Роль метафоры в развитии лексико-семантической системы языка и языковой картины мира (на материале английских и русских неологизмов) 10. 02. 19 - теория языка

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Методологической базой Научная новизна Теоретическая значимость Практическая значимость Апробация работы. Структура работы. Содержание работы Вторая глава

Подобный материал:

• Лексико-семантические и стилистические способы выражения агрессии в художественном, 275.12kb.
• В. В. Стаценко (Таганрог) специфика синтаксиса старшего дошкольника (на материале анализа, 168.96kb.
• Лингвокультурологические характеристики коммуникативного пространства детской поэзии, 413.13kb.
• Панкратова Татьяна Викторовна сочинительные союзы «А», «НО» («and», «but») в русских, 370.94kb.
• Программа дисциплины фтд. 01 Фразеология как отражение русской языковой картины мира, 176.79kb.
• Отображение универсальных и этноспецифических черт языковой картины мира в фразеологических, 272.51kb.
• Темпоральные метафоры в языковых картинах мира носителей русского и испанского языков, 299.39kb.
• Михаела роль эмоционально-экспрессивных средств в современном политическом газетном, 247.5kb.
• Психолингвистические основы вербальной характеристики личности и языковой картины мира, 1710.16kb.
• Особенности экспликации художественной картины мира в модернистском повествовательном, 389.77kb.

На правах рукописи


Карпова Наталья Сергеевна


Роль метафоры в развитии лексико-семантической системы языка и языковой картины мира (на материале английских и русских

неологизмов)


10.02.19 – Теория языка


Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саратов – 2007


Работа выполнена на кафедре теории, истории языка и прикладной лингвистики факультета филологии и журналистики Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского

Научный руководитель	доктор филологических наук профессор Балашова Любовь Викторовна
Официальные оппоненты	доктор филологических наук профессор Хижняк Сергей Петрович кандидат филологических наук доцент Дубровина Ирина Игоревна
Ведущая организация	Самарский государственный педагогический университет

Защита состоится « 7 » ноября 2007 г. в 14-00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.


С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.


Автореферат разослан « 4 » октября 2007 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета Ю.Н. Борисов


В последние десятилетия метафора все чаще стала рассматриваться не как художественный прием или троп, а как средство номинации, как вербализованный способ мышления и способ создания языковой картины мира (Н.Д. Арутюнова). Как подчеркивает один из создателей теории концептуальной метафоры Дж. Лакофф, “метафоричность – это не достоинство и не недостаток мышления; это просто неизбежность. При использовании метафор лучше воспринимаются абстрактные понятия и чрезвычайно сложные ситуации” (Дж. Лакофф). Исследование процесса метафоризации в когнитивном и лингвокультурологическом аспекте, актуальное в современной лингвистике, неизбежно приводит к необходимости изучения той роли, которую играет метафора в формировании и функционировании языковой картины мира того или иного этноса.

Языковая картина мира представляет собой сложное и многоаспектное явление. Это связано с тем, что язык не развивается параллельно нашему сознанию. В нем отражено множество образов мира, в частности, картины прошлых эпох развития этноса, его культуры. Поэтому ряд исследователей считает, что “объективную картину мира для определенного хронологического периода можно получить лишь в результате выявления неологизмов этого периода” (Ж.Ж. Варбот).

“Языковая картина мира лингво-, или этноспецифична, т.е. отражает особый способ мировидения, присущий данному языку, культурно значимый для него и отличающий его от каких-то других языков” (Ю.Д. Апресян). Следовательно, специфику языковой картины мира, отраженной в его метафорической подсистеме, можно установить лишь на базе сопоставления разных, прежде всего – неродственных или неблизкородственных языков. Однако специального анализа крупных массивов метафор-неологизмов в сопоставительном аспекте до настоящего времени не проводилось. Это обусловливает актуальность и новизну настоящего исследования.

Предметом исследования является новая лексика, вошедшая в активное употребление за последние 20-25 лет и зафиксированная в словарях неологизмов, а также в письменных и устных текстах (научного, публицистического стилей и разговорной речи, сленга) английского (его британского варианта) и русского языков.

Таким образом, основу исследования составили единицы, функционирующие в литературных английском (британском варианте) и русском языках с привлечением единиц специальных терминологических систем, сленга, получивших распространение в разговорной речи, средствах массовой информации, в Интернете.

Объектом исследования стали метафорические новации английского (его британского варианта) и русского языков как семантическая и культурно-историческая категория.

Цель работы – выявить специфику формирования, функционирования, степень продуктивности метафор-неологизмов в английском и русском языках, а также значимость данных неологизмов для современных языковых картин мира английского и русского этносов.

Для достижения поставленной цели представляется необходимым решить несколько задач:

1. 
   установить состав и типологию метафор-неологизмов в английском и русском языках;
   
2. выявить основные источники и модели метафоризации, используемые при формировании неологизмов в английском и русском языках;
   
3. установить основные тенденции в развитии метафорических систем английского и русского языков, а также языковых картин мира британского и русского этносов;
   
4. определить основные экстралингвистические и собственно лингвистические факторы, обусловливающие степень продуктивности метафорического способа наименования различных реалий в английском и русском языках.
   

Методологической базой исследования является положение о диалектической взаимосвязи языка, познания и культуры, их взаимной обусловленности.

Цель и задачи исследования определяют использование комплексной методики анализа материала, включающей современные дескриптивные методы системного анализа языковых явлений, различные когнитивные и лингвокультурологические методики анализа языка.

Материалом для исследования послужили данные толковых словарей современного английского и русского языков, словарей неологизмов, словарей и глоссариев современных понятий и терминов, данные анкетирования, проведенного автором в студенческих группах, группах программистов, банковских служащих и представителей рекламных агентств, а также записи разговорной речи, осуществленные автором, почерпнутые из Интернета wikipedia.ru, wikipedia.com, wordspy.com, macmillandictionary.com и др., выборки из российской и британской прессы: «Комсомольская правда», «Известия», «Российская газета», «Аргументы и факты», «The Times», «The Guardian», «Economist» и др. Общий объем рассматриваемых единиц составил в английском языке – 856 слов, в русском – 1005 слов.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые описан метафорический блок новой лексики, включающий номинации всех частей речи. Комплексный подход к материалу позволил представить достаточно полную метафорическую картину мира в семантическом пространстве английского и русского литературных языков.

Теоретическая значимость работы обусловлена вкладом в общую теорию метафоры, а также в научное осмысление лексико-семантических неологизмов неблизкородственных языков, метафорической составляющей современных картин мира английского и русского языков. Проведенное исследование позволило установить наиболее регулярные модели метафоризации в английском и русском языках, а также систематизировать экстра- и собственно лингвистические факторы, влияющие на степень продуктивности и основные формы процесса метафоризации в неблизкородственных языках. Результаты исследования могут служить базой для дальнейшего анализа метафорических подсистем английского и русского языков.

