Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   47

- Хвала Аллаху, что мы нашли взаимопонимание! Это очень большое счастье в жизни, когда находишь своих единомышленников. В дополнение к сказанному хочу добавить, что я тоже часто ссорился со своими соплеменниками. Я всегда им говорил, что дружба с русским народом возвеличила оба народа. Чего там говорить, в моем роду было столько народностей, что и не сосчитаешь. Легче сказать с кем мои прадеды и прабабки не согрешили. Но ведь мой отец, мать и я остались татарами, и, как мне кажется, неплохими. Все мы мусульмане, свято чтим веру отцов, помним свои традиции, учим этому своих детей. И ведь все эти немцы, болгары, турки, русские, даже шведы, кого я помню, не помешали этому, наоборот, только усилили и укрепили нашу веру. Все познается в сравнении, но ислам оказался самым приемлемым для нас. Кстати, ваш суннизм очень близок к вере, которую исповедует моя семья. Она не допускает никакого кровопролития и неуважения к другим религиям, даже к язычникам. А это основа настоящей дружбы. Я не берусь вступать в теологическую полемику, потому что в ней не силен, и могу ошибаться. Я всего лишь человек и во всем полагаюсь на Всевышнего, для которого все мы его дети, которых Он любит и жалеет одинаково. Именно поэтому мне кажется, что ваша изоляция породила еще одну беду – разобщенность. Ваши кланы перессорились, извините, как собаки. Мало того, что ими была не понята абсурдность такой политики, еще и были определены общие враги – узбеки, другие народы. Понятно, кому это выгодно, но куда же тогда девалась ваша восточная мудрость? Ведь удалось же Тимерлану поднять все народы вашей земли на ее защиту от самих чингизидов. Да, он великий полководец, но чтобы он смог сделать, если бы его не поддержали роды? До него на ваших землях потерпел поражение сам Александр Двурогий. А что происходило потом. Россия без особых проблем завоевала Бухарский эмират, все исконно таджикские города неожиданно стали узбекскими. Причем, все это отдавалось спокойно, без особых сложностей. Извините, княгиня, таджики отдавали свою законную, потом и кровью политую землю, как какую-то совершенно бесполезную вещь. И ведь всех это устраивало, никто особенно против этого не восставал. Так скажите теперь, кто во всем этом виноват? И можно ли считать узбеков врагами и завоевателями? Раз уж так исторически сложилось, что вам теперь вместе жить на этой земле, стоит ли помнить и затевать вражду? Теперь она стала родной и вам, и им. И таджикского дехканина практически не отличишь от узбекского. Между прочим, они переняли вашу культуру, быт, традиции, даже музыку трудно отличить, да и к женщинам своим относятся намного лучше. Как видите, бережней сохраняют ваши же традиции. Вы же брать по крови, и никуда теперь от этого не денешься. Те, кто пытается вас разделить и натравливает друг на друга, преследует свои корыстные, антинародные цели. Именно поэтому и Ваш уважаемый Ибрагим-бек потерпел поражение. Не знаю, ответил ли я на Ваш вопрос, но я сказал все, что думал.


-2-

Как и предполагал Саид-бек, беда нагрянула очень скоро. Не успела Наргиз доехать до дома, как в доме неугомонного князя появился следователь прокуратуры в сопровождении двух милиционеров и трех членов комиссии по делам несовершеннолетних, с ордером на обыск и арест. Саид-беку было предъявлено обвинение в незаконной деятельности и эксплуатации детского труда с целью собственного обогащения. На этот раз Советская власть нашла серьезную зацепку, подготовилась и объявила судебный процесс открытым. Людям необходимо было открыть глаза на то, что их любимец оказался самым настоящим преступником и эксплуататором, «заставлявшим гнуть детские спины на себя».

Суд состоялся в Стерлитамаке в помещении клуба одного из самых крупных предприятий города «Красный пролетарий». Власти решили сделать его показательным. Дело в том, что свидетелями по этому, громкому делу привлекались множество жителей этих мест, в числе которых были некоторые руководители предприятий. Заседание выездного суда обещало быть многолюдным и грозным. Зрительный зал не мог вместить всех желающих.

Обвинение были настолько уверено в успехе процесса, что особенно не возражало, когда обвиняемый отказался от предоставленной защиты и выставил своего адвоката. Процессуальные нормы законности были соблюдены, и суд приступил к работе.

