Как закономерно организованную систему подсистем (фонетической, грамматической, словообразовательной, лексико-семантической и др.)

Вид материалаЗакон
Эвенкийское слово
2.4.3. Гиперонимические и гипонимические лакуны
Факты языка
Факты цивилизации
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22


Таблица 3

Эвенкийский фразеологизм

Русское свободное словосочетание


Бугаскаки гунми

прямо по направлению к небу говорить

Чэкчэкэ дэрэн

кочка лицо его

Дулай дюлэвэр аддимачисора

перед темечком своим стали отесывать

Гирамдан угиривукнэн урунчэ

обрадовался так, что кости его приподнялись

Гирамдан нумукахинчэрэн

кость его защекоталась

Гэрбис хукчавдан

имя твое сломается

Дэрэвэс коŋкодеŋэв

лицо твое постучу

Силукталин ламачал

кишки его протухли


Этнографическим признаком абсолютных этнографических лакун следует считать отсутствие вещи (явления) в быту данного народа при наличии ее в другой цивилизации и вытекающее из этого отсутствие лексически зафиксированного бытового понятия у носителей данного языка:

Таблица 4


Эвенкийское слово

Русская перифраза

Сэктэвун

шкура для сидения

Суксэ

вязочки для унтов

Суннолэ

летние унты из сукна

Хэмпу

чулки из оленьей шкуры

Дакку

узкий меховой женский нагрудник

Дэктэкэн

меховая туфелька, надеваемая под унты

Дэрбэки

мужская шапка из полосок ровдуги, расшитая бисером

Олочи

короткие рабочие (таежные) унты на меховой подошве с разрезом спереди

Тэлэги

поясок, к которому привязывают ремешки высоких зимних унтов



2.4.2. Относительные лексические лакуны


В отличие от абсолютных относительные лакуны выделяются при сравнении частоты употребления слов с общим значением в двух языках. Так, О.А. Огурцова отмечает: «Лакуны могут быть относительными, когда слово (или словоформа), существующее в родном языке, употребляется очень редко и еще реже встречается при переводе на сопоставляемый иностранный язык. В случае относительных лакун речь идет о частотности употребления слов, о большей или меньшей значимости данного понятия, общего для двух языков» [Огурцова, 1979: 80]. В качестве примеров относительных лакун при сопоставлении русского и английского языков автор приводит слова: камин, пудинг, грелка. Сопоставление значений слов грелка и a hot water bottle красноречиво свидетельствует о различном назначении этого предмета для русских и англичан (русские применяют грелку в лечебных целях, а для англичан она – один из необходимых предметов повседневного быта).

Г.В. Быкова, описывая, правда, внутриязыковые относительные лакуны, приводит пример, как из активного словаря носителей языка выпали лексемы, связанные со знаменитой когда-то, а потом исчезнувшей царской соколиной охотой: соколятник (сокольник) – человек, приставленный к охотничьим соколам для ухода за ними, их обучения, сокольничий – старший над соколятниками, соколятня (сокольня) – помещение для охотничьих соколов. Однако поскольку и теперь встречаются охотники-одиночки, которые держат ловчих птиц, соколятник, соколятня не окончательно исчезли из языка [Быкова, 1999:47].

Для выявления относительных лакун необходим сравнительный статистический подсчет употребления в речи двух сравниваемых слов разных языков. Во многих случаях косвенным лингвистическим свидетельством слабой употребительности слова в одном из языков сравнительно с другим могут быть, по мнению В.Л. Муравьева, следующие факты:
  1. Слово не образует либо образует незначительное количество фразеологизмов в одном из языков и является излюбленным семантическим стержнем для фразеологизмов другого языка (особенно в пословицах и поговорках).
  2. Слово не имеет переносных значений в одном из языков и переосмысливается в другом языке.
  3. Слово характеризуется слабой деривацией в одном языке и образует многочисленные производные в другом (особенно при образовании имен собственных) [Муравьев, 1980: 8].

Например, слово «унты» встречается у эвенков так же часто, как у носителей русского языка лексема «валенки». В условиях суровой тайги эвенки веками использовали национальную обувь разнообразного назначения: кулпикэ, лугдар – унты до колен (весенне-осенние), купури – зимние меховые унты, бакари – зимние высокие меховые унты с орнаментом из меха и бисера, локомил – короткие ровдужные летние унты, олочи – короткие рабочие (таежные) унты на меховой подошве с разрезом спереди. В местах проживания с суровым климатом отдельные русские используют этот вид обуви, однако в средней и южной полосе России унты не носят, поэтому слово это на большей части территории почти не встречается в речевом общении. И наоборот – валенки известны аборигенам, но предпочтение отдается унтам. В данном случае, лексема валенки – относительная лакуна в эвенкийском языке, унты – относительная лакуна в русском.

