Москва Смысл 2001

Вид материала

Документы

Содержание Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии Проклятие профессии

Подобный материал:

• 2001 Утвержден Минтопэнерго России, 1942.6kb.
• Пособие для логопедов Москва 2001 бек 74. 3 Удк 371. 927, 514.36kb.
• Целевая программа правительства москвы " развитие единой образовательной информационной, 432.71kb.
• Для поколения всеобщей интернетизации чтение потеряло смысл, 38.78kb.
• Золотом Кубке Европы семинар, 18.18kb.
• Об административных правонарушениях, 28099.94kb.
• Об административных правонарушениях, 27974.85kb.
• Полный курс Джек Швагер Москва 2001, 2909.89kb.
• Концепции, проблемы, 1204.14kb.
• Идентификационных структур в современной под редакцией Т. Г. Стефаненко россии., 889.1kb.

Коммунисты неплохо руководили спортом, этого нельзя не признать. И если надо было, то для конкретного спортсмена или команды делалось все, что способствовало их будущей победе, будь то на Олимпийских играх, или, как в нашем случае — в первой лиге чемпионата страны по футболу.

Происходило это примерно так. За два месяца до окончания чемпионата изучалась ситуация и устанавливался диагноз: «Это реально!» Что означало, что «поезд» еще «не ушел», и вполне ре­альной является возможность на него успеть. Далее (прежде, чем выбивать из местных мафиози деньги на судей и на покупку от­дельных, наиболее возможных игр) следовало согласовать запуск всего механизма с руководством, то есть — с Центральным Коми­тетом. И если «добро» последовало, то с этого самого дня в городе устанавливается чрезвычайное положение, и вопрос футбола объяв­ляется вопросом номер один.

В один день это становилось известно всем — от повара фут­больной команды, которому вдруг начинали привозить и лучшее мясо, и фрукты, и все то, что зовется деликатесом, до журналис­тов, обязанных ныне до подробностей описывать каждую победу любимой народом команды.

Саму же команду в срочном порядке вызывали на ковер, и первый секретарь лично обещал каждому, в случае решения по­ставленной партией задачи, машину, а также квартиру, которые должны были дать года два — три назад.

«Что бы сделать еще?» — подумали всесильные. И вспомнили о психологе. Так оказался я во втором по масштабам и значению городе Грузии — Кутаиси и полтора месяца был в команде, все видел и многое пережил.

Да, были и рекордные премии, и отдельные договорные игры, и игры «другие», когда уничтожали нас, то есть все то, чем славен советский футбол, но рэшало не это, а то, что решает всегда — сами люди, их отдача и дружба, большие переживания и жерт­вы, мечта о победе и путь к ней, каждый шаг которого описан в моем очередном дневнике.


J

И снова — начало! Начало работы с новой командой, с новыми, незнакомы­ми людьми. Процесс всегда трудный, болезненный. Знаю, что ждет меня в пер­вый день нашей встречи. Равнодушные взгляды в мою сторону, холодная вежливость, в лучшем случае ожидание моих первых действий и слов. Я знаю все это и к этому готов. Это и есть цена моего опыта. И знаю, что пока могу противопоставить этому одно — терпение и еще мужество, потому что очень нелегко видеть все это.

Итак, — «Торпедо» (Кутаиси) — вторая футбольная команда нашей республики, у которой за полтора месяца до окончания чемпионата появились призрачные шансы на выход в высшую лигу, и в этот момент руководство направило меня в команду.

Беру билет в Одессу, где команда играет очередной матч, и где люди примут меня в коллектив, по моим расчетам, быстрее. В другом городе, в «чужих стенах» каждый свой человек встречается спортсменами гораздо более приветли­во, чем в родном городе: он как бы «возводится в степень». Зго ценность здесь, среди чужих, намного выше.

Но я еще не свой. Хотя сразу почувствовал, что меня знают, обо мне слышали.

Я стою на площадке у входа в гостиницу, откуда фут­болисты выходят на зарядку. Они стоят группами, разго­варивают.

А я стою один и всем своим нутром ощущаю это свое одиночество. Еще не знаю ни одного имени, и, вроде бы, не имею права без причины подойти и начать разговор с человеком.

Но надо начинать, ведь игра — уже завтра. И я ре­шаюсь.

— Покажите мне вратаря! — прошу врача команды,
который стоит недалеко от меня.

