В. И. Философия откровения. Т. Спб.: Наука, 2002 480 с. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения 1844 Том Третья книга

Вид материалаКнига

Содержание


Философия откровения. третья книга 225
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   37

_______________________

* Страх, суд = напряжение. (Примечание на полях). ** Гл. 53. Ср.: Philosophiе der Mythologie. S. 317. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

224_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

Если же мы все-таки хотим, чтобы среди этих условий сохранилась и необходимость примиряющей смерти, тогда все это может произойти лишь так, как это мыслили некоторые новые богословы, особенно с тех пор как о себе заявили понятия, введенные Кантом. Известно, что, согласно этим понятиям, Бог всюду присутствует лишь для того, чтобы быть совершителем, исполнителем нравственного закона; если бы этого закона не было и к тому же не было бы постулата нашего нравственного сознания, согласно которому блаженство, желаемое разумным существом, связано лишь с исполнением этого закона, а само исполнение устанавливает правильное отношение, тогда вообще не требовалось бы никакого Бога. Какой-либо другой связи, не нравственной, а естественной, физической, между Богом и нравственным существом нет. Таким образом, Бог мог бы напрямую, без какого-либо посредничества прощать прегрешения; никакого посредничества просто не требовалось бы. Для чего же все-таки понадобилось, чтобы Христос принял мученическую и позорную смерть? Один достойный уважения богослов, тоже не смогший, однако, избегнуть влияния Канта, отвечает так: Сын Божий должен был умереть для того, чтобы отвергнуть всякое сомнение в святости закона, которое человечество, незаслуженно обретшее милость, могло бы обратить на него, а также для того, чтобы сохранить почтение к закону, который, по меньшей мере, таким образом был удовлетворен. Согласно этой теории смерть Христа не имела никакой объективной причины: она была необходима лишь ради нас, а именно лишь для того, чтобы укрепить в нас благотворное убеждение в том, что закон свят, в результате чего смерть получает лишь педагогический смысл, и, если бы ее цель достигалась как-то иначе, Бог мог бы не считаться со смыслом закона, который гласит, что страдать должен лишь сам виновный, а не кто-то, взявший его вину на себя, и тем более не невинный.

ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 225

Диковинное начинание, которое, с одной стороны, должно упрочить святость закона, а с другой — нарушить его самым вопиющим образом!

Итак, если нельзя найти никаких других, поистине объективных причин смерти Иисуса, тогда было бы лучше вообще отказаться от идеи примирения смертью, хотя никакие силы наших превратителей текстов, как можно было бы их назвать вслед за Шекспиром, а на самом деле их явных фальсификаторов, не смогут довести дело до того, чтобы из высказываний Христа и его апостолов исчезло утверждение, согласно которому Христос умер не просто за нас — ради нашего лучшего, — а вместо нас (что, конечно, совершенно не согласуется с таким представлением). Все это воззрение я могу назвать просто фарисейским, но, прежде всего, оно совершенно не согласуется с учением Павла. В Новом Завете закон не воспринимается так высоко, и Бог не уделяет ему так много внимания. Здесь примечательно только то, что при таком представлении предательски заявляет о себе стремление отыскать какое-то начало, относительно не зависимое от Бога, благодаря которому Бог ничего не может совершать непосредственно, — отыскать для того, чтобы объяснить, почему мир нельзя было даровать напрямую, без предшествующего ему примирения. Для того чтобы отыскать такое начало или инстанцию, персонифицируется закон, словно он обладает не зависимой от Бога силой.

Согласно нашим нынешним представлениям, тот факт, что Христос претерпевал наказание вместо нас, в сущности, просто вымысел, ибо Бог уже освободил нас от наказания и оно не было необходимым: Христос принимает его на себя лишь для того, чтобы мы из нашей ненаказуемости не сделали ложного вывода о том, что закон ущербен, — таким образом, он принимает его только для вида. Именно с такой целью некогда (и здесь невозможно удержаться от сравнения) вместо юного принца телесное наказание должен был

226_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

сносить его товарищ, которого и держали для этой цели, дабы принц видел всю серьезность своего проступка. Я привожу это для того, чтобы показать, насколько такой взгляд был свойственен той прославленной ортодоксии, в которую многие с удовольствием хотели бы вдохнуть новую жизнь.

