России Материалы Межвузовской научно-практической конференции 29 марта 2007 года Санкт-Петербург 2008

Вид материала

Содержание

Дудин Н.П. Государство, право и международное сотрудничество в борьбе с теневой экономикой и транснациональной преступностью
Национальная безопасность
Международно-правовая регламентация глобальной геополитики – Кефели Игорь Федорович –
Административно-правовой режим как способ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ТОВАРНО-ФИНАНСОВЫХ РЫНКОВ - НЕЛЬГОВСКИЙ Игорь Евгенье
Макроэкономические факторы обеспечения экономической безопасности Российской Федерации

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Дудин Н.П. Государство, право и международное сотрудничество в борьбе с теневой экономикой и транснациональной преступностью

Сегодня вряд ли кто всерьез будет спорить с утверждением, что теневая экономика и преступность стали заметным явлением в жизни российского общества. Сложные и противоречивые процессы рыночной модернизации, реформ в сферах экономики, политики и социальном секторе обусловили серьезное усложнение криминальной обстановки в нашем обществе. К началу ХХI века степень криминализации отечественного бизнеса и обусловленный ею рост теневой экономики достигли запредельных значений. Это, в свою очередь, привело к тотальной коррумпированности всей системы макроэкономического управления. И это объяснимо, поскольку жизнеспособность криминального бизнеса может поддерживаться только за счет установления коррупционных отношений с органами власти и управления.

До сих пор принято считать, что теневая экономика у нас составляет 40-50% от ВВП (валового внутреннего продукта). Официальная же статистика дает оценки вообще почти в два раза меньше этих объемов. Для того чтобы точнее определить реальные параметры теневого сектора хозяйства, целесообразно оттолкнуться от подходов в оценке масштабов коррупционной угрозы. По некоторым данным, емкость коррупционного рынка сегодня составляет более $240 млрд.^¹. Это годовая сумма взяток бизнеса чиновникам. В сопоставлении с главными макроэкономическими показателями эти затраты равнозначны 1,4 российского бюджета, или почти одной третьей части ВВП.^¹

Коррупционная же рента выплачивается преимущественно из нелегальных доходов бизнеса и составляет, как правило, 10% от их объема^². Учитывая данное обстоятельство, можно представить, насколько велики фактические параметры теневого оборота в России.

Эти данные позволяют оценить степень реальной угрозы для национальной безопасности России криминальных факторов, поразивших экономику, бизнес и систему государственной власти и управления. Нет сомнений, что именно данные факторы вышли на первое место в системе ключевых угроз безопасности национального хозяйства и национальной безопасности в целом.

Национальная безопасность может пониматься как состояние институтов власти, экономики и иных важнейших сфер жизнедеятельности общества, при котором обеспечивается реализация и надежная защита интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних угроз. Существует множество угроз безопасности современной России, среди которых особое место занимает коррупция, обладающая наиболее разрушительным потенциалом. Именно деловая коррупция, поражающая систему общественных связей и отношений на уровне властных структур, взаимодействия политической системы и бизнеса, принимает в переходную эпоху тотальный характер.

Особую опасность представляет не низовая (мелкая, повседневная) коррупция, а коррупция крупная, вершинная, элитарная^³. Как отмечают ведущие криминологи и специалисты в области уголовного права, именно благодаря проникновению в верхние этажи власти коррупция стала в 90-е годы едва ли не главным способом экономического развала страны, разрушения системы государственного управления, срыва рыночных реформ и криминальной деформации правосознания общества.^¹.

Действительно, конвертация власти в собственность и капитал выступает в качестве одной из важных сущностных характеристик коррупции.

О том, что в системе теневой экономики рост деловой коррупции приобрел значение по существу главной угрозы национальной безопасности, красноречиво говорят следующие данные (эти оценки близки к названным параметрам в пределах $240 млрд.).

Напомним аналитические данные ряда авторитетных исследовательских центров. Так, по оценкам Фонда «ИНДЕМ»^² за период с 2001 года по 2005 год емкость коррупционного рынка в России возросла с $33,5 млрд. до $316 млрд. Емкость рынка деловой коррупции по отношению к доходам федерального бюджета составила, соответственно, 0,66 и 2,66. Средний размер взятки, получаемой чиновниками от представителей бизнеса возрос с $10,2 тыс. до $135,8; последнее означает, например, что площадь квартиры, которую можно купить на одну среднюю взятку в 2001 году равнялась 30 кв.м, теперь же – 209 кв.м.

Представляют интерес и данные другой авторитетной международной организации – Transparency International, которая ежегодно публикует так называемые Индексы восприятия коррупции (свободы от коррупции) и в соответствии с их значениями, составляет рейтинг, у каждой страны в котором определяется свое место. Россия в таком рейтинге, составленном TI, занимала в 2003 г. 71 – 76 места, имея индекс восприятия коррупции 2,7, а в 2006 г. – уже 127 место с индексом 2,5^³. Результаты исследований, проведенных TI в 2006 году, подтверждают вывод о наличии устойчивой связи между коррупцией и нищетой – она прямо пропорциональна: чем больше емкость коррупционного рынка, тем выше уровень нищеты населения.^¹

Авторитетная швейцарская организация «Всемирный Экономический Форум» (ВЭФ) – «World Economic Forum» (WEF)^² проводит измерение и мониторинг конкурентоспособности^³ по большой группе стран, в ходе которых в качестве переменных величин безопасности рассматриваются такие признаки и угрозы, как коррупция, организованная преступность, отмывание денег, терроризм. По данным исследования «Международная конкурентоспособность благодаря безопасности», выполненного по поручению Центральной Торговой Палаты Финляндии в ноябре 2004 г. по методике ВЭФ^⁴, Россия занимала места, как правило, в конце списка исследуемых стран^⁵. Это касается в первую очередь положения России в рейтинге стран по наличию такой угрозы как коррупция. По данному показателю, нашей стране был присвоен индекс, равный 3,5. У США – 5,1 Германии – 5,3 Великобритании – 5,6 Финляндии – 6,6. При этом индекс, равный 1, означает, что коррупция вызывает значительные расходы, индекс = 7 – издержки от коррупции минимальны (шкала имеет параметры от единицы до семи).

Вместе с тем важно заметить, что в целях соблюдения научной корректности при анализе коррупции, как неоднозначного латентного социального явления, не следует абсолютизировать данные, приводимые вышеназванными тремя организациями. Дело в том, что все эти индексы и рейтинги составляются на основании опросов различных категорий экспертов. В силу этого такие оценки зачастую могут содержать много субъективного и тенденциозного.^¹

Представляют интерес результаты исследований динамики коррупционных процессов в России такой авторитетной организации как Всемирный банк (ВБ)^².