То же самое можно сказать о лексеме топор. Для эвенка это хорошо известное орудие труда, но, кроме топора, эвенки охотнее используют пальму – большой нож длиной 50-70 см на деревянной рукоятке 1-1,5 м. Топор и пальма предназначались в быту для выполнения одной и той же функции – рубки деревьев. Но пальма легка и удобна для пользования в условиях кочевой жизни, ее пристегивали к поясному ремню, охотник носил ее постоянно. Предпочтительность национального предмета быта - пальмы – выражена фразеологизмом: сукэ гэчин бими (досл. быть как топор), имеющий значение «неповоротливый», «неуклюжий», «неловкий», «неактивный». Таким образом, лексему топор в эвенкийском языке можно считать относительной лакуной, а слово пальма – абсолютной этнографической лакуной для носителей русского языка.

Итак, прямыми экстралингвистическими свидетельствами малой употребительности слова в языке могут служить слабая распространенность, либо полное отсутствие данной вещи (явления) в быту того или иного народа и соответственно малая значимость понятия, выражаемого этим словом для данной цивилизации. Ярким лингвистическим выражением слабой распространенности предмета в быту является экзотизм – семантически неассимилированное слово, т.е. относительная лакуна.

Разработанность/неразработанность словарного состава сравниваемых языков близка, но не тождественна понятию относительности в теории лакунарности. Явление неадекватной словарной разработанности можно проследить на примере лексемы олень.

«Культовые отношения к лосю и оленю у народов Сибири и Дальнего Востока формировались тысячелетиями, - пишет А.И. Мазин, - это было обусловлено не только могучей силой этих животных, но и тем, что они играли важную роль в повседневной жизни северных охотников: давали людям мясо, теплую шкуру для одежды, кость. Поэтому эти животные издавна стали предметом культа» [Мазин, 1984: 35]. Исследователь отмечает, что, начиная с раннего неолита и кончая средневековьем, древние художники с большим мастерством отражали культ лося и оленя на наскальных плоскостях. Этот культ распространился на обширные территории Сибири и Дальнего Востока, пронизывая духовную жизнь и мировоззрение первобытного человека.

Олень на Севере – олицетворение жизни, символизирующий богатство и благополучие. Без оленя народы Севера не смогли бы выжить в экстремальных условиях. Эвенкийские пословицы гласят: «Нет оленя – нет эвенка», «Охотнику нужны олени, как глухарю крылья», «Олень, собака – друзья охотника». Особое отношение к оленю, естественно, нашло свое отражение и в языке амурских эвенков, которые до сих пор благоговейно относятся к этому животному. Эвенки-орочёны различают их по полу, возрасту, хозяйственному назначению, экстерьеру, характеру и повадкам. В русском литературном языке большинство обозначенных эвенками концептов, возможно, и существует, но никак однословно не объективированы, т.е. выражены лакунами (нулевыми лексемами, семемами без лексем).

В словаре русского языка С.И. Ожегова словарное гнездо, обозначающее это парнокопытное млекопитающее с ветвистыми рогами представлено следующими лексемами: олень, олений, оленуха (самка оленя), олененок, оленина (мясо оленя как пища), оленеводство, оленевод [Ожегов, Шведова, 1995: 443]. Контрастивное сопоставление наименований оленя выявляет отсутствие русских литературных эквивалентов при наличии эвенкийских:

бык-олень в период обдирания рогов – иркинэр, священный олень – босай, грузовой олень – гилгэ, верховой олень – учак, олень для угощения – куримин, олень – плата за камлание – хулгаптын, первый олень в парной упряжке – нара, второй олень в парной упряжке – костур, 3-4-летний кастрированный олень – гэрбичэн, старый верховой олень – аркичан, важенка, ежегодно приносящая телочка – нямукаңилан, важенка, не подпускающая к себе людей во время отела – сэмэки, олень, идущий вне каравана – бодовун, олень, хорошо идущий с вьюком – иниден, одичалый олень, не поддающийся поимке – кулченг, необъезженный олень – шашанай, безрогий олень – тымбуре, олень с ветвистыми рогами – лоторококун, очень худой олень – иерэгдэ, старый олень - сагдаку и т.д.

В связи с охотничьим промыслом и кочевым образом жизни в языке эвенков имеется большое количество глаголов движения, образованных от различных корней и обозначающих разные способы передвижения и направления движения. Очень развита терминология родства, детально обозначены действия и признаки предметов. В ряде случаев употребление слов дифференцировано в зависимости от того, идет речь о человеке или животном, об одушевленном или неодушевленном предмете.