Практическая значимость работы состоит в том, что выводы и конкретный лингвистический материал могут быть использованы в курсах общего языкознания, когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, страноведения и межкультурной коммуникации, теории перевода, а также в лексикографической практике, в частности, при составлении глоссариев новых слов русского и английского языков.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Метафоры-неологизмы занимают существенное место в формировании лексико-семантической системы как русского, так и английского языков. Основная причина использования таких единиц экстралингвистическая (развитие высоких технологий и их широкое использование во всех сферах жизнедеятельности, политические, экономические и социокультурные изменения в обществе). В обоих языках наиболее регулярно метафоры-неологизмы фиксируются в таких семантических сферах, как терминологическая и сленговая составляющая лексики высоких технологий, социальная, экономическая, политическая и общебытовая лексика.

2. Продуктивность метафорических новаций связана с тем, что данный способ семантической деривации предполагает наличие хорошо осознаваемой внутренней формы. Это позволяет носителям языка четко обозначить основные концептуальные признаки, приписываемые именуемому явлению, и выразить отношение к нему. Вследствие этого метафоры-неологизмы становятся одной из форм репрезентации современных языковых картин мира британского и русского этносов. Кроме того, использование данного способа номинации при обозначении высокотехнологичных устройств и процессов позволяет человеку сделать «своим» мир высоких технологий.

3. Языковая картина мира, представленная в метафорических подсистемах английского и русского языков, антропоцентрична по своей сути. Во-первых, одной из самых продуктивных сфер метафоризации остается человек, прежде всего – в социально-политическом, профессиональном и межличностном аспектах. В английском языке акцент делается на толерантности, бесконфликтности и успешности личности; в русском языке – на эмоциональной и морально-нравственной оценке личности. Во-вторых, во внешнем мире метафорическую номинацию получают прежде всего реалии, значимые для социума в целом и конкретного человека в его повседневной жизни. В английском языке особое значение приобретает комфортный и здоровый образ жизни, сфера развлечений, в русском – экономические и социальные новации, конфликтность и криминализация общественной жизни. В-третьих, сфера высоких технологий в обоих языках олицетворяется: компьютер, сложные электронные устройства воспринимаются как личности, с которыми человек вступает в общение.

4. В качестве источников метафоризации исследуемые языки используют однотипные семантические сферы, типичные для метафорических систем исследуемых языков. Различия связаны в основном с выбором конкретных модулей сравнения при формировании метафорических производных. Специфические особенности связаны с укладом и традициями жизни двух народов.

5. В обоих языках реализуются сложившиеся модели, тем самым сохраняется преемственность метафорических систем исследуемых языков. Модификация некоторых моделей происходит главным образом за счет привлечения неологизмов в качестве источника метафоризации, активизации в этой функции таких семантических сфер, как экономика, финансы и массовая культура, а также внесения нюансов в способ осмысления называемого явления (особенно ярко это проявляется на материале русского языка). Хотя такие сферы в русском языке, как высокие технологии, экономика и финансы, массовая культура и индустрия развлечений, стабильно пополняются за счет английских калек, это не приводит к изменению регулярных моделей метафоризации: новые наименования достаточно естественно включаются в существующие модели.

6. В структурном плане в обоих языках преобладает субстантивная метафора, поскольку именно она выполняет основную функцию неологизмов – именование новых реалий. Известную роль в специфике метафорических подсистем играет структурная специфика английского и русского языков (например, аналитический характер английского языка обусловливает большое число частичных метафор, реализуемых с помощью сложных слов и устойчивых словосочетаний). В функционально-стилистическом аспекте наибольшей активностью отмечены такие «демократичные» составляющие национальных языков, как публицистика и сленг, причем в английском языке заметнее роль первой, а в русском – второго.

Апробация работы. Основные положения исследования в виде докладов излагались на Международных, Всероссийских и межвузовских конференциях в гг. Самара, Саратов, Северодвинск (2004 – 2007 гг.). Работа обсуждалась на заседаниях кафедры теории, истории языка и прикладной лингвистики Саратовского государственного университета (2004 – 2006 гг.). По теме исследования опубликовано 6 работ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и трех приложений, содержащих глоссарии английских и русских метафор-неологизмов.


СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, определяются цели и задачи работы, устанавливается научная новизна, методологические и теоретические основы диссертации.

В первой главе «Постулаты современной теории метафоры и неологизмов» рассматриваются проблемы изучения языковой картины мира как основы мировидения человека и метафоры как одного из средств формирования и функционирования языковой картины мира, а также теоретические основы изучения новой лексики.

Языковая картина мира – «это зафиксированная в языке и специфичная для данного коллектива схема восприятия действительности» (Е.С. Яковлева). Традиционно в лингвистике языковая картина мира, с одной стороны, противопоставляется научной, или концептуальной, картине мира, а с другой,– связывается с ней (Г.А. Брутян, Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Е.С. Кубрякова, Б.А. Серебренников, В.Н. Телия). Концептуальная картина мира представляет собой универсальное знание, формируемое на основе физического, чувственного и, что немаловажно, культурного опыта человека. Язык вербализует знание о национальной концептуальной картине мира, хранит ее, пополняет и передает из поколения в поколение (С.Г. Тер-Минасова). С одной стороны, в языке находят отражение те черты внеязыковой действительности, которые представляются релевантными для носителей языка; с другой стороны, носитель языка начинает видеть мир под углом зрения, подсказанным его родным языком, и сживается с концептуализацией мира, характерной для соответствующей культуры (А.Д. Шмелев).

Антропоцентрический подход к языку в целом и к метафоре в частности, разрабатываемый современной лингвистикой и используемый в данной работе, позволяет рассматривать метафору как одну из форм фиксации национально-культурного наследия народа, а следовательно, одно из средств создания языковой картины мира.

Отмечая ассоциативность метафоры, исследователи признают сложность этого языкового феномена и сходятся во мнении, что семантическая двуплановость – это основная лексико-семантическая характеристика метафоры (Н.Д. Арутюнова, В.Н. Телия, Г.Н. Скляревская, Ю.Д. Апресян, Л.В. Балашова, А.А. Зализняк, Б.Л. Иомдин, В.П. Москвин). Практически общепризнанным становится взгляд на метафору как на компонент человеческого познания (Э. МакКормак, Е.В. Падучева). Исследователи подчеркивают, что, с этой точки зрения, метафора вездесуща и проявляется “не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути” (G. Lakoff, M. Johnson). Таким образом, можно предположить, что метафоры-неологизмы наиболее полно отражают специфику концептуализации современного мира, отраженного в языковых картинах мира конкретных этносов.

