Geum.ru

Ежегодная богословская конференция 2002 г богословие

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   38
Миссионерская деятельность в Туркестанском крае. Заславский В. Б. (Калуга)

Освещение миссионерской деятельности в Туркестанском крае, очевидно, необходимо предварить краткой исторической справкой.

К началу XIX в. на территории Туркестанского края сформировались три новых государства — Кокандское и Хивинское ханства и Бухарский эмират.

Каждое из многочисленных племен, населявших эти государства, занимали свою определенную территорию со своими пастбищами и полями, а также укрепленными пунктами, являвшимися одновременно и резиденцией глав племен. Основная масса племен вела кочевой или полукочевой образ жизни. Борьба за власть и пастбища приводила к многочисленным междоусобицам, набегам, уводом людей в рабство. Набегам подвергались приграничные населенные пункты России, грабились торговые караваны.

Для защиты населенных пунктов и охраны караванов еще при Петре I и позднее был заложен ряд крепостей. Таким образом, в середине XVIII в. на севере Средней Азии и Казахстана образовалось полукольцо из военных линий, сформировавшее широкий плацдарм для русской политики в этом регионе.

С развитием в первой половине XIX в. русской хлопчатобумажной промышленности увеличилось значение Средней Азии, как рынка сбыта. Торговля России со среднеазиатскими ханствами росла быстрыми темпами, и к середине XIX в. Коканд, Хива и Бухара стали главными торговыми партнерами России в Азии, а, следовательно, и главными потребителями русских промышленных изделий. Однако, в 50–60 гг. активизировалась деятельность британских агентов, которые склоняли правителей местных государств к сотрудничеству с Англией. Ост-Индийская компания предлагала Бухаре и Хиве союз против России, предпринимала отчаянные попытки проникнуть на рынки среднеазиатских ханств и, завладев ими, вытеснить отсюда Россию.

Для сдерживания своего азиатского соперника, а так же для охраны торговых путей от грабежей кочевыми племенами, правящие круги Александра II двинули российские войска и захватили государства региона, которые из-за своей раздробленности и взаимных распрей не сумели устоять против войск.

Пять новых среднеазиатских областей (Семиреченская, Сырдарьинская, Ферганская, Самаркандская и Закаспийская) охватили огромное пространство размером около 1,5 миллиона квадратных верст. К 1895 г. соответствующими договорами были окончательно определены границы России с Ираном и Афганистаном.

Нужно сказать, что действия российских властей в этом краю никак не вписывались в схему колониального захвата. С точки зрения британского разведчика Рейли, политика Российской империи в Центральной Азии была “странной”, но эффективной. Действительно: привычным к административным и миссионерским насилиям над завоёванными странами могла показаться непонятной позиции российских властей: не покорять, а просто присутствовать; не навязывать своих взглядов и традиций, а поддерживать местную религию и культуру. В неприкосновенности оставались не только имущественные права населения, но и привилегии центрально-азиатской аристократии, представители которой вдобавок к прежним званиям получали русские дворянские титулы, для генералов-мусульман были предусмотрены девять специальных вакансий. На местах имперские представители осуществляли контроль, а власть оставалась у прежних правителей. Полностью были сохранены привилегии, доходы и владения исламского духовенства, не облагавшиеся налогом; вдобавок преподавателям мусульманских учебных заведений — медресе и мектабов — стали выплачивать государственное жалованье. По Промыслу Божию, Православная Церковь явилась в Центральную Азию не как торжествующая миссионерская религия завоевателей, а смиренно, лишь для скромного пастырского окормления переселенцев: ссыльного уральского казачества и безземельных крестьян из густонаселенных областей России.

На всей территории завоеванного Туркестанского края в 1871 г. была учреждена самостоятельная Туркестанская и Ташкентская епархия с епископской кафедрой в г. Верном (Алма-Ата), в 1916 г. переведенной в Ташкент.

