Дипломная работа

Вид материалаДиплом

Содержание


3.5. Обсуждение результатов исследования и необходимости «спасения» научного сообщества
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

3.4. Качества, влияющие на самооценку ученого

Итак, выяснив, что же влияет на количество публикаций ученого, переходим к следующему показателю результативности – субъективной самооценке. Как уже было сказано, количество публикаций – довольно спорный судья успеху ученого, из-за неучтенности других факторов и зависимости от возраста, а субъективный показатель, хоть и остается на совести у ученого, может помочь выявить дополнительные факторы успеха. Он коррелирует с количеством публикаций, что говорит о том, что эти два показателя могут, с оговорками, взаимозаменяться. Тем более он хорош тем, что не зависит от возраста, и при вычленении данного эффекта сохраняет свою значимость. Проанализировав этот показатель, мы получили следующие результаты (более подробно в приложении 2, 3.1-3.6):

ВОПРОС

Корреляция с уровнем самооценки

Значимость (p-value)

2. Я часто думаю о том, как я мог бы по-другому поступать в жизни.

-0,388

0,005

7. Большинство людей врет, потому что им это выгодно.

-0,293

0,039

8. Когда кто-то говорит о вас что-то лестное, это потому, что ему что-то от вас надо.

-0,378

0,007

22. Со сколькими людьми вы общаетесь (лично) хотя бы раз в месяц?

0,312

0,027

24.5. Как часто Вы ошибаетесь при правописании?

-0,311

0,028

25. Как Вы думаете, какое влияние могут оказать Ваши профессиональные ошибки на общество?

0,334

0,018

31.1. Количество публикаций

0,441

0,001

31.2. Количество публикаций в реферируемых журналах

0,385

0,009

Уровень самооценки зависит от сожаления о прошлом, что является, в общем-то, логичным результатом. Ведь сожаление о прошлом и изменить что-либо – признак неуверенности в себе. Этот результат лишь показывает, что успешные ученые меньше сожалеют о прошлом, чем неуспешные, которые думают, что упустили возможности, поступили неправильно и т.д. Поэтому скорее не успех ученого объясняется этим фактом, а успех объясняет этот факт.

Старый знакомый вопрос о корысти и здесь оказывается значимым. Возникает уже желание уделить ему побольше времени. Получается, что ученые в среднем, менее склонны подозревать людей в корысти, чем студенты. Затем оказывается, что от уровня этого показателя зависит количество публикаций, написанных ученым. Более того, у студентов средний балл тоже зависит от этого фактора. И сейчас от него зависит самооценка ученого. Причем, вычленяя эффект публикаций, значимость остается той же. Подумаем, что же кроется в этом вопросе, почему люди отвечают по-разному? Самый распространенный способ суждения – по себе. То есть человек, прежде всего, примеривает ситуацию на себя, а потом делает выводы и о других. То есть можно предположить, что тот, кто подозревает людей в корысти, сам ей не чужд, и наоборот, кто невинен и честен, сам противится идее о корыстных убеждениях других. Подтверждением этому может служить отрицательная зависимость между отношением к корысти и честностью человека.



Проверив зависимость вопросов 7 и 23, получаем уровень корреляции равный -0,302, на уровне значимости 0,037 (см. приложение 2, 4). То есть наше предположение верно – действительно, чем честнее человек, тем меньше он верит в корыстные побуждения других (см. диаграмму). Теперь мы знаем, что это свойство положительно отражается на результатах человека. Чем человек честнее, бескорыстнее и терпимее к другим людям, тем лучшие у него результаты и уверенность в себе. Остается только снять шапку перед учеными, у которых оба этих показателя – честности и неверия в корысть, на порядок выше, чем у остальных людей.

Следующий результат, кстати, очень органично вписывается в нашу схему – вопрос №8 тоже можно расценить как подозрение в корысти и недоверие к людям. И он тоже отрицательно зависит от самооценки ученого. Так что он может считаться еще одним фактом в пользу нашего вывода.

Самооценка зависит от круга общения, напомним, что количество публикаций тоже зависело от этой величины. При учете эффекта публикаций значимость не изменяется, значит, мы имеем еще один фактор, оказывающий влияние на обе оценки продуктивности – субъективную и объективную. Кстати, открытость внешнему миру была отмечена нами в конце прошлой главы, как один из факторов, необходимых для переориентации ученого на новую ситуацию в науке и для достижения успеха. Как видно, наша догадка подтвердилась, тем более круг общения человека значимо коррелирует с его интересом к обществу, что подтверждает, что это не вынужденное общение, а именно открытость миру.

