Михаил Мухамеджанов
| Вид материала | Документы |
СодержаниеДо свидания, институт и карьера физика! |
- Михаил Мухамеджанов, 8773.91kb.
- Автор файла (январь 2009г.): Мухамеджан Мухамеджанов, 250.83kb.
- Источник: приан ру; Дата: 25. 07. 2007, 1194.96kb.
- Симфония №6, фа мажор,, 117.38kb.
- Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов, 1451.23kb.
- Белоголов Михаил Сергеевич «79 б.» Королёв Сергей Александрович «76 б.» Лущаев Владимир, 13.11kb.
- Михаил кузьмич гребенча, 73.67kb.
- Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году, 544.6kb.
- Алексеев Михаил Николаевич; Рис. О. Гроссе. Москва : Дет лит., 1975. 64с ил. (Слава, 1100.71kb.
- Михаил Илларионович Кутузов великий сын России, величайший полководец, генерал-фельдмаршал, 113.48kb.
Один момент особенно запомнился Саше. Для нее открылось, что Ибрагим, оказывается, умеет петь. Сама она не обладала музыкальными способностями, не слишком разбиралась в музыке, но, видя, как его слушают другие, поняла, что он талантлив. Он снова приятно поразил ее и ее близких.
Он вышел на сцену в национальном, пестром халате, подпоясанном красным платком, в тюбетейке и объявил, что исполнит свою любимую песню на родном языке, под названием: «Нару». Подыгрывая себе на странном и непривычном для россиян национальном инструменте «рубабе», немного смущаясь и ни на кого не глядя, он довольно приятным и красивым голосом запел нежную и ласкающую слух мелодию. Чувствуя, что он смущается и робеет, отец решил его подбодрить и стал подтанцовывать в такт музыке. Песня была ритмичной, поэтому в такт музыке ему стали похлопывать. Это придало ему уверенности, и его голос зазвучал сильнее. Закончил петь он под дружные аплодисменты.
Думая, что это все, он снял с себя национальный наряд и попытался вернуться к Саше, но Сосновский под дружное скандирование застолья вернул его к микрофону. Тогда он попросил у музыкантов гитару, быстро подстроил ее под себя и объявил, что исполнит ту же песню на русском языке. Всем снова пришлось затихнуть, но на этот раз уже от его сильного и красивого баса, когда запел старинный русский романс «Не уходи». Оказалось, что на таджикском языке это означает «Нару».
Музыканты стали подыгрывать, и исполнение романса сделалось почти профессиональным. Голос Ибрагима стал еще сильнее и задушевнее. Особенно поражал его приятный и своеобразный тембр.
Саша подумала, что с таким голосом можно петь серьезные оперные партии. Она окинула взглядом людей и поразилась. Все сидели и слушали, как зачарованные. Она заметила, с какими счастливыми лицами сидели мать и бабушка Ибрагима, как буквально отвисали челюсти у многих гостей, а женщины просто умирали от восторга и любви к исполнителю. Она вдруг поймала себя на мысли, что страшно его ревнует, даже к его матери, с которой он прекрасно кружился в вальс и еще более выразительно танцевал танго. Сама она, увы, так танцевать не умела.
-9-
Ибрагима потом часто спрашивали, как удалось организовать такую свадьбу? Но он и сам не понимал, как все это получилось? Конечно же, он принимал самое активное участие в организации, четко отслеживал все инициативы, но многое все равно вышло из-под контроля и поражало его самого.
Например, ему бы и в голову не пришло разъезжать по Москве на лошадях да еще по центральным улицам. Правда, позже он специально объехал маршрут, по которому двигались запряженные повозки от самого совхоза да Загса, и к своему удивлению не обнаружил знаков, запрещающий движение гужевого транспорта. Первый и единственный такой знак он потом случайно увидел на пересечении Профсоюзной улицы с Балаклавским проспектом. Самое смешное, что кортеж свернул с улицы задолго до него и по улицам Волгина и Новаторов благополучно добрался до Ленинского проспекта. Получалось так, что кортеж достиг сначала дома Саши, потом Загса, даже не нарушив правил. Видно, столичная милиция такого «безобразия» даже не предполагала.
