Это Вова ему позвонил, — говорит Мосешвили.

Я поднимаюсь к Шалве. Он уже лежит. Так сказать, готовится к матчу. Я сажусь к нему ближе и смотрю ему в лицо. Оно буквально потемневшее, злое.

Как самочувствие, Шалва?
Пять.
Настроение?
Два.
Желание играть?
Два.
Готовность к игре?
Два.
Жизнь в команде?
Пять.

Я проставляю оценки, делаю паузу — изучаю их я говорю:

— Шалва, одни «двойки», а ты сегодня очень нужен. Б
команде много больных.

Он сразу же отвечает:

— Рудольф Максимович, Вы о нем слишком хорошо
думаете. Он меня все равно не поставит, даже если не
кому будет играть. Лучше с улицы возьмет и поставит.
Вы же видите — он мне мстит за то, что я был против
него.

—v Но мне он говорит, что ты тренируешься почти без отдачи, и он прав. Я тоже это вижу.

Шалва резко садится и возбужденно говорит:

— Так как же я могу тренироваться, если со мной
даже не разговаривают. Помните, в той игре я к Вам не
сколько раз подходил. Так это я специально вставал, ду-

_мал может заметит и даст поиграть. Мне же стыдно

сидеть на скамейке, друзья, родные приходят смотреть. Я успокаиваю его:

— Шалва, осталось тебе отдыхать всего 30 минут. Я
обещаю тебе очень серьезно обсудить этот вопрос с Мосеш
вили. И еще обещаю, что ты будешь сегодня играть в ос
новной пятерке.

Не верю, — отвечает Шалва.
И я спрашиваю:
Мне не веришь?
Вам верю, но Вы его не знаете.
Я снова смотрю на часы и говорю:

— Осталось 28 минут, а сыграть ты должен не просто
хорошо.., ты меня понял, да?

■

* -к -к

¹

Спускаюсь к тренеру и говорю ему:

— У меня личная просьба — поставьте Синджарадзе в
основной состав.

Мосешвили думает, а я продолжаю:

— Бородачев хандрит, и есть смысл его поберечь.

— Хорошо, — отвечает тренер.
И я успокаиваюсь.

Иду к себе наверх и думаю, как сложна работа в командном виде спорта. Сколько проблем с каждым отдельным человеком. И эти проблемы необходимо решить к началу матча и ни секундой позже, а сделать это надо умело и тонко.

Я вспоминаю нашу сегодняшнюю работу с Мосешвили и оцениваю действия тренера очень высоко. Может быть, сегодня мы создали лучшую модель совместной работы пары «тренер—психолог». Наверное, так и есть. Но есть и привкус горечи. И я знаю, в чем причина. Шалва частично прав. Тренер должен был оказаться выше сведения счетов со спортсменом.

Но в том-то и дело, что и тренер прав, когда мотивирует свое решение такой объективной причиной как плохое отношение спортсмена к тренировочному процессу.

4 Р.Загайнов

98

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

99

Три года я работал в большом футболе, бесспорно, самом сложном виде спорта, где я прошел не школу, а «мои университеты». И подобных ситуаций там видел множество. И знаю, что обиженные всегда есть и будут. Это закон жизни, который проявляется и в специальной деятельности, связывающей общей задачей группу людей. Но неужели эти обиды, чьи-то неудачи и трагедии обязательны? Вот и сегодня отдельные баскетболисты, которые должны решить исход матча, настроены нами совершенно особыми путями. Один — через конфликт с большими личными переживаниями, другой — через самоутверждение перед отъездом в сборную, третий — через самолюбие на грани тщеславия.

И я допрашиваю себя: «Неужели без этого нельзя обойтись, неужели ты, психолог, для этого и пришел в команду?»

И лишь после матча, поздно вечером, когда я в десятый раз вспоминаю вдохновенную игру Шалвы Синд-жарадзе, отвечу себе: «Нет! Можно обойтись без всего этого, но это время для этой команды еще не пришло! Еще нет коллектива, прямых и честных отношений между людьми (нет правды!), нет профессионального отношения всех к своему делу. Когда же это будет, то мы обойдемся без этих исключительных мер, и тогда прекрасная игра Шалвы Синджарадзе тоже не будет исключением».

Итак — победа! Третья подряд! И мы расстаемся с баскетболистами до 3 декабря в Ташкенте, куда они приедут из Новосибирска. Я же уезжаю с борцами на крупный турнир, и матч в Новосибирске пропущу.

Н

о все эти дни думаю о ребятах, постоянно перечитываю дневник своей работы, готовлюсь к новой встрече с командой.

Изучаю средние оценки перед последним матчем: «са
мочувствие» — 4,3; «настроение» — 4,05; «желание иг-
_ть>> 4,4; «готовность к игре» — 4,05; «жизнь в ко
манде» — 3,7.

Большой прогресс в первой и последней оценке. «Желание играть» — на том же уровне. «Настроение» и «готовность» чуть ниже из-за «двоек» Шалвы.