• Идемте, я Вас познакомлю, — предлагает он.
  Отвечаю:
  
• Нет, спасибо. Я сам.
  

150

Проклятие профессии

Погоня

151


И делаю этот очень нелегкий первый шаг. Идя мимо игроков, я чувствую их взгляды. «Нет, они не безразлич­ны, — говорю я себе. — Они уже изучают тебя. И сейчас их интересует, к кому ты идешь, с кого начинаешь свою работу. И наверное, — думаю я, — многие из них решили, что я иду к Манучару Мачаидзе, наиболее известному из них». Но нет, таких ошибок я уже не делаю в своей рабо­те. Это действительно было бы большой ошибкой — выде­лить того, кто и так выделен в коллективе.

Да, я иду к вратарю, и знаю, что это правильное реше­ние. Потому что у вратаря самая горькая доля. Пеле в одном интервью так и сказал о них:

— Вратари — это безумцы или герои, я еще не решил
точно.

Помню, когда я работал в «Пахтакоре», вратарь Степа Покатилов сказал, услышав эти слова:

— Я думаю, что безумцы!

Я подошел к вратарю и краем глаза заметил, что все зафиксировали это, а уже через секунду продолжали свои беседы.

• Вы — вратарь?
  -Да.
  
• Рад с Вами познакомиться, — и я протянул руку.
  

* * *

В автобусе открываю блокнот и записываю: «Вратарь — Авто Кантария, без отца, есть два брата, один старше на пять лет, со вторым — близнецы. Брат-близнец учится в Ростове заочно. Сам Авто учится заочно в Тбилиси. Хо­лост. Живет на базе».

Закрываю блокнот, больше пока записывать нечего. Хорошее у меня осталось впечатление от этого человека, первого, кого я увидел вблизи. Крепкий материал, вырос­ший на природе, в тишине (поселок Хоби). Наш контакт сегодня будет продолжен; он простужен, и я обещал зайти к нему полечить.

Мысленно продумываю план вечерней беседы с коман­дой, проведение которой предложил тренеру сам. Спешу, у меня мало времени.

Знаю, что команда неуверенно играет на чужих полях _и решаю познакомить ребят с доказанным фактом, что на выезде спортсмен лучше по своим объективным показате­лям. Похоже на парадокс, но это действительно так. Это молодой спортсмен лучше готов функционально у себя дома. А спортсмен опытный и известный чаще наоборот — на выезде успокаивается. Он отдыхает от привычных раз­дражителей, от помех «своего поля» в лице навязчивых болельщиков, домашних забот и тому подобного. И на выезде обычно более объединенным и крепким становится коллектив.

Да, обязательно скажу им это в сегодняшней беседе. И еще добавлю одну опору уверенности в виде приметы из своей биографии. Расскажу, что это третий случай в моей жизни, когда меня приглашают в футбольную команду осенью, когда решается переход в высшую лигу. И оба раза удача была со мной. И, конечно же, ребята вспом­нят, что «Бог троицу любит».

Томительно тянутся первые часы, но по мельчайшим деталям поведения — добрый ответный взгляд, улыбка, уступают место в автобусе, дорогу — угадываю отношение к себе, и это наполняет меня уверенностью, а уверенность нужна и мне, чтобы хорошо работать.

Все это говорит об одном — меня здесь ждали и на меня надеются, и я готов в ответ на это через десять минут в нашей беседе рассказать им много важных и интересных вещей.

Беседа продолжалась полтора часа. Все задавали воп­росы. Один Мачаидзе молчал. И я спросил его:

• А что скажет Манучар?
  
• Нужно шесть очков в этих трех играх на выезде, —
  ответил он, и все засмеялись.
  

Вот и закончился этот важный для меня день. Запи­сываю в дневник все детали своей сегодняшней работы, оцениваю себя, свои действия, каждое свое слово, обра­щенное к спортсмену. И сужу себя строго, потому что в этот первый день не имел права на ошибку. В первый

152

Проклятие профессии

Погоня

153


день строится фундамент. И он должен быть из отбор­ных «камней».

Общением с людьми я доволен, вечерней беседой тоже. Но нет ясности в оценке своих действий в середине дня, когда я занимался со вторым вратарем команды Нодаром Месхия.

Утром тренер команды Мурад Иванович Цивцивадзе сказал мне:

— Особенно Ваша помощь нужна этому человеку.