Опубликованное в июле 2006 года исследование ВБ содержит оценки эффективности борьбы с коррупцией в 2000-2005 годах в 26 постсоветских странах и Турции. Работа основана на данных совместного мониторинга ВБ и ЕБРР "Характеристика предпринимательской и деловой среды" (BEEPS), а также в российской части – на данных исследовательского центра ЦЭФИР, Всемирного экономического форума в Давосе и ряде других источников. ВБ констатирует достаточно существенное улучшение ситуации в целом – уровень коррупции в постсоветских странах падает и подавляется экономическим ростом.

Объем взяток в доходах населения и компаний в России снизился, по данным ВБ, с 1,4% в 2002 году до уровня 1,1% в 2005 году. Наряду с этим, валовой объем коррупционных доходов наоборот вырос примерно на 50%^³.

Наиболее серьезными проблемами России в исследовании Всемирного банка отмечаются вопросы лицензирования и использования ресурсов государства в частных интересах. Так, по размеру взяток за получение лицензий и разрешений наша страна является лидером среди всех 26 исследуемых стран. Кроме того, Россия, наряду с Албанией, Арменией и Азербайджаном, отмечается в качестве страны, в которой произошел так называемый «захват государства», или иными словами, осуществляется «искажение правил госрегулирования в пользу нескольких инсайдеров». Последнее явление также названо одной из главных коррупционных проблем России. Ситуация в этой сфере существенно ухудшилась по сравнению с 2002 годом, констатируется исследователями ВБ.

Как видим, данные Всемирного банка говорят о наличии серьезных проблем с коррупцией в России, однако не характеризуют ситуацию столь пессимистично, как оценки фонда ИНДЕМ, TI или ВЭФ.

Вместе с тем, вне всяких сомнений, уровень криминализации властных и управленческих структур в России остается крайне высоким и требует принятия срочных и серьезных мер, которые бы мобилизовали ресурсы государства и здоровые силы общества на эффективное противодействие коррупционной угрозе.

Однако для того, чтобы разрабатывать и предпринимать такие меры, необходимо иметь четкие представления о том, какова природа современной коррупции в России, и каков причинный комплекс, обусловливающий ее столь взрывной и массовый рост. Требуется также и ясное понимание всего комплекса отрицательных последствий, которые приносит это явление для государства, экономики, права, морали, для социального развития и духовного здоровья общества.

В деле борьбы с теневой экономикой, коррупцией и организованной преступностью важно укреплять институциональные основы государства и использовать национальные механизмы противодействия. Нормативно-правовая база для этого в целом была заложена в положениях таких документов, как Закон Российской Федерации «О безопасности» от 5.03.1992 г., Концепция Национальной безопасности Российской Федерации, утвержденная Указами Президента Российской Федерации № 1300 от 17 декабря 1997 г.^¹ и № 24 от 10.01.2000 г., «Государственная стратегия экономической безопасности Российской Федерации (Основные положения)», утвержденная Указами Президента Российской Федерации № 608 от 29.04.1996 г. и № 867 от 17.05.2000 г. и др.

Вместе с тем, особая роль здесь может и должна принадлежать развитию сотрудничества с правоохранительными структурами других стран и применению международно-правовых норм, содержащихся в специальных документах (конвенциях) ООН, модельных кодексах и законах, принятых странами-участниками СНГ, в тексте двусторонних и многосторонних международных соглашений и др.

Следует отметить, что на уровне СНГ сегодня сложился достаточно эффективный механизм международного сотрудничества в названной сфере. Особая роль здесь принадлежит Координационному совету генеральных прокуроров государств - участников Содружества Независимых Государств. Этот Координационный совет разработал и утвердил «Перспективный план модельного законотворчества и сближения национального законодательства на 2005-2010 годы». В соответствии с ним за последнее время были подготовлены и приняты, либо находятся в стадии согласования такие важные нормативно-правовые документы, как Модельные законы: «Основы законодательства об антикоррупционной политике», «О борьбе с коррупцией», «О противодействии коррупции», Договор государств-участников Содружества Независимых Государств «О противодействии легализации (отмыванию) преступных доходов и финансированию терроризма» и др. В настоящее время Координационным советом готовится другой важный документ – «Формирование комплекса мер по снижению доли криминальной и теневой экономики в странах государств-участников СНГ». В подготовке проектов всех этих нормативно-правовых, руководящих и исполнительных документов самое активное участие принимают специалисты и ученые возглавляемого мною вуза Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры РФ.

При разработке системного подхода к противодействию криминальным угрозам безопасности России следует руководствоваться и иными важными нормативно-правовыми документами – положениями ратифицированной Россией Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, а также рядом других международно-правовых документов, касающихся борьбы с организованной преступностью, легализацией преступных доходов, терроризмом, наркобизнесом, торговлей людьми и др.

Конвенция ООН против коррупции оценивает как уголовно наказуемые деяния подкуп национальных публичных должностных лиц, иностранных публичных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организаций, хищение, неправомерное присвоение или иное нецелевое использование имущества публичным должностным лицом, злоупотребление влиянием в корыстных целях, злоупотребление служебным положением, подкуп и хищение имущества в частном секторе, отмывание доходов от преступлений и воспрепятствование отправлению правосудия.

Конвенция против коррупции предусматривает широкий спектр мероприятий по профилактике коррупции в сфере государственной службы и в частном секторе. В числе таких мер, конвенция содержит требование о возвращении в страну происхождения активов от коррупционных деяний – с использованием гражданско-правовых и административных, а не только уголовно-процессуальных механизмов. Этот документ детально регламентирует взаимную правовую помощь государств в борьбе с коррупцией, выдачу лиц, совершивших коррупционные преступления, а также сотрудничество правоохранительных органов, включая обмен информацией и опытом, совместное проведение расследований, подготовку и повышение квалификации специалистов в данной сфере правоохранительной деятельности, взаимодействие в материально-техническом обеспечении и др.

В противодействии коррупции помимо указанной Конвенции ООН могут быть полезны меры, специально разработанные для этой сферы антикриминальной деятельности в рамках отдельных международных соглашений.

Следует сказать, что включение России в естественные глобализационные процессы, включая вступление в ВТО (Всемирную торговую организацию), не смотря на очевидную противоречивость последствий этого, способно принести много позитивного в сферу противодействия коррупционной и иной преступности, снизить долю теневого сектора хозяйства. В этом смысле глобализация способна дать апробированные стандарты и подходы для нахождения эффективных мер противодействия криминалу. Речь идет не только о соблюдении требований названных выше конвенций ООН и положений иных международно-правовых актов. Особое значение для разработки эффективной стратегии обеспечения национальной безопасности России принадлежит использованию нормативно-правовых методов и процедур, разработанных в практике международных экономических отношений. Так, к примеру, переход на международную систему финансовой отчетности делает значительно более прозрачной работу бизнеса, банков и иных рыночных институтов, что неизбежно вызовет выход из «тени» субъектов российского предпринимательства и финансовых структур.

