Н. И. Фалеев Цели военного наказании Диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


ГЛАВА II. § 22. Эпоха постоянных войск.
Франция. § 23. Системы и цели воинских наказаний в дореволюционную эпоху.
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   65

ГЛАВА II.

§ 22. Эпоха постоянных войск.


Конец феодальной эпохи в области военной истории ознаменовался появлением почти повсеместно в Европе наемных войск, комплектование которых совершалось путем вербовки из людей всех сословий. В XV столетии рыцарство представляло собой уже выродившийся институт, и ленно–правовая система была в корне подорвана. Наемные армии, собиравшиеся на время войны, не могли, однако удовлетворять вполне задачам охранения безопасности: ландскнехт давал присягу соблюдать строгие военно-уголовные законы только во время исполнения боевой службы, вне которой он являлся “свободнейшим человеком”2. Государь с одной стороны и наемник с другой являлись простыми контрагентами, сторонами договора; все взаимоотношения между ними исчерпывались содержанием этого договора, который и являлся, таким образом, источником военно-уголовного права.

Ради поддержания воинского правопорядка, вытекающего из договора, в распоряжении полковника был запас различных карательных мер, которые являлись, в сущности, неустойкой для лица, нарушившего договор.

Однако частноправовой характер отношений между военнослужащими не мог долго продержаться, и почти одновременно с наемными войсками появляются постоянные войска, обязанные службой государству, формировавшиеся по возможности из лиц той же национальности и не расходившихся по домам по окончании военных действий.

В эту переходную эпоху военно-уголовное право вступает в новые условия: обычай, игравший почти исключительную роль в период рыцарства, ко времени наемных армий теряет свое преимущественное значение, сменяясь правом договорным, устанавливавшим известные правоотношения между договаривающимися сторонами; наоборот, создание постоянных армий выдвигает в качестве источника военного права, закон, а в качестве субъекта законодательной власти - монарха, которому всецело и нераздельно стали принадлежать инициатива и санкция закона.

В таких условиях родились постоянные армии. Попутно с упорядочением военного быта, с установлением воинского правопорядка, начальническое усмотрение в определении размера и вида воинских наказаний становится в определенные границы. Самое наказание, продолжая еще в течение долгого времени сохранять черты, заимствованные от предшествующей эпохи, мало-помалу меняет свое содержание и форму; вместо целей устрашения выдвигаются новые задачи для карательной деятельности, хотя и в эту эпоху королевская власть, вооружая армию огнестрельным оружием и создавая этим огромную силу, еще не решается отказаться от сильных мер уголовной репрессии, чтобы не ослабить тем самым устрашительной силы угрозы.

Франция.

§ 23. Системы и цели воинских наказаний в дореволюционную эпоху.


Учреждение постоянных войск во Франции относится к 1534 г., когда Франциск I организовал из жителей провинций на началах обязательной повинности1 семь легионов, устройство которых было определено изданными тогда же ордонансами. Вслед за первым ордонансом 24-го июля 15342 года появляется ряд других - 20-го марта 1550 года, 23-го декабря 1553 года, 20-го марта 1557 года и 4-го ноября 1651 года; все они впоследствии вошли в ордонанс 1-го июля 1727 года, представлявший собой первый военно-уголовный кодекс3. В этих законах идея воинского наказания по-прежнему еще живет в средневековом своем содержании. Объектами его являются разнообразные блага военнослужащего: жизнь, телесная неприкосновенность, свобода, воинская и гражданская честь и имущество. Лишение жизни, как и в средние века, представляет собой выдающуюся карательную меру: нарушителей воинского правопорядка подвергают повешению, расстрелу, удушению, четвертованию, сожжению и колесованию, но вместе с тем законодатель считает необходимым присоединять к этому наказанию поражение чести и лишение имущества: военнослужащий, осужденный к смерти, считается уже неспособным к ношению воинского звания, его лишают чести и только после этого отнимают жизнь. Иногда смертной казни предшествовало применение членовредительных наказаний; так, например, по закону 1-го июля 1727 года4 за обнажение шпаги против начальника или старшего, даже если это было вызвано дурным обращением со стороны последнего, виновный подвергался отнятию руки и смертной казни; точно также виновный в краже каких-либо предметов у торговцев, находящихся при армии, подвергался прежде всего прохождению сквозь строй, а затем повешению1. Французское военно-уголовное право знало также особые виды квалифицированной смертной казни: так, например, по закону 1727 года 1-го июля2, за святотатство военнослужащий был присуждаем одновременно к повешению и сожжению. В тех случаях, когда судебная власть была лишена возможности преследовать преступника, применялась заочная смертная казнь.

Телесные наказания предателям составляли довольно пеструю группу. Самым грозным из них было прохождение сквозь строй «passer par les armes»3, затем клеймение4, прожжете языка раскаленным железом5, обрезание ушей6, носа, рук, ног, губ, пальцев, ошейник и т. п.; военнослужащие не были также изъяты от общеуголовного наказания – публичного сечения плетьми7; в виде дисциплинарной меры применялось посажение на деревянную лошадь.

В эту эпоху мало-помалу появляются в законодательстве совершенно новые воинские наказания против свободы: ссылка на галеры, заключение (reclusion dans une maison de force) и тюрьма (prison)8. Первое и второе являлись в качестве бессрочных наказаний.

Воинские наказания, имевшие своим объектом честь военнослужащего, были не сложны; во главе их стояло лишение чести, исключение из службы, объявление бродягой, потеря прав дворянства, выговоры и испрошение прощения; к этому же виду наказаний относится и изгнание; с лишением служебных прав всегда соединялась потеря прав общегражданских.

