Михаил Мухамеджанов

Вид материала

Документы

Содержание Несколько слов от автора Другой, не менее важной причиной стало то, что меня об этом неоднократно просили. В качестве иллюстрации хотелось бы привести один случай из личной жизни. А, в дополнение к этому, я еще и «совершенно обнаглел», купив автомобиль. Только одна женщина из семи не участвовала в празднике, как потом сама же призналась, по своей «дурости». Храни Всесильный и Всемилосердный всех нас от невзгод, болезней, пороков и неудач! Возвращение домой Московская вольнница Шумо», - начал он свой лепет. - Говорят – «мугот Ин вазех аст Шумо», спрашивают фамилию, имя, отчество – продолжал говорить Ибрагим, словно не слышал просьбы майора. - «Соал кардан фамил, эс Новые друзья и еще немного о любви Тарелочка плова. Дедушка ниязи. Их сразу выполнить нельзя. Тетушка наргиз Выгнали казаки сорок тысяч лошадей С нашим атаманом не приходится тужить» За туманом скрывается берег. Над Двинской губой небо низкое ... Полное содержание

Подобный материал:

• Михаил Мухамеджанов, 5756.28kb.
• Автор файла (январь 2009г.): Мухамеджан Мухамеджанов, 250.83kb.
• Источник: приан ру; Дата: 25. 07. 2007, 1194.96kb.
• Симфония №6, фа мажор,, 117.38kb.
• Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов, 1451.23kb.
• Белоголов Михаил Сергеевич «79 б.» Королёв Сергей Александрович «76 б.» Лущаев Владимир, 13.11kb.
• Михаил кузьмич гребенча, 73.67kb.
• Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году, 544.6kb.
• Алексеев Михаил Николаевич; Рис. О. Гроссе. Москва : Дет лит., 1975. 64с ил. (Слава, 1100.71kb.
• Михаил Илларионович Кутузов великий сын России, величайший полководец, генерал-фельдмаршал, 113.48kb.

Михаил Мухамеджанов


Горною тропой

Повесть

Часть 1


Москва , 2007 год


От редакции.


Хотите узнать что-то новое, необычное и интересное? А попутешествовать по Таджикистану, о котором, как выясняется, не имеешь никакого представления, посетив его, даже прожив там долгое время? Хотите поразмышлять о жизни, поспорить, заодно чему-нибудь поучиться, например, как завязать знакомство при любых даже самых неподходящих для этого условиях и подружиться на всю оставшуюся жизнь? А не заинтересует ли вас, скажем, как влюбить в себя кого-то, даже если он этого не желает, или организовать выгодное, интересное дело в буквальном смысле из ничего?

Тогда очень советуем прочитать эту книгу. Если внимательно понаблюдать за самой обычной жизнью, как считает ее автор, меркнут любые, самые захватывающие детективные, приключенческие и фантастические сюжеты.

Таджикский паренек, не желающий подчиниться ущемляющему его достоинство решению старейшин рода, убегает из дома и случайно попадает в Россию, в столицу. Казалось бы, что в этом такого необычного и интересного? Сколько таких же парней и девушек покидают родной дом в поисках лучшей доли? Оказывается, в этом-то и кроется та цепь увлекательных и захватывающих событий, которые удивляют, заставляют задумываться и даже подсказывают, как найти выход из многих сложных жизненных ситуаций.

Столкновение двух различных миров со своими абсолютно противоположными, полярными мировоззрениями, менталитетами и традициями, приводит к самым непредвиденным, удивительным, часто и трагикомичным ситуациям. Подчас они настолько нереальны и фантастичны, что возникает естественное желание, поддакнуть автору: «Мол, давай, заливай дальше»! Придумано ли все это, подсмотрено, или происходило на самом деле – понять непросто, однако не стоит делать поспешных выводов. Только глубже и внимательней окунувшись в ту атмосферу, которая окружает героя, начинаешь понимать, почему он оказывается то суперменом, то ловким, удачливым дельцом, то личностью, достойной уважения.

Думаем, что эта книга обязательно найдет отклик в сердце каждого читателя, поэтому мы с радостью и воодушевлением приняли участие в ее издании. Без сомнения она актуальна и необходима, так как затрагивает такие важные и сложные вопросы человечества, как предназначение самого человека на земле, его любовь к родине, родным и близким, а так же один из наиважнейших вопросов - дружба и взаимопонимание людей различных вероисповеданий и национальностей.

Правила хорошего тона не позволяют членам редакции высказывать своих отзывов, дабы не навязывать своего мнения, однако следует отметить, насколько они были единодушны, закрывая последнюю страницу. И объединяли их лишь два момента: удовольствие от знакомства с удивительными персонажами и вопрос – а что же дальше?

Поэтому от всей души пожелаем автору дальнейших творческих успехов, а нам, издателям и читателям новых и скорых встреч с его творчеством.


Мухамеджанов Мухамеджан Абидович

Таджик, 1951г. р., проживает в Москве с женой и сыном.

Высшее образование получал в трех столичных ВУЗах. Физик, инженер-экономист и литератор.

Трудиться начал с 1966 г. в Таджикистане. Работал на нескольких предприятиях Москвы и М. О., начиная с должности инженера до заместителя генерального директора авиационного объединения. Занимался научной деятельностью, предпринимательством.

Член-корреспондент РАН, заслуженный авиастроитель, мастер спорта СССР, изобретатель СССР, член Союза писателей России.

Неоднократно отмечался правительственными наградами и премиями, среди которых: Государственная, Ленинского комсомола, «золотая медаль ВДНХ», орден «За заслуги перед отечеством 2 степени».

В 1995 г. в результате тяжелого заболевания и операции на сердце активную трудовую деятельность вынужден был прекратить, после чего занялся общественной и литературной деятельностью.

В 1997г. организовал Клуб любителей поэзии и авторской песни при Физическом институте РАН. С этого времени пишет статьи, рассказы, стихи, музыку к ним и исполняет свои песни.

Активно участвует в деятельности многих национальных диаспор, обществ и землячеств. Является почетным членом таких организаций, как Союз еврейских религиозных общин при хоральной синагоге, Союз армян России, Культурный центр Таджикистана в России.

Дважды успешно участвовал в качестве журналиста в выборах мэров Подмосковных городов Юбилейного и Климовска.

В 1998г. вышел в свет первый сборник его стихов «Городские напевы». С этого времени публикуется в различных российских издательствах. В 2005г. вышел аудиодиск с песнями «Покуда Господь не призвал нас к ответу». В этом же году стал лауреатом фестиваля авторской песни «Голубые озера».





Несколько слов от автора:


Салам Алейкум, мой дорогой и уважаемый читатель!


Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за то, что ты взял в руки эту книгу! Значит, появилась надежда, что мы станем добрыми друзьями. Очень хочется, чтобы ты об этом не пожалел и не разочаровался. Наш народ считает, что добрый сосед, верный друг или просто хороший знакомый – это самые драгоценные дары Аллаха, которые воздаются за праведную жизнь, добрые, справедливые дела и поступки. С этими людьми можно поделиться невзгодами, сокровенными мечтами, а главное – счастьем созерцать этот мир, радоваться жизни, открывая что-то новое, доселе неизведанное. Мы таджики стараемся никогда не отказываться как от старых, так и от новых друзей. И это одна из причин, заставивших меня «взять в руки перо».

Другой, не менее важной причиной стало то, что меня об этом неоднократно просили.

Рассказывая друзьям и знакомым о своей далекой и чудесной Родине, я видел, с каким пристальным, неподдельным вниманием меня слушали и просили рассказать что-нибудь еще. Это и понятно, многое, о чем я говорил, являлось для них полным откровением. Ведь я открывал им другой, совершенно незнакомый для них мир. А он стоит того, чтобы о нем знать, и не только ради праздного любопытства. Иногда начинало казаться, что, как пришелец с другой планеты, я рассказываю им о какой-то иной, внеземной цивилизации. Вначале меня это удивляло и даже забавляло. Почему я, по их же мнению, не обладающий способностью кратко и достаточно ясно изложить свои мысли, так надолго приковываю их внимание? Ответ оказался простым и, увы, очень грустным. Отсутствие или скудность информации, особенно в последнее время сделало мою родину абсолютно закрытой, а посещение почти всех самых крупных книжных магазинов и библиотек Москвы убедило меня в этом окончательно. К своему удивлению я не обнаружил о нас, таджиках никакой печатной продукции, в том числе: книг, даже советских, не говоря уже о географических картах, путеводителях, аудио и видео продукции. Примерно такая же картина наблюдалась и в Интернете.

Сложилось такое впечатление, что нашей республики не существует, как впрочем, той же Киргизии, Узбекистана. А ведь это странно и обидно. Русские, киргизы, узбеки и таджики прожили бок обок в одном государстве семьдесят лет при Советской власти, около двух веков при Российской империи, и не осталось даже упоминания об этом. Неужели наши древние, богатые культурным наследием земли стали вдруг никому не интересны?

К счастью, не все жители России, как и их соседи, утратили интерес друг к другу, о чем свидетельствуют многочисленные и самые разнообразные общества дружбы между народами, вечера – встречи, круглые столы, конференции. И это радует. Значит, не потеряна еще надежда на то, что мы продолжим нашу долгую, проверенную временем дружбу и восстановим теплые, добрососедские отношения.

Довольно часто приходится слышать, как россияне выражают неудовольствие по поводу «нашествия» в Россию так называемых гостерарбайтеров. Россиян понять можно. Все это особой радости не вызывает. Одних только таджиков в Москве и Московской области в настоящее время по неофициальным данным пребывает около миллиона. И ведь это все активная, трудоспособная, жадная до работы армия, отнимающая рабочие места у местного населения и обесценивающая расценки за труд. Но ведь их можно понять. Не от хорошей жизни они оказались здесь, чтобы трудиться за гроши, проживая в нечеловеческих условиях. И раз уж так сложилось, что абсолютно всем приходится глубоко переживать общую трагедию развала некогда огромной страны, тем более необходимо знать, кто эти люди, почему оказались здесь?

Проживший большую часть жизни в России и знающий жизнь обоих народов с «изнанки», я наблюдаю, как мои соотечественники часто не в состоянии понять россиян. Впрочем, и вы имеете о нас смутное, иногда и довольно превратное представление. Причем, в последнее время эта тенденция усилилась. А ведь это может привести к непредсказуемым, скорее всего, губительным для всех народов последствиям.