Более того, учет международных стандартов в формировании основ правовой государственности и гражданского общества с присущей им системой демократии, гласности, открытости и подотчетности обществу властных институтов позволит принципиально снизить уровень криминализации структур управления государством.

Международно-правовая регламентация глобальной геополитики – Кефели Игорь Федорович – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и глобалистики Балтийского государственного университета «Военмех» им. Д.Ф. Устинова, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, вице-президент Академии геополитических проблем, председатель Северо-Западного филиала

Ещё в 1834г. великий французский учёный, основатель электродинамики Анри Ампер (в своё время его называли «Ньютоном электричества») публикует первую часть своего труда «Опыт о философии наук или Аналитическое изложение естественной классификации всех человеческих знаний». В нём он подразделял все науки на две основные группы – науки космологические, изучающие все материальные предметы из коих состоит вселенная, и ноологические, касающиеся человеческой мысли и человеческих обществ.

Эти группы наук Ампер назвал царствами, которые, далее подразделял, соответственно, на два подцарства (4), последние – на два ответвления (8), подответвления (16), науки первого порядка (32), науки второго порядка (64) и науки третьего порядка (128). Примечательно то, что Ампер в своей классификации наук обозначил новую политическую науку кибернетикой: «политика в собственном смысле есть само искусство управлять и избирать в каждом случае то, что можно и что должно сделать, наука государственных людей». Одним из подцарств ноологических наук Ампер определяет общественные науки, ответвлением которых выступают как раз политические науки (наряду с этнологическими). Далее, в составе политических наук он выделяет науки первого порядка: общественная экономия, военное искусство, помология (правоведение), политика. Наконец, в политике французский мыслитель в качестве науки второго порядка называет политику в собственном смысле, которая охватывает кибернетику и теорию власти (науки третьего порядка). Во второй части своего труда (вышедшего в 1843г., уже после смерти учёного) Ампер определяет кибернетику как искусство управления вообще (что признавалось ещё древними греками), точнее, управления отношениями между народами. Там же теория власти нацелена на изучение круга вопросов, касающегося причин революций, происхождения власти, управления народами и т.п. Роль кибернетики в политике аналогична роли стратегии в военном искусстве, но стратегия в политике нацелена на сохранение мира между народами^¹.

Политические науки успешно развивались и далее, имея к настоящему времени достаточно сложную структуру и весьма разнообразное функциональное назначение. Упоминание же Ампера продиктовано тем, что он одним из первых попытался перевести политику на рельсы научного, систематического изучения и придать ей самой по себе научную строгость. Более того, политика интерпретируется Ампером как наука и искусство управления отношениями между народами и государствами, того управления, которое нацелено на сохранение мира.

У читателя может невольно возникнуть вопрос: какое отношение к философии геополитики имеют эти историко-научные штудии? На мой взгляд, самое непосредственное. Современная геополитика, будучи одним из ключевых элементов системы политических наук, претерпевает существенные трансформации, что связано с переходом от классической к глобальной фазе её развития. Подробнее об этом речь пойдёт дальше, но здесь стоит отметить, что именно эта трансформация выдвигает на первый план необходимость философского осмысления геополитического знания, содержания и характера, отношений между различными авторами мировой политики, геостратегии и управления глобальными (природными и социальными) процессами. Классификация наук Ампера не предусматривала наличие наук, изучающих взаимосвязи естественного и социального ввиду изначального подразделения всех наук на космологические (естественные) и ноологические (социальные, философские и ноотехнические науки). Однако сама методология классификации может служить ориентиром для установления междисциплинарных связей между кибернетикой и теорией информации (в современном их понимании), психологией и геополитикой в той области знания, которое получило название информационной (виртуальной) геополитики. Достижения последней в геостратегии обретают формы информационно-психологической войны.

Современная геополитика взывает к философской рефлексии ещё и потому, что она, в отличие от классической геополитики, получает импульсы к своему дальнейшему развитию во взаимодействии с теорией международных отношений, международным правом, культурологией, политологией. Объектом геополитики становится все мировое сообщество, а авторами мировой политики, помимо государств, – различные негосударственные и надгосударственные социальные образования: транснациональные корпорации, неправительственные и межправительственные организации, геоцивилизации. По мнению Э.Г.Соловьева, современная геополитика тяготеет к трансформации в «разновидность политической философии (если угодно, философии международных отношений или философии внешней политики)…»^¹. Я не стал бы так категорично заявлять о геополитике как о разновидности политической философии. Притязания на философский позитивизм были характерны и в прошлом, когда наступало бурное развитие астрофизики, ядерной физики, генетики, кибернетики, претендовавших (в лице некоторых их создателей) на решение сугубо философских проблем. Однако потребность в философском осмыслении геополитического знания, разнородного по своей природе (здесь и географическая аксиоматика, и этнологические исследования, и политический экскурс, и историософские реминисценции), становится актуальной как никогда прежде.

В той же мере, в какой политическая философия выступает мировоззренческой и методологической основой политической науки, философия геополитики предстает таковой по отношению к геополитике как позитивному знанию и теоретической основе геостратегии. Ключевыми для политической философии являются вопросы о сущности государства и власти. В контексте философии геополитики поиск решения этих вопросов обретает направленность на выявление сущности власти (причём, к пространству не только политическому, но и географическому, социокультурному, геоэкономическому, виртуальному.

Д.Н. Замятин, разрабатывал учение о географических образах как устойчивых пространственных представлениях и моделях географического пространства, вполне обосновано, по-моему, экстраполирует это учение на интерпретацию пространства геополитического, геоэкономического, геокультурного, каждое из которых предстает как разновидность географического пространства, преобразованного соответствующим видом человеческой деятельности^¹. Такой ход мысли ещё раз подтверждает необходимость систематизации категориального аппарата геополитики, её языка и принципов исследования, что определяет направленность построения философии геополитики.

Следует обратить внимание еще вот на что. На протяжении своей истории геополитика, основывалась на принципе географического детерминизма и методологии политической географии, развивалась относительно автономно в рамках политических наук. По крайней мере, первоначально теоретические построения основателей геополитики строились на достаточно ограниченном понятийном аппарате – пространство, государство, сила.