Идея прокатить Ибрагима с невестой на тройках по Москве принадлежала Василию Игнатьевичу Строкову, который знал, что жених унаследовал от дедов слабость к лошадям. Собственно, благодаря Ибрагиму в «Зареченском» и получило развитие коневодство. Все началось с того, что он посоветовал дирекции дешево приобрести в Стерлитамаке отбракованных, башкирских лошадок, которых уже приготовились забивать на мясо.
В совхозе построили хорошую, неплохо оборудованную конюшню для сорока лошадей вместо старого, развалившегося сарая для пяти совхозных кляч. Появление молодых, выносливых животных, как и предполагали Ибрагим и Строков, позволяло беречь совхозную технику и экономить, уже начавшие дорожать горюче-смазочные материалы.
Так что почти все совхозные лошади были просто обязаны Ибрагиму своими жизнями. Ему еще повезло, что в этот день в совхозе состоялись еще четыре свадьбы, иначе перед домом Саши повозок стояло бы значительно больше.
Что касается «народных гуляний» в совхозе, то он и подавно не мог предположить, что они превратятся в такой грандиозный, продолжительный и веселый праздник.
Если бы Ибрагима или какого-нибудь другого организатора свадьбы, например, того же Сосновского попросили организовать его еще раз, вряд ли бы они на это согласились, а главное, вряд ли бы у них что-либо подобное получилось. Слишком много обстоятельств должно было совпасть, среди которых одним из важных моментов было то, совхоз во главе с директором хорошо и по-доброму относился к жениху.
Безусловно, Ибрагим был доволен и признателен всем, кто поучаствовал в организации этой свадьбы. Единственное, что его омрачало, было то, что на ней не появился никто из родственников отца, даже дядя Анвар, который ему всегда сочувствовал и помогал. Никто из всех его многочисленных дядюшек, тетушек, братьев, сестер, племянников не позвонил, даже не прислал открытки, хотя, приглашая их, он сообщил, что готов оплатить расходы на дорогу. Это означало, что вся родня не одобряет его поступка. Это было и понятно. Женитьба на еврейке была той последней каплей, переполнившей чашу терпения тетушки, а остальные не посмели ей перечить.
Это было горько и обидно, но он верил и надеялся, что время все рассудит и сделает правильные, разумные выводы, что все это когда-нибудь осознает даже тетушка. Он знал, что сейчас в ней преобладала и говорила обида за то, что он ее снова ослушался. Так что оставалось ждать, когда она остынет, и он не ошибся.
Со временем, хотя и с большим трудом, она первой признала свою неправоту, и они помирились. Обида на всех остальных так и осталась в нем на всю оставшуюся жизнь. Раз они решили, что он перестал для них существовать, то и он старался больше о них не думать.
А поздравления из дома все-таки были. Звонили и присылали поздравления школьные друзья, учителя, соседи по улице. И это его согревало, и оставляло надежду на то, что родина его никогда не забудет так же, как и он ее.
Оказалось, что был еще один человек, переживавший эту свадьбу, как оскорбление и личное горе. Это была Людмила. Все ее попытки как-то разладить отношения Саши с Ибрагимом не увенчались успехом, а смотреть на чужое счастье было выше ее сил. Потому-то ее так не смогли найти. К телефону она тоже не подходила. Вероятно, и ее понять было можно.
ДО СВИДАНИЯ, ИНСТИТУТ И КАРЬЕРА ФИЗИКА!
-1-
- Ну, здравствуй, наконец! - расплылся в улыбке Десков, крепко пожимая руку Ибрагиму в середине своего кабинета. – Уж и не чаял увидеть и очень соскучился. Ну, проходи, располагайся, не забыл, небось? Тебя, говорят, можно поздравить с законным браком? Ты теперь у нас и москвич, и остепененный человек. Наслышан про твою свадьбу и красавицу жену. Извини, что не пришлось погулять и спасибо за приглашение! Сам понимаешь, дела не отпустили, был за рубежом. От души поздравляю! Как твое здоровье? Ты нас тогда всех здорово напугал. Я даже не представлял, что ты так пахать можешь? Чуть Богу душу не отдал? Ты уж следующий раз побереги себя! Ты и твоя голова нужны нашей родине, еще послужат.