Следует, однако, отметить, что в современной лингвистике нет однозначного мнения о природе и критериях выделения неологизмов. Общепризнанным является указание на экстралингвистические и внутрисистемные причины появления новых слов и новых ЛСВ. Большинство ученых придерживаются мнения, что основополагающим признаком неологизма является «обозначение нового» (Н.З. Котелова, Н.С. Никитченко, В.И. Заботкина, А.А. Брагина, Н.М. Шанский, E. Knowles, J. Elliott, J. Ayto). При определении неологизма, наряду с «обозначением нового», широко используется признак «новизны и свежести».

Временные рамки отнесения единицы к неологизмам с момента вхождения слова в язык колеблются от нескольких лет до нескольких десятилетий. Вопрос о восприятии носителями языка лексической единицы как «новой» и «свежей» также является дискуссионным, поскольку разные социальные и профессиональные группы могут неоднозначно оценивать ее статус (ср. восприятие многих экономических, компьютерных терминов экономистами, профессиональными пользователями компьютеров и представителями других слоев населения).

Поскольку в данной работе новые единицы рассматриваются в лексико-семантическом и лингвокультурологическом аспектах, то признак «свежести и новизны» восприятия не играет существенной роли и не учитывается при анализе материала. Под метафорами-неологизмами мы понимаем новые ЛСВ, а также сложные слова и словосочетания, образованные путем метафорического переосмысления отдельных компонентов или слов / словосочетаний, зафиксированные в языке за последние 20-25 лет. Данные единицы представлены либо в словарях неологизмов, либо в устных и письменных текстах – не менее 5 употреблений разными авторами.

Вторая глава «Метафоры-неологизмы как отражение современной языковой картины мира» посвящена сравнительному анализу метафор-неологизмов в русском и английском (британском варианте) языках с точки зрения их структурно-стилистических особенностей, семантических сфер, пополняемых за счет метафоризации и продуктивности метафорических моделей.

Наш материал подтвердил положение многих исследований (Т.А. Гуральник, Н.С. Никитченко, J. Algeo) о том, что метафора как способ семантического словообразования занимает достаточно прочное место в английском и русском языках. Именование новых реалий как основная функция неологизма обусловливает тот факт, что метафорические новации представлены преимущественно субстантивной лексикой в обоих языках (77,9 % от общего числа единиц – в английском, 66, 6 % – в русском). Глагольная метафора составляет 11,6 % в английском языке и 24,9 % – в русском. Адъективная и адвербиальная метафора насчитывает лишь 10,4 % в английском языке и 8,5 % – в русском.

С точки зрения структурно-семантических характеристик метафоры-неологизмы в обоих языках представляют собой как новые ЛСВ отдельных лексем – полные метафоры по классификации В.Г. Гака (ср.: cookie ‘пароль в системах с удаленным доступом’ – зоопарк ‘компьютер, зараженный вирусами’), так и частичные, представленные сложными словами, устойчивыми словосочетаниями с метафорически переосмысленными отдельными компонентами (ср.: golden handcuffs ‘выплаты и бонусы, используемые для удержания сотрудника в компании’; dead tree edition ‘бумажная версия газеты или журнала, которые также публикуются в Интернете’ – деревянный рубль, заморозить цены).

Частичные метафоры в большей степени представлены в английском языке, что обусловлено его структурной спецификой. Аналитическая структура этого языка проявляется в следующем. В устойчивых словосочетаниях, сложных словах, образованных путем словосложения, сращения или слияния частей основ, метафоризации обычно подвергается одно из слов словосочетания или одна из основ сложного слова. Новое значение формируется у слова и словосочетания в целом, ср.: species barrier ‘иммунитет’ (букв.: барьер от представителей биологического вида), spyware ‘программное обеспечение, предназначенное для слежения за действиями пользователя: перехватывает почту, вводимую информацию, пароли’ (букв.: spy ‘шпион (-ить)’ + ware – финаль лексемы со значением ‘программное обеспечение’), stock parking ‘акции, переданные другому человеку, чтобы скрыть имя владельца’ (букв.: ценные бумаги + парковка), idea hamster ‘человек, постоянно предлагающий новые идеи’ (букв.: идейный хомяк), mail bomb ‘огромное количество сообщений, отправленных на один электронный адрес, в результате чего компьютер не может обработать полученные данные’ (букв.: почтовая бомба), lavender language ‘язык, манеры гомосексуалистов’ (букв.: лавандовый язык).

В других случаях в сложных словах и словосочетаниях переосмыслению подвергаются оба корня или оба слова словосочетания. Например, словосочетание sleeping policeman ‘искусственно созданное препятствие на асфальтовом покрытии дороги для ограничения скорости автомобилей’ (букв.: спящий полицейский) формирует новое значение на базе переосмысления как субстантива policeman (‘человек’ → ‘артефакт’ – на базе единства функций), так и атрибутива sleeping (‘пребывающий в состоянии сна’ → ‘неподвижный, лежащий’). Но таких полных метафор в системе сложных слов и устойчивых словосочетаний значительно меньше, чем частичных.

Глагольная метафора менее регулярно представлена устойчивыми словосочетаниями и сложными словами. При этом можно выявить следующую закономерность: глагольные словосочетания чаще формируются на базе полной метафоризации (переосмысление сочетания в целом), ср.: boil the ocean (букв.: вскипятить океан) ‘сделать что-то амбициозное’; come out of the closet (букв.: выйти из туалета) ‘открыто признаться в гомосексуальной ориентации’, сложные слова – на базе частичной метафоризации.

В русском языке полные метафоры отмечены большей степенью регулярности, представлены субстантивной и глагольной лексикой. Прилагательные, напротив, обычно не образуют самостоятельных новых значений, а функционируют в составе единых субстантивных словосочетаний. Это относится как к полной, так и к частичной метафоре, хотя частичная метафора является преобладающей (ср.: жареные факты, горячие точки, спящий режим). В этой связи нам представляется возможным рассматривать такие единицы в системе субстантивных метафор.

Русская глагольная метафора отмечена высокой степенью регулярности. Это проявляется, в частности, в том, что многие члены одного словообразовательного гнезда формируют однотипные новые метафорические ЛСВ. Так, значение, характеризующее состояние компьютера, при котором тот не отвечает на действия пользователя, фиксируется у таких однокоренных лексем, как: висеть, виснуть, подвиснуть, висяк, зависать, зависнуть. Примечательно, что одна модель метафоризации может охватывать не только глагольную, но и субстантивную лексику. Формирование единого по принципам метафоризации словообразовательного блока – характерная черта именно русского языка как синтетического с развитым словообразованием. Английскому языку (с его аналитической структурой) это не свойственно.