И подвел ко мне Нодара. И Нодар сразу «выплеснул» мне все свое наболевшее. Он так и назвал происшедшее с ним «несчастным случаем».

А произошло следующее. Весной его пригласили в тби­лисское «Динамо». И в первой же игре с «Нефтчи» (Баку) он пропустил два гола. Матч был проигран, и Нодар был отчислен из команды.

— С тех пор, — продолжал Нодар, — не могу играть за
основной состав. Как увижу зрителей...

Я внимательно выслушал его и сказал только одно:

— Ты тогда был виноват не больше других, у команды
была серия неудачных игр.

Потом, в оставшееся до игры время, я уделил ему мак­симум внимания, а перед игрой сказал:

— Представь, что сегодня ты играешь за основной со­
став, никакого дубля не существует.

И до самого выхода на поле я был ближе к нему. По­дошел журналист, начал задавать вопросы, но я неотрыв­но смотрел на вратаря. И когда журналист спросил:

• Что Вы так смотрите? — ответил:
  
• Я сейчас занимаюсь Нодаром, и если он обернется и
  увидит, что я смотрю на Вас, а не на него, то это будет
  брак в моей работе.
  

Когда команда двинулась, Нодар оглянулся на меня. И я поднял руку. И он кивнул мне в отвег. Мы как бы закрепили нашу договоренность с сегодняшнего дня рабо­тать вместе. И увидев мое пристальное внимание к нему в эти последние предсоревновательные минуты, спортсмен подумает, что он не один сегодня. Рядом, совсем рядом есть свой человек.

И я повторил про себя: «Да, была бы очень большая ошибка с моей стороны, если бы спортсмен не увидел мо­его ответного взгляда». Я всегда ругаю себя, если пропус­каю взгляд человека, обращенный ко мне. Вероятно, в этот момент человеку, который связан со мной совместной работой или дружбой, что-то нужно найти в моих глазах, в моем ответном взгляде: или поддержку, или дружбу, или преданность, а может быть, и любовь.

И я всегда предельно внимателен к спортсменам, будь то тренировка или официальный матч. Боюсь пропустить взгляд кого-нибудь из них в мою сторону, и в своем ответном взгляде всегда стараюсь выразить очень много, все, что могу.

Особенно это важно в таком виде спорта, как фигурное катание. Я много раз убеждался в этом, работая в сборной СССР по фигурному катанию. Стоишь за бортом ледового катка и постоянно ловишь на себе взгляды фигуристов, проезжающих то и дело мимо. И понимаешь, что им трудно там на холодном, скользком и жестком льду, и ты — тот самый «свой» человек из обычной жизни, такой спокойной и хорошей жизни. Да, очень тяжелый вид спорта — фигур­ное катание.

Как это действительно важно для любого человека — кметь «своего» человека «за бортом», за пределами его дела. И как хорошо однажды сказала одна известная шах­матистка, с которой мы вместе работали несколько лет:

— Спортсмену очень важно вручить кому-то свою лич­
ность.

Нодар хорошо «стоял» в этом матче. И потом, когда я скажу ему, что тренер очень доволен его игрой, он ответит:

— Может, Вы действительно спасете меня.

Вот и наступил этот день решающего для меня матча. Первая игра с моим участием, и я просыпаюсь очень рано.

Лежу и вспоминаю вчерашний день. Сразу после матча дублеров я поехал на тренировку основного состава, изучал «последнюю модель» завтрашней игры.

154

Проклятие профессии

Погоня

155





И я был доволен тем, что увидел. Было настроение, под­вижность, желание двигаться, играть, шутить, и даже была страсть. И несколько игроков сказали при вечернем опросе, что сами были удивлены своим, состоянием.

А в самой работе я снова опекал вратаря. И Авто, увидев меня за своими воротами, слыша мои слова одобрения, «со­единился» со мной и после каждого броска оборачивался, и мы вместе анализировали его действия. Я снова был «чело­веком за бортом», «своим» человеком за бортом.

Вечерний опрос был насыщен. И хотя ребята впервые делали это, но чувствовалось, что они готовы к анализу прошедшего дня, к профессиональному разговору о себе.

Манучар Мачаидзе в этом разговоре хочет уйти от сво­ей сегодняшней жизни и при первой возможности перево­дит разговор на тему шахмат, чем увлечен давно. Он — сильный перворазрядник и однажды играл даже в сорев­нованиях на первенство Грузии.