Государственный обвинитель Николай Еремеевич Зайченко, сухощавый и нервный мужчина средних лет произнес пламенную речь, нарисовав злобный портрет преступника и детского эксплуататора. Он потребовал строгого наказания обвиняемого в виде лишения свободы, возмещения государственного ущерба и лишения гражданских прав, в том числе и избирательного. Небольшая часть зала дружно ему поаплодировало, остальное большинство встретило речь молча и неподвижно. После краткой и спокойной речи защитника Алексея Ивановича Пусковского – симпатичного старичка с бородкой, чем-то похожего на всесоюзного старосту Калинина, который почему-то взялся защищать этого «кровопийцу» даже бесплатно, начался опрос свидетелей.

Первыми опросили трех женщин, которые подтвердили, что отдавали деньги за заказы лично в руки обвиняемого. Все трое заявили, что не подозревали, что это незаконно и не распознали, что «этот мироед намеренно эксплуатировал несчастных детишек», поэтому были возмущены до глубины души. Возвращаясь в зал, они награждали презрением родителей этих детей и им сочувствовавших. После опроса последней, третьей свидетельницы судья сообщила, что суд располагает сведениями о еще сорока трех подобных заказах, которые только удалось установить, и где оплата производилась в деньгах. Остальные оставались на совести обвиняемого, но и этих выявленных достаточно для того, чтобы считать это серьезным преступлением.

Потом опросили начальника цеха комбината Павла Игнатьевича Власенко. Тот подтвердил, что действительно в течение трех лет оформлял заказы с обвиняемым, который получал необходимые для выполнения материалы и расписывался в получении денег за выполненную работу. Он подтвердил так же, что многие списанные станки, инструменты, а так же некондиционные материалы с разрешения руководства были безвозмездно переданы обвиняемому.

На вопрос обвинителя, знал ли Власенко о том, что обвиняемый эксплуатирует детей, Павел Игнатьевич возразил.

- Думаю, что выражу общее мнение руководства и инженерно-технического персонала, если скажу, что не считаю уважаемого Саид-ака эксплуататором, каким его пытается представить обвинение. Все мы считаем его четным, принципиальным человеком и квалифицированным работником. Он всегда брался за самую тяжелую работу и выполнял ее качественно, в срок. Кстати, оплата, которую он брал за наши заказы, крайне выгодна комбинату. Другим работникам приходилось платить в два, а то и в три раза больше.

- Все это понятно, - поднял на него глаза прокурор Зайченко. – Но вы же не будете отрицать, что обвиняемый брал у вас деньги и расписывался за них. А как он ими распоряжался? Неужели вы думаете, что он все тратил на детей, как вы все тут заявляете? Что вы на это скажете?

Увы, все, что пытался высказать Власенко, могло сколько угодно говорить о моральном облике обвиняемого, но он не мог серьезно возразить против того, что Саид-ака действительно получал деньги и распоряжался ими по своему усмотрению, что вело к нарушению законодательства. Зайченко приводил грозные статьи закона, под которые могли попасть и руководители комбината, дарившие обвиняемому списанные станки, инструмент и материалы. Весь этот мусор был государственным, и разумные доводы, что без них не могло быть выполнено ни одного заказа, суд не учитывал. Закон есть закон, и никто не вправе был его нарушать.

Дача показаний председателя колхоза мало чем отличалась от выступления начальника цеха. Он тоже высказал немало лестных слов в защиту обвиняемого, но результат был тем же. Обвинение торжествовало. На следствие не могло серьезно повлиять даже решение общего собрания колхозников, что такая взаимовыгодная дружба между ними и «Домом детей» принесла ощутимую пользу обеим сторонам. И колхоз, и обвиняемый, как и в случае с комбинатом, так же совершали противоправные действия.

После были опрошены еще несколько свидетелей, которые говорили о благородстве обвиняемого, общественной полезности его дел и чьи выступления заканчивались тем, что они жали руки Власенко, председателю колхоза, предыдущим свидетелям и садились рядом с ними, выражая таким образом сочувствие обвиняемому.

Последним опросили начальника милиции города, в чьем ведении находились участковые, надзирающие за сосланными на поселение. Он гневно осудил всех предыдущих выступающих за либерализм и потерю бдительности к врагам народа.

