Дипломная работа
| Вид материала | Диплом |
- Дипломная работа по истории, 400.74kb.
- Дипломная работа мгоу 2001 Арапов, 688.73kb.
- Методические указания по дипломному проектированию дипломная работа по учебной дисциплине, 620.15kb.
- Дипломная работа выполнена на тему: «Ресторанный комплекс при клубе знаменитых людей:, 638.16kb.
- Дипломная работа: выполнение и защита методические рекомендации, 248.83kb.
- Дипломная работа Антона Кондратова на тему «Интернет-коммуникации в деятельности предприятия, 1083.86kb.
- Итоги VII всероссийского конкурса «Лучшая студенческая дипломная работа в области маркетинга», 99.02kb.
- Выпускная квалификационная (дипломная) работа методические указания по подготовке,, 629.59kb.
- Дипломная Работа на тему Аспекты взаимодействия категорий Языковая одушевленность неодушевленность, 908.09kb.
- Дипломная работа тема: Анализ удовлетворенности потребителей на рынке стоматологических, 187.27kb.
Факультет экономики
Кафедра государственного управления и экономики общественного сектора
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
НА ТЕМУ:
ЗНАЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ФАКТОРА В РАЗВИТИИ НАУКИ
Выполнила:
Студентка 2 курса магистратуры, группы №714,
ГРИГОРЬЕВА Валентина
Олеговна
Научный руководитель:
Доцент ГУ-ВШЭ к.э.н.
КОЛОСНИЦЫНА Марина Григорьевна
Москва 2006
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ…………………………………………………………………………………….3
ГЛАВА 1. ЧТО ТАКОЕ НАУКА
1.1. Понятие научной деятельности…………………………………………………..……..8
1.2. Различные способы представления науки……………………………………………15
1.3. Наука как общественная организация…………………………………….…………..19
ГЛАВА 2. КАК ПОВЫСИТЬ РЕЗУЛЬТАТИВНОСТЬ НАУКИ
2.1.Институциональные причины падения результативности научного сообщества…………………………………………………………………………….………..27
2.2. Оценка результативности ученого и способы его вознаграждения………………………………………………………………………………..30
2.3. Неравенство продуктивности и доходов в науке…………………………………….32
2.4. Творческий характер работы ученого как компенсация низкой оплаты труда...33
2.5. Уровень защиты интеллектуальной собственности………………………………....35
2.6. Преимущества формирования исследовательских коллективов и научных школ…………………………………………………………………………………………….38
2.7. Важность института реферирования…………………………………………………..39
2.8. Способы финансирования научных организаций и отдельных ученых……….....40
2.9. Работа ученых в коммерческих фирмах и их роль в развитии отраслей промышленности……………………………………………………………………………...42
2.10. Обсуждение особенностей рынка научного труда в контексте российской реальности……………………………………………………………………………………...43
ГЛАВА 3. КТО ТАКИЕ УЧЕНЫЕ? ИССЛЕДОВАНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ ХАРАКТЕРИСТИК И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ НАВЫКОВ
3.1. Формулировка целей и описание хода исследования……………………………….49
3.2. Различия между учеными и студентами………………………………………………53
3.3. Качества, влияющие на результативность ученого…………………………………60
3.4. Качества, влияющие на самооценку ученого………………………………………...65
3.5. Обсуждение результатов исследования и необходимости «спасения» научного сообщества……………………………………………………………………………………...69
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………………………..75
Библиографический список………………………………………………………………….78
Приложение 1. Анкета, использованная при опросе ученых и студентов…………….79
Приложение 2. Результаты расчетов для главы 3………………………………………..85
ВВЕДЕНИЕ
Полемика о будущем российского научного сообщества среди его представителей и просто сторонних лиц в последнее время принимает весьма мрачные направления. Речь идет уже не просто о застое, а о скорой гибели российской науки, исчерпавшей все свои ресурсы, звучат призывы к спасению, сохранению хотя бы зачатков российской науки. В настоящее время какие-то проявления науки в России все же существуют, как существует и осуществляющее их научное сообщество. Однако нельзя не усмотреть сильного падения качества российской науки, так же как и замедления ее роста. Причиной этому служит не только неблагоприятная экономическая ситуация, но и некоторые порочные закономерности, существующие внутри научного сообщества, которые не позволяют ему действовать эффективно.
Не секрет, что основным фактором развития науки являются ученые. Результаты из труда мы можем прочитать в научных журналах, услышать с кафедр в университете, и даже увидеть в действии, скажем, на собственной кухне. Последнее проявление науки, как бы мы этого ни отрицали, нам более близко, чем какие-то непонятные статьи в журналах. Однако и они могут в свое время возыметь должное действие и перевернуть мир, как например, открытие урана или сотовой связи.
Поэтому проблема падения эффективности российского научного сообщества более чем актуальна для всех, начиная с рядового потребителя и заканчивая государственными, даже мировыми масштабами.
Как же на самом деле обстоят дела внутри этой махины, объединяющей российскую интеллигенцию, прикрывающуюся словом «наука»? Быть может, никакой науки там уже не осталось? Что же осталось? И как заставить это что-то, если еще возможно, работать?
Над этими вопросами мы и попытались поразмыслить в данной работе. Таким образом, целью нашей работы является всестороннее изучение устройства научного сообщества России, проблемы падения его результативности, и факторов, способствующих повышению результативности, институциональных, рыночных и личностных, и возможное предложение путей спасения российской науки. Подбирались мы к проблеме результативности научного сообщества с разных сторон.
В первой главе мы попытались определить само понятие «наука», чтобы стало ясно, что же у нас умирает, и что нужно спасать. И тут же натолкнулись на массу различных интерпретаций этого понятия, в которых недолго и запутаться. Основными нашими проводниками в исследовании этого вопроса стали ученые, изучающие саму науку, то есть методологи и историки.
