Брайен Уайсс много жизней, много учителей

Вид материалаРеферат
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

«Это что-то, связанное с порохом, очень чер­ное. Оно липнет к рукам. Нужно быстро двигать­ся. У корабля зеленый флаг. Флаг темный... Это зелено-желтый флаг. На нем что-то вроде коро­ны с тремя точками на ней».

Внезапно лицо Катерины исказилось гримасой боли. У Кристиана/Катерины началась агония: «Ох, - застонала она, - больно руке, больно руке! Здесь какой-то металл, горячий металл в моей руке. Он жжет! Ой! Ой!»

Я вспомнил фрагмент ее сна и понял теперь, что это за красный плавник, который врезался ей в руку. Я блокировал боль, но она все еще стонала.

«Осколки металлические... Корабль, на кото­ром мы находились, разрушен... порт. Они ведут огонь. Много людей убито... много людей. Я вы­жила... только рука болит, но она со временем заживет». Я переместил Катерину вперед во вре­мени, дав команду остановиться на следующем важном событии.

«Я вижу что-то вроде печатного цеха, где пе­чатают книги при помощи специальных блоков и чернил. Здесь печатают и переплетают книги... У книг кожаные обложки, и скрепляются они кожаными бечевками. Я вижу красную книгу... Она историческая. Я не вижу название -: книга еще не допечатана. Здесь замечательные книги. Обложки такие гладкие, кожаные. Это чудесные книги, они учат вас».

Кристиан явно наслаждался, созерцая и тро­гая книги, и он смутно понимал возможности обучения через книги. Однако, судя по всему, он был совершенно необразованным. Я переместил Кристину/Кристиана вперед, в последний день его жизни.

«Я вижу мост через реку. Я старый человек... очень старый. Трудно идти. Я иду по мосту на другую сторону... Я чувствую боль в груди - давление, ужасное давление, боль в груди! Ох!» Катерина стала издавать хриплые звуки, испы­тывая сердечный приступ, который случился с Кристианом на мосту. Дыхание Катерины стало быстрым и поверхностным, лицо и шея покры­лись потом. Она начала кашлять и ловить ртом воздух. Я забеспокоился. Опасно ли вновь пере- жить сердечный приступ из прошлой жизни? Это был новый рубеле; никто не знал ответа. Кристи­ан в конце концов умер. Катерина лежала теперь спокойно па кушетке, глубоко и ровно дыша. Я вздохнул с облегчением.

«Я чувствую себя свободной... свободной, - тихо шептала Катерина. - Я просто летаю в тем­ноте... просто летаю. Вокруг свет... и духи, дру­гие люди».

Я спросил, что она думает о жизни, которая только что закончилась, ее жизни в качестве Кристиана.

«Я должна была научиться прощать, но не научилась. Я не прощала обид, которые причи­няли мне люди, а должна была. Я не прощала обид. Я носила их в себе и копила годами... Я вижу глаза... глаза».

«Глаза? - повторил я, почувствовав контакт - Какие глаза?»

«Глаза Учителя Духа, - прошептала Катери­на, - но я должна ждать. Мне есть о чем поду­мать». Минуты потекли в напряженном молча­нии.

«Как вы узнаете, что они готовы?» - спросил я с надеждой, прерывая долгое молчание.

«Они позовут меня», - ответила она. Прошло еще какое-то время. Затем внезапно она начала поворачивать голову из стороны в сторону, а ее голос стал хриплым и твердым, свидетельствуя о перемене.

«В этом измерении много душ. Я здесь не единственная. Мы должны быть терпеливыми. Это то, чему я тоже никогда не училась... Есть много измерений...» Я спросил Катерину, была ли она здесь раньше, воплощалась ли она много раз.

«Я бывала в разное время на разных планах. Каждый план - это уровень более высокого со­знания. На какой план мы отправляемся, зави­сит от того, насколько далеко мы продвину­лись...» Катерина опять замолчала. Я спросил ее, какие уроки она должна усвоить, чтобы продви­нуться вперед. Она тут же ответила.

«Мы должны делиться нашим знанием с дру­гими людьми. Мы все имеем гораздо больше спо­собностей, чем используем. Кто-то из нас обна­руживает это раньше других. Но до этого нужно исправить свои пороки. Иначе придется взять их с собой в следующую жизнь. Только мы сами можем освободить себя... от дурных привычек, которые накапливаем во время своего физичес­кого существования. Учителя не могут сделать это за нас. Если вы решите драться, а не избав­лять себя, то перенесете их в другую жизнь. И только когда вы решите, что достаточно силь­ны, чтобы справиться с внешними проблемами, вы не возьмете их с собой в свою следующую жизнь.

Мы должны также научиться не просто сближаться с теми людьми, с которыми у нас одина­ковые вибрации. Это нормально, что нас тянет к тем, кто находится на том же уровне, что и мы. Но это неправильно. Мы должны идти к тем людям, у кого неправильные вибрации... по срав­нению с нашими. Это важно... помогать... этим людям.

Нам даны интуитивные силы, которым мы должны следовать, а не пытаться им сопротив­ляться. Те, кто противостоит им, встретится с опасностью. С каждого плана нас возвращают с неравными силами. У кого-то больше способнос­тей, чем у других, потому что они были накоп­лены в другие времена. То есть люди не созданы равными. Но в конечном итоге мы достигнем того момента, когда все будут равны».

Катерина замолчала. Я знал, что эти мысли принадлежат не ей. Она не имела никакого от­ношения к физике или метафизике и ничего не знала о планах, измерениях и вибрациях. Кроме того, красота слов и мыслей, философская подо­плека этих высказываний были выше ее способ­ностей. Ее речь никогда не была такой лаконич­ной и поэтичной. Я мог почувствовать другую, /более высокую силу, работавшую с ее умом и голосовыми связками, чтобы перевести эти мыс­ли в слова, понятные мне. Нет, это была не Ка­терина.

В ее голосе звучали мечтательные интонации.

«Люди в коме... находятся во взвешенном со­стоянии. Они еще не готовы перейти на другой план... пока не решат, хотят они перейти или нет. Только они могут решить это. Если они чувству­ют, что больше ничему не учатся... в своем фи­зическом состоянии... им разрешается перейти. Но если им еще есть чему учиться, они должны вернуться, даже если не хотят. Это для них пе­риод отдыха, время, когда их ментальные силы могут отдохнуть».