Православная Церковь не придерживалась прозелитизма и старалась не навязывать свою веру лицам другого вероисповедания. В то же время, нельзя обойти вниманием отдельные попытки миссионерской деятельности, в частности, Н. П. Остроумова, от которой он постепенно отказался. Ту же направленность имели факты выдачи генерал-губернатором денежного вознаграждения за добровольный отказ от мусульманства.

Миссионерской деятельности в Туркестане практически не велось. Епископ Димитрий (Абашидзе), возглавлявший епархию в начале ХХ в., привел своеобразную статистику. В течение всего имперского периода, длившегося около полувека, здесь приняли христианство: 8 каракиргизов, 2 туркмена, 3 сарта (узбека) и 1 перс (вероятно, таджик). В то же время 9 русских в Туркестане перешли в мусульманство. Однако на самом деле миссионерская деятельность в крае присутствовала.

До открытия кафедры Туркестанской и Ташкентской епархии, приходы Лепсинского благочиния Семиречья входили в состав Томской епархии, куда в конце 1880-х годов был направлен на должность миссионера к китайским эмигрантам, проживающим в станице Сарканской, священник о. Василий Покровский. Позднее Лепсинское благочиние было переведено во вновь открытую Туркестанскую епархию. В бытность на этой должности миссионера о. Василий обратил в православие 139 язычников, за что был Всемилостивейше сопричислен к ордену св. Анны 3-й степени.

О деятельности о. Василия рассказывает статья в “Туркестанских ведомостях” за 1871 г. “…Во время прошлогоднего объезда Семиреченской области генерал-губернатор имел случай убедиться, что школа калмыцких детей в Сарканском выселке может стать наряду с нашими лучшими народными школами. Успех преподавания в сарканской школе достигнут, благодаря энергии, терпению и любви к делу преподавателя этой школы священника-миссионера В. Покровского. В настоящее время, по распоряжению Семиреченского Областного Правления, помощником о. В. Покровского и учителем сарканской школы назначен новокрещенный китайский эмигрант Михаил Букинга”.

Отец Василий помимо своей пастырской деятельности занимался публицистикой. Его корреспонденции печатались в “Туркестанских Ведомостях”. В одной из статей о. Василий рассказал о часовне, которая в Семиречье имеет свое историческое значение, как памятник бывшего в Копале в 1868 г. крещения китайских эмигрантов. Ежегодно, в день первого крещения эмигрантов, в этой часовне служатся молебны, и в ней же, в её прекрасной крещальне совершается и ныне крещение язычников в Копале.

О периоде миссионерской деятельности о. Василий рассказал в “Записках миссионера”, где подробно описал быт, нравы, ремесленную и сельскохозяйственную деятельность, историю и причины китайской эмиграции в Россию. Освещена миссионерская деятельность как самого о. Василия, так и деятельность Семиреченского православно-церковного братства.

Первый год для о. Василия был тяжелым. В выселке Сарканском, очень небольшом, не так давно начавшем свое существование и еще не обстроившемся, не было в то время ни церкви, ни школы, так что пришлось встретить немало затруднений в начале миссионерской деятельности. Первостепенное внимание о. Василия было сосредоточено на катехизации эмигрантских детей. Эта катехизация началась незаметно для них самих, с открытием школы и обучением русской грамоте. Приохочиваемые сначала в школе подарками азбук, карандашей, картинок религиозного содержания и проч., дети эмигрантов, вместе с обучением их грамоте, приучались исподволь и тому, как молиться Богу и делать крестное знамение. При дальнейших посещениях школы они впервые приучались различать по названиям дни, месяцы, усваивали их русские названия и познакомились с русским летосчислением; из школы они впервые, более или менее сознательно, сделали и первый шаг свой к церкви. Бывшая временная церковь выселка не могла произвести особенного впечатления на эмигрантов своим внешним видом: это была большая войлочная палатка; но внутри дети видели красивый иконостас, убранство алтаря, богослужебную утварь, — все для детской любознательности было дотоле невиданным. Заинтересовала их и церковная служба, и пение. Впоследствии, точно также как школу, дети эмигрантов полюбили и церковь, и привыкли каждый воскресный и праздничный день ходить к богослужению. На праздник Рождества Христова — это было еще в 1869 г. — некоторые из обучавшихся в школе эмигрантских мальчиков ходили уже славить Христа по Сарканскому выселку, и сарканцы-казаки в каждом доме ласково принимали их, одаривая за “славу” деньгами. Начавшееся воцерковление детей благотворно отражалось и на их родителях. В тех эмигрантских семействах, где были обучающиеся в школе, чище и опрятнее содержались розданные им св. иконы, правильнее совершали крестное знамение их родные, а во время праздничных посещений эмигрантских домов с крестом, св. водой или с иконами в домах, где были воспитанники школы, там встречались и зажженные пред домашними иконами восковые свечи.