Некоторую информацию о понятии научного метода мы почерпнули из книги профессора венесуэльского университета Клауса Яффе «Что такое наука?» (What is Science? An Interdisciplinary View, Klaus Jaffe, draft of a proposed book 2006), находящейся пока в стадии печати. Книга представляет собой увлекательную точку зрения автора на понятие науки, историю ее развития, роль в нынешнем обществе.
Затем мы обратились к русскому изданию «Панорамы Экономической Мысли конца ХХ столетия» под редакцией Д.Гринэуэя, М.Блини и И.Стюарта, которая, в общем, представляет собой сборник статей, посвященных экономической науке, но в начале книги дает некоторые разъяснения о методологии экономической науки, которые оказались весьма полезными в нашем исследовании.
Познавательный экскурс в само понятие научного знания мы совершили благодаря работе «Методология исследовательских программ», философа науки Имре Лакатоса. Его книга весьма специфична и написана скорее для узкого круга интересующихся философией и методологией науки, однако и мы нашли там кое-что интересное.
Полемика среди российских ученых на эту тему тоже принесла некоторую ясность в обсуждаемый предмет. В качестве источника использовались материалы лекций, опубликованные на сайте Полит.ру, в частности «Ученые без науки. Институциональный анализ сферы», докладчик – социолог и историк науки Даниил Александров, и «Новые перспективы науки», лекция математика Федора Богомолова, работающего в институте США. Эти две лекции представляют две противоположные точки зрения на науку и ее роль в обществе, Богомолова – с позиции самого научного сообщества, которого ситуация касается лично, и Александрова – как историка, которого волнуют прежде всего объективные процессы, происходящие в науке. С помощью этих двух различных точек зрений мы смогли подробно осветить понятия фундаментальной и прикладной науки, и смысла, вкладываемого в них различными представителями науки.
Постоянным нашим спутником была книга А.В. Юревича «Умные но бедные: ученые в современной России», к которой мы периодически обращались в основном по социально-психологическим вопросам, ибо в ней автор освещает ситуацию в российской науке с учетом психологического состояния ученых, их сложившегося в других условиях менталитета, и кардинальной отличности от западных ученых. В главе о науке мы использовали общую информацию о разделении науки на когнитивную и социальную составляющую.
Во второй главе, тщательно изучив понятие науки, и различные точки зрения на него, мы смогли двинуться дальше, к знакомству с самим научным сообществом, его взаимоотношениями с наукой, и собственно результативностью. На результативность ученых оказывает влияние несколько факторов, а именно, институционально сложившиеся закономерности внутри научного сообщества, особенности рынка научного труда и, наконец, личностные характеристики отдельного ученого (см. рис. №1).
Первым делом мы охарактеризовали институциональные особенности научного сообщества, обусловившие падение качества научной деятельности, и подмену ее некими ритуалами внутри научного сообщества. Обсуждалось также нежелание научного сообщества помочь самому себе и повысить собственную результативность. Помогала нам в этом снова лекция Александрова, в которой хорошо написано про «идол научного сообщества», а также статья двух российских ученых - Андрея Казанского и Галины Цирлиной «Крах российской науки как высшая и последняя стадия ее реформы», которая вскрывает многие проблемы существующего в России вялого и неэффективного научного сообщества, нежелающего перестраиваться на новые правила игры в науке.
Затем мы подошли к вопросу существования внешних стимулов, направленных на повышение результативности ученых, и обсуждению их действенности в целом и в пределах нашей страны.
В этом мы опирались на книгу В.В. Киселевой и М.Г. Колосницыной «Государственное регулирование инновационной сферы», находящуюся в печати. Глава, посвященная рынку труда и государственной политике в инновационной сфере, подробно рассказывает об особенностях научного труда и сопряженных с ними стимулах, направленных на повышение эффективности ученых.
На ее основе мы знакомимся с такими явлениями как оплата труда по результату, творческий характер деятельности ученых, защита интеллектуальной собственности, формирование исследовательских команд и научных школ, института реферирования, системы грантовой поддержки. А также обсуждаем возможные проблемы этих методов, такие как неравенство доходов ученых, производство ненужных результатов, проблема множественности открытий, необъективность оценки труда ученого, неравенство продуктивности, и высокую затратность отдельных методов.
В заключение главы мы обсуждаем действенность этих методов и возможности выживания ученого в этой конкурентной среде. Здесь нам опять помогают Казанский и Цирлина, подчеркивая особенности поведения российских ученых в нынешней ситуации, а также Юревич своими разъяснениями по поводу особенностей менталитета российского сообщества. Делается предположение о том, что возможно ученому необходимы некоторые личностные качества, позволяющие ему выжить и успешно работать в меняющихся условиях, что плавно переносит нас в третью главу нашей работы.
Третья глава представляет собой статистическое исследование российских ученых с целью выявления характерных особенностей и навыков, необходимых для успешной научной карьеры. Данное исследование является частью более крупного международного проекта «Культурно обусловленные и профессионально приобретенные навыки для успешной научной карьеры». Проект проводится под руководством профессора Клауса Яффе Карбонелла университета Симон Боливар в Венесуэле и при содействии Института Изучения Предпринимательства и Инновационного Менеджмента, Университета имени Гумбольдта в Германии. Проектом предусмотрен опрос ученых и студентов разных стран по анкете, составленной исследовательской группой во главе с профессором Яффе Карбонеллом, и последующий статистический анализ полученных данных.
В целях данной работы нами был проведен опрос 50 российских ученых и осуществлена последующая обработка и анализ результатов с целью выявления отличительных качеств ученых в целом, а также качеств, влияющих на результативность ученого. Сделаны выводы, объединяющие результаты исследования, расхожие представления о менталитете ученого, и важности некоторых качеств для успешной карьеры последнего. Также предложен некоторый вариант «обращения» с нашим научным сообществом и пути его «спасения», основанные на личностных особенностях ученых и сложившейся ситуации на рынке научного труда.