Итак, люди, пребывающие в коме, могут ре­шать, вернуться или нет, в зависимости от того, сколько уроков они еще могут получить в своем физическом состоянии. Если им кажется, что им больше нечему учиться, они могут отправиться непосредственно в духовное состояние, невзирая на усилия современной медицины. Эта информа­ция прекрасно согласуется с научными публика­циями об околосмертном опыте и о том, почему некоторые пациенты решали вернуться. У дру­гих не было выбора: они были вынуждены вер­нуться, потому что им предстояло еще кое-чему поучиться. Конечно, все люди, рассказавшие о своем околосмертном опыте, вернулись в свое тело. В их рассказах есть поразительное сход­ство. Они отделялись от тела и «наблюдали» за процессом реанимации, находясь над своим те­лом. Затем они видели яркий свет или сияющую «духовную» фигуру в отдалении, иногда в конце туннеля. Они не чувствовали боли. Когда они осознавали, что их задачи на земле еще не завер­шены и они должны вернуться в свое тело, они сразу же оказывались в теле и снова испытыва­ли боль и другие физические ощущения.

У меня было несколько пациентов с около­смертным опытом. Самый интересный случай связан с успешным бизнесменом Джекобом из Южной Америки, с которым я провел несколько традиционных психотерапевтических сеансов примерно через два года после завершения лече­ния Катерины. В 1975 году в Голландии Джеко­ба сбил мотоциклист, и он потерял сознание. Ему было тридцать с небольшим. Он вспоминал, как летал над своим телом и смотрел сверху на ава­рию, на подъехавшую скорую помощь, на докто­ра, обследовавшего его раны, и растущую толпу зевак. Затем он узрел золотистый свет вдали, и, приблизившись к нему, он увидел монаха в ко­ричневом одеянии. Монах сказал Джекобу, что его время умирать еще не пришло и он должен вернуться в тело. Джекоб чувствовал мудрость и силу монаха, который к тому же поведал ему о некоторых будущих событиях в его жизни, и они действительно произошли. Джекоба резко верну­ли в тело, он очнулся в больничной палате, при­шел в сознание и впервые почувствовал мучи­тельную боль.

В 1980 году, путешествуя по Израилю, Дже­коб, еврей по национальности, посетил Пещеру Патриархов в Хевроне, место поклонения иуде­ев и мусульман. После того, что произошло с ним в Голландии, Джекоб стал более религиозным и уделял больше времени молитвам. Он увидел поблизости мечеть и сел помолиться вместе с мусульманами. Через некоторое время он под­нялся, чтобы уйти. Старый мусульманин подо­шел к нему и сказал: «Вы определенно отличае­тесь от других. Они редко молятся вместе с нами». Старик на мгновение замолчал, внима­тельно взглянул на Джекоба и продолжил: «Вы встретили монаха. Не забывайте о том, что он вам сказал». Через пять лет после происшествия и за тысячи миль от того места старый человек знал о встрече Джекоба с монахом, которая про­изошла, пока Джекоб был без сознания.

Уже в офисе, размышляя над последними от­кровениями Катерины, я задался вопросом, как отнеслись бы наши Праотцы к идее, что люди созданы неравными. Люди рождаются с талан­тами, способностями и силами, почерпнутыми из других жизней. «Но в конечном итоге мы дос­тигнем того момента, когда все будут равны». Я подозревал, что нас отделяет от этого момента много жизней.

Я думал о молодом Моцарте и его невероят­ных талантах. Были ли они унаследованы им из прошлых жизней? Вероятно, мы переносим с собой как способности, так и долги.

Я думал о том, как люди, склонные собирать­ся в однородные группы, избегают и часто боят­ся чужаков. Отсюда рождаются предубеждения и межгрупповая рознь. «Мы должны также на­учиться не просто сближаться с теми людьми, с которыми у нас одинаковые вибрации, но и по­могать этим другим людям. Я чувствовал духов­ную правоту ее слов.

«Я должна вернуться, - заключила Катери­на. - Я должна вернуться». Но мне хотелось узнать больше. Я спросил ее, кем был Роберт Джеррод. Она упомянула его имя во время пос­леднего сеанса, сказав, что ему требуется моя помощь.

«Я не знаю... Он мог находиться на другом плане, не на этом». Очевидно, она не могла его найти. «Только когда он захочет, только если он решит прийти ко мне, - прошептала она, - он передаст мне сообщение. Ему нужна ваша по­мощь».

Я все еще не понимал, как я мог помочь.

«Я не знаю, - ответила Катерина. - Но имен­но вас должны обучать, а не меня».

Очень интересно. Предназначался ли этот ма­териал мне? Или я должен был помочь Роберту Джерроду своим обучением? Мы действительно никогда не были в контакте с ним.

«Я должна возвращаться, - повторила Кате­рина. - Я должна сначала направиться к све­ту». Она внезапно встревожилась: «Ой, я слиш­ком долго колебалась... Из-за того, что я колеба­лась, мне придется опять ждать». Пока она ожи­дала, я спросил, что она видит и чувствует.

«Просто другие духи, другие души. Они тоже ждут». Я спросил ее, не можем ли мы пока узнать что-нибудь поучительное. «Можете ли вы сказать нам, что мы должны знать?» - спросил я.

«Их здесь нет, некому говорить», - ответила она. Великолепно! Если учителей не было рядом, Катерина не могла самостоятельно передавать знания.

«Мне неспокойно здесь. Я действительно хочу идти... В нужный момент я пойду». И снова по­текли минуты молчания. Наконец, нужный мо­мент, видимо, настал. Она попала в другую жизнь.

«Я вижу яблони... и дом, белый дом. Я живу в доме. Яблоки гнилые... червивые, их нельзя есть. Тут есть качели, качели на дереве». Я по­просил ее взглянуть на себя.

«У меня светлые волосы, мне пять лет. Меня зовут Катерина». Я удивился. Она вошла в свою нынешнюю жизнь; она была Катериной в возра­сте пяти лет. Но она оказалась здесь по какой-то причине. «Там что-то случилось, Катерина?»

«Мой отец сердит на нас... потому что нам нельзя было выходить. Он... бьет меня палкой. Она очень тяжелая; больно... Мне страшно». Она жалобно хныкала, как ребенок. «Он не остано­вится, пока не сделает нам больно. Почему он делает так? Почему он такой противный?» Я по­просил ее взглянуть на свою жизнь с более высо­кой перспективы, чтобы ответить на свой вопрос. Недавно я читал о людях, способных к этому. Некоторые авторы называют эту перспективу на­шим Высшим Я. Мне было интересно, сможет ли Катерина достичь этого состояния, если оно су­ществует. Если она сможет, то это могло бы стать мощной терапевтической техникой, открывающей быстрый доступ к прозрению и пониманию.

