Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32

К его удивлению, эти условия приняли не только «старожилы», но и многие новенькие. И это все, несмотря на то, что мытищинцы твердо им заявили – больше никаких доплат и всевозможных требований!

Вслед за водителями, почуяв неладное, появились один за другим четыре зама Боровко. Ибрагим заявил, что ему с ними разговаривать не о чем, и они дружно отправились на завод к Чудиновой. Та тоже была с ними не ласкова, и тогда к ней приехал сам Боровко.

Сначала у Нины Павловны и Ибрагима было одно жуткое желание – втоптать эту «кучу жира» в землю и сделать так, чтобы он с треском вылетел с комбината. Обида за все прежние унижения, нежелание снизойти до их законных требований клокотала в них, словно кипяток. Однако, чуть позже, даже не сговариваясь, они неожиданно остыли и улыбнулись. Для этого им хватило одной мимолетной встречи взглядами – они стали понимать друг друга с полуслова. Боровко уехал довольный, даже не подозревая, какая буря его миновала? Ему пообещали, что войдут в его положение, даже помогут комбинату, а уж с выполнением плана, вообще проблем не будет.

Хлопая своими маленькими, заплывшими жиром глазками и думая, что произвел впечатление своими регалиями, он и представить себе не мог, чем вызвана такая милость? Да он бы и не поверил, что это произошло оттого, что эта симпатичная женщина и молодой, черноглазый парень увидели настоящего, напыщенного и самодовольного дурака, который их устраивал именно на своем месте. А он их на самом деле очень устраивал. Ведь другой руководитель комбината мог бы и догадаться, что их дела не так уж и благовидны.

И самая главная неблаговидность заключалась в том, что из этого дела, словно насосом, можно было выкачивать деньги, причем, столько, - сколько пожелает душа и позволит совесть. Схема выкачивания, невольно подсказанная Федченко и доработанная ими с помощью квалифицированных юристов, стала действовать безотказно.

С представителями автохозяйств, завербованными Ибрагимом заключались договора, и теперь уже они юридически брали на себя ответственность за перегон «шасси», являлись как бы бригадирами комплексных бригад. На них же и перечислялись начисленные за перегон деньги. Естественно, они за них расписывались и должны были распределять среди своих водителей, но, ни один представитель так к ним и не притронулся. Все прекрасно понимали, что, взяв их хотя бы раз, они могли стать уже невостребованными. Но самое главное было даже не это. Посланные на завод за самосвалами, они естественно, ссужались еще большими суммами для взяток, а эти деньги, соответственно, оседали в их карманах. В результате все были довольны, даже водители, которым в документах проставлялись те даты убытия из Мытищ, которые позволяли им какое-то время поработать на новых машинах еще и на себя. Ну, и, конечно же, все предпочитали обо всем этом помалкивать. То же представитель скорее бросился бы под машину, нежели признался своему руководству, что присвоил деньги, предназначенные для «подмазывания» неприступного отдела сбыта ММЗ. Он же и водителей подбирал самых «надежных», сговорчивых и, опять же, - молчаливых.

Когда Ибрагим и Нина Павловна получили первые итоговые деньги за первый месяц работы по схеме, оба на какое-то время лишились дара речи. Конечно же, они предполагали, что их будет много, но то, что их оказалось намного больше и все они были в их полном распоряжении, ввергло их в шок. Девять представителей автохозяйств отказались в общей сумме от одиннадцати «Жигулей» с тремя прицепами.

Первым от шока отошел Ибрагим и предложил отложить значительную сумму, как резервную, на нужды всего отдела. Это было и понятно. Теперь даже стыдно было клянчить деньги у руководства, того же Дескова.

Нина Павловна пришла в себя следом за ним и тут же заявила, что «клянчить «крохи» у замов Дескова нужно продолжать и еще в большем объеме». Затем она согласилась с разумными доводами компаньона по поводу резервного фонда, а по поводу остальных денег высказала предложение – «немедленно их поделить между всеми троими участниками, включая Дескова, и навсегда о них забыть.

Через месяц они снова напомнили о себе и еще в большем объеме. Руководство, обрадованное практически неограниченной поставкой шасси на конвейер, решило увеличить объем выпуска самосвалов. На этот раз деньги было решено поделить уже на четверых. Десков и Ибрагим согласились с разумными доводами Чудиновой, вовлечь в дело еще и заместителя по общим вопросам Златого Льва Витальевича.