Все многообразие межгосударственных отношений в геополитическом ключе интерпретировалось следующими суждениями: 1) государство есть пространственный феномен, подобный живому организму (отсюда и соответствующие образы: дерево (Ф. Ратцель), рука человека (Р. Челлен), анаконда (А. Мэхэн); 2) функция государства – силовой контроль над пространством; 3) геостратегия государства – установление прямого силового контроля (военного и политического) над пространством. Классическая геополитика зародилась как теоретическая система, соответствующая устройству Вестфальского мира, основными политическими авторами которого были суверенные государства.

К концу XX в. мир изменился коренным образом, поскольку, наряду с государствами, политическими силами стали выступать, как отмечалось выше, также негосударственные и межгосударственные организации, транснациональные корпорации, геоцивилизации. Взаимодействие политических сил порождает ряд проблем, требующих совместного решения на основе политической философии, а также норм международного права и международных отношений. Речь идёт, во-первых, об ответственности различных субъектов за их действия на международной арене, т.к. они могут идти вразрез с национальными интересами. Это могут быть силы, ставящие перед собой деструктивные цели (международные террористические организации или же тайные международные общества типа «Комитета 300»). Во-вторых, деятельность многочисленных и разнородных сил, возникших во второй половине XX в., порождает ситуацию неопределённости, размытости политической карты мира, непредсказуемости их действий. В-третьих, нарушается соподчинённость и согласованность действий сил в рамках одного государства или региона. В-четвёртых, политическая карта мира представлена геоцивилизациями, которые объединяют государства по исторически сложившимся этническим, конфессиональным, хозяйственным, пространственным параметрам. Однако нормы международного права не регулируют отношения между геоцивилизациями. Пока же мы знаем лишь тот тип отношений между ними, который С. Хантингтон определил как «столкновение цивилизаций». Всё это является показателем фундаментальных подвижек в Вестфальской системе мира и необходимости определения контуров новой системы совместными усилиями теории мировой политики, международного права и геополитики.

Попытаемся сначала определить точки взаимодействия геополитики и международного права. Как известно, последнее представляет собой комплекс юридических норм, создаваемых государствами и межгосударственными организациями путём соглашений и представляющих собой самостоятельную правовую систему, предметом регулирования которых являются межгосударственные и иные международные отношения, а также определенные внутригосударственные отношения. Предметом регулирования международного права выступают отношения между государствами, с одной стороны, и международными межправительственными организациями, государствообразующими образованиями – с другой, отношения между государствами и между международными межправительственными организациями. Все эти отношения квалифицируются как межгосударственные отношения. Следовательно, политика в системе политических наук выступает как методологическая основа геостратегии и геоэкономики государств, но, более широко, в пространстве международно-правовых отношений предстает в качестве исходной правовой базы для регулирования отношений между действующими силами мировой политики.

Философские штудии, оформляющие геополитические знания в стройную систему, разумеется, важны и интересны не только сами по себе, но и применительно к осмыслению глобальных процессов в мировой политике. На наших глазах происходит размежевание глобального геополитического пространства на два полюса. Один, «атлантический», объединяющий США и Европу, олицетворяет тот самый «золотой миллиард», который претендует на единоличное управление (в первую очередь, со стороны США) всеми мировыми процессами. Второй, «тихоокеанский», основными генераторами которого заявляются Япония и Китай. Причём Япония относится к числу стран «золотого миллиарда», но геополитически является неотъемлемым звеном «тихоокеанского» полюса. В свою очередь, Китай интенсивно расширяет зону своего континентального и морского влияния (включая Центральную Азию, Австралию и Латинскую Америку). Поэтому на ближайшие годы, можно считать, основным содержанием мировой политики будет нарастание конфликтного потенциала между этими двумя глобальными центрами силы. Как здесь не вспомнить один из законов диалектики, согласно которому источником развития является борьба противоположных тенденций, сторон развития. Но нельзя забывать, что если источником развития выступает борьба противоположностей, то условием сохранения целостности выступает единство этих противоположностей. В этой складывающейся по-новому геополитической структуре мира предстоит вырабатывать коды и исламскому миру, и Латинской Америке, и Африке, и Индии, и России. Выходит, что формирование геополитических кодов в современной мировой политике – это удел не только тех или иных держав, но и целых геоцивилизаций. Отсюда урок для Большой России (в пределах всего постсоветского пространства) может быть представлен как установка на сохранение своего самостоятельного пути в мировой истории – не склоняясь ни в сторону Запада, ни в сторону Востока. Сама по себе многополюсность мира, которую утверждали отечественные геополитики и о которой недвусмысленно заявил на Мюнхенской конференции в феврале 2007 г. российский президент В.В. Путин, объективно предполагает сохранение государств-ядер этих полюсов. Для евразийского континента таковым выступает именно Большая Россия. Но обо всём этом подробнее речь пойдёт далее.

Административно-правовой режим как способ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ТОВАРНО-ФИНАНСОВЫХ РЫНКОВ - НЕЛЬГОВСКИЙ Игорь Евгеньевич, д.ю.н., старший научный сотрудник, заведующий кафедрой гражданского права и гражданского процесса Санкт-Петербургской академии управления и экономики

В настоящее время все острее встает проблема укрепления государственной власти и расширения областей государственного регулирования социальных и политических процессов Российской Федерации. Это связано с тем, что в период ломки советского строя большое распространение получила безудержная вера в силу механизмов рыночной саморегуляции. Следствием этого процесса явился тяжелый груз ошибок и неудач, связанных со стихийностью экономического развития, необдуманным отсутствием всяких социальных гарантий, безграмотным заимствованием зарубежных моделей государственного и общественного устройства. К сожалению, неудовлетворительному состоянию всей системы государственной власти вполне соответствует ситуация в административном праве, обеспечивающем её предметную организацию. На сегодня отраслевое единство громадного числа административно-правовых норм прослеживается лишь в отдельных научных исследованиях. Нормативный массив административного права часто оказывается размытым во множестве законов и иных нормативно-правовых актов, принадлежащих к различным отраслям законодательства. Относительная система сохранилась лишь в его нормах об административной ответственности. Однако ощущаемая ныне повсеместно тяга к порядку и дисциплине, преодолению коррупции и борьбе с организованной преступностью всё чаще связывается с мыслью об отказе от дальнейшего активного реформаторского процесса. Думается, что этому есть альтернатива, и она давно распространена в практике государственного управления. Заключается эта альтернатива в развитии режимной организации управления.

Соответствие управления и его подсистем комплексу административно-правовых норм, регулирующих и обеспечивающих государственное управление, должно рассматриваться как ведущий принцип административного права, его теории и практики. И этот принцип должен быть незыблемым в отношении всех ветвей власти и всей системы управления.