- Вы все забыли, кто перед вами здесь сидит? - строго сверлил глазами зал подполковник, показывая пальцем на подсудимого. – Это же самый злобный и коварный враг всего нашего общества. Я не удивлен, что все вы околдованы его мнимой добротой и заботой о детях. Еще бы, ими он прикрывается, как щитом, чтобы спастись от народного гнева. Слава нашему великому Сталину, что он учит нас быть бдительными и беспощадными к таким вот князьям. Их не добили в «гражданскую» и вот они снова поднимают свои змеиные головки. Мне серьезно придется разбираться со своим подчиненным, участковым, который сегодня отказался выступить с осуждением этого буржуазного элемента. Вы теперь понимаете, насколько враг изощрен и коварен этот враг, раз ему удалось усыпить бдительность даже работника органов, кавалера нескольких правительственных орденов и прекрасного работника.

Небольшая часть зала во главе с обвинителем встала и зааплодировала. Остальные молча и дружно продолжали выражать сочувствие обвиняемому.

Тогда обвинитель Зайченко огласил итоговую сумму, которую этот «кровопийца несчастных детей» бессовестно хапнул в свой карман. Сумма оказалась довольно внушительной. За три года Саид-ака набил свой карман только выявленными, почти десятью тысячами рублей. За эти деньги можно было построить несколько приличных домов и купить три машины «Победа». Зал оживился. Сумма несколько поколебала ряды сочувствовавших.

Наконец, слово предоставили защитнику. Не обращая внимания на шум и грозные реплики, Алексей Иванович Пусковский дождался, пока зал успокоится и обратился к начальнику милиции:

- Будьте любезны, скажите, пожалуйста, что вы можете сообщить суду конкретно по поводу этого дела?

- А разве этого мало? – изумился покрасневший подполковник. – Что нужно еще?

- Вы понимаете, - улыбнулся адвокат. – Вообще-то нужны факты. Вы же служите в милиции и должны знать, что законность превыше всего. Так ведь учили наши вожди. Между прочим, Феликс Эдмундович Дзержинский все время предупреждал, что несоблюдение законности ведет к анархии и разрушению социалистического государства. Поэтому повторяю вопрос: вы можете что-нибудь добавить по делу? Только конкретные факты.

- Но я уже сказал, что это враг, заклятый враг Советской власти.

- И вы в этом уверены?

- Конечно!

- И для того, чтобы это заявлять, у вас есть неопровержимые доказательства?

- Да, имеются! – уже не так уверенно ответил уже побледневший милиционер.

- Будьте любезны предъявить их суду.

- У меня есть предписание наблюдать за этим человеком.

- И о чем же говорят ваши наблюдения?

- Что он эксплуатирует детей, наживается на них.

- И это все?

- А разве этого мало? – изумился подполковник.

- Безусловно, это возмутительно, но все-таки хотелось бы полностью составить картину данного преступления. Так сказать, нарисовать полный портрет подсудимого. Это ведь необходимо для суда. Не мне объяснять вам, работнику защиты интересов граждан и социалистической законности, как важен каждый факт, каждая мелочь для того, чтобы восторжествовала справедливость. Хочу заметить, что многие наши добропорядочные граждане вышли из дворянских, даже княжеских семей, порвали со своим прошлым и честно служат новой власти. Многие из них занимают ответственные посты, даже в органах. Советская власть к каждому человеку проявляет гуманность, даже к самому злобному своему врагу. Она дает ему право исправиться, понять, что нет в мире такой другой власти, способной так глубоко понимать коммунистические идеалы. Кстати, обвиняемый тоже имеет правительственные награды, активный участник и инвалид войны. Потому-то я и уполномочен защищать интересы как его, так и Советской власти, предоставив обвиняемому возможность предъявлять факты своей невиновности, чтобы ни у кого, даже у него самого не возникло ни капли сомнения в том, что решение суда будет справедливым. Вы согласны со мной?

- Конечно! – согласился подполковник.

- Надеюсь, уважаемый суд тоже согласен? – обратился адвокат к суду.

Заседатели аж подпрыгнули на стульях, так им понравилась речь защитника. Судья более сдержанно ответила согласием.

- Тогда у меня вопрос остается прежним, - снова обратился он к подполковнику. – У вас есть какие-то конкретные факты, которые можно приобщить к данному делу?

- Пожалуй, больше нет! – немного подумав, ответил тот.

- А у обвинения тоже нет вопросов или каких-то дополнительных фактов?

