Брайен Уайсс много жизней, много учителей

Вид материала

Реферат

Содержание Глава 1 11 Глава 12 - 147

Подобный материал:

• Скоро наша страна будет встречать новый год. Квеликому сожалению, эта ночь унесет много, 72.98kb.
• Учитель жарикова е. А, 83.78kb.
• Первые упоминания о гриппе были отмечены много веков назад еще в 412 году до н э. описание, 301.45kb.
• Доклад, прочитанный на двадцать первых Клюевских чтениях, 304.36kb.
• Возрождение россии наш путь, 3211.21kb.
• Задачи развития элементарных математических представлений у дошкольников, 242.94kb.
• Вы много успели и много узнали, 100.78kb.
• Бытует много легенд об истории возникновения нашего села. Каждая легенда хороша, 39.7kb.
• Сценарий праздника «Спасибо, Азбука!», 88.31kb.
• Существует много определений гениальности, 6365.27kb.

Брайен Уайсс


МНОГО ЖИЗНЕЙ, МНОГО УЧИТЕЛЕЙ.

Правдивая ис­тория об известном психиатре, его молодой пациентке и «те­рапии прошлых жизней», которая изменила жизнь обоих.

© СПб.: Будущее Земли, 2010.- 192 с.

© “Morgan&Flint Co”, 2011 Вычитка и сканирование


Люди во все времена пытаются разгадать величайшую загадку жизни и смерти. Все мы без исключения рано или поздно задумываемся о том, что ожидает нас после этой жизни.

Исследования доктора Брайена Уайсса ошеломляют. Это один из очень немногих авторов, который путем научных исследований пролил свет на эту сокровенную тайну жизни и смерти. Жизнь никогда не кончается, и мы рождаемся не один раз. Каждая жизнь преподносит нам свои особенные уроки. В каждой жизни есть свои особенные учителя.

Содержание

ВВЕДЕНИЕ 6

ГЛАВА 1 11

ГЛАВА 2 17

ГЛАВА 3 27

ГЛАВА 4. 42

ГЛАВА 5 52

ГЛАВА 6 68

ГЛАВА 7 79

ГЛАВА 8 89

ГЛАВА 9 100

ГЛАВА 10 116

ГЛАВА 11 134

ГЛАВА 12 - 147

ГЛАВА 13 160

ГЛАВА 14 170

ГЛАВА 15 173

ГЛАВА 16 179

ЭПИЛОГ 187ВВЕДЕНИЕ

Я знаю, что у всего есть причина. Возможно, в тот момент, когда случается какое-то событие, мы не имеем ни малейшего представления о его причинах, но, благодаря терпению, со временем нам становится все ясно.

Именно так произошло с Катериной. Я позна­комился с ней в 1980 году, когда ей было двад­цать семь. Она пришла ко мне в офис в поисках спасения от приступов паники, фобий и беспо­койств. Хотя она страдала этим с самого детства, в последнее время ей стало значительно хуже. С каждым днем она чувствовала себя все более и более эмоционально парализованной и не способ­ной ни на какие действия. Все это пугало ее и вгоняло в депрессивное состояние.

В отличие от хаоса и сумятицы в ее жизни, моя жизнь выглядела сбалансированной. У меня был устойчивый брак, двое маленьких детей и процветающая карьера.

С самого начала моего жизненного пути все у меня складывалось, казалось бы, четко и опре­деленно. Я вырос в любящей семье. Учеба дава­лась легко, и ко второму курсу колледжа я уже принял решение стать психиатром.

В 1966 году я с отличием закончил Колумбий­ский университет в Ныо-Йорке. В 1970 году в Школе медицины Йельского университета я по­лучил степень доктора медицины. Продолжая интернатуру в госпитале Бэлвью при Медицин­ском центре Нью-Йоркского университета, я вер­нулся в Йельский университет, чтобы завершить свою специализацию по психиатрии. По оконча­нии я стал преподавать в Питсбургском универ­ситете, а два года спустя возглавил психофарма­кологическое отделение в Университете Майами. Занимая эту должность, я добился признания в области биологической психиатрии и исследова­ния наркологической и алкогольной зависимости. Через четыре года меня выдвинули на должность профессора психиатрии в медицинской школе, а также назначили главным психиатром большо­го университетского госпиталя в Майями. К тому времени я уже опубликовал тридцать семь на­учных статей и глав в книгах по моей специаль­ности.

За годы дисциплинированного обучения я при­вык мыслить как ученый и врач, придержива­ясь консервативных подходов в своей профессии. Я не доверял ничему, что нельзя было доказать традиционными научными методами. Я знал о некоторых исследованиях в области парапсихо­логии, которые проводились в крупных универ­ситетах страны, но они не вызывали у меня ин­тереса, так как казались слишком надуманными.

Потом я встретил Катерину. На протяжении восемнадцати месяцев я пытался помочь ей пре­одолеть ее симптомы традиционными методами. Но наши усилия не дали результатов, и я попро­бовал гипноз. Погружаясь в состояние транса, она неоднократно «вспоминала» о прошлых жиз­нях, где и лежали причины ее симптомов. Она также оказалась хорошим проводником инфор­мации от высокоразвитых «духовных существ», и через них она раскрыла многие секреты жиз­ни и смерти. Всего за несколько месяцев все при­знаки ее недуга исчезли, и она начала новую жизнь, несравнимо более счастливую и спокой­ную, чем когда-либо раньше.

Со всем своим опытом работы, я не был готов к такому повороту событий, которые чрезвычай­но поразили меня.

Я пока не могу дать научного объяснения слу­чившемуся. Человеческий ум таит в себе нечто, выходящее за рамки нашего разумения. Возможно, в состоянии гипноза Катерина могла фокуси­роваться на той части своего подсознательного ума, который хранил воспоминания о прошлых жизнях. Или лее она, возможно, проникла в то, что психоаналитик Карл Юнг определил как «коллективное бессознательное», или окружаю­щий нас источник энергии, содержащий воспо­минания обо всем человечестве.

Ученые уже занимаются поисками ответов на эти вопросы. Как общество, мы многое обретаем благодаря исследованиям загадок ума, души, про­должения жизни после смерти и влияния пере­живаний наших прошлых жизней на наше ны­нешнее поведение. И результаты бесконечно раз­нообразны, особенно в области медицины, пси­хиатрии, теологии и философии.

Однако строго научные разработки по этим те­мам находятся еще на начальных стадиях. Не­смотря на предпринимаемые шаги, продвижение происходит медленно и сталкивается с сопротив­лением как со стороны ученых, так и простых людей.

На протяжении истории человечество всегда сопротивлялось переменам и с трудом принима­ло новые идеи, и тому есть множество примеров. Когда Галилей открыл спутники Юпитера, аст­рономы его времени отказались признать их или хотя бы взглянуть на них, потому что существо­вание этих спутников противоречило их устояв­шимся убеждениям. То же самое происходит се­годня с психиатрами и другими терапевтами, которые отказываются рассматривать многочис­ленные данные о продолжении жизни после смерти тела и воспоминаниях о прошлых жиз­нях, собранные исследователями.

Данная книга - мой небольшой вклад в про­должающийся процесс исследований в сфере па­рапсихологии, особенно в темы, связанные с на­шими переживаниями до рождения и после смер­ти. Каждое слово в этой книге - правда. Я ни­чего не добавлял от себя, и лишь удалил повто­ряющиеся фрагменты. Я также немного изменил персональные данные Катерины, чтобы обеспе­чить конфиденциальность.