Ибрагим улыбнулся, поблагодарил за поздравления, в свою очередь, поинтересовался здоровьем Владимира Ивановича. Десков ответил, что здоровье пока еще терпит, пригласил его за сервированный журнальный столик с бутылкой «Арарата» и разлил по рюмкам коньяк.
- Предлагаю за встречу и за тебя!
- Алаверди, за встречу и за вас!
- Хорошо, за встречу и за нас! – улыбнулся Десков и, видя, что Ибрагим, против обыкновения, опустошил свою рюмку, спросил. – Да ты, я вижу, никак без машины или тебе теперь все нипочем?
- Да, я без машины, поэтому могу себе чуть-чуть позволить, – ответил Ибрагим и рассказал, что машину отобрали еще в октябре прошлого года, когда Москва получила все самосвалы, и теперь он уже месяца три пользуется городским транспортом, как все смертные.
- Ничего себе, - посочувствовал Десков. – Называется, отблагодарили. Я уж думал, что после такого подарка Москве, тебе не меньше «Волги» должны были выделить, а они и вовсе транспорта лишили. Знаешь, я о Прослове был лучшего мнения.
- А он об этом ничего не знает.
- Как так, не знает?
- Вот так и не знает. Мы ведь с ним с тех пор практически и не виделись. Кто я, а кто – он? Он меня к себе не вызывает. Если бы даже и вызвал, что же я ему жаловаться буду на своих начальников?
- А они обижают? – лукаво спросил Десков.
- А вы как думаете? Кто же терпит выскочек? Скоро и вовсе работы лишат.
- Как же они тебе прописку тогда оформили?
- Грущин помог в самый последний момент, иначе пришлось бы просить приюта у вас, в Мытищах, - грустно пошутил Ибрагим. – Надеюсь, нашлась бы какая-нибудь комнатка в заводоуправлении или, например, на складе неликвидных самосвалов?
- Конечно, нашлась бы, но только не там, - рассмеялся Десков. – Сторожа до сих пор под впечатлением от твоего могучего, богатырского храпа. Они жаловались, что по ночам им приходится привязывать подушки к ушам и успокаивать несчастных собак. Если ты соберешься у них ночевать, они у меня все разом напишут заявления по собственному желанию.
- Да, есть такой грех, - улыбнулся Ибрагим.
- Ты уж извини! – продолжал веселиться Десков, вытирая слезы от смеха. – У меня тут половина завода наслышана о твоем таланте. Оказывается, чтобы тебя послушать, люди даже на работу приходили пораньше. Если человек талантлив, то уж он талантлив во всем. Ты, мне говорили, и поешь неплохо? Романсы и русские народные песни. Это я очень люблю, и с большим удовольствием бы послушал. Да и не только я. Ну, да ладно, повеселились и будет. Значит, говоришь, Грущин помог? Это мужик, что надо. Такие стоят уважения. Когда он был у меня еще до тебя, я ведь ему чуть не отдал самосвалы, и тогда бы твоя помощь не понадобилась. Ведь он еще и настоящий охотник, не то, что все эти «завидовские» стрелки.
- А почему вы ему все-таки отказали? – поинтересовался Ибрагим, довольный, что их мнение о Грущине совпало.
- Лично ему бы не отказал, а Москве, сам понимаешь. Значит, у меня, в Мытищах плохо?
- Я бы этого не сказал, но все-таки хотелось жить в Москве.
- Чем же она тебя так прельстила?
- Если честно, мне очень хотелось бы жить только там. Полюбил я ее.
- Спасибо за откровенность! Тут уж ничего не поделаешь, тем более с любовью. Надеюсь, в институте-то все в порядке?
Ибрагим вздохнул и рассказал о своих злоключениях в институте.