Этот умный, въедливый и очень оборотистый мужик уже и сам начинал догадываться об истинном положении вещей. Именно к нему чаще всего приходилось обращаться за подписью в документах, а, кроме того, он уже был просто необходим для дела. Он обладал тем, чего очень не хватало Нине Павловне и Ибрагиму, - это удивительной педантичности и аккуратности в делах. Они просто таки страдали от постоянных своих ляпов, которые допускали в, казалось бы, отработанной и выверенной схеме, а это могло привести к краху. Требовался осторожный, до противного аккуратный крючкотвор, каким был Лев Витальевич. По крайней мере, с ним можно было не бояться, что завтра тобой займутся компетентные органы.

БРАТЬЯ


-1-

Есть страницы в жизни, которые вспоминать не хочется. Это слишком больно и трудно, но они рано или поздно всплывают в памяти жестокими, грустными картинами и снова выжигают душу испепеляющим, губительным огнем. Со временем начинаешь понимать, что угли от тех пепелищ не погасить даже временем.

Многих друзей Ибрагима удивляло, почему он никогда не вспоминает о своих братьях. Ведь помимо какого-то огромного количества двоюродных и троюродных, у него было два родных, правда, один из них был сводным. Кто-то даже помнил его младшего брата, но на вопрос, где и что с ним, он сухо отвечал, жив, здоров и все. Как же могло произойти, что именно Ибрагим, человек добрый и отзывчивый, не забывающий даже тех, с кем и виделся-то раз-два в жизни, да еще лет тридцать, сорок назад, звонит им, навещает, шлет открытки и подарки, и вдруг такое забвение? Это было совершенно на него не похоже, однако получалось, что эта тема запретна. Что там друзья, многие знакомые знали, что, если его об этом расспрашивать, значит, испортить настроение ему, да и себе тоже. А ведь одна из самых близких подруг его семьи вместе со всеми своими родственниками, включая даже дальних, была когда-то невестой его младшего брата Амира.

Так что же на самом деле произошло? Многие, в том числе и эта семья терялись в догадках, понимая только одно: случилось что-то ужасное и непоправимое.


Со своим старшим, сводным братом Рашидом, отношения не заладились как-то сразу, как только Ибрагим родился. Это было и понятно. Рашид был страшно обижен на жизнь, отца, мать и всех своих родных. В отличие от своих младших братьев, он был нежеланным. Мать согрешила во время войны, когда приехала с концертной бригадой на фронт, а отец – бравый, красивый лейтенант, гвардеец, командир взвода разведчиков и внимательный, тактичный, добродушный кавалер, покорил сердце замужней актрисы.

После войны они встретились. Уже демобилизованный капитан, инвалид, узнав, что их мимолетный роман не остался без последствий, сразу же предложил ей узаконить отношения, но она на это не решилась. У нее был муж, тоже артист, порядочный, достойный мужчина, который очень ее любил, хотя отношения после рождения не его ребенка, сильно обострились. Тогда счастливый отец предложил, забрать сына с собой на родину, а ей, подумать и решить, что делать дальше? Она охотно согласилась потому, что не желала бросать свою кочевую жизнь актрисы, тем более ей повезло и ее стали снимать в кино, да еще приглашая на главные роли. Сынишка жил у ее больной, престарелой матери, которая после смерти мужа уже почти не ходила. Получалось, что он всем только мешал.

Так четырехлетний Ромка, не понимая, почему его теперь стали называть Рашидом, оказался в большой среднеазиатской семье, где у него неожиданно появилось неимоверное количество братьев, сестер, дядюшек, тетушек и еще каких-то родственников. Он растерялся и испугался. Ему захотелось домой, к маме, нет, только к бабушке. Мама была вечно занята, очень редко приходила, а иногда пропадала где-то так долго, что он начинал ее забывать. Бабушка говорила, что «мама разрывается между театром, своим мужем, кино, а они ей только в тягость. Поэтому нужно смириться с тем, что они оба никому не нужны, только всем мешают и портят жизнь».

В отличие от тихой, однообразной жизни у бабушки, эта новая, совершенно непонятная жизнь его пугала до ужаса. Все эти люди говорили на чужом, непонятном языке, делали все по-другому, кушали, веселились, одевались, умывались, молились, даже ходили в туалет. Часто ему казалось, что он попал в какое-то заколдованное, загадочное царство, о которых ему рассказывала сказки бабушка, где все злодеи были из восточных стран.