По рассказу о. Василия, в первые два года эмигранты все-таки не вполне доверяли ему, в том, что составляло внутреннюю жизнь этих людей, они были скрытными; но, тем не менее, как бывшие буддисты, калмыки и сибо, находя новую веру свою сходной во многом с прежней их верой, и встречая искреннюю любовь к себе со стороны их нового, русского ламы, как они называли священника, теперь они не только охотно приносили новорожденных детей своих для крещения и причастия, но и с полным доверием обращались к священнику в случае болезни кого-нибудь из семьи.

В течение трех лет, миссионерская деятельность сосредоточена была пока на воспитании молодого эмигрантского поколения. За это время, многие из учеников школы выучились говорить по-русски, читать, писать, и познакомились с арифметикой. Все воспитанники из эмигрантов прилежно посещали школу, сознательно полюбили церковь, петь на клиросе, прислуживать в алтаре во время богослужений, многие из них выучились петь обедню. Всех обучавшихся в школе эмигрантов было до 50 человек, от 10 и до 20 лет возрастом; между старшими учениками было много женатых. В поощрение обучающихся эмигрантов, двое из старших и лучших воспитанников школы утверждены в должностях: один — помощником преподавателя по школе, а другой — церковным старостой, с ношением форменного кафтана.

Вот о чем не упомянул епископ Димитрий (Абашидзе), но что мы можем узнать из “Записок миссионера” отца Василия Покровского.

Вступив на Туркестанскую кафедру, Преосвященный Александр (Кульчицкий) одной из своих первейших задач имел желание в поездке по Семиреченской области познакомиться с кара-кунузскими дунганами, чтобы по ним, как и по другим инородческим народностям, исповедующим ислам, иметь возможность судить о силе магометанства в этих местах. Надо отметить, что владыка Александр, являясь членом Русской миссии в Пекине, в совершенстве знал китайский язык. В результате изучения епархии, он пришел к убеждению о крайней необходимости учредить Православную миссию.

19 июня 1881 г. владыка Александр направил записку Туркестанскому генерал-губернатору Г. А. Колпаковскому с предложением учредить в крае монастырь, который, по его мнению, стал бы центром не только проповеднической деятельности и издания специальных сочинений для обращения “иноверцев” в православие, но и служил пропаганде просвещения и русской культуры вообще; он мог бы стать до некоторой степени даже и ученым учреждением. Такой центр имел бы, “по местным условиям, не только религиозное, но и государственное значение”.

21 мая 1882 г. в день памяти свв. равноапостольных князей Константина и Елены было совершено освящение места под монастырь. Главной целью устройства монастыря было миссионерство. Здесь, по инициативе архипастыря, должны были находиться постоянно миссионеры; здесь же предполагалось устроить училище. В этом же году приступили к строительству флигеля из четырех комнат для проживания будущих деятелей на миссионерском поприще. Монастырь назван Свято-Троицким, т. к. самое освящение места случилось на Троицкой неделе, и в честь Святой Троицы водружен первый крест. Однако намерениям епископа Александра не суждено было осуществиться, т. к. в 1883 г. он был перемещен на Костромскую кафедру. После нескольких разрушительных землетрясений и ряда других причин монастырь до 1894 г. едва влачил свое существование.