Потому-то мне и захотелось правдиво рассказать о своем народе, развеять о нем устоявшиеся мифы и небылицы. А главное, очень хотелось, что бы ты понял, что наш древний, мудрый и доброжелательный народ тоже хочет жить в мире, согласии, что у него есть много того, чему следовало бы и поучиться.

Последние годы показали, что исламский фундаментализм остался чужд рассудительным, не расположенным к фанатизму и экстремизму таджикам. А ведь это могло бы явиться ключом для понимания всего мусульманского мира.

Россия для таджиков всегда была и останется добрым, отзывчивым соседом и товарищем. С ее помощью многие народы, в том числе и наш обрел государственность. Неоценима ее помощь в развитие науки, культуры и промышленности. Таджики помнят, ценят это и стараются не порывать с ней теплых дружеских, добрососедских отношений.

Россияне уже давно заметили, что таджики – добросовестные, прилежные трудяги, не требующие окриков и понуканий. Чем бы они ни занимались, во все присутствуют уважительность, тактичность, какие-то особенные, уже непривычные, вернее, увы, давно забытые для цивилизации терпеливость и честность. Редко когда услышишь их повышенные голоса, не говоря уже о серьезных разборках, драках, что свидетельствует не о забитости, а о внутренней культуре, впитанной с молоком матери. Для этого достаточно посмотреть, с какой чистотой содержатся их жалкие лачуги, иначе и не назовешь то убогое пристанище, которое им предоставляется хозяевами – работодателями. И в чистоте стараются содержать они не только места своих обитаний и работы, но и духовность. А для этого стоило бы обратить внимание на коврик для намаза и какую-нибудь память о далекой родине в виде народных песен на кассетах или томиков стихов своих поэтов.

Встретить пьяного, грубящего таджика на московских улицах, к сожалению, уже можно, но это скорее редкое исключение, чем правило. При этом следует заметить, что трудятся они здесь так называемым «вахтовым» методом, что говорит об их ответственности перед своими семьями, которые они любят и порывать с ними, как и с родиной, не собираются.

Да, конечно же, им не хватает знаний, квалифицированных кадров, опыта, не все они «белые и пушистые». «В семье не без урода» - гласит народная мудрость, не все выдерживают трудности суровой, нелегкой жизни, забывают Аллаха, такие понятия, как совесть, честь, становясь на шаткую и скользкую криминальную тропу. И все же радует, что в большинстве своем это тоже исключения.

Таджики – единственный оседлый народ в Средней Азии. Веками он отвоевывал у гор и пустынь мертвые территории, превращая их в цветущие сады и оазисы. Недаром таджикские дехкане славятся как прекрасные оросители земли, и своей любовью к ней схожи и с российскими крестьянами, и прибалтийскими фермерами, и казацкими станичниками. Без выходных, в любое время года, под палящим солнцем обрабатывают они свои клочки земли верным своим другом и помощником – кетменем. Им они дробят камни, роют арыки, строят города, дороги, а порой и отстаивают свою независимость.

Нелегкий труд, суровые природные условия сделали таджика рациональным, терпеливым, научили ценить жизнь и все, что она дает. Поэтому он бережливый, вдумчивый, радушный и гостеприимный хозяин, считающий, что худой мир лучше любой, даже самой малой вражды.

В качестве иллюстрации хотелось бы привести один случай из личной жизни.


В 80-ом году наша семья из трех человек переехала в довольно большую, по тем временам, московскую четырехкомнатную квартиру. Соседей это очень раздражало, как, впрочем, и районные власти, с которыми пришлось даже судиться. Никого не интересовало, что добились мы этого путем размена.

А, в дополнение к этому, я еще и «совершенно обнаглел», купив автомобиль.

Наши новенькие «Жигули» явились причиной, из-за которой каждое утро и каждый вечер приходилось выслушивать негодование соседей. Увы, не могу себе позволить дословно передать на бумаге то, что они высказывали. В России нецензурно выражаются многие женщины, даже дети.

Собрав четырнадцать таких же «счастливых» обладателей авто, которых третировали так же, как и меня, я предложил им попробовать совместно уладить этот конфликт. Боже, каких только предложений я не услышал? Например, «полить лавочку со злобными старухами керосином и поджечь», или «каждый вечер, соблюдая график, обливать лавочку какими-нибудь зловонными химикатами. Автор этой идеи готов был приносить с работы дихлорэтан. Другой ярый автолюбитель, которому разбили лобовое стекло, предложил «сложиться и регулярно платить местной шпане, чтобы она периодически «разбиралась» с нашими обидчицами».

Когда же я предложил уладить все мирным путем, на меня посмотрели как на умалишенного. И сколько я ни увещевал их, что это живые, нормальные люди, и среди них могут оказаться наши бабушки, матери, все было тщетно. Более того, озлобление некоторых автолюбителей дошло до того, что они были готовы усадить на эту лавочку своих жен, тещ, чтобы «удавить их вместе с этими зловредными старухами». В результате громких и грубых дебатов с моим предложением согласились только двое, остальные, уходя, заявили, что «в этом идиотизме принимать участие не собираются».

Оставшись втроем, мы соорудили стол из старой, выброшенной на помойку двери и двух ящиков. Накрыли все это разовой скатертью, заставили вином, фруктами и конфетами. Пока все это проделывалось, семь женщин на лавочке настороженно наблюдали за нами, недовольно ворча по поводу наших действий. Когда наш импровизированный стол был придвинут к лавочке, они и вовсе повскакали с нее, разразившись громким негодованием и дружными криками.

Мои компаньоны опешили, а мне не оставалось ничего другого, как улыбнуться, поздравить бабушек с престольным праздником и предложить присоединиться к нашему застолью. На какое-то время женщины оторопели, но, увидев, что наши помыслы чисты, а желания искренни, растерянно переглянулись и озадачились.

- А у меня свои соленые огурчики есть, - робко предложила одна бабушка.

- А мы и не откажемся! – дружно воскликнули мы.

- А я бы грибочки маринованные принесла, - уже улыбнулась другая.

Как ты понимаешь, через каких-нибудь десять-пятнадцать минут стол буквально ломился от яств. Несли все: квашеную капусту, домашнюю наливку, фрукты, овощи, пироги.

Только одна женщина из семи не участвовала в празднике, как потом сама же призналась, по своей «дурости».

Этот вечер как-то сам собой превратился в праздник. К середине вечера образовалось уже три таких стола. К нам присоединялись люди, проходившие мимо, выглядывавшие из окон, даже из соседних подъездов и дворов. Вынесли гитару, баян и магнитолу. Ну, а какое застолье без танцев и песен?

Ну, и результат превзошел все ожидания. Мало того, что нам удалось решить вопрос с сохранностью наших автомобилей, мы умудрились еще и сдружить весь подъезд. Начать с того, что в нем перестали гадить, портить стены и лифт неприличными надписями, а на подоконниках появились горшочки с цветами. Позже детям разрешили разрисовать стены настоящими красками. При очередном ремонте маляры долго не решались закрашивать «этакую сказочную красоту».

Люди стали здороваться, улыбаться, ходить друг к другу в гости, устраивая дружные, шумные застолья. Я видел, как две соседки за столом обнимались и долго смеялись, вспоминая, как прежде «травили друг другу жизнь», выливая помои под дверь, пачкая, извиняюсь, дерьмом дверные ручки, забивая замочные скважины паклей. А ведь до Москвы, как оказалось, они жили в соседних деревнях.


Безусловно, что решение бытовых конфликтов таким образом, присуще не только нашему народу, однако случилось так, что именно он сумел это сохранить и подсказал мне, как поступить в данной ситуации.

Многих моих друзей и знакомых часто удивляло, как это мне удается находить такие оригинальные и «мудрые» выходы из весьма сложных жизненных ситуаций? По-молодости я порой и сам не понимал, как это получается, объясняя это везением, благополучным стечением обстоятельств. Осознание пришло несколько позже. Оказывается, в роли моего доброго, мудрого подсказчика часто выступал мой народ. Народ никогда плохому не научит, наоборот, всегда подскажет, как легче перенести горе, как быстрее прийти к желанной цели. И вот уж в чем мне действительно повезло, так это в том, что меня научили прислушиваться к его голосу и понимать его душу.

Хочу предупредить, что данное повествование является абсолютным художественным вымыслом, но основанным на реальных фактах и героях, срисованных с самых настоящих людей. Не берусь утверждать, что все исторические события отражены в соответствии с действительностью, но я и не ставил перед собой такой задачи. Я описывал только то, о чем слышал, и свидетелем чего довелось побывать. И свою главную задачу вижу в том, чтобы внести свою лепту в понимание, что дружба между народами различных мировоззрений, менталитетов и вероисповеданий – единственный способ мирного существования и противостояния злу, которое пытается уничтожить нашу прекрасную жизнь на земле.

Считай, что ты попал в гости к таджику, и он по законам гостеприимства постарался тебя развлечь и убедить в том, что и наш народ умеет дружить, любить и быть за это благодарным.

От всей души хочу поблагодарить своих друзей и близких, прежде всего Фрейдина Якова Николаевича и жену Галину Михайловну за то, что именно благодаря их помощи, стало возможным написание и издание этой книги.


Храни Всесильный и Всемилосердный всех нас от невзгод, болезней, пороков и неудач!

С глубоким уважением и искренней признательностью

Мухамджан Мухамеджанов


Отсюда не увидишь снежных гор

и ароматов не вдохнешь знакомых,

тех, что впитали улица и двор,

и каждый уголок родного дома.


И не услышишь, как журчит арык,

прорытый еще дедами моими.

С годами забывается язык,

меняются друзья, дома и имя.


С годами начинаешь понимать,

что Родину себе не выбирают,

как мы не выбираем себе мать.

И лишь они одни нам все прощают


И я, возможно, умер от тоски,

когда б ни звук «рубаба» или «ная»*,

да томики Айни и Рудаки,

хранящие тепло родного края.


ПОБЕГ


-1-

Южное, утратившее свои испепеляющие силы солнце медленно закатывалось за скалистые, голые горы. Косые лучи небесного светила позолотили седые, снежные шапки вершин и покрыли склоны темно-синими, местами фиолетовыми тенями. В сухом, быстро остывающем воздухе стала четче отчерчиваться линия горизонта. Величественный Памир погружался в сумерки.