Сегодня на вопрос о прошедшем дне он отвечает:

— Здесь все нормально, а вот какую ошибку совершил
Ботвинник, что не ушел непобежденным!

Я отвечаю:

• Трудно уходить, когда хорошо идут дела.
  И он, подумав о чем-то, сказал:
  
• Да, конечно.
  

И как-то поспешно отошел. И я подумал: «Не ошибся ли я, намекнув футболисту на его собственную судьбу?»

Брат Манучара Гоча тоже переводит разговор на «свое».

— Одно плохо, — говорит он, — семья далеко. Заез­
жаю на один день после матча и все.

Я лечу ему ногу, и в это время в номер заходит капи­тан команды Шота Окропирашвили, так рано весь посе­девший.

Гоча, увидев его, говорит:

• Доктор, одни старики в команде.
  Я отвечаю:
  
• А я верю в стариков. Они надежнее.
  

— Да, конечно, — соглашается Гоча, — но все равв
трудно.

Заканчиваю лечить Шоту, и заходит вратарь Авто. И мысленно я еще раз благодарю свою новую деятельность — лечение. Через это я получаю возможность чаще общаться со спортсменом, сблизиться с ним, от лечения перейти к чисто психологическим воздействиям на душу, настроение человека. То есть получается целая система воздействий: от организма — к личности!

Бадри Коридзе всегда подвижен, эмоционален, процес­сы возбуждения явно преобладают в его психической структуре. Но в день матча эта особенность становится врагом спортсмена.

Я вышел в коридор гостиницы и увидел его. Он ходил по холлу из угла в угол, явно не зная, куда себя деть.

И я сказал:

• Бадри, зайди ко мне. Ты говорил, что простужен.
  Он ответил:
  
• После матча.
  Но я настаиваю:
  
• Всего пять минут, и все исправим.
  

Он заходит, располагается на моей кровати, а я ду­маю: «Наверное, я что-то нарушил в его стереотипе пове­дения в день матча. Влез грубо. Может быть, общение со мной не входило в план его сегодняшнего поведения?»

Но почему-то я уверен, что поступил верно. Его важнее успокоить перед матчем, чем соблюсти все приметы соревно­вательного дня. В коллективном виде спорта, где один чело­век решает только часть задачи, такой риск не опасен.

Лечу его простуду и сопровождаю лечение формулами успокоения. В начале этого неожиданного для него психо­логического воздействия он улыбается. Но я готов к этому и просто не обращаю внимания на эту его реакцию, и сно­ва благодарю за этот свой многострадальный опыт.

И усиливаю интонацию, включая в голос элемент воли:

— Ты спокоен! Ты чувствуешь себя свежим и напол­
ненным энергией...

И улыбка исчезает с его лица, глаза закрыты, он дей­ствительно отдыхает.

Через несколько минут я считаю его пульс и говорю:

— Пульс отличный.

156

Проклятие профессии

Погоня

157


Он встает, сразу же идет к двери, потом останавливает­ся и говорит:

• Большое спасибо.
  Я говорю:
  
• Пожалуйста, Бадри.
  

И смотрю ему вслед. И думаю: «По-моему, я впервые с позиции силы навязал себя, свою помощь». Но если быть точным, то я предложил спортсмену, который абсолютно не в курсе подобных вещей, попробовать новое.

Он и заспешил из моего номера, потому что это для него внове и явилось слишком сильным раздражителем.

Но главное — он ушел успокоенным. Это я видел и в его походке, и в выражении лица. Теперь надо (ох, как надо!), чтобы он хорошо себя проявил в игре. И как нужна нам всем сегодняшняя победа! Особенно она необходима мне. Для меня она как воздух, которым мне нужно ды­шать, чтобы продолжить свое дело, свою жизнь в коман­де. И если победа придет, то путь спортсмена в мою ком­нату станет его потребностью и одновременно — приме­той. А примета спортсмена — вещь очень значимая, отно­ситься к которой надо исключительно осторожно и с ува­жением.

И тогда с завтрашнего дня я предложу спортсмену больше, чем сделал сегодня. А потом еще больше. А пока я чувствую, что на сегодня хватит, и решил не проводить опрос перед игрой. Боюсь переборщить, слишком нагру­зить спортсмена. Я новый человек и потому являюсь слиш­ком сильным раздражителем.