В 1892 г. епископ Григорий (Полетаев) вновь занялся обустройством Иссык-Кульского монастыря, он превратился просто в общежительный мужской монастырь. При монастыре была школа с интернатом для кыргызских детей, но там учились и русские мальчики.

По инициативе Преосвященного Григория в 1893 г. в 5 километрах от Ташкента была открыта женская община, которая не имела прямой миссионерской направленности, но своим существованием напоминала те обители на Святой Руси, в которых подвизались подвижники. Миссией новооткрытой обители было оказывать помощь и содействовать душевному спасению колеблющихся в вере обитающих здесь русских людей.

Преосвященный Аркадий (Карпинский) за время своего четырехлетнего управления епархией много внимания уделял миссионерской деятельности. Так по его распоряжению 11 ноября 1901 г. состоялось первое общее собрание членов Туркестанского миссионерского комитета. Председателем был избран Преосвященный Аркадий.

По просьбе Преосвященного Аркадия, Св. Синод дозволил туземцам края, мусульманам посещать в их национальных костюмах православные храмы во время богослужений, “если от сего не предвидится, по каким-либо обстоятельствам, возможности соблазна или нарушения благопристойности”.

2 декабря 1901 г. женская община была преобразована в Ташкентский Свято-Николаевский женский общежительный монастырь.

Вечерню и первый день Пасхи в 1902 г. владыка Аркадий совершил в церкви этого монастыря. Затем епископ Аркадий посетил открытую при монастыре женскую церковноприходскую школу. В 1909 г. в этой школе обучались: 21 девочка и 12 мальчиков (из них 10 русских и 2 узбека).

Несколько ослабевшая миссионерская деятельность в епархии при недолговременном правлении епископа Паисия (Виноградова) оживилась при епископе Димитрии (Абашидзе), назначенном на Туркестанскую кафедру 20 января 1906 г.

15 июля 1909 г. в Верном при активном участии владыки Димитрия состоялось открытие первого за 30-летний период существования епархии съезда епархиальных благочинных и депутатов духовенства. Съезд постановил просить ходатайства владыки пред Св. Синодом об открытии Духовной семинарии в Верном, причем в курс предметов должны быть введены местные туземные наречия, персидский и арабский языки, изучение мусульманства, история, география и этнография Туркестанского края.

В числе докладов был доклад Н. П. Остроумова о постановке проти-вомагометанской миссии в Туркестане.

Приведем его биографию:

Николай Петрович Остроумов родился в 1846 г. в семье протоиерея в селе Сасово Тамбовской губернии. В 1860 г. поступил в Тамбовскую Духовную семинарию, которую успешно закончил в 1866 г. с отличием и был рекомендован для продолжения образования в Казанскую Духовную Академию. Это высшее духовное заведение в конце XIX в. было известным центром подготовки православных священников для службы в среде нехристианского населения. Казанская Духовная Академия давала солидную подготовку, выпуская из своих стен высококвалифицированных ученых-востоковедов. В 1877 г. Министерство народного образования России предложило Н. П. Остроумову пост инспектора народных училищ в Туркестане, которое он принял, он переехал с семьей в Ташкент. Проработав на посту инспектора два года, в 1879 г. Н. П. Остроумов возглавил учительскую семинарию. Здесь наряду с европейцами обучались представители среднеазиатских народов, прежде всего узбеки и казахи. Н. П. Остроумов прилагал все усилия для всестороннего и глубокого знакомства своих воспитанников среднеазиатов с европейской, в том числе и русской культурой. С 1883 по 1917 гг. Н. П. Остроумов организует и издает на узбекском языке газету, которая, по единодушному мнению современников и позднейших исследователей, играла для Средней Азии роль, подобную “Ведомостям” — первой русской газете для населения России ХVIII в. Хотя Н. П. Остроумов не состоял в штате священнослужителей, он активно участвовал в религиозной жизни Ташкента. Нельзя не упомянуть огромную и разностороннюю научно-краеведческую деятельность Н. П. Остроумова. Широко известна его работа по основным вероучениям мусульманской религии “Исламоведение”, изданная в нескольких томах. Н. П. Остроумовым были проведены одни из первых в Средней Азии раскопки, близ Ташкента. Н. П. Остроумов оставил после себя огромное научное и публицистическое наследие, насчитывающее сотни книг, брошюр, статей и заметок, огромную массу неопубликованных дневников и переписку с десятками ученых, политических деятелей, своих бывших учеников.