Следующий удивительный результат – зависимость самооценки от правописания. Первое, что приходит в голову, что раз человек много публикует, то мог и научиться писать. Единственное, что можно сказать – оценка правописания тоже субъективна и значит, зависит от уверенности в себе. Возможно, связь обусловлена этим, тем более что корреляция правописания и самоуверенности (вопрос 25) значима на 6% уровне. Еще более удивительным является подтверждение данной зависимости среди студентов. Но для них это, скорее, закономерно, ведь правописание - это одна из составляющих среднего балла.

Факт того, что самоуверенность связана с самооценкой положительно, не удивляет. Человек, который считает, что занимается важным делом, которое сильно влияет на общество, будет оценивать себя выше, чем тот, кто не считает свою деятельность важной. Вот мы и нашли один из «скрытых» факторов самооценки человека – это важность его работы для общества. Хотя это тоже довольно субъективная оценка. У студентов результат такой же, чем выше они себя оценивают, тем более сильное влияние намерены оказывать на общество в будущем. Из этого заключаем, что самоуверенность является одной из естественных составляющих самооценки, чем подтверждает субъективность оценки. Кстати, данный показатель не связан с количественной самооценкой, что доказывает наличие фактора самоуверенности в общей самооценке.

То, что количество публикаций связано с самооценкой – не новость, однако интересно, что в случае публикаций в реферируемых журналах, зависимость не совсем прямая (см. диаграмму). Этот результат дает понять, что ученые связывают свой успех с общим количеством публикаций, для них каждая из них выстрадана и заработана, не важно, рецензировали ее, или нет. Те, кто оценил себя намного выше среднего уровня в основном, имеют меньший процент публикаций в реферируемых журналах, чем те, кто оценил себя просто выше среднего или средне.



Это говорит о том, что высокая самооценка базируется на количестве публикаций, а не на качестве. Этот результат показывает, что институт реферирования еще не прижился в нашем обществе, раз не имеет значимости даже для ученых.

Интересно, как оценивают ученые свою деятельность в России по отношению к мировому уровню. Выяснилось, что ученые не очень высокого мнения о мировой науке, так как большинство оценило свой уровень также как и по России, и лишь 13 человек оценили себя на мировом уровне хуже, чем на российском.

На этом самые значимые результаты нашего анализа подошли к концу, и мы переходим к их обсуждению.


3.5. Обсуждение результатов исследования и необходимости «спасения» научного сообщества

Результаты нашего исследования позволяют в целом сделать вывод, что наше научное сообщество по большей части сохранило свою приверженность к идеалам прошлого времени – стремлению к безопасности, противопоставлению науки и религии, признанию авторитетов, отсутствию прагматизма. Данный феномен понятен, если принять во внимание возраст опрошенных людей, который превышает 50 лет. Это говорит о том, что их профессиональные ценности и идеалы были сформированы полностью под воздействием «той» науки, существовавшей еще в советские времена. Однако некоторые из этих качеств не являются препятствием для их научной карьеры, а наоборот, способствуют ей.

Честность и отсутствие корыстных намерений, равно как и подозрения их в других людях оказались качествами, способствующими высокой самооценке ученого и большей результативности. В этом качестве также кроются корни менталитета российских ученых, которым чужд был прагматизм, и любое действие, совершенное ради выгоды. То, что они работали не за деньги, а ради науки, было их основной чертой. Наличие такой черты в человеке предполагает, что он является действительным фанатом своего дела, не привлеченным денежными выгодами, поэтому результативность его выше, чем у «прагматиков». В нашем случае, отсутствие корысти, честность, терпимость к остальным людям показывают в человеке некого идеалиста, живущего не по законам своего времени, а по законам своей внутренней чести. То, что эти качества способствуют его успеху, говорит о том, что склонным к наживе людям все-таки не место в науке, и их неуспех связан с недостаточной денежной мотивацией и разочарованием в своей профессии. Честным и бескорыстным людям не так важна денежная мотивация по сравнению с их внутренней заинтересованностью своим делом, они могут работать, не обращая внимания на некоторый материальный дискомфорт, ради удовлетворения своей страсти к науке. Поэтому они добиваются лучших результатов, чем их недовольные жизнью коллеги, для которых любое упоминание об их невысоком материальном статусе болезненно. По результатам нашего анализа данные качества явились отличительными чертами ученых от других представителей нашего общества (студентов), что вселяет надежды относительно сохранения нашей науки благодаря таким вот представителям.