До матча остается шесть часов. Это и «всего шесть часов» и «целых шесть часов»! Да, их мало, но тянуться они будут очень долго.

И вот — раздевалка- Здесь спортсмен проводит послед­ний свой час перед выходом на поле боя. Здесь он слышит последние указания тренера, и здесь он в последний раз перед боем заглядывает внутрь себя, проверяя свою готов­ность. И нередко говорит себе последние и столь нужные слова.

Задача этих последних приготовлений одна — сфоку­сировать свой предстартовый "настрой, сконцентрировать

г

волю и мужество, отключиться от всего, забыв все из сво-1 ей обычной жизни: свои переживания и мысли, жизнен-\ ные планы и даже самых близких и дорогих людей. Пото- J ту что все это становится тем, что можно обозначить сло­вом помеха!

Капитан сборной ФРГ по футболу Брайтнер говорил:

— Когда футболист находится на поле, он должен» как актер на сцене, играть только одну драму: драму борьбы за победу над соперником. Как бы выглядел актер на сце­не, если бы он вдруг начал думать главным образом о том, что дома у него, скажем, остался ребенок с температурой, и ломал голову над тем, падает она или растет? У каждого из нас хватает драм — покрупнее или помельче, но когда ты вышел на поле, то будь добр — играй, и играй как можно лучше, не ломай голову над разными драмами...

Да, такова спортивная жизнь. Забыть то, что забыть, кажется, невозможно и, более того, преступно. Но раз твоя победа нужна им, твоим единственным и по-настоящему дорогим людям, то забудь о них — ради них же!

Я смотрю на лица бойцов, пытаясь увидеть следы этих спрятанных внутрь переживаний человека. И пока ставлю перед собой одну задачу — изучить каждого человека и запомнить то, что увижу.

Я стою в стороне, в самом дальнем углу, потому что сегодня в первом матче с моим участием я должен решать еще одну задачу — не помешать! Пока я тоже отнесен в разряд помех.

И лишь победа в сегодняшней игре даст мне право войти смело в следующий раз в эту же раздевалку и даже подойти к игроку, который, по моим расчетам, нуждается в этом, и сказать ему самое нужное слово, которое помо­жет решить эту непростую задачу — забыть обо всем и максимально настроиться на игру и на победу. То есть победить себя!

Сама игра плохо запечатлелась в памяти. Хорошо по­мню только одно — собственное огромное напряжение в течение всего второго тайма, когда одесская команда бес­прерывно наступала, стремясь сравнять счет. И я ловил себя на том, что иногда поглядываю на небо, призывая

158

Проклятие профессии

Погоня

159


помощь оттуда, потому что казалось, что здесь на земле все против нас. Во всяком случае, здесь, на одесском ста­дионе, совершенно точно все были против нас: и зрители, и судьи. Давно я не работал в футболе, и сегодня вновь буквально кожей ощутил враждебность трибун и жесто­кость футбольного болельщика.

Но все равно — победа! И минуты счастливого возбуж­дения в нашей раздевалке. Все что-то говорят по-грузин­ски. Я ничего не понимаю, но улыбаюсь и смеюсь вместе со всеми. Радуюсь без слов, потому что еще не ощущаю своего значения в этой победе. И чувствую неловкость, когда тренер подходит и целует меня. Это акт вежливости с его стороны, я понимаю это, своего рода аванс, который мне предстоит отработать. И как бы прочитав мои мысли, Роча Мачаидзе, все понимающий ветеран, пожимает мою руку и говорит:

— Поздравляю, доктор, со счастливым началом.

...И ночь, которую я могу спать спокойно.


Но просыпаюсь рано, и память де­лает свое дело. Да, помню все детали вчерашнего, такого важного для меня дня. И мысленно оцениваю все свои дей­ствия, и делаю вывод: вроде бы ошибок не делал.

Одно за другим вижу лица ребят. Утром после завтра­ка к нам заходит полузащитник Дуру Квирия. Вид у него напряженный.

• Ну что, Дуру, — спрашивает врач, — хочешь чего-
  нибудь?
  
• Конечно, хочу, — отвечает футболист, — девушку
  хочу, жены нет, пойти некуда.
  

Но думает не о девушке, и я понимаю его. Он просто ушел от темы футбола, которая в день официального мат­ча доминирует настолько, что не знаешь, как ускорить его тянущееся время, как «убить» его, как найти другую тему и переключиться.