Достаточно разнообразной является и эмоционально-экспрессивная окраска неологизмов. Терминологические сферы пополняются нейтральными метафорами (ср.: church planting ‘создание церковной общины’ (букв.: посадка церкви) – ячейка памяти, денежная инъекция). Для разговорной речи и публицистического стиля в большей степени характерно наличие эмоционально-экспрессивных единиц (ср.: traffic evaporation ‘снижение плотности движения в мегаполисе’, show pony ‘внешне привлекательный человек, который любит быть в центре внимания’, low-hanging fruit ‘легко достижимая цель’– кормушка ‘место во властных структурах как источник личных доходов’, паленый ‘нелицензионный’, мультик ‘странный человек’). Следует отметить, что источником экспрессивных номинаций часто становятся внелитературные страты, прежде всего, жаргоны, где метафорической способ наименования является одним из самых продуктивных (Э.В. Балаян).

С точки зрения источника метафоризации, специфической особенностью русских метафор-неологизмов является большое число метафорических калек из английского языка, что связано с действием экстралингвистических факторов: развитие компьютерных технологий; процессы глобализации; ориентация на западную экономику, идеологию и культуру. Как показал наш материал, подобное явление встречается в разных функционально-стилистических сферах русского языка и носит принципиально системный характер. В частности, наиболее регулярно кальки используются в компьютерной терминологии и компьютерном сленге (ср.: оптическая мышь, всемирная паутина, обои ‘графическое оформление рабочего стола компьютера, мобильного телефона’, закладка ‘сохраненная в памяти компьютера ссылка на Интернет-страницу’, Междумордье ‘Интерфейс’). Подобное явление наблюдается и в политической, финансовой семантических сферах (ср.: бархатная революция, этническая чистка, голубые фишки, горячие деньги). Это не удивительно, так как именно в этих сферах Россия в последние десятилетия более всего ориентируется на Запад.

В британском варианте английского языка нами было зафиксировано много примеров неологизмов, заимствованных из американского варианта (прежде всего – через посредство СМИ, в том числе и Интернет), например: garage ‘музыкальный стиль’; sandwich generation ‘люди среднего возраста, у которых есть уже есть дети и живы родители’; techno-creep ‘постепенное проникновение высоких технологий во все сферы жизни’. Подобные примеры являются иллюстрацией того, что глобализация захватывает не только сферу политики и экономики, но и культуру и быт.

Как показал исследуемый материал, метафоры-неологизмы в большей или меньшей степени пронизывают все семантические сферы исследуемых языков. Но антропоцентрическая природа метафоры в целом, а также магистральная функция неологизмов – именовать все новое, что происходит в жизни человека, являются причиной того, что в обоих языках абсолютное большинство новых метафорических номинаций связано с глобальной сферой «Человек и общество».

Во-первых, данная сфера включает номинации «Человека как социального существа» – профессиональная деятельность, социальный статус, экономическое положение, идеологические и морально-нравственные характеристики личности (ср.: drug mule ‘курьер, перевозящий наркотики’; toy boy ‘молодой человек, любовник пожилой дамы’; crunchy con ‘консерватор; человек, озабоченный экологическими проблемами, проблемой натуральных органических продуктов’ – видеопират ‘бизнесмен, занимающийся изготовлением нелицензионной видеопродукции и торговлей ей’; челнок ‘мелкий торговец, лично закупающий и транспортирующий товар’; отвал ‘клиент, отказавшийся от обслуживания’; кирпичи ‘пассажиры маршрутного такси, едущие от конечной остановки до конечной’; ночная бабочка, метелка, грелка ‘проститутка’). Во-вторых, это номинации из сфер, непосредственно влияющих на повседневную жизнь человека и общества в целом, – экономики, политики и права (ср.: green shoots ‘первые признаки улучшения экономической ситуации после упадка’; hot money, grey pound ‘деньги пенсионеров’; social cleansing, ethnic cleansing, clear blue water / clear red water ‘идеологическое противостояние партий консерваторов и лейбористов’; Cambridge mafia, fringe party ‘малочисленная партия, созданная путем временного объединения на период выборов’ – галопирующая инфляция; обвал цен; денежные инъекции; мягкая валюта; разборка ‘выяснение отношений между криминальными структурами’; паровоз ‘обвиняемый по уголовному делу’).

К глобальной сфере «Человек и общество» примыкает сфера бытовых артефактов, используемых человеком в повседневной жизни, а также сфера высоких технологий, которая затрагивает деятельность всех социальных институтов и жизнь отдельного человека (ср.: candy bar phone ‘сотовый телефон’; snail mail ‘традиционная почта’; power dressing ‘одежда делового стиля’; memory hog в одном из значений ‘компьютерная программа, использующая большой объем памяти’; bug ‘ошибка в программе’ – раскладушка ‘сотовый телефон’; бермуды, бананы ‘брюки особого кроя’; бешеная табуретка ‘автомобиль «Ока»’; гроб ‘корпус компьютера’; задумчивый ‘медленно работающий компьютер’, крысодром ‘коврик для мыши’; Айболит ‘антивирусная программа Aidstest’).

В обоих языках представлены, хотя и менее регулярно, метафорические наименования человека в других ипостасях: «Человек как психическое существо» – эмоциональная и интеллектуальная сферы; «Человек как физическое существо» – внешние, половые, возрастные характеристики и т.п. (ср.: anorak, colourless ‘глупый, недалекий и скучный человек’; idea hamster ‘сообразительный и идейный человек’; stress puppy ‘тот, кто, невзирая на жалобы, хорошо справляется со стрессом’, wired ‘тот, кто постоянно пребывает в состоянии волнения и напряжения’; ice queen ‘красивая, но недружелюбная женщина’; flexitarian ‘вегетарианец, который время от времени ест рыбу, птицу или даже мясо’; meat tooth ‘тот, кто любит мясо’ – тормоз, дятел, ручник ‘глупый, недалекий человек’; закопченная ‘сильно загоревшая девушка’; перец ‘модно одетый молодой человек, обращающий на себя внимание’). В обоих языках метафоры этого типа выполняют в основном экспрессивную и оценочную функцию, сосредоточиваясь, прежде всего, в разговорной речи и сленге, используемом, например, в публицистическом стиле.

Кроме того, в обоих языках сходным оказывается процентный состав метафор-неологизмов в каждой из выделяемых семантических сфер (табл. 1).