Обсуждены некоторые предложенные другими варианты спасения утопающих, в частности Андреем Казанским и Галиной Цирлиной, Юрием Амосовым в статье «Дорогие ученые: как спасти науку», и Михаилом Фейгельманом в статье «Российская наука к 2017 году». Все варианты имели что-то общее, нами же был предложен похожий, однако несколько иной подход к проблеме, учитывающий не только нынешнюю ситуацию на рынке научного знания, но и институционально сложившиеся личностные качества российских ученых, способствующие из продуктивности и представляющие собой ценный «консервант» нашей родной науки.
ГЛАВА 1. ЧТО ТАКОЕ НАУКА
1.1. Понятие научной деятельности
Прежде чем приступать к обсуждению явления науки, следует определить каким то образом само это явление. В случае науки мы, к сожалению, сразу же попадаем в тупик, так как в настоящее время в мире не существует единого понятия науки и даже подхода к ее определению.
Можно ли определить науку как систему знаний? Недостаток данного определения очевиден, он выпускает из виду саму деятельность по производству и распространению этих знаний, которая тоже, безусловно, входит в современное понятие науки. Это определение скорее соответствует эпохе 18-19 веков, когда наукой пытались заместить религию, то есть возвести ее в ранг все объясняющей истины, свода неких правил, по которым функционирует мир. В случае, когда «Энциклопедия» претендовала на статус «Нового завета», наука могла быть определена именно так.
Может быть, наука – это научная деятельность? Существуют различные точки зрения о том, что такое научный метод, и в какой степени различные дисциплины соответствуют этому методу, однако общепризнанного и неоспариваемого мнения на этот счет нет. Несмотря на многочисленные попытки философов, социологов и других мыслителей дать определение научному методу и явлению науки как таковому. Начиная с Галилея, признавшего ограниченность человеческого сознания, и необходимость применения эксперимента в науке, заканчивая великими мыслителями ХХ века, показавшими, что научный прогресс – явление скорее дискретное, чем непрерывное (Томас Кун, «Структура научных революций); что доказательство неверности научной теории гораздо важнее для научного прогресса, чем доказательство ее верности (Карл Поппер, «Логика прогресса»); что научное развитие не может быть заранее запланировано или контролироваться изнутри (Пол Фейерабенд, «Против метода»). Анализ феномена науки этими мыслителями, в основном через призму физической науки, дал некоторые важные представления о работе науки, однако очень мало поведал о ее методе [2].
А все потому, что сам научный метод – тоже явление спорное. Традиционно философы науки в его описании опирались на методы, используемые в физике, считая ее «образцовой» наукой [3]. Как никак именно благодаря физике мы знаем наше место в космосе, и смогли создать самое действенное средство уничтожения человечества – атомную бомбу. Однако при изучении физики было показано лишь, что такая вещь как научный метод может существовать, а не определенно точно существует (Марио Бунг, «Эпистемология»). В настоящее время одно из определений науки, данное в книге венесуэльского ученого Клауса Яффе, таково: «Наука – это коллективная деятельность исследователей, которые базируют свои заключения на основательном и прогрессивном изучении фактов со значительной опорой на объективные свидетельства, получаемые постоянным и систематическим проведением экспериментов. Ученые формулируют смелые теории только тогда, когда обилие эмпирических фактов делает это неизбежным. Они избегают слепой опоры на интуицию, кроме случаев изначального выдвижения гипотез» [2].
Он же выделяет три основных признака современной науки:
- Научные теории должны быть логичны и рациональны, чтобы любой проинструктированный человек и даже компьютер мог их понять;
- Необходимы эксперименты, для подтверждения выдвинутых гипотез, ибо наш разум страдает от ограниченной способности рационально мыслить и воспринимать мир;
- Научные теории должны быть фальсифицируемы, то есть должны оставлять возможность быть опровергнутыми в ходе эксперимента.
Клаус Яффе отмечает, что эти признаки могут проявляться сильнее или слабее в различных научных дисциплинах, сочетаться с другими признаками, характерными для других сфер деятельности, но якобы лишь наличие этих трех признаков позволяет нам определить деятельность как научную. С этим можно согласиться, однако, во-первых, трудно представить, как компьютер будет понимать какую-либо теорию, выраженную в словах, и, во-вторых, возможно существование видов деятельности, отвечающих этим трем характеристикам, но научными не являющимися. Например, можно логично обосновать и в ходе эксперимента доказать, что мягкое кресло удобнее жесткого стула. Вроде все условия соблюдены – и логично, что на мягком сидеть удобнее, и большинство людей подтвердило это в ходе эксперимента, но назвать это научной деятельностью, язык не поворачивается. То есть должны существовать другие критерии, по которым деятельность определяется, как научная.
Экономические методологи, например, ловко обошли эту проблему определения научной деятельности, согласившись в следующем: «К сегодняшнему дню общепринятой является точка зрения, согласно которой экономическая наука – это все, что входит в определение, предлагаемое академическим и профессиональным сообществом. Также признано, что разные экономисты могут давать разные определения, каждое из которых не является более правильным, чем другие, и что в любом случае современная экономическая наука включает столь много разнообразных субдисциплин, что единственное определение оказалось бы бесполезным» [3].
То есть решение проблемы дается на откуп компетентным людям, собственно эту науку делающим. На первый взгляд возникает некоторое недоумение, как могут люди, являющиеся частью системы, объяснять саму систему. С другой стороны, кто сделает это лучше, чем человек, которому не понаслышке известны методы экономической науки, который занимается непосредственно наукой, а не ее описанием? И потом, они определяют лишь свою узкую научную дисциплину в общей системе науки. Определение же научной деятельности как таковой остается неясным.