«Он никогда не хотел нас, - зашептала она очень тихо. - Ему кажется, что мы вторглись в его жизнь... Он не хочет нас».

«И вашего брата?» - спросил я.

«Да, моего брата даже еще больше. Они ни­когда не планировали моего брата. Они не были женаты, когда... он был зачат». Это оказалось для Катерины потрясающей новостью. Она не знала о внебрачной беременности. Ее мать позднее под­твердила точность этой информации Катерины.

Хотя Катерина просто описывала свою жизнь, теперь она проявляла мудрость и такую точку зрения на свою жизнь, которая ранее была воз­можна лишь в промежуточном, или духовном состоянии. Так или иначе, в ее уме имелась «бо­лее высокая» область, своего рода сверхсознание. Возможно, это было ее Высшее Я, о котором пи­шут другие авторы. Даже не находясь в контак­те с Учителями и их поразительным знанием, она, пребывая в состоянии сверхсознания, име­ла серьезные прозрения и информацию, как, на­пример, о зачатии ее брата. В своем обычном, сознательном состоянии, Катерина была гораз­до более беспокойной, ограниченной, более про­стой и относительно неглубокой. Она не могла осознанно войти в это сверхсознательное состоя­ние. Мне хотелось понять, действительно ли провидцы и мудрецы восточных и западных ре­лигий, которых называют «реализованными», были способны использовать это сверхсознатель­ное состояние для обретения мудрости и знания. Если да, то все мы обладаем подобной способно­стью, поскольку должны владеть этим сверхсоз­нанием. Психоаналитик Карл Юнг знал о раз­ных уровнях сознания. Он писал о коллектив­ном бессознательном, о состоянии, имеющем не­которое сходство с состоянием сверхсознания Ка­терины.

65

Меня все больше расстраивала непреодолимая пропасть между сознанием Катерины, т.е. бодр­ствующим разумом, и ее гипнотическим сверхсознательпым умом. Пока она находилась в гип­нотическом трансе, я был очарован философски­ми диалогами с ней на сверхсознателыюм уров­не. Но после пробуждения Катерина не проявля­ла интереса к философии и другим родственным темам. Она жила в мире повседневных забот, не ведая о гении внутри себя.

Между тем, ее отец мучил ее, и причины это­го прояснялись. «Ему, похоже, нужно получить много уроков?» - произнес я с вопросительной интонацией.

«Да... нужно».

Я спросил ее, знает ли она, чему он должен научиться. «Это знание мне не открыто». В ее голосе чувствовалась отстраненность. «Мне от­крывается то, что важно для меня, что касается меня. Каждый должен позаботиться о себе... стре­мясь обрести... цельность. У нас есть уроки, ко­торые мы должны выучить... каждый из нас. Их необходимо учить по одному... по порядку. Толь­ко тогда мы можем понять, что нужно тем, кто рядом с нами, чего ему или ей, или нам не хва­тает, чтобы стать цельными». Она говорила ти­хим шепотом, и в ее шепоте чувствовалась лю­бовь и непривязанность.

Когда Катерина снова заговорила, ее голос опять приобрел детские интонации. «Из-за него меня тошнит! Он заставляет меня есть эту га­дость, а я не хочу. Это... салат, лук, я терпеть их не могу. Он заставляет меня есть это, и он знает, что меня стошнит. Но ему плевать!» Катерина начала давиться. Она ловила ртом воздух. Я опять предположил, что она обозревала сцену со стороны, что ей нужно было понять, почему отец вел себя таким образом.

Катерина заговорила хриплым шепотом: «Это заполняет какую-то пустоту в нем. Он ненавидит меня за того, что он сделал. Он ненавидит меня за это, и он ненавидит себя». Я почти забыл о сексуальном домогательстве со стороны ее отца, когда ей было три года. «Поэтому он должен на­казать меня... Я, должно быть, сделала что-то, что заставляет его так вести себя». Ей было все­го три года, а ее отец был пьян. Тем не менее, она с тех самых пор носила глубоко в себе это чувство вины. Я объяснил ей этот очевидный факт.

«Вы были всего лишь ребенком. Теперь вы должны освободить себя от этого чувства вины. Вы ничего не сделали. Что мог сделать трехлет­ний ребенок? Это не вы, это ваш отец сделал».

«Он, должно быть, тоже ненавидел меня, - тихо прошептала Катерина. - Я знала его рань­ше, но сейчас я не могу извлечь эту информацию. Я должна вернуться в то время». Хотя уже про­шло несколько часов, я захотел обратиться к ее прежним взаимоотношениям. Я дал ей подроб­ные указания.

«Вы находитесь в глубоком состоянии. Через минуту я сосчитаю от трех до одного. Вы погру­зитесь в еще более глубокое состояние и будете чувствовать себя в полной безопасности. Ваш ум свободно направится назад во времени, к тому моменту, где началась связь с вашим нынешним отцом, к тому времени, в котором таятся наибо­лее важные первопричины случившегося между вами и им в вашем детстве. Когда я скажу «раз», вы отправитесь в ту жизнь и вспомните ее. Это важно для вашего исцеления. Вы это можете. Три... два... один». Наступила длительная пауза.

«Я не вижу его... но я вижу, как убивают лю­дей! - Ее голос стал громким и хриплым. - Мы не имеем права резко обрывать жизнь людей, прежде чем они отработают свою карму. А мы это делаем. Мы не имеем права. Их ожидает большее наказание, если мы оставим их в живых. Когда они умрут и отправятся в следующее измерение, они будут там страдать. Они будут находиться в очень беспокойном состоянии. Им не будет покоя. И их пришлют назад, но их жизнь будет очень тяжелой. И они должны бу­дут компенсировать людям, которых они обиде­ли за несправедливости, которые те причинили им. Они оборвали жизнь этих людей, но они не имели на это право. Только Бог может наказы­вать их, а не мы. Они будут наказаны».

Прошла минута в молчании. «Они ушли», - прошептала Катерина. Учитель Духа передал нам сегодня еще одно послание, сильное и ясное. Мы не должны убивать, несмотря ни на какие обсто­ятельства. Только Бог может наказывать.

Катерина была утомлена. Я решил отложить наш поиск ее связи с отцом в прошлых жизнях и, вывел ее из транса. Она ничего не помнила, кроме своей жизни в качестве Кристиана и свое­го детства. Она устала, но была спокойна и рас­слаблена, как если бы огромная тяжесть свали­лась с ее плеч. Мои глаза встретились с глазами Кэрол. Мы тоже утомились. Мы дрожали и тре­петали от волнения, следя за каждым ее словом. Мы получили невероятный опыт.