Как мама могла отпустить его сюда, даже уговаривала, что ему будет хорошо, что этот добрый дядя, которого, теперь он должен называть папой, сделает все, чтобы он был счастлив? Какое же это счастье, когда он, не переставая, дрожит от страха и слез? А этот папа, как и мама, тоже вечно пропадает. Уходит рано, приходит поздно, разок улыбнется, спросит, как дела, покушает и тут же засыпает, даже не слышит, как сын плачет и просится к бабушке. А ему целыми днями приходится общаться с этими непонятными женщинами, старухами и детьми, которых он не понимает и не любит. Нет, он их просто ненавидит, когда они лезут к нему с поцелуями, подарками. Ему ничего от них не надо, пусть только оставят его в покое. Ведь они с первого дня, как он только вошел в этот проклятый дом, только и знают, что целоваться, обниматься, гладить по голове и что-то дарить. Нет бы, остановиться, спросить, а что ему нужно на самом деле? Не нужно ему от них ничего, ни их языка, ни их жизни, ни их проклятых подарков!

Когда через два года приехала мать, он не обрадовался и понял, что ненавидит ее больше всех. Ведь именно она его предала. Теперь она плакала и убивалась, но он к ней так и не подошел, пока она не уехала. Он знал, что бабушки уже нет, а эта женщина стала ему чужая. К отцу отношение немного изменилось. Он понял, что этот человек теперь его единственная опора и защита.

Изменилось его отношение и к некоторым родственникам отца, по крайней мере, он стал уважать его старшую сестру и двух его братьев. Они его жалели, были к нему добры, хотя тетушка и называла его «Зверенышем». Когда она изжила из дому его мать, он был ей благодарен, но обида на жизнь и людей не давала ему в полной мере выразить даже эту признательность.

Когда ему исполнилось семь лет, а у отца появилась новая жена, он понял, что снова стал лишним и никому не нужным, хотя неожиданно для себя с ней подружился. Оказалось, что для нее этот брак был не совсем желанным, неожиданным. Она, так же как и он, тоже чувствовала себя чужой в этом огромном семействе. Это их сдружило, и эта добрая, заботливая мачеха, всего на двенадцать лет старше, стала для него что-то вроде старшей сестры. Увы, это продолжалось недолго. Когда у нее стали появляться дети, он их невзлюбил. Ведь теперь вся ее забота и доброта перешла на них. Особенно он ненавидел первого, старшего, которого почему-то стали делить между собой и сама его мать, и тетушка, выясняя, кто его больше любит?

Это было обидно. Единственные женщины, которых с таким трудом полюбил он, всю свою любовь стали отдавать этому несносному, упрямому, всюду сующему нос существу. Вот уж кто был настоящим «Зверенышем». Над ним нельзя пошутить, просто тронуть, как он сразу же лез в драку. Кусался, царапался, извивался змеей, затихал, когда зажмешь, никогда не просил пощады, но стоило только его отпустить, как он снова бросался с кулаками. Откуда только в его маленьком, хрупком теле, бралась такая сила и поистине, звериная злость? И ведь помнил все обиды, не то, что другие мальчишки. С этим психом всегда нужно было ухо держать востро, он мог спокойно чем-нибудь запустить, даже надеть на голову горячую сковородку. Правда, если его не трогать, всего этого можно было даже не распознать. Он становился добрым, спокойным и даже очень внимательным. Вот ведь как обманчива внешность, даже не подумаешь, на что он способен. До чего же все люди глупы и могут так ошибаться? Ну, правда, за что его любить? За то, что из дома норовит сбежать, дружит, с кем попало, вопросами всех мучает, увлекается черте чем, носится где-то, как вечный двигатель. И ведь его просто так не заставишь ничего делать, даже уважать кого-то. Все ему объясни, докажи, и только после этого он соизволит решить, будет он это делать или нет. И вот такое сокровище тетушка обожает, даже забрала к себе.

Ко второму сыну мачехи Амиру он относился немного лучше, хотя тоже недолюбливал. Этот, по крайней мере, не был таким упрямым и предпочитал никуда не лезть. Когда тетушка забрала любимчика во второй раз и уже, насовсем, Рашид вдруг понял, что у него появился союзник в борьбе за любовь тетушки и мачехи. Амир тоже был обижен и тоже не понимал, чем такая всеобщая любовь именно к Ибрагиму? Ведь его мама любила больше, чем старшего. Тот с ней постоянно спорил, даже дрался. Пусть даже за него, но все равно дрался и дерзил.

Помимо этих неприятностей у них обоих были еще и другие. Они не ладили со своими ровесниками. Те никак не хотели принимать их в свои компании. У Рашида это было даже трагедией. Таджики и узбеки обзывали «злобным урусом», а русские – «злым азиатом». А что делать, приходилось быть злым, и после постоянных разборок приходить домой в синяках и ссадинах. Дело доходило до того, что он уже просто не мог выйти на улицу. Слава Богу, что его однажды заметили чеченцы и взяли под свое покровительство. Теперь он с удовольствием метелил всех своих обидчиков и уже по-настоящему был злым. В одной из драк он ударил ногой по глазу соперника. Глаз не спасли, отец с тетушкой с трудом замяли это дело и отправили драчуна в Душанбе к своему брату, подальше от этой скверной компании.