У меня ушло четыре года на то, чтобы описать произошедшее, четыре года - на то, чтобы на­браться мужества и пойти на профессиональный риск, раскрыв нестандартную информацию.

Однажды, во время вечернего душа, я внезап­но почувствовал побуждение изложить имевший­ся у меня опыт на бумаге. Меня охватило чув­ство, что настал нужный момент и больше нельзя удерживать эту информацию. Уроки, которые я получил, необходимо было передать другим лю­дям. Знание пришло через Катерину и теперь должно было продолжить свой путь через меня. Я знал, что никакие последствия, с которыми я могу столкнуться, не сравнятся по своей опусто­шительности с утаиванием полученного знания о бессмертии и истинном значении жизни. Я выбежал из душа и ринулся к столу со стоп­кой аудио кассет, которые я записал во время сеансов с Катериной. У нее после полуночи я вспомнил своего венгерского дедушку, который умер, когда я был еще подростком. Всякий раз, когда я говорил ему, что боюсь идти на риск, он ласково подбадривал меня, призывая смотреть страху в глаза и идти напролом.


ГЛАВА 1


Когда я впервые увидел Катерину, на ней было ярко-малиновое платье, и она нервно листала журнал в комнате для посетителей у меня в офи­се. Она определенно запыхалась, так как только что в течение двадцати минут расхаживала по коридору за пределами Отделения психиатрии, пытаясь убедить себя не отменять назначенной встречи со мной.

Я вышел к ней поприветствовать ее, и мы по­жали друг другу руки. Я заметил, что руки у нее были холодными и влажными, что также гово­рило о ее беспокойстве. В действительности, она целых два месяца собиралась с духом, чтобы ре­шиться пойти ко мне на прием, хотя два штат­ных доктора, которым она доверяла, настоятель­но рекомендовали ей искать помощи у меня.

Катерина - чрезвычайно привлекательная женщина, кареглазая и светловолосая, со стрижкой средней длины. В то время она работала ла­боранткой в больнице, где я занимал должность главного психиатра. Кроме того, она подрабаты­вала моделированием купальников.

Я провел ее в свой кабинет и предложил рас­положиться в большом кожаном кресле. Мы усе­лись друг против друга так, что нас разделял лишь стол полукруглой формы. Катерина молча откинулась в кресле, не зная с чего начать.

Я выжидал, давая ей возможность открыть тему, но через несколько минут стал задавать ей воп­росы о ее прошлом. В этой первой встрече я по­пытался выяснить, кто она такая и почему обра­тилась ко мне.

Отвечая на мои вопросы, Катерина рассказа­ла мне историю своей жизни. Она была средним ребенком в консервативной католической семье и жила в маленьком городе штата Массачусетс. Ее брат, на три года ее старше, был очень спор­тивным мальчиком и вовсю наслаждался той сте­пенью свободы, которая ей никогда не позволя­лась. А ее младшая сестра была любимицей обо­их родителей.

Когда зашла речь о ее болезненных симптомах, она заметно напряглась и занервничала. Ее речь стала быстрой, она наклонилась вперед, опер­шись локтями о стол. Вся ее жизнь была запол­нена страхами. Она боялась воды, боялась пода­виться до такой степени, что не могла глотать таблетки; она боялась самолетов, темноты и ужасно боялась умереть. В последнее время ее страхи усилились. Далее дома она чувствовала себя в бе­зопасности, лишь когда спала в кладовке для одежды. И прежде чем заснуть, она часа два му­чилась от бессонницы. При этом сон ее был не­глубоким и прерывался частыми, судорожными пробуждениями. Ночные кошмары и лунатизм, изводившие ее в детстве, снова возвращались в ее жизнь. Страхи и нездоровые симптомы оказы­вали все более парализующее воздействие на нее, и она погружалась в депрессию глубже и глубже.

Во время рассказа Катерины я смог предста­вить, как глубоко она страдала. За годы своей практики я помог многим подобным пациентам избавиться от мучительных страхов и был уве­рен, что смогу помочь и ей. Я решил, что мы начнем с погружения в ее детство, чтобы выявить изначальные причины ее проблем. Обычно насту­пающее в результате прозрение помогает умень­шить беспокойство. Если бы понадобилось и если бы она смогла проглотить таблетки, я бы пред­ложил ей какое-нибудь легкое успокоительное, чтобы она почувствовала себя комфортней. Это было классическим средством против симптомов Катерины, и я всегда без колебаний использовал транквилизаторы и далее антидепрессанты для лечения хронических, тяжелых страхов и беспо­койств. Теперь я использую эти медикаменты значительно реже и только как временное сред­ство, если вообще прибегаю к ним, поскольку ни одно лекарство не может повлиять на истинные причины этих симптомов. Мой опыт с Катериной и другими подобными пациентами убедил меня в этом. Теперь я знаю, что симптомы молено ис­целить, а не просто подавить или «заретуширо­вать ».

Во время первого сеанса я мягко продолжал побуждать ее вернуться в детство. Поскольку Катерине удалось припомнить некоторые собы­тия ее ранних лет, я принял установку на то, что гипнотерапия может быть ключом к освобождению подавленной памяти. Катерина не могла просто вспомнить какие-либо особо травматичес­кие моменты из детства, которые объяснили бы всплески страхов в ее жизни.

Когда она напрягалась и настраивала свой ум на воспоминания, из глубин памяти всплывали отдельные фрагменты. В возрасте около пяти лет она пережила панический страх, когда кто-то столкнул ее с трамплина в бассейн. Она сказала, что и до этого случая она не очень комфортно чувствовала себя в воде. Ей было одиннадцать, когда ее мать оказалась в состоянии глубокой депрессии и ушла в себя, совершенно отстранив­шись от семьи. В связи с этим мать должна была пройти курс лечения у психиатра и подвергнуть­ся электрошоковой терапии. В результате у ма­тери возникли проблемы с памятью. Все эти со­бытия напугали Катерину, но когда состояние ее матери улучшилось и она вернулась в свое нор­мальное состояние, эти страхи, по словам Кате­рины, рассеялись. Ее отец был хроническим ал­коголиком, и порой брату Катерины приходилось забирать отца из местного бара. Из-за беспробуд­ного пьянства между отцом и матерью часто про­исходили стычки, отчего мать стала угрюмой и замкнутой. Но далее такие семейные отношения представлялись Катерине вполне терпимыми.

Вне дома дела шли лучше. В школе она легко сходилась с друзьями; с большинством из кото­рых она была знакома много лет. Но ей было трудно доверять людям, особенно тем, кто не входил в узкий круг ее близких друзей.

С религией все было просто и определенно. Катерина была воспитана в духе веры в тради­ционную католическую идеологию и практику, и она, по сути, никогда не сомневалась в истин­ности и правильности этой веры. Она верила, что если ты хороший католик и живешь пристойно, веруя и соблюдая ритуалы, то в качестве вознаг­раждения отправишься на небеса; если же нет, то попадешь в чистилище или ад. Патриархаль­ный Бог и Его Сын принимали эти окончатель­ные решения. Позже я узнал, что Катерина не верила в реинкарнацию; на самом деле, она очень мало знала об этой концепции, хотя иногда ей приходилось читать об индусах и индуизме. Идея реинкарнации противоречила ее воспитанию и пониманию. Она никогда не читала метафизичес­кую или оккультную литературу и даже не ин­тересовалась ею. Она стойко придерживалась сво­их убеждений.