ГЛАВА 6

Теперь я назначал Катерине еженедельные сеансы на конец дня, потому что они длились по нескольку часов. Она все еще пребывала в уми­ротворенном настроении, когда пришла на сле­дующей неделе. Она поговорила по телефону со своим отцом. Не вдаваясь в детали, она, так или иначе, по-своему простила его. Я никогда прежде не видел ее столь безмятежной. Я поражался скорости ее прогресса. У пациентов с подобными хроническими, глубоко укоренившимися беспо­койствами и страхами редко наблюдались такие резкие улучшения. Но Катерина, конечно, не была обычной пациенткой, и направление разви­тия, которое приняла ее терапия, было опреде­ленно уникальным.

«Я вижу фарфоровую куклу, сидящую на ка­минной полке, - она быстро погрузилась в глу­бокий транс. - По обе стороны от камина - книги. Это комната в каком-то доме. Рядом с куклой - свечи. И картина... лицо, лицо муж­чины. Это он...», - она стала внимательно осмат­ривать комнату. Я спросил ее, что она видит.

«Какое-то покрытие на полу. Оно ворсистое, словно... шкура животного, да... покрытие из какой-то шкуры животного. Направо - две стек­лянные двери... ведущие на веранду. Там четыре ступеньки - колонны перед домом и четыре сту­пеньки вниз. Они ведут к тропинке. Вокруг боль­шие деревья... и лошади. Лошади взнузданы... и привязаны к стойкам перед домом.

«Вы знаете, где это?» - спросил я. Катерина глубоко вздохнула.

«Я не вижу названия, - прошептала она, - но год, год должен быть здесь. Это восемнадца­тый век, но я не... Там есть деревья и желтые цветы, очень милые желтые цветы». Эти цветы отвлекли ее. «Они замечательно пахнут; они сладко пахнут, эти цветы... странные цветы, большие цветы... желтые цветы с черными сердцевинками», - она остановилась и замолчала, пребывая среди цветов. Мне это напомнило поле подсолнухов на юге Франции. Я спросил ее о климате.

«Очень умеренный, но не ветрено. Здесь не жарко и не холодно». Нам никак не удавалось установить это место. Я вернул ее назад в дом, подальше от чарующих желтых цветов, и спро­сил, чей портрет висит над каминной полкой.

«Я не могу... я продолжаю слышать «Аарон»... его зовут Аарон». Я спросил, не он ли хозяин дома. «Нет, владелец - его сын. А я здесь рабо­таю». И снова она вела жизнь служанки. Ни разу она даже отдаленно не приблизилась к статусу, скажем, Клеопатры или Наполеона. Скептики, сомневающиеся в реальности реинкарнации, в том числе и я со всей своей научной подготов­кой - до последних двух месяцев, - часто ука­зывают на непомерно высокий процент воплоще­ний в качестве знаменитых людей. Теперь я ока­зался в необычной ситуации, когда реинкарна­ция была научно подтверждена в моем кабине­те, в отделении психиатрии. И вскрылось гораз­до больше, чем просто реинкарнация.

«Моя нога очень... - продолжила Катерина, - очень тяжелая. Она болит. Такое ощущение, буд­то ее вообще нет... Моя нога повреждена. Лошадь лягнула меня». Я велел ей взглянуть на себя.

«У меня каштановые волосы, вьющиеся каш­тановые волосы. На голове что-то вроде чепчи­ка, белый чепчик... голубое платье с передни­ком... фартуком. Я молода, но уже не ребенок. Однако нога болит. Это произошло только что. Ужасно больно». Она явно испытывала сильную боль. «Подкова... подкова. Она лягнула меня сво­ей подковой. Очень, очень норовистая лошадь, - ее голос стал тише, так как боль, в конце кон­цов, утихла. - Я чувствую запах сена, корма на конюшне. Здесь работают еще другие люди». Я спросил о ее обязанностях.

«Я отвечаю за обслуживание... служение в боль­шом доме. Я также иногда должна доить коров». Я хотел побольше узнать о владельцах дома.

«Жена довольно полная, очень некрасивая женщина. Там есть еще две дочери... Я их не знаю», - добавила Катерина, предвидя мой сле­дующий вопрос, не присутствуют ли они в ее нынешней жизни. Я спросил о ее собственной семье в восемнадцатом веке.

«Я не знаю; я не вижу их. Я никого не вижу рядом». Я спросил, живет ли она там. «Я живу здесь, да, но не в главном здании. В очень ма­леньком домике... Дом предназначен для нас. Там есть куры. Мы собираем яйца. Это коричневые яйца. Мой дом очень маленький... и белый... одна комната. Я вижу мужчину. Я живу с ним. У него курчавые волосы и голубые глаза». Я спросил, женаты ли они.

«Нет, не в их понимании брака». Она там ро­дилась? «Нет, меня привели в поместье, когда я была очень молода. Моя семья была очень бед­ной». Ее приятель не был ей знаком. Я напра­вил ее вперед во времени, к следующему важно­му событию в этой жизни.

«Я вижу что-то белое... с множеством лент. Должно быть, это шляпа. Что-то вроде дамской шляпки с перьями и белыми лентами».

«Кто в этой шляпе? Это...» Катерина перебила меня: «Разумеется, хозяйка дома». Я почувство­вал себя неловко. «Это свадьба одной из дочерей. Все поместье участвует в празднестве». Я спросил, было ли напечатано в газетах об этой свадьбе. Если да, то я бы хотел, чтобы она взглянула на дату.

«Нет, я не думаю, что у них здесь есть газеты. Я не вижу ничего такого». Обнаружить докумен­тальные подтверждения этой жизни оказалось делом трудным. «Видите ли вы себя на этой свадьбе?» - спросил я. Она быстро ответила громким шепотом.

«Мы не присутствуем на свадьбе. Мы можем лишь видеть входящих и выходящих людей. Слугам нельзя».

«Что вы чувствуете?»

«Ненависть».

«Почему? Они плохо обращаются с вами?»

«Потому что мы бедные, - сказала она тихо, - и мы зависим от них. И мы имеем так мало по сравнению с ними».

«Вы, в конце концов, покинули эту усадьбу? Или жили там до конца своих дней?»

Она ответила с тоской в голосе: «Я жила здесь до конца». Я почувствовал ее печаль. Ее жизнь была трудной и безнадежной. Я переместил ее в день ее смерти.