Например, глаголы, связанные с охотой: бэюми – охотиться на крупных копытных, улуми – охотиться на белку, удями – выслеживать зверя, тулэми – насторожить орудие лова, неhунэми – отправиться на оленях за тушей убитого зверя и т.д.; глаголы, связанные с содержанием оленей и перекочевкой: ономи – пойти искать оленей, илбэми – гнать оленей к стойбищу, мавутлами – ловить оленей арканом, уринмиостановиться стойбищем, туруломи – привязать поверх ног сидящего верхом на вьюке ребенка, унэми – покрыть чум покрышкой и т.д.; глаголы, связанные с деятельностью человека и движением: тэгэми – встать утром, токтоми – рубить топором, булми гладить рукой, дявучами – держать в руке, кувами – строгать ножом, алдыми – тесать топором, пальмой, иними – нести на плече и т.д.; глаголы, связанные с обработкой шкур и шитьем: инңами – снять шерсть со шкуры лося (оленя), улами – вымочить высушенную и соскобленную кожу, нюлми – скоблить длинным без зазубрин с двумя ручками скребком вымоченную кожу на толстой длинной палке, иргэдэми – смазать вареным оленьим головным мозгом соскобленную после вымочки кожу и т.д. В Приложение 1 со слов носителей зейского говора (с. Бомнак, Зейский район, Амурская область) нами зафиксированы формы глагола на –да, соответствующие формам на –ми в литературном языке [Варламова, 1986: 14].

Вместе с тем разделы лексики, которые включают слова, обозначающие предметы и явления, не имевшие в прошлом для эвенков жизненно важного значения, не отличаются словарной разработанностью: нет, например, названий различных цветов, злаковых растений и огородных культур; отсутствуют слова для обозначения предметов городской культуры, политическая и научная терминология. В настоящее время эти разделы лексики пополняются главным образом заимствованиями из русского языка, а также из якутского и бурятского.

Следует отметить, что нет четкой границы между абсолютными и относительными этнографическими лакунами. Действительно, достаточно русскому слову, представляющему абсолютную лакуну в эвенкийском языке, быть заимствованным, как граница между абсолютной и относительной становится зыбкой.


2.4.3. Гиперонимические и гипонимические лакуны


Этот тип лакун подробно описан В.Л.Муравьевым (как векторные, родовые-видовые), И.А. Стерниным, Б. Харитоновой, Г.В. Быковой (как гиперонимические-гипонимические), Л.С. Бархударовым (как родовые-видовые) и некоторыми другими исследователями.

Еще раньше, чем этнограф Ф. Боас впервые упомянул четыре эскимосских слова для обозначения «снега», антропологи стали считать словарную разработанность показателем интересов, свойственных разным культурам, и несоответствий между ними. Известно, что лексически фиксированные понятия в двух языках по объему далеко не всегда совпадают: часто случается, что понятия, находящие лексическое выражение в одном языке, оказываются шире соответствующих понятий другого языка, как бы включают в себя последние, т.е. оказываются родовыми относительно видовых понятий другого языка [Быкова, 1998: 41]. Пользуясь образным сравнением, В.Л. Муравьев уподобляет языки двум наблюдателям, один из которых рассматривает вещь издалека, в то время как другой, находясь вблизи нее, различает более мелкие детали. Таково, например, соотношение

Лексема 1

Лексема языка I Лексема 2

Лексема 3


В этих случаях в лексеме языка оригинала отсутствуют дифференциальные семы, характерные для лексем языка перевода, и в силу этого семема соответствующей лексемы языка оригинала выступает как более абстрактная, чем семема языка перевода [Попова, Стернин, 1984: 71].

Гиперонимические и гипонимическиие лакуны занимают промежуточное положение между лакунами относительными и абсолютными. Действительно, исходя из классификации, основанной на отсутствии предмета (явления) в той или иной цивилизации, они не могут быть отнесены к абсолютным лакунам, поскольку данная вещь существует в жизни обоих народов, хотя и не имеет специального обозначения в одном из языков. С этой точки зрения гиперонимические и гипонимические лакуны близки к относительным этнографическим лакунам, при выделении которых, как известно, исходят из наличия предмета (явления) в обеих цивилизациях, но из разной значимости их в жизни двух народов. С другой стороны, основываясь на выделении уровней языка и речи, мы должны отметить, что данный тип лакун имеет то общее с абсолютными, что и те и другие выделяются на уровне языка. Данные положения В.Л. Муравьевым отражены в таблице 5:

Таблица 5

Факты языка




Уровень языка

Абсолютные этнографические лакуны

Векторные этнографические лакуны

Уровень речи

Относительные этнографические лакуны

Факты цивилизации




Вещь не существует

Абсолютные этнографические лакуны

Вещь существует

Векторные этнографические лакуны