Таблица 1

Сферы		Английский язык	Русский язык
Человек	Человек как социальное существо	14,8 %	19,0 %
	Человек как психическое существо	5,4 %	7,9 %
	Человек как физическое существо	3,5 %	5,4 %
Социальная жизнь	Экономическая жизнь	10,4 %	15,0 %
	Общественно-политическая жизнь	8,9 %	8,0 %
	Правовые отношения	1,0 %	2,0 %
	Высокие технологии	29,3 %	24,8 %
	Быт и массовая культура	14,6 %	5,4 %
	Бытовые артефакты	3,3 %	4,8 %
	Общеоценочная лексика	5,4 %	4,9 %
	Окружающая среда	1,7 %	0,2 %

Степень продуктивности пополнения метафорическими новациями определенных семантических сфер и конкретная семантика этих новаций во многом отражают современную языковую картину мира британского и российского этносов. Данная картина обнаруживает как общее, так и различное, причем основные причины лежат в экстралингвистической области – жизни современного британского и российского общества.

Научно-технический прогресс, охвативший все отрасли знания, явился причиной того, что в обоих языках самой динамично развивающейся сферой становится сфера высоких технологий. При этом «законодателем моды» остается английский язык как язык информационного общения. Так, с появлением первых вычислительных машин в СССР в русский язык пришли первые метафоры-кальки из английского языка (ср.: mouse – мышь, hard disk – жесткий диск, home page – домашняя страничка), этот процесс продолжается и сейчас (ср.: Trojan horse – троянская программа). Следует, однако, отметить, что, несмотря на глобализацию Интернет-коммуникации, компьютерный сленг очень вариативен, одни и те же понятия в языке компьютерщиков получают различные наименования (например, номинации вирусных компьютерных программ: worm, germ, bug, virus – червь, вирусня, блохи, живность, зверь). В обоих языках метафорические номинации получает, прежде всего, компьютер и его программное обеспечение, а затем человек – пользователь и программист (ср.: shareware ‘испытательная версия программы’, bells and whistles ‘дорогостоящая модель компьютера’, propeller head ‘компьютерщик’ – бродилка ‘просмотровая программа’, мыльница ‘электронный ящик’, волшебник ‘программист высокого класса’).

Одновременно происходит обратный процесс: появление нового оборудования влечет за собой устаревание старого. Так, на смену дискетам пришли диски (ср.: болванки), а диски вот-вот полностью заменятся флешками (memory sticks). Соответственно, из обихода постепенно выходят номинации исчезающих реалий (ср.: колобок ‘шарик механической мыши’).

В русском языке это наблюдается и в социальной сфере, что связано с динамикой политической жизни общества (ср. постепенный переход в разряд историзмов неологизмов малиновые пиджаки ‘быстро разбогатевшие предприниматели, часто с низким уровнем культуры и криминальным прошлым’; Семья ‘ближайшее окружение Б.Н. Ельцина’; Черномырдия ‘Россия’.

В целом в обоих языках социальная и экономическая сферы относятся к числу одних их самых продуктивных в плане пополнения метафорическими новациями.

В русском языке, например, формирование метафор в этих сферах связано с такими экстралингвистическими факторами, как смена государственного строя, переход к рыночной экономике, криминализация жизни общества, локальные вооруженные конфликты (война в Чечне) конца ХХ – начала ХХI в. (ср.: парад суверенитетов, междоусобица, валютная блокада, крутить деньги, обвал рубля, разогреть рынок, паленые диски, зачистка местности от боевиков, выдавливание боевиков, горячие точки на юге России).

В английском языке наиболее регулярно метафорически именуются стратегии, дающие предприятию возможность выжить, занять свою нишу и противостоять конкуренции в условиях глобализации рынка (ср.: harvesting strategy ‘способ ведения дел в бизнесе, который позволяет получить максимум прибыли при минимуме расходов’; go downmarket ‘перейти к производству более дешевых товаров и услуг’; homeshoring ‘политика компании (обратная – offshoring), экономичная за счет перевода производства не в страны Третьего мира с дешевой рабочей силой, а в сельскую местность своей страны, а также за счет улучшения качества обслуживания’). Чрезвычайно продуктивна тематическая группа «Фондовая биржа» (ср.: dawn raid ‘утренняя операция по покупке акций сразу после открытия торгов с целью дальнейшего поглощения предприятия’, large-cap ‘акции крупной компании’, mover ‘компания, чьи акции покупаются и продаются в большом количестве’). Это вполне объяснимо, так как на Западе фондовая биржа – основной показатель деловой активности, рост и стабильность курса акций – залог успеха любого предприятия. В русском языке в данной сфере метафор-неологизмов пока не очень много.

Общественно-политическая сфера в английском языке регулярно пополняется метафорами, именующими политические группы, исторические события, государства (ср.: Celtic tiger ‘Ирландия’, tiger ‘азиатские страны с успешно развивающейся экономикой, такие как Гонконг, Южная Корея, Тайвань, Сингапур’, rainbow coalition ‘политическая группировка от представителей политических меньшинств’).

Номинация отдельного человека как единицы социума в обоих языках связана в основном с конкретизацией профессиональных обязанностей, положения в рабочем коллективе, социального статуса и имущественного положения личности (ср.: seagull manager ‘менеджер, который время от времени приходит в офис и налаживает работу’; fat cat ‘руководитель компании с очень высоким окладом’, marzipan layer ‘брокеры на бирже, занимающие руководящие должности следом за партнерами’ – боец ‘толковый сотрудник, способный решить любую задачу’; обезьянка ‘номинальный директор’; китайская ваза ‘сотрудник, которого держат в штате из-за наличия у него важных связей’; андроид ‘безынициативный сотрудник’; бабуин ‘иностранный сотрудник в российской фирме’). В обоих языках более регулярно именуются богатые, успешные и влиятельные люди. С одной стороны, данные номинации характеризуют желание достичь успеха и благосостояния. С другой стороны, номинации такого рода часто содержат ярко выраженную отрицательную оценку.

Семантика метафор-неологизмов, характеризующих экономику и политику, человека как члена социума во многом отражает отношение этноса к государству, его социальным и экономическим институтам. Так, в русской культуре к неудачнику, т.е. человеку, не сумевшему социально реализовать себя, продолжают относиться с сочувствием, поскольку в нестабильном обществе далеко не все зависит от возможностей и личных усилий. Более того, достаток и успех часто неотделимы от криминала, нарушения морально-нравственных норм. Государство по-прежнему может восприниматься как карательная машина, не только не оказывающая поддержки обывателю, но и способная обмануть его, лишить денежных сбережений. Данное положение распространяется и на выборные органы, политические партии и их представителей (ср. семантику и негативную оценочность номинаций: Семья ‘ближайшее окружение Б.Н. Ельцина’; демократическая / политическая мишура; крыша ‘прикрытие от рэкета, мафии’; ‘представители властных и правоохранительных органов, оказывающие поддержку криминальным структурам’; гуманизатор / демократизатор ‘милицейская резиновая дубинка’; дерьмократ ‘представитель демократических партий’). В целом экономическая сфера в русском языке изобилует метафорами, называющими криминальные способы ведения бизнеса (ср.: прихват, откат, навар, черный нал, отмывание денег).