После средней школы Катерина окончила двухгодичные курсы и приобрела специальность лаборанта. Воодушевленная этим достижением, а также примером брата, переехавшего в Тампа, она устроилась на работу в большой учебный гос­питаль в Майями при университете Медицинской школы Майями. Это произошло весной 1974 года, когда ей был 21 год.

Жить в Майями оказалось труднее, чем в ее родном маленьком городке, но она была доволь­на, что освободилась от груза семейных проблем.

В первый же год Катерина встретила Стюарта. Женатый мужичина, еврей, имевший двоих детей, он весьма отличался от мужчин, с кото­рыми ей приходилось встречаться. Он был ус­пешным врачом, сильным и агрессивным. Их непреодолимо влекло друг к другу, но их роман был тяжелым и бурным. В Стюарте было что-то такое, что пробуждало и провоцировало взрыв ее глубинных чувств, словно она была зачарована им. К тому моменту, когда Катерина появилась в моем офисе, их роман длился уже шестой год и был в весьма активной фазе. Она не могла со­противляться напору Стюарта, хотя он обращался с ней плохо, и приходила в ярость от его лени, нарушения обещаний и манипуляций.

За несколько месяцев до визита ко мне Кате­рине понадобилась хирургическая операция на голосовых связках, где было обнаружено добро­качественное уплотнение. Она желала этой опе­рации, но когда пробудилась в послеоперацион­ной палате, пришла в ужас. Обслуживающему персоналу понадобилось несколько часов, чтобы успокоить ее. Оправившись, она разыскала док­тора Эдварда Пула. Он был педиатром, с кото­рым Катерина познакомилась, работая в этом госпитале. С первого же взгляда они почувство­вали расположение друг к другу и стали хоро­шими друзьями. Катерина откровенно поговори­ла с Эдом, рассказав ему о своих страхах, об от­ношениях со Стюартом и о ее опасении, что она теряет контроль над своей жизнью. Он настоял на том, чтобы она записалась на прием ко мне и только ко мне, а не к кому-то из моих коллег. Эд позвонил мне и сообщил о Катерине, пояснив, что, на его взгляд, из всех отличных специалис­тов только я смогу по-настоящему понять ее. Однако я не дождался звонка от Катерины.

Прошло восемь недель. В своих напряженных буднях главы Отделения психиатрии я забыл о звонке Эда. А у Катерины ее страхи и фобии еще больше усилились. Доктор Фрэнк Акер, глав­ный хирург, уже много лет знал Катерину, и они частенько перешучивались, когда он захо­дил в лабораторию, где она работала. Он заме­тил ее подавленное и напряженное состояние. Несколько раз он порывался поговорить с ней, но не решался. Однажды Фрэнк поехал с лекци­ей в один маленький госпиталь. По пути он уви­дел Катерину, направлявшуюся на машине до­мой, недалеко от госпиталя. Он импульсивно сде­лал ей знак притормозить на обочине. «Я хочу, чтобы вы сейчас же встретились с доктором Уайсом, - крикнул он через окно. - Безотлагатель­но!» Хотя хирурги часто действуют импульсив­но, но Фрэнк и сам удивился собственной эксп­рессивности.

Приступы паники и беспокойства у Катерины становились все чаще и длительнее. По ночам ей постоянно снились два кошмара. В одном рушился мост, по которому она ехала. Ее машина па­дала в воду, и она, не успев выбраться, тонула. В другом кошмаре она оказывалась в совершен­но темной комнате и, спотыкаясь и падая, безус­пешно пыталась найти выход. В конце концов она пришла ко мне на прием.

Во время нашего первого сеанса с Катериной я и представить себе не мог, что моя жизнь вот-вот перевернется и что испуганная и растерян­ная женщина, сидевшая напротив меня, станет катализатором перемен, и я уже никогда не ста­ну прежним.

ГЛАВА 2

Прошло восемнадцать месяцев интенсивной психотерапии, в течение которых Катерина при­ходила на прием раз или два в неделю. Она была хорошей пациенткой, разговорчивой, понятливой и очень сильно желала излечиться.

За это время мы исследовали ее чувства, мыс­ли и мечты. Ее осознание повторяющихся стерео­типов поведения дали ей понимание и прозрение. Она вспомнила намного больше важиых деталей ее прошлого, таких, как отлучки отца, моряка торгового судна, и его внезапные вспышки ярос­ти после того, как он слишком много выпивал. Ей стали гораздо более понятны ее бурные взаи­моотношения со Стюартом, и она уже лучше кон­тролировала проявления своего гнева. Я чувство­вал, что у нее должны были произойти сдвиги к лучшему. У пациентов почти всегда наблюдают­ся улучшения, когда они вспоминают неприят­ные влияния своего прошлого, когда им удается распознать и исправить болезненные формы по­ведения и развить понимание и восприятие сво­их проблем с более отстраненных позиций. Но у Катерины улучшения не произошло.

Ее по-прежнему мучили приступы тревоги и паники. Кошмары повторялись, и она все так же боялась темноты, воды и замкнутого простран­ства. Сон оставался поверхностным и фрагмен­тарным и не давал отдыха. У нее наблюдалось учащенное сердцебиение, но она продолжала от­казываться от лекарств, боясь подавиться таблет­ками. У меня было такое ощущение, будто я до­шел до стены и, что бы я ни делал, стена остава­лась непреодолимой для нас обоих. Но, как это ни странно, решимости у меня только прибави­лось. Так или иначе, но я собирался помочь Ка­терине.

Затем произошла странная вещь. Хотя она страшно боялась самолетов и вынужденно под­крепляла себя спиртным во время полетов, она все же вылетела вместе со Стюартом на медицин­скую конференцию в Чикаго весной 1982 года. Находясь там, она уговорила его пойти на выс­тавку искусства Египта в художественном музее, где они присоединились к группе экскурсантов.

Катерина всегда интересовалась артефактами и репродукциями реликвий той эпохи. Она ни­когда не изучала этот период истории, но каким- то образом многое казалось ей знакомым.

Когда гид начал описывать некоторые предме­ты, представленные на выставке, она вдруг на­чала поправлять его... и оказалась права! Гид удивился, да и Катерина была потрясена. Отку­да она могла знать эти вещи? Почему она была убеждена, что она была права, - настолько, что решилась поправить гида при всех? Возможно, она что-то забыла из своего детства.

Во время ее следующего визита она рассказа­ла мне об этом происшествии. Несколько меся­цев назад я предложил Катерине попробовать гипноз, но она побоялась и отказалась. Но те­перь, после странного опыта на выставке, она, хоть и неохотно, но согласилась.

Гипноз - великолепный метод, помогающий пациенту вспомнить давно забытые события. И в этом нет ничего мистического. Это всего лишь состояние сфокусированной концентрации. Под­чиняясь указаниям обученного гипнотизера, тело пациента расслабляется, что способствует обо­стрению памяти. Я вводил в состояние гипноза сотни пациентов и убедился в том, что он помо­гает уменьшить беспокойство, устранить фобии, избавиться от дурных привычек и припомнить загнанные вглубь воспоминания. Иногда мне уда­валось вернуть пациента в его раннее детство, далее в двух-, трехлетний возраст, пробудив, та­ким образом, у него память о давно забытых травмах, которые разрушительно влияли на его жизнь. Я был уверен, что гипноз поможет Кате­рине.