На этот счет у экономических методологов есть следующая трактовка: «Где-то в мире существует процедура, называемая научной. Философы знают, в чем она состоит, а ее типичным примером является то, что делают физики» [3]. Причем, ни прийти к единому мнению о данной процедуре, ни установить, насколько экономические исследования на нее похожи, они пока не в состоянии.
Заглядывая в компетентные источники, например в «Публичные лекции «Полит.ру», посвященные полемике о науке, можно убедиться, что сами участники обсуждения, являясь экспертами в данном вопросе, так и не пришли к согласию в ключевом определении предмета обсуждения. Скорее, было достигнуто некоторое соглашение, определять науку по предложению автора, как «социальный и экономический институт, определяющий экономику знания и регулирующий рынки знания и экспертного труда» [6].
Так что же такое наука? Система знаний, научная деятельность, экономический институт – все это слишком разноплановые понятия, чтобы их можно было даже сравнивать, тем более выбирать между ними. Давайте внесем некоторую ясность, и систематизируем все вышесказанное, насколько это возможно. Речь идет на самом деле о различных гранях науки, которые высвечиваются, если пытаться рассматривать науку под разными углами, а не в целом. В целом же это настолько сложная система, что, как уже доказано бурной полемикой философов, методологов, историков и прочих научных деятелей, единому и полному описанию не поддается. Можно бесконечно рассуждать, входит тот или иной элемент в понятие науки, ломать копья в жарких дискуссиях, когда как гораздо полезнее признать, что определение, каким бы оно ни было, всегда сугубо субъективное, и зависит в большой степени от предмета обсуждения. Проще говоря, разумнее высвечивать те грани науки, которые хочется обсудить в данный момент, как впрочем, и поступают некоторые вышеуказанные деятели.
Не обойтись все-таки без обобщения, очень уж хочется попытаться уложить вышеописанные грани науки в общую, хоть и субъективную, схему (см. Рис.2).
Итак, знание само по себе, то есть математические формулы, законы физики, экономические теории, биологические закономерности и т.д. – это продукт науки, некое благо, которое является результатом научной деятельности. Научная деятельность представляет собой деятельность по добыванию знания, то есть непосредственные расчеты, исследования, эксперименты, в ходе которых выявляются вышеуказанные закономерности, правила, законы. Все эти действия должны проводиться с опорой на научный метод, который является камнем преткновения в науке, призванным быть отличительной чертой научной деятельности от какой-либо другой, но так до конца и неопределенный. Известно, что данный метод все же включает в себя ряд признаков, а именно: логическое обоснование, проведение эксперимента, фальсифицируемость гипотез. Однако он может различаться от одной научной дисциплины к другой, поэтому для упрощения ситуации порешили на том, что научным метод будут объявлять те люди, которые занимаются данной дисциплиной и, стало быть, знают, как отличить его от ненаучного.
Следовательно, в ходе научной деятельности, которая является таковой вследствие соответствия научному методу по решению компетентных лиц, вырабатывается знание, которое является продуктом науки и своеобразным благом для общества.
Однако это еще не полное определение науки. Вышеописанная система производства знаний обрастает рядом институциональных факторов, тоже являющихся непосредственной частью науки. Ведь чтобы знание не просто лежало мертвым грузом где-нибудь в кулуарах библиотеки, а жило, работало, приносило пользу, нужны конкретные действия и условия для этого. Нужна проверка добытого знания «на вшивость», то есть качественная экспертиза, реферирование, верификация полученных результатов независимыми экспертами. Нужно распространение знания среди научного сообщества или же его переход в технологический сектор, в зависимости от типа и качества знания. Нужна передача основ знания всему обществу, для повышения его информированности и интеллигентности. Нужна, в конце концов, формулировка целей производства знания, чтобы был некоторый контроль над его производством, что впрочем, не всегда возможно. Все эти факторы формируют институциональную среду производства знания, и в обобщенном виде представляют собой институт науки.
Напомню, что это всего лишь один из способов определить науку, в котором каждый из компонентов поддается суровой критике. Возьмем хотя бы основу всей схемы – знание. На первый взгляд, легче легкого заключить, что знание – это неоспоримая истина, полученная в ходе научных манипуляций. То есть все, что открыто, исследовано, тем или иным образом доказано, может занять свой законный статус абсолютной правды. Про это мы можем говорить: «Мы это точно знаем». Однако, что значит, что мы знаем? Что это так и есть? Или что мы считаем это наиболее вероятным? Или просто не можем опровергнуть?
На самом деле эти вопросы олицетворяют всего лишь различные точки зрения о знании, выражаемые методологами. По поводу понятия знания бой среди последних идет давно. Чтобы не углубляться в отвлеченную дискуссию, ограничимся лишь поверхностным описанием ситуации в методологии.
Существуют различные группы, каждая из которых по-своему определяет понятие научного знания [4]. «Джастификационисты», например, считали, что знание состоит из доказательно обоснованных высказываний. Однако для построения подобных логических доказательств необходимы «внелогические» основания, являющиеся твердо установленными фактами и образующие эмпирический базис науки. «Скептики» же полагали, что нет (или не может быть) доказательного обоснования знания вообще. Они видели в знании только разновидность веры, свойственной всем одушевленным существам. «Пробабилисты» или «неоджастификационисты» постановили, что хотя научные теории равно необоснованны, они все же обладают разными степенями вероятности по отношению к имеющемуся эмпирическому базису. Пробабилизм был уступкой джастификационизма, вызванной крахом евклидовой геометрии и ньютоновской физики, в ходе которого были опровергнуты те самые основания, на которых строились доказательства теорий. Однако и пробабилизм не удержал позиций после доказательства К. Поппером того, что все теории не только равно необоснованны, но и равно невероятны. Фальсификационизм стал новым, значительным отступничеством джастификационизма [4]. «Для фальсификациониста все теории в равной степени гипотетичны. Наука не может доказательно обосновать ни одной теории. Но, не будучи способной доказательно обосновывать, наука может опровергать: «с полной логической определенностью отрекаться от того, что обнаружило свою ложность» (Medawar. The Art of the Soluble. 1967.). Это означает следующее: наука занимается тем, что выдвигает смелые предположения, которые никогда не бывают ни доказательно обоснованны, ни даже признанны вероятными, зато некоторые из них впоследствии устраняются твердо установленными, решительными опровержениями, а на их место приходят еще более смелые, новые и покамест неопровергнутые – по крайней мере, на первых порах – гипотезы» [4].