Английские метафоры-неологизмы данных сфер сосредоточены прежде всего на номинации представителей новых профессиональных, политических групп. При этом может специально именоваться такое социальное явление, как успешный карьерный рост людей, получивших элитное образование в престижных вузах Великобритании и поддерживающих друг друга в дальнейшем (ср.: Cambridge Mafia ‘группа из шести политиков-консерваторов Британского парламента, которые входили в кабинет министров в 1992’). В целом человек и его карьера – ядро метафорических новаций. Вместе с тем обнаруживается и обратная социальная тенденция – ориентация части британцев на семейные ценности, на стремление получать удовольствие от жизни (ср.: downshift ‘перейти на менее престижную работу, для того, чтобы иметь больше свободного времени, чтобы получать удовольствие от жизни’).

Находит отражение в системе английских метафор-неологизмов такое современное социальное явление, как наплыв иммигрантов, этнические социальные и экономические противоречия (ср.: glass ceiling ‘дискриминация на рабочем месте по этническим, половым и социальным признакам’; towelhead ‘выходец из Юго-Восточной или Центральной Азии, носящий тюрбан’). Но исторически сложившиеся общенациональная терпимость, а также активное внимание общественности к этническим проблемам проявляется в том, что число негативных номинаций выходцев из других стран (прежде всего – с Востока) минимально даже в сленге, тогда как русская жаргонизированная речь обнаруживает достаточное число негативных именований представителей национальных меньшинств (ср.: негр, индеец ‘не русский житель южных регионов страны; представитель кавказских народов’; душман, эскимос ‘азиат’; абрек ‘чеченец’).

Состав метафор-неологизмов в русском языке в известной степени отражает отношение общества к гендерным проблемам. Мир бизнеса и политики – мир мужчин (метафорические наименования представителей сильного пола составляют абсолютное большинство). Среди чисто «женских» профессий отмечены только проституция и модельный бизнес (ср.: фотомодель, ночная бабочка, грелка). В целом женщин характеризуют не по деловым качествам, а с точки зрения внешней привлекательности.

Концептуально значимым представляется состав и семантика таких семантических сфер, как «Быт и массовая культура», «Бытовые артефакты», «Человек как физическое существо» и «Окружающая среда». Данные сферы относятся к числу средне- и малопродуктивных в обоих языках. Данные номинации в большинстве случаев характеризуют образ жизни человека вне деловой сферы, а также именуют те реалии, которые окружают его в быту.

В целом продуктивность такого рода номинаций выше в английском языке (особенно семантическая сфера «Массовая культура»).

С одной стороны, семантика и эмоционально-экспрессивная оценка данных единиц отражает обеспокоенность общества снижением уровня культуры британцев (ср.: dumb down ‘снижение уровня образованности и эрудиции в обществе’); засильем массовой культуры (в том числе и на телевидении), индустрии развлечений (ср.: culture jamming ‘«разрушение» навязчивой городской массовой культуры (например, добавление ироничного текста на билборде)’; break dancing, bodice-ripper ‘исторический, романтический фильм / роман с героиней-обольстительницей’; sword opera ‘телесериал с большим количеством сцен борьбы’; earworm ‘популярная навязчивая мелодия’; docusoap, soap opera, speed-dating ‘серия кратковременных бесед с несколькими потенциальными романтическими партнерами на организованном мероприятии’; dark tourism ‘путешествия в места, связанные со смертью и разрушением’); снижением семейных ценностей, разобщенностью в семье (ср.: granny dumping ‘ситуации, когда пожилых людей специально забывают в общественных местах те, кто за них отвечает’; arsenic hour ‘вечер после работы, особенно о семьях с маленькими детьми’); распространением наркомании (ср.: black tar, disco biscuit, love dove ‘наркотики’; sledge ‘быть в состоянии наркотического опьянения’); малоактивным образом жизни (особенно теле- и компьютерной зависимостью), неправильным питанием, катастрофическими изменениями в окружающей среде, влияющими на здоровье каждого (ср.: cot potato ‘ребенок до двух лет, который проводит много времени у телевизора’; screenager ‘подросток с пагубной для здоровья привычкой слишком много времени проводить за компьютером или у телевизора’; junk food ‘еда вредная для здоровья’; greenwash ‘создавать имидж компании, обеспокоенной экологическими проблемами и производящей экологически-чистые продукты, скрывая подлинный эффект, который ее товары оказывают на окружающую среду’; climate refugee ‘человек, вынужденный сменить место жительства из-за климатических изменений, катастроф’).

С другой стороны, метафорические номинации в данных сферах свидетельствуют о стремлении многих современных британцев вести здоровый образ жизни, следить за своим здоровьем и внешнем видом (six-pack ‘накачанный пресс’; body lift ‘пластическая операция’; voice lift ‘операция на голосовых связках, чтобы голос звучал моложе’; designer baby ‘ребенок, при зачатии которого производили отбор генов или контроль, чтобы поврежденный ген не попал в ДНК’).

В русском языке в данных сферах метафорический способ номинации не столь распространен, что, возможно, связано с большей озабоченностью населения социальными и экономическими проблемами. Правда, в последние несколько лет продуктивность этих сфер растет. Однако многие (но не все) выявленные метафоры являются семантическими кальками с английского (ср.: мыльная опера; петь под фанеру; живая музыка; озоновая дыра; парниковый эффект; магнитная буря; саркофаг, могильник ‘специальное сооружение для захоронения вредных отходов’; эффект апельсиновой корки на ягодицах; сжигание жира; подтяжка лица). Исключение составляют номинации наркотиков и наркозависимости (ср.: травка, пластилин, бинты), которые, как и в английском языке, возникают в сленге, но достаточно широко представлены в СМИ и Интернете.

Определенную национальную специфику можно обнаружить в сфере общеоценочной лексики, которая в обоих языках достаточно продуктивна в разговорной речи и сленге. В русском языке преобладает эмоциональная оценка (положительная и отрицательная) ситуации в целом (ср.: отпад, отпадно, шоколадно, круто – облом, абзац, отстой). В английском языке преимущественно возникают номинации с положительной оценкой, характеризующие нечто важное, значительное, приятное для конкретной личности, ср.: golden (букв.: золотистый); ill (букв.: больной), evil (букв.: злой); seismic (букв.: сейсмический); wicked (букв.: злой); brutal (букв.: жестокий); mad (букв.: сумасшедший); huge (букв.: огромный); solid (букв.: твердый), например: 'we had a wicked time!' (www.bbc.com, 2007).