Проблема системности и взаимного соответствия норм права была одной из центральных в административном праве времен позднего советского социализма. В литературе того времени вопрос о соотношении права и государственного управления дискутировался самым активным образом.

В конце 70-х - начале 80-х годов, когда в стране быстрыми темпами начала формироваться в качестве относительно автономной особая отрасль юридической науки – теория государственного управления эта проблема приобрела особую важность.

Понятие административно-правового режима приобретает принципиальное значение. Оно представляет собой особый институт современной юридической науки и такой её отрасли, как теория государственного управления. Роль и значение этого института определяются тем, что административное право – это прежде всего право государственного управления. Управление по самой своей природе целостно и составляет предмет функционирования всех ветвей власти. И если нет целостности в массиве обеспечивающих управление норм, то заведомо можно предполагать неэффективность самого государственного управления. В условиях построения правовой базы современной российской государственности адекватность системы государственного управления всему комплексу общественных отношений приобретает особое значение, поскольку любая нестыковка принимаемых управленческих решений и обеспечивающих эти решения норм права неизбежно порождают сбой и внутренний антагонизм всей социальной системы, её саморазрушение.

Естественно, система советского государственного управления строилась применительно к особенностям советской государственности и для современной России во многом неприменима. Однако отдельные ее положения не потеряли свое значение и в качественно новой российской действительности. В частности, это касается соотношения права и управления в той области государственной жизни, которая ныне именуется исполнительной властью.

Предполагаемая «связанность» государственного управления правом это лишь базовый тезис теории и практики государственного управления. В действительности же, государственно-управленческие процессы зачастую предполагают для права служебную, инструментальную роль. При этом органы государственного управления способны использовать свою исходную «связанность» правом для достижения особых управленческих целей. Доказательством этому может служить не только активная правоприменительная практика органов исполнительной власти, но и принятие актов, действующих в рамках пробелов законодательства, а также все более частое использование возможностей законодательных инициатив.

При этом следует иметь в виду, что возможности государственного управления и его субъектов в формировании отвечающей их интересам нормативно-правовой базы достаточно велики. В данном случае отсутствие или недостатки нормативно-правового регулирования могут служить оправданием бездеятельности органов управления, либо использования ими форм и способов достижения целей, далеких от тех идеалов и принципов, которые постепенно закладываются в правовую систему России.

Особую значимость эти пока еще гипотетически раскрываемые возможности приобретают в ситуациях, отличных от нормального функционирования, когда органы управления действуют в режимах разной степени чрезвычайности или нештатных ситуациях. Здесь проявляет себя негативная сторона проблемы административно-правовых режимов, связанная со злоупотреблениями со стороны управленческих органов, реализовываемыми путем правоприменительного нормотворчества.

Но это лишь одна сторона проблемы. С другой стороны, с понятием и эффективность государственного управления во всех ветвях государственной власти. В этой связи практически важно установить определенное соотношение права и управления на государственном уровне.

Общеизвестно, что управление, в том числе и государственное, по самой своей природе есть явление, свойственное целостным системам. В сфере государственной власти системность, как правило, очерчивается правом. И именно право создает ту системную область, в которой развиваются процессы государственного управления. Следовательно, основная функция права в этой связи - задавать основные параметры государственного регулирования, обеспечивая таким образом достижение целей государственного управления.

Итак, государственное управление немыслимо без административноправовых режимов. Последние в целевом плане могут быть ориентированы на решение проблем как позитивного, так и негативного характера. В первом случае они содействуют эффективности функционирования государственных структур в их управленческом влиянии на социальные процессы. При этом в случаях, когда административно-правовые режимы адекватно отражают особенности тех или иных процессов государственного управления, подчиняя управляющих и управляемых достижению исходных целей управления, режимы становятся необходимым элементом государственно-управленческой организации и эффективным инструментом самого государственного управления.

Во втором варианте, режимы, спонтанно устанавливаемые органами управления в собственных интересах управляющих, как правило, влекут за собой негативные последствия, с точки зрения целей и задач, достижению и решению которых должно служить управление.

Естественно, развиваемый выше подход может в определенной мере привести к мысли о том, что кроме административно-правовых режимов в административном праве нет и не может быть иного нормативного материала, а само государственное управление тождественно административно-правовым режимам. Теоретики административного права далеки от такого взгляда на государственное управление и не ставят своей задачей свести все многообразие управленческих явлений к режимам.

Последние понимаются как особая форма (составляющая) организации систем и процессов государственного управления, посредством права закрепляющая его наиболее важные компоненты. Это, своего рода, становой хребет управленческой организации, без которого присущая управлению динамика может носить деструктивный или просто разрушительный характер. Само существование и действенность административно-правовых режимов является необходимым условием эффективности управления. Отсюда тесная и противоречивая связь режимов и такого элемента повседневной управленческой практики, как административное усмотрение, которое, безусловно, должно иметь место, но лишь в определенных границах, лучший способ задания которых - режимы с присущей им правовой регламентацией.

Тем не менее, бесспорным является тот факт, что практически все государственное управление есть разновидность социального управления, характеризующаяся в основном субъектным своеобразием. Г.В. Атаманчук в своем учебном пособии по теории управления дает следующее определение государственного управления: « .. .практическое, организующее и регулирующее воздействие государства на общественную (публичную) жизнедеятельность людей в целях ее упорядочения, сохранения и преобразования»³. Таким образом, само социальное управление по своей природе носит упорядочивающий, организующий характер. Порядок же суть синоним режима, если, конечно, не подразумевать под режимом некий особенный феномен. И первое, что следует констатировать, так это то, что установление порядка (режима) и составляет суть самого управления.

В известном смысле, можно было бы даже утверждать, что осуществляемое с вполне определенными целями социальное управление во многих отношениях и являет собой функционирующий в рамках управленческой структуры режим.

Сам по себе порядок, рассматриваемый в управленческом контексте, ничего из себя не представляет, если не преследует (или не обеспечивает достижение) определенной цели или их совокупности. При этом цели эти должны находиться в достаточно строгой зависимости друг от друга. Следовательно, режим суть состояние функционирующей управленческой структуры, направленной на достижение определенных и взаимосвязанных целей. При этом во многих отношениях согласование и упорядочение деятельности по достижению множественных взаимосвязанных целей должно быть также признано задачей управленческих режимов.

Однако управление вообще и социальное, а с ним и государственное управление, в частности, является неотъемлемой частью любой целостной системы. Элементы системы, к которым со времен Винера традиционно относят субъект, объект и наличие прямых и обратных связей между ними, организованы в единое целое исключительно благодаря управлению.