«Я вижу дом. Я лежу на кровати, в постели. Мне дают что-то выпить, что-то теплое. С менто­ловым запахом. В груди тяжело. Трудно ды­шать... Я чувствую боль в груди и спине... Это плохая боль... трудно говорить». Она часто и по­верхностно дышала, превозмогая боль. Через несколько минут агонии ее лицо смягчилось и тело расслабилось. Дыхание стало нормальным.

«Я покинула свое тело, - голос был громким и хриплым. - Я вижу чудесный свет... Ко мне подходят люди. Они хотят помочь мне. Прекрас­ные люди. Они не боятся... Мне очень легко...» Наступила долгая пауза.

«Что вы думаете о жизни, которую только что покинули?»

«Об этом потом. А теперь я чувствую покой. Это время отдыха... Душа... душа находит здесь упокоение. Вы оставляете позади все телесные страдания. Ваша душа спокойна и безмятежна. Это прекрасное чувство... великолепное, словно солнце, в свете которого вы все время пребывае­те. Свет такой сверкающий! Все исходит из све­та! Энергия выходит из этого света. Наша душа немедленно отправляется туда. Это как магнети­ческая сила, которая притягивает нас. Она пре­красна. Она подобна источнику силы. Она знает, как исцелять».

«Имеет ли она цвет?»

«У нее много цветов», - Катерина замолча­ла, отдыхая в этом свете.

«Что вы чувствуете?» - решился я прервать молчание.

«Ничего... просто покой. Находишься среди своих друзей. Все они здесь. Я вижу много лю­дей. Кого-то я знаю, кого-то нет. Но все мы пре­бываем здесь в ожидании». Она продолжала ждать, а время шло. Я решил ускорить процесс.

«У меня есть вопрос».

«К кому?» - спросила Катерина.

«К кому-нибудь - к вам или Учителям, - уклонился я от прямого ответа. - Я думаю, что понимание этого поможет нам. Вопрос следую­щий: выбираем ли мы, когда и как родиться и умереть? Можем ли мы выбирать ситуацию? Можем ли мы выбрать время нашего следующе­го перехода? Я полагаю, что понимание этого смягчит многие ваши страхи. Может ли кто-нибудь там ответить на этот вопрос?» В комнате стало прохладно. Когда Катерина снова загово­рила, ее голос был глубже и звучней. Такого го­лоса я раньше не слышал. Это был голос поэта.

«Да, мы, выбираем, когда входим в свое физи­ческое состояние и когда уходим. Мы знаем, ког­да мы завершили то, ради чего были посланы сюда, вниз. Мы знаем, когда наше время истек­ло, и мы должны принять свою смерть. Посколь­ку вы знаете, что от этой жизни вы уже ничего не получите. Когда приходит время, когда вы уже отдохнули и энергетически восполнили свою душу, вам разрешается выбрать возвращение в физическое состояние. Те, кто колеблются, кто не уверены, что вернутся сюда, могут потерять предоставленный им шанс, шанс осуществить то, что они дол должны, находясь в физическом состоя­нии ».

Я сразу же понял, что говорила не Катерина. «Кто говорит со мной? - спросил я. - Кто гово­рит? »

Катерина ответила своим обычным тихим ше­потом: «Я не знаю. Голос кого-то очень... кого-то, кто контролирует все, но я не знаю, кто это. Я могу лишь слышать его голос и пытаться пе­редать вам, что он говорит».

Она также знала, что это знание исходит не от нее, не от подсознательного, не от бессозна­тельного. Даже не от ее сверхсознателыюго Я. Она каким-то образом слушала, затем передава­ла мне слова или мысли какого-то особого суще­ства, которое «все контролировало». Итак, по­явился другой Учитель, отличный от того или тех, кто передавал предыдущие мудрые посла­ния. Это был новый дух, обладавший характер­ным голосом и стилем, поэтическим и безмятеж­ным. Это был Учитель, который говорил о смер­ти без колебаний, но голос и мысли которого были исполнены любви. Эта любовь казалась теплой и реальной, но в то же время отстранен­ной и вселенской. Она казалась блаженной, но не подавляющей, или эмоциональной и сковы­вающей. Она передавала чувство любовной не­привязанности или отстраненной добросердечной любви, и она казалась знакомой далее на рассто­янии.

Шепот Катерины становился громче: «Я не верю этим людям».

«Не верите каким людям?» - спросил я.

«Учителям».

«Не верите?»

«Нет, мне не хватает веры. Поэтому моя жизнь была такой трудной. У меня не было веры в эту жизнь». Она спокойно оценивала свою жизнь в восемнадцатом веке. Я спросил ее, чему она на­училась в той жизни.

«Я узнала о гневе и обиде, о том, как копятся в тебе эти чувства по отношению к людям. Я также узнала, что я не контролирую свою жизнь. Я хочу контролировать, но у меня не получает­ся. Я должна верить Учителям. Они ведут меня. Но у меня не было веры. Я чувствовала себя как бы обреченной с самого начала. Я не очень радо­стно относилась к вещам. У нас должна быть вера... у нас должна быть вера. И я сомневаюсь. Я выбрала сомневаться, вместо того, чтобы ве­рить», - Катерина замолчала.

«Что следует делать вам, а также мне, чтобы стать лучше? Одинаковы ли наши пути?» - спросил я. Ответ пришел от Учителя, который на прошлой неделе говорил об интуитивных спо­собностях и возвращении из комы. Голос, мане­ра, интонация - все это было иное, чем у Кате­рины и у мужественного, поэтического Учителя, который говорил только что.

«Пути, в своей основе, одинаковы у всех. Мы все должны принять определенные позиции и установки, пока находимся в физическом состо­янии. Кто-то быстрее их осваивает, кто-то мед­леннее. Милосердие, надежда, вера, любовь... все мы должны знать эти вещи и знать их хорошо. Это не просто одна надежда, одна вера и одна любовь: столько всего входит в каждое из этих состояний. Существует так много способов про­являть их. И все равно мы лишь незначительно смольем их реализовать...

Последователи разных религий подошли ко всему этому ближе, чем мы, ибо приняли обеты целомудрия и смирения. Они отказались от мно­гого, ничего не прося взамен. Мы же продолжа­ем просить вознаграждение: награду и оправда­ние нашему поведению... когда нет вознагражде­ний, вознаграждений, которых мы хотим. Вознаграждение в процессе, но в процессе без ожи­дания чего-либо... бескорыстном процессе».