По каменистому дну огромного ущелья Муксу Джилга* словно скорый поезд неслась могучая, грозная и своенравная река, кристально чистые и шумные воды которой собирали три ее младшие сестры: Сельдары, Саукдары и Каинда*. Причем, первую поили снега самого огромного памирского ледника Федченко*, а последнюю – одни из самых высочайших вершин мира – два пика Коммунизма и Ленина*. Понятно, что, падая с семи километров над уровнем моря, одна только Каинда передавала старшей сестре мощь, сравнимую, если только с энергией нескольких атомных станций.

Отсюда, с полукилометровой высоты западного склона необузданная строптивица Муксу была видна на довольно длительном протяжении. Река восхищала и завораживала.

Беснуясь в тисках красноватых склонов урочища Ходжатау*, единым, стремительным, извивающимся потоком, проносилась она среди скал, набирая силы на многочисленных порогах, водопадах и перекатах. Казалось, что ничто не могло остановить ее неукротимого бега, сокрушающего на своем пути все мыслимые и немыслимые преграды. Однако горы оказывали ей достойное сопротивление, заставляя ее смиряться и подчиняться своей воле. Одно такое укрощение во всей своей красе можно было наблюдать там, где ущелье делало резкий, почти перпендикулярный поворот вправо.

Яростно обрушиваясь на почти отвесную, монолитную скалу, с неимоверным грохотом, гигантскими брызгами и разбрасывая камни, бурлила она в западне, не находя иного выхода, пробивала себе новый путь через нагромождение каменных глыб и врывалась в расширяющееся ущелье уже несколькими потоками. Те, в свою очередь, каскадами водопадов скатывались по порогам и, продолжая рассыпаться на более мелкие протоки, ручьи, ручейки, теряли неудержимый напор и превращали плоское, безжизненное дно в зеленую, цветущую долину.

Глядя на этот чудесный, наполненный жизнью оазис, возникший среди суровой, каменной пустыни, особенно остро ощущалось, какой живительной, поистине магической силой обладает вода. Стоило чуть унять ее беснующуюся мощь, как из злобного, яростного монстра она превращалась в мирного, доброго чародея, который тотчас начинал творить чудо, даруя жизнь этой скуповатой для плодородия смеси камней, песка и глины. Недаром жители этого горного края так ценят, понимают и уважают воду, из поколения, в поколение, передавая секреты ее укрощения.

Да, в памирских снежных шапках воды хватает, даже слишком, но попробуй обуздать падающие с них горные потоки? Даже в предгорьях и долинах нелегко загнать их в рукотворные арыки. И хотя там реки уже спокойней и миролюбивей, еще неизвестно, что они могут выкинуть в следующий момент. Во всяком случае, верный друг местного жителя - кетмень* всегда должен быть под рукой, чтобы углубить канаву, возвести запруду или водоотвод. Иначе, не допусти Аллах, вода уничтожит плодородные поля, сады, огороды, жилище, а то и саму жизнь. Неуважение, оплошность, любой, даже малейший неоправданный спор с этой грозной стихией может обойтись слишком дорого.

Таджики – как раз и есть те искусные, неустанные ее укротители, заставляющие бежать воду там, где ее не должно было быть в принципе, где от бессилия порой разводят руки даже опытные мелиораторы. Этот смелый и трудолюбивый народ смело можно назвать одним из самых прилежных и внимательных учеников природы, понимающим и читающим горы, как книгу, содержащую немало мудрых советов и подсказок. Иначе в этих местах просто не выжить. А ведь эти упрямцы не только выживают, но и превращают безжизненные ущелья в цветущие долины, которые радуют своими щедрыми дарами и благодатностью поистине сказочных кладовых.

От сознания того, что сам великий Памир распростерся у ног, душу Ибрагима приятно ласкало ни с чем несравнимое, сладостное чувство победы. Еще вчера он себе и представить не мог, что решится на этот жестокий спор с одной из самых могучих и опасных горных систем мира, сможет укротить и одолеть эти мрачные, недоступные вершины, эту грозную, неприступную реку. В той сумасшедшей гонке и от того неимоверного количества трудностей, которые сегодня пришлось испытать, совершенно не было времени не только подумать, но и просто оглядеться. Только теперь, когда это третье, самое огромное и сложное ущелье лежало перед ним поверженным в этой жестокой, изнуряющей схватке, он, наконец, начал потихоньку приходить в себя и понимать, что ему удалось совершить.

Он и раньше знал, что страстное желание или наоборот, нежелание рождает такие способности и чувства, о которых даже не подозреваешь, но сегодняшний день показал это настолько ярко и красочно, что он неожиданно задумался, что толкало его на все эти действия? Действительно, что он делал? Об этом даже было страшно подумать. Он бежал, вернее, убегал, и от кого? Своих родных. Получалось, он убегал из своего родного дома.

Скажи ему кто-то еще вчера, что сегодня произойдет такое, он счет бы этого человека сумасшедшим. Да ему и сейчас все происходящее казалось каким-то нереальным. Как будто он видел какой-то кошмарный сон, в котором участвовал не он, а кто-то совсем другой. Он не узнавал себя и постоянно удивлялся. Оказывается, он способен на то, о чем прежде даже не догадывался. Раньше, например, он считал себя мягким, слабохарактерным, более того так считали все остальные. Поэтому он даже не предполагал, что отважится так смело и резко сказать близким твердое – нет. Да, они часто и много спорили, ругались, обижались, но дело никогда не доходило до крайностей. Все как-то все обходилось, слаживалось, большей частью за счет его нежелания обострять отношения. И он действительно не желал портить эти натянутые отношения, боялся, что все это кончится плохо. И вот это «плохо» свершилось. Получалось, что он накликал беду, чего боялся, то и произошло. Сегодня он разом порвал со всем, что было так дорого и свято, с домом, родными, а может даже с родиной.

От этих мыслей стало нехорошо, наступило какое-то отупение, как будто из него вынули нутро.

« Но ведь этого не может быть! - чуть не вскрикнул он, чувствуя, что сейчас разревется от отчаяния, пытаясь прогнать надвигающийся страх. – Этого не должно быть»!

Ведь он на самом деле этого не хотел. Он хотел только одного, чтобы ему позволили жить так, как он хочет. Неужели это так много, что приходится платить такой ценой? Но выходило именно так, плата за свободу подразумевала именно разрыв с семьей и со всем прежним миром, который его окружал. А то, что произошло сегодня, переполнило его чашу терпения. Сегодня его, как и эту реку, попытались загнать в коварную, подлую западню, унизив человеческое достоинство. Терпеть и мириться с этим, значит, признать себя бессловесным существом, бараном, не имеющим право даже на обиду. И ответом стал этот отчаянный, решительный и смелый шаг. Да, да, именно решительный и смелый поступок, а не трусливое бегство нашкодившего мальчишки. И сегодня он доказал, что имеет право считаться настоящим мужчиной, способным защитить не только себя, но и тех, кто слабее и нуждается в его защите. Ведь он же смог осилить эти грозные, суровые горы, реки, по крайней мере, их силы сравнялись, благодаря чему он смог пересилить даже страх смерти. Конечно же, он гнал от себя все мысли о ней, но сегодня, как никогда, чувствовал ее близость, ощущая за спиной ее леденящее дыхание.

Когда он понял, что смог преодолеть еще и это, его сознание наполнилось гордостью за свою решимость. Весь сегодняшний сумасшедший день его преследовали и терзали мысли, а правильно ли он поступает? В какие-то моменты ему хотелось остановиться, еще раз подумать, а может и вернуться. Он смутно представлял, что же, в конце концов, уготовил себе этим побегом, но неоспоримым оставалось то, что после сегодняшних событий появится дома не скоро, а может, не увидит его совсем. Сегодня слишком много было поставлено на карту. Если бы он хоть на мгновение усомнился в верности своего поступка, он бы уже давно повернул назад.

Нет, сомнений не было! Он поступал верно. Родня во главе с тетушкой совершила подлость, поэтому он был вправе защищаться. Вернуться, - значит потерять достоинство, самоуважение и независимость, все то, что делало его настоящим мужчиной, и чем он по праву гордился. Значит, сегодня он должен был быть здесь, в этих горах и идти дальше вперед. Иного пути у него не было. Такова была реальность, и с ней нужно было согласиться. И, выдерживая этот своеобразный экзамен на прочность, он мог смело и с гордостью смотреть на эти горы глазами победителя.

Между тем, его путь, намеченный на сегодня, был еще не окончен. Расслабляться было еще рано. Следовало снова брать себя в руки и ползти по склону дальше, наверх. Только там, пока еще не стемнело совсем, можно было сделать долгую передышку, почувствовать себя в относительной безопасности и успокоиться. Оставаться здесь, на склоне, в этом неглубоком уступе, где невозможно было спрятаться от преследователей и ветров, было неразумно и опасно. С трудом оторвав взгляд от реки, он закрыл глаза, прижался спиной к холодной скале, позволив себе на несколько минут расслабиться и ни о чем не думать.

Приоткрыв налитые свинцовой усталостью веки, он снова застыл от изумления. Туман, начинавший сгущаться над ущельем, творил с рекой что-то невообразимое.

Над многочисленными поворотами излучин, где белый песок нежил ее берега, вырастали туманные облака каких-то причудливых шарообразных и каплеобразных форм, в то время как над остальной поверхностью долины, включая быстрые потоки, стелилась только слабая, почти прозрачная дымка. Скорее всего, это происходило потому, что под этими облаками вода замедляла свое движение и отдыхала, а именно такие виды форм были продиктованы им этими высотами. Особую нарядность им придавали лучи исчезающего за горизонтом солнца, накрапывающие на них ту же позолоту, что и на снежные вершины. Глядя на это с высоты, казалось, что по зеленому бархату долины рассыпаны белые, ажурные шары с тонким, золотистым налетом, похожие на огромные перламутровые жемчужины.

За все свои двадцать с лишним лет, немалая часть из которых прошла здесь, в горах, Ибрагиму не раз приходилось наблюдать разнообразные туманы, но такое великолепие он видел впервые. Зрелище было настолько потрясающим и завораживающим, что на какое-то время он перестал понимать: явь это или сон, как и зачем оказался на этом склоне?