В целом английские метафоры-неологизмы отражают в определенной степени более активный и оптимистический взгляд на жизнь по сравнению с русскими неологизмами (ср. мотивацию значения физически неполноценного человека, инвалида challenged – букв.: встретивший вызов).

Таким образом, анализ семантики метафор-неологизмов позволяет выявить многие этнокультурные особенности языковых картин мира британцев и россиян. Вместе с тем глобализация всех сфер жизни, в том числе информационных потоков, приводит к появлению однотипных метафор, хотя данный процесс пока имеет однонаправленный характер: русский язык калькирует семантические новации английского языка.

В качестве источников метафоризации исследуемые языки используют однотипные семантические сферы, типичные для метафорических систем исследуемых языков. В частности, в обоих языках к числу наиболее продуктивных относятся антопоморфная, биоморфная и предметная метафоры. При этом в использовании конкретных именований отражается антропоцентризм метафорической системы. Это проявляется не только в том, что антропоморфная модель (ср.: back-seat driver, big brother – гуру, клиент, отец) – одна из самых востребованных, но и в том, что в составе биоморфной, предметной модели наиболее регулярно в процесс метафоризации вовлекаются наименования флоры, фауны, артефактов, окружающих человека в повседневной жизни и используемых им в быту (ср.: bug, not a happy bunny, cabbagge, bun, bells and whistles, bridge – гуси, тараканы, трава, фонарь, коридор, форточки).

Характерной особенностью современной метафорической системы английского и русского языков является активное использование в качестве источника метафоризации наименований современных реалий, в частности, неологизмов (ср.: сканировать ‘считывать визуальную информацию с помощью сканера’ → ‘смотреть (о человеке)’; спонсор ‘лицо, организация, выступающие как поручитель, заказчик, устроитель, финансирующая сторона’ → ‘богатый любовник’; ‘водитель автомобиля, который едет на большой скорости, первым попадает к работникам ГБДД и платит штраф’; модель ‘девушка, участвующая в показе модной одежды, позирующая фотографу модных журналов’ → ‘очень красивая девушка’; аура ‘биополе’ → ‘психологический настрой, климат какой-либо группы людей’ – helicopter parents ‘родители-вертолеты’ → ‘родители, чрезмерно опекающие своих детей’; heroinware ‘героин + ware (часть слова ‘программное обеспечение’)’ → компьютерная игра, к которой можно очень сильно ‘пристраститься’; surf ‘заниматься серфингом’ → ‘искать что-либо/ просматривать информацию в Интернете’).

Различия в источниках метафоризации связаны в основном со степенью продуктивности отдельных типов метафор, в выборе конкретных наименований, что свидетельствует об определенной системе приоритетов в концептуальной сфере этносов.

Например, в русском языке биоморфная модель оказывается более значимой по сравнению с английским языком. В частности, это проявляется в том, что во всех семантических сферах («Человек», «Предмет», «Экономическая и политическая жизнь» и т.д.) зоонимы, флоризмы играют активную роль (ср.: хорек ‘работник гостиничного бизнеса’; гуси ‘люди, пытающиеся остановить такси на обочине дороги’; ёж ‘клиент, обратившийся в компанию после просмотра рекламы’; случка ‘регулярное собрание менеджеров среднего звена’; мерин ‘автомобиль «Мерседес»’; подснежник ‘автомобилист, использующий свое транспортное средство только в теплое время года’; капуста ‘деньги’; арбуз ‘большая сумма денег’; банан ‘юбка’). Кроме того, сам состав такой лексики значительнее разнообразнее по сравнению с английским языком (ср.: апельсин, белуга, блоха, ботва, бычок, вирус, дятел, глист, жук, зверь, зелень, зоопарк, клубничка, клоп, козел, корень, краб, крылья, крыса, лимон, лопух, муха, обезьянка, овца, пенек, пингвин, планктон, репа, рыба, хвосты, червяк и др.).

Более регулярно русские неологизмы формируются за счет номинации мифологических, фольклорных и литературных персонажей, а также имен собственных и других культурологем (ср.: Аве Мария ‘звуковая плата’; Баба-Яга ‘видеоадаптер’; вампир ‘жестокий человек’; гномы ‘швейцарские банкиры’; гоблин ‘чернорабочий’; Емеля ‘e-mail’; Карлсон ‘вентилятор’; монстр ‘выдающийся в каком-либо отношении человек’; мутант ‘человек с искаженными моральными принципами’; покемон ‘безынициативный сотрудник; офисный сотрудник’; Сталинград ‘принципиальная позиция, которую с упорством отстаивают’; чебурашка ‘искусственный материал’; щелкунчик ‘работник, быстро решающий поставленные задачи’). В английском языке данный тип метафор используется не столь активно (ср.: Bridget Jones ‘непривлекательная одинокая 30-летняя женщина’; dwarf planet (букв.: планета гномов) ‘объекты Солнечной системы размером не более Плутона’; franken(stein) food ‘генетически модифицированные продукты’; nerd ‘программист, компьютерщик высокого класса (от имени героя детской книжки – человека, неприятного во всех отношениях)’; troll (букв.: тролль) ‘участник онлайновой дискуссии, рассылающий оскорбительные, не относящиеся к теме сообщения’).

В английском языке более регулярно по сравнению с русским используется в качестве источника метафоризации лексика экономической, финансовой, профессиональной, политической сфер (ср.: blurb whore (букв.: рецензия + проститутка) ‘писатель, который в обмен на хвалебную рецензию на обороте чьей-либо книги или диска получает бесплатное путешествие, обед в ресторане и т.п.’; bot herder (букв.: паразитирующий пастух) ‘хакер, со злым умыслом контролирующий большое количество компьютеров, несущих утечку информации’; designer baby (букв.: дизайнерский младенец) ‘ребенок, при зачатии которого производили отбор генов’; designer drug (букв.: дизайнер+ наркотик) ‘копия запрещенного наркотика, на которую не накладывается запрет’; email bankruptcy (букв.: почта + банкротство) ‘необходимость удалить все сообщения в связи с тем, что электронный ящик переполнен’; guerilla gig (букв.: партизанская война + кабриолет)‘ выступление поп-музыкантов в общественных местах’; mining (букв.: горная промышленность) ‘очень грязный; ужасный’).

В обоих языках реализуются сложившиеся модели, тем самым сохраняется преемственность метафорических систем исследуемых языков.