- Да! – вдохнул Десков. – Выходит так, что тебя везде поджимают. За свое же усердие и страдаешь? Делай после этого людям добро! Значит, ты ко мне не просто так заглянул, а я-то обрадовался. Думал, соскучился?
Видя, что Ибрагим смутился и пытается оправдаться, он улыбнулся:
- Да, ладно уж. Мы люди понятливые и не гордые. Скажу честно, я тебя очень хотел видеть, ждал. Молодец, что приехал! С молодой женой, надеюсь, все в порядке?
- Вот с ней-то, как раз, все хорошо, - ответил Ибрагим и пошутил. – Скоро может получиться так, что она меня кормить будет на свою зарплату библиотекаря, заодно и моих родителей с братом и бабушкой.
- Ну, раз так серьезно, поговорим о деле! - улыбнувшись, сказал Десков, убрал коньяк, рюмки и попросил секретаршу вызвать своего зама по режиму и кадрам. – Сейчас придет Игнатенко и решит твою проблему.
- Владимир Иванович! – удивленно, спросил Ибрагим. – Так вы хотите, чтобы я работал у вас?
- Конечно! – утвердительно кивнул Десков. – А зачем же ты тогда приехал?
- Честно говоря, хотел найти какую-нибудь подработку.
- Это не серьезно. Подработок у меня нет, а вот настоящая, хорошая работа есть, причем, именно для тебя, по твоему масштабу.
- Но ведь я, же еще дипломник, да еще физик, что я буду у вас делать?
Десков с иронией поглядел на Ибрагима и еще раз лукаво улыбнулся:
- Конечно, и для физика место нашлось бы, но я уже говорил и повторяю еще раз, твое место в народном хозяйстве. Именно здесь ты добьешься успеха, да и дело только выиграет. Короче, сейчас придет Николай Федорович, тогда и поговорим.
Ибрагим хотел снова возразить, но в этот момент вошел сухощавый, высокий Игнатенко.
- Ну, вот, Николай Федорович, - сказал Десков, когда тот присел вместе с ними за журнальный столик. – Дождались мы, наконец, нашего «Хоттабыча». Ты что-нибудь ему подыскал?
Ибрагим удивился. Оказывается, они о нем уже думали, даже подыскивали работу. Это было приятной неожиданностью, однако он не собирался работать в Мытищах. Тащится через всю Москву до Ярославского вокзала, а потом ехать в область не хотелось, тем более завод начинал работать с восьми. Это означало, что вставать надо было в шесть, даже раньше, а это было совсем «кисло». Он и так за три месяца наездился сюда «выше крыши», а тут предлагалось делать это еще и на постоянной основе.
- Да! - глубоко вздохнул Игнатенко, прервав его мысли. – Значит, опять сплошное нарушение режима?
- Ну, а как ты хотел? – шутливо посочувствовал ему Десков. – Ибрагим Рахимович у нас человек широкий, масштабный, но, увы, нужный заводу и нашему государству. Так что давай, выкладывай, что у тебя там из вакансий!?
Игнатенко положил перед ним список. Десков надел очки, начал читать, размышляя вслух:
- Так, начальник цеха. Нет, это не подойдет. Зам, - тоже. Зам главного энергетика, пожалуй, тоже. Слишком ответственно. Начальник спецучастка, слишком хлопотно. Слушай, а если его заместителем на сбыт? Нет, Борщев его работой завалит. Может, в производственный или замом главного инженера? Нет, это тоже хлопотно.
- Владимир Иванович, - прервал его Игнатенко. – В отделе кооперации Славский в министерство уходит, может, туда?
- Вот, это дельно! – снял очки Десков и, наконец, посмотрел на Ибрагима, сидевшего с удивленным лицом. – Вот и должность для тебя нашлась. Как раз то, что нужно.
- Владимир Иванович! - стал возражать Ибрагим. – Конечно, огромное спасибо за предложение, но я еще не решил, буду ли я у вас работать вообще? Надо подумать.