Неожиданно его внимание приковали шары, лежавшие в тех местах, где он сегодня переправлялся. Они оказались не самыми крупными. В других местах лежали другие, значительно крупнее, прозрачнее и ажурнее, да и формой больше походившие на приплюснутые полусферы. А это означало, что вода под ними еще больше теряла стремительность и напор. И переправляйся он там, вероятнее всего, переправа не была бы такой мучительной и опасной. Отойди в сторону всего лишь на несколько метров, может, и не пришлось бы купаться в двух бурлящих и стремительных потоках с ледяной водой, цепляя и царапая тело о камни.

«Надо же, горы сами подсказывают, где вода спокойней! - с восхищением подумал он и вспомнил, как переправлялся через эти протоки с дедом Ниязи.

Это было почти пятнадцать лет тому назад, поздней осенью, когда в горах наступает относительное спокойствие. В это время, как правило, реки мелеют и немного утрачивают свою силу. Несмотря на это, дед начинал исследовать реку сразу же после появления в ущелье, а перед тем, как окончательно спуститься в долину, еще раз всматривался во все ее подозрительные места и прислушивался к шуму водных потоков на каскаде водопадов. Спустившись к реке, он снова останавливался перед каждым протоком, даже небольшим ручьем и продолжал их исследовать. При этом он требовал от внука постоянного внимания и объяснял, зачем он все это проделывает.

Тогда внук практически не прочувствовал трудностей этой переправы, не обратил на нее внимания. Прежде всего потому, что большей частью она была совершена верхом на деде, да и сами протоки не были такими уж грозными. Потому-то он не особенно прислушивался к наставлениям деда, а, как теперь оказалось, зря. Дед просто так ничего не говорил и не делал.

Молодость редко прислушивается к советам умудренной старости. Ей все время кажется, что ее ущемляют в правах, сдерживая ее энергию и тягу к познанию. Ей еще неведом страх смерти и истинная ценность самой жизни. Поэтому она посмеивается над глупой, трусливой и чрезмерно осторожной старухой, которая, по ее мнению, уже давно выжила из ума.

Ибрагиму действительно тогда казалось странным, почему дед все время что-то бормочет, да еще по несколько раз повторяет, что горы не любят торопливости, что нужно улавливать каждый непонятный звук, каждую, даже самую мельчайшую перемену обстановки. Больше всего, вернее, постоянно, дед говорил об Аллахе. Что здесь, в горах его особенно необходимо просить о милости и благодарить за проявленную заботу.

- Здесь мы ближе к нему, Всесильному, - поднимал он глаза к небу. – Он нас лучше видит и замечает все наши поступки. Поэтому за любое невнимание и проявленное неуважение он может немедленно потребовать ответа. А еще лучше всегда помнить о нем. Это трудно. Дела и заботы постоянно отвлекают, требуют спешки. Мысли человека, как молнии, стремительны и неудержимы. Поймать и остановить их практически невозможно, и все-таки необходимо сделать так, чтобы Аллах всегда был рядом. Он твой единственный верный друг, помощник, подсказчик мудрых советов и защитник, который не предаст, не оставит в трудную минуту. Лучший способ удержать на себе его милость и благосклонное внимание, поступать так, как он велел, остерегаясь неправедных поступков. Лишь в этом случае их в твоей жизни будет меньше, и ты не будешь за них краснеть и раскаиваться. И если ты все это осознаешь и примешь своей душой, Аллах еще больше станет тебе помогать, как сейчас помогает нам.

Из его рассказов выходило, что это единственное место для более-менее нормальной переправы он нашел после неоднократных обращений к Всемилостивому и многочисленных попыток. И хотя оно удлиняло тропу почти на три километра и заставляло забираться на два довольно крутых, каменистых склона, переправляться здесь было наименее безопасно. В других местах, почти на всем своем сорокакилометровом пути Муксу вообще оказывалась почти неприступной, и дед никогда бы не решился на такой поход с шестилетним внуком. Только вблизи ее слияния с Кызылсу* люди умудрялись наводить какие-то переправы, даже сооружали висячие мостики, но здесь, на этих высокогорных участках, зажатая тисками скал, река могла неожиданно увеличить напор, подняться и встретить непрошеных гостей довольно увесистыми камнями вперемешку с брызгами воды и песка. Попытка переправиться через ущелье Фортамбек* чуть не стоили деду жизни. Уровень воды неожиданно поднялся метра на два и смыл с берега каменные осколки, многие из которых были размером с лошадиную голову.

Сегодня его внук несся, как угорелый, и только чудо, что вода отпустила его живым. Хвала Аллаху, что не наказал его за такую непростительную неосторожность! Не наказал, а только предупредил. Значит, Он верит в него, дает возможность поразмышлять над своей бесшабашной глупостью и исправиться. Недаром Он дает время покаяться даже самому страшному грешнику. Хвала Ему, Всесильному, Великому и Милостивому! Хвала и искренняя благодарность! Ему и деду. Низкий поклон и благодарность за все!

«Да! – ухмыльнулся Ибрагим, как бы выговаривая себе. – Что это ты, Ибрагим, расхвастался, зазнался, дорогой? Сам же на всех углах кричал: горы не любят лихачей! Все сам, один, без помощи, а дед?.. Чтобы ты сделал здесь, в горах один без его подсказок и советов?.. Тщеславие одолело? Сердце Памира у ног, ущелье одолел!?.. Нет, дружочек, надо быть скромнее и осторожнее!.. Прислушиваться к старшим, тем более к тем, кто достоин настоящего уважения и признательности! Спасибо, дорогой дед за помощь! Прости за глупость и неблагодарность! Попроси за меня, олуха прощение у Всесильного и Всемилостивого! Простите меня, дорогие! Огромное вам спасибо»!

Стало заметно прохладнее. Мокрая от пота рубашка вновь болезненно обожгла спину и вернула его к реальности. Он снова почувствовал смертельную усталость. Голова кружилась, заложило уши, а в висках стучало так, будто по ним били молотом. От слабости болело и дрожало все измученное, сожженное солнцем тело, сильно подташнивало, а ноги одеревенели, отказываясь подчиняться.

«Все… дальше идти не могу!.. Нужно отдохнуть, иначе сорвусь со скалы»! – подумал он, осторожно сполз спиной по холодной, ребристой скале и с удовольствием вытянул гудевшие ноги.

Быстрый и трудный подъем по крутому склону его совершенно измотал.

Около двух часов он поднимался сюда, на этот небольшой уступ по грандиозно вздымающейся до небес осыпи камней. Камни были бесформенны, пологи, шатки, словно кто-то сбросил город на город, и оба рассыпались вдребезги, не оставив ничего, кроме непомерной груды обломков.

Продираясь по этой каменной катастрофе, он чувствовал себя единственным живым в этом распавшемся, безжизненном мире. Хорошо еще, что сегодня был ясный, почти безветренный день, иначе сильный ветер мог бы вызвать камнепады, и одолеть этот склон, скорее всего, было бы уже невозможно.

Он знал, что скоро его организм адаптируется и перестанет так остро реагировать на разреженный воздух и низкое атмосферное давление, однако, спешить так, как спешил сегодня он, было неразумно и опасно. Даже привычные к этим условиям памирцы поднимались бы на эту четырехсотметровую высоту намного медленней и осторожней.

Двигаться медленно он не мог. Сознание того, что за ним гонятся, заставляло его напрягать все силы, чтобы оторваться от преследователей как можно дальше.

«Почему же их нет»? - удивился он, вспомнив о погоне. По его подсчетам, его преследователи уже давно должны были показаться, даже если тронулись только утром и двигались неторопливо. Значит, вот–вот должны были показаться. Причем, теперь они могли его видеть. Здесь, на этом склоне, да еще в своем неглубоком уступе, он был, как на ладони. Дальше на склоне тоже не было ни одной расщелины или кустика, где можно бы было укрыться. Несмотря на это, нужно было брать себя в руки и сделать последнюю за сегодня отчаянную попытку, добраться до вершины.

До нее оставалось еще около часа нелегкого подъема.

Он нехотя встал и снова стал внимательно изучать верхнюю часть склона. Дальше местами он превращался в практически отвесную скалу, которая преодолевалась с помощью небольших серпантинов, крохотных уступов, еле заметных расщелин и подобий лесенок. Последний десяток метров требовалось осторожно ползти по сплошному монолиту, прижимаясь, можно сказать, прирастая к нему всем телом, чтобы не сорваться от случайного порыва ветра. На этих высотах такое могло произойти внезапно и в абсолютное безветрие. До темноты проделать все это было невозможно, да и сил уже не осталось. В таком состоянии лезть дальше было бы самоубийством.

Отсюда, с этого маленького уступа, несмотря на быстро наступающую темноту, ущелье пока еще хорошо просматривалось. Он снова внимательно его осмотрел, с особым вниманием вглядываясь в небольшую расщелину между двумя огромными шапками нетающего, льдистого снега, украшающими вершины противоположного склона. Именно оттуда он попал в ущелье сам. Там было спокойно. Никакого намека на присутствие людей.

Противоположный склон в отличие от этого был ниже, отложе и имел какую-то растительность. На его террасах виднелись заросли кустарника, встречались и деревья, но спускаться по нему пришлось столько же, сколько карабкаться сюда. И виною тому была старая не по размеру калоша на правой ноге, постоянно скользившая по глиняному серпантину, перемешанному с галькой, и норовившая сбросить его вниз. Обмотки курпачи* на правой, хотя и не слишком скользили по глине, но надежным тормозом не являлись, а спускаться босиком было бы еще сложнее, да и дольше. Пришлось бы еще внимательнее смотреть под ноги, чтобы не пораниться о камни и острые выступы скал.

Естественно, что его преследователи в нормальной обуви спустятся намного быстрее. Да и на переправу затратят меньше времени. Ведь они тоже увидят эти шары и догадаются, как одолеть протоки с меньшими потерями. Догадался же он, почему же о них нужно думать хуже? Та же тетушка часто повторяла, что о противнике правильнее думать, как о более ловком, сильном и быстрее соображающем. Значит, появившись на вершине противоположного склона, примерно часа через два они уже могли подойти к подножию склона, на котором находился он.

«Что же делать?.. Неужели ждать, пока они полезут сюда, и по одному расправляться с каждым?» – подумал он и почувствовал неприятный холодок под сердцем.

Он не сомневался, что справится с любым, кто только попытается подняться вслед. Еще бы! Уж он-то представлял, что испытывает человек, который, карабкаясь по осыпи камней местами на животе, извиваясь змеей, думает только о том, чтобы не сорваться вниз. А камни, что сыплются из-под рук и ног, рождают лавину внизу, треск и грохот которой удесятеряет эхо, тонущее в первозданной тишине этих мест, и хоронят каждого, кто идет следом.

