Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   32

Дождавшись, когда Грущин закончит свою гневную речь, он попросил разрешения высказаться.

- Пожалуйста! Мы вас внимательно слушаем, - сказал Грущин и откинулся в кресле.

- Я понимаю, что не совсем прав, но прошу у вас снисхождения, - выпалил Ибрагим.

- Да мы вас не собираемся наказывать, - удивился Грущин. – Наоборот, нам хотелось бы вас защитить, раз вы сами не в состоянии постоять за себя.

- Извините, но вы неправильно меня поняли. Сам за себя, как-нибудь, постоять могу. Я хотел сказать, вернее, прошу, чтобы вы не наказывали Мусина Хайдара Умаровича! - объяснил Ибрагим.

- Кто это? Что-то не припомню, - задумался Грущин.

- А это и есть самый активный участник травли Ибрагима Сабировича, - нарушил молчание, Прослов. – Он его непосредственный начальник.

- Что-то я не понимаю? Это что, шутка? - удивился Грущин, обращаясь к Ибрагиму. – Чем же он вызвал такую милость?

- Хайдар Умарович принял меня работу и отнесся ко мне по-отечески, - ответил Ибрагим.

- И это все? – еще больше удивился Грущин.

- Да! Его вина только в том, что он меня не поддержал, - пояснил Ибрагим.

- Так, теперь все понятно, - ухмыльнулся Грущин. – Оказывается, снова начинается игра в благородство. Выходит, что и наказывать никого не надо. Видно, и вправду необходимо серьезно заняться вашим партийным воспитанием. Да поймите де вы, что этот Муськин, прежде всего руководитель и должен отвечать за все, что происходит в его хозяйстве. У него ведь не частная лавочка. Какой же он коммунист, если проглядел и не поддержал дела, которое по-настоящему помогло Москве? Он первый должен был кричать на всех углах, что вас необходимо поддержать. А раз проглядел, то имей мужество признать свою оплошность, если не сказать большее, и поблагодари тех, кто выполнил за тебя твою же работу. Ладно, я ничего не обещаю в отношении вашего подзащитного, но разберусь самым тщательным образом. Спокойно возвращайтесь на работу и не волнуйтесь! Мы с Владимиром Федоровичем позаботимся, чтобы условия для работы у вас были нормальные.

Ибрагим поблагодарил и замялся, не зная, что ответить.

- Что есть еще какие-нибудь пожелания? – спросил Грущин.

- Извините, Виктор Васильевич, но вернуться в управление не могу.

- Это еще почему?

- Я уже перевелся в Мытищи на машиностроительный завод.

- Как перевелся, когда же это случилось?! – воскликнул Грущин.

- Уже неделю тому назад.

- Да! – выдохнул Грущин. – Выходит, что мы с вами, Владимир Федорович, опоздали. А Десков молодец, тут же воспользовался. И вас никто не задержал? Даже положенные две недели держать не стали, – обратился он к Ибрагиму. – И вы еще заступаетесь за вашего Муськина? Да я бы его собственными руками удавил за то, что он разгоняет лучшие кадры. Сам ничего не делает и другим не дает. Что же теперь нам прикажете делать? В ноги Дескову падать, чтобы отдал вас обратно?

- Думаю, Десков его не отдаст, - улыбнулся Прослов. – Это уже дело принципа. Я бы ни за что не отдал.

- Вы так думаете? – спросил Грущин Прослова и обратился к Ибрагиму. – А вы тоже так думаете? Кем он вас взял?

- Заместителем начальника отдела, - ответил он.

- Вот, Владимир Федорович, учитесь, как надо обращаться с кадрами, - улыбнулся Грущин и, обращаясь к Ибрагиму, добавил. – Поздравьте от нас Владимира Ивановича! И вас позвольте поздравить! А как же Москва, институт? Честно говоря, я думал, отучитесь, и мы предложим вам что-нибудь подходящее. Нам ведь и ученые нужны. Неужели Десков предложил работу по специальности? Что-то на него не похоже.

- Вы абсолютно правы, Виктор Васильевич, - признался Ибрагим. – Он предложил мне работу не по специальности, но сделал такое предложение, от которого я не мог отказаться.

- Интересно узнать, какое? – продолжал лукаво улыбаться Грущин.

- Обещал мне в течение года квартиру в Москве. Я даже договор с заводом подписал.

- Как это в Москве? – удивился Грущин.

- У Дескова в Москве строится заводской дом, - высказал предположение Прослов. – Видно, москвичей у него мало, вот он и предложил квартиру Ибрагиму Рахимовичу.

