А зори здесь тихие

Вид материала

Документы

Содержание САЛАЗКИ загибать, загнуть СТАНЦИЯ юных натуралистов Юннаты, юннатское движение СТАНЦИЯ юных техников Троечник – « «тропинка» – ТРУБКА для стрельбы горохом или жёваной бумагой ТРУДОВАЯ коммуна детская

Подобный материал:

• Просмотр кинофильма "А зори здесь тихие", 7.1kb.
• Тема: Война – самое бесчеловечное явление (по повести Б. Васильева «А зори здесь тихие»), 24.31kb.
• Урока по литературе в 8 классе (2 урока). Тема урока: «Тема войны в творчестве современных, 101.34kb.
• А зори здесь тихие…, 159.16kb.
• Р п. Новые Бурасы Саратовской Области. Сочинение, 53.24kb.
• А зори здесь тихие…, 13.2kb.
• Cписок экскурсий с описанием и стоимостью- сезон – лето 2012, 137.92kb.
• А зори здесь тихие. На фоне тихой музыки звучит голос, 21.16kb.
• Книга Бориса Васильева "А зори здесь тихие " потрясает до глубины души. Рита, Женя,, 57.13kb.
• Другої світової війни стала однією з ключових не лише для української, але й для інших, 549.37kb.

«САЙКА», «саечка» за испуг – силовое воздействие на лицо (варианты: удар запястьем по лбу; резкое подбрасывание пальцами вверх подбородка) человека (ребёнка, подростка), проявившего признаки испуга, как правило, после ложного замаха; вид подросткового озорства (игры-обычая).

О 1942–1944 гг.: «“Эй, тебе что надо? – поднимается один из них и направляется ко мне… – А ну беги отсюда! Мотай, пока трамваи ходят! Ну!..” “Кизил, дай ему саечку!” – предлагает кто-то с причала. Кизил пристав­ляет к моему лбу ладонь козырьком и резко – трах! – по переносице. “Ещё дать?” Не успеваю я что-нибудь сообразить, он бьет еще раз» (Васильев, 1989, 22).

О Ленинграде в 1944 г.: «Вовка Бройдо и подскочил в то… ут­ро к Андрею. Скорее всего, Вовка перепутал и принял Андрея за свое­го…, но, наскочив по инерции, остановиться уже не мог – его кулак чуть-чуть не вошёл в соприкосновение с Андреевым носом. Понятно, что Андрей отшатнулся. Но не испугался – ещё че­го! – просто от неожиданности отшатнулся… Подумаешь! – кулак рядом с носом сквозанул. “А! – восторженно закричал Вовка Бройдо. – Что, сдрейфил?.. Сайка!” И молниеносно сделал перед лбом Андрея из своей ладони, пере­ломив ее надвое, букву “Г”, так что пальцы прикоснулись ко лбу Анд­рея, а подушка кисти увесисто шлепнула его по переносице. Мгновение – и дело было завершено. Это с точки зрения Вовки, но не Анд­рея. Его кулак несколько запоздал, но попал куда нужно. Шмякнув­шись пятой точкой об пол, Вовка заскулил: “Ты чего, ты чего? Сайка же!” – Будто “сайка” – индульгенция на битье по лбу… “…Давай-ка я тебе… растолкую. Вот ты приходишь в класс и что делаешь?” “Это когда как: бывает мне, а то и я кому-нибудь по лбу звез­дану”. “Это за что же?” “А “сайка””. “Сайка?” ““Сайка”, это игру такую реэвакуированные привезли. Глупая, конечно, игра, а всё равно – войдешь в класс, а кто-нибудь – раз из-за двери портфелем перед носом, ты моргнешь, вот и “сайка” ладошкой по лбу. Если с оттяжкой, то после подумаешь, моргать или нет» (Липилин, 1983; 80–81, 89).

О девочке 8–10 лет в Шадринске в 1960–1961 гг.: «Человека пугали сзади, ударяли по подбородку и говорили: “Саечка за испуг”» (134).

О Шадринске в нач. 1990-х гг.: «В классе симпатии проявлялись разными путями, чаще всего это было в виде заигрываний мальчика с девочкой. Существовало, помимо дёргания за косички, битья по голове учебниками, такое понятие, как “саечка”, что выражало какие-то определенные симпатии. “Саечка” – это когда, допустим, мальчик дотрагивается до подбородка девочки и слегка приподнимает его вверх, причем это делается очень быстро, так что девочка в первые секунды даже не успевает сообразить, в чем дело. “Поставил саечку, значит, любит!” – вот какой вывод делался из этого» (482).

О с. Межборном Притобольного р-на в 1992–1994 гг.: «Выражение “Саечка за испуг” впервые услышала в начальной школе от своих одноклассников. Никогда не понимала, что означает это выражение, хотя его употребляли многие и довольно часто. Один слегка бил другого по подбородку рукой: движение снизу вверх пальцами руки (внутренней стороной), словно прикрывая ему рот. Делалось это обычно неожиданно для другого, он удивленно смотрел в первый момент, а бьющий ему говорил: “Саечка за испуг”. Если это производили со мной, то меня это всегда очень раздражало, просто бесило, так как какое-то время это было как бы модно и практически на каждой перемене ты получал эту “саечку за испуг”. Сама же я старалась не пытать этим других, так как видела, что и их это раздражает, в частности, мою подругу» (099).

О конце 1990-х – нач. 2000-х гг.: «Саечка за испуг – это удар по подбородку ладонью, так делали обычно, когда человек задумался» (142).

Из наблюдений во время педпрактики за десятиклас­сниками в Шадринске в 2007 г.: «Вадим время от времени делает “саечку” девчонкам: напр., покажет куда-нибудь в сторону и говорит при этом: “Смотри, смотри, чё там такое?!”; а когда девочка посмотрит в сторону, он быстрым движением правой руки проводит под её подбородком со словами: “Саечка за испуг!”» (020).