Последняя формулировка переворачивает любые представления о науке, которая, оказывается, занимается не добычей знания, а опровержением собственных гипотез, которые до поры до времени существуют. С этой точки зрения знаний вообще нет, есть только предположения. Однако и на этом дискуссия не закончена, и остается открытой в среде методологов. Мы же в очередной раз для себя сделаем вывод, что имеем дело с весьма скользким явлением, в котором просто не за что зацепиться, не от чего оттолкнуться, чтобы четко определить его. Попытавшись определить знание, мы скорее поняли то, что его следует убрать из нашей схемы от греха подальше, заменив чем-нибудь безличным, например, «продуктом науки». Ведь из-за неопределенности научного метода, и того, что с его помощью получают, мы не можем четко ответить на вопрос, что является продуктом науки. Знание, в понятном нам значении, им как выяснилось, не является. Возможно, им являются некоторые рассуждения на тему мира, предположения, гипотезы. Экспертные мнения, в конце концов. Но чтобы не путаться в дальнейшем, оставим знание в качестве продукта науки, оговорившись, что это может быть знание о неправильности такой-то гипотезы, или о вероятности другой, а не обязательно стопроцентная уверенность в каком-либо факте.
Последствием различных подходов к научному методу становятся очень интересные публикации. Например, новость о том, что математики в Германии с 62% вероятностью доказали существование Бога [10]. Были проведены исследования и сделаны расчеты в 5 самых крупных мировоззренческих сферах: возникновение и устройство космоса, эволюция, добро и зло, религиозные постулаты. На многие трудные вопросы должен был быть найден математический ответ. В результате ученые – правда, с вероятностью 62% - пришли к выводу, что Бог существует. Шутка ли – математически доказывать существование Бога? Еще несколько лет назад это посчитали бы полнейшей нелепицей и даже кощунством. Как можно брать на себя такую ответственность, утверждая, что Бог есть, используя непонятные методы доказательства? А что вы хотите, мы же только вероятность считаем, с нас взятки гладки, а за наш математический метод мы же и в ответе. Таким образом, несогласие в ключевых вопросах науки приводит к весьма вольным трактовкам научного доказательства самим же научным сообществом.
1.2. Различные способы представления науки
Продолжим обсуждение науки, ибо существует еще множество интерпретаций того, как можно ее определить, раздробить на части, схематизировать. «Одно из общепринятых представлений о разделении науки представляет собой выделение двух основных составляющих науки – когнитивной и социальной. К когнитивной составляющей причисляется все, что имеет непосредственное отношение к научному знанию - эксперименты, теории, научные факты, их интерпретации и т. п., к социальной - деятельность ученых по производству этого знания и многоплановая жизнь научного сообщества. Такое расчленение единого организма науки во многом искусственно, ибо когнитивное и социальное в ней теснейшим образом взаимосвязаны, но не бесполезно, поскольку задает исходную основу для систематизации, с которой начинается любой анализ» [5].
Это представление отличается от предложенного выше тем, что объединяет первые две составляющие – знание и научный метод в одну группу, а научную деятельность и прочие институциональные факторы – в другую, причем не совсем ясна граница этого разделения. В нашем определении научная деятельность подразумевает собой лишь то, что имеет непосредственное отношение к научному методу, то есть сам эксперимент, логика, рассуждения. В этом смысле они неразделимы, и скорее должны входить в когнитивную группу. По логике разделения на когнитивную и социальную составляющую, научная деятельность представляет собой все то, что прилагается к непосредственному производству знаний – это публикации, семинары, конференции, рецензирование, поиск новых направлений исследования, то есть то, что у нас обозначено как институциональная среда (см. Рис.№3).
Общепринятым является разделение науки на фундаментальную и прикладную, хотя оно достаточно спорно. Под фундаментальной наукой понимают теорию, научные факты, закономерности, - то есть чистое описание устройства мира без всяких предложений по его усовершенствованию. Прикладная наука ближе к современному понятию технологии, то есть предлагает способы по усовершенствованию окружающего мира. Основным различием этих понятий являются цели, с которыми производится наука. Фундаментальная наука имеет целью чисто познавательное описание окружающего мира, в то время как прикладная наука, или технология направлена на создание какого-либо новшества, изобретения, для каких-либо общественных, государственных или рыночных целей. То есть, если фундаментальная наука описывает строение цветка, его свойства, то прикладная наука будет искать возможность использовать некоторые свойства растений для создания, например, омолаживающего средства для кожи. В такой постановке проблемы видно, что эти два типа науки тесно взаимосвязаны. Технологи могут использовать результаты фундаментальной науки, то есть информацию о свойствах растений в данном случае, для достижения своих целей, а также обогащать фундаментальную науку, если, например, в ходе создания омолаживающего средства были открыты новые, доселе неизвестные свойства растений (см. рис.№4).