Социальные системы, чаще всего встречающиеся в действительности, имеют открытый в отношении среды функционирования характер. Целенаправленно формируемые системы находятся в конфликтной среде, поскольку зачастую не отвечают внутренним потребностям обрабатываемой среды функционирования.

Данные этой системы в состоянии существенно изменить среду функционирования, из компонентов которой они не только во многом возникают, но и которые используют в дальнейшем в целях, обусловивших возникновение соответствующей системы. Поэтому построение системы управления, которое предшествует управлению как таковому, служит целям установления и поддержания достаточно жесткого порядка в общей системе общественных отношений. Помимо этого, построение системы управления требует обеспечения особого режима взаимодействия субъекта и объекта управления, при котором первый реально способен управлять вторым, а также наличия особого (режимного) упорядочения информационного обмена между обладающими известной автономией, а порой и пространственно-временной обособленностью субъектом и объектом.

Следует также иметь ввиду, что в управленческой системе цель формирования непосредственно самой системы и воли входящих в систему людей находятся, как правило, в противоречии. В реальной жизни ситуация, когда человек как объект управленческой социальной системы полностью адекватен по своим жизненным целям и установкам параметрам самой системы, уникальна, если не утопична. В действительности же достижение определенных целей посредством управления всегда сопряжено с переводом той или иной системы в новое по отношению к ее нормальному, стабильному состояние. Эти трансформационные управленческие процессы протекают непрерывно. Столь же непрерывно и внутреннее сопротивление системы управления. И если бы не особые средства ее режимной организации, то целенаправленное функционирование было бы вообще недостижимым.

Таким образом, режим – это непосредственная оболочка, в которой протекает организация управленческой системы, в смысле установления ее принципов, конституирующих начал, основ, на которых будет основано достижение поставленной перед системой цели. Только внутри внешней оболочки системы, каковую составляет определенный режим, возможно проявление самоуправления, саморегуляции системы, а также проявление управленческого усмотрения.

Однако содержание режима как управленческой категории не исчезает и не прерывается уровнем самой системы управления. Дело в том, что как внутри системы управления, так и во внешней среде функционирования неограниченного множества систем, режим – основной метод установления упорядоченного движения к поставленной цели. Внутри системы может сформироваться некоторое число режимов осуществления отдельных функций системы в рамках управленческого цикла. Взаимосвязанное эффективное функционирование самостоятельных управленческих систем также, как правило, основано на установлении режима взаимодействия систем.

Функционирование и взаимодействие управленческих систем подчиняется неукоснительному соблюдению субъектами управления опосредованным в особом организационном проявлении их объективным статическим связям (закономерностям) и служат поддержанию устойчивости системы управления в условиях открытости социальной системы для достижения её стабильного развития.

Итак, из изложенного становится ясным, что сущность административно-правовых режимов имеет явно объективную природу и обусловлена всеобщими свойствами целостных социальных систем и протекающими в них процессами управления (в данном случае управления социального).

Резюмируя приведенные выше сведения относительно понятия и установления административно-правового режима, сделаем акцент на центральной сущностной характеристике этого явления: режим определяет статику соответствующей управленческой системы, касается устойчивых элементов организации отдельных процессов управления, связанных с реализацией его функций.

Обобщенное понятие административно-правового режима может быть следующим: административно-правовой режим – это выраженная в форме дозволений, запретов и предписаний нормативно закрепленная совокупность правил, подлежащих неукоснительному соблюдению субъектами управления, опосредующая в особом организационном проявлении его объективные закономерности и служит поддержанию устойчивости системы управления в условиях открытости социальной системы для достижения её стабильного развития.

Макроэкономические факторы обеспечения экономической безопасности Российской Федерации – Перекислов Василий Евгеньевич, к.т.н., доцент, доцент кафедры предпринимательского права и экономической безопасности СПбГИЭУ

В настоящем докладе мы хотим подвести некоторые итоги результатам исследований, которые были частично опубликованы ранее^¹.

Одним из важнейших критериев экономической безопасности РФ является способность экономики функционировать в режиме расширенного воспроизводства^², которая оценивается, в первую очередь, темпами экономического роста. В настоящее время для России характерен экономический рост, однако он не является устойчивым.

Изучение статистических данных, публикуемых Росстатом, позволяет заключить, что структурные деформации в экономике РФ являются одной из важнейших причин неустойчивости экономического роста. К другой причине следует отнести наличие противоречия (разрыва) между колоссальными потребностями промышленности в инвестициях и способностью национального хозяйства использовать полученные доходы, трансформировать их в обновление изношенных основных фондов, в новые производственные технологии.

Экономическое пространство как страны, так и Северо-Западного федерального округа (далее – СЗФО) характеризуется расколом на два противоположных сектора – экспортно-ориентированный сырьевой сектор и сектор, работающего на внутренний рынок. Ситуация в первом определяется финансовой ситуацией на внешних мировых рынках, а во втором – внутренним потребительским спросом. В свою очередь, это является следствием структурных особенностей российской экономики в целом – сравнительно небольшим удельным весом в мире, открытостью и значительной сырьевой, особенно топливно-энергетической, специализацией.

Принципиальные особенности российской экономики приводят к тому, что в регионах страны с развитым экспортно-ориентированным сырьевым сектором рост валового регионального продукта (далее – ВРП) достигается преимущественно за счет экспорта ресурсного потенциала, а не за счет роста объемов производства, работающего на внутренний рынок. Поэтому сырьевой (нефть и нефтепродукты, лес, металлы) экспорт становится одним из важнейших факторов развития хозяйственных комплексов страны. Поскольку мировые цены на биржевые товары отличаются непостоянством, изменчивостью курса на товарных биржах за сравнительно короткие временные интервалы, т.е. волатильностью, то экспортно-ориентированная экономика в высокой степени зависит от внешних факторов – конъюнктуры мировых рынков вообще, и рынков топлива и сырья, в частности, а не от внутренних факторов, определяемых государственной политикой.

Кроме вышеуказанных причин неустойчивости экономического роста следует выделит еще одну – неэффективность российской налоговой системы, ее антистимулирующий (для развития реального, т.е. производственного сектора) характер. В этих условиях предприятия реального сектора экономики стремятся компенсировать налоговые изъятия не увеличением эффективности производства, а ценовой политикой, переносом тяжести налогового бремени на потребителей, что объективно приводит к сокращению внутреннего потребительского спроса и возможностей для роста производства, работающего на внутренний рынок. Кроме того, анализ структуры использования ВРП в масштабах СЗФО позволяет подтвердить вывод, что в основе социально-экономической дифференциации регионов лежат глубокие диспропорции сложившейся в целом в России системы образования национального дохода. Его источниками являются труд, капитал и природная рента, при этом на долю труда приходится 5% дохода, на долю капитала – 20%, на долю природной ренты – 75%. Однако система налогообложения не учитывает этой структуры: основная часть налогов изымается с труда, а с ренты – наименьшая (примерно – 15-17 %)^¹.