Я велел Катерине лечь на кушетку, положив голову на маленькую подушку, и слегка при­крыть глаза. Сначала мы сосредоточились на ее дыхании. С каждым выдохом она высвобождала накопленное напряжение и тревогу и с каждым вдохом расслаблялась еще больше. Несколько минут спустя я попросил ее визуализировать, как ее мышцы расслабляются, начиная с мышц лица и челюсти, затем шеи и плеч, рук, спины и же­лудка, и, наконец, ног. Она чувствовала, как все ее тело размякло и отяжелело.

Затем я велел ей визуализировать яркий бе­лый свет на макушке ее головы с внутренней сто­роны. Позже, когда этот свет медленно распрос­транялся вниз по всему телу, каждая мышца, каждый нерв, каждый орган полностью рассла­бились, погрузив ее в состояние глубокого покоя. В конечном итоге, свет наполнил все ее тело, а так же окутал ее со всех сторон.

Я медленно считал от десяти до одного. С каж­дым счетом Катерина расслаблялась глубже и глубже. Ее состояние транса также углубилось. Она могла концентрироваться на моем голосе и отключиться от всех остальных звуков. На счет один она уже находилась в умеренно-глубоком состоянии гипноза. Этот процесс занял около двадцати минут.

Вскоре я начал направлять ее регрессию, про­ся продвигаться в памяти назад, к давно прожитым годам. Она могла говорить и отвечать на мои вопросы, оставаясь в состоянии глубокого гипно­за. Она вспомнила травматический опыт у дан­тиста, когда ей было шесть лет. Она хорошо по­мнила ужасный опыт в пятилетнем возрасте, когда ее столкнули с вышки в бассейн. Тогда, наглотавшись воды, она захлебывалась и зады­халась, и теперь, говоря об этом, она тоже нача­ла задыхаться. Я внушил ей, что ее уже выта­щили из воды и все позади. Спазмы прекрати­лись и восстановилось ее нормальное дыхание. Она оставалась в глубоком трансе.

В трехлетнем возрасте с ней произошло самое худшее событие. Она помнит, как проснулась в своей темной спальне и поняла, что отец нахо­дится в ее комнате. От него несло алкоголем, и она даже сейчас почувствовала этот запах. Он стал трогать и мять ее, далее «там внизу». Она испугалась и стала плакать, а он зажал ей рот своей грубой рукой, так что она не могла даже вздохнуть. И сейчас, двадцать пять лет спустя, лежа на кушетке в моем кабинете, Катерина на­чала всхлипывать. Я почувствовал, что мы по­лучили искомую информацию, и ключ найден. Я был уверен, что теперь ее состояние будет улуч­шаться быстро и кардинально. Я мягко внушил ей, что опыт завершен, и она уже не в своей дет­ской спальне, а спокойно отдыхает в состоянии транса. Всхлипывания прекратились. Я напра­вил ее в настоящий период времени и пробудил ее, после того как постгипнотическим внушени­ем дал команду помнить все, что она мне расска­зала. В оставшееся до конца сеанса время мы обсуждали ее неожиданное яркое воспоминание о травме, нанесенной ей отцом. Я пытался по­мочь ей принять и переварить ее «новое» знание. Теперь она понимала свои взаимоотношения с отцом, его реакцию на нее, его равнодушие и свой страх перед ним. Она еще дрожала, когда покидала мой кабинет, но я знал, что обретен­ное понимание стоило того, чтобы пройти через временный дискомфорт.

В ходе работы с ее болезненными и глубоко спрятанными воспоминаниями я совершенно за­был проверить возможную детскую связь с ее знанием египетских артефактов. Нo, по крайней мере, она лучше стала понимать свое прошлое. Она вспомнила несколько ужасных событий, и я надеялся, что ее состояние значительно улуч­шится.

Но, несмотря на новое понимание, на следую­щей неделе Катерина сообщила, что у нее ниче­го не изменилось, и приступы столь же тяжелые, как и раньше. Я был удивлен. Я не мог понять, что было не так. Произошло ли у нее что-то еще до трехлетнего возраста? Мы вскрыли более чем достаточно причин ее опасения подавиться, стра­ха перед водой, темнотой и замкнутым простран­ством, и, тем не менее, в моменты пробуждения ее мучили острые страхи и неконтролируемая тревога. Ночные кошмары по-прежнему не да­вали ей покоя. Я решил вернуть ее в еще более ранний период жизни.

В состоянии гипноза Катерина говорила шепо­том, медленно подбирая слова. Поэтому я мог записывать ее рассказ слово в слово. Многоточия в приводимых цитатах означают ее паузы, а не мою редакцию. Однако, какие-то фрагменты, которые повторялись, я выпустил.

Потихоньку я вернул Катерину в период двух­летнего возраста, но она не вспомнила ничего существенного. Я твердо и ясно скомандовал: «Вернитесь в то время, когда зародились ваши болезненные симптомы». К тому, что произош­ло дальше, я был совершенно не готов.

«Я вижу белые ступеньки, ведущие вверх, к большому белому зданию с колоннами. Там нет дверей. Я одета в длинное платье... балахон из грубой материи. Мои волосы заплетены, длинные светлые волосы».

Я был растерян и не понимал, что происходит. Я спросил ее, что это за год и как ее зовут. «Аронда... Мне восемнадцать. Я вижу базар перед зда­нием. Корзины... Корзины несут на плечах. Мы живем в долине... Там нет воды. 1863 год до на­шей эры. Место бесплодное, жаркое, песчаное. Есть колодец, но нет рек. Вода приходит в доли­ну с гор».

После того, как она изложила больше топог­рафических деталей, я попросил ее отправиться на несколько лет вперед и рассказать, что она видит.

«Там деревья и каменистая дорога. Я вижу огонь, на нем что-то варится. У меня светлые волосы. На мне длинное простое коричневое пла­тье и сандалии. Мне двадцать пять. У меня есть дочь, ее зовут Клестра... Это Рашель. [Рашель - в настоящее время ее племянница; у них всегда были очень близкие отношения.] Очень жарко».

Я был поражен. У меня начались колики в животе и стало холодно. Ее визуализации и вос­поминания казались такими определенными. Она совершенно не колебалась. Имена, даты, оде­яния, деревья - все представлялось так ярко! Что это было? Как та ее дочь могла быть теперь ее племянницей? Я был более чем смущен. Я обследовал тысячи пациентов с психическими проблемами, многих - под гипнозом, но я ни­когда не сталкивался с подобными фантазиями, далее во снах. Я велел ей переместиться вперед, в момент ее смерти. Я не был уверен в том, как следует опрашивать пациента с такими явными фантазиями (или воспоминаниями?), но я нахо­дился в поисках травматических событий, кото­рые могли лежать в основе нынешних страхов или болезненных симптомов. События, сопро­вождавшие смерть, могли оказаться особенно травматическими. Очевидно, потоп или прилив­ная волна разрушила поселение.