«Я не научилась этому», - добавила Катери­на своим тихим шепотом.

На мгновение меня смутило слово «целомуд­рие», но я вспомнил, что его смысл «чистота» относится к состоянию, совершенно отличному от просто «сексуального воздержания».

«...Не переусердствовать, - продолжила она. - Все, что делается чрезмерно... чересчур... Ну вы понимаете. Вы действительно понимае­те», - она опять замолчала.

«Я стараюсь», - сказал я. Затем я решил пе­реключить внимание на Катерину. Возможно, Учителя еще не удалились. «Что я могу предпри­нять, чтобы наилучшим образом помочь Катери­не преодолеть ее страхи и беспокойства? Понять ее уроки? Лучший ли это способ, или я должен что-то изменить? Или довести до конца исследо­вание в этой особой сфере? Как лучше ей помочь? »

Ответ пришел от Учителя-поэта, говорившего глубоким голосом. Я далее подался вперед в сво­ем кресле.

«Вы все делаете правильно. Но это для вас, а не для нее». И опять послание о том, что это предназначено больше для меня, чем для Кате­рины.

«Для меня?»

«Да. То, что мы говорим, предназначается вам». Он ссылался не только на Катерину, гово­ря о ней в третьем лице, но он также сказал «мы». На самом деле, там присутствовало не­сколько Учителей Духа.

«Могу я узнать ваши имена? - спросил я, тут же смутившись из-за обыденности своего вопро­са. - Я нуждаюсь в руководстве. Мне нужно так много узнать».

В ответ прозвучала настоящая поэма любви, поэма о моей жизни и моей смерти. Голос был тихим и нелепым, и я ощущал исполненную люб­ви отстраненность вселенского духа. Я слушал в благоговении.

«Вы получите руководство в свое время. Вас будут вести... в свое время. Когда вы завершите то, ради чего были посланы сюда, ваша жизнь закончится. Но не раньше. У вас еще много вре­мени... много времени».

Я почувствовал одновременно и волнение, и облегчение. Я был рад, что не говорил чересчур сложно. Катерина забеспокоилась. Она тихо шеп­тала: «Я падаю, падаю... пытаюсь найти мою жизнь... падаю». Она вздохнула, и я тоже. Учи­теля удалились. Я задумался о чудесных посла­ниях, очень личных, полученных из духовных источников. Заключенный в них смысл был по­разительным. Свет после смерти и жизнь после смерти; наш выбор, когда мы рождаемся и ког­да умрем; несомненное и безошибочное руковод­ство Учителей; жизни, оцениваемые не по годам, а по усвоенным урокам и выполненным задачам; милосердие, надежда, вера и любовь; действия без ожидания отдачи - все это было знание для меня. Но ради какой цели? Для чего, для завер­шения какой задачи я был послан сюда?

Драматические послания и события обруши­лись на меня в моем кабинете, отражая глубо­кие перемены в моей личной и семейной жизни. В мое сознание постепенно проникала трансфор­мация. Например, я ехал с сыном в колледж; на игру по бейсболу, и по дороге мы застряли в ог­ромной пробке. Меня всегда раздражали дорожные пробки, и теперь мы должны будем пропус­тить одну или далее две подачи. Но я сознавал, что меня это не раздражает. Я не проклинал мысленно некомпетентного водителя. Мои шея и плечи были расслаблены. Я не излил свое раздражение на сына, и все это время мы прогово­рили с ним. Я сознавал лишь желание провести приятно день с Джорданом, наблюдая игру, ко­торая нам обоим так нравилась. Целью было про­вести время вместе. Если бы я проявил раздражение и гнев, это мероприятие провалилось бы.

Я смотрел на своих детей и жену и задавался вопросом, были ли мы раньше вместе. Действи­тельно ли мы приняли решение разделить испы­тания, трагедии и радости этой жизни? Может, мы не имели возраста? Я испытывал большую любовь и нежность по отношению к ним. Я по­нимал, что их изъяны и ошибки были минималь­ными. Они, в действительности, не были столь важны. Важна была любовь.

Я далее поймал себя на том, что пересматри­ваю свои собственные недостатки. Мне не нужно было пытаться быть совершенным или все вре­мя контролировать себя. Не было никакой надоб­ности производить на кого-то впечатление.

Я был очень доволен, что смог поделиться этим опытом с Кэрол. Мы часто беседовали пос­ле обеда и разбирали мои чувства и реакции на сеансах с Катериной. У Кэрол аналитический ум. Она знала, как сильно я был озабочен тем, что­бы провести работу с Катериной внимательно, аккуратно, используя научные приемы и мето­ды, и она играла своего рода роль «адвоката дья­вола», помогая мне воспринимать эту информа­цию объективно. По мере того как становилось очевидным, что Катерина действительно раскры­вала великие истины, Кэрол так же чувствовала и разделяла со мной и мои опасения, и мои ра­дости.

ГЛАВА 7

Когда Катерина пришла через неделю на сле­дующий сеанс, я был готов проиграть кассетную запись того невероятного диалога из прошлого сеанса. В конце концов, именно через нее я ус­лышал небесную поэзию наряду с воспоминани­ями о прошлых жизнях. Я сообщил ей, что она передала информацию из промежуточного, или духовного, состояния между смертью и рождени­ем, хотя она сама ничего не помнила об этом со­стоянии. Ей не хотелось слушать. Переживая поразительные улучшения, она не испытывала потребности углубляться в полученный матери­ал. Кроме того, все это относилось к области сверхъественного. Я убедил ее прослушать за­пись. Эта информация была замечательной, пре­красной, вдохновляющей, и она пришла через Катерину. Я просто хотел поделиться ею с ней. Но она послушала свой тихий шепот всего не­сколько минут и затем заставила меня выклю­чить запись. Она сказала, что это слишком дико и вызывает у нее чувство дискомфорта. Тут я вспомнил фразу из диалога: «Это для вас, а не для нее».

Мне было интересно, как долго продлятся эти сеансы, потому что состояние Катерины улучша­лось с каждой неделей. Теперь в когда-то столь беспокойном океане ее душевного состояния ос­талась всего лишь небольшая рябь. Она все еще боялась замкнутых пространств, и отношения со Стюартом были достаточно напряженными. Во всем остальном ее прогресс был налицо.