Это означает, что значительная часть доходов, получаемых крупными компаниями, работающими в экспортно-ориентированном сырьевом секторе экономики, остаются вне контроля государства. Они используются ими по своему усмотрению, что приводит к деформациям в структуре использования ВРП. Именно здесь находятся истоки недостаточной инвестиционной активности отечественных компаний – зачем развивать высокотехнологичные отрасли промышленности, если можно просто выкачивать из страны природные ресурсы и вывозить миллиарды и миллиарды долларов^²? Крайне заниженные рентные платежи, высокие мировые цены на нефть, различия между внутренними и внешними ценами на топливно-энергетические и природные ресурсы, низкая доля оплаты труда в цене продукции – именно эти факторы, а не современные технологии, обеспечивают конкурентоспособность продукции сырьевых отраслей экономики страны.

В этой связи следует подчеркнуть, что именно экспортно-ориентированные отрасли российской экономики (лесозаготовительная, производство и оборот металлов, топливно-энергетический комплекс, добыча морепродуктов) не только являются самыми зависимыми от конъюнктуры мировых рынков, но и самыми криминализированными. Наиболее часто практикуемые формы преступной деятельности – незаконный вывоз сырья, уклонение от уплаты налогов, злоупотребления при распределении квот на добычу природных ресурсов (и, как следствие, высокий уровень коррупции), хищение бюджетных средств^¹.

Криминализация экономики является одной из угроз экономической безопасности РФ, что указано в «Государственной стратегии экономической безопасности (основных положениях)». Данная угроза проявляется в наличии теневого сектора экономики, функционирование которого в России приобрело институционально-системный характер. Криминальные экономические механизмы работают во всех российских регионах и во всех отраслях экономики. Особо опасный для общества характер они имеют в сырьевом секторе. Основная причина высокого уровня криминализации экономики – специфика макроэкономической структуры, заключающаяся в наличии экспортно-ориентированного сырьевого сектора, институционально оформленного на основе влияния на государственную власть субъектов естественных монополий и крупных корпораций – монополистов, и сектора отраслей, ориентированных на внутренний рынок.

Высокие трансакционные издержки экономических обменов между предприятиями, входящими в различные сегменты этой макроэкономической структуры, возможность извлечения существенной маржи за посреднические услуги в этих трансакциях, коррупционные механизмы при распределении квот на добычу природных ресурсов, функционирование в экономике устойчивых преступных групп, предоставление необоснованных льгот и преимуществ, нарушающих антимонопольное законодательство, – эти факторы в современных условиях становятся главными причинами развития негативных социально-экономических явлений^¹.

Такая ситуация, сложившаяся в ходе деструктивных политических, экономических и социальных преобразований в России в 90-е годы прошлого века, может быть изменена только в условиях проведения государственной политики, ориентированной на общенациональные интересы, при наличии политической воли высшего руководства страны.

Таким образом, на фоне макроэкономической ситуации российской экономики функционирует устойчивый организационно-экономический механизм влияния различных деформаций на экономическую безопасность РФ и отдельных регионов страны. Основными факторами, определяющими функционирование данного механизма, являются наиболее существенные черты, свойственные макроэкономике России, в целом, и Северо-Запада, в частности, а именно – наличие в экономике двух разнополярных секторов – внешне- и внутренне-ориентированного; отраслевая структура экономики регионов как соотношение между производственной и непроизводственной сферами; глубокие трансформационные сдвиги промышленности в сторону сырьевых отраслей; деформированная структура использования произведенного валового продукта. При этом макроэкономические факторы дополняются политическими, проявляющимися в наличии тесной связи между законодательством (правовыми нормами) и наличием узконаправленных интересов политических кланов и бизнес-элит, не способствующих преодолению негативных, с точки зрения общенациональных интересов, тенденций в экономике, являющихся угрозами экономической и социальной безопасности РФ.

Проведенные нами исследования^¹ влияния деформаций в отраслевой структуре экономики на конкретные показатели социальной и экономической безопасности на примере двух регионов СЗФО – Санкт-Петербурга и Ленинградской области как представителей двух выделенных противоположных секторов экономики (внутренне-ориентированного и экспортно-ориентированного, сырьевого) позволяют заключить, что отраслевая структура экономики является обобщенной характеристикой, определяющей функционирование механизма разнообразных и сложных связей между различным составляющими экономической безопасности государства и региона, в первую очередь, между макроэкономическим блоком и социально-экономическим блоком. Причем именно последний из этих блоков определяет собственно защищенность жизненно важных экономических и иных интересов личности и общества как социума, образованного населением, проживающим на территории конкретного региона. При этом нами было выявлено негативное явление, суть которого заключается в том, что увеличение объемов и темпов промышленного производства не сопровождается положительными изменениями в значениях социально-экономических показателей, т.е. улучшением жизни населения. Данное явление имеет место во всех регионах, где развит экспортно-ориентированный сырьевой сектор промышленности. Причины этого явления заключаются в основном в неэффективной с точки зрения достижения социальных целей структуре использования ВВП (ВРП), произведенного экономикой экспортно-ориентированного сырьевого сектора страны (региона).

Доходы, получаемые корпорациями, работающими в экспортно-ориентированном секторе экономики, достаточно слабо контролируются государства, активно вывозятся из России и не доходят до населения страны. При этом стабилизационный фонд работает не в интересах будущих поколений. На сложившуюся структуру экспорта влияют, в том числе, высокий уровень монополизации российской экономики, структура собственности и организационно-правовые формы ведущих промышленных предприятий сырьевых отраслей.

Это свидетельствует о том, что в условиях деформированной структуры экономики в действие вступают факторы, подрывающие экономическую безопасность РФ, одним из которых является неэффективная и несоответствующая жизненно важным интересам общества структура использования произведенного валового продукта.

С точки зрения основных методологических положений по обеспечению экономической безопасности в РФ наблюдается наличие глубоких противоречий между декларативно-дефинитивными правовыми нормами и экономико-правовой реальностью.