- Он еще думать будет, - шутливо возразил Десков и спросил у Игнатенко. – Сколько стоит его должность?
- Оклад - двести десять, - ответил тот.
- Ну, вот, двести десять, - удовлетворенно повторил Десков. – Плюс прогрессивка сорок четыре процента. Сколько ты там, у себя в институте получать будешь, как младший научный сотрудник?
- Сто пять, - ответил Ибрагим. – Но, Владимир Иванович, что я у вас делать-то буду?
- Еще ежеквартальные экспортные тридцать три процента, - не обращая внимания на вопрос Ибрагима, продолжал считать Десков и снова спросил у Игнатенко. – Сколько у него будет выходить?
- Рублей четыреста, «грязными», - подсчитал Игнатенко.
- Ну, а теперь, что скажешь? – улыбнулся Десков. – У вас, поди, кандидаты столько не получают, а мы тебя сразу на докторскую вывели.
- Большое спасибо! – снова попытался возразить Ибрагим. – Я, конечно, вам очень признателен, но я не понимаю, что я должен буду делать за эти деньги, а потом, я еще до конца не решил, где я буду работать? Уж больно далеко сюда добираться.
- Ну, нет, ты только посмотри! Он еще кочевряжится, - шутливо обиделся Десков. – Ну, хорошо, добавлю еще тридцать директорских.
- Хорошо! Сдаюсь! – согласился Ибрагим. – Что я должен делать?
- Ну, вот я, наконец, слышу настоящего мужчину, - сказал довольный Десков. – А то слышатся всякие восточные штучки: «Надо подумать, не решил». Ну, ты доволен?
- Конечно!
- И я доволен, будем работать вместе! – сказал Десков.
Понимая, что больше не нужен, Игнатенко попросил у Дескова разрешения удалиться. Когда он вышел, Десков снова достал коньяк, рюмки и поставил на столик.
– Я, на самом деле доволен, что ты будешь работать у меня, – сказал он. - Думаю, не пожалеешь. Теперь пиши заявление!
- Как заявление!? – удивился Ибрагим. – Ведь я же еще не окончил институт, у меня нет диплома. До защиты еще четыре месяца. Как же я займу инженерную должность? А вдруг я не защищу его?
- Ну, вот опять отговорки, - сказал Десков. – Ну, прямо, как барышня. Ты решил у меня работать или нет?
- Решил!
- А раз решил, все остальное тоже решаемо. Институт ты окончишь, никуда не денешься! Попробуй, не окончить! Игнатенко тебя с кашей съест. Да и мы поможем, хотя, уверен, ты все сделаешь, как надо. А, кроме всего, твоя должность позволит вести тебе свободный график, сам будешь планировать, когда работать, когда отдыхать, когда защищать диплом. В случае чего, подключим, кого надо. А потом, чудак, зачем терять деньги. Чем раньше начнешь работать, тем скорее начнешь получать. А то отпусти тебя, не поймаешь. Поэтому и настаиваю, чтобы ты сейчас же писал заявление и с завтрашнего дня приступал к работе. А чтобы у тебя исчезли последние сомнения, сразу напишешь еще и заявление на квартиру. Не бойся, не у нас, в своей любимой Москве!
Услышав это, Ибрагим даже поперхнулся и закашлялся. Десков встал, дружески похлопал его по спине, снова сел и стал объяснять Ибрагиму суть сказанного:
- Я тут все думал, как отблагодарить тебя за твою идею, и придумал. В Тайнинке у меня строится дом. Когда мы начинали его строить, земля принадлежала области. Теперь, как ты понимаешь, многие мои работники с областной пропиской туда не попадут. А тебе, считай, повезло. Напишешь заявление, а через год, может, и раньше, как молодой специалист, въедешь в новую, шикарную, однокомнатную квартиру. Так что, дорогой, придется поработать, иначе не объяснить, с какой стати, тебе такое счастье? Как видишь, мы оказались щедрее Москвы. Я знал, что твои чопорные москали тебя не оценят, потому и ждал, - довольный произведенным эффектом, сказал он и снова разлил коньяк. - Ну, еще вопросы будут?