Христос умер вместо нас, и это самым решительным образом утверждают христианские документы. Тот, кто на самом деле хочет в этом разобраться, не должен, ради простоты разумения, начинать с искажения того, что надо объяснить. Чем труднее, чем непонятнее объясняемое (его, разумеется, надо обосновывать лишь документально), тем больших раздумий требует разъяснение. Я не собираюсь согласовываться с каким-либо церковным учением. Я не стремлюсь к тому, чтобы прослыть ортодоксальным, как это называют, и мне также нетрудно было бы занять прямо противоположную позицию. Для меня христианство — лишь явление, которое я стараюсь объяснить. Что же касается смысла, истинного значения христианства, то о нем надо судить по его подлинным документам, как, например, ранее мы стремились уяснить учение о Дионисе или какую-либо другую мифологическую идею по высказываниям самых надежных писателей. После того как мы этот смысл постигли, например значение и смысл Иисусовой смерти, нам надо отыскать объективное объяснение данного отношения. Цель смерти Иисуса всецело определяется так, что предполагается ее объективная причина. Однако объяснить ее невозможно, если применительно к человечеству Бог мыслится лишь в идеальном отношении законодателя, если между ним и человеком не постигается никакой реальной связи. Если в мире нет ничего родственного Богу, нет никакого начала, принадлежащего жизни самого Бога, то как в таком случае какое-то событие в мире может оскорбить его настолько, что лишь весьма необычное решение способно устранить возникший разлад? О таком оскорблении можно думать

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА_______22?

только в том случае, если Бог сам является природой, жизнью. Эта жизнь с необходимостью имеет в себе нечто нерасторжимое и ненарушимое; в этой ненарушимости, неприкосновенности божественной жизни и заключается его святость. Рана, которую можно исцелить только таким реальным действием, предполагает такую же реальную ранимость, и поэтому вряд ли можно думать, что, если прегрешение, совершенное человеком, меняет что-то в нем (человеке), ничего не изменяется в объективных началах бытия и в установленном Богам миропорядке. В то же время все эти предположения все еще довольно абстрактны и были бы достаточными лишь для того, чтобы вообще сделать понятной необходимость примирения с Богом. Однако, для того чтобы понять, как именно это примирение совершается через Христа, необходимо сделать особые предположения, которые отчасти уже излагались. К дальнейшему определению я хочу присовокупить следующее.

Вопрос заключается в том, почему нельзя было ограничиться одним только вочеловечением, почему понадобилось предельное уничижение, вплоть до позорной и ужасной смерти?

В опосредствующей потенции мы предполагаем наличие воли, стремящейся к тому, чтобы всецело покориться Богу. Но это означало лишь покорение началу божественного неблаговоления, покорение его власти. Однако это начало было причиной смерти. Именно в необходимости смерти оно показало всю свою власть и силу; смерть была проклятием, пришедшим в мир через грех. Если опосредствующая потенция хотела полностью покориться божественному неблаговолению (взять его на себя), тогда ей надлежало покориться ему до смерти. Без этого покорение не было совершенным, предполагало оговорку. Только тогда, когда она покорилась до смерти, всякое противление упразднилось, вся власть этого начала была подорвана, ибо, раз и навсегда, без каких-

228_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

либо оговорок приняв человечество и в нем пожертвовав собой, принеся себя в жертву этому началу, она сделала для него невозможным дальнейшее отторжение. Ибо как оно могло и далее отторгать то, что предалось ему, пожертвовало всей своей самостоятельностью? Ведь само оно состоит только в отторжении опосредствующей потенции или, говоря иначе, это начало лишь тогда и в той мере является божественным неблаговолением, когда оно исключает опосредствующую потенцию, когда же это (исключение) становится невозможным, тогда оно лишается силы, упраздняется как начало неблаговоления. Так как опосредствующая потенция упраздняет свое внешнее-по-отношению-к-нему-бытие, оно тоже должно упразднить свое исключение опосредствующей потенции, т. е. должно упразднить себя как начало неблаговоления, ибо как таковое оно может существовать, только исключая опосредствующую, примиряющую потенцию; когда же она настолько упраздняет всякое напряжение по отношению к этому началу, что покоряется ему даже до смерти, тогда оно благодаря этому утрачивает свою силу, обессиливается, и здесь в буквальном смысле истинны слова апостола, сказавшего (Евр. 2, 14): «Христос стал причастным человеческой плоти и крови, дабы смертью лишить силы того, кто обладает могуществом смерти, то есть дьявола».57 Ибо то, что, с одной стороны, желанно Богу (наказание), с другой — противоречит ему, является враждебным по отношению к нему, предстает как то, что имело свою силу именно в необходимости (проклятии) смерти.