Такие противоречия, в частности, состоят в следующем:

в провозглашении в качестве принципа обеспечения безопасности (ст. 5 Закона РФ «О безопасности») необходимости соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства и отсутствием такого баланса, поскольку в РФ наблюдается приоритет интересов государства, обслуживающего интересы крупного бизнеса и бюрократии, в ущерб интересам личности и общества;
в провозглашении взаимной ответственности личности, общества и государства по обеспечению безопасности (что также является одним из принципов – см. ст. 2 Закона РФ «О безопасности») и устранением государства от такой ответственности;

в провозглашении в качестве основных угроз деформированности структуры экономики, увеличения имущественной дифференциации населения, социально-экономического неравенства регионов, криминализации экономики и усиления действия этих угроз к настоящему времени (т.е. в течение длительного времени, прошедшего после принятия «Государственной стратегии экономической безопасности», государство проводит экономическую и социальную политику, результатом которой является не снижение, а возрастание названных угроз).

В РФ до сих пор нет легального определения экономической безопасности^¹. Следует подчеркнуть, что экономическая безопасность РФ (наряду с суверенитетом, правами и законными интересами граждан, законными интересами отечественных производителей и потребителей, жизнью и здоровьем человека, окружающей природной средой) является конституционной ценностью^², т.е. высшей ценностью, защищаемой всей совокупностью правовых средств.

С позиций правового содержания экономическая безопасность личности и общества в РФ характеризуется отсутствием защищенности общественных отношений в основном в сфере распределения и потребления материальных и духовных благ. Это подтверждается результатами корреляционного анализа динамики индикаторов экономической безопасности РФ по производственной и социальным сферам^³. Увеличение объема производства валового внутреннего продукта не приводит к качественным изменениям, так как в РФ практически не уменьшается доля населения с денежными доходами ниже прожиточного минимума (уровень бедности), а показатели имущественной дифференциации населения (децильный коэффициент, коэффициент Джини) значительно превышают допустимые пределы. Здесь также следует заметить, что в криминологических исследованиях с помощью корреляционного анализа доказана почти линейная функциональная зависимость между индексом Джини и динамикой умышленных убийств в РФ в течение проводимых реформ^⁴.

Таким образом, основными угрозами экономической безопасности являются несоблюдение в процессе осуществляемых реформ обоснованных в экономической науке пропорций, что приводит к выходу индикаторов экономической безопасности за пороговые значения, т.е. переход защищаемого объекта (личности, общества, экономической системы) в опасную зону. За пределами пороговых значений экономика страны переходит в экстремальные режимы функционирования. При этом пороги экономической безопасности (в области финансов, инфляции, выпуска продукции, темпов экономического роста, безработицы, прожиточного минимума, минимального размера оплаты труда и др.) должны определяться исходя из мировой практики, отечественного опыта и здравого смысла (разумных и жизненно необходимых потребностей личности и общества).

Высокий уровень экономической безопасности РФ достигается тогда, когда весь комплекс показателей находится в пределах допустимых границ своих пороговых значений, а пороговые значения одного показателя достигаются не в ущерб другим^¹. Отсюда следует, что макроэкономические показатели (высокий темп экономического роста, объем резервов (стабилизационный фонд), профицит бюджета и другие) должны достигаться не в ущерб социальному компоненту экономической безопасности (продолжительности жизни, рождаемости и смертности, объему реальных располагаемых денежных доходов населения, уровням бедности, безработицы, преступности, имущественной дифференциации).

В результате выполненных исследований следует заключить, что для России жизненно необходима государственная политика, имеющая целью соблюдение в предельно допустимых значениях законодательно установленных пропорций в социально-экономической сфере, сопровождающаяся экспертизой законопроектов и подзаконных нормативных правовых актов по критериям экономической безопасности личности и общества.

Выбранные стратегии реформирования отражают преимущественно узкоспецифические интересы российских элит и корпоративных групп и не соответствуют объективным общенациональным интересам. В России до сих пор отсутствует стратегия реформ, основанная на фундаментальных национально-государственных интересах и опирающаяся на баланс интересов различных социальных групп и слоев^¹.

Разработка предложений по нейтрализации наиболее опасных форм общественных отношений, подрывающих национальную и экономическую безопасность, должна базироваться на мировом опыте государственного регулирования рыночной экономики в кризисные периоды. До тех пор, пока государство не возьмет под «жесткий» правоохранительный контроль деятельность крупнейших корпораций-монополистов в сырьевых секторах экономики, не будет законодательно регулировать распределение их прибылей и направления их использования, трудно ожидать качественных положительных сдвигов и рассчитывать на эффективность саморегулируемых механизмов рынка («невидимую руку рынка»). Такая позиция требует изменения вектора государственной политики в сторону общенациональных, а не узкокорпоративных и клановых интересов.

В современных условиях в России наблюдается разрыв между экономическими реалиями и правовой базой экономической защиты общенациональных интересов. Этому способствуют многочисленные факторы, основным из которых является неэффективная деятельность основного субъекта обеспечения безопасности – государства, действующего посредством системы его органов, что выражается также в отсутствии методологически выверенной стратегии национальной экономической безопасности и концепции экономической безопасности личности. В настоящее время акцент в понятии «экономическая безопасность РФ» должен быть сделан на защищенности экономических интересов личности и общества. Поскольку соотношение между минимальным размером оплаты труда и величиной прожиточного минимума^¹ свидетельствует о нарушении конституционного права личности на достойное существование, то для обеспечения экономической безопасности личности в РФ должен быть создан эффективный и реально действующий механизм защиты конституционного права гражданина на достойное существование.

Исследовав макроэкономические факторы, влияющих на экономическую безопасность РФ, целесообразно поставить вопрос – насколько российское законодательство противодействует развитию негативных тенденций и отвечает общенациональным интересам?

Известно, что российское законодательство отличается большим объемом и постоянной изменчивостью. Так, Ю.А. Тихомиров отмечает, что «страна … за полстолетия – с 1938 по 1988г. – приняла около 100 законодательных актов, за 8-9 лет новейшей истории ввела в оборот почти 1 тыс. законов. Таких темпов не знает ни один парламент мира»^². Следует разделить мнение Л.В. Голоскокова о том, что «спешка в создании новых законов оборачивается отсутствием механизмов их реализации. Поэтому сегодня, кроме констатации того, что «борьба с перепроизводством законов, их укрупнением и объединением приобретает все более актуальное значение», ответа на вопрос, как преодолеть тенденции роста численности и усложненности законов, пока не дано»^³. Добавим к этому следующее: ответ на поставленный вопрос может быть дан на основе системного мониторинга современного российского законодательства с акцентом на экспертизу всех законов на предмет их соответствия критериям экономической безопасности общества и личности, о чем уже говорилось выше.

Blog

России Материалы Межвузовской научно-практической конференции 29 марта 2007 года Санкт-Петербург 2008

Содержание