Но вернемся к миссионерской деятельности в Туркестанском крае. Последние годы правления епископа Димитрия (Абашидзе) совпали с активизацией переселенцев-сектантов, что естественно, вызвало противодействие, как Православной Церкви, так и местной администрации.

В 1911 г. правительственным постановлением была создана антисектантская комиссия, во главе которой был поставлен священник Ильин. Однако ее деятельность ограничивалась лишь увещевательными беседами с православным населением.

При последнем дореволюционном архиерее Иннокентии (Пустынском) с 14 по 23 июня 1918 г. в Ташкенте проходил второй Туркестанский епархиальный съезд, на котором решался вопрос о насущной потребности иметь своего епархиального миссионера.

Наступили другие времена, и возникла другая ситуация. Теперь возник вопрос о сотрудничестве православных и мусульман в русле общих для православной и мусульманской религий заветов: милосердия и справедливости.

Высокопреосвященный Владимир (Иким) в статье “Рядом с исламом” отметил: “Для наших дней главный урок древней Центрально-Азиатской Церкви — это урок того, как было создано и кем было разрушено в средние века христианско-мусульманское содружество… Атеистический режим СССР оставил нам смертельное наследство: религиозное и межрелигиозное невежество. Сейчас мало кто понимает, что в таджикской и чеченской трагедиях повинен отнюдь не ислам, а тоталитарная секта ваххабитов, попирающая основы мусульманской религии”.

В 1897 г. в Ташкенте впервые в истории состоялся официальный контакт между православным и мусульманским духовенством. Тогда было организовано несколько разумных диалогов между священнослужителями обеих религий по проблемам мира и равенства людей независимо от их вероисповеданий. Следующий аналогичный диалог проводился в 1995 г. и вновь в Ташкенте.

9 ноября 1996 г. Ташкентская и Среднеазиатская епархия отмечала свой 125-й летний юбилей. Его Святейшество Патриарх всея Руси Алексий II в своем обращении к пастве заострил внимание на глубоком понимании и согласии, в котором живут здесь сегодня последователи ислама и православия, призвал к совершенствованию нравственных качеств, которые содействуют достижению всеобщего мира.

Президент Республики Узбекистан И. А. Каримов в своем приветствии участникам торжества подчеркнул, что вся история существования мусульман и христиан на земле Узбекистана являет собой редкий пример религиозно-духовной жизни и достойна считаться одним из лучших образцов веротерпимости.


Литература и источники.

“Восток Свыше”: Духовное и литературно-историческое издание. Вып. I. Ташкент, 2001.

Хидоятов Г. А. Моя родная история. Ташкент, 1990.

“Туркестанские ведомости”. 1810–1911 гг.

К истории христианства в Средней Азии. Ташкент, 1998.

“Слово Жизни”: Епархиальный еженедельник. 1991–1996.

Дубовицкий В. Просветитель. Ташкент, 1992.

Центральный Государственный Архив Республики Узбекистан.


Взаимоотношения Православия и ислама в Казанском крае в начале XX в. Свиридов М. А. (ПСТБИ)

Русский и татарский народы вот уже более четырех веков живут вместе в одном государстве, объединенные географическими и политическими, культурными и экономическими условиями и связями, при этом сохраняя и исповедуя различные религии. В современном постхристианском и вообще, можно сказать, пострелигиозном обществе на веру человека, на веру народа обращается малое внимание.

История татарского народа и принятие им ислама

Около 500 лет — с начала X по конец XIV в. насчитывает история Волжской Булгарии. Руины ее бывшей столицы — города Великий Булгар, и сегодня представляют величественное зрелище. Это древнее городище находится на территории современного села Болгары (Республика Татарстан), расположенного на Волге недалеко от устья Камы.