Эта победа рисуется и как поглощение данного начала. Согласно латинскому переводу отрывок из Петра (1 Пет. 3, 22) гласит: кбфбрйюн фпн дЬнбфпн, йнб жщЮт бЯщнЯпн клзспньмпй генюмедб, он поглотил смерть, дабы мы соделались наследниками вечной жизни. А поглощает В, когда В лишается своей самостоятельности по отношению к А. От-

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 229

торжение, которое со стороны смертоносного начала было неуничтожимым, упраздняется действием опосредствующей потенции.

Таковы подлинная цель и смысл Иисусовой смерти, к которым мы приходим согласно нашим общим положениям, и я полагаю, что после этих завершающих разъяснений больше не потребуется никаких комментариев. Христос умер за людей, ради их искупления и вместо них, — такой взгляд уже не вызывает никаких затруднений. Что касается его самого, то у него не было совершенно никакой необходимости умирать. В силу действия того начала, в котором проявлялось божественное неблаговоление, он тоже был отъединен от Бога, однако именно поэтому он обрел бытие, самостоятельное по отношению к Богу, и мог, если бы захотел, быть с ним на равных. Это отторжение было невыносимо для него, однако не в силу какой-то необходимости, а только вследствие его божественного, т. е. единого с Отцом умонастроения, ибо его самого власть смерти постичь не могла, благодаря своей природе он был превыше всякого страдания и всякой природы и, более того, хотя и будучи вне Бога, он мог не воспринимать это отторжение как отторжение, мог быть свободным от того глубокого чувства оставленности, которое на кресте вырвалось криком: «Боже мой, Боже мой, для чего ты меня оставил?»58

Подобно тому как Христос сам по себе не испытывал необходимости отрекаться от своей природы, свободной от всякого конкретного бытия, и покоряться страданию и даже смерти, человек не мог искупить себя своею смертью. Ибо он (человек) и без того был во власти божественного неблаговоления и полностью подчинялся его силе. По отношению к нему это начало имело полное право проявлять свою власть. Однако после того как Христос своею смертью полностью лишил это начало его власти, человек, хотя и не непосредственно, не сам как таковой, но силою Христа (поскольку,

230_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

по словам апостола,* он облекся в него), смог вновь обрести примирение с Богом. Я говорю, что он смог это сделать, так как прежде ему было отказано во всяком непосредственном отношении к Богу. Эту свободу, эту возможность дал ему Христос, как сказано в Евангелии от Иоанна**: тем, которые приняли его, дал власть (ЭопхуЯбн), возможность стать Божьими детьми, т. е. восстановить в себе божественную жизнь.

Итак, то, чего сам человек не мог сделать для себя, а Христос для себя не был вынужден делать (он мог предоставить божественному неблаговолению полную свободу действий, если бы не захотел восстановить в человечестве утраченную Божью славу), он сделал вместо человека, а следовательно, и для него. По отношению к Богу Христос занял место человека, как бы облачил его в себя, покрыл собою, так что Отец отныне видел в человеке не его самого, а своего Сына, Христа.

______________

*Гал. 3,27; Рим. 13, 14. **Ин. 1,12.

Тридцать вторая лекци

После того как мы разъяснили смысл и цель Иисусовой смерти, остается еще один вопрос: какие изменения происходили в этой смерти с Лицом Христа? Казалось бы, все понятно само собой: Христос — всецело человек, и поэтому он не мог умереть никакой иной смертью, кроме той, которой умирает всякий смертный. Однако, если такой вопрос возникает, то это происходит лишь потому, что всем понятно даже то, что происходит с человеком в момент смерти. О природе смерти можно иметь лишь два представления: первое, согласно которому человек при жизни состоит из двух частей, души и тела, гласит, что, когда наступает смерть, душа и тело разъединяются. Не говоря обо всем том, чему противоречит это воззрение, скажем лишь, что естественному чувству противно думать, будто человек продолжает существовать лишь одной своей частью, а не целиком, не всем своим Esse.1 Естественному восприятию было бы приятнее услышать, что существуют два вида бытия: в одном человек предстает во время своей нынешней жизни, в другом он продолжает свое существование, но всегда при этом остается одним и тем же целостным человеком, которого и там, и здесь надо мыслить как продолжающего существовать. Без такого предположения тождество сознания в этой и будущей жизни выглядело бы весьма двусмысленным. Согласно обычному представлению, которое воспринимает смерть как отъединение души от тела, последнее представляет собой как бы рудную жилу, в которой душа заключена и сокрыта наподо-