- Да, - еще раз выдохнул Грущин. – Теперь его точно у Дескова ни какими клещами не вытянешь. «Против лома нет приема». Ну что ж! Молодец Десков! Ой, какой молодец! Ну, теперь я этого Муськина точно заставлю самого улицы подметать! Ох, и попляшет он у меня с метлой! - и, обращаясь к Ибрагиму, снова улыбнулся. – Ну, что же, ничего не попишешь, придется смириться и отпускать. А жалко. Вы уж нас не забывайте, если что, милости просим. А вообще-то мы рады за вас. Надеюсь, мы еще увидимся.

-3-

Ибрагим был доволен. Его, наконец-то, оценили и признали, и ни кто-нибудь, а самое высокое руководство Москвы. Причем, не просто признали, но и сурово разобрались с его обидчиками. Он никогда не отличался «кровожадностью», но, тем не менее, получил моральное удовлетворение, когда кого-то и в самом деле уволили, и даже лишили партийных билетов. Правда, все они были руководителями среднего звена и были наказаны только потому, что нужен был «стрелочник». Вышестоящие же чиновники, участвовавшие в его травле, серьезно не пострадали, их просто перевели на другие работы или с почетом отправили на пенсию.

Конечно, жалко, что под «раздачу» снова попал Мусин, но, в конце концов, виноват он был сам, продолжая упорно не признавать заслуг Ибрагима и активно участвовать в его травле. К счастью, ему только «вкатили строгача» и Ибрагим был рад, что в какой-то мере сыграло свою роль его заступничество. По крайней мере, его совесть была чиста.

Выйдя от Грущина, Ибрагим поспешил домой. Ему не терпелось показать заводской договор, в котором черным по белому было напечатано, что «в течение одного календарного года с момента подписания и вступления в должность заместителя начальника отдела внешней кооперации, молодому специалисту Сабирову И.Р при соблюдении им соответствующих обязательств, а именно: добросовестного отношения к своим должностным обязанностям и отсутствия срыва производственного Государственного плана по его вине, администрация завода обязуется выделить однокомнатную квартиру в городе Москва, по адресу: Тайнинская улица, дом номер такой-то». Юридический документ был подписан директором, секретарем партийной организации, председателем профкома и скреплен гербовой печатью.

Показав документ Саше и ее родным, он снова их приятно удивил, но подробно рассказывать о том, как и почему это произошло, не стал, умолчав о своих визитах, как к Дескову, так и руководству Москвы. Пользуясь тем, что мытищинский завод является почтовым ящиком, он пояснил, что участвует в выполнение важного государственного задания, поэтому не все может рассказывать о своей работе.

Расскажи он им о том, чем ему придется заниматься на самом деле, они бы пришли в ужас. Ведь тогда пришлось бы объяснять, почему его работа связана с бесконечными взятками, ресторанами, ублажением чиновников на государственных дачах, вплоть до представления им девиц легкого поведения. Нет, они бы этого не поняли. Да и не стоило рушить Сашины иллюзии. Как-никак, она выходила замуж за физика.

Единственное, что хоть как-то успокаивало его совесть, так это то, что обманывать Сашу ему придется около года, то есть до того времени, когда он получит квартиру. А после он надеялся уйти с завода и как-нибудь все ей объяснить. А, кроме того, нужно было еще спокойно защитить диплом. Правда, писали его Варинский и Семенов, а ему оставалось только его оформить и подготовиться к защите.

Родителей, бабушку и Амира очередная новость, конечно же, привела в восторг. В отличие от Саши и ее родных, никаких объяснений не потребовалось. Родные им только гордились и восхищались.

В институте тоже все были поражены, рады за Ибрагима и особенно не удивлялись тому, что он не желает оставаться в институте на кафедре. Один только Глебов свободное распределение подписал с сожалением.

Алексей Михайлович прекрасно знал, что знания Ибрагима оставляют желать лучшего, но понимал, что такие люди в науке тоже необходимы. Они могли осуществить то, о чем настоящий ученый не мог даже мечтать. Прекрасно лавируя и пробивая чиновничьи крепости, они добивались того, что самые сумасшедшие идеи, наконец-то, становились реальностью. А, кроме того, Ибрагим ему просто нравился потому, что при всей своей деловитости и предприимчивости, оставался немного наивным и отчаянным романтиком. Более того о его бескорыстии и умение дружить в институте уже ходили легенды.