Нынешние казанские татары довольно справедливо называют себя «булгарлыком» — булгарским народом, потому что они по коренному происхождению гораздо более булгары, чем татары. В IX в. в Булгарское царство, в то время довольно значительное, входили черемисы, мордва, вотяки и другие племена по преимуществу финского происхождения. «Но самым главным народом Булгарского царства были булгары. Некогда булгары жили около Волги и от нее получили свое название, но потом движением народов с Востока многие из них были увлечены на Запад — к Черному морю, где они приняли христианство и были известны под именем «черных булгар». Впоследствии некоторые их них переселились за Дунай. Арабские писатели дунайских булгар называли «внутренними булгарами», а волжских — «внешними». Дунайские болгары считаются славянским племенем, и волжских булгар называли славянами самые древние арабские писатели»1 — такова точка зрения архиепископа Никанора (Каменского), занимавшегося историей казанских татар в XIX в.

В начале X в. булгары, жившие в районе реки Волги, на территории современной Татарии и Башкирии, подверглись влиянию ислама. В древний волжский Великий Булгар ислам был занесен миссионерами и купцами из Средней Азии и Ближнего Востока. В 919–920 гг. булгарский царь Алмуш послал к арабскому халифу Муктадиру посольство Абдаллаха-Ибн-Башту. Ответное посольство, в состав которого был включен Ибн-Фадлан, прибыло из Багдада в мае 922 г. Записки араба Ахмеда Ибн-Фадлана являются источником наших сведений. Ибн-Фадлан сообщает, что еще до приезда посольства в Булгар за булгарского царя совершалась молитва, в текст которой включалась фраза: «О, Аллах, сохрани царя Балтавара, царя Булгара». Таким образом, еще на рубеже IX–X вв. часть населения Булгарии исповедовала ислам; арабский писатель X в. Ибн-Руста добавляет, что «большая часть (булгар) исповедует ислам и есть в селениях их мечеть и начальные училища с муэдзинами и имамами». Тем не менее, именно во время визита Ибн-Фадлана в 922 г. булгарский хан и его приближенные официально приняли ислам. И хотя сам Ибн-Фадлан говорит о наличии ислама в Булгарии до 922 г., этот год является датой принятия ислама булгарами; с этого времени ислам становится официальной религией Булгарского государства.

Отношение татарского ислама к Православию

Русские христиане поддерживали тесные отношения с Поволжьем и постоянно имели тесные контакты с мусульманами. Но после взятия Казани русскими войсками в 1552 г. отношения православных христиан с мусульманами приобрели напряженный характер.

Со времени Екатерины II русское правительство старалось вести христианизацию нерусского населения Поволжья только чисто духовными средствами. И притом, достаточно слабо. Это резко улучшило отношение татарского населения к русской администрации края, что наглядно проявилось во время Отечественной войны 1812 г. Во время войны с Наполеоном татары Поволжья сформировали батальон конницы; все ополчение насчитывало около 5 тысяч человек. Оно прошло большой боевой путь, в 1813 г. участвовало в осаде Дрездена; конные полки участвовали в боях за Мерзебург и Гамбург. В Казань ополчение возвратилось в начале 1815 г.

Политику веротерпимости русское правительство проводило и в Башкирии. Это также способствовало формированию и укреплению добрых отношений между русскими христианами и башкирскими мусульманами. Башкиры неоднократно принимали участие в защите Российского государства. Во время польской и шведской интервенции в начале XVII в. башкирская конница сражалась в ополчении Минина и Пожарского за освобождение Москвы. Они принимали участие в Азовских походах Петра I, в Северной войне со шведами, в Семилетней войне с Пруссией (1756–1763). Башкиры принимали участие в Отечественной войне 1812 г., башкирская конница участвовала также в войне с Турцией 1828–29 гг., в 1853–54 гг. башкиры принимали участие в Крымской войне, выставив для обороны Севастополя 4 полка.