Неоднозначно трактуется результат о признании авторитетов, или гигантов прошлого. С одной стороны, в науке должна быть опора на какую-то научную базу, с другой стороны, как уже было сказано, перегруженность знаниями может препятствовать открытию. У нас же, похоже, этот принцип не действует, те, кто верят в авторитеты, больше всех производят сами. С другой стороны, как тоже уже было отмечено, возможно, их работы как раз основаны на работах их предшественников, а те, кто ищет новые идеи, не так часто публикуется. Преданность приоритетам вовсе не плохое качество, если оно не переходит разумных границ. Важно сочетание владения наработками предшественников с принципиально новым подходом к исследованиям. А этого нашим честным и бескорыстным ученым, надо думать, не занимать.

То, что открытые и общительные люди больше публикуются, отвечает требованиям нынешней ситуации, когда следует уметь налаживать контакты, связи, искать для себя разные пути развития путем взаимодействия с обществом. Привязанность же ученых к замкнутому пространству не способствует их результативности. Впрочем, как мы уже отмечали, связь может быть обратная, то есть те люди, которые наиболее продуктивны, получают доступ к широким кругам людей, которым интересно послушать авторитетных людей.

Также мы узнали, что ученые сохранили в себе широту интересов, романтичность, любовь к искусству, веру в неизведанное, то есть те качества, которые традиционно приписываются российскому научному сословию. Видно, что они обладают незаурядной долей скромности и не преувеличивают масштабов своего влияния на общество. Также среди них велика вера в российскую науку, и не наблюдается чувства неполноценности перед западом.

Трудно представить, что такие представители научного сословия будут реагировать на рыночные стимулы, ввиду полнейшего отсутствия прагматизма. Верность идеалам прошлого не так вредна для некоторых представителей науки, как утверждают некоторые. Они продолжают работать вопреки всему и добиваться результатов именно благодаря своей честности и бескорыстию. Так, быть может, несправедливо ставить крест на всей нашей «старой науке», среди которой еще сохранились редкие самородки, которые работают не во славу рынка, а в память о прошлом? Клеймить все научное сообщество, как «балласт», который раньше не «отфильтровали», а теперь обществу приходится за это платить (Казанский)? А также насильно впихивать всех ученых в единую систему «рынка науки», подвергать их единой системе стимулов, аппелировать к их меркантильным интересам? Может быть, не стоит развивать прагматизм и корыстолюбие у представителей старой науки, которым он может сослужить плохую службу? Действительно не стоит мучить их импакт-факторами, индексами цитирования, необходимостью вновь доказывать свою значимость?

Этот призыв относится, оговорюсь, лишь к отдельным представителям «старой» науки, которые уже доказали свою результативность и лишь сейчас не желают следовать новым веяниям рынка. Это действительно может быть для них тяжело и болезненно, покидать ту систему, где прежде они результативно работали. Подгоняя всех по одну гребенку, можно потерять действительно ценное наследие, несущее в себе науку обеих систем – прошлой и настоящей. Хотя, безусловно, нельзя оставлять старую систему такой, как она есть, нельзя позволять новым работникам пускаться в тот же водоворот, в котором барахтается основная масса нашего научного сообщества. Из него надо аккуратно выудить наиболее ценных представителей «старой» науки, отряхнуть, обогреть, и поместить в удобные, спокойные, безопасные места, где они смогут продолжать ту работу, к которой они привыкли, с той же результативностью, которую демонстрировали. Что же касается «приходящих» в науку людей, то с них надо уже начинать масштабную перестройку всей системы науки. Основываясь уже на модных нынче импакт-факторах и рыночном стимулировании, ибо молодому поколению такие ценности уже не чужды.

Российская наука и так представляет собой медленно тонущий архипелаг, так почему бы не спасти ценных представителей «генофонда» российской науки, и «законсервировать» их, по многим поступающим предложениям, до лучших времен в целях сохранения сильной российской науки. Ставить только на молодежь опасно, ибо ценные пласты знания могут быть утеряны вместе с их носителями в общем потопе. Так как прогнозы для российской науки в данный момент не утешительные, по некоторым данным, к 2017 году, а то и раньше наука в России вообще прекратит существовать, по стране прокатываются волны истерии, призывающие «спасть то, что осталось» и объявлять чрезвычайное положение.