САЛАЗКИ – маленькие ручные санки.

О начале ХХ века: «…Только толстый Мара выходил иногда во двор с деревянной лопаткой и салазками. Поверх заячьей шапки у него был надет баш­лык, туго перетягивающий его толстые румяные щёки, на ногах – шерстяные рейтузы и резино­вые ботики с застёжками, на руках – варежки с тесёмками, продетыми в рукава. Ему было трудно двигаться в тяжёлой, длинной шубе. Стукнет он несколько раз лопаткой по снегу, постоит с мину­ту у крыльца, вздохнёт, оглядит заснежённый двор, полный галок, и пойдёт обратно в дом, во­лоча за собой по каменным ступенькам новень­кие салазки» (Бродская, [1938] 1957, 119).

О вт. пол. 1900-х гг.: «Нет, конечно, всё было в детстве: и катанье на салазках с гор около дома по чистому снегу… Были шумные игры, с криком до хрипоты…» (Пришвина, 2003).

О Москве в конце 1920-х – нач. 1930-х гг.: «Катка во дворе не было, зато короткое время была земляная гора со ступеньками, сохранившаяся с доре­волюционных времен, – специально для катания зимой на салазках. Гора памятна мне тем, что в пятилетнем возрасте, катаясь с нее, я свалился с салазок, ударился головой об острый угол полозьев и долго ходил с пластырем на темени» (Федосюк, 2004, 19).

САЛАЗКИ загибать, загнуть – «Простореч. Пригибать лежащему на спине человеку ноги к голове. [Тавля] загибал своим товарищам салазки, то есть положит ученика на сиденье парты лицом вверх, поднимет его ноги и гнёт их к лицу. Помял[овский] Оч[ерки] бурсы…» (Словарь, 1962–13, 62).

Об учащихся приходского училища в конце 1880-х гг.: «“В перемену Васин начал наседать на Кривошея. “Ты что…? Салазок захотел?”… Кривошей встал спиной к стене и принял позу к защите… Васин остановился в раздумье. Потом плюнул сквозь стиснутые зубы в лицо противника. “Ладно, – сказал он, – салазки всё равно сделаю, вошь поганая…”» (Петров-Водкин, 1991, 161).

О гимназистах младших классов в 1900-х – 1910-х гг.: «“А, он ещё щипаться!..” “Дай ему в молду! Мелзавец! Он делётся!..” “Загни ему салазки! Петька, заходи сбоку!.. Помогай!..” Председатель [заседания] вздохнул, слез со стула и пошёл на подмогу» (Тэффи, 1989, 27).

О нач. 1920-х гг.: «А когда один из пацанов не захотел прокатить на себе Яшку Стрижа, Коровин загнул ему “салазки”…» (Чаусов, 1963, 148).

О 1942–1944 гг.: «“Ты чего обижаешь его? – вмешался Лупало. – Я вот тебе покажу, как обижать маленьких…” Лупало повалил Чеснокова на койку и загнул ему такие крутые салазки что у того спина чуть не сломалась. “Но, Жорка! – кричал Лупало, усаживаясь на загнутые Жорины ноги. – Но! Не хотел пойти за дровами, поезжай на собственных санках! Поехали!..”» (Вишнев, 1966, 54).

О 1949–1950 гг.: «Пришлось нам чапать к Женюре, вызывать его на улицу… Он… вихлялся перед нами…, а потом сказал независимым тоном: “А я тому щекастому председателю салазки все-таки загнул!”» (Лиханов, 1995, 174).

О перв. пол. 1960-х гг.: «“А я уже сказала вам спасибо”, – ответила Оля. “А я не слышал! – с хохотом крикнул Илька. – Говори, чтобы все услышали, ну?” Оля чуть надулась. “Говори, а то салазки загну!”» (Мошковский, [1967] 1972, 43).


«СНЕЖИНКИ» – коллективный, как правило, персонаж новогоднего праздника – обычно на новогоднем празднике имел место «танец снежинок».

О вт. пол. 1930-х гг.: «...Что может быть прекраснее школьных каникул… Бесспорно, самым чудесным был шк. праздник… В школе, на новогоднем празднике, мальчики стояли возле высокой темной ели и… говорили хором стихотворение, которое с ними выучила Клавдия Сергеевна: “Не ветер бушует над бором…” А вокруг в пышных марлевых юбочках, обшитых ватными помпо­нами, кружились девочки-снежинки. И когда они в такт музыке взмахивали руками, помпоны, привязанные на длинных лентах к кистям их рук, взлетали вверх, и каза­лось, будто и впрямь начался снегопад…» (Могилевская, [1941] 1958, 61–62).

Об учащихся нач. классов в Шадринске в 1943–1947 гг.: «Больше всего нам нравились новогодние елки. Мы были кто снежинками – летали, то опуская руки, то поднимая, в пышных белых платьях; кто бусинками – на голове корона с разноцветны­ми бусами, бусы на шее, на платье; кто зайчиками в шапочке с длинными ушами; кто клоуном в пестром костюме и колпаке» (Плотникова, 1995, 50).

О конце 1940-х – нач. 1950-х гг.: «…Почему-то в памяти [Олега] возникали только праздничные концерты, деды-морозы, снежинки в белых марлевых платьицах и коллективные декламации…» (Рязанова, 1964, 16–17).

О нач. 1950-х гг.: «На Новый год обязательно исполняли коллективный танец “Снежинки”, припевая: «Мы белые снежиночки, / Собралися сюда, / Летим мы как пушиночки, / Холодные всегда, / Вот эта тучка белая, / Она была наш дом. / С нее мы опустилися, / И здесь мы отдохнем”» (Казарма, 2000).