Пока отец перебирался с семьей в Душанбе, его старший сын, живший у родного дяди, снова вляпался в новую неприятную историю. Теперь его обвиняли в групповом разбойном нападении на семью ювелира. На этот раз он связался с настоящими бандитами. Тетушка помогла и на этот раз. Всю банду посадили, а его полгода скрывали в горах.

Вернувшийся домой, он на какое-то время затих, но к концу восьмого класса снова взбудоражил семью. Теперь уже все были рады, что тетушка отправила его с глаз домой в одесскую мореходку, где начальником был хороший друг ее мужа. В противном случае он точно бы отправился по этапу.

В училище его немного привели в порядок, все-таки его закончил и отправился служить офицером в Севастополь, где продержался два года и был уволен за пьяную драку. Сердобольная тетка перевела его в торговый Балтийский флот, откуда он выскочил через год. Последний раз свою заботу она проявила, переведя его в Мурманск. После этого ее желание, помогать ему пропало навсегда. Оно совпало с его третьим, скандальным разводом, двадцатипятилетием и тюремным сроком за кражу. Больше о нем она и слышать ничего не желала, приказав не подпускать его к отцу и его семье на «пушечный выстрел».

Ибрагим, в отличие от нее, помнил брата и помогал, чем мог. Он даже нарушил ее грозный приказ и у себя в Москве часто его не только принимал, но и способствовал его встречам с отцом. Последний раз они виделись на его похоронах. Что там произошло, осталось тайной, но средний брат, как и грозная тетушка, предупредил старшего, чтобы тот не смел, появляться на его горизонте намного дальше пушечного выстрела. Тот это прекрасно понял, правда, только со второго раза, когда, как ни в чем не бывало, решил его навестить. На этот раз он твердо уяснил, что настоящие мужики помнят добро и зло в равной мере и слов на ветер не бросают.


-2-

«Какое счастье! – думал Ибрагим. – Мама подарила братика. Теперь мне будет, о ком заботиться и кого защищать».

Его радости не было предела. В доме появилось маленькое, совершенно беспомощное существо, которое требовало заботы и любви. С этого момента все в доме было подчинено только ему. Главное, даже тетушка не могла удержать своего пятилетнего воспитанника у себя и отпустила домой. С ним действительно стало происходить что-то непонятное. Он словно взбесился и стал совершенно неуправляем. Удержи его, и он действительно спалит дом.

- О, Аллах! - завидовали маме все родные и соседи. – О такой няньке можно только мечтать! Ваш старший сын никого, даже вас не подпускает к братику. Надо же, какая нежная и сильная любовь!»

Мама улыбалась и соглашалась. Да, все было именно так. Ибрагим даже ночью теперь не спал, караулил, чтобы младшенький не плакал, и не раскрывался. Даже каши сам ему варил, не доверяя даже ей, потому что однажды она дала бутылочку чуть теплее, чем надо. В следующий раз из-за этого даже с кулаками на нее полез. А ей даже стало легче, она теперь могла спокойно выспаться и не беспокоиться, что младенец останется без присмотра. Отец тоже умилялся, таких отношений между братьями ему прежде наблюдать не приходилось. Только тетушка и баба Ира все время ворчали, что «Ибрагим вконец испортит ребенка». Правда, тетушка говорила: «Ладно, пусть балует, наиграется и перестанет».

Увы, ее предсказание не сбывалось. Наоборот, забота старшего становилась все сильнее и трогательнее. Становилось даже смешно, к Амиру уже нельзя было подойти, даже протянуть конфету, если на то не было позволение Ибрагима. Главное, что и карапуз не желал принимать подарки даже от матери, если их не одобрил старший, а о том, чтобы наказать его за какие-то проделки, вообще и речи не было. Чтобы его отшлепать, нужно было в прямом смысле перейти через труп его опекуна. Даже, если такое и удавалось, когда он отсутствовал, то потом можно было об этом пожалеть. Мама с ужасом вспоминала случай, когда Ибрагим, узнав о том, что в его отсутствие она все-таки отшлепала негодника, бросился на нее с горячей сковородкой. Только чудо, что дома случайно оказался Рашид, иначе кипящее масло было бы у нее на лице.

Вот наказать самого Ибрагима, это, пожалуйста, он сам подставит голову, спину, все что угодно, причем за проделки своего же братика.