Мы уже несколько месяцев не занимались тра­диционной психотерапией. В этом не было необ­ходимости. Мы обычно несколько минут беседо­вали, обсуждая события прошедшей недели, а затем быстро переходили к гипнотической рег­рессии. То ли благодаря реальным воспоминани­ям о главных травмах и ежедневных минитравмах, то ли благодаря процессу повторного пере­живания травматических событий, но Катерина, практически, исцелилась. Почти исчезли ее фо­бии и приступы паники. Она не боялась умереть. Она больше не боялась потерять над собой конт­роль. В настоящее время психиатры используют большие дозы транквилизаторов и антидепрес­сантов для лечения людей с такими симптома­ми, как у Катерины. В дополнение к медикамен­там, пациенты также нередко проходят курсы интенсивной психотерапии или посещают сеан­сы групповой терапии для страдающих фобиями. Многие психиатры убеждены, что такие симпто­мы, как у Катерины, имеют биологическую ос­нову, что мозгу не хватает одного или несколь­ких химических компонентов.

Когда я погружал Катерину в глубокий гип­нотический транс, я думал о том, как замечатель­но, что в течение нескольких недель она почти исцелилась, не прибегая к лекарствам, традици­онной психотерапии или групповой терапии. И это не просто подавление симптомов или жизнь со стиснутыми зубами, наполненная страхами. Это действительное исцеление, избавление от симптомов. Она стала безмятежной, сияющей и счастливой выше всех моих ожиданий.

Она опять заговорила тихим шепотом: «Я на­хожусь в здании со сводчатыми потолками. По­толки синие и золотистые. Рядом со мной дру­гие люди. Они одеты в... старое... что-то вроде платьев, очень старые и грязные. Я не знаю, как мы попали сюда. В комнате много фигур. Еще здесь есть какие-то предметы, стоящие на каких- то каменных конструкциях. В конце комнаты возвышается огромная золотистая фигура. Появ­ляется он... Он очень большой, с крыльями. Он очень злой. В комнате очень жарко, очень жиар- ко... Жарко, потому что ни окон, ни дверей. Мы вынуждены находиться за пределами деревни. С нами что-то не то».

«Вы больны?»

«Да, все мы больны. Я не знаю, что это, но наша кожа погибает. Она чернеет на глазах. Мне очень холодно. Воздух очень сухой и затхлый. Мы не можем вернуться в деревню. Мы должны оста­ваться здесь. У некоторых лица деформированы».

Это похоже на ужасную болезнь, что-то вроде проказы. Если Катерина и имела когда-то пре­красную жизнь, то мы еще не просматривали ее. «Как долго вам тут нужно находиться?»

«Вечно, - ответила она мрачно, - пока не умрем. От этого нет исцеления».

«Вы знаете, как называется эта болезнь?»

«Нет. Кожа становится очень сухой, иссыха­ет. Я здесь уже много лет. Есть и новички. На­зад пути нет. Мы изгнаны... умирать».

Она была обречена на жалкое существование в пещере.

«Мы должны охотиться, чтобы прокормиться. Я вижу какого-то дикого зверя, на которого мы охотимся... с рогами. Он коричневый, с рогами, большими рогами».

«Кто-нибудь приходит к вам?»

«Нет, никому нельзя подходить близко, ина­че они тоже пострадают от зла. Мы прокляты... за какие-то дурные дела. И это наше наказание». В песочных часах ее жизней песок ее теологии постоянно смещался. Только после смерти, в ду­ховном состоянии, она имела теплый прием и обнадеживающее постоянство.

«Вы знаете, какой это год?»

«Мы потеряли счет времени. Мы больны и просто ждем своей смерти».

«Не осталось никакой надежды?» Я чувство­вал ее ужасающее отчаяние.

«Нет надежды. Мы все умрем. Руки сильно болят. Страшная слабость во всем теле. Я стара. Мне трудно передвигаться».

«Что бывает, когда уже не можешь двигать­ся?»

«Тебя перемещают в другую пещеру и остав­ляют там умирать».

«Что делают с умершими?»

«Заваливают вход в пещеру».

«Пещеру закрывают еще до смерти человека?» Я искал ключ к ее боязни замкнутого простран­ства.

«Я не знаю. Я никогда там не была. Я в ком­нате с другими людьми. Очень жарко. Напротив стена, я просто там лежу».

«Что это за комната?»

«Для поклонения... многим богам. Очень жарко ».

Я переместил ее вперед во времени. «Я вижу что-то белое, похожее на навес. Они кого-то пе­реносят» .

«Это вы?»

«Я не знаю. Я буду рада смерти. Я испыты­ваю боль во всем теле». Губы у Катерины сжались от боли, дыхание стало тяжелым из-за ж:ары, которую она испытывала в пещере. Я пе­реместил ее в день ее смерти. Она все еще зады­халась.

«Трудно дышать?» - спросил я.

«Да, так жарко здесь... так жарко, очень тем­но. Я ничего не вижу... и не могу пошевелить­ся». Она умирала, парализованная и одинокая, в жаркой, темной пещере. Выход из пещеры был уже закрыт. Ей было страшно и тяжело. Дыха­ние участилось, стало нерегулярным, и она, на­конец, умерла, закончив эту мученическую жизнь.

«Я испытываю легкость... словно плыву. Здесь очень ярко. Здесь прекрасно!»

«Вы испытываете боль?»

«Нет!» - она замолчала, и я ожидал появле­ния Учителей. Вместо этого ее отнесло куда-то в сторону: «Я стремительно падаю. Я возвращаюсь в тело!» Она была так же удивлена, как и я.

«Я вижу здания, здания с круглыми колонна­ми. Здесь много зданий. Мы находимся снаружи. Вокруг деревья - оливковые деревья. Очень кра­сиво. Мы на что-то смотрим... У людей на лицах смешные маски. Какой-то праздник. Они одеты в длинные одеяния, а маски скрывают их лица. Они прикидываются теми, кем не являются. Они находятся на возвышении... над тем местом, где мы сидим».

«Вы смотрите спектакль?»

«Да».

«Как вы выглядите? Взгляните на себя».

«У меня каштановые волосы. Они заплете­ны», - Катерина замолчала. Ее описание себя и растущие вокруг оливковые деревья напомнили мне об одной ее жизни в Греции за пятнадцать столетий до Христа, когда я был ее учителем по имени Диоген. Я решил уточнить.

«Вам известен год?»

« Нет ».

«Там есть люди, которых вы знаете?»

«Да, рядом сидит мой муж. Я не знаю его [в нынешней жизни]».

«У вас есть дети?»

«Я с ребенком сейчас». Выбор слов, построе­ние фраз было необычным и напоминало древ­нюю речь, и это не было свойственно Катерине в ее сознательном состоянии.