Все предложения сводятся примерно к следующему: построить в России несколько Центров Перспективных Исследований (Казанский), «научных заповедников» (Михаил Фейгельман) или Национальный Технологический Университет (Аммосов), куда сгрузить остатки мало-мальски приличной российской науки и обеспечить их приличным финансированием, остальное, гори же синим пламенем. От всех авторов звучат идеи созвать уехавших ученых из-за рубежа, «перебив» западные предложения «Очень Щедрыми Зарплатами» (Аммосов) или готовыми докторскими степенями на блюдечке. Обязательно сотрудничать с представителями западной науки, «которые умеют работать по новым правилам, по правилам открытой конкурентной науки, которые существуют в рыночной экономике». Единственной проблемой является то, что все авторы тем или иным образом настаивают на искоренении старых традиций, некоторые даже на избавлении от «старых ученых» (Аммосов). Андрей Казанский, например, предлагает создать в таких центрах конкурсные позиции, заполнить которые смогут лишь люди, прошедшие широчайшую экспертизу. Однако такая позиция противоречит всем установкам и представлениям российского ученого о работе, ему нужна надежная безопасная среда, в которой он сможет спокойно работать. Аммосов же предлагает ввести именно гарантированный оклад (250 тысяч рублей в месяц), однако распространяет свое предложение только на «молодых волков с докторатами от 25 до 40 лет». Ну, какие научные достижения могут быть в 25 лет, чтобы сразу угодить на такую зарплату? Господин Аммосов явно погорячился. Так же, как и в своем стремлении «вытряхнуть все научное старичье» из российской системы науки.

Если мы хотим действительно использовать весь имеющийся потенциал как в «старой» так и в «новой» частях российской науки, то к каждой из них нужен особых подход, учитывающий их систему ценностей и их научные заслуги. Для лучших представителей «старой» науки нужна имитация знакомой им «академической среды», в которой они все счастливо трудились в доперестроечное время. Так что, если воплощать идею с созданием центров, то нужно создавать именно такие условия – гарантированный доход, свободу действий, минимальное вмешательство и «тиранию» рыночными стимулами. К более молодому поколению возможен более жесткий подход, конкурсные места, строгое рецензирование, отчетность, но и достойное вознаграждение. Так что идею можно разделить на две – и спасать представителей «старой» и «новой» науки по отдельности. Многих спасти не удастся, так как сложно будет переманить «новых» из-за границы или из тех учреждений, куда они переправили свои гениальные мозги. Да они, при изрядной доли предприимчивости, не так уж нуждаются в спасении. Из «старых» же путем жесткого отбора тоже «отберутся» немногие, но надо помнить, что мы вдобавок сильно ограничены в средствах. И если спасение «новой» науки еще можно организовать, взаимодействуя с западом и упирая на рыночные ценности, то спасение «старых» утопающих – дело рук самих утопающих, то есть государства. Навряд ли можно будет найти частную инициативу, готовую финансировать науку, хоть и с великим прошлым, но с непонятным будущим.

Но ценные ресурсы, которые стоит спасать, у нас есть – это поколение ученых, сохранивших в себе ценности и идеалы прошлого, и сумевших заставить их работать на себя даже в нынешней непростой ситуации.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

К концу нашей работы у нас сложилось довольно полное представление о ситуации в научном сообществе России. Представив его как общественную организацию, имеющую различные точки соприкосновения с обществом и институционально сформировавшуюся целостную внутреннюю структуру, мы смогли разобраться, почему система потеряла свою эффективность и не может восстановиться в рамках «новой науки», ориентированной на рыночные стимулы.

Прежде всего, система науки существовала в доперестроечной России как протеже государства. Она обеспечивала безопасность и национальный престиж стране, государство обеспечивало непыльную работу и приличное финансирование ученым. Система была замкнутая, все были довольны. Однако со временем она начала разрушаться, в зону интересов государства вступали новые факторы – развитие рынков, коммерциализация, торговля с другими странами. Тогда оказалось, что российская наука уже давно существует по инерции, и не способна предложить чего-нибудь стоящего «на экспорт», или хотя бы на внутреннее развитие технологий. За времена существования за «железным занавесом» российская наука несколько отстала от жизни, хотя и были некоторые «внутренние» достижения, интересные разве что, самому научному сообществу. Не увидев в науке потенциального источника обогащения, государство начало спускать финансирование на тормозах, тем более что и общая экономическая ситуация не располагала к излишествам. Таким образом, оказавшись «беспризорной», российская наука не смогла найти нового «заказчика», который оправдал бы ее существование. Смогли лишь некоторые «подвижные» ученые, которые подсуетились, и либо уехали за бугор, либо продолжили работу в НИИ и в вузах, но нашли связи с зарубежными группами и фирмами или российскими предприятиями, и смогли обеспечить себе достойный материальный статус. Некоторые и вовсе ушли из науки, несколько проредив тем самым ряды нашего научного сообщества.