Потом вижу Вову Шелия, с которым сидели рядом по дороге на игру, и на обратном пути он пригласил меня снова сесть рядом с ним и сказал:

. Теперь всегда будем сидеть вместе.

И Шота Окропирашвили скажет свои последние слова перед выходом на поле:

— Эх, опять то же самое надо сделать!

И я подумал: «Как много он сказал!» И вспомнил себя. Когда сажусь на скамейку рядом с запасными, то всегда всплывает в глубине сознания одно и то же: снова ждать, чем это кончится. «Опять то же самое надо сделать!»

И Манучар Мачаидзе, вопросительно скользнувший по мне взглядом. И я сказал ему, с передач которого были забиты оба гола:

— Можешь играть еще пять лет.

И врач, задержавшийся в столовой после ужина, ска­зал мне перед сном:

— Унизился до того, что стал официантом.

Но я понимал, что это проверка. Проверка меня, мое­го отношения к нему и к тому, что он делал в столовой. И я сказал:

— Почему унизились? Я тоже готов сделать все для
спортсмена в день матча.

И подвожу итог: вроде бы, действительно, я не сделал ошибок.

Но это касается меня самого. А что касается команды, то вижу резервы. Нет собранности в обычных жизненных ситуациях, что проявляется в опозданиях на собрания и на обед, в небрежно одетой тренировочной форме, в прере­каниях в ответ на замечания по делу.

Я давно заметил, что подобные «мелочи» очень точно диагностируют уровень воспитания людей и их професси­онализма.

И в конце дня я решился на первый серьезный разго­вор с тренером, в котором поделился с ним своими наблю­дениями. Не критиковал увиденное, а именно поделился наблюдениями.

Я навсегда запомнил один совет олимпийского чемпи­она по классической борьбе Романа Руруа.

160

Проклятие профессии

Погони

161

• Никогда не забывайте одного, — сказал он мне,
  когда я работал с его командой на Спартакиаде народов
  СССР, — надо обязательно щадить самолюбие тренеров.
  
• Мурад Иванович, — сказал я, — мне кажется, что
  если мы улучшим внутреннюю дисциплину, построже бу­
  дем относиться к ним и к себе, то это даст и собранность в
  игре.
  

И тренер согласился со мной, и мы пришли к общему решению, что завтрашний день надо сделать рабочим.

Одно знание спортсменом того, что вечером будет тре­нировка, обеспечивает сохранение у него собранного со­стояния в течение всего дня.

Я рад, что тренер был исключительно внимателен к моим словам и даже пошел на то, чтобы изменить привыч­ный стереотип в жизни команды, сделать выходной день рабочим.

Я не увидел ни высокомерия, ни позы. А что скрывать, многие тренеры больны этой болезнью.

«Нормальный человек», — думал я, уходя из его но­мера, вкладывая в слово «нормальный» очень много: и уровень культуры, и доброжелательность, и уважение к другому человеку. И появилось еще большее желание — максимально помочь!

И еще вспомнил его лицо при взгляде на турнирную таблицу. «Локомотив» потерял два очка в Вильнюсе, и мы еще больше приблизились к нему.

Действительно, идет погоня! И хотя отрыв по-пре­жнему велик, но мы имеем одно преимущество: «Локо­мотив» не может делать ничьи, а мы можем. И потому в лице тренера, изучающего турнирную таблицу, я видел надежду, хотя напряжения в его взгляде было все-таки больше.

«А моя задача, — перехожу я к мыслям о своей рабо­те, — сформировать у футболистов соответствующее от­ношение к требованиям сегодняшнего дня, когда вместо обычного отдыха им придется в восемнадцать ноль-ноль выйти под дождь на испорченное этим дождем футболь­ное поле. И еще — подготовить их к возможной критике со стороны тренера, к чему тоже не привык спортсмен

после победы». Но только так и надо, уже давно знаю я. Победа — это очень хорошо, но перед очередным серьез­ным препятствием эта победа может тоже выступить в роли помехи, своего рода психологического барьера пе­ред очередным процессом мобилизации спортсмена.

Первое собрание, которое мы прово­дим вместе с тренером. Он делает раз­бор игры, потом предоставляет слово мне. Я предлагаю им свой анализ на­строя команды перед игрой и в самой игре. Говорю:

— Во втором тайме вы были непобедимы.