«Там есть ваш отец?»

«Я не вижу его. Вы тоже где-то здесь... но не со мной». Итак, я был прав. Мы вернулись на тридцать пять веков назад.

«Что я там делаю?»

«Вы просто смотрите, но вы еще учите. Вы учите... Мы узнали от вас... о квадратах и кру­гах, странных вещах. Диоген, вы там».

«Что еще вы знаете обо мне?»

«Вы в преклонном возрасте. Мы как-то связа­ны... вы брат моей матери».

«Вы знаете других членов моей семьи?»

«Я знаю вашу жену... и ваших детей. У вас сыновья. Двое из них старше меня. Моя мать умерла; она умерла очень молодой».

«Вас растил ваш отец?»

«Да, но сейчас я замужем».

«Вы ждете ребенка?»

«Да, мне страшно. Я не хочу умереть во вре­мя родов».

«Это и случилось с вашей мамой?»

«Да».

«И вы боитесь, что с вами случится то же са­мое? »

«Это часто случается».

«Это ваш первый ребенок?»

«Да, я испугана. Уже скоро. Я такая большая. Мне неудобно двигаться... Холодно». Она переме­стилась во времени вперед. Ребенок вот-вот ро­дится. У Катерины никогда не было детей, и я никогда не принимал роды за четырнадцать лет, прошедших после моей практики в медицинской школе.

«Где вы находитесь?» - спросил я.

«Я лежу на чем-то каменном. Очень холодно. Мне больно... Кто-то должен мне помочь. Кто-то должен мне помочь». Я велел ей дышать глуб­же, и ребенок должен родиться без боли. Она тяжело дышала и стонала. Мучительный процесс длился несколько минут, и, наконец, ребенок появился на свет. У нее родилась дочь.

«Теперь вы чувствуете себя лучше?»

«Сильная слабость... так много крови!»

«Вы уже знаете, как назовете дочь?»

«Нет, я слишком устала... Я хочу своего ре­бенка».

«Ваш ребенок здесь, - сымпровизировал я, - маленькая девочка».

«Да, мой муж доволен», - она была обесси­лена. Я велел ей вздремнуть и проснуться освеженной. Через пару минут я пробудил ее.

«Теперь вы чувствуете себя лучше?»

«Да... Я вижу животных. Они что-то везут на своих спинах. Это корзинки. В корзинках много всяких вещей... пища... красные фрукты...»

«Это хорошее место?»

«Да, много пищи».

«Вы знаете, как называется местность? Как вы ее называете, когда путник спрашивает название вашей деревни?»

«Катения... Катения».

«Это похоже на название греческого город­ка», - подсказал я.

«Я не знаю. А вы знаете? Вы уезжали и потом вернулись. А я нет». Это был неожиданный по­ворот. Поскольку в той жизни я был ее дядей, старше и мудрее ее, она спрашивала меня, не знаю ли я ответ на мой собственный вопрос. А у меня, к сожалению, не было доступа к этой ин­формации.

«Вы всю свою жизнь прожили в этой дерев­не?» - спросил я.

«Да, - прошептала она, - но вы путешеству­ете, поэтому вы знаете то, чему учите. Вы путе­шествуете, чтобы изучать, изучать землю... раз­ные торговые маршруты, записывать их и состав­лять карты... Вы в преклонном возрасте. Вы хо­дите с молодыми людьми, потому что разбирае­тесь в картах. Вы очень мудры».

«О каких картах вы говорите? О картах звезд?»

«Вы разбираетесь в символах. Вы можете по­мочь им сделать... помочь им составить карты».

«Вы узнаете других людей из вашей деревни?»

«Я не знаю их... но я знаю вас».

«Хорошо. Какие у нас взаимоотношения?»

«Очень хорошие. Вы очень добры. Я люблю просто сидеть рядом с вами, это очень успокаи­вает меня... Вы нам помогли. Вы помогли моим сестрам...»

«Однако наступает момент, когда я должен покинуть вас, так как я стар».

«Нет, - она не была готова обсуждать мою смерть. - Я вижу хлеб, плоский хлеб, очень плоский и тонкий».

«Люди едят этот хлеб?»

«Да, мой отец, мой муж и я. И другие люди в деревне».

«По какому случаю?»

«В деревне... праздник».

«Ваш отец там?»

«Да».

«Ваш ребенок тоже там?»

«Да, но она не со мной, а с моей сестрой».

«Посмотрите внимательно на сестру», - предложил я, надеясь, что она узнает кого-то, играющего важную роль в нынешней жизни Ка­терины.

«Да, ... но я не знаю ее».

«Вы узнаете своего отца?»

«Да... да... Эдвард. Тут финики, финики и оливки... и красные фрукты. Есть плоский хлеб. И они убили овцу. Они жарят овцу, - наступи­ла долгая пауза. - Я вижу что-то белое... - Она снова переместилась во времени. - Это белый... это прямоугольный ящик. Сюда кладут людей, когда они умирают».

«Значит, кто-то умер?»

«Да... мой отец. Мне не хочется смотреть на него. Я не хочу его видеть».

«Вы должны на него смотреть?»

«Да. Его унесут хоронить. Мне очень грустно».

«Да, я знаю. Сколько у вас детей?» - иссле­дователь во мне не позволял ей горевать.

«У меня трое: два мальчика и девочка». Послушно ответив на мой вопрос, она вернулась к своему горю: «Они чем-то прикрыли его тело...» - она выглядела очень грустной.

«Я к этому времени уже умер?»

«Нет. Мы пьем какое-то вино, вино из чаши».

«Как я сейчас выгляжу?»

«Вы очень, очень стары».

«Вам уже лучше?»

«Нет! Когда вы умрете, я останусь одна».

«Вы пережили своих детей? Они позаботятся о вас».

«Но вы так много знаете», - она говорила, как маленькая девочка.

«Все пройдет. Вы тоже много знаете. Вы буде­те в безопасности», - я уверял ее, и она успоко­илась.

«Вы успокоились? Где вы сейчас?»

«Я не знаю». Она, очевидно, перешла в духов­ное состояние, хотя и не пережила свою смерть в той жизни. На этой неделе мы подробно иссле­довали две жизни. Я ожидал появления Учите­лей, но Катерина продолжала отдыхать. Через несколько минут я спросил, может ли она гово­рить с Учителями Духов.

«Я еще не достигла этого плана, - объяснила Катерина. - Поэтому не могу говорить».

Она так и не достигла этого плана. После дли­тельного ожидания я вывел ее из гипнотическо­го транса.