Однако основная часть этого сообщества все же оставалась на «тонущем корабле», стеная и пиная на низкий социальный статус, безденежье, падающую самооценку, однако все равно продолжало цепляться за свои кабинеты в разваливающихся НИИ, упорно продолжая не реагировать на появляющиеся возможности рынка науки, нововведения и на принципиально новую систему организации научной деятельности. Без должного внимания остался распространенный на западе институт реферирования, обеспечивающий мировой рынок репутаций и звучание имен наиболее перспективных исследователей в широких научных кругах. Не привлекла наших ученых и возможность работы в коммерческих фирмах, ибо идея коммерциализации науки была противна самому их существу. Метко отражая удары внешнего мира, российская наука сохранила свою обособленность и неприкосновенность, и теперь бережно охраняет отвоеванные руины. Целостность научного сообщества оказалась пагубной для него, ибо под руинами неэффективных лабораторий погребены и «остатки честного интеллекта» лучшей части российских ученых. Причем честного в буквальном смысле, ибо одно из качеств, которое они сохранили – это бескорыстие и отсутствие прагматизма, которое к тому же положительно сказывается на их научной деятельности и отличает их от остальной массы людей. Этим несколько объясняется их нежелание выходить в мир коммерции, поскольку он чужд для них. Им ближе спокойная, интеллигентная академическая среда, где их таланты расцветают буйным цветом. Поэтому в свете грядущего «апокалипсиса» российской науки в число «законсервированных» и сохраняемых до лучших времен умов должны войти и представители «старой» науки, на которых большинство наших реформаторов уже махнули рукой. Призывая к спасению российской науки, они концентрируются в основном на молодых ее представителях, уехавших за рубеж или ушедших в коммерцию. Мы же утверждаем, что есть что поискать и по обсыпающимся кабинетам российских НИИ. Представителей старой науки, как носителей массивных пластов медленно забываемого знания, следует отыскать, и предложить заслуженный отдых, но не в домах престарелых, а в специальных научных центрах, призванных сохранить ростки нашей «старой» науки. В которой существует множество достижений и наработок, которые не должны забыться и быть смытыми в пропасть вместе с общим водоворотом, накрывающим нашу науку.

Что касается «новой» науки, то о ней тоже нужно позаботиться, но уже более современными способами. Которые ориентированы на существующую на современном рынке труда систему стимулов, пропагандирующую оплату по результатам, защиту интеллектуальной собственности, создание рынка репутаций, объективное реферирование, сотрудничество с коммерческими фирмами, развитие системы грантов. Возможно, она будет представлять собой совершенно новую форму организации науки, которая со временем заменит собой структуру под названием ОО «Наука», и обеспечит переход научной деятельности на современный, качественный уровень. Приятным моментом может быть то, что знание прошлых поколений не будет утеряно, а сохранится на нескольких «островках старой науки», если их необходимость их создания станет ясна обществу и государству.


Библиографический список:
  1. Киселева В.В., Колосницына М.Г. Государственное регулирование инновационной сферы. М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2007 (в печати).
  2. Klaus Jaffe. What is Science? An Interdisciplinary View. 2006 (в печати).
  3. Д.Гринэуэй, М.Блини, И.Стюарт. Панорама экономической мысли конца ХХ столетия. ИД Санкт-Петербург 2002.
  4. Имре Лакатос. Методология исследовательских программ. ИД «АСТ» 2003.
  5. Юревич А.В.. Умные, но бедные: ученые в современной России. 1998.
  6. Лекция Даниила Александрова «Ученые без науки. Институциональный анализ сферы». Полит.ру Публичные лекции. 2006.
  7. Лекция Федора Богомолова «Новые перспективы науки». Полит.ру Публичные лекции. 2006.
  8. Казанский А., Цирлина Г. Крах российской науки как высшая и последняя стадия ее реформы. ссылка скрыта 2006.
  9. Аммосов Ю. Дорогие ученые: Как спасти науку. ссылка скрыта 2006.
  10. NEWSru.com Немецкие математики с вероятностью 62% доказали, что Бог существует. 17.11.2006.
  11. Доценко В.И. Пятое правило арифметики. «Московские ворота», N4, 2006.