О нач. 1960-х гг.: «И ещё было очень много белых “снежинок”. Это такой костюм, когда вокруг много белой марли, а в середине торчит какая-нибудь девочка» (Драгунский, 1964, 88).

О 1960-х гг.: «Новогодние праздники были единственными по-настоящему искренними. Тщательно и долго мы готовились к этим торжествам. Когда учились в школе, шили костюмы. В [19]60-е годы все девочки в марлевых повязках были снежинками» (Ефимова, 2006–2, 6).


СТАНЦИЯ юных натуралистов – учреждение доп. образования (внешкольное учреждение), призванное дать учащимся общеобразовательных школ доп. знания в области биологии.

Первое внешкольное учреждение для юных любителей природы – Детская биологическая стан­ция – было открыто 15 июня 1918 года в Москве. Через неск. лет станции юных натуралистов начали работу в Ивановской, Ленинградской, Омской и других областях.

С 1924 г. Дет. биол. станция вы­пускала бюллетень «Листки био­станции юных натуралистов им. К.А. Тими­рязева», позднее он был переименован в журнал «За мас­совое опытничество». В 1934 г. Дет. биол. стан­ция была реорганизована в Центр. станцию юных натуралистов (ЦСЮН), журнал «За массовое опытничество» слился с жур­налом «Юный натуралист».

Центр. станция юных натуралистов имела отделы по­ле­водства и овощеводства, зооло­гии и животноводства, механиза­ции с. хоз-ва. На станции работали методкаби­нет, библиотека, тепли­цы и парники, кабинеты и лабо­ратории, опытные участки. ЦСЮН руководила работой мест. станций юных натуралистов, организовывала лаге­ря юных натуралистов, походы и экспедиции по изуче­нию природ­ных богатств страны, по сбору дико­растущих хозяйственно ценных растений для постановки опытов, выставки работ юных натурали­стов и т. п.

Станции юных натуралистов направляют исследова­тельскую работу юных мичу­ринцев, проводят консуль­тации, семинары, методич. конференции с работниками школ и вне­шк. учреждений, разрабатывают программно-методич. материалы и пособия. На самих станциях школьники работают в кружках, проводя опытническую работу по акклимати­зации и выведению новых сортов с.-х. и декорат. растений, изучению животных, выра­щива­нию и внедрению в массовую практику сортовых семян, саженцев и сеянцев полевых, ого­родных, плодово-ягодных и деко­рат. растений.

Ист.: ТВПО, 1968, 338.

В середине 1970-х годов в СССР действовало более 300 станций юных натуралистов. См. также: Юннаты, юннатское движение.

О пятиклассниках в 1970-е гг.: «Максим пришел на станцию юных натуралистов. Он любил сюда ходить… А станция юннатов – веселое место. Небольшой дом посреди парка. По деревьям прыгают белки, на ветках щелкают синицы. Максиму нравятся синицы – непоседливые, настороженные птицы с синими спинками и желтыми щечками» (Матвеева, [1982] 1986; 93).

О Шадринске в 1996–1997 гг.: «В 11–12 лет я ходила на станцию юных натуралистов. Мы делали из листьев, перьев и других материалов природы картины» (067).

СТАНЦИЯ юных техников – учреждение дополнительного образования (внешк. учреждение), в котором учащиеся общеобразовательных школ получают доп. знания в области техники. При станции юных техников могут организовываться кружки: кружок юных авиамоделистов, юных судомоде­листов, электротех. кружок, кружок «Умелые руки», радиотех. кружок, кружок юных хими­ков, автомобилистов, трактори­стов, чертежников, архитекторов и др. Важную роль в деят-сти обл., гор. и районных станций юных техников в 1930-х – 1980-х гг. играла основанная в 1926 году Центр. станция юных техников (в 1950-е – 1980-е гг. действовала при Мин-ве просве­щения РСФСР).

О 1960-х гг.: «ЦСЮТ имеет: отделы методич. и массовой ра­боты; кабинеты и лаборатории (энергетики, хим. технологии, машиностроения и др.); столяр­ную и слесарную мастерские; библиотеку; постоянно действую­щую выставку тех. творчества школьников. ЦСЮТ направляет работу обл., гор. и район. станций юных техников, а также ведет кружковые занятия с учащимися на самой станции и в школах, орга­низует массовые мероприятия – слёты, конкурсы, олимпиады, за­очные клубы, выставки работ юных техников…, разра­батывает и издает программно-методич. материалы…» (ТВПО, 1968, 338–339).

В середине 1970-х годов в СССР действовало более 600 станций юных техников.

«СТАРАЯ крепость» – повесть (1936) Владимира Павловича Беляева (1909–1990).

«…Нестареющая трилогия “Старая крепость”. Она по праву заняла на библиотечных полках почётное место среди таких популярнейших у юношества книг, как “Школа” Аркадия Гайдара, “Белеет парус одинокий” Валентина Караева, “Повесть о настоящем человеке” Бориса Полевого»… “Старая крепость” живет, не ведая старости. Её читают новые поколения детей (Разумневич, 1990, 22).

СТАРИК – «Дружеское обращение к приятелю (разг.)» (Ожегов, Шведова, 1996, 752).

О вт. пол. 1940-х гг.: «Мы с ним жили в одном доме, вместе росли… Он вылетал из школы, ветер широко раздувал полы его плаща. “Ты куда?” – попался я ему навстречу. “Старик, – сказал он, едва задержавшись (в то время модно было говорить друг другу “старик”), – ничего не могу учить. Никогда ничего не учил и впредь не собираюсь этого делать…” Оказывается, в тот момент он навсегда уходил из школы. Он бросил школу без сожаления» (Голявкин, 1999).