Мусульмане Поволжья, жившие рядом с русскими христианами, старались соотносить традиции ислама с местными условиями. Так, например, многоженство среди татар не было широко распространенным явлением к концу XIX–началу XX вв. Этим правом пользовались весьма редкие из татар, наиболее обеспеченные. Согласно статистике 1844 г., из 2112 человек мужского пола, проживавших в Казани, только 55 человек имели по две жены, 6 человек — по 3, и только 2 человека — по 4.

XIX и начало XX века — это эпоха возрождения миссионерства. Один из талантливых миссионеров Казанской Духовной Академии того времени прот. В. А. Малов писал много заметок о своих миссионерских поездках. Из его записей и статей видно отношение к православным миссионерам и православию. Однажды в селе прот. В. Малов читал книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова, в переводе Н. Ильминского, и татарин «…сказал по-татарски, что не всякого русского следует называть кяфиром (неверным), что вот он (говорил он про меня) и русский хотя, а наш закон знает и свой»1.

По словам прот. В. Малова, от миссионера здесь требуется весьма много подготовки, знаний, не говоря уже о нравственной стойкости и т. д. Прежде всего изучение арабского и татарского языка, знание мухаммеданского вероучения, знакомство с критическим разбором как главных положений мухаммеданства, так и его частностей, и многое другое требуется от желающего быть миссионером — прежде всего любви к христианству, труда, терпения, настойчивости преодолеть, хотя бы в некоторой степени, всю эту приготовительную работу, и тогда уже, с благословения Божия, выступать на святое дело миссии. Мухаммеданство оттого и крепко держится в России, что мало обращалось внимания на подготовку миссионеров. У нас предполагалось, что мухаммеданство есть вероучение весьма легко опровергаемое, а потому, кто изъявлял желание быть миссионером, того и отправляли на место, не осведомляясь о том, знает ли будущий миссионер язык инородцев, к которым он стремится, их историю, религию, вообще их быт, даже читал ли что-либо, относящееся ко всему этому. От всего этого происходил и происходит громадный ущерб для миссионерского дела.

Разные способы агитации и пропаганды использовали татары, чтобы привлечь в свои ряды все большее количество людей, а христианство опорочить. «Когда русский священник Громов за разные проступки был запрещен в священнослужении и, дойдя до крайней степени нравственного упадка, перешел в ислам, то татары постарались использовать этот случай в свою пользу, насколько возможно. Была выпущена татарская брошюра об этом вероотступнике с его портретом в священническом облачении и в виде муллы с чалмой на голове. Были сняты даже фотографические карточки Громова в обоих этих видах и распространялись и распространяются массами не только в приволжских и прикамских местностях, но и в отдаленных глухих местностях Кавказа, заселенных инородческим населением, и слабым в вере крещеным инородцам говорят: «Что вы смотрите, вот уж их священники принимают мусульманство»2.

Татары не скрывали своего стремления принять в свои ряды всех мусульманских инородцев России и создать государство в государстве. Эти же стремления татар заставляли их вооружаться и против школьной системы Ильминского. Здесь получается весьма странное явление: татары кричали, что они желают, чтобы дети мусульман обучались на их родном языке, а не на русском. Н. И. Ильминский тоже настоятельно требовал, чтобы первоначальное обучение производилось на родном языке инородцев. По-видимому, полное совпадение требований мусульман и Ильминского, а между тем татары очень враждебно относились к системе Ильминского. В чем же секрет? Ящик просто открывается: когда татары кричали о необходимости для инородцев преподавания на родном языке, то вовсе не разумели язык каждой народности в отдельности, а язык общетатарский, на котором по их желанию и должно было вестись дело преподавания. А Ильминский требовал употребления для каждой народности ее родного языка, а не общетатарского.