Таким образом, фундаментальная и прикладная науки есть суть одно и то же, и разделение во многом искусственно. На какой-то стадии наука является фундаментальной, то есть чисто описательной, но рано или поздно находится практическое применение. Все-таки пользы нам от знания того, что земля круглая никакой, а вот при использовании данного факта в воздушной авиации, например, польза появляется, причем ощутимая.
Однако многие упорные личности продолжают отделять науку фундаментальную от прикладной, возводя первую в ранг чуть ли не религии, как это было в 18-19 веках. В частности, российско-американский математик Федор Богомолов обеспокоен потерей фундаментальной наукой своего статуса. По его словам в советской России авторитет фундаментальной науки был бесспорен, а вместе с ним и статус ученого; сейчас же авторитет имеют деньги, а значит и технология, что не оставляет шансов фундаментальной науке, в которой к практической реализации открытия идут несколько десятков лет. Грубо говоря, экономически невыгодно вкладывать в фундаментальную науку, точно не зная когда и какие результаты она сможет выдать. Вместе с фундаментальной наукой с олимпа скатывается и научное сословие в России, которое при советском режиме занимало положение дворянства, хоть и бедного, а сейчас неумолимо развенчано в «официанты». Так выразился приятель Богомолова, который тоже уехал в Америку в 80-х годах: «Здесь у меня никакого статуса нет, я просто официант по математике. Я должен подавать студентам. Если им это понравится – хорошо, а если не понравится – будут писать на меня, что надо лучше преподавать, лучше преподносить»[7].
То есть проблема потери социального статуса наукой и научным сословием характерна не только для России. Богомолов объясняет это «переходом от общества меча к обществу золота». Какое-то время меч, сила главенствовали в мире, и почему-то это способствовало развитию глубокой науки, философии. А в обществе золота есть тяга к потреблению, что способствует развитию технологии, причем той, на которую есть спрос на рынке. Фундаментальная же наука просто-напросто потеряла своих заказчиков [7].
Действительно, в царстве меча, научные достижения были очень важны, прежде всего, в военной промышленности, так как велико было военное напряжение, и в целях безопасности требовался технологический авторитет страны в этой области. Также много значило такое понятие как национальный престиж, который определялся также научными открытиями. Кто первый полетел в космос, кто первый открыл элемент таблицы Менделеева, было очень важно, то есть наука носила еще и соревновательный характер. Только за первенство боролись не лаборатории, а целые державы. Понятие престижа тоже тесно было связано с национальной безопасностью: на развитую и технологически продвинутую державу опасались нападать. Таким образом, фундаментальная наука использовалась как средство усиления государства, создания имиджа развитой страны, доказательства приоритета перед другими странами.
Это способствовало повышению статуса науки, признанию ее угодной государству, а, следовательно, и те, кто работал в ней, получали статус «приближенных». Когда же произошел переход к обществу золота, вперед выдвинулись рыночные ценности – прибыльность, окупаемость, спрос и т.д. Теперь важно было не утереть нос соперникам, открыв что-нибудь глобальное, а изобрести конкретную вещь, отвечающую конкретным потребностям общества. Такой резкий переход от вольных птиц науки к белкам в колесе технологии был не по душе российским ученым, привыкшим к своему статусу, неприкосновенности, свободе действий, да и что скрывать, за пазухой у государства куда приятнее, чем на задворках рынка.
По мнению Даниила Александрова, фундаментальность российской науки – это идол, которому молятся бывшие «дворяне», который мешает трезвому взгляду на науку. На самом деле, наука, существовавшая в России до перехода к рынку, не была фундаментальной, она просто жила по другим правилам. «Вся страна была устроена как одна корпорация – USSR Incorporated, и наука тоже была корпоративной, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она жила по законам административного рынка, который был как внутренний рынок фирмы, хотя несколько более «рыночный» уже потому, что «корпорация СССР» была очень большая, от Калининграда до Камчатки. Но очень важно, что вся наука была промышленная и в каком-то смысле прикладная. Она была ориентирована на обслуживание разных нужд большой корпорации» [6].
Это уже в наши дни происходит «возгонка» к фундаментализму, считает Александров, в том смысле, что «фундаментальная, чистая наука – это очень важно. Главная идея в том, что хорошая наука должна быть фундаментальной, чистой, академической, настоящей. Считается, что прикладная наука – это плохо, ее легко коммерциализировать, а «нашу», фундаментальную, коммерциализировать нельзя, ее должно финансировать государство. «Фундаментальная наука – это та, за которую ничего не платят» - такое распространенное мнение. Однако наши ученые, если посмотреть, например, на физиков, никогда не стеснялись работать с промышленностью, прекрасно справлялись как с астрофизикой, так и с созданием бомбы. Лучший естественнонаучный вуз страны, Московский Физтех, был создан специально для обслуживания этой большой корпорации» [6].
То есть, вследствие падения статуса науки учеными был несколько искусственно культивирован разрыв между фундаментальным и прикладным знанием. Прикладная наука теперь рассматривается как коммерция, как способ выбить из рынка деньги, и поэтому презирается учеными, привыкшими к другой, «чистой» науке. Фундаментальная наука ими рассматривается как абсолютно нерыночное явление, которое в нынешней ситуации незаслуженно обидели – лишили государственной поддержки, финансовой и моральной. Фундаментальной науке позорно опускаться до искателя рыночной выгоды, доказывать кому-то свою годность, выбивать признание своего статуса, а не сидеть спокойно с нимбом над головой. Поэтому единственный выход – как-то доказать свою исключительность и вернуть несправедливо потерянные привилегии, статус и беспечную жизнь.
Подтверждением этому могут служить слова Федора Богомолова на собственной лекции, посвященной идее, как повысить статус фундаментальной науки: «С моей точки зрения, то, что наука непрерывно должна оправдываться в том, что она практически для чего-то годится, в конце концов, для достижения денег, - уже нехорошо. Это нехорошо для науки, что она где-то там кому-то даст какую-то выгоду, это уже понижение статуса, это уже плохо для науки, а не для индивидуального ученого. В этом смысле стремление науки быть максимально практичной уже с моей точки зрения, подозрительно, уже плохо» [7].