«СТАРИК Хоттабыч» – повесть-сказка Лазаря Иосифовича Лагина (1903–1979), впервые опубликованная в 1938 г. (журнал «Пионер», 1938, № 7–12; газета «Пионерская правда»), в 1940 г. вышла отдельным изданием. Пионер Волька находит старинную лампу, из неё появляется джинн Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб – Хоттабыч. Он признает спасителя Вольку своим хозяином. Выдергивая волоски из бороды и произнося заклинания, старик Хоттабыч выполняет любые пожелания юного хозяина.

В. Березин: «Буратино у нас несравненно популярнее, чем Пиноккио. Точно так же старик Хоттабыч… давно затмил для советского, а потом и российского читателя Ф. Энсти, то есть Томаса Энсти Катри (1856–1934). Этот англичанин давным-давно написал свой “Медный кувшин со стариком, вылезающим из этого самого кувшина» (Березин, 2003, 7).

«“Старик Хоттабыч” Лагина, опирающийся на мотив известной арабской сказки об освобождении заключенного в сосуд джинна, воспроизводит сюжетную ситуацию вдох­новленного этой сказкой романа англичанина Энстея “Мед­ный кувшин”… Чрезвычайно любопытно переосмыслен сказочный сюжет в повести Лагина. В романе Энстея джинна освобождал из неволи респектабельный молодой англичанин, архитек­тор Хорэс Вентимор. Всё дальнейшее повествование пред­ставляло собой цепь забавных эпизодов, рассказывавших о неудачных попытках джинна отблагодарить своего спа­сителя. Неудачными эти попытки выглядели потому, что, несмотря на объективную ценность даров Факреш-аль Амаша, самая форма их преподнесения своей старомодно­стью, несоответствием современным нормам поведения в об­ществе каждый раз ставила героя в затруднительное поло­жение. Конечно, дорогие подарки, прибывшие на верблю­дах, пригодились бы (еще как!)... но верблюды! Но падаю­щие на колени погонщики! Но самый характер “даров”, наверняка долженствующий вызвать подозрения! В книге Лагина тоже есть забавные страницы с изображением неудачных попыток Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба облагодетельствовать своего освободителя, пионера Вольку Костылькова. Есть, в частности, и караван верблюдов. Однако Вольку презентованные джинном богатства не привлекают по причинам принципиально иным, нежели Хорэса Вентимора. Просто Волька живет в мире, где с таким богатством совершенно нечего делать, где деньги не могут помочь в приобретении тех благ, о которых говорит Хоттабыч. Вся сказочная повесть Лагина построена на конфликте мировосприятия доброго сердцем, но… воспитанного обычаями социально чуждого советскому человеку мира старика Хоттабыча и его советских друзей» (Лупанова, 1969, 278, 280–281).

Автор неоднократно переделывал текст повести. В 1958 году повесть была экранизирована.

С момента издания книга пользовалась у детей огромной популярностью.

О конце 1960-х гг.: «…Пятиклассники отправили в посёлок Комсомольский свои любимые книги: “Четвертая высота”, “Сын полка”, “Старик Хоттабыч” и др.» (Лекманова, 1970).

В 1979 году всесоюзная студия грамзаписи «Мелодия» выпустила пластинку с опереттой (мюзиклом) «Хота­быч» (музыка Г. Гладкова, слова Ю. Энтина; исполни­тели: М. Боярский, Л. Гурченко). Песня из этой оперетты в 1980-е гг. нередко звучала по радио: «Хо-хо-хо-Хот­табыч, Хоттабыч, веселый джинн, / Хо-хо-хо-Хоттабыч, Хоттабыч, давай дружить! / Хо-хо-хо-Хоттабыч, Хоттабыч, куда исчез? / Нам не хватает твоих чудес!»

О девочке 9–10 лет в 1995 г.: «Любимая книга – это “Старик Хоттабыч”. Перечитывала около четырёх раз. Конечно же, любимый персонаж – это старик Хотабыч. Безумно нравилось, как он выдергивал волосы из бороды и творил чудеса» (201).

О с. Верх-Теча Катайского р-на в 1995–1996 гг.: «Мне было 11–12 лет. Я сперва читала книгу “Старик Хоттабыч”, а потом смотрела фильм. Мне очень нравился старик, его волшебная борода. Я хотела, чтобы эта борода была и у меня…» (097).

О 1996 г.: «Моя любимая книга в детстве – это “Старик Хоттабыч”. Впервые я её прочитала примерно в 1996 г. В детстве я любила читать приключенческие книги, а это и есть приключенческая книга, так как старик Хоттабыч с мальчиком всё время попадали в разные и забавные истории и пытались выйти из этих ситуаций. В детстве мне больше нравились как бы нереальные ситуации, и меня это завлекало» (209).

О 12-летней девочке в с. Красная Нива Шадринского р-на в 1996 г.: «“Старик Хоттабыч” – очень интересный фильм. Особенно интересен старик, который выдергивал из бороды волосок и исполнял желания, а его “хозяином”, по-моему, был мальчик Вова» (102).

О 1999 г.: «Ещё хочу рассказать о книге, которую прочитала в 5 классе. Автора не помню, а название вроде бы “Джинн шестиклассника”. Это история о мальчике, который нашел лампу с джинном; учился он в то время в 5 классе. Джин выполнял все его прихоти и желания. Но в конце концов мальчик понимает, что лучше всего в жизни добиваться самому» (140).


ТРИКО – 1. Одежда из трикотажа, плотно облегающая тело, используемая как спортивный костюм, для занятий физкультурой в школе.

О Шадринске в нач. 1960-х гг.: «“На уроки физкульту­ры в начальных классах я ходила в шароварах… Они шились из сатина черного цвета. Все девочки в нашем классе ходили в таких брюках-шароварах... Когда я по­шла учиться в пятый класс, мне купили брюки-трико. Они появились в продаже в магазинах. Они были трико­тажные чёрного цвета. В брюках-трико было удобней заниматься физкультурой”» (Завьялова, 2005, 10).