К имущественным взысканиям принадлежали конфискация и денежные пени; первая соединялась со смертной казнью и членовредительными наказаниями; вторые применялись самостоятельно.

В таком виде представляется система воинских наказаний французского военно-уголовного права в его дореволюционный период, когда принцип талиона занимает господствующее положение: поднявший руку – лишается руки, обнаживший оружие погибает от оружия и т. д. Однако, принцип талиона не проводится уже в своей чистой форме. Законодатель допускал бесчисленные уклонения от него, но наказание не теряет характера воздания злом за зло. Этот принцип дает себя знать, повсюду: преступление (а не преступник) не остается без возмездия – наказания; оно требуется во имя неизбежности и действительности военно-уголовной кары, дабы этим предохранить армию от нарушителей, а воинский правопорядок – от посягательств. Ради этого, наказание применяется независимо от того, имеется или нет на лицо преступник, так, например, если дезертир избегал кары, принцип возмездия требовал символического наказания: виновного четвертовали заочно и выставляли части казненного чучела на видных местах9. Таким образом, преступление не оставалось безнаказанным.

В сфере мелких служебных нарушении принцип талиона играл не меньшую роль: так, по ордонансу Франциска 1534 г., всякий военнослужащий, какого бы звания он ни был, за громкий разговор в строю или крики подвергался прожжению языка; за поджог – сожжению и т. п.

Однако французское военно-уголовное право не забывало и утилитарных целей: необходимо было осуществить наказание ради того, чтобы в массе военнослужащих осталось сильное впечатление, которое парализовало бы преступную волю окружающих, "afin que les autres y puissent prendre exemple"1.

Эта примерность уголовной кары достигалась, с одной стороны, жестокостью карательных мер, а с другой – публичностью их исполнения. Виновного расстреливали на глазах товарищей; палачами являлись те же военнослужащие, зрителями – люди той части, к которой принадлежал виновный. Если дезертира задерживали вне места расположения его отряда, то для исполнения наказания его пересылали в часть и там уже вешали.

Но законодатель не мог довольствоваться только одним этим: при громадном числе побегов, надо было устрашать как можно сильнее. На этой почве рождается нечто подобное римской децимации: начальник выжидает того момента, когда беглецы будут задержаны в количестве нескольких лиц; затем, собирая войска и выводя перед строем преступников, он бросает жребий, по которому один из трех должен пройти сквозь строй, остальные два отправиться в вечную работу на галеры2.

Французское право, в своем стремлении достигнуть целей общего предупреждения, должно было отказываться в некоторых случаях от судебного порядка назначения наказаний; ради этого, оно дает в руки prevot громадную дисциплинарную власть – определять наказания по своему усмотрению.

На таких началах вело французское право борьбу с воинскими преступлениями. Армии были полны уродами, лишенными носов, губ, ушей и других частей тела; находясь в рядах товарищей, они служили живым, постоянным напоминанием о запрещенности того или другого деяния и тем самым удерживали возможных нарушителей. Этой же цели служили и все остальные меры: клейменный знаком R (revolte) или Т (traihson) должен был являть собой верное предупреждение; военнослужащий, лишенный губ, с обнаженными зубами и деснами, имел страшный вид, способный внушить отвращение и тем устрашить и других3; прогоняя сквозь строй преступника и заставляя зрителей вместе с тем быть энергичными исполнителями, закон желал отбить у палачей всякую охоту к нарушениям и тем охранить воинский правопорядок.

Но и этого мало: в большинстве случаев закон грозил не только самим нарушителям, но и их родственникам: помимо смертной казни нарушителя, помимо конфискации, потомство его лишалось прав и преимуществ, приобретенных происхождением и службой виновного, и переводилось в податное состояние. История военно-уголовного права этого периода дает возможность видеть, как сила репрессии за то или другое преступление прогрессивно увеличивалась; устанавливая какую-либо карательную меру, законодатель, спустя некоторое время, убеждался в ее неустрашительности, вводил другую, более строгую, та снова оказывалась несостоятельной, законодатель увлекался, и сила репрессии чрезмерно увеличивалась: таковы законы о дезертирстве4 и о дуэлях5.

Той же цели устрашения служило и лишение свободы, в виде галер и заточения: помещая преступника навсегда в изолированные места, устанавливая над ним бдительный надзор, законодатель стремится устранить вредность примера и дурное влияние, пресечь заразу в лице виновного; но личность, его психическое состояние остается в стороне: воля не воспитывается, противоправные побуждения не уничтожаются, преступник – живая машина, не лишенная жизни только в интересах экономии.

Но уже совершенно с другим характером выдвигается наказание лишением свободы в виде "prison": виновного лишают свободы на определенный период времени, его изолируют, надеясь, что заключение будет способно, с одной стороны, убрать вредное для армии лицо, с другой – страхом лишений при заключении повлиять на развитие у виновного свойств, необходимых для военнослужащего, сделать его способным к несению обязанностей службы. Понятно, в распоряжении государства имелось слишком мало средств для этого: отсутствие необходимых помещений, дурные условия жизни заключенных, постоянное сообщество с преступниками – все это вызывало естественное недоверие к такого рода наказаниям. Этим объясняется, что исправительные задачи наказания имели слишком небольшое значение.

Таким образом, в дореволюционную эпоху воинское наказание служило, главным образом, цели общего предупреждения и удаления из армии; задачи же частного предупреждения находились только еще в зачаточном состоянии.