«Большие волны, ломающие деревья. Бежать некуда. Холодно; вода холодная. Я должна спас­ти своего ребенка, но не могу... просто вынужде­на крепко его держать. Я тону; вода захлестыва­ет меня. Я не могу дышать, не могу проглотить... соленая вода. Ребенка вырывает у меня из рук». Катерина стала задыхаться. Внезапно ее напря­женное тело полностью расслабилось, и дыхание стало глубоким и ровным.

«Я вижу облака... Мой ребенок со мной. И дру­гие из моей деревни. Я вижу своего брата».

Она отдыхала; эта жизнь закончилась. Она все еще находилась в глубоком трансе. Я был потря­сен! Прошлые жизни? Реинкарнация? Мой кли­нический ум говорил мне, что она не фантазиро­вала и не выдумала все это. Ее мысли, выражения, внимание к особым деталям - все отлича­лось от состояния ее сознания. Весь спектр все­возможных психиатрических диагнозов промель­кнул у меня в голове, но ее психическое состоя­ние и структура ее характера никак не вязались с этими откровениями. Шизофрения? Нет, у нее никогда не было никаких признаков когнитив­ного расстройства или нарушения мышления. У нее никогда не было слуховых галлюцинаций, голосов или видений наяву или каких-то других психотических явлений. Она не бредила и не те­ряла контакта с действительностью. Она не стра­дала расщеплением или раздвоением личности. Была всего одна Катерина, и ее ум полностью сознавал это. У нее не наблюдалось психопати­ческих или асоциальных наклонностей. Она не была актрисой, не употребляла наркотики и не принимала галлюциногены. Алкоголь употребля­ла минимально. У нее не было неврологических или психологических заболеваний, которыми можно было бы объяснить этот яркий, непосред­ственный опыт в состоянии гипноза.

Это были конкретные воспоминания, но отку­да? Моей первой реакцией на то, с чем я очень мало знаком, то есть на реинкарнацию и воспо­минания о прошлой жизни, было замешатель­ство. Этого не может быть, говорил я себе; мой научно натренированный ум настаивал на этом. Но это было, случилось прямо у меня на глазах. Я не мог объяснить это, но и не мог отрицать реальность этого.

«Продолжайте, - сказал я Катерине, нервни­чая и в то же время зачарованный тем, что про­исходило. - Вы помните еще что-нибудь?» Она вспомнила фрагменты еще двух жизней.

«На мне платье с черным кружевом, на голо­ве черное кружево. У меня темные волосы с проседыо. 1756 год. Я испанка. Меня зовут Луиза, мне пятьдесят шесть лет. Я танцую, дру­гие тоже танцуют. [Долгая пауза] Я больна, у меня жар, холодный пот... Множество людей болеет; люди умирают... Доктора не знают, что это из-за воды». Я переместил ее во времени. «Я выздоровела, но голова еще болит; глаза и го­лова еще болят от жара, от воды... Многие уми­рают».

Позже она рассказала мне, что была в той жизни проституткой, но не призналась в этом, потому что была смущена. Очевидно, находясь под гипнозом, Катерина могла утаивать какие- то воспоминания, которыми она делилась со мной.

Поскольку Катерина узнала свою племянницу в одной из своих давнишних жизней, я импуль­сивно спросил ее, не присутствовал ли я в какой-нибудь ее жизни. Мне было любопытно узнать о своей роли, если она была, в ее воспоминаниях. Она ответила быстро - в отличие от предыдущих очень медленных и неторопливых ответов.

«Вы мой учитель. Вы учите нас по книгам. Вы в преклонном возрасте и седовласы. На вас бе­лое одеяние [тога] с золотистой отделкой... Вас зовут Диоген. Вы преподаете нам символы, тре­угольники. Вы очень мудры, но я не понимаю. Сейчас 1568 год до нашей эры. (Это, примерно, тысяча двести лет до рождения прославленного древнегреческого философа Диогена. Это имя было достаточно распространенным.)

Первый сеанс закончился. Впереди были еще более поразительные.

В течение нескольких следующих дней после первого сеанса я размышлял над деталями гип­нотической регрессии. Мне было свойственно размышлять. Очень немногие детали далее «обычного» психотерапевтического сеанса могли ускользнуть от моего неотступного ментального анализа, но этот сеанс с трудом можно было бы назвать «обычным». Кроме того, я очень скепти­чески относился к концепции жизни после жиз­ни, реинкарнации, внетелесному опыту и другим подобным явлениям. В конце концов, моя логи­ка нашептывала мне, что все это могло быть пло­дом ее фантазии. Я не мог бы доказать какие-либо ее утверждения или визуализации. Но я также сознавал, хотя и более смутно, следую­щую, менее эмоциональную мысль. «Открой свой ум, - говорил мне голос моего разума, - истин­ная наука начинается с наблюдения. Ее «воспо­минания» могут и не быть фантазией или пло­дом ее воображения. Тут может быть нечто боль­шее, чем способен уловить глаз или любые дру­гие органы чувств. Открой свой ум. Собери боль­ше информации».

Еще одна мысль не давала мне покоя. А что если Катерина, склонная к тревогам и страхам, слишком напугана и больше не придет на сеанс гипноза? Я решил пока не звонить ей. Пускай она тоже переварит этот опыт. Я подожду до сле­дующей недели.

ГЛАВА 3

Неделю спустя Катерина не просто пришла, а ворвалась ко мне в кабинет для следующего се­анса гипноза. Прекрасная, как всегда, сегодня она выглядела более сияющей, чем когда-либо. Она радостно объявила, что ее извечный страх утонуть исчез. Страх подавиться уменьшился. Ее сон больше не прерывался кошмаром падающе­го моста. Хотя она помнила детали своих про­шлых жизней по предыдущему сеансу, она еще по-настоящему не переварила этот материал.

Идея прошлых жизней и реинкарнации была чужда ее мировоззрению, но ее воспоминания были столь ярки, картины, звуки и запах так отчетливы, знание о том, что она была там - столь мощно и очевидно, что ей казалось, что она действительно должна была быть там. Она не сомневалась в этом: опыт был ошеломляющий. Но ее беспокоило, насколько это соответствует ее воспитанию и убеждениям.

За прошедшую неделю я просмотрел свои кон­спекты курса сравнительного религиоведения, записанные еще на первом курсе в Колумбии. Действительно, в Ветхом и Новом Заветах были указания на реинкарнацию. В 325 году римский император Константин Великий и его мать Еле­на уничтожили ссылки на реинкарнацию в Но­вом Завете. Второй Собор в Константинополе, состоявшийся в 553 году, подтвердил этот акт и объявил идею реинкарнации ересью. Очевидно, они полагали, что эта идея ослабит растущую власть Церкви, позволяя людям слишком долго искать своего спасения. Но первоначальные ссылки на реинкарнацию все же были; первые отцы Церкви признавали идею реинкарнации. Ранние гностики - Клемент Александрийский, Ориген, Святой Иероним и многие другие - верили, что они жили в прошлом и будут жить в будущем.

Однако я никогда не верил в реинкарнацию. На самом деле, я никогда толком и не думал об этом. Хотя из моего раннего религиозного обуче­ния я знал о неком туманном существовании «души» после смерти, я не был уверен в этой идее.