О 1980-х гг.: «Постоянно срывали уроки по физкуль­туре, т. к. от нас требовали ходить на неё в спортивных трусах. Девочкам было стыдно появляться в таком виде, и мы приходили в трико. Нас выгоняли с урока и отводили на разговор с директором. Но мы всё-таки своего добились и стали ходить в трико» (494).

ТРИКО – 2. У девочек: нижнее бельё из трикотажа, плотно облегающее тело; девичьи трусы-панталоны из машинной вязаной ткани.

О 1943–1946 гг.: «Светлана перевернула записку … Взрослые женщины прячут такие важные документы у себя на груди. Но куда может спрятать девочка? Светла­на свернула записку трубочкой, как шпаргалку, и под прикрытием столи­ка незаметно засунула её туда, куда перед каждым трудным экзаменом пристраивала шпаргалки Нюра Попова: за резинку трико, у колена» (Артюхова, 1961, 127–128).

О старшекласснице в 1960-е годы: «С неё бесцеремон­но содрали бельё и занесли в разграфлённую бумажку: “комбин[ация] нейл[оновая,] трико шелк[овое]” выстави­ли напоказ с бесстыдством, пригодным разве что для мёртвых» (Демыкина, 1972, 87).

ТРОЕЧНИК – «Разг. Учащийся, постоянно получающий тройки по успеваемости» (Словарь, 1963–15, 991); ученик, у которого среди четвертных или годовых оценок имеется хотя бы одна «тройка».

О середине 1940-х гг.: «Ребята отшучиваются. Для них самая лучшая отметка – тройка. “Отличник – плохой ученик, – с серьёзным видом рассуждают они. – Выскоч­ка! Четвёрочник тоже не вполне морально чист: может учиться на пять, но ленится. А вот троечник… Троечник – самый что ни есть сознательный человек! Он может получить двойку, но он тянется. И, чтоб не подводить класс, получает тройку» (Демиденко, 1962, 93).

О конце 1940-х гг.: «На другой день у нас было общее собрание класса. Ольга Николаевна сделала сообщение об успеваемости… Тут не только двоечникам досталось, но даже и троечникам, потому что тот, кто учится на тройку, легко может скатиться к двойке» (Носов, [1951], 1979–1, 453).

О вт. пол. 1960-х гг.: «“Он хуже всех в классе танцует, – сказала она. – А учится хуже всех. Круглый троечник, и двойки бывают. Ты смотри, осторожно с ним“» (Вольф, 1971, 31).

ТРОЙКА – «Отметка об успеваемости учащегося в пятибалльной системе, означающая удовлетворительно» (Словарь, 1963–15, 994).

О 1941–1943 гг.: «Я Володины отметки / Узнаю без дневника. Если брат приходит с тройкой – / Раздается три звонка» (Барто, [1944] 1969–1, 247).

О конце 1940-х гг. – начале 1950-х гг.: «Что делать с Алексеем?... Уроки учит редко / И говорит, что тройка – / Прекрасная отметка» (Барто, [1955] 1969–1, 248)

О нач. 1960-х гг.: «А Зоя кто? Красавица!... / Пускай в тетрадке / Троечки, / Зато глаза / У Зоечки!...» (Барто, [1964], 1969–2, 362).

«ТРОПИНКА» – иллюстрированный журнал для детей среднего возраста, выходил с 1906 года (конца 1905 года) по 1913 год в Санкт-Петербурге два раза в месяц.

О вт. пол. 1900-х гг.: «С 1906 г. начал выходить журн. “Тропинка”, под редакцией П.С. Соловьевой (Allegro) и Н. Манассеиной; он является представителем нов. эсте­тически-худ. напр. в дет. лит-ре, непосредств. отзвуком такого же течения в общей лит-ре и в искусстве. В журнале выступал целый ряд нов. талантливых писа­телей и писательниц; он иллюстрируется оригинальными худ. рисунками… Преобладают переводы из Р. Киплинга и Сетона-Томпсона. Журнал“ Тропинка” имеет, по-видимому, большой успех…» (Чехов Н., 1909, 75–76).

«Больше всего [в “Тропинке”] отводится места расска­зам, сказкам, стихам. Из немногочисл. образоват. матери­алов печатались искусно написанные ист. очерки…, статьи о животных, о воздухоплавании… Отдел “Вести отовсюду” заполнялся статейками, почерпнутыми из русской и иностранной периодики. “Почта “Тропинки”” организует переписку подписчиков. В конце каждого номера – ребусы, загадки… Авторы журнала широко обращались к фольклору, по-своему об­рабатывая сказки, легенды, выдвигая на первый план древние верования, мистически окрашивая героев, их приключения. А в сказках С. Кондурушкина, А. Ремизова фантастика переплетается с элементами жестокости, мистики… Худ. оформление журнала было на большой высоте, здесь помещались рисунки И. Билибина, М. Нестерова…» (РЖДД, 1982, 46–47).

В “Тропинке” печатали произведения Александр Блок, Фёдор Сологуб, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Корней Чуковский, Саша Черный, А. Ремизов, Зинаида Гиппиус и др.

«Вообще поэтический отдел “Тропинки” отличался довольно высокой стихотворной культурой… Но в общем… журнал характеризовала почти полная отчуждённость от реальной жизни. Это был всё тот же интимно-замкнутый мирок искусственно согретой дет­ской комнаты… Келейное направление журнала делало его безжизненным, анемичным» (Галанов, 1965, 57).