Потом делаю анализ их оценок, которыми они инфор­мируют нас об уровне готовности к игре. Они делали это впервые в своей жизни, и сейчас в их глазах я вижу ин­терес к новой форме работы с ними. В трудный момент что-то дополнительное, новое является импульсом боль­шой силы.

И теплый взгляд тренера после собрания.

— Очень хорошо Вы сказали им про эти оценки. Это
интересно, — сказал он.

И я бы добавил, что значение этой формы еще и в том, что спортсмен, оценивая свое настроение, состоя­ние, свои взаимоотношения в коллективе, видит, что меня интересует многое в нем, в его неповторимой лич­ности. Человек понимает, что мне он интересен не толь­ко как футболист.

А после игры я снова провел опрос, но по другим пара­метрам: каждый оценил свою игру и то же сделал тренер. И когда я высчитал средний балл, то получилось, что тре­нер оценил игру команды на полбалла выше, чем сами игроки, что позволило мне сказать на собрании:

— Хорошо, что вы критически отнеслись к своей игре.
Ваша оценка три и восемь десятых, а оценка тренера —
четыре и три десятых. Значит, если верить вам, то резерв
у вас одна и две десятых. Это очень много.

И в заключение сказал:

6 Р.Загайнов

162

Проклятие профессии

Погоня

163


— Оценки, которые каждому из вас поставил тренер, я
не буду зачитывать вслух. Кого это интересует, тот может
потом подойти и посмотреть.

Этот прием я рассматривал с двух позиций. Во-первых, щадил на этот раз самолюбие игроков, тех, кому поставле­ны низкие оценки. А во-вторых, и это меня интересовало значительно больше, — как тест: кто подойдет? Кто готов к этой индивидуальной психологической работе?

И уже на обратном пути из номера тренера я увидел, что в коридоре меня поджидал, прячась за открытую дверь своего номера, Бадри Коридзе, который сам себе поставил за игру два. И я увидел, что ему было приятно увидеть напротив своей фамилии выведенную рукой тре­нера «тройку».

И потом тренер мне скажет:

• Я специально ставлю не три с плюсом, а четыре с ми­
  нусом. Я знаю, что это одно и то же, но им кажется, что
  больше.
  
• Согласен, — ответил я.
  

Да, я действительно согласен, что сейчас, в конце сезона, когда люди устали, а от них требуются все большие усилия, надо поднимать людям и настроение, и мнение о себе.

Хожу из номера в номер, встречаюсь с ребятами, обме­ниваюсь с ними взглядами и вижу, что больше всех пони­мает меня капитан Шота.

И уже не в первый раз при встрече со мной он успока­ивающее говорит:

— Все будет в порядке.
И я благодарен ему.

Утро. Утро очередного рабочего дня. Тщательно бреюсь, выбираю галстук. И думаю: «От личности каждого идет ин­формация. А там, где эта информация прямым образом влияет на деятельность людей, она всегда должна быть направ­ленной! То есть должна соответствовать образу, который возник в воображении людей, которые

тебя видят постоянно. И надо быть всегда адекватным своему образу».

Помню, когда занимался психологией труда, началь­ник цеха, в котором мы обследовали рабочих, выходя из кабинета в цех, где это обозревали сотни людей, принимал позу «важной персоны», которая, по его мнению, соответ­ствовала той информации, которая должна была идти от него к его подчиненным.

Я не принимаю искусственных поз, но стараюсь, что­бы от меня всегда шла информация, призывающая к со­бранности, настрою, серьезному отношению к жизни. По­этому спортсмен не увидит меня небритым, небрежно при­чесанным и неопрятно одетым. Я всегда готов к случай­ной встрече в коридоре гостиницы или на улице. И выхо­жу из своего номера как на поле боя.

И на тренировку всегда беру свою папку, даже если знаю, что вряд ли придется ее открыть.

Я никогда не сижу в группе людей на трибуне, а нахо­жусь как можно ближе к месту действия или около врата­ря, которого опекаю больше, чем других.

Когда ребята, потные и грязные, покидают футбольное поле, я уже стою там, где мне надо стоять. Я встречаю их! И проходя мимо меня, все услышат от меня добрые слова похвалы, благодарности за работу, поддержки.

И тренеру, который исключительно эмоционально про­вел полуторачасовую тренировку, я сказал:

— Высший класс!

И мы оба засмеялись. Он понял меня.