Из четверых детей я был самым старшим. Мы принадлежали к консервативной еврейской си­нагоге в Рэд Бэнк, маленьком городке недалеко от побережья Нью-Джерси. Я был главным при­мирителем и дипломатом в нашей семье. Мой отец больше других был привержен религии. Он относился к ней очень серьезно, как и ко всему в своей жизни. Он легко выходил из равновесия из-за домашних разногласий и устранялся, пре­доставляя мне роль посредника. Хотя это оказа­лось отличной практикой для моей будущей ка­рьеры психиатра, мое детство было тяжелее и обременено большей ответственностью, чем мне хотелось бы. Я вышел из него очень серьезным молодым человеком, который привык брать на себя слишком много ответственности.

Моя мать всегда открыто выражала свою лю­бовь. В этом для нее не существовало границ. Она была проще отца, и в качестве средств манипу­ляции детьми использовала такие понятия как чувство вины, мученичество, крайнее замеша­тельство - причем, без всякой задней мысли. При этом она редко бывала мрачной, и мы всегда могли положиться на ее любовь и поддержку.

У моего отца была хорошая работа: он был промышленным фотографом, и, хотя еды всегда хватало, денег было очень мало. Мой самый младший брат родился, когда мне было девять. Семья из шести человек размещалась в малень­ком садовом домике с двумя спальнями.

Жизнь в этом маленьком домике была беспо­койной и шумной, и я искал убежище в книгах. Я без конца читал, прерываясь лишь на игру в бейсбол или баскетбол и другие детские занятия. Я знал, что образование - это способ, при помо­щи которого я могу вырваться из этого малень­кого городка, поэтому я всегда был первым или вторым по успеваемости в нашем классе.

К тому времени, когда я уже получал стипен­дию в Колумбийском университете, я был серь­езным, погруженным в науку молодым челове­ком. Академические достижения давались легко. Я специализировался по химии и закончил уче­бу с отличием. Я решил стать психиатром, пото­му что в этой области пересекались мой интерес к науке и восхищение перед функционировани­ем человеческого ума. К тому же, занятие меди­циной позволяло мне выражать свое сострадание и заботу по отношению к другим людям. Между тем, во время летних каникул, в отеле Кэтскил Маунтин, где я работал помощником официан­та, я встретил Кэрол, отдыхавшую там. Мы оба сразу же почувствовали взаимную симпатию и ощущение родства и комфорта. Мы переписыва­лись, встречались, влюбленные друг в друга, и, когда я учился на последнем курсе Колумбийс­кого университета, мы поженились. Она была яркой, прекрасной девушкой. Казалось, все на­ладилось. Мало кто из молодых людей будет бес­покоиться о жизни и смерти или о жизни после смерти, особенно когда дела идут хорошо, и я не был исключением. Я был начинающим ученым и учился думать логически, бесстрастно, доверяя лишь методу «докажите это».

Пребывание в Медицинской школе и Йельском Университете кристаллизовали этот научный метод. Темой моей диссертации была химия моз­га и роль нейротрансмиттеров, химических пе­редатчиков в тканях мозга.

Я присоединился к новому поколению биоло­гов-психиатров, которые соединяли традицион­ные психиатрические теории и техники с новой наукой химии мозга. Я написал много научных статей, читал доклады на местных и нацио­нальных конференциях и стал своего рода зна­током в своей области. Я был немного одержи­мым, настойчивым и непреклонным, но эти осо­бенности были полезны для врачебной практики. Я чувствовал себя вполне готовым лечить любо­го, кто придет ко мпе на прием.

В следующем сеансе гипноза Катерина «стала» Арондой, девушкой, жившей в 1863 году до н.э. Или наоборот: Аронда «стала» Катериной? И сно­ва такой счастливой я ее раньше не видел.

Я опять опасался, что Катерина побоится про­должать сеансы. Но она с готовностью стала го­товиться и быстро погрузилась в гипнотическое состояние.

«Я кидаю цветочные гирлянды в воду. Это церемония. У меня светлые волосы, они запле­тены. На мне коричневое с золотом платье и сан­далии. Кто-то умер, кто-то из Королевского дома... мать. Я служанка в Королевском доме, помогаю в приготовлении пищи. Сейчас мы по­мещаем тела в соленый раствор на тридцать дней. Они высыхают и определенные части вы­нимаются. Я чувствую запах, запах тел».

Тут она спонтанно переместилась к другому периоду жизни Аронды, когда в ее обязанности входила посмертная обработка тел.

«В отдельном здании, - продолжала Катери­на, - я вижу тела. Мы обертываем их. Душа ушла. Вы берете свое имущество с собой, чтобы быть готовым к следующей, более значительной жизни». Она излагала идеи, близкие древнееги­петской концепции смерти и жизни после смер­ти, которая отличается от всех наших взглядов и убеждений. В их религии вы могли взять это с собой.

Она вышла из этой жизни и замолчала. Пауза длилась несколько минут, после чего она пере­местилась, вероятно, в другую древнюю эпоху.

«Я вижу лед, свисающий в пещере... камни...» Она неясно описала темное, убогое место, и те­перь ей было явно не по себе. Позднее она описа­ла, какой она увидела себя: «Я была безобразной, грязной и смердящей». Она покинула эту жизнь и перенеслась в другую.

«Тут несколько зданий и повозка с каменны­ми колесами. У меня каштановые волосы, они покрыты тканью. В повозке солома. Я счастли­ва. Здесь мой отец... Он обнимает меня. Это... это Эдвард [педиатр, настоявший на том, чтобы она встретилась со мной]. Он мой отец. Мы живем в долине с деревьями. Во дворе растут оливковые и фиговые деревья. Люди пишут на бумаге. На них забавные марки, как на письмах. Люди пи­шут весь день, создавая библиотеку. 1536 г. до н.э. Земля здесь бесплодная. Моего отца зовут Персеус ».

Год был не совсем точным, но я был уверен, что она находилась в той самой жизни, о кото­рой она сообщала в сеансе на предыдущей неде­ле. Я попросил ее, оставаясь в той же жизни, переместиться вперед во времени.

«Мой отец знает вас [Катерина имеет в виду меня.]. Вы оба беседуете об урожае, законе и пра­вительстве. Он говорит, что вы очень умный, и я должна вас слушать». Я переместил ее во време­ни вперед. «Он [отец] лежит в темной комнате. Он стар и болен. Холодно... Я чувствую пустоту». Она переместилась вперед, к моменту своей смер­ти. «Теперь я стара и немощна. Здесь муж моей дочери и их дети. Вокруг много людей».

На этот раз ее смерть была спокойной. Она парила. Парила? Мне припомнились исследова­ния доктором Рэймондом Моуди пациен­тов, имевших околосмертные переживания. Его субъекты только помнили состояние полета, а по­том их «втягивало» назад, в их тело. Я читал его книгу несколько лет назад и теперь мысленно отметил себе, что надо ее перечитать. Мне было любопытно, вспомнит ли Катерина что-нибудь еще из того, что было после смерти, но она лишь сказала: «Я просто летаю». Я вернул ее в бодр­ствующее состояние и завершил сеанс.