В 1870 г. в России было учреждено Миссионерское общество, задачей которого являлось «содействовать православным миссиям в деле обращения в православную веру обитающих в пределах Российской империи нехристиан и утверждении обращенных как в истинах веры, так и в правилах христианской жизни». За 25 лет с начала своей деятельности (1870–1895) это общество обратило «из язычества и магометанства» в христианскую веру 103 тысячи человек, причем в это число входило также значительное количество жителей Японии, принявших Православие. Что касается Волжско-Камского региона, то за эти четверть века в православие перешло всего 2386 человек (в Астраханской епархии 969 человек, в Самарской — 547, в Казанской — 314, в Уфимской — 338, в Вятской — 138, в Пермской — 114, в Оренбургской — 66). При этом следует учесть, что среди этого числа обращенных были не только татары и другие народности, исповедовавшие ислам, но и калмыки — последователи буддизма (в форме ламаизма).

Но с 1905 г. после издания правительственного «Манифеста о веротерпимости» обозначился переход некоторых крещеных татар в ислам. В 1926 г. (последняя перепись, где были учтены «крещены») в пределах современной Татарской АССР крещены составляли 6,6 % общей численности татарского населения. Впрочем, следует здесь сделать поправку на то, что с 1917 г. в отношении крещен проводилась политика постепенной исламизации.

Выдающийся деятель православной миссии Николай Иванович Ильминский в 1846 г. окончил КДА и был оставлен для преподавания татарского и арабского языков.

В 1847 г. при КДА высочайшим повелением была создана комиссия для перевода на татарский язык священных и богослужебных книг, в которой одно из первых мест занял Н. И. Ильминский. 11 лет трудилась комиссия над переводами на арабский язык Св. Писания. Н. И. Ильминский направился в Каир — центр ислама и арабской письменности. После этой командировки он пытался осмыслить, почему татары не воспринимают Св. Писание, которое им несут миссионеры, и понимал, что Св. Писание чуждо татарскому народу, потому что ему непонятен учебный арабский язык.

Тогда Ильминский оставил труд 11 лет, вышел из комиссии и начал всю работу заново. Он создал народную татарскую письменность и заново начал переводить христианскую литературу. Эта его деятельность сразу же нашла признание. Это произошло в 1858 г. Ильминский писал: «Чтобы перевод действительно служил христианскому просвещению крещеных татар, для сего должно делать его на языке, совершенно понятном для них, т. е. разговорном, потому что книжного языка они не имеют. Чтобы совершенно прервать связь между татарами-христианами и магометанством самый алфавит в означенных переводах следует употреблять русский с применением татарских звуков». Была создана азбука, грамматика, полностью разработана письменность разговорного татарского языка.

Принципы перевода Ильминского: «В переводах священных и богослужебных книг самое трудное дело — уразумение славянских текстов, нередко весьма трудных и темных, и воспроизведение их на инородческих языках»1. По существу эти принципы действовали уже у о. Макария (Глухарева). Эта деятельность довольно скоро нашла признание.

«Христианские понятия и правила, конечно, живее и сердечнее усвояются на родном языке. А воспитательная часть и весь вообще строй школ Ильминского целиком проникнуты именно русским направлением, рассчитаны именно на то, чтобы питомцы их полюбили Россию и русских, полюбили и русского православного царя и русскую православную церковь и сами сделались русскими, хотя бы и с не особенно сильным знанием русского языка»1.

«Принятие инородцами русских православных идей, а некрещеными инородцами — общечеловеческих, высоконравственных и гуманных, русских симпатий — уже составляло, по мнению Ильминского, первую и самую важную ступень обрусения, а затем — облачение тех же идей в соответствующее русское слово, по мнению Ильминского, составляло вторую и последнюю ступень, когда уже и самое-то применение его системы становилось даже излишним, ибо это был бы момент окончательного обрусения инородцев и по духу, и по языку»2.

Таким образом, Н. И. Ильминский, мирянин, совершил жизненный подвиг; он совершил приобщение малых народов татарского, чувашского, черемисского, алтайского, калмыцкого и многих других к христианскому просвещению на народном языке. Ильминский дал средства и способы для просвещения инородцев; он создал миссионерские школы для образования и духовного просвещения малых народов; он довел дело просвещения до богослужения на народных языках малых народов; им создана школа учителей, образцовая миссионерская школа, воспитаны первые учителя миссионерских школ и первые священнослужители для служения и проповеди Слова Божия на народном языке.