«Поэтизация религиозного чувства, воспитание “возвышенного” строя души, отгороженного от “грубой” жизни высокой стеной, создание специфического детского мира, уход в прошлое, внедрение в детское сознание деформированного, подсахаренного фольклора – таково было идейное содержание “Тропинки”» (Привалова, 1955, 9)

«Мир детских представлений ограничивался приро­дой, сказочной фантастикой, забавами и развлечениями ребёнка из обеспеченной дворянско-буржуазной семьи… В “Тропинке” систематически печатались обработки древних заговоров, средневековых духовных стихов и христианских легенд о святых, о чудесах и т. д.» (РДЛ, 1972, 293).

«В 1909 году Толстой напечатал несколько своих маленьких рассказов и сказок в журнале для детей “Тропинка”. В этом же самом журнале на протяжении почти всего года (начиная со второго номера и кончая двадцатым) печаталась “Алиса” Л. Кэрролла в переводе Allegro (П. Соловьевой…). В № 15 “Тропинки” на сосед­них страницах напечатаны сказка Толстого “Сорока” и глава “Пляски омаров” из “Алисы”, а в № 9 рассказ Тол­стого “Полкан” соседствует с тем эпизодом из сказки Льюиса Кэрролла, где Алиса беседует с Чеширским котом. Журнал сопровождает англ. сказку иллюстраци­ями Дж. Тенниела… В дет. журналистике 1900-х годов “Тропинка” была едва ли не единственным изданием, где могла появиться столь эксцентричная и “неприкладная” вещь, как “Алиса”…» (Петровский, 1986, 195).

Журнал «Тропинка» прекратил свое существование в 1913 году из-за финансовых трудностей.

ТРУБКА для стрельбы горохом или жёваной бумагой – длинный пустотелый предмет круглого сечения. См.: Стрелять из трубки.

«ТРУД» – школьный предмет. Существовал с 1927 по 1937 гг. и с 1955 года по 1990-е гг. В 1990-е – 2000-е гг. в некоторых школах стал называться «Технология».

Труд был введен в школу как особый предмет обуче­ния в 1927 году. «Учащиеся знакомились с осн. пр-вами, с разл. материалами и инструментами. Ставилась задача выработать у них умения и навыки, общие для разл. тру­д. процессов. В школе I ступени детей обучали первонач. умениям работать с деревом, бумагой, картоном, тка­нью, металлом, глиной, для этого должны были создаваться специально оборудованные рабочие комнаты. Учащиеся стар­ших групп школ-семилеток (V–VII) работали в шк. мастерских, обучаясь уже более сложным приемам обработки де­рева и металла, изготавливая из них простейшие предметы… В начале 1930-х гг. наметилась тенденция к пересмотру роли труд. и политех. обучения в системе общего образования. Труд все больше стал играть иллюстративную роль, и в 1937 г. он был как учебный предмет отменен» (ИПО, 2001, 464–465).

В 1955–1956 учеб. г. в учеб. план школ был включен труд как самост. предмет. «Потребовались доп. помеще­ния под мастерские и оборудование для них. В целях создания мат.-тех. базы труд. обучения и восп. мин-вам и ведомствам было разрешено безвозмездно передавать школам не используемое в пр-ве, но годное для обучения станочное оборудование. Определены были также гос. планы пром. изготовления оборудования для шк. мастерских» (Очерки, 1988, 74).

О вт. пол. 1950-х гг.: «Например, в третьем классе на уроках труда они занимались штопкой. Девочки приносили штопать дырявые чулки, а мальчики говорили, что нечего начинать с половины дела. Делать – так уж всё: и дырку, и штопку. Они смело вырезали дырки на своих или на маминых целых чулках, где-нибудь сверху, чтобы сразу было видно. Потом старались, протягивали нитки вдоль и поперёк – по всем правилам. И что же? Мамы… почему-то были недовольны, мамы ещё кричали, что с ума можно сойти от этой штопки» (Аленник, 1960, 62).

О конце 1950-х – нач. 1960-х гг.: «Подумав, Петька сказал: “Девочек мы организуем в кружок кройки и шитья”. Но девочки запротестовали: “Кройку и шитьё мы изучаем на уроках труда”» (Тартаковский, 1963, 23).

Стихотворение З. Александровой «Урок труда» (до 1975): «Радуется Таня – / Будет нынче “труд”. / На уроке этом / Лепят, клеят, шьют. / По канве сегодня / Станут вышивать. / Что трудней, что легче – / Крестик или гладь? / Будет шить иголка, / Только нитку вдень. / А ведь скоро праздник, / Скоро Женский день. / И решила Таня: / «Я проснусь чуть свет, / Буду завтра маме / Вышивать букет. / Завяжу на нитке / Синий узелок, / Ниткой светло-синей / Вышью василёк. / Ниткой ярко-красной / Вышью красный мак... / Но пока выходят / Крестики не так” / Крестики похожи / На синичий след. / Ой, не скоро Таня / Вышьет свой букет…/ Тане шепчет Петя: / “Это трудный труд!” – / А кругом ребята / Вышивают, шьют. / Таня поглядела / На подруг своих, – / Как выходят ровно / Крестики у них. / И решила Таня: / “Рано горевать, / Я чуть-чуть ровнее / Стала вышивать. / Надо потрудиться / В этом весь секрет, / И тогда для мамы / Вышью свой букет”» (Александрова, 1975, 81).

О вт. пол. 1970-х гг.: «На след. день по расписанию был труд. По правде сказать, в мастерскую меня совсем не тянуло. Не очень-то приятно, когда над тобой смеются. А исправить “банан” не было никаких шансов. Все ребята делали молоток. Из обычной железяки. Это было куда сложнее крючков, за которые я получил двойку» (Ампелонов, 1980, 46).

О конце 1970-х – нач. 1980-х гг.: «…Швейные машин­ки Подольского комбината, на которых долгие мои юные годы мне требовалось что-то шить: фартук, ночную рубашку, юбку-четырехклинку, трусы, для которых предварительно строился спец. сложный чертеж... Всё неизменно оказывалось слишком узким, кургузым, а швы петлили. … “Трудяша” гневалась: “Медведей в цирке учат кататься на велосипеде, а я вас не могу научить правильно налаживать строчку!”» (Метелица, 2005, 107).