Для полной картины опишу то, что с точки зрения Богомолова для науки хорошо. Господин Богомолов считает, что для поднятия статуса науки полезно будет построить виртуальный храм (да-да, храм, жрецы, жертвоприношения и т.д.), то есть систематизировать научное знание в просторах Интернета, чтобы каждый желающий мог самообразоваться до необходимого ему уровня. К этому проекту привлечь потерявших статус ученых и вообще всех, кто захочет этим заниматься, ну а потом все пойдет, покатиться само собой, статус науки поднимется, и ученые окажутся в шоколаде. Они уже не будут мальчиками на побегушках в университетах, где студенты имеют наглость судить качество их преподавания, а снова займут свое место среди сильных мира сего. Вот его слова: «Создание храма науки, хотя бы даже в виртуальном виде, поставит науку на тот же уровень, на котором находится религия. Приобщение к религии высокого уровня требует от человека, а он не требует. В этом состоит мощь религии, ее авторитет. Науке нужен авторитет» [7]. И, наконец, его представление о статусе ученого: «Ученый – жрец рационального мира, носитель знания, религия рационального мира – вот что, с моей точки зрения, может быть достигнуто» [7].
Таким образом, несколько высокопарно, однако довольно четко Богомолов обозначает разрыв, да что там, огромную пропасть между фундаментальной наукой и коммерциализированной. Фундаментальная наука выделяется им в особую область, неподвластную законам рынка, однако обладающую огромной степенью важности для общества. Такое безмолвное поклонение, придыхание и признание хочет снискать Богомолов для науки. Его видение науки – это не механизм, взаимодействующий с обществом и с рынком, а своеобразный анклав, существующий сам по себе. С одной стороны он хочет, чтобы общество имело больший доступ к знаниям, с другой стороны не хочет, чтобы оно могло влиять на эти знания. В идеале ученым надо предоставить полную свободу действий, не обсуждая, зачем нужно то или иное исследование, и все, что они делают, принимать как должное, авторитетное, неоспариваемое. Ученые будут жить в башне из слоновой кости, заниматься любимым делом, пользоваться всеобщим уважением. Воспользоваться результатами их труда может каждый, а вот навязать свое направление исследований – никто. Таким образом, получается одностороннее влияние науки на общество – на образование, на промышленность, на саму науку. Но без обратной связи: «Не выставляйте нам требований. Имейте уважение к авторитетам».
Абсолютно противоположным является взгляд на проблему Даниила Александрова. Во-первых, считает он, наука и интеллектуальная деятельность глубоко состязательны, в противовес мнению о несовместимости науки с рынком. Понятие рынка идей в научной среде довольно часто используется. Конечно, это не настоящий рынок, потому что в открытой науке, которая все публикует в журналах, на самом деле не существует прямого обмена правами пользования, нет денежного эквивалента. Есть сложная символическая экономика с символическими рынками, символическими капиталами и т.д [6].
Во-вторых, по мнению Александрова, наука – всегда приложение знаний. «Если мы посмотрим на то, как устроена лаборатория, мы увидим, что лаборатория – это некая технологическая деятельность, в которой каждая поступающая статья включается в работу. Если написано что-то о новом приборе, новом методе, новых открытиях, это либо используется кем-то когда-то, и тем самым включается в науку, либо это вообще нигде не используется – и тогда в науку не включается. В этом смысле вся наука является прикладной. Если ее некуда приложить, она никому не нужна. Это не значит, что приложение будет обязательно в промышленности. Но если ни один ученый в мире не может или не хочет (и никогда не захочет) приложить ваши результаты в своей лаборатории, то это непонятно как работающие результаты и непонятно, зачем они вообще нужны.
Существует огромное количество современной литературы по специальному исследованию лабораторного труда, где вся деятельность происходит в гибридной «серой зоне» производства неявного знания. С одной стороны оно может транслироваться в какие-то технологические лабораторные разработки, а затем и в инновации и патенты, а с другой – в публикации в открытой науке (см. рис.№5). В этом смысле никакой особой фундаментальной науки, которую у нас как-то специально выделяют, не существует» [6].
Такая разная точка зрения на проблему вызвана принадлежностью оппонентов к разным заинтересованным группам. Для Александрова, изучающего историю науки, и науку как явление, характерен такой схематичный взгляд на вещи, когда он смотрит, как устроено производство знаний, какие потоки существуют внутри него и т.д. Для него конечно результат, полученный в лаборатории, в любом случае ценен, ведь он полезен для общества, будь то публикация или инновация. Для Богомолова же, являющегося непосредственной частью научного сообщества, который самолично работает в лаборатории, эти вещи принимают немного иное значение. Ну, сколько, скажете, платят за публикацию? А за инновацию, да еще и запатентованную? А если в математике сложновато произвести инновацию, все больше теоретических выкладок? А за них не находится много желающих платить, да и статус стремительно падает. Как же не мобилизоваться и не начать спасать «свою» науку?
Безусловно, в нынешнем обществе больше ценится технология. Но парадокс в том, что чтобы заниматься технологией, необязательно заниматься наукой. Можно просто использовать ее достижения и комбинировать различные факторы, для получения «новой формулы». Платят за это хорошо, так как вложения быстро окупаются - на технологию есть спрос. И бывают приятные сюрпризы, когда в ходе технологических изысков удается еще и сделать мини-открытие и обогатить науку. Такая форма взаимодействия науки и технологии наблюдается в основном в корпоративном секторе, который проводит свои исследования, платит своим технологам и ученым, патентует изобретения, публикует результаты для открытой науки в целях рекламы и активно действует на рынке.