Когда тетушка неожиданно снова забрала Ибрагима к себе, сразу в двух домах разыгрались трагедии. К счастью, тетушкин характер и твердое мамино обещание, что его любимого Амирчика не тронут и пальцем, немного успокоили старшего, который быстро смекнул, что с тетушкиными возможностями, да еще проживая в столице, он сможет делать любимцу такие подарки, о которых дома и мечтать не мог.

В родном доме страсти улеглись еще быстрее. Увидев посылку с подарками от старшего брата, Амир мгновенно успокоился, на всякий случай, пригрозив маме, что пожалуется Ибрагиму, если ему не разрешат играть столько, сколько захочет. С этого момента угроза, все рассказать старшему брату, стала его основным оружием, как в отношениях с мамой, так и уличными мальчишками. Для них это явилось веским аргументом, а для родителей очередным умилением. Несмотря на то, что братьев все-таки оторвали друг от друга, их дружба продолжала быть крепкой, надежной и трогательной. Посылки стали приходить с неизменным постоянством.

Тетушке приходилось мириться с тем, что необходимо покупать две совершенно одинаковые вещи, иначе ее воспитанник сам лично ни за что бы, не воспользовался ее дарами. Она уже устала бороться с тем, что все купленные в единичном экземпляре вещи, немедленно собирались в мешок и отправлялись домой, любимому братику. Самое смешное, что это были не только вещи. Баба Ира первое время жаловалась, что «Ибрагим ходит голодный, все время прячет еду, которую ему дают, упорно складывая ее в банки, даже компот в них сливает, чтобы отправить все это в Канибадам. Она портится, но попробуй ее выбросить, - кровная обида, обидели его брата».

С годами все это только усиливалось. Посылки становились все весомее, а тоска по брату еще сильнее. В результате тетушка предложила брату с семьей перебраться в Душанбе, где братья, наконец, снова были бы вместе. Когда Ибрагим ушел в армию, посылки и письма снова возобновились. Эта дружба была основной из причин, почему Амир и родители оказались в Москве. Жена Ибрагима Саша часто жаловалась подругам, что выходила замуж за одного брата, а в итоге приходится терпеть постоянное присутствие другого. Причем, второй бывает в ее доме намного чаще, чем хозяин.

Пожалуй, единственные места, где их не видели вместе, была «Дедушкина резиденция в горах» и тетушкин дом. Дедушка, почему-то, сразу невзлюбил Амира, считая его «никчемным мелким пакостником», а тот, в свою очередь, невзлюбил строгого деда и эти жуткие горные кручи. Особенно его приводило в ужас то, чем там занимались дед и его брат. Еще больше его невзлюбила баба Ира, часто повторявшая, что «это исчадие ада еще себя покажет». Ибрагиму было неприятно и горько это слышать, но переубедить ее он так и не смог.

У бабы Иры были основания ненавидеть Амира. Попав в дом тетушки, он сразу же ей нахамил, обозвав старой ведьмой, и указав, что ее место на кухне, у плиты. Ибрагим сделал брату внушение, что эта женщина никакая не прислуга и потребовал, чтобы тот немедленно извинился. Амир ухмыльнулся и спросил, а кто же она тогда, если не приживалка? Старший брат впервые был обескуражен поведением младшего, но настоял на своем. Извинения тогда приняты не были, а разъяренная тетушка выгнала наглеца из дома и потребовала, чтобы он не смел здесь появляться, пока не одумается. Через какое-то время Амир пришел извиняться снова, но баба Ира ушла в свою комнату и не выходила до его ухода. Несмотря на уговоры своего любимца Ибрагима, тетушки, до конца своих дней своего мнения она так и не изменила.

Как только родители переехали в Душанбе, братья снова стали неразлучными, однако Ибрагим стал замечать, что на поведение Амира жалуются буквально все, в том числе и родители. Тогда он решил серьезно заняться воспитанием брата, постоянно внушая, что плохим быть просто невыгодно. Между тем тревожные сигналы продолжали поступать с нарастающей быстротой. После каждого такого сигнала, Ибрагим пытался провести соответствующую беседу, тот внимательно выслушивал, обещал, что больше такое не повториться, но повторял с еще более неприятными последствиями. Отчаявшись и понимая, что не может с этим справиться, Ибрагим обратился к матери. Обращаться к другим было стыдно, он знал ответы тетушки, бабы Иры и деда, что «по заднице Амира давно плачет ремень». Но это он не соглашался. Его никогда никто не бил, за исключением мамы, а от мысли, ударить братика, вообще приходил в ужас.