О начале 1980-х гг.: «…Нина Петровна… вела уроки труда у девочек. Мальчики под руководством Петра Семеныча строгали табуретки, а нас учили шить и немного готовить. Точнее, записывать в тетрадку рецепты – до практики дело доходило крайне редко. К шитью тоже был теоретизированный подход – не умея, в сущности, пришить пуговицу, мы годами корпели над схемой устройства швейной машинки: механизм натяжения верхней нити, механизм натяжения нижней нити, шпулька, кривошип, коленвал. Мы снимали друг с друга мерки. Для построения выкройки кухонного передника надо было измерить расстояние между верхними точками груди. (В пятом или шестом классе!..) Для построения выкройки пляжных трусов требовалась мерка расстояния от талии до колена… А апофеозом нашей трудовой деятельности была ночная так называемая “сорочка” – из грубого ситца, абсурдно узкая, длиной выше колен…» (Метелица, 2006–8, 12).

О 1983–1985 гг.: «…Мастерство рукоделия вошло в обязательную шк. программу для девочек: “Были уроки кройки и шитья в школе. Позже они стали называться уроками труда. Что характерно, на этих уроках сначала учили шить трусы и ночные рубашки, а потом все остальное. Меня это как-то удивляло, потому что трусы уже шили из трикотажа, и их можно было купить в магазине. Шили мы из белого ситца или сатина, кажется. Наверное, они с ранних времен в программе уроков оста­лись” (ж[енщина], 1971 г. р.)» (Гурова, 2004, 112–113).

О Шадринске в 1990–1996 гг. «…На уроках труда мальчики нам делали кухонную утварь, а мы их угощали тем, что приготовим, они всегда приходили в конце урока и ждали, когда мы их будем угощать. Учительница труда как-то это не поощряла, и всё время ругалась, что они приходят. Нам, девчонкам, очень нравились уроки труда, так как мы могли поболтать, посплетничать без парней. За разговорами могли рукав пришить к горло­вине, или изделие, которое шили, пришить к собственной юбке» (583).

О г. Шадринске в 1994–2002 гг. «В 1–3 классе уроки труда были общие, мы клеили всякие аппликации из природных материалов. Раздельные уроки у девочек и у мальчиков шли с 5 до 9 класса. Полгода было посвящено шитью, а полгода – готовке. И то, и другое было в одном кабинете, только “кухня” была отгорожена занавесками. Шили мы на старых машинках “Зингер”, они часто ломались, но преподавательница никогда не признавала, что эта машинка старая, ругала нас, что мы не умеем шить. Мы за эти годы сшили себе ночнушку, фартук, юбку и кофточку. Но мне больше нравились уроки, на которых мы готовили, нас разбивали на три (иногда – четыре) бригады примерно по 6 человек, внутри бригады распределяли, кто несёт какие продукты, потом готовили еду (в фартуках и косынках), правильно накрывали на стол, показывали учительнице. Учительница проверяла, правильно ли накрыто, чисто ли всё, потом пробовала блюдо, ставила отметки, а потом мы садились и ели, что приготовили. А потом мыли посуду и прибирались. Один раз мы сварили борщ, у всех бригад было много борща, и мы пригласили есть мальчиков с их уроков труда. Мы этим очень гордились» (1003).

О девочке-подростке в с. Мальцево Шадринского р-на в 1996–2002 гг.: «Когда я училась в 5–10 классах, у нас был предмет “Труды”. У мальчиков он так и назывался (труды), а у девочек это было “домоводство”… Но был и другой труд, который назывался ОПТ (общественно-полезный труд). Там мальчики и девочки трудились вместе. Задания, которые мы там выполняли, зависели от того, какое время года было на дворе. Например, если осень или весна, мы что-нибудь садили или собирали урожай на пришкольном участке. Зимой мы расчищали дорожки от снега» (019).

О Катайске в 1996–2002 гг.: «Этот предмет в расписании так и назывался: “труды”. Велся с 5 по 11 класс. Девочки занимались в отдельном кабинете: шили, вязали, вышивали. А мальчики уходили в мастерскую, которая находилась во дворе школы. Они мастерили лопаточки, ложки из дерева, ремонтировали стулья и парты в разных кабинетах школы. Учителей трудов звали “трудовик” и “трудовичка”. “Труды” были обычно по субботам, два урока подряд. В 10–11 классах мы были против, чтобы у нас был этот предмет. Запротестовали и родители на родительском собрании. Нам нужно готовить дома большое домашнее задание, а приходится целыми вечерами всю неделю вязать носки или вышивать полотенца. Но классный руководитель (она же директор школы) сказала, что у учителя труда мало часов, но она с ней поговорит, чтобы нам меньше задавали. Но изменилось мало что. Так мы шили и вышивали до самого выпускного» (018).

О девочке в с. Красная Звезда Шадринского р-на в 1996–2003 гг.: «Труды – школьный предмет с 5 по 11 классы. В 5, 6, 7 классах нас учили готовить первые, вторые блюда; в 8–11 классах – шить и вязать. Девочки и мальчики занимались отдельно друг от друга. В старших классах мальчишки изучали тракторы и т. д., сдавали на права вождения трактора (перед выпускным вечером в 11 классе). Для девочек было отдельное помещение, где были газовые плиты для приготовления еды» (011).

О 1996–2003 гг.: «Предмет “труды” начинался с 5 класса и длился до 11 класса. С 5 по 9 класс девочки и мальчики занимались вместе. Мы лепили какие-нибудь фигуры, убирали территорию школы, копали и садили картофель и т. д. Это зависело от времени года. С 9 по 11 классы девочки занимались отдельно от мальчиков. Девочки шили и вязали, а мальчики изучали детали машины, трактора, работали на станках (учились делать скалки, досочки и т.д.)» (025).