232_________ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЁФ ШЕЛЛИНГ____________

бие благородного металла; смерть — это процесс разъединения, который освобождает душу от окружающей ее материи, не дававшей ей вырваться наружу, и представляет ее в ее чистоте и ясности. Согласно другому представлению, воздействие смерти скорее следовало бы сравнить с тем процессом, когда из растения делают настой или эссенцию. Считается, например, что масло, извлеченное из растения, сохраняет силы и жизнь, которые это растение имело в себе. Тот факт, что растение на самом деле продолжает существовать в таком экстракте, усматривается из того, что даже эфирные масла, вино, например, становятся вязкими и тяжелыми, когда снова зацветает маточное растение; некоторые сторонники учения о всеобщем палингенезе2 даже утверждают, что, если влить в воду капли масла мелиссы, то они приобретают вид листьев этого растения; сам я этого не наблюдал и потому оставлю этот вопрос открытым, хотя, например, такое известное явление, как нерастворение камфары в воде или такая же картина, наблюдающаяся с некоторыми текучими эфирными маслами, свидетельствуют об их своеобразной внутренней жизни и доказывают, что они представляют собой не нечто умершее, но одну лишь одухотворенную жизнь. Таким образом, смерть человека также может быть не разъединением, а извлечением сущности (Essentification), в котором случайное погибает, а существенное, которое, собственно, и является человеком, сохраняется.* Ибо никто из людей не является в своей жизни всецело таким, каков он есть. Самим собой как таковым он становится только после смерти. В этом радость для одних и ужас для других. Случайное добро, под которым здесь скрывается зло, равно как и случайное зло, под которым сокрыто доброе, — и то и другое исчезает. Это сущ-

_________________

* Эту идею автор высказал уже в 1811 г. в письме с выражением соболезнования, письмо, ставшее известным, было адресовано его другу, председателю общества св. Георгия в Штутгарте. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

__________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________233

ностное, в котором сохраняется и физическое, должно быть в высшей степени действительным существом, гораздо более действительным, чем нынешнее тело, которое в силу наличия в нем взаимоисключающих частей представляет собой лишь составное и как раз поэтому бренное и разрушимое целое. Во всех языках есть слова, выражающие первоначальное восприятие обсуждаемого предмета, еще не нарушенное никакой рефлексией. Поэтому усопшего, если он появляется, называют духом, а не душой, мысля при этом всего человека, только в его сущности.

Таким образом, вопрос о состоянии Иисуса сразу после смерти не вызывает никаких затруднений, особенно если не забывать, что в каждом из этих не похожих друг на друга состояний субъект остается одним и тем же. Тот же самый субъект, который умер как зримый человек, умер по плоти, после смерти продолжает жить как дух, и потому Петр* говорит о Христе, что он был умервщлен по плоти, но сохранил жизнь в духе, в котором (добавляет он затем) сошел к находящимся в заключении духам, не веровавшим в пору Божьего долготерпения во дни Ноя.3 Это знаменитое место послужило поводом для развития учения о descensus Christi ad inferos.4 Для нашего изложения это место важно в другом отношении. Когда мы задаем вопрос о том, что представляют собой эти не веровавшие, не возникает никакого сомнения, что речь идет о погибших во время потопа. Ранее (в лекциях по философии мифологии** я показал, что потоп представляет собой переход от первого, древнейшего человечества, которое еще не имело никакого отношения ко второй потенции, ко второму человеческому роду, сознание которого вступило в определенное отношение с опосредствующей потен-

___________________

* 1 Пет. 3,18.