Его импульсивно поставленные оценки, конечно, исказили объективность картины, но ненамного. А вот «пятерка» за «жизнь в команде» вместо обычной «двойки» озадачила меня. И выбрав момент, я спросил Шалву:

А почему ты поставил пять?

И он искренне и спокойно ответил:

— Так ребята хорошо стали друг к другу относиться. А это главное.

Да, хорошо, что появилось время и есть возможность детально осмыслить то, к чему трудно объективно отнестись в присутствии конкретного человека. И сейчас я много думаю о Дерюгине, и вижу вопросы, которые вырастают в проблемы его дальнейшей жизни, его будущего как человека.

«Что делать?» — думаю я. Или готовить Колю к трудностям будущей жизни, заставить думать, критически относиться к себе, принять конкуренцию Игоря Бо-родачева как должное, что может в данный момент ослабить самого Дерюгина, а значит и команду. Или встать в один ряд со всеми, кто аплодирует его точным броскам, поддерживать его эгоцентризм, право на исключительность? И в итоге — испортить его и его будущую жизнь бесповоротно, но в этом сезоне это поможет команде, так как он будет по-прежнему много забивать. Но ведь и в будущем сезоне опять надо будет забивать!...

И я затрудняюсь один принять решение, откладываю это на более поздний срок, когда увижу тех людей, которые руководят баскетболом в республике.

Этот вопрос тоже требует комплексного подхода, как и самые большие проблемы команды.

100

Проклятие профессии

Пять месяцев в команде

101

В Ташкент прилетаю рано утром. Команда еще спит. Я сижу в холле, жду. В Новосибирске матч выигран, и меня беспокоит — не успокоились ли ребята, выполнив программу-минимум, обеспечив даже в случае неудачи 50% очков на выезде. Обычно именно такую задачу ставит команда, играющая на «чужих» полях.

Очень важно заранее предвидеть характер предстартового состояния спортсмена. В этом случае обычно не поздно в случае надобности изменить его, применив те или иные средства регуляции.

В холл спускается второй тренер Амиран Схиерели, и я узнаю от него, что тренировка назначена на 10.00. Появляются ребята, и мы приветствуем друг друга. И сразу же изучаю лица. Все серьезны, но жалуются, что недоспали — прилетели поздно ночью.

Тренировка проходит без подъема. Ребята вялые, механически бросают мяч в кольцо. Я подхожу к Мосешви-ли и спрашиваю:

— А нельзя было потренироваться попозже?

В ответ он пожимает плечами. А я думаю: «Вот так мы вредим сами себе».

Подходит Тамаз Чихладзе и говорит:

Сил нет, не выспался и позавтракать не успел.
Ничего, Тамаз, поспишь днем, я зайду.

И до самой установки обхожу номера. На выезде работы всегда прибавляется. И дело не только в травмах и бессоннице. Вдали от дома у человека более выражена потребность в общении со своим.

И, проводив команду на установку, я спрашиваю себя: «Все ли я сделал?» И анализирую. Больше других меня беспокоит Коля Дерюгин, его лицо выделялось своей бледностью. И Игорь Бородачев, который поставил тройку своему «желанию играть» в городе, где жил раньше.

По традиции я не иду на установку и сажусь в холле так, чтобы видеть ребят, когда они будут выходить из номера, в котором живет и проводит установку Леван Мо-

сешвили. И они будут видеть меня — своего человека в чужой гостинице, «в чужих стенах*.

Через полчаса они выходили и улыбались мне. На лицо Дерюгина я посмотрел более внимательно. Оно было успокоенным. Коля приветственно поднял руку, и я ответил

ему тем же.

Почему после установки он стал спокойнее? — спро
сил меня работающий со мной врач Давид Эристави.

Думаю, — ответил я, — что когда собираются все

вместе, это напоминает ему о том, что людей в команде много, а за результат, за количество набранных очков отвечает фактически он один. Его чувство ответственности в этот момент резко усиливается, получает импульс. А в процессе установки, когда предстоящая деятельность детализировалась, он успокоился, как бы переключился.

Все садятся в автобус, а я жду Игоря, чтобы по дороге к автобусу сказать ему несколько приготовленных слов.

Игорю в отличие от Коли надо все объяснить. И когда он поравнялся со мной, я сказал:

— Игорь, всем тяжело играть в чужом городе, а тебе
не то что тяжело, а неприятно. Да?

Он поспешно кивнул.

Я тебя понимаю. Но ты же уехал из Ташкента
честно?
Да, — отвечает Игорь, — здесь они меня не ста
вили в основной состав. И даже тренер мне остался дол
жен деньги.
Ну, тем более. Вот и надо заработать премию вместо
этого долга.

Игорь смеется и говорит:

— Дают — бери, не дают — все равно бери.
Мы шли и смеялись.

Выходим в зал, и я сразу вижу эту жестокую разницу между своим и чужим полем. Нет привычных условий для последних приготовлений к матчу. А они — эти последние приготовления — являются составными частями давно отработанного стереотипа настройки спортсмена. Ребята

102

Blog

Москва Смысл 2001