Глебову с большим трудом удалось выбить для Ибрагима ставку младшего научного сотрудника с окладом 105 рублей. И все же пришлось его отпускать. Не мог же он мешать молодому парню, улучшать свои жилищные условия, а противопоставить что-то предложению, которым его сманили в производство, был не в состоянии. Выхлопотать квартиру даже кооперативную своему сотруднику, между прочим, доктору наук ему никак не удавалось в течение пяти лет.


-4-

Саша была счастлива. Она любила и была любима. Однако ей нравилось не все, что делал возлюбленный, и понимала, что, строя семейную жизнь, с чем-то придется мириться, а с чем-то и решительно бороться.

Прежде всего, ее настораживало и пугало какое-то странное, очень уж вольное обращение Ибрагима с деньгами. Привыкшая к строгой, рациональной бережливости, возникшей от их постоянной нехватки, она никак не могла смириться с тем, что он их тратил слишком спокойно и даже бездумно. А, кроме этого, он еще и помогал родителям, бабушке, брату и щедро давал взаймы всем, кто бы ни попросил.

Маму и Юльку это тоже изумляло. Откуда у молодого специалиста, да еще не закончившего институт, такие, можно сказать, «бешеные» деньги?

Саша решила серьезно поговорить с ним об этом, и он пообещал отдавать ей полностью всю зарплату, пошутив, что « в его карманах деньги не держатся». Когда же он принес домой то, что заработал за месяц, она ахнула. Денег оказалось в полтора раза больше, чем получала мама, старший научный сотрудник отраслевого института и кандидат наук.

Целый месяц Сашу мучили сомнения, что эти деньги заработаны не совсем честно. Она даже боялась их тратить и говорить о них с домашними. Когда Ибрагим снова принес такую же сумму, она не выдержала и потребовала объяснений. Он удивился и обиделся, что ему не верят, а через день принес распечатанный на ЭВМ квиток, в котором была подсчитана его зарплата. А, чтобы убедить ее окончательно, показал партийный билет.

Саша поняла, что была не права и извинилась. Доводы Ибрагима оказались весьма убедительными. Все подозрения и сомнения исчезли, и она снова была счастлива. Его и в самом деле высоко ценят, значит, вопрос о происхождение денег закрыт.

Она с радостью поделилась всем этим с мамой и Юлькой, показала им распечатки зарплаты Ибрагима и его партбилет. Надежда Петровна, недоверчиво поглядывая на то на распечатку, то на партбилет, признала свою неправоту и извинилась за свои подозрения перед дочерью и зятем. В доме вновь воцарились покой и радость.

Казалось бы, что все образовалось, как хотела Саша, но дальше стали происходить вещи, понимать которые ее мозг отказывался.

Принося полностью всю зарплату и подтверждая ее происхождение распечатками на ЭВМ, Ибрагим стеснения в средствах как будто даже не почувствовал, продолжая их спокойно и бездумно тратить. Но самое поразительное было в том, что зарплата полностью оставалась у Саши. Из нее он не брал ни копейки, даже на дорогу и обед. И ее снова начали мучить сомнения и подозрения, откуда же тогда брались остальные деньги? Попытки это выяснить, натыкались на еще более странные объяснения. Его все время за что-то благодарили.

Ко всему прочему, выяснилось, что является постоянным обитателем нескольких престижных московских ресторанов. Однажды они пришли в «Славянский базар», и она была просто поражена. Оказалось, что официанты хорошо изучили его гастрономические пристрастия, а музыканты исполняли для него его любимые произведения. То же самое повторилось в «Арагве», «Балчуге» и ресторане при гостинице «Советская», где, как оказалось, он еще и хорошо знаком с цыганским ансамблем театра «Ромэн».

И она снова решила серьезно поговорить с ним обо всем этом.

Ибрагим внимательно выслушал все ее претензии, немного помолчал и ответил:

- Но, я надеюсь, ты понимаешь, что я не ворую эти деньги?

- Так откуда же они берутся?

- Я же тебе объяснял, что меня благодарят и премируют.

- Я не понимаю, за что?

- Как за что? За работу.

- Но ведь за работу тебе платят неплохую зарплату.

- Конечно же, платят, а ты не допускаешь, что сами люди могут еще и благодарить за труд, усердие, отзывчивость, наконец? Тебе же читатели дарят цветы, фрукты и сладости.

- Это же совсем другое дело. А потом, это все такие мелочи, а у тебя все время одаривают деньгами. Это же противно, как будто ты за свой труд берешь взятки.