Теперь, одержимый ненасытной жаждой ко всем научным публикациям о реинкарнации, я бросился в медицинские библиотеки. Я изучил многочисленные работы доктора медицины Яна Стевенсона, многоуважаемого профессора психи­атрии в Университете Вирджинии. Доктор Стевенсон собрал более двух тысяч случаев с деть­ми, имевших опыт воспоминаний реинкарнационного типа. Многие проявляли способность го­ворить на иностранных языках, с которыми ни­когда не сталкивались. Его собрание случаев тщательно подобрано, детально исследовано и поистине замечательно.

Я читал отличный научный обзор Эдгара Мит­челла, с большим интересом исследовал данные по экстрасенсорному восприятию, полученные в Университете Дьюка, и сочинения профессора К. Джокесса из Университета Брауна. Также я тщательно проанализировал работы д-ра Мартина Эбона, д-ра Хелен Уамбэч, д-ра Герт­руды Шмейдлер, д-ра Фредерика Ленца и д-ра Эдит Фьори. Чем больше я читал, тем больше мне хотелось читать. Мне становилось ясно, что, далее несмотря на то, что я считал себя хорошо образованным относительно всех аспектов ума, мои знания оказались весьма ограниченными. Есть библиотеки, в которых собрано множество таких исследований, и мало кто знает об этом. Большинство этих исследований было проведено, проверено и повторено уважаемыми клинициста­ми и учеными. Могли ли они все ошибаться или заблуждаться? Свидетельства представлялись чрезвычайно убедительными, но я все же сомне­вался. Мне было трудно поверить в это.

33

Мы оба, Катерина и я, каждый по-своему уже находились под сильным впечатлением от сеан­сов. У Катерины на эмоциональном плане наблю­дались улучшения, и я расширил горизонты сво­его познания. На протяжении многих лет Кате­рину мучили страхи, и вот она, наконец, почув­ствовала облегчение. Через реальные воспомина­ния или просто яркие фантазии, но я нашел спо­соб помочь ей, и теперь я не собирался останав­ливаться.

На какое-то мгновение я подумал обо всем этом, когда Катерина вошла в транс в начале следующего сеанса. Перед гипнотическим внуше­нием она рассказала сон об игре, в которую иг­рают на старых каменных ступеньках, исполь­зуя шахматную доску с отверстиями. Этот сон казался ей особенно ярким. Теперь я велел ей отправиться назад и посмотреть, имеет ли этот сон корни в ее предыдущих воплощениях.

«Я вижу ступеньки, ведущие вверх к башне... Обозреваю горы и море. Я мальчик... У меня свет­лые волосы... странные волосы. Одеяние у меня короткое, коричневое и белое, из шкур животных. Некоторые мужчины находятся на верши­не башни, осматривают окрестности... сторожа. Они грязные. Они играют в игру, похожую на шахматы, но это что-то другое. Доска круглая, а не квадратная. Они играют острыми, как кин­жал, фишками, которые вставляются в отвер­стия. Верхние части фишек имеют форму голов животных. Территория Кирустан? Нидерланды... около 1473 года».

Я спросил ее о названии места, где она жила, и о годе. «Я сейчас в морском порту; земля спус­кается к морю. Там есть крепость... и вода. Я вижу хижину... моя мама готовит в глиняном горшке. Меня зовут Иоган».

Я переместил ее в момент ее смерти. В этот момент нашего сеанса я все еще искал некое травматическое событие, которое могло вызвать или объяснить болезненные симптомы в ее ны­нешней жизни.. Даже если эти ясные визуализа­ции и были ее фантазией - а я не был в этом уверен, - все же то, во что она верила или о чем думала, могло лежать в основе ее симптомов. В конце концов, я видел людей, травмированных -собственными снами. Человек может не помнить, была ли у него в детстве реальная травма или она имела место во сне, однако память об этом пре­следует его и во взрослой жизни.

Что я еще не до конца оценил, так это то, что устойчивое, изо дня в день повторяющееся дей­ствие подспудных влияний, таких, как резкая критика со стороны родителей, могло стать при­чиной даже большей психологической травмы, чем какое-то одно травматическое событие. Эти разрушающие влияния, поскольку они вплетают­ся в нашу повседневную жизнь, труднее вспом­нить и нейтрализовать. Ребенок, которого посто­янно критикуют, может настолько же утратить уверенность и нормальную самооценку, насколь­ко теряет ее человек, который помнит унижение в какой-то один ужасный день. Ребенок, семья которого очень бедна и никогда не имеет доста­точно пропитания, в конечном итоге страдает от тех же психологических проблем, что и ребенок, который пережил один серьезный эпизод случай­ного голода. Я вскоре понял, что ежедневное воз­действие негативных сил должно признаваться и оцениваться 6 тем же вниманием, с каким рас­сматривается единичное, чрезвычайно травмати­ческое событие.

Катерина начала говорить.

«Здесь лодки, похоже на каноэ, ярко раскра­шенные. Область Провиденс. У нас оружие, ко­пья, пращи, луки и стрелы... В лодке большие странные весла... все должны грести. Возможно, мы заблудились; темно. Нет огней. Мне страш­но. Рядом - другие лодки [очевидно, нападаю­щая сторона]. Меня пугают животные. Мы спим па грязных, вонючих шкурах животных. Мы отбиваемся. У меня смешная обувь, как кули... с завязками на щиколотках... из колеи. [Длинная пауза.] У меня лицо горит от огня. Мои товари­щи убивают других, но я нет. Я не хочу убивать. Мой нож у меня в руке».

Внезапно у Катерины в горле что-то забулька­ло, и она стала задыхаться. Она сказала, что вражеский воин напал на нее сзади и полоснул но­жом по горлу. Она увидела лицо своего убийцы. Это был Стюарт. Он выглядел иначе, чем теперь, но она знала, что это он. Иоганн умер в возрасте 21 года.

Затем она увидела себя летающей над своим телом и наблюдающей сцену внизу. Она вознес­лась к облакам, озадаченная и растерянная. Вскоре она почувствовала, как ее втягивает в «маленькое, теплое» пространство. Она должна была вот-вот снова родиться.

«Кто-то держит меня, - медленно и мечта­тельно прошептала Катерина, - кто-то, кто по­могал при рождении. Она одета в зеленое платье с белым воротничком. У нее белый чепец с ото­гнутыми краями. В комнате странные окна... много секций. Здание каменное. У моей матери длинные темные волосы. Она хочет подержать меня. На моей матери странная... ночная рубаш­ка из грубой ткани. Больно, когда прикасаешь­ся к ней. Приятно снова оказаться на солнце и в тепле... Это... это та же самая мать, которая у меня сейчас!»

Во время предыдущего сеанса я просил Кате­рину внимательно, вблизи рассматривать важ­ных людей, чтобы распознать среди них тех, кто присутствовал в ее нынешней жизни. Согласно большинству исследователей, группы душ склон­ны воплощаться вместе снова и снова, отрабаты­вая свою карму (взаимные долги, уроки, которые они должны извлечь) на протяжении многих жизней.

Пытаясь понять эту странную, волнующую драму, неведомую никому в мире, которая раз­ворачивалась у меня на глазах, в моем тихом, чуть освещенном кабинете, я решил проверить эту информацию. Чтобы адекватно оценить чрез­вычайно необычный материал, полученный из уст Катерины, я чувствовал необходимость при­менить научный метод, который я всегда неукос­нительно использовал в своих исследованиях в течение последних пятнадцати лет.