Обвинитель громко и сурово заявил, что вопросов не имеет. Алексей Иванович вежливо поблагодарил всех за ответы и попросил суд разрешить ему продолжить свою работу. Седоватая и миловидная судья Лидия Ивановна Архипова немного растерялась, помолчала и кивнула в знак согласия. Она каким-то нутром почувствовала, что этот хитрый старикашка завладел всем залом и готовит какой-то неожиданный удар по обвинению. Он говорил правильно, аккуратно и очень убедительно в отличие от напыщенного и слишком самоуверенного Зайченко, умеющего только произносить грозные разоблачительные речи и наспех сколачивать обвинения.

Обвиняемого она тоже увидела только сейчас в суде и поняла, что он тоже не так прост, как его пытались представить обвинение и городские власти. Нет, он не был романтическим мечтателем, эдаким простофилей, как считали Зайченко и все эти городские чинуши. Его умный проницательный взгляд и фантастическая выдержка говорили о многом, во всяком случае, о том, что так просто он позиций не сдаст и будет стоять насмерть. За все время суда он ни жестом, ни звуком не выказал своих эмоций. Теперь становилось понятным, почему его так рьяно защищали все его почитатели. В этой провинции найти такого адвоката, да еще бесплатно было просто фантастикой. Только потом она выяснила, что он был специально вызван из Ярославля, где практически не проигрывал ни одного дела. Кто его вызвал, так и осталось загадкой. Теперь же у нее появилось нехорошее предчувствие, что он может развалить дело и мысленно ругала руководство города, которое торопило ее с выездным, показательным судом, не обращая внимания не все ее предостережения.

Между тем, защитник попросил пригласить в зал своих свидетелей: трех заведующих сберкассами. Судья и Зайченко смутились и побледнели, почувствовав угрозу, а три женщины спокойно прошли к столу свидетелей и разложили какие-то бумаги. Пусковский еще раз потребовал тишины в зале, обращаясь к судье, и попросил работников государственного банка, огласить суммы, положенные на имя родителей детей, которые в течение четырех лет жили и обучались у обвиняемого. Свидетельницы немного посовещались, сверили списки, и стали отвечать по очереди.

Заведующая городской сберкассой сообщила, что за три года на имя перечисленных людей от обвиняемого в общей сумме поступило три тысячи сто тридцать рублей 32 копейки. Денег пока никто не получал, так как все вклады были оформлены на получение после достижения совершеннолетия детей. Однако поручения были составлены так, что с каждой вложенной суммы отчислялись тринадцать процентов в пользу государства, как налог с заработанных сумм. И эти деньги перечислялись сберкассами сразу же по мере поступления. Примерно тоже сообщала суду заведующая поселковой сберкассой, только сумма была другой – четыре тысячи рублей триста тридцать восемь рублей 24 копейки, ну и заведующая колхозной сберкассой указала сумму в три тысячи двести двадцать три рубля 18 копеек.

Судья и заседатели были в шоке, обвинитель сидел красный, как рак, и глядел остекленевшими глазами на работников банка. На лицах свидетелей, сочувствующих обвиняемому, тоже было недоумение. Для них, особенно для руководителей, такое решение непростого вопроса, как выплата денег сторонним работникам, было откровением и полезной подсказкой. Просто, по-деловому, а главное, не нарушалось законодательство.

Между тем, защитник попросил судью огласить сумму, предъявленную обвинением. Судья сдавленным голосом огласила сумму, и она совпала с итоговыми деньгами в сберкассах с точностью до копейки. Только что бесновавшаяся часть зала и люди в проходах замерли, как каменные, а другая, сочувствующая чуть-чуть расслабилась и начала негромко переговариваться между собой.

Тем временем Пусковский предъявил суду шестьдесят четыре заявления родителей, где они просили обвиняемого обучить своих детей следующим специальностям: слесарь, механик, строитель, печник, лаборант, закройщица, швея и кондитер. За это они брали на себя обязательства на время обучения поставлять продукты, обеспечивать детей необходимым инструментом, материалами и учебниками. В их обязательства так же входило отслеживать все заработанные детьми деньги и отчисления в пользу государства. К заявлениям были аккуратно пришиты квитанции из сберкасс. Было понятно, что родители как-то благодарили обвиняемого, но доказать это не предоставлялось возможным, а все полученные от организаций и частных заказчиков деньги, Саид-ака до копейки перечислял своим ученикам. Более того, все они лежали нетронутыми до их совершеннолетия. Получалось, что все нападки обвинения разбивались о эти факты, как морские волны о скалы.