Так, в сфере «Человек» наиболее продуктивной оказывается модель переноса «человек → человек» (ср.: lamer ‘слабак’ → ‘неопытный пользователь компьютера’ – сутенер ‘Интернет-провайдер’). В сфере «Предметный мир» наиболее регулярной оказывается модель «предмет → предмет» (ср.: jelly shoes ‘шлепки из полупрозрачной пластмассы неоновых цветов’ (букв.: туфли из желе) – аквариум ‘машина с нетонироваными стеклами’). В качестве источника метафоризации в сфере «Непредметный мир» в обоих языках наиболее регулярно используется предметная сфера: модель «предмет → непредметная сфера» (ср.: bricks-and-mortar ‘кирпичи и раствор’ → ‘традиционный способ ведения бизнеса (в отличие от бизнеса, управляемого через Интернет)’; cappuccino economy ‘экономика страны с наметившимся резким подъемом в одной области и медленным, но стабильным ростом в других областях’ (букв.: каппучино + экономика) – сидеть нефтяной игле; чайный сервиз ‘сервисный отдел’).

Вместе с тем выявлены и определенные различия в степени продуктивности отдельных моделей и вариативности модулей переносов.

Так, в английском языке при номинации человека как социального существа (прежде всего в профессиональном аспекте) более регулярно, чем в русском, используется в качестве источника лексика той же сферы (ср.: technology butler ‘технологический дворецкий’ → ‘сотрудник отеля, в чьи обязанности входит решение проблем, связанных с компьютерным оборудованием’; panic merchant ‘торговец паникой’ → ‘тот, кто делает деньги на всеобщей панике и страхе’; office spouse ‘офис + супруг(а)’ → ‘коллега, с которыми теплые, но не романтичные отношения’), тем самым личность прежде всего воспринимается как ячейка социума, причем современные виды деятельности ассоциируются с традиционными. Оценка различных видов деятельности с точки зрения их значимости (в глазах современного британского социума) регулярно становится основой для формирования оценочных метафорических значений.

В русском языке при номинации человека в его социальном, интеллектуальном и психическом аспекте активно используется не только социальная лексика, но и другие группы антропоморфной лексики, биоморфной и предметной лексики. В целом состав источников метафоризации в этих сферах на порядок разнообразнее соответствующих английских парадигм.

При номинации других семантических сфер обнаруживаются аналогичные особенности. В частности, при номинации сферы высоких технологий в русском языке, в отличие от английского языка, чаще используется традиционная лексика, традиционные фольклорные и литературные персонажи (ср.: Баба-Яга ‘видеоадаптер EGA’; болванка ‘чистый оптический диск’; двустволка ‘двухкнопочная компьютерная мышь’; доска ‘клавиатура’; жать ‘архивировать файлы’; кирпич ‘процессор’).

Как уже отмечалось, специфической особенностью русского языка является активное использование метафорических семантических калек из английского (сферы высоких технологий, бизнеса и финансов). Но следует отметить, что метафорические модели, заимствованные из английского языка, укладываются в систему традиционных русских моделей, и русская картина мира сохраняет свой этнокультурный характер.

При формировании метафор-неологизмов оба языка используют сложившиеся модели. Однако можно выделить несколько явлений, которые свидетельствуют о тенденции к формированию новаций и в этом отношении.

Так, характерной особенностью русской жаргонизированной разговорной речи является регулярное использование «внешней», «звуковой» метафоры (В.П. Москвин), где термин «метафора» отнесен к плану выражения слова. Звуковая мимикрия связана с русификацией английской терминологии, с наделением безóбразной лексики внутренней формой, абсолютно не соответствующей ее внутреннему содержанию (ср.: мыло ‘mail’; босяк ‘язык BASIC’; дума ‘игра DOOM’; эсэсовец ‘Screen Saver’). Это языковая игра, и в ней проявляется стремление сделать своим, понятным мир современных машин и сложных технологий.

В целом в обоих языках при номинации компьютера и работы на нем широко представлена антропоморфная модель («человек → компьютер»). При этом сложная техника олицетворяется, приобретая черты самостоятельной личности, вступающей с человеком-пользователем в полноценное общение. Отношения «человек – компьютер» могут быть как гармоничными, так и конфликтными (ср.: компьютер ругается / виснет / не шевелится – dead (букв.: мертвый) ‘вышедший из строя’, dirt road (букв. грязная дорога) ‘плохое соединение с Интернетом’).

Показательно, что в обоих языках представлен и обратный процесс. Человек ассоциируется с компьютером и приобретает некоторые качества машины (ср.: wired (букв.: подключенный при помощи проводов) ‘возбужденный’ – грузить ‘пересылать основные данные в основную память компьютера с целью непосредственного использования’ → ‘снабжать человека излишней информацией’; сканировать ‘смотреть’). Тем самым можно предположить, что в данных сферах наблюдается тенденция к формированию новых вариантов концептуальных моделей в рамках действующих.

Таким образом, можно констатировать, что общим для исследуемых языков является сохранение основной системы моделей метафорических переносов. При этом, невзирая на действие целого ряда экстралингвистических факторов изменения языков (компьютеризация, глобализация), русская и английская картины мира не утрачивают своей национальной специфики.


В заключении диссертации подводятся итоги исследования, оцениваются результаты проведенного анализа, формулируются общие выводы, раскрывающие теоретическую и практическую значимость работы.


Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Карпова Н.С. Метафоры-неологизмы в современном английском языке. // Лингвометодические проблемы преподавания иностранных языков в высшей школе: Сб. науч. трудов. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2005. – С. 166-169.

2. Карпова Н.С. Метафоры-неологизмы и языковая картина мира. // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины: Сб. науч. трудов. Вып 2– Архангельск: Поморский университет, 2005. – С. 175-178.

3. Карпова Н.С. Характеристика неологизмов-метафор в английском языке. // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых.- Саратов: Изд-во Латанова В.П., 2005. – Вып.8 – Ч.III – С. 55-58.

4. Карпова Н.С. Метафора в языке высоких технологий (на материале английского и русского языков). // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. – Саратов: Научная книга, 2006. – Вып.9 – Ч.III – С. 27-29.

5. Карпова Н.С. Метафора в компьютерном сленге. // Вестник Саратовского госагроуниверситета им. Н.И. Вавилова – № 6 Вып.3, 2006. – С.67-69.

6. Карпова Н.С. Термины-метафоры как отражение современной научной картины мира. // Теория и практика эффективного преподавания иностранных языков. Материалы городской научно-практической конференции, посвященной 10-летию кафедры английского языка и межкультурной коммуникации. Сб. науч. трудов. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. – С. 46-49.