** Ср.: Einieitung in die Philosophiе der Mythologie. S. 149. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

234 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

цией. Кроме того, этот переход был, с одной стороны, переходом к вполне ясной мифологии, а с другой — к откровению. Ибо всякое откровение опосредствуется лишь второй потенцией. Таким образом, неверовавшие во времена Ноя, были теми, кто не хотел вступать в отношение ко второй потенции, — тем самым они были отрезаны не только от мифологии, но и от всякого откровения. Относительно этого погибшего человечества, которое никогда не имело связи со второй потенцией и жило лишь в первоначале, жило гордо, не чувствуя никакого посягновения (ибо его самобытная и жестокая природа являет первое начало только в противоположность ко второй потенции*), относительно этого погибшего людского рода, который никогда не был связан со второй потенцией и именно поэтому никогда не был связан и с Искупителем, мыслили так: его, по словам апостола, посетил Христов дух и возвестил ему о себе. Когда говорится о том, что Христос проповедовал духам ен цхлбкЮ,5 саму цхлбкЮ не обязательно понимать как темницу. Это слово можно означать и то, что применительно к грядущему явлению Христа этому древнейшему человеческому роду было дозволено находиться в неком промежуточном состоянии, в котором он сохранялся на тот случай, если в будущем он обретет веру. К сказанному добавлю лишь одно: если как следует взвесить слова, с которыми праотцы, как они говорят, спускались в могилу, а также рассмотреть те выражения, которыми еще в псалмах описывается местопребывание мертвых, тогда надо будет признать, что отношение к Богу умерших не во все времена было одним и тем же и что здесь тоже правит божественное домостроительство. В мире духов тоже надо проводить различие между Ветхим и Новым Заветами; пока Христос не появился и не умер, верующие Ветхого Завета хотя и просвещались ожиданием бу-

______________

* Ср.: Philosophic der Mythologie. S. 183. (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)

___________ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА________235

дущего искупления и в какой-то мере испытывали радость от этого ожидания, в действительности все еще находились лишь в экзотерическом отношении к Богу.

Итак, великий и всеобщий Искупитель уже прожил две стадии всей человеческой жизни. Та, которую человек проживает в этой жизни, он тоже прожил от своего зачатия и до смерти. После смерти он вступил в жизнь мира духов. Однако он должен был во всем полностью походить на нас, — для того чтобы стать Предтечею и Вождем, ведущим в вечную жизнь, как его недвусмысленно и называют.* Для того чтобы в его лице прошла вся человеческая жизнь, он должен был сделать зримой в самом себе и будущую третью потенцию человеческого бытия. Ибо после того, как человек отделил жизнь в себе от жизни в Боге, он может достичь предназначенного ему единства только через три ступени. Первая представляет собой нынешнюю жизнь, которая является его жизнью в себе и как раз поэтому представляет собой максимально свободное движение. Вторая — это жизнь ближайшего будущего, жизнь неподвижности, бытие, скованное самим собой, можно сказать, долженствующее быть бытие, где за возможностью мочь следует просто бытие, тогда как первое угасает, становится недейственным, и наступает ночь, где никто не может действовать. Здесь речь заходит о том, какое сокровище человек приносит с собой, ибо он пожнет то, что посеял. Однако наступает третья эпоха или период, когда духовное бытие снова обретет максимальную подвижность, и вновь наступает момент возможности мочь, момент свободного движения, который является моментом нынешней жизни. Именно потому об этом третьем моменте говорится как о грядущем всеобщем воскресении из мертвых, а точнее — как о воскресении плоти.

___________

* Евр. 2,10.

236 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ____________

Теперь я хочу более подробно рассмотреть все три момента, или состояния, целостной человеческой жизни.*

Если за нынешней жизнью человека следует другая, которая (в том, что касается тождества самосознания) хотя и является той же самой, однако в отношении других определений предстает как нечто действительно иное и даже, как можно ожидать заранее, как нечто противоположное, тогда по отношению к человеку прежде всего предполагаются два действительно последовательных (не одновременные) состояния. Так как эти состояния должны сменять друг друга как нечто взаимоисключающее, в каждом должно быть нечто, чего нет и не может быть в другом, т. е. между обоими должна наблюдаться подлинная антитеза. Но поскольку в то же время одно следует за другим и сменяет другое в ненарушимой последовательности, они должны взаимно дополнять друг друга, т. е. в идее или природе человека оба состояния полагаются в единстве и нераздельности; следовательно, когда они предстают как разделенные, это происходит не в силу их природы или идеи, а лишь в результате какого-то особого события. Но для того чтобы помыслить продолжение существования человека во всей его полноте — именно в силу односторонности и, следовательно, конечности обоих моментов, — необходимо помыслить и третий момент (поскольку вообще любой последовательности свойственна триада: а) недолжное состояние, б) отрицание недолжного, в) достижение должного, долженствующего быть). Если первое состояние является состоянием только природной жизни, а второе — только духовной, то это третье с продолжением существования необходимо предстает как состояние духовно-природной жизни, т. е. той жизни, в которой природное возвышается до духовного. (Но поскольку нынеш-