Место было идеальным, чтобы остановить целую армию. В горах один человек на тропе, да еще наверху, это просто неприступная крепость. Недаром горстка спартанцев остановила многотысячную армию персов у Фермопил, а те горы по сравнению с Памиром были просто маленькими холмиками.

«Нет!.. Этого допускать нельзя! – твердо решил он. Не мог же он и в самом деле становиться убийцей, да еще своих братьев, вина которых заключалась только в том, что они выполняли приказ старших. Нужно было придумать что-то другое».

На ум ничего другого не приходило. Снова почувствовалась смертельная усталость, заставившая его присесть и снова вытянуть одеревеневшие ноги.

«Ладно! - уговаривал он сам себя. - Пригрожу им, что буду вынужден защищаться, в конце концов, устрою обвал. Должны же они понять, что у меня другого выхода нет. А дальше будет видно».


-2-

Этот сумасшедший, злополучный день начался для него с того самого времени, когда людей посещают самые глубокие и сладкие сны.

Когда он случайно проснулся ночью и понял, какую коварную, мерзкую западню ему приготовила родня, его охватили ужас и отчаяние. Выбор был небогат: или подчиниться дикому, жестокому, ущемляющему его достоинство решению старших, или погибнуть. Раз уж они решились на такое вероломство, то и его упорство могло бы закончиться полетом в пропасть. Именно тогда и возникло решение бежать в горы. Все иные пути были отрезаны. Его поймали бы на первом же перевале. Слишком хорошо он знал своих родственников, особенно тетушку, которая все это устроила и, конечно же, все предусмотрела. Связываться с ней, да еще противоборствовать никто бы не решился, поэтому рассчитывать не чью-то помощь, особенно родных и земляков было бесполезно.

И весь день он бежал, заметая следы, карабкаясь по крутым склонам, преодолевая бурлящие горные ручьи и реки. Порой он так взлетал на суровые Аланские вершины*, а потом так же стремительно по ним спускался, что ему бы могли позавидовать самые заядлые и одержимые альпинисты.

С той самой минуты, как только он вступил на эту опасную «козью» тропу, которую ему еще в детстве показал дед Ниязи, он не позволял себе ни присесть, ни надолго остановиться. Понимая, что его будут искать, он решил, во что бы то ни стало оторваться от погони хотя бы на два – три часа пути. Теперь стало очевидно, что он опередил своих преследователей на большее время, хотя шел по тропе почти сутки. Тогда за это время они с дедом не только прошли ее всю, но и успели поужинать в доме его друга, Пира, в памирском кишлаке. Но это его не удивляло.

Тропа сильно изменилась с тех пор, ведь прошло почти пятнадцать лет, да и ему было тогда всего шесть. Хорошо еще, что он вообще о ней вспомнил.

Движение по горной тропе – это несхожие шажки, разнокалиберные прыжки, скачки вверх, вниз и в стороны. При этом нужно непрерывно решать головоломки, балансируя, цепляясь руками и ногами за камни. Оглядеться можно только остановившись, иначе – осечка в тончайшем расчете движений, потеря равновесия и падение.

Ибрагим часто подмечал, что у многих горных жителей какая-то своя, только им присущая походка, чем-то похожая на кошачью, с той только разницей, что у кошки четыре лапы. Ступая по незнакомой, а порой даже по знакомой местности, горец делает ногой один-два пробных шажка, чтобы убедится, что почва, камень или глубокий снег не провалятся и не унесут его в пропасть или расщелину. И только окончательно убедившись в отсутствии опасности, он совершает последний, но все равно осторожный шаг. Естественно, что все это проделывается привычно и довольно шустро, поэтому создается впечатление, что он отдергивает и встряхивает ноги, словно бы пружиня ими, как та же кошка. Ходить иначе, вернее, как это делают в долине, здесь просто опасно. Помочь себе руками, как альпинисты, у которых под рукой всегда найдется альпеншток или какой-нибудь шест, он не может. Руки, как правило, заняты. Ведь он здесь живет, а не приезжает побродить в поисках острых ощущений и обозрения этих величественных красот. Вот и получается, что даже ползать по горам ему приходится только ногами.

Ибрагим, увы, такими навыками не обладал, хотя проходил и пролазил по горам почти все свое детство. Просто тогда все это ему было не нужно. Он ведь никогда и никуда не спешил, да и обычно не поднимался так высоко на эти безжизненные кряжи и плато. Та любовь к горам «с интересом», как он часто посмеивался над собой, не заставляла его забираться выше двух – трех километров над уровнем моря. Змеи, за которыми его научил охотиться дед, обычно водились в низинах, в ложбинах ущелий, ближе к воде. Конечно же, приходилось преодолевать перевалы, даже одолевать какие-то вершины, реки, чтобы добраться до нужного ущелья, но все это в основном были хоженые тропы, имевшие более-менее нормальные мосты и переправы. Сегодня же он забрался туда, где людей и их следы можно было встретить, как в самом невероятном, фантастическом кино. Нет, конечно, можно было находиться здесь и даже выше какое-то время, но жить долго здесь не смогли бы даже памирцы. От одного перепада температуры можно было сойти с ума, не говоря уже о жажде, разреженном воздухе и нехватке кислорода. Увы, выбирать не приходилось, не по своей воле он оказался здесь, на этой тропе. Другой дороги к свободе, независимости и сохранению чести он видел, не знал, да ее вероятнее всего и не было.

Поэтому ему не оставалось ничего другого, как нестись по этим камням, взбираться на голые, отвесные скалы, форсировать грозные водные потоки, только чудом не срываясь в пропасти, расщелины, не разбиваясь о камни в бурлящих, ледяных реках. Видно, это тоже был своеобразный способ миновать коварные места. Только боковым зрением он видел, а чаще всего слышал и чувствовал, как за ним срываются в пропасть камни, на которые он только что ступал, рождающие камнепады, снежные обвалы и лавины.

Преодолев один такой сложный, опасный участок, что неосторожным движением вызвало довольно сильный камнепад, он неожиданно вспомнил, как приезжая в очередной кишлак с тем, чтобы полазить по горам в поисках какой-нибудь полезной живности, часто выслушивал строгие наказы жителей. Все они сводились к тому, что он должен вести себя в горах как можно осторожнее, чтобы ни в коем случае не навредить самому кишлаку, а так же дорогам и тропам, обеспечивающим его жизнедеятельность.

- Мы рады, что ты любишь горы, - напутствовал его старейшина памирцев, мудрый и добрый старик в одном из таких кишлаков. – Долинные таджики редко забредают в горы сами, да еще пешком. Ты же нас просто удивил. Один, без старших лезешь туда, куда не решаемся забираться даже мы. Мы всегда рады принять тебя, встретить как друга, брата, но если ты сотворишь обвал, камнепад или лавину, которые принесут беду нашему кишлаку, дорогам, к нему проложенным с огромным трудом, сюда лучше не возвращайся! Мы добрый народ и всегда рады гостям, но мы не можем, не имеем права прощать человека, который несет зло и беды нашему народу. Недавно здесь были альпинисты, которые вели себя неподобающе. Они кричали, как ишаки, визжали от радости, как обезьяны, так стучали своими молотками по скалам, что вызвали сразу несколько снежных обвалов. Хвала Аллаху, что не допустил лавины, не покарал нас, но их он наказал суровой снежной бурей. Кто-то погиб сразу, остальные пытались спастись. Так вот, из долины пришли люди, чтобы оказать им помощь. Они просили о помощи и нас, но мы все, как один, отказались даже за очень большие деньги. Почему мы должны помогать тем, кто не уважает нас, наши горы и Аллаха? Среди этих недоумков было несколько женщин, но мы зажимали в кулаки свои сердца и старались о них не думать. Этих людей для нас просто уже не существовало. Раз их решил покарать Всесильный, могли ли мы вмешиваться в его праведный суд? Учти все это и старайся думать не только о своей осторожности, но и о последствиях! Горы любят отважных людей, помогают им, но не прощают необдуманных поступков. Да поможет тебе Аллах, да убережет тебя от легкомыслия и бессилия!

Часто потом, вспоминая слова старика, Ибрагим старался не общаться с альпинистами. С одной стороны, они ему нравились. В основном это были интеллигентные, симпатичные люди, правда, чуть грубоватые, но очень любящие, знающие горы, бредящие покорением вершин. Его тянуло к ним из-за их открытости, особенно из-за простых и душевных песен под обязательную гитару. К тому же он понимал, что чаще всего они забирались туда, куда не ступала нога человека, что способствовало еще лучшему изучению его родного края. Уже позже он полюбит эти песни, а Висбор и Высоцский станут его любимыми авторами, но пока здесь, в горах он еще относился к ним с враждебностью. Он был сыном своего народа, и ему было обидно за свой родной Памир, девственная природа которого нежна и ранима, как только что появившееся на свет дитя. Большинство из этих людей действительно приезжали сюда, чтобы поиграть на своих и чужих нервах, погонять адреналин в крови и потешить свое самолюбие. Их отношение к местным жителям оставляло желать лучшего. Они их не понимали, да и не стремились понять, в лучшем случае, считая их наивными, добродушными аборигенами.

Понятно, что и те отвечали им тем же. Во всяком случае, Ибрагим понимал своих собратьев, нередко дружно встречавших этих искателей острых ощущений недовольными взглядами, а то и камнями. Усмешку у него вызывали книги и фильмы об альпинистах, где местные жители встречали их, как самых дорогих гостей, радушными улыбками и хлебосольными достарханами. Конечно же, такое происходило, но только один единственный раз. После этой первой встречи и тех, и других, как правило, ожидало полное разочарование. Дорогие гости и гостеприимные хозяева превращались во врагов. Ни о каких дальнейших дружеских отношениях не могло быть и речи. Даже жители Варзоба, излюбленного альпинистской и горнолыжной братией за близость к Душанбе, хотя и смирившись с нашествием этой непрошеной публики и живя в основном за ее счет, от души посылали на ее головы проклятия. Альпинистов и туристов в этих краях большей частью считали чем-то вроде инородных и вредоносных тел. Поэтому и Ибрагим, впитавший это чувство с молоком матери, относился к ним с такой же антипатией.