В результате сеансов психическая чувствитель­ность Катерины неуклонно возрастала. Ее инту­иция относительно людей и событий была вер­ной. Во время гипноза она начала предугадывать мои вопросы еще до того, как я успевал их за­дать. Многие ее сны оказывались вещими.

Однажды, когда ее навестили родители, отец выразил большое сомнение относительно проис­ходивших с ней изменений. Чтобы доказать ему, что это так, она взяла его на гоночные состяза­ния. Там, у него на глазах она угадывала побе­дителя каждой гонки. Он был поражен. Когда Катерина убедилась, что доказала свою правоту, она взяла все деньги, которые выиграла, и отда­ла первому бедному прохожему на выходе с го­ночных треков. Она интуитивно знала, что но­вый духовный дар, который она обрела, нельзя использовать для финансового обогащения. Для нее он имел гораздо более высокое значение. Она сказала мне, что этот опыт немного испугал ее, но она так довольна улучшениями в своем состо­янии, что хочет продолжить сеансы регрессии. Я был одновременно шокирован и восхищен ее психическими способностями, особенно в эпизо­де с гонками. Это было весомым доказатель­ством. По сути, она имела выигрышные билеты на все гонки. И это не было совпадением. В тече­ние нескольких последних недель произошло что-то очень необычное, и я боролся за то, чтобы придерживаться своей логики исследования. Я не мог отрицать ее психические способности. И если эти способности были реальными и могли выда­вать ощутимые доказательства, то и ее сообще­ния о событиях прошлых жизней вполне могут быть истинными.

Теперь она вернулась в ту жизнь, в которой увидела свое рождение. Это воплощение, похо­же, было недавним, но она не могла назвать год. Ее звали Элизабет.

«Я уже старше, с братом и двумя сестрами. Я вижу обеденный стол... Здесь мой отец... это Эд­вард [педиатр - снова выполняет роль ее отца]. Мать и отец опять воюют. Наша пища - кар­тошка и бобы. Он в ярости, потому что пища холодная. Они часто ругаются. Он все время пьет... Он бьет мать. [Голос у Катерины испуган­ный, она вся дрожит.] Он толкает детей. Он со­всем не такой, каким был раньше, совсем дру­гой. Я не люблю его. Я хочу, чтобы он ушел». Она говорила так, как говорят дети.

Моя система опроса Катерины во время этих сеансов сильно отличалась от тех методов, кото­рые я использовал в обычной психиатрии. В от­ношении Катерины я действовал больше как гид, пытаясь просмотреть целую жизнь за час или два и найти травматические события и вредные сте­реотипы, которые могли бы объяснить ее сегод­няшние симптомы. Традиционная психотерапия осуществляется более детально и неторопливо. Каждое слово пациента анализируется на пред­мет всевозможных нюансов и скрытых смыслов. Подергивание каждой мышцы лица, любое дви- жение, малейшее дрожание голоса принимается во внимание и оценивается. Тщательно исследу­ются все эмоциональные реакции. Стереотипы поведения старательно сравниваются и сводятся воедино. Но с Катериной годы могли проносить­ся за считанные минуты. Сеансы с ней были по­добны гонкам «Индианаполис 500» на полной скорости... во время которых мы пытались раз­глядеть лица в толпе.

Итак, вернемся к сеансу. Я попросил Катери­ну переместиться вперед во времени.

«Я теперь замужем. В нашем доме есть одна большая комната. Мой муж блондин. Я не знаю его. [Это значит, что он не появился в ее нынешней жизни.] У .нас еще нет детей... Он очень хо­рошо относится ко мне. Мы любим друг друга, и мы счастливы». Определенно, она освободилась от давящей атмосферы родительского дома. Я спросил ее, может ли она определить место, где она живет.

«Бреннингтон? - нерешительно прошептала Катерина. - Я вижу книги со странными ста­рыми обложками. Одна большая книга скрепле­на ремешком. Это Библия. Там причудливые большие буквы... Галльский язык».

Далее она сказала несколько слов, которые я не понял. Были ли они на галльском языке, не знаю.

«Мы живем на внутренней территории, дале­ко от моря. Графство... Бреннингтон? Я вижу ферму, там свинья и ягнята. Это наше ферма». Она переместилась еще вперед. «У нас двое маль­чиков... Старший сын женится. Я вижу шпиль церкви... очень старое каменное здание». Внезап­но у Катерины разболелась голова, она схвати­лась за левый висок. Она сказала, что упала на каменных ступенях и сильно ушиблась, но впос­ледствии поправилась. Она умерла в преклонном возрасте в своей постели дома, в окружении сво­ей семьи.

И снова после смерти она взмыла над своим телом, но на этот раз она не была испугана или растеряна.

«Я сознаю яркий свет. Он прекрасен; от этого света получаешь энергию». Она отдыхала после смерти, в промежутке между жизнями. Несколь­ко минут прошло в молчании. Затем она внезап­но заговорила, но не медленным шепотом, как обычно. Ее голос был теперь хриплым и гром­ким, с очень решительными интонациями.

«Наша задача - учиться, чтобы стать богопо­добными через знание. Мы знаем так мало. Вы здесь, чтобы быть моим учителем. Мне надо так многому научиться. Через знание мы обращаем­ся к Богу, а потом мы можем отдыхать. Затем мы возвращаемся, чтобы учить и помогать дру­гим ».

Я потерял дар речи. Это был урок из мира после ее смерти, из промежуточного состояния. Каков был источник этого материала? Это совсем не было похоже на Катерину. Она никогда не говорила подобным образом, используя такие слова и фразеологию. Далее тон ее голоса был совершенно другим.

В тот момент я не понимал, что, хотя Катери­на произносила слова, мысли исходили не от нее. Она пересказывала то, что ей говорилось. Она позднее определила, что источником были Учи­теля, высокоразвитые души, которые в настоя­щее время не находятся в телах. Они могли го­ворить со мной через нее. Катерина оказалась способной не только регрессировать в прошлые жизни, но также служить каналом знания из другого мира. Прекрасного знания. Я изо всех сил старался сохранить свою объективность.

Нам представилось новое измерение. Катери­на никогда не читала исследования д-ра Элиза­бет Кёблер-Росс или д-ра Рэймонда Моуди, кото­рые писали об околосмертном опыте. Она никог­да не слышала о «Тибетской Книге Мертвых». Но она сообщала о переживаниях, подобных тем, которые были описаны в этих книгах. Это было определенного рода доказательством. Если бы только здесь было больше фактов, больше ощу­тимых деталей, которые я мог бы проверить! Мой скептицизм уменьшился, но все еще остался. Возможно, она читала об околосмертных иссле­дованиях в журнальных статьях или видела ин­тервью в телевизионных шоу. Хотя у нее в со­знательной памяти не было воспоминаний о по­добных публикациях или шоу, возможно, они сохранились в ее подсознательной памяти. Но она вышла за пределы описанных там переживаний и передала послание из промежуточного состоя­ния. Если бы только у меня было больше фактов.

После того как Катерина вернулась в бодрству­ющее сознание, она, как всегда, помнила детали своих прошлых жизней. Однако она не могла вспомнить что-либо из того, что случилось после смерти Элизабет. В будущем она также не будет помнить никаких подробностей своего пребыва­ния в промежуточных состояниях. Она могла помнить лишь свои жизни.

«Через знание мы обратимся к Богу». Мы были на верном пути.