О Каргаполье в 1997–2002 гг.: «Когда я училась в Каргапольской средней школе № 4 в классах с 5 по 11, у нас два урока в неделю были труды. Тогда они так назывались, а сейчас – уроки технологии. Осенью, то есть всю первую четверть, мы обычно на этих уроках что-то готовили: супы, печенье, торты, консервировали овощи, компоты. Список необходимых продуктов нам давался заранее. Мы с девочками разбивались на группы по 5–6 человек (мальчики занимались отдельно от нас). В этих группах распределяли, кто какую посуду и продукты должен принести к следующему уроку. Готовили в кабинете труда. Там стояли электрические плиты, столы, была некоторая посуда. На уроки мы также приносили фартуки, чтобы не замарать одежду. То, что мы готовили, мы потом тут же съедали либо уносили домой. Зимой на уроках труда мы шили фартуки, юбки, распашонки, ночные сорочки либо вязали носки, пинетки, вышивали крестиком, гладью, изучали виды тканей, швов, устройство швейной машины. Уроки нам были интересны, особенно потому что на них можно было негромко разговаривать в процессе работы» (013).

«ТРУДНЫЙ вечер» – рассказ Нины Михайловны Артюховой (1901–1990) о маленьком мальчике, который, обнаружив, что мама заснула, решил не будить её и лечь спать самостоятельно. 16-страничная книжка «Трудный вечер» вышла в свет в 1958 году, переиздавалась в 1959, 1966 и 1987 гг., общий тираж книжки превысил 3,5 миллиона экземпляров.

Цитата: «Алёша спал у себя в кровати… Мама улыбнулась. Мама увидела стулья, странным образом разбежавшиеся по комнате. Мама подняла с пола лифчик, застёгнутый на все пуговицы и вывернутый наизнанку. Мама тихонько засмеялась и бросилась к двери. Ей хотелось …сию минуту рассказать кому-нибудь…, какой у неё почти взрослый сын! В коридоре было темно и тихо, все соседи давно уже спать легли. Тогда мама вернулась в комнату и… начала писать папе длинное, гордое, счастливое, весёлое письмо» (Артюхова, [1958] 1987, 15–16).

О начале 1960-х гг.: «Прочла я детям книжку Н. Артюховой “Трудный вечер”. И после этого чтения у нескольких детей моей группы появилось особенно внимательное отношение к нам, воспитателям. Педагог хочет выйти из комнаты, Виталик бросается открывать дверь: “Проходите, пожалуйста!” Воспитатель хочет сесть – Саша пододвигает стул» (Лифшиц, 1964–2, 125).

ТРУДОВАЯ коммуна детская – см. Детская трудовая коммуна.

ТРУДОВОЙ десант – выполнение ударной работы, сложного задания отрядом (группой) детей 10–14 лет. Явление 1960-х – 1980-х гг.

О детях четвертого-шестого классов в середине 1960-х гг.: «Разные бывают десанты: парашютные, танковые, морские. Это в армии. А у пионеров Петрозаводска свои. Форма тоже своя – матроска, а на рукаве эмблема нашита и две буквы: “Т” и “Д”. Трудовой десант, значит. Как настоящий. Высаживается на берег с лодок и “овладевает рубежами”. Только рубежи и оружие десантников совсем не военные. Лопатами, граблями, топорами да пилами помогают ребята колхозникам и детским домам по хозяйству… Сегодня десантники высадились в поселке Деревянное у детского дома. Туда привезли несколько машин дров. Их надо распилить и уложить в штабеля…» (Остапенко, 1966, 164).

Об учениках четвертого класса в 1980-е годы: «В большом голубом конверте лежал листок, на котором было написано крупными буквами: “Трудовой десант “Голубой лёд”! Сбор у школы в три. Кто не успеет сделать уроки – не при­ходить! Кто не успеет пообедать – не прихо­дить! Кто не любит работать – не приходить!” И подпись: “Вожатая Лена”. Пришли, конечно, все… Они послушались её, перестали шуметь: хо­телось услышать, что ещё она скажет. “Начинается трудовой десант. Быстро разбирайте лопаты и метлы. Задача – расчистить от снега вот эту площадку. Здесь будет каток. Времени у нас всего шестьдесят минут – один час”. “Мало!” – попробовал дурачиться Сокол, он так привык. Но никто не засмеялся. Кинулись к лопатам. Интересно расчищать площадки от снега или нет? Хочется им работать или не хочется? Они не успели об этом подумать. На то и десант – внезапность, быстрота, не до болтовни. Лена ста­ла быстро кидать снег, и все взялись за работу… Какой замечательный у них сегодня трудовой десант “Голубой лёд”! Правда, лёд под снегом не голубой, а тёмно-серый. Ну да не всё ли равно?» (Хмелик, 1988, 33–37).

О середине 1980-х гг.: Пройдут трудовые десанты [пионеров], после которых заработанные средства перечисляются в Фонд мира (Семья и школа. 1986, № 6 – С. 4; цит. по: Мокиенко, 1998, 160).

О конце 1980-х гг. («вожатские мемуары»): «Трудовой десант. Это одно из многочисл. обязат. мероприятий в лагере. Отряд выходит за пределы лагеря с целью сделать какое-нибудь доброе дело для людей. Недолго думая, я решила пойти с ребятами в близлежащую деревню и помочь в огороде или по дому одиноким старичкам и старушкам. Объявив об этом на утренней отрядной линейке, вижу, что лица стали “кислыми”» (Сотникова, 1992, 33).

О 1980-хх гг.: «В пионерском лагере дети… участвуют в “трудовых десантах” на территориях близлежащих колхозов и совхозов» (СВ, 1990, 182–183).