Самое смешное, что сами они, распознавая в нем такого же страстного единомышленника, любителя гор, привязывались к нему, как банные листы и старались приобщить к альпинизму. Они почему-то были уверены, что «он – таджик, да еще такой продвинутый» непременно знает места на Памире, где «еще не ступала нога альпиниста». И хотя виной были его рассказы о родном крае, он был непреклонен. Он был готов заниматься чем угодно, но только не альпинизмом, хотя именно в нем он без труда бы добился самых высоких спортивных результатов.

Эти воспоминания заставили его немного умерить свой бешеный темп. И, хотя за ним гнались с тем, чтобы его погубить, он решил, что не имеет права уничтожать, калечить природу и творение человеческих рук. Он должен был быть честным даже со своей погоней. А кто, в конечном счете, победит, должны решать сила, выносливость, ум и Аллах. Ведь Всемилостивый вместе с дедом пока что помогали ему двигаться вперед.

В некоторых случаях могло показаться, - все, дальше пути нет, но так казалось только на первый взгляд. Например, как преодолевалась глубокая расщелина, шириной пяти-шести метров, а на противоположной стороне нет ни одного приличного камня, расщелины, короче, места, за которое можно бы было зацепиться камнем с веревкой, и навести переправу? Понятно, что, даже сильно разбежавшись или используя шест, этой расщелины не одолеть, к тому же еще и с ребенком. Дед преодолевал это так.

Сначала он внимательно исследовал противоположную скалу и подбирал подходящий уступ, находящийся ниже обоих краев расщелины. Затем он брал веревку, вязал на ней узлы, в которые вставлял дощечки, закреплял ее, спускал в расщелину и спускался по ней вслед, как по лесенке, предварительно подстраховав себя другой веревкой. Следующим этапом он перебирался на дощечку с узлом, который находился вровень с подобранным уступом. Ну, а потом оставалось оттолкнуться, немного раскачаться, лихо перемахнуть на противоположную сторону и, наконец, попасть в нужный уступ. И все, переправа была наведена.

Маленький Ибрагим воспользовался ею, проделав то же самое, что и дед, с той только разницей, что привязывался к тому страховочной веревкой. Когда они возвращались назад, то снова пользовались этими своеобразными «качелями». После всего этого дед аккуратно снимал веревку и клал ее в мешок. Тропа снова становилась непроходимой.

Вообще, без хорошей, надежной веревки соваться в горы бессмысленно. Та, бельевая, прихваченная в поселке, годилась только для того, чтобы перевязать тюк. Сделать из нее навесную переправу, а именно: привязать большой камень, часами кидать его на другую сторону ущелья или пропасти, чтобы крепко зацепиться им за расщелины, а потом переползать на ней, ухватившись руками и ногами, было абсолютно безнадежным занятием. Во-первых, она была короткой, а во-вторых, все равно перетерлась бы на камнях. Хорошо, что он вспомнил, где они с дедом прятали кое-какой скарб, необходимый в горах. Конечно же, в тайнике, расположенном вблизи источника, недалеко от поселка деда, не сохранилось ничего из припасов. Истлела так же одежда, вконец испортились спички, топливо, но веревка осталась целой, да еще в неплохом состоянии. И она очень даже пригодилась, как для преодоления расщелины, так и в качестве страховки.

Подобных случаев, а так же других, на первый взгляд непреодолимых препятствий было множество, и, если бы не подсказки деда, одолеть тропу было бы невозможно. Пользуясь ими, Ибрагим шел по ней уверенней, однако изменения, произошедшие за столько лет, постоянно подвергали его уверенность сомнениям, что заставляло его тратить драгоценное время на остановки, обдумывание и поиск новых решений.

Он не боялся трудностей и изменений, произошедших с тропой, не удивлялся тому, что тогда с дедом, двигаясь неспешно, они преодолели ее всего за шестнадцать часов. Его тревожило и мучило только одно – осталась ли она вообще проходимой?

Раза два ему казалось, что он ее потерял. В первый пришлось возвращаться метров сто, чтобы удостовериться в верности пути, во второй - он умудрился забрести на полкилометра в совершенно незнакомое место. Полкилометра в горах, да еще по незнакомой местности, неимоверно трудны и опасны, хотя не менее опасно двигаться и по знакомой.

Годы и в самом деле значительно все здесь изменили. Несмотря на неплохую зрительную память, с большим трудом узнавались даже знакомые места. Правда, шли они с дедом поздней осенью, когда в горах наступала благоприятная пора. В это время, как правило, здесь все вставало на свои места. По крайней мере, бурные потоки снижали напор, превращаясь в мелеющие, относительно тихие реки, и ложились в свои обычные русла. Конечно, и сейчас в начале июня они еще тоже не особенно шалили, но какой-нибудь шальной, случайный камнепад или лавина могли неожиданно все изменить. Увы, не по своей воле он оказался здесь. Ничего другого не оставалось, как упрямо двигаться вперед. Надо было еще благодарить Аллаха, что не пришлось совершать этот побег чуть позже, в конце июля или начале августа. Вот уж когда здесь появляться не стоило бы. Это был самый пик летнего половодья, когда возникали большие суточные колебания уровня воды и довольно часто случались селевые потоки.

Однако тропа и сейчас постоянно преподносила сюрпризы.

В первом ущелье лавина полностью уничтожила те крошечные уступы и терраски на скале, по которым на нее можно было забраться без особого труда. Пришлось потерять уйму времени, опетляя ее спиралями.

Преодолевая не очень большую высокогорную пустыню на плато, где не было ни воды, ни растительности, около двух часов пришлось пережидать штормовой, сбивающий с ног ветер. Оставалось присесть на камень и смотреть на буйство стихии. Зрелище было пугающим, неприятным и завораживающим. Казалось, попади какое-нибудь живое существо в этот страшный смерч, и от него ничего не останется, но песчано-пылевой столб несколько раз накрывал его, забивая глаза, нос и уши мельчайшей пылью, и отпускал совершенно невредимым. А на вершине горбатого хребта, между вторым и третьим ущельями, пришлось, хотя и не очень долго, продираться еще и через снежный буран, тоже оставивший малоприятное впечатление.

Дед как-то рассказывал про зловещую долину «Моркансу», где смерчи и бураны, сменяя друг друга, не унимались никогда. Ее не зря прозвали «Долиной тысячи смерчей». Теперь Ибрагим был даже рад, что попал только в один смерч и один буран.

Во втором ущелье так же поджидал очередной сюрприз. Могучие, стремительные воды одного из притоков Муксу* изменили русло, поднялись и полностью снесли «овринг»*- удивительное рукотворное подобие тропы, возведенное неутомимыми горными таджиками.

Это было довольно странное сооружение.

В расщелины скал вбивались, а чаще просто всовывались размоченными концами толстые, длинные жерди, на которые продольно накладывались другие жерди, прутья и ветки. Все это тщательно связывалось, переплеталось, укреплялось, и получалась довольно прочная сетка, на которую насыпались камни и даже щебенка. В результате прокладывалась своеобразная навесная дорога, по которой можно было ходить, даже ездить на ишаке. Правда, это требовало определенного навыка и смелости. Овринг постоянно осыпался, камни, прутья и щебенка летели в пропасть и уносились стремительными, мощными потоками горной реки. Самое неприятное, что все это изгибалось, скрипело, раскачивалось при движении, и казалось, что все эти рассохшиеся доски, истлевшие прутья держатся только на «честном слове». К удивлению, овринги существовали столетиями, но что удивляло и поражало еще больше, они практически не требовали серьезных капитальных ремонтов, так как были сделаны от души, как говорится, на совесть.

Видимо, этот давно потерял свою актуальность, и никто его больше не ремонтировал, даже не латал. В результате Ибрагиму, словно мухе, пришлось ползти по отвесной стене над несущейся и грохочущей внизу рекой. Другого пути не было. Преодолевать эти опасные и неимоверно трудные двадцать с лишним метров пришлось не менее полутора часов.

Немного передохнув, он снова упрямо устремился вперед. Дороги назад, как и времени для отчаяния и долгих раздумий, увы, так же не было. И те короткие остановки, которые приходилось делать, чтобы отдышаться, он использовал для того, чтобы оглядеться и убедиться в правильности выбранного направления.

Наконец, он добрался до этого склона в третьем, предпоследнем ущелье.

Оставалось пройти уже меньше трети тропы, но и этот путь таил немало опасностей и сложностей. После преодоления этого ущелья начинался еще более крутой подъем на снежное плато, пройдя по которому можно было, наконец, спуститься к четвертому, последнему ущелью, где на противоположном, восточном склоне располагался кишлак памирцев. А это означало, что дальше почти день придется идти по снегу, при минусовой температуре, скорее всего, при сильном, обжигающем ветре. Но даже это пугало не так, как Солнце с его испепеляющими лучами, которые усиливались на этих высотах, выжигая кожу до мяса.

Тогда, пятнадцать лет назад он очень сильно обгорел именно на этом леднике, хотя дед старался тщательно укрыть все открытые места. Сегодня он и так уже успел схватить значительную порцию солнечных ванн и чувствовал, как горели от ожогов лицо, руки и шея. Хорошо еще, голова была обмотана подобием чалмы, иначе еще утром солнце свалило бы его своим сокрушительным ударом. Хвала Аллаху, что мудрый, заботливый дед научил его, как от этого спасаться, показал места, где набиралась вода. Эти порой совершенно незаметные источники, как будто специально сопровождали тропу на всем ее протяжении. Без них она тоже была бы непреодолимой. В горах организм обезвоживается намного быстрее, чем в жаркой и знойной долине. И чем выше поднимаешься, тем сильнее мучает жажда.

Завтра предстоял не менее трудный день, может и труднее. Вероятнее всего, можно было получить ожоги кожи, а может и обморожение. Следовало хорошенько подготовиться к встрече с небесным светилом, холодом и жаждой, чтобы обойтись меньшими потерями и дойти до цели. Для всего этого требовался основательный отдых. Стало окончательно понятно, что именно здесь, на этом выступе придется остановиться до рассвета. Конечно же, внизу, в глубине ущелья сделать это было бы разумнее. Там было и теплее, и было из чего соорудить и шалаш, и костер, но при мысли, что для этого придется осторожно, не менее двух часов, спускаться обратно вниз, он грустно усмехнулся. Ни сил, ни времени, да и спичек у него не было.