- Э, нет! Почему ты свои дары считаешь мелочами, а мои – взятками? Ведь цветы, конфеты и фрукты тоже стоят денег, пускай небольших, но именно, денег.

Чувствуя, что этот разговор ни к чему хорошему не приведет, а может даже и окончиться скандалом, он пообещал серьезно подумать и попросил больше к этой теме не возвращаться.

Скоро она увидела, что он резко изменил свое отношение к деньгам, перестал бездумно их тратить и стал даже брать деньги из зарплаты. Поводов для беспокойства по этому вопросу стало намного меньше, но все рано это не успокоило ее до конца. Через некоторое время этот вопрос возникнет снова, причем, настолько остро, что это кончится серьезными неприятностями. Количество денег в карманах Ибрагима возрастет настолько, что она будет вынуждена принять решительные меры, чтобы снова вернуть жизнь в привычное, счастливое русло. Все это будет потом, а сейчас она была рада и считала это, пусть небольшой, но самой настоящей ее победой. Теперь об этом можно было не думать и не беспокоится, тем более, оставалось еще много проблем, которые предстояло решать.


-5-

Ибрагим, прикрыв глаза рукой, как обычно, дремал на производственном совещании, и вдруг услышал, что произносят его фамилию. Это было так неожиданно, что он даже не сразу понял, что говорят о нем.

Вот уже шестой месяц он регулярно ходил на эти совещания, которые должен был посещать, как заместитель начальника ведущего отдела завода, и привык к тому, что обычно песочили, грозили, наказывали лишением прогрессивки, выговорами кого угодно, но только не его.

Да и кто мог его тронуть, если он подчинялся непосредственно самому Дескову? Только с ним он решал все вопросы, а остальное заводское руководство предназначалось лишь для того, чтобы поставить свои подписи на нужных ему бумагах, которые они подписывали, не задавая лишних вопросов, и в первую очередь. Все знали, что он выполняет особое задание директора и побаивались в чем-нибудь ему отказать. Да и сам Владимир Иванович беспокоил его раза - два в месяц, да и то лишь для того, чтобы убедиться, что дела идут нормально.

Дела, в самом деле, шли совсем неплохо. Из полутора тысяч разворованных самосвалов на складе оставалось всего лишь двадцать три «калеки», да и то, все они уже были распределены. Оставалось поставить их на колеса, оформить документы и выкатить за пределы завода. Он даже не заметил, как быстро пролетели эти пять месяцев, и была распродана вся эта масса некомплектных машин?

С того самого времени, как он занял эту должность с отдельным кабинетом и личным телефоном, ему было некогда не то, что их посчитать, даже подумать о какой-либо передышке. Всегда казалось, что машин много, проблем с их отпуском, комплектацией тоже хватает, да и остальных мелких дел так же было невпроворот. Дело навалилось и захватило его так же, как и в первый раз, когда он сам получал для Москвы первые сто некомплектных монстров.

Правда, теперь он, наученный горьким опытом, старался не допустить такого же истощения и изматывания организма, как тогда. Планируя свою работу, прежде всего, он установил максимум, отпускаемый за один раз. Сначала, в первый месяц самосвалов было не более тридцати, что означало отпуск всего лишь десяти некондиционных самосвала. С появлением двух помощников и опыта, их количество увеличилось всего лишь вдвое. В дни поездок на ЗИЛ за запасными частями, отпуск отделом сбыта через него прекращался вообще. Как его ни уговаривали покупатели, он твердо стоял на своем, жестко установленном порядке.

Это, соответственно, дало свои положительные результаты. Сумасшедшая гонка прекратилась, появилось время для улаживания крупных и мелких проблем, которых с каждым разом становилось все меньше и меньше. По крайней мере, он мог вовремя пообедать и не задерживаться на работе допоздна.

Как только слава о нем, как о человеке, который может помочь с получением самосвалов, достигла ушей «толкачей», от них просто не стало отбоя. Он сделался самым нужным и важным работником на заводе.

Сначала караулили электричку, на которой он приезжал из Москвы. Потом его уже ловили на Ярославском вокзале. Все попытки как-то спрятаться, даже добраться до завода другим путем, окачивались неудачами. Всюду он натыкался на заискивающие взгляды «толкачей», готовых выполнить любое его пожелание. Через две недели они уже ходили за ним толпой, прежде, осаждавшей отдел сбыта.