- Будут! – улыбнулся благодарный Ибрагим. – Что я должен делать?
- Как что? – улыбнулся в ответ Десков. – Продолжать то, что уже начал. Полторы тысячи некомплектных самосвалов за минусом ста ждут своих покупателей. Да и на ЗИЛе народ заскучал. Ну, поехали, с Богом!
Они рассмеялись, чокнулись и опустошили рюмки.
-2-
Через неделю, после встречи с Десковым, Ибрагим и Прослов сидели в кабинете Грущина.
- Может, кто-нибудь мне объяснит, как такое могло произойти? - спрашивал у обоих рассерженный Грущин. – Владимир Федорович, вы что-нибудь знаете об этом?
- Виктор Васильевич, - отвечал озадаченный Прослов. – Для меня это тоже новость. Виноват, я обязательно во всем разберусь и приму меры. Не волнуйтесь, виновные будут наказаны.
- Вы уж меня извините, но давайте, разбираться вместе! – продолжал возмущаться Грущин. – Дело-то общее, и мне совершенно небезразлично, как оно окончится? Я тоже виноват и возмущен до глубины души. Мы с вами либеральничаем с людьми, вот они и распустились. Это надо же, человек им задницы подтер, а они вместо того, чтобы сказать спасибо, решили его утопить. Я не успокоюсь до тех пор, пока вы их всех не задавите. Всех до единого. И не забудьте, пожалуйста, своих управленцев. Чтобы их партбилеты лежали у меня на столе. Беспартийных уволить по статье за несоответствие с занимаемыми должностями!
- Полностью с вами согласен! – вторил ему Прослов. – Сегодня же список будет у вас на столе. Лично прослежу за этим.
Слушая их, Ибрагим с ужасом подумал, что теперь будет с Мусиным?
- А вы, почему молчали? - услышал он Грущина, который теперь обращался к нему. - Ведь мы с Владимиром Федоровичем, кажется, просили обращаться, если будут какие-либо трудности. Почему мы узнаем об этом безобразии последними?
- Извините, пожалуйста! – начал оправдываться немного растерянный Ибрагим. – Мне просто не хотелось рассказывать о своих личных неприятностях, вы и так для меня много сделали.
- Вы считаете это только личными неприятностями? – сверкнул глазами Грущин. – А то, что вместе с вами и нас мордой об стол, это как? Ведь мы же вместе делали дело. Благородное дело. Москва не нарадуется, мусор и снег убирается вовремя, техника не простаивает. Я вижу, вы не до конца понимаете задачи партии и правительства. И прощаю вам это только по молодости! В какой-то мере я вас понимаю. Вы человек умный, образованный, скоро станете ученым, любите музыку, Бетховена, но вы, же еще и коммунист. Я вас считаю неплохим коммунистом, пожалуйста, не разубеждайте меня в этом! Вам просто необходимо учиться непримиримости к тем, кто мешает партии наводить порядок и делать жизнь советских граждан лучше…
Всмотревшись еще раз в его лицо, Ибрагим, наконец, вспомнил, где он его видел. Упоминание о музыке и Бетховене всколыхнули его память и вспыхнули яркими, живыми картинами. Конечно же, они встречались в Большом зале консерватории, концерном зале имени Чайковского, даже в Гнесинке, когда исполнялись произведения Бетховена. Получалось, они любили одного и того же композитора. Потому и кивали друг другу, как старые, добрые знакомые. Тогда Ибрагим даже представить себе не мог, что кивает самому первому секретарю партийной организации всей Москвы. Слишком скромно держался тот в толпе любителей музыки, ничем не выказывая свою поистине великую для простого смертного должность. Скромен был и его немного поношенный костюм. Видно, поэтому Ибрагим никак не мог вспомнить его в совершенно другом качестве.
Вспомнив все это теперь, Ибрагим снова приятно поразился. Оказывается, грозный и всесильный Грущин – симпатичный и добрый человек, да еще и любитель классической музыки. И он решил заступиться за Мусина.