От усталости начали слипаться веки. Испугавшись, что засыпает, он вскочил, как ужаленный. Мысль о погоне снова лишила покоя, и он до боли в глазах вновь облазил ими все ущелье. В том месте, откуда могли показаться его преследователи, так же не было никакого намека на движение. Все еще боясь поверить своим глазам, он немного успокоился и сполз спиною по скале, принимая прежнее положение.

«Почему же их до сих пор нет? – удивленно подумал он. - Что же случилось? Неужели они отказались от погони?»

Он представил себе, как его исчезновение переполошило поселок, как его ищут по всем дорогам и окрестностям, докладывая дяде Анвару, как самому старшему, что беглеца нигде нет. А тот, проклиная свою судьбу, строптивого племянника, с ужасом думая только о том, как отреагирует на это его грозная сестра, посылает их снова и снова.

Ибрагиму в какой-то момент стало жалко этого доброго, тихого старика, постоянно попадающего в различные комичные ситуации, превратившие его в мишень для всеобщих насмешек. Завидуя отцам, у которых рождались сыновья, он и его жена Муслима произвели на свет тринадцать девочек, которых постоянно воровали, чтобы не платить калым. На его шею всегда удобно усаживались все те, кто любил поживиться за чужой счет. И таких умников было немало. А это и его капризные, избалованные доченьки со своими мужьями и детьми, и многочисленные бессовестные родственники и соседи. Его вечно обманывали, разыгрывали, вытаскивая из него последние гроши, которые случайно оставались после опустошительных набегов предыдущих обманщиков. Дядя все это стойко терпел и улыбался. Иногда даже складывалось впечатление, что все это ему доставляет удовольствие.

«А может он и не догадывается, куда сбежал находчивый, взбалмошный племянник? Ведь о горах он наверняка подумает в последнюю очередь. Ну, конечно же, может и вовсе не подумать, если не получил на этот счет никаких инструкций» – неожиданно осенило Ибрагима, прекрасно знающего добродушный и безвольный характер своего дяди, ясно представив себе его растерянное и беспомощное лицо. Горы тот не любил, боялся и вряд ли погнал в них ребят без команды свыше. Те, в свою очередь, тоже умерили бы свой пыл и инициативу. Кому ж охота лезть на скалы, которых они боялись, как черт ладана? Да, дядюшке здорово достанется, если не досталось уже.

Незадачливому старику частенько доставалось от младшей сестры, которая частенько ворчала, что этому «бракоделу» ничего поручать нельзя. И можно себе только представить, какой она получила удар, увидев, что вся ее весьма неплохо продуманная затея трещит по швам. Проигрывать она ой, как не любила, не прощала никому никаких промахов, а уж тем более, когда они происходили по глупости и слабохарактерности.

При воспоминании о тетушке, у Ибрагима заныло под ложечкой.

«А ведь только она могла догадаться, - продолжал размышлять он. – Вот она-то и отправит погоню, как только появится в поселке».

Да, только одна тетушка могла догадаться, куда пропал племянник. И только она могла заставить родню, не любившую, не знающую горы, пойти за ним следом. Была задета ее честь, а этого она вообще не прощала никому. Да она и сама бросилась бы в погоню, несмотря на неприязнь к горам и преклонный возраст. К счастью для Ибрагима, в поселке ее появление ожидалось только днем, скорее всего в полдень. Уж он-то знал, что ради такого случая она и проснется до рассвета, и водителя будет подгонять всю дорогу.

Возникшее предположение, что они могли выйти в полдень или чуть позже, означало, что Ибрагим опережал их часов на десять – двенадцать. Они должны были находиться во втором ущелье, даже если шли быстрее. Естественно, что ночь остановила их так же, как и его, а преодолевать скалистый гребень в сумерки было равносильно самоубийству. В результате, у него было время до рассвета. Его предположение как раз и подтверждалось тем, что он их еще не видит.

Эти размышления его снова успокоили. Теперь он, наконец, мог расслабиться и подготовиться к отдыху. Боль в голове и ушах потихоньку стихла, но тошнота и легкое головокружение пока еще изредка давали о себе знать. Он зевнул и по привычке взглянул на левую руку, где должны были находиться часы. Командирские часы - его гордость и подарок командира подводной лодки остались в поселке, в комнате, откуда ему сегодня так спешно пришлось убегать. Чертыхнувшись, он приподнялся, вытянул из смастеренного мешка старый драный халат деда Мансура, натянул его на себя, закутался в прихваченную из поселка курпачу, прижался спиной к скале и с удовольствием расслабил уставшее тело.

«Ну надо же! – усмехнулся он, не сводя настороженного взгляда с противоположного склона. - Приехал погостить домой, называется! Кому рассказать, не поверят. Взрослый и уже вроде бы состоявшийся мужик, отслуживший три года в армии, отучившийся год в московском институте, как горный козел, убегаю по козьей тропе от своих же братьев. Вот уж тетушка уладила, так уладила вопрос со свадьбой и просьбу любимого племянника! Видели бы меня сейчас ребята!.. Видел бы все это дед!.. А может он меня сейчас видит? – подумал он и поднял глаза на небо. - Да, дедушка, ты был прав, когда говорил, что предают только свои. Такого, что сегодня придумали наши родственнички, не придумает самый смертельный, изощренный враг. И ведь все ради моего счастья, благоденствия и процветания нашего, а стало быть, и твоего рода. Неужели они только так понимают, что такое счастье, что именно так можно осчастливить свое любимое чадо? Хорошо, хоть ты меня понимал и научил быть гордым и независимым. Как видишь, твои уроки не пропали даром. Как же я тебе благодарен, огромное тебе спасибо за все! Если бы не ты, да не твоя тропа, оставалось только самому прыгать головой в пропасть. Твоя дочь устроила мне такую жаровню, что у меня до сих пор пятки горят. И теперь я иду к твоим друзьям – памирцам искать помощи и защиты. Еще раз огромное тебе спасибо, дед! Ты снова меня выручаешь. А я, вроде, не подкачал, с тропой твоей вроде бы сладил, хотя прежде даже не представлял, что сумею все вынести, а главное, поспорить со всеми сразу, и с родней, и с тетушкой, и с этими горами. Нет, определенно твои уроки оказались для меня самым драгоценным в жизни даром. Жаль, конечно, что всего ты не успел мне передать, и мы с тобой так мало виделись, но, как ты говорил, не нужно гневить Аллаха. И все-таки очень грустно, что тебя нет рядом. Хотя знаешь, сегодня, как никогда, я ощущал твое присутствие, и не только твое. Твой друг и мой второй дедушка Саид тоже был рядом. Вы ведь действительно все время были рядом, помогали и снова давали советы даже оттуда, с неба, откуда, как говорят, еще никто не возвращался. Получается, что вы никуда от меня не уходили, а когда случилась беда, тотчас пришли ко мне на помощь. И ведь это самый настоящий очередной урок, никогда не забывать тех, кто дал тебе жизнь, воспитывал, вложил в тебя душу. Вы продолжаете меня учить, помогать мне, давать советы как поступать в самые ответственные моменты жизни. Знаешь, что я скажу на все это? Как же мне повезло и какое это счастье, что у меня в жизни были вы. Благодаря именно вам, я теперь могу сказать, что становлюсь настоящим мужчиной, ответственным за свои поступки и способным постоять за свою честь. Спасибо вам родные мои! Я очень постараюсь, быть достойным вас, не забывать вас и ваши уроки. Сейчас, после всего того, что произошло, я еще больше уверовал в то, что необходимо всегда помнить – кто ты, откуда, кто тебе дал жизнь и наставил на жизненный путь. Вы всегда учили, быть благодарным за все то добро, которым кто-то меня одарил, и будет одаривать и дальше. Не буду клясться, чтобы тратить слова и гневить Аллаха, может случиться и так, что я что-то забуду. Сейчас мне трудно быть благодарным той же тетушке, хотя она тоже для меня много сделала, да и родителям тоже. Меня все время преследует мысль, что они тоже принимали участие в этом кошмаре, по крайней мере, наверняка знают о тетушкиных замыслах. Но мне кажется, что они все очень горько пожалеют, если не пожалели уже, о том, что сотворили. Вы же, вероятно, поняли, что я не отступлюсь и не поверну назад. Тетушка, вероятно, тоже начинает понимать, что проиграла в этом поединке, а я постараюсь сделать все, чтобы не случилось обратное. Никто не знает, как все сложится дальше, но я постараюсь быть сильным и справедливым, чтобы когда-нибудь понять их, а может даже и простить. А сейчас мне действительно нужно отдохнуть, чтобы встретить завтрашний не менее трудный день. До завтра, мои дорогие, и еще раз большое вам спасибо»!

Быстро темнело. Мгла уже скрыла долину вместе с туманными шарами. Глядя на эту жутковатую картину, казалось, что внизу огромная, бездонная пропасть. О том, что дно еще существует, напоминала шумящая внизу река. Суровый и могучий Памир готовился ко сну и начинал прятать свои величественные красоты.


-3-

«Какая странная тишина», – подумал Ибрагим, приоткрыв глаза. В большой просторной комнате, расположенной на мужской половине дома деда, было странно тихо и темно. Почему-то не слышался дядин храп и сопение братьев. Судя по свету, еле сочившемуся из-под занавески на окне, до рассвета было еще далеко.

Он отлично помнил, что вчера вечером после долгого, сытного азиатского ужина какое-то время не мог заснуть от нахлынувших впечатлений и слышал, как рядом мгновенно захрапел дядя, а потом глубоко задышали, засопели четверо его братьев. Сейчас стало понятно, что в комнате их нет. Вместо них его чуткий, натренированный слух уловил чье-то незнакомое, тихое, сдержанное дыхание. В комнате явно был кто-то чужой. И этот кто-то явно не спал, осторожно наблюдая за ним.

Ибрагим попытался поднять голову и тотчас ощутил резкую боль в затылке. Чтобы ее прогнать, пришлось несколько раз встряхнуть головой. Боль усилилась, а к ней прибавилась еще и тошнота. Привычный к бесконечным тревогам, побудкам и быстрым подъемам на лодке, он очень удивился этому необычному, странному состоянию. Глаза слипались, а голову камнем тянуло к подушке. Что-то подобное он уже испытывал, когда из-за аварий на подлодке отключался агрегат, регенерирующий воздух, но и тогда он мог хоть как-то двигаться и четко мыслить. Теперь же он не мог даже подняться, а главное, как-то странно путались мысли.