Что же традиционная наука, «за которую ничего не платят»? В основном она остается на содержании у государства, однако размеры ее доли «пирога» стремительно тают. Государство уже не так опирается на науку, как в царстве меча, значение науки для него, в тени золотой лихорадки, поблекло. Лишившись поддержки государства, наука лишилась и свого статуса. Чтобы иметь статус, надо быть кому-то нужной, а она никому не нужна. Результаты исследований, проводимых ей, как показано выше, могут быть использованы в технологиях, а могут идти в открытую науку. В первом случае наука дорывается до технологического пирога, который значительно больше государственного, и участвовать в его дележке – большая удача. Менее радужен второй случай, хотя публикации и имеют символическую ценность, и могут в дальнейшем послужить толчком к технологическим изменениям, но когда это будет и будет ли вообще, не знает никто. Поэтому общество золота не заинтересовано в таких результатах. Если оно не видит потенциальной и скорой выгоды, то оно не вкладывает. А в науке есть ученые, которые любят копать в интересном, но бесперспективном направлении исключительно из-за своего научного «пунктика», затрачивать время и деньги на поиски «философского камня». Да и просто существуют области, в которых без масштабных фундаментальных исследований ничего нового не придумаешь. Или те, которые не особо используются в технологии. Вот с ними то и основная проблема, ни уважения, ни денег. Доживают свой век в каком-нибудь НИИ, сетуя на несправедливость к их труду.
Есть еще одна сфера действия науки, о которой до сих пор мало сказано – образование. Практически каждый из нас проходит через институт науки, впитывая оттуда необходимые знания для жизни. Ученые же преподают в дополнение к основной деятельности, тем самым, поддерживая свой тонус и исполняя миссию передачи знаний. В этой сфере статус науки тоже не бесспорен, так как если раньше образование было редким благом, то сейчас оно становится все более массовым, и качество его падает. Сами профессора вынуждены снижать уровень сложности, иногда даже объяснять с нуля некоторые вещи, неусвоенные студентами раньше. Например, нашему доктору физико-математических наук, преподающему во Франции, Виктору Степановичу Доценко пришлось объяснять своим первокурсникам, что три шестых равно не одной трети, а одной второй, ибо так они запомнили в школе [11]. И этот пример не единственный! Это свидетельствует не только о катастрофически падающем уровне образования, но и о падении авторитета науки в глазах общества. Ведь люди, прошедшие через институт науки несут на себе ее отпечаток. А что можно сказать о таком отпечатке? Такая тенденция хоть и превалирует, однако есть вузы, обучение и преподавание в которых высоко ценятся в мире. На них, можно сказать, все еще держится авторитет науки, доказательство того, что она существует, распространяется и содействует развитию общества.
1.3. Наука как общественная организация
Итак, в результате, что же такое наука и чем она занимается? Как нам удалось установить, научная деятельность определяется самим научным сообществом, то есть наука – это то, чем занимается научное сообщество. Само же научное сообщество можно представить как институционально сложившуюся общественную организацию, ведущую деятельность по нескольким направлениям. Назовем ее ОО «Наука». В нее входят все те, кто образует так называемое научное сообщество, академическую среду, ассоциацию ученых. Они могут сами решать, принимать ли к себе других деятелей, устанавливать критерии научной деятельности и вообще всячески подчеркивать свою обособленность. Как и у всякой общественной организации, у «Науки» есть цели – рост и сохранение своего существования, поэтому она заинтересована в расширении своего влияния на общество и укрепления своих позиций. Схематично взаимодействие данной организации с обществом представлено на рис.№6.
В сфере пересечения ОО «НАУКИ» с государством существует так называемая фундаментальная наука, у нас это те ученые, которые работают в государственных НИИ и РАН. Определение этой науки достаточно условно, как было показано выше, она может быть и прикладной. Но оставим это обозначение из-за ассоциации со «старой» наукой, которая существовала до середины прошлого века, и теперь многими определяется как фундаментальная. Скорее в этом определении заключены традиции «старой» науки, которые до сих пор господствуют в названных учреждениях.
На пересечении научного сообщества с рынком возникает технология, или прикладная наука, - это те ученые, которые работают технологических отделах корпораций, либо в частных исследовательских институтах. Основное отличие от государственной науки – явная коммерциализация, направленность на нужды рынка, на поиски спонсоров, на получение прибыли, и, следовательно, на скорейшее внедрение инноваций на рынок. Ученых этой сферы могут называть изобретателями, инноваторами, и именно результаты их деятельности попадают на мировой рынок патентов.
Следует отметить, что каждый из условно обозначенных секторов, и фундаментальный и технологический, подразделяется, в свою очередь, на те же оба сектора. Прикладные результаты в фундаментальном секторе и научные открытия в технологическом приводят к тому, что каждый сектор по сути представляет собой именно то, о чем говорил Александров, то есть, «серую зону», где производится неявное знание.
С обществом ОО «Наука» пересекается в сфере образования, - это ученые, преподающие в вузах, читающие доклады и проводящие семинары в образовательных целях. Люди приходят к ним для получения образования или повышения квалификации, а затем либо примыкают к государственным структурам, либо к корпоративному сектору. Какая-то часть остается в науке, и пополняет собой научное сообщество, доказав право на это защитой диссертации, докторской и т.п. Новоиспеченные ученые попадают или в фундаментальный, или в технологический сектор.
Что нужно для обеспечения эффективной деятельности этой организации? Как обеспечить ее оптимальное взаимодействие с обществом? Как устроено научное сообщество изнутри, и как до него можно достучаться снаружи? Иначе, как сделать так, чтобы система производства знаний функционировала эффективно? На эти вопросы мы попытаемся дать ответы в следующей главе.