Когда директор выделил ему «Москвич - каблук», засады все равно продолжались и организовывались у всех остальных проходных. Представители автохозяйств изучили его привычки, умудряясь ловить его машину даже на Ярославском шоссе. Пришлось неоднократно менять газетные и сигаретные ларьки, а так же внимательно следить за тем, чтобы не привести за собой «хвост» еще и домой. В общем, жить стало весело, как в фильме про шпионов. Особенно радовало то, что проблем со сбытом неликвидных машин даже не предполагалось.

Схема действовала безотказно. Автохозяйства страны с удовольствием брали неликвидные машины, тем более на них уже по заведенной схеме, можно было получить запасные части на самом, практически «неприступном» автозаводе имени Лихачева. Естественно, Ибрагима старались отблагодарить. Деньги и спиртное он категорически брать отказывался. Первое, по понятным причинам, могло закончиться неприятностями. Заводчане и так посматривали на него слишком «косо». Ну, а горячительное, вконец, скосило бы и его, и не слишком стойкие заводские кадры. Бесконечные рестораны тоже стали утомлять. Однако благодарные потребители сдаваться так просто не желали, а их изобретательность и щедрость порой просто не знали границ.

Первыми свою изобретательность проявили представители одного крупного грузинского автохозяйства. Собственно, он-то и были первыми клиентами Ибрагима.

Получив свои двести автомобилей, и обескураженные тем, что молодой заводчанин, оказавший им поистине «царскую услугу», ни в какую не соглашался брать увесистую пачку с деньгами, они подогнали к проходной завода крытый грузовик, полностью груженый дарами своего щедрого края. В результате машина двое суток простояла у проходной. Никто, в том числе и сам отблагодаренный не решался к ней подойти. Пришлось прибегнуть к старому испытанному средству – передать этот дар профкому с тем, чтобы уже он распределял это по заводу.

Правда, Ибрагиму все равно пришлось вмешаться. Десков его вызвал и приказал «изъять из даров все спиртное, делать с ним все, что угодно, но только не оставлять не только на заводе, но и в радиусе пятидесяти километров». В результате пришлось везти домой пять бурдюков с вином, четыре бутыли с чачей и два двадцатилитровых, деревянных бочонка с коньяком. Благо для этого ему тотчас же выделили служебную машину.

После этого случая, над ним стали подшучивать, что «его среднеазиаты уже точно, как земляку, пригонят к проходной отару овец». Те оказались и в самом деле предсказуемыми. Стараясь не отстать от кавказцев, киргизы тоже привезли дары уже своего края, но не машиной, а носильным грузом, с которым, еле-еле справились семнадцать низкорослых азиатов. Только Ибрагим успокоился, передав очередные фрукты и овощи в профком, как от них же появилась машина. До отказа нагруженный ЗИЛ -131ый, помимо стеганых халатов, одеял, сувениров и сухофруктов был буквально забит упакованными, засоленными кусками постной баранины и тушками баранов. Естественно, все это, за исключением сувениров и халатов, тут же было разгружено в заводской столовой.

Короче, все это стало превращать Ибрагима в своеобразного поставщика заводчан дарами всего огромного Советского Союза. Потом они вспоминали и прозвали этот период, как самый «вкусный, сытный и деликатесный». Многие из них, как и их семьи, пробовали то, о чем порой даже не слышали. Наряду с сибирским кедрачом, башкирским кумысом, алтайским медом диких пчел, оренбургской облепихой, мурманской, архангельской и астраханской рыбой, им довелось полакомиться олениной, мясом молодых сайгаков, туркменской верблюжатиной, даже амурским омулем и сибирской форелью. Причем, многие из этих продуктов заводчане не, только пробовали, но и в буквальном смысле «обжирались». Увы, все это не подвергалось заморозке и очень быстро портилось.

Каждый уголок страны старался удивить и отблагодарить тем, чем он был богат, да и удивлял весь мир. Им это было не трудно. Машина по заведенной традиции все равно посылалась в Мытищи для того, чтобы сопровождать вновь полученные, еще не доведенные до «ума» самосвалы, а уж загрузить их тем, что у них в буквальном смысле «валяется под ногами», сам Бог велел. К тому же следует отметить, что получение некондиционных, а, следовательно, еще и непредсказуемых машин, заставляло начальников автохозяйств посылать в Москву еще и дополнительные машины.

Быстро прознав, что «странный благодетель» не берет взяток, они обрадовались и стали загружать машины дарами, которые он тут же передавал в профком. Шоферской мир особый, дружный и щедро делится информацией со своими коллегами, поэтому любые, даже самые незначительные слухи со скоростью молнии облетает даже самые отдаленные окраины.