«Неужели за ужином что-то подсыпали? Вероятно, «отвар усни - травы» – предположил он, не раз наблюдавший, как действует это коварное зелье. Им неоднократно пользовалась тетушка, когда нужно было кого-то надолго отключить. Усыпленный беспробудно спал больше обычного, а, проснувшись, еще долго не мог прийти в себя, не понимая даже, где находится.

Про эту траву и ее действие ему много рассказывал еще и дед Ниязи. А еще он несколько раз видел, как тот вместе с дедом Мансуром концентрированным отваром маковых семян исцеляли сильные головные боли у людей. Те спали несколько суток подряд, изредка просыпаясь, чтобы сходить в туалет, да и то, под присмотром провожатого.

Предположение подтвердилось, когда он снова попытался подняться. Вероятнее всего, его напоили именно этим отваром. Он еще удивился, что его любимый барбарисовый напиток, которым его поили вчера, имел какой-то очень знакомый, но давно забытый, сладковатый привкус. Только теперь он вспомнил, что именно этот привкус имели ватрушки, которыми его в детстве по вечерам потчевала баба Ира, чтобы он крепче спал. Да, это был отвар специальных опийных маковых семян, причем, привкус был сильным, даже несколько приторным, значит, и концентрация была неслабой. К тому же пил он один, никто больше к графину не притрагивался. Плов был необычно соленым и сильно приправленный специями, поэтому очень хотелось пить. А кроме того среди приправ явно присутствовали зерна конопли, которую нередко подсыпали специально для всеобщего веселья и небольшого дурмана. Да, родственники постарались на славу, вчера во время ужина он влил в себя не меньше двух-трех литров напитка.

Хитрое, коварное зелье неотвратимо и верно вершило свое дело, не позволяя сделать ни одного, даже малейшего движения. В его затуманенной голове молнией вспыхнула мысль – «Одурманили, напоили специально»! Ну, конечно же, его точно решили усыпить и одурманить, затеяв что-то очень коварное. Нужно было срочно что-то предпринимать, пока он снова не отключился. Чувствуя, что вот-вот заснет, он одним только усилием воли поднял тело. Голова налилась свинцом, загудела и закружилась. От слабости заложило уши. Почти теряя сознание от жуткой отдышки, он осторожно нащупал рукой стену, подполз к ней, прижался спиной и попытался осмотреть комнату. Глаза, начинающие привыкать к темноте, наконец, стали различать очертания предметов. Неожиданно его взгляд выхватил из темноты девичий силуэт, сидевший на корточках у самой двери, и он все мгновенно понял.

Это была самая настоящая коварная западня. Девушку подсадили к нему в комнату, чтобы его женить и, наконец, обуздать, сломить его гордый, независимый нрав.

От отчаянья и жестокой обиды он вновь попытался вскочить, но снова чуть не потерял сознание. Тело упорно не желало подчиняться. Стало понятно, что двигаться нужно еще осторожнее, чтобы не отключиться. Прежде всего, попытаться прогнать эту странную сонливость, ослабив действие снотворного снадобья. Собрав последние силы, он снова резко приподнялся и, ощутив сильный приступ тошноты, мгновенно сунул пальцы в рот.

Метод очищения организма, подсказанный когда-то дедом, той же тетушкой, сразу же подействовал. Стало немного легче, голова еще гудела, но меньше и не так напряженно, позволяя легче мыслить и отдавать команды телу. Для закрепления первого успеха он еще несколько раз засовывал пальцы в рот, и только окончательно убедившись, что желудок почти опустел, прекратил себя мучить, немного успокоился и отдышался.

«Да, это западня!.. Причем продуманная и хитрая. Вот сволочи! - с досадой думал он, отплевывая в угол неприятную, горькую слюну с остатками вчерашнего ужина. – Конечно же, это все тетушка. Называется, уладила вопрос со свадьбой. Поэтому и усыпить решили, и в горы заманили. Гады, просто сволочи! Надо же так подло и мерзко обмануть! Средневековье какое-то!»

Да, все сходилось на том, что именно так решили обуздать его строптивость и подчинить своей воле. Такие щекотливые и темные «делишки», как правило, старались «обделать» именно в горах, в самых труднодоступных районах. И свидетелей нет, все же свои, а кто не свой, тоже будет молчать, как рыба, и убежать практически невозможно. Недаром именно здесь, во время своего краткосрочного отпуска из армии он сам прятал своего школьного друга Карима и его любимую девушку Муниру, которых на время надо было надежно укрыть от посторонних глаз. В простонародье это называется «кражей невесты», и Ибрагиму пришлось принять в этом, давно ставшем традиционным обряде самое непосредственное, активное участие.


-4-

Карим и Мунира любили друг друга и собирались пожениться, но жених никак не мог собрать денег на свадьбу, хотя уже работал сапожником и неплохо зарабатывал. Он был самым старшим сыном у своих небогатых родителей. Денег в доме не хватало, все до копейки тратилось на пятерых младших братьев и сестер. Его мать осталась вдовой в тридцать три года с тремя детьми, старшим из которых был он, Карим. Через два года она снова вышла замуж за небогатого вдовца, инвалида, потерявшего во время землетрясения руку, двух взрослых детей, внучку и жену, который и стал его вторым отцом. А еще через год в их семье один за другим появились братишка и сестренка.

Из-за этого Кариму пришлось бросить школу, где он прилежно, усердно учился и даже подавал большие надежды, как талантливый математик. Он был целеустремленнее и усидчивее Ибрагима, которому не хватало именно этих качеств, чтобы стать отличником.

Карим трудился все дни с раннего утра до позднего вечера, выкраивая редкие минуты, чтобы немного позаниматься школьными науками. У него была мечта: получить экстерном аттестат о среднем образовании и поступить в Душанбинский университет. Но времени, как и денег, катастрофически не хватало потому, что он был единственным полноценным кормильцем в своей большой, дружной семье, за что получил даже отсрочку от армии. Его родители получали небольшие пенсии и крохотную помощь государства в виде скудных подачек и обносков. Без помощи старшего сына семья бы вообще умерла с голоду. Все это вызывало искреннее уважение, и Ибрагим с большой симпатией относился к другу.

Приехав на побывку из армии, он узнал, что родители Муниры отвергли предложение бедного жениха и решили посватать дочь за какого-то важного и богатого чиновника. Увы, на Востоке редко кто считается с мнением и выбором дочери-мусульманки, как впрочем, и сына тоже. У влюбленных остается один путь – бежать от родителей, чтобы бороться за свое счастье. И Ибрагим счел своим долгом помочь другу, предложил ему и Мунире на время укрыться в горах, в доме своего деда.

К счастью, скрываться пришлось недолго. Родители Муниры, поставленные перед фактом, смирились и решили не мешать счастью дочери. Через неделю после побега они объявили, что прощают молодых и готовы сыграть свадьбу.

В Таджикистане свадьбы, как правило, празднуют одинаково, однако существуют отличия, особенности, присущие определенным областям.

Родители Карима, уроженцы Горно-Бадахшанской области, настаивали на том, чтобы невеста по традиции была одета в семь национальных платьев с семью повязанными на голову платками. Мать Муниры, уроженка Хатлонской области, в свою очередь предлагала дочери свои платья, которые у них передавались по наследству. Однако молодые предложили ограничиться современными обрядами, бытующие в Гиссарской долине, и все с этим согласились. А дальше свадебные мероприятия проводились по заведенному порядку.

Мать Карима с гостинцами для родителей совершила визит в дом невесты и оповестила о том, что ее сын хочет жениться на их дочери. Гостинцы и подарки были приняты, что означало: родители невесты были намерены продолжать обсуждение данного вопроса и дальше.

Тогда мать жениха пришла во второй раз и принесла подарки уже для всех членов семьи невесты. На этот раз ее родители дали положительный ответ, приняв в подарок отрез белой ткани – «сафеди»*. Под конец визита была сломана лепешка, и таким образом был проведен обряд «Ноншикалон»*, означающий, что невеста засватана. Это было хорошим признаком, потому что родители невесты, как правило, не сразу дают согласие, и визиты матери жениха могут продолжаться довольно долго.

Во время третьего визита родители жениха и невесты собрались уже в полном составе и обсудили, что должно входить в «тукуз»* - приданое жениха. Обговорили также и подарки невесты. По обычаю она тоже должна была подарить будущему мужу халат - чапан*, сшитый из велюровой ткани, атласный платок - миенбанд*, который повязывается на пояс, тюбетейку и туфли.

После того, как организационная часть была закончена, начались предсвадебные праздники.

В доме Карима весело отпраздновали «Оши нахор»* что-то вроде мальчишника по-таджикски, куда были приглашены все родственники и соседи. На нем было торжественно оглашено, что невеста засватана. Теперь все гости могли порадоваться этому вместе с семьей жениха и разделить с ними праздничную трапезу.

В доме Муниры еще более пышно отпраздновали «Чойгаштак»* - девичник, на который были созваны все подружки невесты, вся женская половина ее родственников, а также мать Карима со всеми женщинами со стороны жениха. Женщины по традиции Хатлонской области подарили Мунире полотно – «сузани»*, расшитое национальными узорами цветными и золотыми нитями, служащее для пошива специального свадебного платья – «куртячакан»*.

К девичнику приурочили еще один праздник «Туйтукуз»*, на который Карим с помощью Ибрагима и еще нескольких друзей привез сундук с приданым. В этот день за накрытым столом сидели гости, звучала веселая музыка, а невеста, переодеваясь в разные красивые наряды, приветствовала всех на своем празднике.

Ибрагим принял тогда самое активное участие в этих приготовлениях к свадьбе. Прежде всего, он помог Кариму наполнить «тукуз», тратя как свои «флотские» накопления, так и деньги тетушки, которая, видя, что племянник делает благородное дело, тоже решила оказать содействие. Кроме этого она дала ему отрез белой ткани «сафеди»*, чтобы мать Карима отнесла его в дом невесты и совершила, как полагается, «хостгори»* - обряд обручения, а потом подарила молодым огромный тюк с ватой и несколько отрезов тканей, как для шитья атласных платьев, так и для подушек, одеял, курпачей.

Ее же выбрали на «Туйтукузе» ответственной «особой» со стороны жениха, открывающей сундук с приданым. Свою миссию она вершила с шутками, притчами и пожеланиями