Не обращая внимания на радостные и одобрительные реплики из зала, Пусковский продолжал представлять суду новые бумаги и документы, подтверждающие не только невиновность подсудимого, но и его бескорыстную заботу о детях. Так были представлены благодарственные письма и справки из школ, где учеников обвиняемого приняли в старшие классы с успешными оценками, полученными на экзаменах. Было приложено несколько благодарственных отзывов из ателье, семь писем самих учеников.

Судья и заседатели с ужасом смотрели на неуемного старика, который все сыпал и сыпал документами. Обвинитель уже просто отключился, уставился в пол и думал, что теперь с ним будет? Он представлял себе взбешенного секретаря обкома, который приказал смешать с грязью этого ненавистного князя. Оказалось, что все дареные швейные машинки, станки, инструменты, материалы для строительства дома сопровождались какими-то документами, расписками, актами приемки и так далее. Выяснилось, что хозяева дома ни одного гвоздика, ни одной нитки не взяли без какого-либо подтверждения, чека или иного документа. Если станок был списан, так в дарственной и значилось. Причем, оговорено было то, что все это являлось собственностью дарителя, в частности, комбината, колхоза или частного лица, и возвращалось по первому требованию. Даже вырубка леса была согласована с лесничим и подтверждалась соответствующими документами. Как потом оказалось, необходимыми документами были обеспечены все родители детей, даже их чада, причем, документация была четкой, содержалась в полном порядке и могла ответить на любой вопрос проверяющего. Такой строгой и неплохо продуманной отчетности могла позавидовать даже самая безукоризненная бухгалтерия.

Судья попыталась прервать судебный процесс для того, чтобы изучить вновь представленные документы и проверить их подлинность, но этим только вызвала возмущение зала. Оказалось, что абсолютно все, кто подписывал все эти документы, письма, расписки и договора, находились здесь, могли подтвердить их подлинность и готовы были не покидать пределы суда столько, сколько это будет необходимо. Более того, Пусковский заявил, что располагает еще одним комплектом точно таких же документов, которые за все четыре года были заготовлены на случай утери первого, и готов отправиться с ними в вышестоящие инстанции вплоть до Верховного суда в столице, если городской суд города Стерлитамака начнет затягивать судебный процесс. Это было угрозой и угрозой серьезной. Только теперь стало понятно, что защита в отличие от обвинения подготовилась намного серьезней. Зайченко со своими головотяпами даже не сумели раскопать, что в доме обвиняемого ведется такая серьезная отчетность. Правда, об этом не знали даже работодатели, не говоря уже о вездесущих органах. Это было странно, хотя ничего странного в этом не было. Люди, которым Саид-ака делал добро, действительно берегли и защищали его, как зеницу ока.


Лидия Ивановна была опытной судьей, прослужив только на этой должности двадцать три года, не считая тридцати пяти лет общего стажа, связанного с юриспруденцией, но с таким делом сталкивалась впервые. Победа защиты была полной и сокрушительной. Конечно, было множество замечаний, но все они теперь были незначительными. Теперь всем в этом зале было понятно, что с обвиняемого не только необходимо было снять все обвинения, но он еще и признать настоящим народным героем, посвятившим свою жизнь благородному и полезному делу. Лидия Ивановна попала в довольно сложное положение. Ей и самой этот Саид-ака был симпатичен, более того, он ей нравился. С такими по-настоящему умными и сильными людьми она сталкивалась не часто, но признать его невиновным, означало поставить крест на себе, своей карьере. Власти такого бы просто не поняли и не простили. Необходимо было найти решение, которое устроило бы зал и власть, по крайней мере, «перевести стрелки» на того, кто бы дальше решал судьбу этого сумасшедшего князя.

« А ведь он действительно сумасшедший», - подумала она, когда обвиняемый отказался от последнего слова, считая себя невиновным, и ее неожиданно осенило спасительным для нее решением. А почему бы и в самом деле не перевести стрелки на психиатров? Пусть они ломают головы над судьбой этого человека, да и власти тоже. Главное, чтобы это выглядело законно, да еще с заботой о детях, и не нужно было беспокоиться о дальнейшей карьере, бояться мести этих ненормальных защитников. Она свое дело сделала, а что касаемо совести, то уж в таком положении не до нее. Тут бы самой быстренько убрать голову из-под топора.